Через час к карете прискакали на взмыленных лошадях отставшие и потерявшие ее из виду агенты. Увидев, что карета едет в обратную сторону, а вместо кучера сидит жующий пирожки агент, они притормозили и потребовали объяснений.

Агент молча дожевал восьмой пирожок, глотнул воды и недовольно сказал:

– Сначала вы мне скажите, куда запропастились? – Бутылка опустилась в полупустое лукошко. – Я тут мучаюсь, понимаете ли, запоминаю несусветную чушь, изучаю основы каретовождения, а вас всё нет и нет! Как вы умудрились потерять карету из виду, олухи? Вас же трое! Шесть зорких и внимательных глаз!!!

Коллеги забормотали нечто невразумительное, агент помотал головой:

– Стоп, стоп, стоп! – прервал он. – Погромче и в сольном исполнении, я с детства не люблю хоровые выступления.

– Они свернули на перекрестке на все четыре стороны!

– Сразу на все?! – изумился агент. Если бы сам чуть было не рехнулся, давно бы обозвал их сумасшедшими. – Это как?

– А так, расчетверилась твоя карета и поехала в разные стороны! Одна – назад, а три других по остальным дорогам. Пока мы разделились по одному и поскакали следом, чтобы разобраться, что к чему, кареты растворились в воздухе. Осталась только эта, но мы догнали ее лишь сейчас.

– Скажу вам по секрету: мы схватились не с теми людьми, с которыми следовало! – сделал вывод агент. – Надо сказать спасибо, что они нас оставили в живых, хотя, я думаю, они ничего не стали бы с нами делать. Нам повезло напороться на шутников, устроивших грандиозный розыгрыш в день помолвки царевны Лилит.

– Они чуть не загрызли наших коллег в гостинице! – злобно закричали агенты. – Какие шутки?!

– Лично они? – переспросил агент. – А наши коллеги получили хоть одну царапину?

– Нет, – агенты растерянно переглянулись, – не получили.

– Передайте вот это советнику! – Агент протянул им сложенный листок. – И давайте сюда, размещайтесь в свое удовольствие! – Он похлопал по сиденью кучера. – А я пошел отдыхать, у меня был слишком суматошный день.

– А у нас нет? – возмутились агенты. – Мы тут просто так разъезжали!

– По сравнению со мной вы любовались окрестностями! – отпарировал агент. – Вы не слышали и не запоминали чепуху, которая нескончаемым потоком лилась на меня семь часов подряд! – он потряс коробкой-разговорником. – Эти волшебные штуки несли разный вздор, а я думал, что там спорят настоящие люди!

– Но они на самом деле туда садились! Мы видели!

– Они вышли с противоположной стороны! Агенты, елки-моталки, не увидеть такое – это позор!!!

– Как это, вышли?

– А так, как и расчетверились, – зевнул агент. Теперь ему стал понятен глубокий смысл жестокой казни через четвертование – это такой намек казненному, что после казни он может идти на все четыре стороны. Циничный юмор уставших палачей. – Кому передать управление каретой? Между прочим, это наш трофей, который подарили нам сбежавшие путешественники. Что с ним сделаем?

Агенты уставились на него, как бараны на новые ворота.

– Не смешно, парень, такую карету никто и никогда нам не подарит!

Он сунул руку за пазуху и достал на свет сложенные в несколько раз листки бумаги.

– Здесь дарственная, заверенная нотариусом, документация и права. Здесь все, что нам надо!!!

Бумаги пошли по рукам.

– Думаю, мы не станем докладывать начальству, что нам сделали роскошный подарок, – высказал он общую мысль. – Продаем карету, денежки делим поровну, мне добавляем еще столько же за повышенную вредность и срочно придумываем внятное объяснение бегству путешественников в неведомые нам места.

– Это без проблем, нам и обманывать никого не придется, – поступило первое предложение, – говорим, что в карете путешествовал великий волшебник, развлекавшийся тем, что повсюду устраивал злые шуточки и высматривал, кто и как себя поведет. Тех, кто показал себя нормальным человеком, он благодарил, а остальные получали по заслугам.

– Не вздумай такое ляпнуть! – испугались остальные. – Это же настоящий поклеп на советника и большую часть гостей! Да нас живьем сожрут!!!

– Поставим гриф совершенно секретно, и никаких проблем не будет. Доклад прочитает наше начальство, а оно само составит такое объяснение, что и советнику плохо не станет, и гости ничего нового о себе не узнают! Надо лишь поделиться с начальством определенной суммой, и все шито-крыто. Ну, так как?

– Идея неплохая, но, не дай бог, нам устроят допрос и кто-нибудь скажет не то, что остальные, – перед казнью лично придушу в качестве последнего желания! – воскликнул агент. – Всё запомнили?

– Идиотов не держим! – последовал ответ.

– Этим вы мне и нравитесь. – Агент соскочил с сиденья и забрался в карету. – Имею полное право здесь покататься, потому что пролежал под каретой дольше всех вас, вместе взятых! – объяснил он. Расселся на царском сиденье, довольно вздохнул и снова увидел два парика.

– Господа! – выглянул он в окошко. – Никто не желает почувствовать себя истинным аристократом?

Агенты молча поглядели друг на друга и посмотрели на выставленные на всеобщее обозрение парики.

– Есть одна идея…


Карета давно скрылась из виду, но крестьяне до сих пор кланялись, выражая господам великое почтение. Маленький мальчик смотрел карете вслед, засунув в рот указательный палец, а мальчишки постарше переговаривались между собой, обсуждая обмундирование агентов и мечтая получить себе такое же, когда вырастут.

– Благодетели наши! – неустанно повторяли крестьяне. – Что бы мы без вас делали?! Век вас помнить будем, и внукам о вас передадим!

Усевшаяся на забор ворона повернула голову, тихо и обескуражено прокаркала и сорвалась с места с остальными товарками, испугавшись стоявшего в поле чудища. Есть и другие места, где растет хорошая еда и где нет жутких монстров, неустанно сверкающих огромными глазищами.

Старое пугало, широко расставив руки-жерди, светило пустыми глазницами и широким ртом, вырезанным на половинке высохшей тыквы, которую покрывал шевелившийся на ветру и внушающий воронам ужас длинный белый парик.


– Да что вы говорите, ай-яй-яй, поверить невозможно! – говорил начальник отдела отправленных следить за Кащеем агентов. Те выстроились в ряд на длинном паласе в начищенной до блеска обуви и чистеньких костюмах, вытянулись в струнку и пожирали начальство преданными взглядами.

Начальство, в лице первого заместителя советника по агентурным делам, расхаживало взад-вперед, сложив руки за спиной и обдумывая смысл поднесенного ему рапорта. Доложить советнику чистую правду означало оказаться выброшенным как минимум изо всех крупных городов с запретом посещать любые мероприятия, гарантирующие большое скопление народа. А доложить советнику о том, что он стал невинной жертвой чужого розыгрыша, означало разогнать дворцовый отдел охраны в полном составе. Поскольку отдел не справился с порученной ему работой и позволил хохмачу Змейго Рынычу устроить качественную подготовку к просто очаровательному шоу. Вдобавок придется признать, что толпа гостей, устроивших номера с прическами, кошельками и разноцветным задымлением, – это его сообщники, поставившие своей целью дестабилизировать обстановку в столице. Советник скорее поверит в то, что его хотели изгнать с насиженного места, чем просто разыграть, поскольку второе сильно бьет по его самолюбию, а первое доказывает, что он еще на что-то годен, раз его пытаются скинуть с должности широкомасштабными действиями.

– Значит, говорите, карета просто-напросто растворилась в воздухе, не оставив после себя никаких следов? А уважаемый коллега, агент Кириак, передвигавшийся на карете с большой скоростью, оказался в свободном полете и упал на ужасающего качества дорогу, правильно я понимаю? При падении он поранил себе руку и получил множество телесных повреждений. Так ведь всё было? – заместитель советника Ксенофонт остановился напротив совершенно целого и невредимого агента Кириака и вопросительно глянул ему в глаза. – Я правильно рассуждаю?

– Так точно! – отчеканил Кириак. – Именно так всё и было! Гипс на руку наложить?

– Успеется! И теперь, – тем же размеренным голосом продолжал Ксенофонт, – агент Кириак лежит в специализированной клинике без сознания и придет в себя неизвестно когда, но еще очень и очень не скоро.

Он сделал три небольших шага вперед.

– А вы, находясь от кареты на не особо дальнем расстоянии и играя роль случайных попутчиков, видели произошедшее с агентом Кириаком во всех подробностях? Вы слово в слово подтвердите, что именно так всё и происходило? Что карета с лошадьми стала прозрачной и растворилась в туманной дымке, выбросив беднягу Кириака безо всякого сожаления. Правда, господа?

– Истинная правда!!!

– Очень хорошо! – Ксенофонт молча прошелся перед агентами еще два раза – те поворачивали головы, следя за его передвижением. – Остается главный вопрос: где карета на самом деле?

– Она пропала! – слаженно ответили агенты.

– Это понятно, – согласился Ксенофонт, продолжая вышагивать перед строем. – Вопрос в том, где именно она пропала? В нашем царстве или в соседнем?

– Так точно, в соседнем! – услышал он в ответ и одобрительно кивнул: оттуда сюда ее уже никто не продаст.

– Очень и очень хорошо! – в который раз повторял Ксенофонт. – А в какую сторону, говорите, карета поехала?

Он подошел к стене, подхватил висевшее над головой деревянное колечко на шнурке и дернул его вниз. Деревянная рейка, к которой шнурок был прикреплен, потянулась следом, выдвигая на белый свет трехметровую карту царств-государств, свернутую в рулон.

В центре карты находилось родное царство, окруженное семью другими царствами. Ксенофонт взял в руки доклад и перечитал названия деревень. Отыскал их на карте и провел пальцем воображаемую линию от границы до столицы. Похожее расстояние нашлось дважды: к северному, тринадцатому царству и к восточному, пятнадцатому. До тридесятого и тридевятого царств расстояние было немногим больше.

– Итак, вы поскакали за каретой, и она завернула прямиком на… – Ксенофонт подкинул монету, – …она завернула прямиком на восток. Правильно я пересказываю ваш доклад?

– Точнее некуда! – поддакнули агенты, мчавшиеся за каретой в западном направлении. – Именно на восток она и отправилась.

– Очень рад, что вы – сплоченная команда и работаете как настоящие профессионалы! – похвалил он агентов. – Впрочем, вы и есть настоящие профессионалы, и я вами горжусь!

Ксенофонт отцепил колечко от фигурного гвоздя, когда-то вбитого в качестве временного держателя да так и оставшегося в этой «должности», и карта плавно, с тихим шелестом свернулась в рулон над его головой.

– Значит так, весь отряд награждается поощрительной премией в размере месячного оклада и отправляется на курорт в полном составе. Курорт выберите сами и никому о нем не говорите, – объявил он. – И чтоб завтра же умотали на дивный пляж и отдыхали там в свое удовольствие не меньше месяца! Не дай бог, вернетесь раньше: советник не успеет к тому времени остыть и обязательно вас допросит! Лучше перестраховаться. Учтите: официально вы отправились на особо секретное задание! На курорте и придумаете, что за задание вы от меня получили, и по прибытии доложите о нем, мне тоже любопытно. Свободны!

Агенты вышли из кабинета, Ксенофонт закрыл за ними дверь, подошел к рабочему столу, немного постоял в глубокой задумчивости, после чего уверенно подхватил два мешочка с золотыми, один забросил в тайник в стене, а второй сунул во внутренний карман костюма. Продажу кареты стоило отметить, замаскировав празднование под первый и самый главный, легко угадываемый повод.

А советник… что ж… он получит такой доклад, что у него не должно возникнуть желания проводить расследование, и внутреннее в том числе. И пусть разговор в кабинете с агентами останется стандартной перестраховкой, на всякий пожарный случай. Каждый из них знает, что ему грозят большие неприятности, вплоть до смертной казни, если кто-то проболтается о том, что было на самом деле.

Ксенофонт подхватил холщовый мешочек с лежавшими в нем разговорниками, закрыл кабинет на ключ и отправился к кузнецам, чтобы они спалили волшебный компромат (из предосторожности), превратив его в небольшую кучу ничего не говорящей неспециалистам окалины. Нежелательные предметы надо уничтожать как можно тщательнее, иначе они выплывут на белый свет и поставят под угрозу немало профессионалов своего дела: если карета полностью исчезла, то почему остались они?


Два пожилых кузнеца – Зюзник и Хлюпник – сидели на скамейке у стены кузницы, держали в руках чертеж очень хитрой поковки и спорили о том, как будет лучше ее сделать и стоит ли делать вообще?

Зюзник, невысокий и полноватый крепыш с небольшим животиком, не чурался никого из разных графов-баронов и при желании мог послать каждого из них в любом направлении, на выбор посылаемого. И ни один граф-барон даже пикнуть не смел в ответ, зная, что подобных мастеров своего дела в царстве больше не найти. Царский кузнец – это звучало гордо и соответствовало уровню.

Хлюпник был худощавым, но тоже невысоким. Он любил рассказывать о том, как в молодости одно время работал подводником – раскатывал на подводе по царству. Обожал играть в карты и сильно переживал, когда проигрывал. Зюзник в карты играть не любил, зато обожал подначивать Хлюпника по разным мелочам, в том числе и насчет его проигрышей.

Со стороны могло показаться всё что угодно, вплоть до того, что люди думали о Зюзнике как о главном кузнеце, а о Хлюпнике как о его подручном, но на самом деле они оба работали вместе почти тридцать лет на равных условиях.

Ксенофонт застал их за окончанием спора и, подходя к кузнице – каменному домику с широкими воротами и плоской крышей, услышал завершаюшие спор слова:

– А металл-то нам хоть завезли на эту поковку? Что мы тут спорим с тобой, переливая из пустого в порожнее? – вспомнил вдруг Зюзник.

– Кажись, не привезли еще, – ответствовал Хлюпник, заглядывая в металлический сундук, куда завхоз дворца постоянно что-то закладывал вместе со схемами поковок.

Основной продукцией были, разумеется, подковы, их кузнецы давным-давно ковали как от нечего делать, но иногда требовалось выковать что-то и вовсе необычное.

В этот раз завхоз выдал им просто схему, позабыв про металл – сказывалось послепраздничное настроение.

– Господа хорошие! – подошел к ним Ксенофонт. – Я к вам по очень важному вопросу!

– Вы все тут по очень важному вопросу, – заметил Зюзник, – но почему-то нам они кажутся мелкими и незначительными.

– Не видишь, что мы заняты! – буркнул Хлюпник.

– Переливаниями из пустого в порожнее? – поддел кузнецов Ксенофонт.

– Не угадал! Поступил срочный заказ на изготовление гвоздей от одного заболевшего гигантизмом крохотного человечка. Он просит нас сделать их огромными, потому что в его замке мелкие гвозди будут смотреться убого и плебейски. И еще ему надо самые наифигуристые шляпки в мире!

– Зачем ему такие большие? Он не забьет их в каменные стены.

– А может, он просто-напросто хоронит до смерти надоевшего ему родственника? Дело-то очень срочное… похоже, ему не терпится самому заколотить гроб. Он еще и молоток просил соответственно гвоздикам.

– Тридцатикилограммовая кувалда подойдет?

– Маловато будет.

Ксенофонт скрестил руки на груди: гигантомания была большой проблемой у некоторых личностей.

Кузнецы сложили схему вчетверо и убрали ее в старенькую папку с выцветшими буквами.

– Сделайте вы ему гвоздь килограммов под триста, а тараном, чтобы вбить его в стену, я вашего клиента обеспечу. Выдам ему в аренду часа на три с группой таранщиков. Чтоб уж забил так забил!

– Ладно, говори, что там у тебя? – Зюзник посмотрел на холщовый мешочек, и Ксенофонт высыпал разговорники на маленький столик с одной, вбитой в землю по самое не хочу ножкой. Коробки разъехались по столу.

– И что это такое? – спросили кузнецы, рассматривая невиданные доселе предметы.

– Не важно, что это, важно, чем оно станет в ближайшем будущем! – с намеком сказал Ксенофонт.

– И чем оно станет?

– Ничем.

Кузнецы нахмурились:

– Вот никогда не любил твое непроизносимое имя, – сказал Зюзник, пристально посмотрев на заместителя советника, – и характер у тебя ему под стать! Перестань говорить загадками, ты знаешь, что я этого сильно не люблю!

Заместитель советника по агентурным делам развел руками: работа такая – любые сведения не подписавшим документы о неразглашении секретной информации не выдаются.

– Преврати их во что-нибудь такое, чтобы невозможно было определить, чем оно являлось до этого.

Кузнецы с интересом поглядели на «разговорники» и на Ксенофонта.

– Скажи мне, любезный тайнодержец, а по рынку ты как ходишь, продукты покупаешь? – ехидно спросил Хлюпник. – Как ты отвечаешь на прямые вопросы: «сколько вешать в граммах» или «сколько мерить в метрах», перестраховщик-профессионал?

– Прямо так и отвечаю! – усмехнулся Ксенофонт. – Расплывчато, но с намеком. Кто умный, тот сам догадается, сколько взвешивать и сколько отмерять?

– Ну-ну, – Хлюпник тихонько постучал пальцем по жидкокристаллическому дисплею. – Что это у нас такое? На вид стекло, а поддается! Признавайся: волшебника ограбил, струхнул и пытаешься замести следы преступления?

У Ксенофонта екнуло сердце: кузнецы оказались слишком сообразительны для своей должности, прямо так и зрят в корень, и определяют точные данные без малейших сомнений и промедления. Работали бы такие в разведке – цены бы им не было.

– Как догадался? – непроизвольно вырвалось у него. – Там не написано, что эти штуки сделаны волшебниками!

– А кто еще сумеет создать такое диво, которое требуется немедленно уничтожить? – резонно заметил кузнец. – Суди сам: ты приносишь нам три коробки от неизвестного производителя и требуешь их немедленной ликвидации, хотя тебе по силам навечно их запрятать в один из твоих личных или общественно-агентурных тайников. Простой человек никогда не найдет эти коробки, да он и сунуться во дворец побоится. А вот волшебники – совсем другое дело: они будут кружить над тобой, издавая леденящие душу звуки и греметь цепями в полнолуние!

– Это призраки, а не волшебники! – поправил его Ксенофонт.

– Какая разница, хрен редьки не слаще! – возразил Хлюпник. – Им по силам пробраться во дворец и потребовать вернуть похищенное добровольно, иначе тебе самому придется скитаться по собственному дворцу и пугать ночную стражу заунывными выкриками.

Ксенофонт наклонил голову набок.

– Хлюпник, ты столько об этом знаешь… у меня складывается впечатление, что ты далеко не тот человек, за которого себя выдаешь, – подозрительно прищурившись, медленно и с расстановкой произнес он. – Откуда у тебя подробные сведения о волшебниках и потустороннем мире? Может быть, мне стоит проверить тебя на лояльность к государю-батюшке?

– Проверяй к нему на лояльность кого-нибудь другого! Повара, например. Не ровен час, накормит селедкой с огурцами, и будет царь-батюшка целый день бегать от трона в уборную и обратно.

– Не смешно, Хлюпник! – посуровел Ксенофонт.

– Суровая правда жизни! – пояснил кузнец. – Так что там с ними делать?

– Сожги, сомни, преврати в прах, и чтобы ни одна живая душа, даже душа волшебника, не сумела узнать в трех кучках остатки своих волшебных штучек! На этот раз я конкретно выразился?

– Конкретней некуда! – согласился Хлюпник. – Жди нас здесь, мы тебе вынесем результат.

– Нет уж, я хочу лично проследить, как они сгорят в огне! – не согласился Ксенофонт. – Кто вас, кузнецов, знает? Поменяете на кучку окалины и скажете, что так и было, а мне потом с волшебниками калякать о спасении моей грешной души!

– Сгинь, агентура! – прорычал Зюзник. – Не веришь нам, так и быть, смотри в печь своими собственными глазами. Но учти, что твой симпатичный и пока еще белый костюмчик быстро станет далеко не симпатичным и совершенно не белым. Устроят тебя такие изменения?

– Это мелочи! – воскликнул Ксенофонт: если о его тайных делах узнает советник или сами волшебники всё-таки вернутся с извинениями и просьбами вернуть три позабытых черных коробочки, то очень даже может быть, что расписанные кузнецами свойства костюмчика ему больше не пригодятся.

– Тогда заходи, будь как дома! – пригласил его Зюзник. – Только ничего руками не трогай и не забывай, что ты даже не в гостях, а так… по служебной необходимости.

Ксенофонт скривился от недовольства, но быстро вернул лицу нормальное выражение: вставший к нему спиной кузнец на секунду повернул голову. Ксенофонт растянул губы в улыбке, кузнец приглашающе махнул рукой и, подхватив «разговорники», вошел в кузницу.

Внутри было заметно теплее. Ксенофонт вытер проступивший на лбу пот и указал на самую большую печь, работающую на болотном газе – экспериментальную разработку местных Кулибиных.

– Вот здесь, пожалуй, они сгорят быстрее всего!

– Воздух и газ качать сам будешь? – полюбопытствовал кузнец. – Эта печь стоит нетронутой со дня основания, и работать на ней нам еще не приходилось. Мы плавим металл вот здесь, – он указал на крохотную печь, отдающую жаром. – Кидаем?

– А куда денешься? Конечно, кидаем! – ответил Ксенофонт. – Чего лямку тянуть? Не бурлаки, как-никак!

«Разговорники» полетели в печь. Хлюпник сжимал и разжимал меха, но ожидаемого покраснения металла стоявшие перед печкой зрители так и не дождались. Вместо этого они увидели, что коробки потеряли четкие очертания, чуть-чуть погорели зеленым пламенем – сгорела краска, и потекли, расплываясь по шершавой поверхности печи.

– Я же говорил, что это волшебные штучки! – довольный собой и своими познаниями кузнец весело улыбнулся и подставил к краю печи жестяное ведро, наполовину наполненное водой.

Тонкая струйка расплавленной негорючей пластмассы стекла с печи прямиком в воду, падая в нее большими огненно-желтыми шумящими при падении капельками.

Кузнец сунул руку с краю ведра и достал со дна два сантиметровых шарика темно-фиолетового цвета.

– Проделать дырки, нанизать на нитки и продать на ярмарке – такие бусы девушкам-красавицам получатся, с руками оторвут! – восхищенно воскликнул он.

– Спасибо, но мои руки мне самому пригодятся! – Ксенофонт на всякий случай торопливо сложил руки за спину. – Ты мне лучше скажи, почему они не горят?

– Почему, почему? Волшебные, вот почему! – с умным видом заявил кузнец. – Видать, заколдовал их на неуничтожение твой волшебник.

Кузнец дождался, пока струйка станет совсем тонкой, помог остаткам пластмассы стечь с печи при помощи кочерги и протянул советнику ведро с водой и застывшими шариками.

– Тебе в кулечек завернуть или в карман насыпать? – полюбопытствовал он.

– Сначала воду вылей!

– Вот привереда! – проворчал кузнец, переливая воду из одного ведра в другое и рассыпая получившиеся шарики на верстак. Шарики-капельки рассыпались по поверхности, он схватил большую кружку и собрал в нее все шарики до единого, даже самые крохотные. Еще раз осмотрел верстак, убедился, что ничего не пропустил, закрыл кружку крышкой и протянул Ксенофонту.

– Уверен, вы никому об этом не расскажете!

– Конечно! Если ты нас хорошо отблагодаришь за помощь и поддержку.

– А если я пригрожу палачом? Ему вас казнить, как курицу ощипать!

– Не выйдет, Ксенофоб!

– Ксенофонт!

– Один хрен, ни так, ни так не выговоришь! – отпарировал кузнец. – А знаешь, почему? Сказать или сам догадаешься?

– Говори, не томи душу!

– А кто ему топоры делать будет, кто инструменты разные ему выкует, кто кандалы на заказ изготовит? Палач без меня будет как без рук, и потому ни за что на свете не решится убить курицу, несущую ему золотые яйца. Улавливаешь, главагент всея царствия?

– Улавливаю, улавливаю, – Ксенофонт потряс кружку. – Посудинка переходит в мое подчинение, как я понимаю?

– Ага, запросто! Только завтра три новые принесешь, – сказал кузнец. – Заходи, если что, будем рады видеть, слышать и снова получать приличное вознаграждение за оперативно выполненную срочную работу.

И вытянул вперед раскрытую ладонь.

– Шесть золотых, или двенадцать серебряных, или…

– … два по уху, или один по лбу! – закончил за него Ксенофонт. Кузнецы расхохотались. Он достал из мешочка несколько монеток и не глядя передал их кузнецу. Тот быстренько сосчитал и с недовольным видом заметил:

– Слышь, Ксенофонт, их здесь нечетное количество! Давай еще одну!

– Ой! – спохватился главный агент. – Кажись, машинально монету переложил. Давай ее обратно!

– Фигу! – ладонь сжалась в кулак. Огромный такой кулак, целый кулачище. Не разожмешь при всем желании. – Что передано, то передано. Докидывай монету для ровного счета!

– Изуверы! Жадины-говядины! – пробормотал Ксенофонт, роясь пальцами в свежеприобретенном кошельке. Что за напасть: не успеешь получить немного денежек на бедную старость, как у тебя сразу же отбирают большую часть на чужие крупные расходы. Нет, хватит, пора уходить из агентов на новую службу. Назвать ее фондом полного счастья, в добровольно-принудительном порядке заставить вступить в него всех и каждого и хапать денежки рекой. Чем не жизнь?

Еще одна монета легла в раскрытую ладонь кузнеца. Тот сочувственно поглядел на маленькую, кругленькую, одинокую серебряную монетку и с обидой в голосе произнес:

– Она тут одна, ей страшно! Давай еще две, пусть они на троих сообразят – всё веселее будет!