Манкелль Хенниг. Человек, который улыбался

   Первый раз за очень долгое время он чувствовал себя по-настоящему хорошо.
   Теперь наконец он принял настоящее решение. Правильное или неправильное — время покажет. Да это и не так важно.
   Он достал блокнот и написал всего два слова.
    Стен Торстенссон.
   Он снова приступил к работе.

3

   В половине десятого, когда все собрались в комнате для совещаний и Бьорк закрыл дверь, у Валландера появилось странное чувство, что он никогда и не оставлял службу. Их словно бы и не было, этих полутора лет. Он как будто очнулся после глубокого сна, а во сне времени не существует.
   Много раз собирались они за этим овальным столом. Поскольку Бьорк не сказал еще ни слова, все, как догадывался Валландер, ждут от него короткой речи и благодарности за годы совместной работы. Потом он покинет комнату, а они вновь углубятся в свои записи и документы — следствие об убийстве Стена Торстенссона шло своим чередом.
   Валландер машинально сел на свое обычное место, слева от Бьорка. Рядом с ним стул пустовал, словно никто не хотел сидеть рядом с бывшим товарищем по работе. Напротив сидел Мартинссон и звучно сморкался. Валландер попробовал вспомнить хотя бы один день, когда у Мартинссона не было насморка. Рядом с Мартинссоном сидел, покачиваясь на стуле, Сведберг и глубокомысленно почесывал ручкой лысину.
   Все было бы как всегда, если бы не женщина в джинсах и голубой блузке на противоположном конце стола. Он никогда с ней не встречался, хотя и знал, кто она и как ее зовут. Два года назад начались разговоры об укреплении следственной группы истадской полиции, и тогда впервые прозвучало имя Анн Бритт Хёглунд. Она была молода, всего три года как окончила Высшую полицейскую школу, но уже обратила на себя внимание. По окончании она, одна из двух, была отмечена премией за образцовую учебу, ее ставили всем в пример. Она была родом из Сварте, но выросла под Стокгольмом. У нее было много предложений из разных округов, но она предпочла вернуться в родные края.
   Валландер посмотрел на нее, и взгляды их встретились. Она еле заметно улыбнулась.
   «Ничего подобного, — подумал он, — никогда уже не будет все как всегда. Все меняется, когда среди нас женщина».
   Его мысли прервал Бьорк — он встал и приготовился говорить. Валландер заметил, что Бьорк нервничает… Может быть, я опоздал, мелькнула шальная мысль. Может быть, приказ об отставке уже подписан, и ничего нельзя вернуть?
   — Понедельник — день тяжелый, — сказал Бьорк, — тем более что на нас висит зверское и необъяснимое убийство нашего коллеги, адвоката Торстенссона. Но есть и хорошие новости. Курт сказал, что выздоровел и приступает к работе уже сегодня. Добро пожаловать, Курт! И я уверен, что все, кто здесь сидит, рады твоему возвращению. И даже Анн Бритт, с которой ты еще не встречался.
   В комнате повисло молчание. Мартинссон недоверчиво уставился на Бьорка. Сведберг наклонил голову, как собака, и разглядывал Валландера, ничего не понимая. Анн Бритт, похоже, тоже не поняла, что сказал Бьорк.
   Валландер почувствовал, что ему тоже надо что-то сказать.
   — Так оно и есть. Я приступаю к работе.
   Сведберг перестал качаться на стуле и припечатал обе ладони к столу.
   — Замечательно, Курт! Ты и не уходил никуда — здесь без тебя ни одного дня не прошло!
   Все засмеялись и встали со своих мест, чтобы пожать ему руку. Бьорк тут же заказал венские хлебцы к кофе, и Валландер с трудом скрывал, насколько он тронут.
   Через несколько минут возбуждение улеглось. Времени на изъявление личных чувств просто-напросто не было, чему Валландер, по правде говоря, был рад. Он открыл свой блокнот — на первой странице стояло одно-единственное имя: Стен Торстенссон.
   — Курт попросил, чтобы его без лишних формальностей ввели в ход дела. Что мы сейчас и сделаем. Начнем с того, что попробуем разобраться, где мы находимся… а с деталями он ознакомится по ходу расследования.
   Бьорк кивнул Мартинссону — по-видимому, тот руководил следствием.
   — Никак не могу прийти в себя, — сказал Мартинссон, копаясь в бумагах, — в общем, дело выглядит так. Утром в среду семнадцатого октября, пять дней назад, фру Берта Дюнер, секретарь адвокатской конторы, пришла на работу — как обычно, около восьми — и нашла тело Стена Торстенссона в его кабинете, между дверью и письменным столом. Торстенссон был застрелен, три выстрела, каждый из которых мог быть причиной смерти. Поскольку в доме, где помещается адвокатская контора, никто не живет, и здание к тому же старой постройки, с толстенными стенами и окнами, выходящими на проезжую часть, выстрелов никто не слышал. Предварительные данные вскрытия указывают, что смерть наступила около одиннадцати вечера. Ничего удивительного — фру Дюнер утверждает, что Торстенссон часто работал допоздна, особенно после трагической гибели отца.
   Мартинссон вопросительно посмотрел на Валландера.
   — Я знаю, — сказал Валландер. — Знаю, что отец погиб в автокатастрофе.
   Мартинссон кивнул:
   — Вот и все, что у нас есть. Другими словами, ничего у нас нет. Ни мотива, ни орудия убийства, ни свидетелей.
   Валландер мысленно прикинул, стоит ли сразу рассказать, что Стен приезжал к нему в Скаген. Довольно часто и, если быть до конца честным, даже слишком часто он совершал этот страшный для полицейского грех — утаивал информацию, которой обязан был поделиться с коллегами. Каждый раз он, разумеется, находил оправдания своему молчанию, понимая при этом, что они не особенно убедительны.
   «Я поступаю неправильно, — подумал он. — Начинаю свою вторую жизнь в полиции с вопиющего нарушения правил».
   Но почему-то ему казалось, что именно в этом случае он прав.
   Валландер доверял своей интуиции. Интуиция была его самым надежным помощником, но иногда превращалась в злейшего врага.
   Но сейчас он был уверен — пока следует промолчать.
   Мартинссон сказал что-то такое, что привлекло его внимание. Или, скорее, он чего-то не сказал, и это показалось Валландеру странным.
   Его размышления прервал Бьорк. Он стукнул ладонью по столу — у Бьорка этот жест означал крайнюю степень нетерпения и раздражения.
   — Я попросил принести венские хлебцы, — сказал он, — но их, разумеется, так и не принесли. Поэтому я предлагаю сейчас прерваться. Курт ознакомится с деталями следствия в рабочем порядке, а после обеда встретимся. Может быть, к тому времени раздобудем что-нибудь к кофе.
   Бьорк вышел. Все тут же придвинулись поближе к Валландеру, и он почувствовал, что должен что-то сказать. Было бы странно, если бы он делал вид, что ничего не случилось.
   — Попробую начать с начала, — хрипло сказал он. — Это было чертовски трудное время. Я долго сомневался, смогу ли я продолжать работу в полиции. Убить человека, даже если это и была самооборона… Но я постараюсь.
   В комнате стало тихо.
   — Не думай, что мы не понимаем, — нарушил молчание Мартинссон. — Конечно, работая в полиции, ко всему привыкаешь, конца нет всяким мерзостям… но когда такое случается с тобой… В общем, если тебя это утешит, могу сказать — нам тебя не хватало не меньше, чем Рюдберга несколько лет назад.
   Старый следователь Рюдберг, умерший весной 1991 года, был их ангелом-хранителем. У него, помимо огромного опыта и знаний, была удивительная способность разговаривать с каждым настолько откровенно и заинтересованно, что он всегда был в центре любого следствия.
   Валландер понял, что имел в виду Мартинссон.
   Он был единственным, кто сумел по-настоящему подружиться с Рюдбергом. За суровой внешностью Рюдберга скрывались поистине энциклопедические знания и, что самое важное, — желание ими поделиться.
   «Я получил богатое наследство, — подумал Валландер. — Мартинссон хочет сказать, что я должен взять на себя роль Рюдберга, примерить на себя его невидимую мантию».
   — Если никто ничего не имеет против, — сказал Сведберг, вставая, — я съезжу в адвокатское бюро Торстенссона. Приехали несколько чиновников из адвокатской коллегии, они должны просмотреть какие-то бумаги и просят, чтобы присутствовал полицейский.
   Мартинссон подвинул Валландеру пачку бумаг.
   — Это все, что на сегодня у нас есть, — сказал он. — Тебе, наверное, хочется проглядеть все это в одиночестве.
   Валландер кивнул.
   — Автокатастрофа, — сказал он. — Дорожное происшествие. Густав Торстенссон.
   Мартинссон поглядел на него с удивлением.
   — Это дело закрыто. Старик не справился с управлением.
   — Я бы все равно просмотрел материалы, — осторожно сказал Валландер, — если ты не возражаешь.
   Мартинссон пожал плечами:
   — Занесу к Ханссону.
   — Нет, — сказал Валландер. — Ко мне. Я в своем старом кабинете.
   Мартинссон встал:
   — Ты неожиданно исчезаешь и неожиданно возвращаешься. За тобой не уследишь.
   Он вышел. В комнате остались только Валландер и Анн Бритт Хёглунд.
   — Я о тебе много слышала, — сказала она.
   — Все, что ты слышала, наверняка правда. К сожалению.
   — Думаю, что сумею многому у тебя научиться.
   — Ты думаешь, есть чему учиться? Сомневаюсь.
   Он быстро встал, чтобы закончить смутивший его разговор, взял бумаги и пошел к выходу. Анн Бритт открыла ему дверь.
   Он вошел в свой кабинет и почувствовал, что вспотел. Снял пиджак и сорочку и начал вытирать пот занавеской. В ту же секунду дверь без стука открылась и вошел Мартинссон. Увидев полуголого Валландера, он вздрогнул от неожиданности.
   — Материалы по автокатастрофе, — сказал он. — Я забыл, что здесь уже не Ханссон.
   — Я, наверное, старомоден, — сказал Валландер, — но, пожалуйста, стучи, прежде чем войти.
   Мартинссон положил папку на стол и исчез. Валландер вытер пот, надел сорочку и, покосившись на мятую занавеску, сел за стол и начал читать.
   В начале двенадцатого он дочитал последнюю страницу рапорта.
   Только сейчас он почувствовал, насколько отвык от следственной работы. С чего начать?
   Валландер вспомнил Стена Торстенссона, как тот появился из тумана на юландском пляже.
   «Он просил о помощи, — подумал Валландер. — Он просил выяснить, что же случилось с его отцом. Дорожная авария, которая вовсе не была, как он считал, дорожной аварией и тем более самоубийством. Он говорил, что отец сильно изменился в последнее время… И через несколько дней Стена находят мертвым в его конторе… Стен говорил, что отец последнее время был чем-то возбужден. Но сам-то Стен, за исключением понятного беспокойства по поводу загадочной гибели отца, ничем другим озабочен не был. Он не считал, что ему тоже что-то грозит».
   Валландер подвинул к себе блокнот, где не было ничего, кроме имени Стена Торстенссона, и крупно написал: Густав Торстенссон.
   Потом написал оба имени еще раз, но в обратном порядке: Густав Торстенссон, Стен Торстенссон.
   Валландер потянулся к телефону и по памяти набрал номер Мартинссона. Потом попробовал еще раз и сообразил, что за время его отсутствия внутренние телефоны могли измениться. Он встал и вышел в коридор. Дверь в кабинет Мартинссона была открыта настежь.
   — Я прочитал материалы, — сказал Валландер, осторожно садясь на шаткий стул для посетителей.
   — Как видишь, их не так уж много, не за что зацепиться, — сказал Мартинссон. — Один или несколько преступников проникают поздно вечером в контору Стена Торстенссона и убивают его тремя выстрелами. Похоже, ничто не украдено. Бумажник при нем, во внутреннем кармане пиджака. Фру Дюнер, а она работает у них больше тридцати лет, утверждает, что все на месте.
   Валландер задумчиво кивнул. Он так и не вспомнил, что его насторожило в словах Мартинссона на оперативке.
   — Кто первый прибыл на место преступления? Ты?
   — Петерс и Нурен. Они меня и вызвали.
   — Обычно складывается какое-то впечатление… О чем ты подумал в первую очередь?
   — Попытка ограбления, — ответил Мартинссон, не задумываясь.
   — Сколько их было?
   — Никаких точных данных нет. Но оружие использовалось одно, в этом мы почти уверены. Техническая экспертиза, понятно, еще не готова.
   — То есть, скорее всего, преступник был один?
   Мартинссон кивнул.
   — Думаю, да. Но пока это только предположение, его нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.
   — Три выстрела… Один в сердце, один в живот, сразу под пупком, и один в лоб. Я не ошибусь, если скажу, что стрелявший неплохо обращается с оружием…
   — Я уже думал об этом, — сказал Мартинссон. — Но это может быть и случайностью. Говорят, случайные выстрелы оказываются смертельными не реже, чем выстрелы снайпера. Я читал американскую статью…
   Валландер встал.
   — Какого рожна они полезли в адвокатскую контору? Потому что адвокаты, по слухам, гребут деньги лопатой? И что, преступник считал, что деньги лежат пачками в конторе на столе?
   — На этот вопрос может ответить только один человек. Или, может быть, два.
   — Мы их возьмем, — сказал Валландер. — Я поеду туда и осмотрюсь немного.
   — Фру Дюнер, разумеется, в шоке, — сказал Мартинссон. — За какой-то месяц рухнул весь ее мир. Сначала старик Торстенссон. Не успела она опомниться после похорон — убивают сына. Но голова у нее ясная, так что поговорить с ней полезно. Ее адрес в распечатке телефонного разговора со Сведбергом.
   — Стикгатан, двадцать шесть, — сказал Валландер. — За гостиницей «Континенталь». Я там иногда ставлю машину.
   — По-моему, там нет парковки, — заметил Мартинссон.
   Валландер сходил за курткой и вышел на улицу. Девушку за окошком приемной он никогда раньше не видел. Надо бы остановиться и представиться, а заодно и узнать, где Эбба — уволилась или работает в вечернюю смену. Можно и позже, решил он.
   Странно — первые часы, проведенные им на работе, были совершенно будничными, но он все равно волновался. Валландер чувствовал настоятельную потребность побыть одному. Он так долго был в одиночестве, что теперь, похоже, придется заново привыкать к общению. Проезжая мимо больницы, он вдруг почувствовал, что его тянет назад, в скагенское отшельничество, к своему бесконечному патрулированию пустынных пляжей, где вряд ли мог появиться какой-нибудь нарушитель.
   Но это все позади. Он снова на службе.
   «Отвык, — подумал он. — Это пройдет. Рано или поздно, но пройдет».
   Адвокатская контора помещалась в желтом оштукатуренном доме на Шёмансгатан, недалеко от находящегося на ремонте здания театра. Около дома стоял полицейский автомобиль, несколько зевак обсуждали случившееся. С моря дул довольно сильный холодный ветер, так что, выходя из машины, Валландер поежился. Он открыл тяжелую дверь подъезда и нос к носу столкнулся со Сведбергом.
   — Поеду куплю что-нибудь пожрать, — сказал Сведберг.
   — Давай, — сказал Валландер. — Я осмотрюсь немного.
   В приемной сидела молоденькая испуганная секретарша. Валландер вспомнил ее имя — Соня Лундин. Она работала в адвокатской конторе всего несколько месяцев и ничего ценного сообщить не могла.
   Валландер протянул руку для пожатия и представился.
   — Я только осмотрюсь, — повторил он. — А где фру Дюнер?
   — Сидит дома и плачет, — просто ответила девушка.
   Валландер растерялся. Он просто не знал, что на это сказать.
   — Она этого не переживет, — уверила его Соня Лундин. — Она тоже умрет.
   — Не стоит так думать, — произнес Валландер и сам почувствовал, как глупо и неуместно звучат его слова.
   «Адвокатская контора Торстенссона, — подумал он. — Приют одиноких людей. Густав Торстенссон овдовел больше пятнадцати лет назад, Стен Торстенссон потерял мать и к тому же был холостяком. Фру Дюнер развелась в начале семидесятых. Три одиноких человека день за днем приходят сюда, в эту контору. А теперь двоих из них нет, а оставшаяся чувствует себя еще более одиноко».
   Он прекрасно понимал, почему фру Дюнер сидит дома и плачет.
   Дверь в приемную была закрыта, оттуда доносились голоса. На дверях по обе стороны приемной он прочитал имена обоих адвокатов, тщательно выгравированные на начищенных медных пластинках.
   Почему-то он решил сначала осмотреть кабинет Густава Торстенссона. Здесь царил полумрак — шторы были задернуты. Он закрыл за собой дверь, повернул выключатель и огляделся. Это было как путешествие во времени. Тяжелые кожаные кресла, мраморный стол, пейзажи на стенах. Может быть, убийца Стена Торстенссона охотился за картинами? Он подошел к одному из пейзажей, но, как ни силился, не сумел разобрать подпись. К тому же вряд ли он с его скромными знаниями смог бы оценить стоимость картины или отличить подделку от подлинника. Валландер отошел от стены. У солидного письменного стола — большой глобус. На столе ничего нет, кроме нескольких ручек, телефона и диктофона. Он сел за стол в удобное рабочее кресло и осмотрелся, вспоминая, что говорил ему Стен, пока они пили кофе в музее в Скагене. Это была не авария. Не просто авария. Густав Торстенссон в последние месяцы своей жизни пытался скрыть, что он чем-то обеспокоен.
   Валландер размышлял. А чем, собственно, занимаются адвокаты? Из чего состоит их рабочий день? Они защищают, когда прокурор обвиняет. Дают юридические советы. Им многое доверяют. Они дают клятву неразглашения тайны клиента.
   Только теперь это пришло ему в голову. Адвокаты посвящены во многие тайны.
   Он поднялся.
   Ну и что? Какие выводы он может из этого сделать?
   Он вышел в приемную, Соня Лундин по-прежнему неподвижно сидела на своем стуле. Он открыл дверь в кабинет Стена Торстенссона и вздрогнул — ему почему-то показалось, что тело все еще здесь, на полу, в том же положении, в каком он видел его на сделанных криминалистами фотографиях. Но на полу ничего не было, кроме клеенки. Даже темно-зеленый ковер криминалисты увезли на экспертизу.
   Кабинет был очень похож на тот, из которого он только что вышел. Единственная разница — несколько современных стульев для клиентов у письменного стола.
   Никаких бумаг. Валландер на этот раз не стал садиться за стол.
   «Это все на поверхности, — подумал он, — а дальше что? Я скольжу по поверхности, я не вижу ничего, кроме того, о чем мне уже рассказали».
   Он вышел из кабинета. Появился Сведберг — он пытался уговорить Соню Лундин съесть бутерброд, потом предложил бутерброд Валландеру, но Валландер тоже отказался. Сведберг показал на дверь приемной:
   — Там сидят так называемые доверенные лица из Коллегии адвокатов. Просматривают все документы — регистрируют, пломбируют, намечают план действий. Надо известить клиентов, передать дела другим адвокатам. Адвокатское бюро Торстенссона прекратило свое существование.
   — Мы тоже должны просмотреть эти документы, — сказал Валландер. — В их переписке с клиентурой мы, возможно, найдем объяснение произошедшему.
   Сведберг наморщил лоб:
   — В ихпереписке? Ты, должно быть, имеешь в виду переписку Стена Торстенссона? Отец же погиб в автокатастрофе.
   Валландер кивнул.
   — Конечно, — сказал он. — Я и имел в виду Стена.
   — Жаль, что не наоборот, — сказал Сведберг.
   Валландер вначале не обратил внимания на замечание Сведберга, но затем спохватился:
   — Что ты имеешь в виду?
   — У старого Торстенссона, похоже, клиентов почти не было. А Стен Торстенссон вел целую кучу дел.
   Сведберг мотнул головой в сторону приемной:
   — Они считают, что уйдет не меньше недели на то, чтобы во всем разобраться.
   — Тогда не буду их беспокоить, — сказал Валландер. — Лучше поеду поговорю с фру Дюнер.
   — Тебя проводить?
   — Не надо. Я знаю, где она живет.
   Валландер сел в машину и повернул ключ зажигания. Он был в растерянности, но постарался преодолеть сомнения. Он должен тянуть за единственную ниточку, данную ему в Скагене Стеном Торстенссоном. Другого у него ничего не было.
   «Должна быть какая-то связь», — думал он, медленно ведя машину на восток. Он миновал здание суда, Сандскуген и выехал из города. Две эти смерти связаны между собой. Других вариантов нет.
   Время от времени он смотрел в окно на мелькающий серый пейзаж. Начал моросить дождь. Он подкрутил отопление.
   «Как можно любить эту глину? И все же я почему-то люблю ее… Полицейский в глине… Глиняный полицейский… Может, и в самом деле поискать что-то другое?»
   Через полчаса Валландер был на месте, где разбился Густав Торстенссон. Он вышел из машины, взял из багажника резиновые сапоги и папку с материалами об аварии. Переобувшись, он огляделся. Ветер усилился, дождь тоже, и он почти сразу замерз. На покосившемся столбе дорожного ограждения сидел большой канюк и настороженно его разглядывал.
   Место было очень пустынным, даже для Сконе. Никаких хуторов поблизости, только мертвая зыбь рыжих полей. Дорога здесь была прямая, и только через несколько сотен метров начинался подъем, переходящий в довольно крутой левый поворот. Валландер разложил план места аварии на капоте и, то и дело оглядываясь, сравнил его с тем, что он видел перед собой. Машина лежала слева, примерно в двадцати метрах от дороги. Никаких тормозных следов найдено не было, но это можно было объяснить тем, что в момент аварии стоял густой туман и Густав просто не успел затормозить.
   Он собрал бумаги, сунул папку в машину, вышел на середину дороги и еще раз огляделся. За все время мимо не прошла ни одна машина. Канюк так и сидел на столбе. Валландер перешагнул кювет и пошел по мокрой глине, сразу же налипшей на сапоги. Он отсчитал двадцать метров, обернулся и посмотрел на дорогу. Проехал грузовик с бойни, за ним две легковых машины. Дождь все усиливался. Он попытался представить, что же могло произойти. Пожилой водитель ведет машину в густом тумане. Вдруг он не справляется с управлением, машина летит в канаву, переворачивается два или три раза и остается лежать вверх колесами. Водитель, пристегнутый ремнем безопасности, мертв. На теле было всего несколько царапин, но он, очевидно, сильно ударился затылком обо что-то и умер практически мгновенно. Машину обнаружили только на рассвете — какой-то крестьянин проезжал мимо на своем тракторе.
   «Он вовсе не обязательно должен был ехать быстро, — подумал Валландер. — Густав Торстенссон, почувствовав, что теряет управление, мог в панике нажать на акселератор, и машина, набирая скорость, угодила в канаву. Мартинссон написал исчерпывающий и совершенно верный рапорт».
   Он уже собирался идти к машине, но его внимание привлек какой-то предмет, торчавший из грязи рядом с ним. Он нагнулся — это была ножка от стула, самого обычного коричневого венского стула. Он отбросил ее в сторону. Канюк снялся со столба и улетел, тяжело хлопая крыльями.
   «Остается только осмотреть разбитый автомобиль, — подумал Валландер. — Но и там вряд ли найдется что-то, что Мартинссон мог бы проглядеть».
   Он вернулся к машине, отскреб, насколько возможно, глину с подошв, сунул сапоги в багажник и опять надел ботинки. По дороге в Истад ему пришла мысль навестить отца в Лёдерупе, но он отложил это на потом. Он должен поговорить с фру Дюнер и, если успеет, поглядеть на разбитую машину.
   Валландер остановился на заправке ОК, заказал кофе и бутерброд. Он огляделся — ему пришла в голову мысль, что именно в этих крошечных кафе при заправках становится особенно ясно, насколько пустынна Швеция… Внезапно Валландер почувствовал беспричинную тревогу. Он поставил на столик недопитый кофе и вышел на улицу. Под дождем доехал до города, свернул у отеля «Континенталь» направо, а потом еще раз направо — иначе на крошечную Стикгатан было не заехать. У розового дома, где жила Берта Дюнер, он довольно нахально, заняв полтротуара, припарковал машину и позвонил в дверь. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь слегка приоткрылась. В темной прихожей он увидел бледное женское лицо.
   — Меня зовут Курт Валландер, я из полиции, — сказал он, лихорадочно роясь в карманах в поисках удостоверения. — Мне очень нужно поговорить с вами, если вы, конечно, ничего не имеете против.
   Фру Дюнер открыла дверь, впустила его и протянула вешалку. Он повесил свою мокрую куртку, и она пригласила его в гостиную с натертым до глянца паркетным полом и окном во всю стену с видом на небольшой садик с задней стороны дома. Он осмотрелся — в этой квартире ничто не было случайным, вся обстановка, все украшения были поставлены в строго продуманном и, по-видимому, никогда не нарушаемом порядке.
   «Наверное, у нее и в адвокатском бюро такой же порядок, — подумал он. — Какая разница — поливать цветы или работать с документами… важно, чтобы все шло по строгому плану, никаких отклонений, никаких случайностей».
   — Присаживайтесь, — сказала она звучным голосом с неожиданно надменной интонацией. Валландер почему-то представлял, что эта невероятно худая седая женщина должна разговаривать тихим, едва слышным голосом. Он сел в старинное плетеное кресло и устроился поудобнее. Кресло заскрипело.
   — Не угодно ли чашку кофе? — спросила она.
   Он отрицательно покачал головой.
   — Чай?
   — Нет, спасибо. Я хочу задать вам всего несколько вопросов и сразу уйду.
   Она присела на краешек цветастого дивана по другую сторону стеклянного журнального столика. Валландер вдруг сообразил, что у него нет с собой ни ручки, ни блокнота. Он даже не позаботился приготовить первые несколько вопросов, а ведь это было одним из неизменных правил, которые он свято соблюдал. За многие годы службы он понял, что как при допросах, так и в беседах со свидетелями нельзя работать наугад.
   — Прежде всего, хочу принести вам искренние соболезнования по поводу случившегося. Я видел Густава Торстенссона всего несколько раз, но со Стеном был хорошо знаком.