– Она стала такой красивой, – еле слышно произнёс Дмитрий. – Во имя Господа! – прокричал молодой человек и ринулся в пожарище.
   Пробираясь в дыму между горящими постройками, он чётко шёл в одном направлении. Он уже видел её, увлечённую кошмаром, который она сотворила. Она хохотала дьявольским смехом. Языки пламени плясали вокруг, словно бесы.
   Он был единственным, кто мог остановить её. И он приближался к своей цели, становясь смелее и увереннее.
   Подойдя почти вплотную, он протянул руку и сжал пальцы вокруг её горла. От неожиданности она вышла из своего оцепенения. Он всё сильнее сжимал пальцы, а она пыталась бороться. Она слабела – так же слабел и пожар в поместье. Охваченные пламенем постройки и избы вновь стояли припорошенные, будто огонь не касался их.
   Когда она уже совсем не могла сопротивляться, он ослабил хватку. Но только с одной целью – чтобы сказать ей:
   – Ты прекрасна, но ты – сам дьявол. Ты не смеешь ходить по земле, и я помогу миру избавиться от тебя!
   – Ты тоже стал хорош собой. И знай: я вернусь. Очень, очень скоро я снова буду здесь. И ты меня дождёшься, – шипела она. – Я бы забрала тебя с собой, но в тебе есть то, с чем мне не справиться. Ты мог бы стать моим, но предпочёл другую сторону.
   – Я никогда не мог бы оказаться по одну сторону с тобой, – уверенно произнёс Дмитрий.
   Она оскалилась. После рассмеялась ему в лицо, насколько позволили её силы.
   – Ты желал этого с той самой минуты, как впервые увидел меня, – Лиза смотрела прямо в его ясные, чистые глаза. – А помнишь, тогда, на ярмарке? Ты был таким милым, и я не удержалась, чтобы не подшутить над тобой.
   В этот момент Дмитрий потерял контроль над собой.
   – Лиза, милая моя. Я люблю тебя! Но я должен сделать это! – с этими словами он запустил руку в карман и сжал что-то в кулаке.
   – Изыди, тварь! Отпусти её душу! Дай покой несчастной! – выкрикнул он, затем вновь сомкнул пальцы на её шее и развеял ей в лицо порошок…
* * *
   – Вот тебе и владычица, дочь Повелителя. Опять неудача! – сетовал Николай Игнатьевич, сидя на земле посреди двора.
   – Не думайте об этом, – ответила Мари, подползая к нему в измазанном сажей платье, кутаясь в прогоревшую шубу, – сейчас главное – бежать отсюда.
   – Куда мне бежать? – Николай Игнатьевич вознёс руки к небу. – Здесь вся моя жизнь. И здесь я был счастлив. Я ведь думал, что оказываю услугу Повелителю, что воспитываю его наследницу…
   – А на деле вас обставили рыжая ведьма со своим отпрыском и мальчишка, – констатировала гостья.
   – Твоя правда, Мари. Но куда мне идти?
   Казалось, он сейчас разрыдается – до того жалким и ничтожным выглядел некогда почтенный господин, одно имя которого внушало уважение и страх.
   – Я помогу вам уехать из страны. Идёмте же скорее, пока мальчишка не хватился нас.
   Мадам Мари потянула Николая Игнатьевича за руку, помогая ему подняться с земли. Отряхнувшись, они поспешили к экипажу, в котором прибыла гостья.
   Тем временем Тимофей Никанорович увидел подошедшую монахиню. Она с гордостью оглядывалась.
   – Ты здесь, Агафья? – удивился он, ведь миссия была поручена только им с Митей.
   – Да, Тимофей, я пришла посмотреть, чему он научился, – довольно произнесла старуха.
   – Что ты хочешь этим сказать? – удивился Тимофей.
   – Она не наследница! – улыбнулась матушка Агафья.
   – Но?!
   – Ещё не время, – объяснила она. – Но придёт день, когда сомнения перестанут терзать его, а вера будет настолько крепкой, что ничто не сможет сломить его.
   – Тебе лучше знать, Агафья, – Тимофей склонил голову перед мудростью старой монахини.
* * *
   Митя держал мёртвое тело Лизы на руках. Из его глаз ручьём текли слёзы, скатываясь на лицо девушки и застывая там крохотными кристалликами. Он всё повторял и повторял её имя:
   – Лиза… Лиза, любимая моя, судьба посмеялась над нами, но мы обязательно встретимся в следующей жизни, как ты и сказала. Ты не виновата в произошедшем, как и я невиновен, что не в силах был тебя спасти. Милая моя Лиза, знай, что я не мог не сделать этого… Но сделал против своей воли и всю жизнь буду мучиться и ненавидеть себя за это. Я уйду в монастырь и до конца дней своих буду замаливать грех, ибо я не просто убил тебя, но и предал нашу любовь. Мы никогда не смели подумать об этом и тем более поговорить, но мы оба всегда это знали. С самой первой нашей встречи, помнишь? На ярмарке… ты ещё подшутила надо мной, даже не страшась того, что будешь раскрыта… А я тогда струсил. Мы ещё были совсем детьми… Я тогда не понял, что произошло со мной. Я думал, что ненавижу тебя, но я любил тебя, Лиза, любил. Тебя одну, всегда. Не было ни дня, чтобы я не думал о тебе. Не было и ночи, чтобы я заснул, не представляя себе твой образ. Никто и никогда, ни одна женщина на этом свете не сможет занять в моём сердце твоё место. Я буду любить тебя вечно…

Клавдия

   Была тихая летняя ночь. Лёгкий ветерок колыхал занавеску в комнате Клавдии. Её муж был в отъезде в далёкой северной стране, и этой ночью она ждала своего возлюбленного.
   Она услышала, как причалила к её дому гондола и то, как отчалила, но шаги не раздались. Она было подумала, что это не тот, кого она ждала до глубокой ночи, но раздался тихий стук в дверь. Условный стук.
   Она бросилась к двери, чтобы впустить, наконец, любимого.
   – Витторио, дни так долги без тебя! О, любимый! Мой муж вернётся через месяц, и я… я не знаю, что тогда мне делать!
   Она повисла на его шее.
   – Тише, прелестная Клавдия… Не плачь… – он осушил губами её щёку, мокрую от слёз. – Не будем тратить время понапрасну и насладимся этой ночью в полной мере.
   – Ты вновь исчезнешь в предрассветный час?
   – Так надо, милая… Ведь это ж ты давала клятву! Не я!
   – Но по отцовской воле и наказу! Мне выбора не дали! О, Витторио! Давай сбежим! Лишь ты и я, вдвоём навеки!
   – Навеки, говоришь? И ты готова бросить всё ради меня и вечной жизни?
   – И только бы подумать, что данное возможно! Любить друг друга и не расставаться!
   Клавдия прижалась к любовнику. Она ждала, что он, как и во все предыдущие ночи, начнёт ласкать её.
   – Ты так холоден, любимый! И бледен, как луна… Ты так красив…
   – И ты ещё красивей можешь стать, коли готова быть моей.
   – О, да! Так не тяни же! – Клавдия распахнула пеньюар, под которым не было ничего. Витторио провёл рукой по её телу.
   – Ты восхитительна! Ты идеальна! Но я не смею обрекать тебя на муки…
   – На муки? Ты о чём, любимый? Быть пленницей обета – вот мученье! Быть мужу моему женой – моё проклятье!
   – Что понимаешь ты в проклятьях? Ты, верно, в жизни не грешила…
   – Когда тебя я полюбила… Ведь это грех… Но истинное счастье! Любить тебя и быть тобой любимой!
   Клавдия обняла лицо Витторио.
   – Да, я люблю тебя! – ответил ей любовник. – И если ты готова за мной последовать и с этой жизнью распрощаться…
   – Мне без тебя не жить! Как только ты меня покинешь, я в тот же миг с своей расстанусь жизнью. Нет места в этом мире без тебя мне, любимой мой Витторио!
   – Тогда давай повременим с побегом. Мне надо тщательно обдумать план, чтобы твой муж не смог догнать нас. Ну, а сейчас давай займёмся тем, для чего пришёл я.
   Он принялся страстно целовать её, и она ответила на его ласки…
 
   Так они наслаждались друг другом ещё четыре ночи. На пятую он пришёл раньше обычного, чуть только стемнело, и нашёл её в печали.
   – Что так расстроило тебя?
   – Письмо я получила от Джованни. Он пишет, что прибудет завтра в полдень.
   – У нас вся ночь.
   – Но вовсе дней нет…
   – Есть обстоятельства…
   – О, извини! Ты занимался организацией побега? Сегодня? – с надеждой спросила Клавдия.
   – Я вынужден уехать…
   – Уехать? Ты меня бросаешь?
   – Ненадолго. Хочу найти пристанище для нас. Ведь мы не можем скитаться вечно в страхе, что обманутый твой муж, возмездия желая, за нами будет следовать.
   – Что ты придумал?
   – Хочу отправиться в Британию. Узнал я об одном поместье…
   – В Британию? Как мило… Не думала, что родину придётся мне покинуть. Венеция прелестна, но и она же стала для меня тюрьмою.
   – И здесь ты встретила меня, – он улыбнулся.
   – Мой лунный луч! Любовь моя!
   – Как я устроюсь, пришлю к тебе гонца. Тебя он переправит через море, а после ты последуешь ко мне на экипаже.
   – Ты не приедешь сам? Одна ведь я умру от страха.
   – Нет, милая умрёшь ты раньше, а после ты воскреснешь для меня!
   С этими словами Витторио обнажил клыки и впился ими в нежную шею любовницы. Он пил её кровь, а она плакала, не понимая, что за участь теперь ждёт её. Наконец он остановился.
   – Почти тебя я высушил, любимая, но твой черёд настал. Испей! – он поднёс к её губам своё прокушенное запястье, из которого хлестала кровь.
   Клавдия с трудом дышала. Она не смогла поднять голову, и Витторио помог ей.
   – Испей, – скомандовал он, – коль хочешь ты навеки быть моею, как обещала.
   Она послушно прислонила губы к его холодной окровавленной руке…
   – Кто ты? – слова дались ей с трудом.
   – Вампир. И ты такой же станешь, любимая. Мы будем наслаждаться каждой ночью. Вечность!
   – На что меня ты обрекаешь?
   – На наше счастье – как мы с тобой мечтали.
   – Я о другом мечтала – быть с тобой!
   – Так мы и будем вместе! Только ты и я.
   – И каждой ночью убивать?
   – Но вместе.
   – Я не смогу!
   – Я помогу тебе. Тебе понравится, увидишь. Вот… ты бледнеешь… Ты ещё красивей в лунном свете!
   – При солнце ты меня не видел…
   – Я был бы рад, но неспособен с некоторых пор я видеть солнце.
   – Но расскажи, любимый, как с тобой такое приключилось?
   – Двадцать лет назад я был живым, как ты. Я был успешен и вхож в благородное общество, пока мой дядя не задолжал купцу приличной суммы денег. Я одолжил ему, а после пожалел. Он разорился, на меня опять повесив долг. Обманут тем купцом был дядя… Я был готов расстаться с жизнью: безбожно пил и посещал распутных женщин, играл и воровал в гостях. Был изгнан я из общества и из своего поместья, а всё имущество продали с молотка. И я скитался… Однажды ночью я забрёл на кладбище – мне негде было спать. Я спрятался в старинном склепе, мрачном и холодном. Я начал засыпать, и тут явился он… Всё дальше как в тумане. Я стал вампиром, сильным и несчастным. Скитался по Европе, пока не оказался здесь… Тут встретил я тебя, и всё перевернулось. Я снова начал жить, хотя я неживой… Скажи, ты всё ещё согласна со мною провести остаток жизни?
   – Жизни?
   – Вечность!
   – О да, Витторио, согласна!
   – Тогда запомни: для мужа притворись больной. Ты будешь умирать неделю, может меньше, слабеть, а после…
   – Меня он похоронит, и я восстану?
   – Да, Клавдия.
   – И буду ждать гонца…
   – Да…
   – Тогда скорей бы это время пролетело! Похоронить меня мой муж скорее пожелает на стеклодувов острове… – задумчиво произнесла Клавдия. – Шли гонца туда!
   – Любовь моя, я обещаю! Теперь поспи. И помни вот ещё: не выходи на солнце. Убить тебя оно пока не сможет, но может навредить. А после похорон и вовсе появляйся только ночью. И осторожной будь!
   – Я буду! Ради нашей встречи! Ради нашей вечной жизни!
   Витторио покинул любовницу, вылетев в окно.
* * *
   – Джованни!
   – Ха-ха-ха, приятель! Я вернулся раньше, чем задумал! Смотри: горы товара! Ещё в порту корабль!
   – Джованни, у меня плохая новость…
   – Что может омрачить моё веселье? Иль умер кто?
   – Твоя жена больна…
   – Клавдия? Что с ней?
   – Чахнет с ночи. Бредит. Вся горит…
   – А врач?
   – Он у её постели… с рассвета…
   – Моя девочка… Луиджи! Займись-ка всем здесь!
   – Слушаю, синьор.
   Луиджи остался командовать разгрузкой, а Джованни поспешил домой.
   – Моя прелестная жена! Я так мечтал о нашей встрече! Но ты меня расстроила и омрачила радость возвращенья. Я так обеспокоен…
   – Не утруждай себя, мой муж. Недолго мне осталось…
   – Я для тебя привёз подарков три гондолы!
   – Раздай их сразу неимущим… Мне вряд ли их придётся даже посмотреть…
   – Нет, нет, жена моя! Не для того тебя я выбрал, столь юную, не знающую жизни…
   – Ты стар, мой муж, но как судьба коварна: уйду я раньше в мир иной, чем ты. Предстану перед Богом не старухой…
   – Я заплачу любые деньги, чтоб излечить тебя, чтоб победить болезнь!
   – Увы, она смертельна! И вскоре я тебя покину…
   Клавдия потеряла сознание и пришла в себя только после наступления темноты. У изголовья её кровати сидел Джованни.
   – Я вижу, тебе лучше…
   – Нет, вовсе нет… Моя душа уже почти живёт отдельно… Подай воды… Нет, красного вина… Который час?
   – Уж скоро полночь… Ты вся горишь, любовь моя…
   – Нет, я лечу! Парю меж облаками…
   – Ты бредишь! Доктора, Луиджи!
   – Не нужен врач… Не отдаляй конец мой, он близок – чувствую его я поступь.
   – Не говори так! Твой удел – в счастливой, долгой жизни. Несправедливо будет мне вдовцом остаться. Ты моё счастье… Я дважды был вдовцом, не вынести мне в третий раз такого горя…
   – В тот день, когда твоей я стала, я умерла уже тогда. Моя душа ушла… А скоро и тело моё тебя покинет. Навеки… Навеки, муж мой! Ха-ха-ха!
   – Ты говоришь так, словно ненавистен я тебе, моя супруга. Но разве был тебе плохим я мужем? Разве не в роскоши купалась ты? Не была любима мною беспредельно?
   – Мне всё это противно! Я жажду смерти, Джованни, потому лишь, что от тебя она меня избавит.
   – О, Клавдия, ты, верно, бредишь… Где врач, Луиджи? Где ты сам, Луиджи?
   – Ты его за врачом отправил… – тяжело вздохнув, напомнила Клавдия мужу.
   – Ты будешь жить! Уж лучше пусть Господь меня возьмёт! Я видел всё, и жизни я вкусил довольно, чтобы с тобою поменяться… Луиджи, где ты, чёрт в кальсонах?
   – За доктором послал его ты…
   – Верно…
   – Я вина просила…
   – Я подам бокал…
   – А яду нет ли, чтоб сократить мои мученья?
   – Ах, что ты, милая супруга! Не жажди смерти…
   – В ней спасенье…
   – В ней горе!
   – Не моё – твоё лишь…
   – Сейчас придёт синьор Гильерме, тебе он пустит кровь, и ты уснёшь.
   – Навечно…
   – Нет, до утра. А завтра станешь ты здорова…
   Луиджи вернулся с доктором Гильерме. Тот осмотрел Клавдию и сделал неутешительные выводы.
   – Она обречена, Джованни. Мне жаль, но я не силах разжечь в ней жизнь. Она потухнет вскоре, истлеет, как поленья в твоём камине.
   – О, нет! За что такое горе?
   – Тебе скажу я, муж мой… За сделку меж тобою и отцом моим… Ты приобрёл товар, а он гниёт так скоро… Расплатишься ты за мои страданья, за моё несчастье, что испытала я за десять лет с тобою… Ты взял меня девчонкой неразумной, всего семнадцать было мне, и жизни я не знала, покорной я была из страха. Но знай: тебя я ни секунды не любила! Скорей, наоборот. И теперь я рада, что полечу в объятья смерти!
   – Мне больно это слышать… Я был счастлив эти годы и не мог представить, что ты несчастна…
   – Твоей заботой была торговля, твой кошелёк…
   – Всё только для тебя!
   – Я была игрушкой. Красивой куклой, но не боле… Даже наши дети не посмели жить…
   – Мои малютки, – Джованни заплакал, – их могло быть трое…
   – И ты останешься один!
   – За что такое горе?! – взмолился купец и покинул покои умирающей жены.
 
   Клавдия сидела на могильной плите, под которой, как считал её муж и вся знать Венеции, были её останки.
   – О, как прекрасна ночь! Какое чудо – вновь луну увидеть! Я бы вдохнула свежести, но больше нет дыханья. Я бы укуталась, но холод больше мне не страшен…
   – Витторио! Я жду гонца уже не первый месяц, но ты его за мной не посылаешь… Что же мешает? Иль, может, разлюбил меня ты, мой чёрный рыцарь? Тогда к чему меня лишил ты солнечного света и на скитания в ночи обрёк? Мне без тебя не мил подлунный мир…
   – Быть может, не нашёл ты нам укрытия? Ах, мне сгодилась бы лачуга! Нора любая! Лишь бы вместе вечно! Неважно, будь она в Британии или в любой другой стране…
   – А вдруг с тобой в дороге что-то приключилось? Вдруг разгадал кто твою сущность? И вдруг тебя я больше не увижу…
   – А вдруг в дороге встретил ты другую? И вдруг она тебе милее показалась? И ты, меня забыв, теперь её ласкаешь?
   – Но вот идут сюда, Витторио. Я слышу запах крови… Укроюсь я от глаз людских…
   Клавдия слетела с плиты и спряталась в склепе, откуда могла видеть пришедшего и слышать его. Это был её муж Джованни. Он принёс цветы и положил на её могилу. Он был опечален и ссутулен. Он опустился на колени и начал разговор с усопшей.
   – Моя любимая, дражайшая супруга. Ты так нужна мне в эту трудную минуту. Я разорён, обманут и несчастен. Я с лёгкостью бы пережил такой удел, будь ты жива…Тебе я расскажу… Прошла неделя с твоей кончины. Я получил записку с назначеньем встречи. И тем же вечером отправился в указанное место. Там ждал меня мужчина: статный, благородный… Он предложил мне выгодную сделку. Я согласился – риска я не видел, но крахом это дело обернулось… А после он пришёл и мне поведал, что это месть за то, что я когда-то вот так же обманул его родного дядю… Дважды… И что он лишился всех своих земель, поместья, денег… Но я хочу, чтобы ты знала, что та потеря несравнима с тем, что я тебя лишился. Тебя я полюбил, как только встретил. И попросил отца я твоего тебя отдать мне… Да, я тебя купил – как куклу, как игрушку, но всё ради любви… Меня ты называла стариком. Да, мне было глубоко за сорок, а теперь и вовсе я… старик. Морщины, седина… Как люди говорят, я благороден, но я ничто не представляю из себя, покуда ты в могиле, а я хожу по свету… Дражайшая супруга, уж коли нам не суждено было постигнуть любви взаимной, счастья и услады, коль предпочла ты смерть мне… что ж, тогда и я не стану боле страдать один… живой! Останусь здесь с тобой… навеки…
   С этими словами Джованни достал кинжал и заколол себя. Его тело билось в судорогах, жизнь покидала его, когда Клавдия возникла рядом и склонилась над ним.
   – Милый мой Джованни… Ты вправду сильно так меня любил?
   – О, я уже в раю… И здесь ты, рядом… Мне следовало сделать это сразу, как твоё сердце прекратило биться…
   – Джованни, скажи, тот человек, из-за которого… Скажи мне его имя.
   – Витторио.
   – О, нет!
   – Да, да, Витторио Сильвано…
   – Ты дважды пробудил во мне желанье умереть…
   Но Джованни не услышал её слов. Он испустил дух на руках молодой вампирши. Её чёрные волосы были в его крови, её белые холодные руки были в его крови, а она закричала на всё кладбище, распугав ночных птиц:
   – Будь проклят ты, Витторио! Ты убийца! Клянусь своей душой я чёрной, что я тебя найду и отомщу за все страданья, что причинил ты мне!
 
   – Печальная история, – проговорил я. – Но зачем ты мне рассказываешь об этом?
   Двое мужчин сидели напротив друг друга в гостиничном номере, откуда несколько часов назад вервольф отправился на охоту.
   – Ты так ничего и не понял. Ты встретил её сегодня в трактире, затем в лесу, – разъяснил молодой мужчина.
   – Откуда тебе это известно? И кто ты вообще такой? – спросил я, глядя на него в упор. Я никогда ранее не встречал столь утончённого и благородного мужского лица, несмотря на то, что принадлежал к знатному обществу.
   – Моё имя – Дмитрий Громовой. Я член Братства добра и света – по борьбе с нечистой силой, – произнёс молодой мужчина спокойным голосом, будто говорил о погоде. А ведь перед ним был один из представителей, как он выразился, нечисти. Оборотень, который всего несколько часов назад совершил убийство невинного человека.
   – Но ты так молод. Сколько тебе? Девятнадцать? Может быть, двадцать? – для меня действительно было странным, что такой молодой человек занят таким серьёзным делом.
   – Мне двадцать один. И мне столько уже сто пятнадцать лет, – ответил Громовой.
   – Ха-ха-ха, – рассмеялся я.
   – Почему ты смеёшься? – удивился он.
   – Мне столько же – тридцать два, – объяснил я.
   – Да. Я знаю, кто ты. Знаю твою историю. И предлагаю вступить в наши ряды.
   – Ты предлагаешь нечисти вступить в борьбу с сородичами? – я с трудом сдержал смех.
   – Мы не считаем тебя таким… У нас есть лекарство. Оно поможет тебе контролировать себя в полнолуние. Кроме того, мы сможем обеспечить тебя пищей, и тебе не придётся нападать на людей.
   Дмитрий Громовой выглядел вполне доброжелательно, и у меня не возникло сомнений в искренности его слов. Он прямо-таки излучал положительную энергию, которую я крайне редко ощущал в людях. И его слова застали меня врасплох.
   – Такое возможно? – я оживился. Я не верил, что такое возможно, но если вдруг стало бы, это могло помочь мне справиться с угрызениями совести.
   – Наши учёные умы трудились над этим несколько десятилетий, – коротко пояснил Дмитрий.
   – Но ведь суть не поменяется. Я наполовину волк. Хищник, понимаешь? И мой удел – не утоление голода, а охота!
   Мне казалось, он не имел понятия, с чем столкнулся. И моим долгом было предостеречь его.
   – Александр, ты прежде всего человек. Ты был рождён человеком и должен им оставаться.
   Похоже, в этом он был уверен больше, чем я сам.
   – А ваши учёные умы не знают, как мне избавиться от зверя? Я бы хотел вновь стать… нормальным. Жить, любить, стареть, а не с ужасом ждать завершения лунного цикла, зная, что я должен совершить.
   – К сожалению, нет. Но мы можем облегчить твои страдания… – он слегка улыбнулся.
   Было странно, что я не ощущал его эмоций в такой же степени, как это происходило с другими людьми. Они, несомненно, были, но для меня выражались несколько притуплённо.
   – И взамен вы ждёте от меня помощи? – кажется, я разгадал цель его визита и рассказа о вампирше.
   – Да. В поимке Клавдии, – Дмитрий кивнул и закинул ногу за ногу.
   – Но она жертва, как и я! – возмутился я.
   – Да, и поэтому речь идёт о поимке, а не об уничтожении. Мы хотим провести с ней некоторую работу.
   – Усмирить? Как и моего зверя? А вам удавалось проделать это с другими?
   Я с нетерпением ждал ответа. Вряд ли он мог быть положительным, но всё же мне это казалось интересным.
   – Александр, в мире очень много того, о чём ты не знаешь. Чего ты даже представить себе не можешь… И наше Братство тайное, как и любое другое. Ты узнаешь обо всём, если согласишься стать нашим воином.
   – Воином? – я взглянул на гостя исподлобья.
   – Да, воином света и добра, если пожелаешь… – спокойным голосом, вселяющим надежду, ответил он.
   Возникла пауза. Мне очень хотелось поверить ему, но сначала необходимо было убедиться, что он не использует меня.
   – Я могу подумать? Сколько у меня времени?
   – Вечность, – ответил он.
   – Как с тобой связаться? – я поднялся со стула.
   – Я всегда рядом, – он последовал моему примеру.
   – Тогда ты поймёшь, когда я приму решение.
   – До скорой, надеюсь, встречи, – Дмитрий направился к выходу, но на мгновение задержался: – Да, и будь осторожен сегодня с Клавдией.
   А мне было жаль, что инспектор Братства не дал мне сегодня свести счёты с жизнью. Я не знал, что ждёт меня впереди. Как мог тот, кто состоит на службе добра, предлагать мне присоединиться? Мог ли я согласиться? Не лучше ли было ему дать мне закончить задуманное?

Мотоциклетка

   «Все эти годы я помнил вас барышней в белой блузке и кружевной юбке. Я работал в вашем доме гувернёром. Ваш отец нанял меня учить вас французскому и музыке. Я вас тогда обожал.
   Я был серым гимназистом, и вы всегда подшучивали над моей неловкостью. А я робел, когда видел вас. Я забывал, что должен дышать, когда вы пели «Марсельезу», так прелестно картавя, как не картавит ни одна истинная француженка. Я подпевал вам тихонько в такие моменты.
   Вы были хоть и шаловливой, но прилежной ученицей. Я был близок к сумасшествию, когда вы изъявили желание учиться в столичной гимназии для девочек. Вы сказали тогда, что вам наскучила усадьба и что ваши подруги и двоюродные сёстры давно живут в Петрограде… Конечно, ваш отец не смог вам отказать. И нас разлучили.
   Я каждый день вспоминал вас. Вы были моей принцессой… Ваше премилое личико, ваши роскошные рыжие кудри, ваши большие светлые глаза… Знаете, они излучали ваши развратные мысли, и я это улавливал. Но вы не могли себе ничего позволить, особенно со мной. Может, именно поэтому вы придумали отправиться вон из деревенской глуши? Вы думали, что в столице обретёте свободу? Сдалась она вам…
   Ещё я помнил, как вы отставляли бедро, дразня меня. Как вы невзначай роняли учебники, как нагибались, чтобы поднять их, цепляли ими юбку, а она слегка задиралась, обнажая колени… Вы испытывали этим меня. А я не мог позволить себе даже взглядом показать, что я заметил. Но я всё видел!
   Ваше коварство перешло всякие границы, когда в одно утро, играя на рояле фугу, вы вздумали упасть в обморок. Вы хотели, чтобы я вас коснулся… Если бы я тогда сразу разгадал ваши планы… А я был в панике в тот момент, потому что самым страшным для меня могло быть только одно – ваш уход… Лёжа на софе, вы смеялись надо мной, склонившимся над вами. А вот ваша матушка не смеялась. Она заявила, что я развратник, и что вы были правы, когда просились в столичную гимназию…
   Следующим же утром мы разъехались: вы – в Петроград, я – в училище для мальчиков-сирот, куда я был назначен старшим воспитателем.
   Должен сказать, что это были худшие годы в моей жизни. Вы поставили крест на моей карьере и на моём будущем… без вас. Даже государственный переворот, отказ царя от престола и смена власти не пробудили во мне столько горя и печали, как ваш поступок…