Вернулась домой ни с чем. Двери застала сломанными, все перевернуто, а свекровь лежала на полу – пока меня не было, грузины приходили еще раз, скинули больную старуху на пол, говорит, оружие под кроватью искали. Уложила я ее обратно и побежала к соседке, договариваться о бегстве. Туда к нам ворвались вернувшиеся опять грузины, отняли паспорт у соседки, требовали сберкнижку. И смех и грех – соседка, чтобы избежать разбоя, говорит им с гордостью: „Вы знаете, мой племянник тоже грузинский экстремист!“, но ее только обматерили и пошли все крушить и ломать. Меня хотели забрать с собой, и тогда я, на всякий случай, сказала, что моя фамилия – Диаконашвили, понадеявшись на это „швили“. И мне повезло, кто-то из их приятелей оказался Диаконашвили. Меня оставили. У нас почти все были с фамилиями на „швили“, и грузинский мы хорошо знали, но разве это нам помогло?
   Митарби ближе других сел расположено к Боржоми, сюда чаще наведывались грузины. В общей сложности 43 „КамАЗа“ добра вывезли из села. Мы с той соседкой нашли машину, заплатили вдвоем все, что у нас оставалось. Свекровь не хотела ехать, стеснялась – больная, лежачая. Ее пришлось оставить у старика-брата в Боржоми, а через два месяца они увезли ее в Ставрополь к родственникам, там она и умерла.
   Не хочу ли я вернуться обратно? После всего этого?! В прошлом году к нам часто приезжала Зента Бестаева, министр по беженцам Грузии, долго уговаривала нас вернуться. Все же уговорила Плиевых и Кумаритовых. Всего четыре семьи. В их домах жили грузины, поэтому они сохранились. Дома им отремонтировали. Дали им по одной корове, пять кур, посуду, мебель, даже зубные щетки. Но все они вернулись обратно сюда».
   В августе 2004 года в Митарби вернулись первые пять семей из запланированных 25. Возвращение оставшихся двадцати ожидалось в сентябре, но было отложено. При этом З. Бестаева утверждала, что желающих вернуться в Грузию много, но их удерживает отсутствие жилья и инфраструктуры. На самом деле случай с Митарби показателен в том смысле, что для вернувшихся туда были созданы тепличные по сравнению с другими условия. Но этот опыт показал несостоятельность попыток решить проблему репатриации в отрыве от других составляющих этого процесса. Основой для решения вернуться должны стать не уговоры З. Бестаевой, а реституция и полная компенсация потерянной собственности. После чего беженец должен сам принять решение, как ему быть дальше.
 
    История № 10. Почему я вернулся?
    Кумаритов Ибрагим Ильич из с. Б. Митарби. Вернулся в Грузию по президентской программе, но приехал обратно в Северную Осетию. Сейчас живет в поселке Ирыкау близ Владикавказа. Почему он согласился вернуться?
    «Грузинским языком владею прекрасно. У меня много родственников-грузин, невестка – грузинка. Две мои дочери замужем за грузинами в Митарби. Вся моя большая семья – я, жена, мать, два сына, невестка и внучка – жили вместе в Митарби. Все работали в совхозе. У нас был большой деревянный дом, большой огород. Закупили стройматериалы, собирались строить новый дом, побольше. Хозяйство бьто тоже немалое: 11 голов крупного рогатого скота, 25 – мелкого, много птицы, свиней. Машина быта – „ГАЗ-69“. Жили в достатке, продавали на базаре сыр, шерсть и всякую живность. Когда жить с грузинами стало невозможно даже мне, несмотря на близкую грузинскую родню, другим тем более там нельзя было оставаться. Я ничего не успел вывезти, все разграбили, растащили. Уехали мы ни с чем, даже документы потерял.
    Приехав сюда, я сразу понял, что долго мне не протянуть. Дело не в том, что жили по турбазам да чужим углам. У меня астма. Самое подходящее для меня место на всей земле – мое родное село Митарби, где я дышал и чувствовал себя человеком. А здешний воздух не для меня, как я выдержал столько лет? Я согласился вернуться туда, чтобы вдохнуть еще раз нашего воздуха. Честно говоря, я думал заодно получить обратно свой дом и оформить его на дочь, а потом приехать обратно сюда, да и умереть здесь.
    Зента Бестаева повезла нас в Митарби, а там нас уже ждал М. Саакашвили с толпой журналистов, сказал речь. В моем доме жил какой-то грузин, его сразу выпроводили, отремонтировали все сверху донизу. Я сразу получил паспорт и грузинское гражданство, как исключение, по указу Саакашвили. Обещали дать и денег – 5 тыс. долларов, но дали 4 тыс. лари (около 2 тыс. долларов. – И. К.), и то через месяц. Дали самую необходимую мебель, корову с теленком. В селе в это время даже свет бът, чему местные жители-грузины очень удивлялись. Я был рад тому, что могу дышать, там я был совершенно здоров. Какая быта атмосфера? Вроде все хорошо, но не знаешь, когда это прекратится, и все время ждешь неприятностей. Оформить дом мне не удалось, я пытался даже продать его и остался там до декабря. Свет, кстати, очень скоро перестали давать, дорог зимой совсем нет. Жить там сейчас очень трудно. Я вернулся обратно, оставив в доме родственницу. Перезимовал здесь, а теперь опять эта духота началась, и мне снова захотелось туда – отдохнуть от своей болезни и проведать дом. Но паспорт у меня пропал еще в 1991 году. В прошлом году я пересекал границу с удостоверением беженца, теперь его отобрали, а с грузинским паспортом меня уже не пропустят через границу. Получить российский паспорт мне пока не удалось. Я не знаю, удастся ли мне еще поехать когда-нибудь. Сейчас все вместе живем здесь, в этом домике: я, моя 92-летняя мать, мой неженатый сын и моя сестра.
    Кто еще вернулся в Митарби? Я лучше не буду называть их. Нас и так называют предателями. Там сейчас одна семья. Они повезли детей на лето отдохнуть и скоро вернутся. Детям пора в школу, да и тяжело там теперь, все какое-то чужое».
 
   Кстати, Ибрагим Кумаритов справедливо подчеркнул, что «потерял не одну корову», то есть возмещенный ущерб был неравноценен тому имуществу, которое потеряли беженцы. Каждый из них, не задумываясь, с крестьянской точностью может перечислить до мелочей все, чего лишился.
   Джигкаева-Плиева Любовь Джамболовна из с. Гуджарет Боржомского района рассказывает о потерянном имуществе: «Большой кирпичный дом, четыре комнаты по 25 кв. м. Грузины потом сняли жесть с крыши и покрыли ее шифером. Летом в нем живут грузины, зимой дом пустует. В хозяйстве было четыре коровы, 35 овец, четыре свиньи, 12 поросят, куры, гуси – около 100 штук, несушки. Один раз в неделю ездила в Боржоми на рынок, продавала сыр по 3 рубля за кг (осетинки продавали дешевле, чем другие), кур, поросят, телят. Каждую весну продавала по 12–13 ягнят. Сено заготавливали сами, сначала для колхоза, потом уже для себя. У некоторых были машины – „УАЗы“, „Москвичи“. Если здоровье позволяло, люди трудились и жили хорошо. Жила в одном доме с двумя сыновьями, невесткой и тремя внуками-школьниками.
   Сначала в селе закрыли среднюю школу, где учились на осетинском и русском. В сентябре 1990 года дети в школу уже не пошли, учителя разъехались. Было всего две школы – в Гвердисубани и Гуджарети. Некоторые повезли детей во Владикавказ, устроили их у родственников, они там ходили в школу. Другие просто не учились. Мои тоже уехали и увезли детей. Я осталась присматривать за домом. В апреле грузины начали приезжать в село. Первый раз пришли пять человек, вошли в дом, наставили автомат. Потребовали деньги, оружие, оскорбляли, кричали. Я потом сразу поехала в п. Цагвери искать себе попутчика, вернулась только утром и смотрю: грузины затолкали в машину местных осетин, погрузили кое-какой скарб и повезли в Цагвери, там высадили, сказали, чтобы убирались. Я с тремя женщинами села в поезд в Боржоми и уехала в Тбилиси, оттуда во Владикавказ. Жила в пансионате „Редант“ пять лет, с тех пор живу здесь, комнату получила невестка, которая устроилась на завод. Жили впятером, потом получили вторую комнату».
   Люба жалуется, что не может привыкнуть к общежитию: грязно, тесно, шумно и убого. Моральные страдания сильней физических. Три старших брата Любы погибли на фронте в Великую Отечественную. «За что?» – спрашивает она. Грузинского не знает совсем: училась в школе по-осетински. Ей повезло: это был последний выпуск на осетинском, потом все осетинские школы в Грузии перевели на грузинский язык, и дети, не зная даже алфавита, получали фиктивное среднее образование. Вернется ли, если создадут условия? «Господи, нет, конечно! Как возвращаться к врагам?»
   Отказ беженцев возвращаться имеет конкретное объяснение: между положением беженцев среди своих и положением бесправных нищих среди чужих они выбрали первое, поскольку статус беженца преодолим. Жизнь можно начать и с нуля при поддержке близких людей. А вот что ждет там, откуда их изгнали всего 14 лет назад:
   •  отсутствие гражданства: они уже не граждане этой страны, большинство из них получили российское гражданство. Конституция же Грузии (статья 12.2) не допускает двойного гражданства, и только президент правомочен своим указом предоставить грузинское гражданство в особых случаях. Он предоставил его 25 семьям, согласившимся вернуться в Митарби. Но у других желающих вернуться таких гарантий нет. Они не могут получить гражданство автоматически, если покинули страну до декабря 1991 года. Жителям Северной Осетии очень трудно получить свои юридические документы, оставшиеся в Грузии (паспорта, свидетельства о рождении, о браке, трудовые книжки), чтобы подать заявления на получение гражданства перед возвращением. В проекте закона о реституции 2000 года говорится о возможности восстановить права беженцев на получение гражданства, то есть вынужденные переселенцы, проживающие в Северной Осетии, должны получить разрешение на двойное гражданство. Но в законопроекте 2004 года об этих правах уже не упоминается;
   •  отсутствие перспективы получить работу: уровень безработицы в Грузии очень высок. Осетинам найти работу, не зная грузинского языка, будет нелегко. К тому же, именно национальность часто была основанием для их увольнения с работы. В условиях сильнейшей конкуренции за рабочие места осетины, конечно, окажутся в проигрышном положении даже на самых непрестижных видах работы – скажем, уличной торговли;
   •  отсутствие гарантий безопасности: это один из основных мотивов отказа. Многие беженцы объясняют свой отказ возвращаться тем, что они и раньше не были полноправными жителями Грузии, что позволило действительно полноправным выгнать их из страны. Они уверены, что их ждет полная незащищенность грузинским правосудием в случае рецидива агрессивного национализма в Грузии. Осетины – малая нация, которую инстинкт самосохранения научил необходимости жить компактно. А после событий в Южной Осетии летом 2004 года недоверие к грузинской стороне усилилось;
   •  отсутствие возможности получения образования на родном или русском языке: дети беженцев, выросшие в Северной Осетии, не знают грузинского языка и не смогут учиться в грузинских школах. Даже те осетины, что остались в Грузии в момент изгнания основного осетинского населения и которые идентифицируют себя именно как осетины, еще не полностью ассимилировавшись с грузинами, ориентированы в перспективе на Северную Осетию и Россию. Так, жители п. Бакуриани Боржомского района в ответ на предложение осетинских журналистов, приехавших к ним из Цхинвала в 1997 году, привезти им учебники осетинского языка, смущаясь, попросили «привезти лучше учебники русского, поскольку рано или поздно придется уезжать в Россию и детям понадобится знание русского языка, а осетинский как-нибудь выучат сами». Ассимиляция осетинского населения идет полным ходом в Кахетии и в других районах Грузии, где еще остались компактные поселения осетин;
   •  отсутствие права на возврат жилья: речь в основном идет о муниципальных квартирах, поскольку право на частное жилье сохраняется, и, если дом не разрушен или сожжен, владелец в идеальном варианте может его вернуть. Отнимать у осетин муниципальные квартиры по закону властям было очень трудно, однако можно было воспользоваться шестимесячным отсутствием хозяев и лишить их прав собственности на прежние квартиры. По закону это следовало делать на основании решения суда после рассмотрения дела, но в большинстве случаев местные власти просто выдавали ордера новым жильцам. Права большого количества людей, перемещенных из Грузии, были аннулированы именно таким способом. В период между 1991 и 1996 годами только в Горийском районном суде было возбуждено 165 дел с требованием упразднения права аренды недвижимости осетинских семей. В 134 случаях суд вынес решения в пользу исполнительных комитетов, лишив прежних владельцев прав на свои квартиры. При этом тот факт, что люди бегством спасали свои жизни, считалось отсутствием веских причин. Во многих случаях, когда возвратившиеся старались обжаловать подобные решения, суды отказывались признавать грузино-осетинский конфликт достаточной причиной, побудившей людей оставить свои дома. УВКБ ООН признало, что это было дискриминационное применение Жилищного кодекса Грузии 1983 года против осетин, покинувших свои дома.
 
   Гражданский кодекс Грузии, принятый в 1997 году, упразднил Жилищный кодекс 1983 года. Это позволило некоторым осетинам восстановить свои имущественные права. В период между 1998 и 1999 годами в 52 из 59 дел, рассмотренных в районных судах Карели и Гори, были вынесены решения в пользу первоначальных владельцев. Возможно, это произошло в период объявленного «года возвращения». Дальше начался процесс приватизации государственных квартир, в результате которой новые жильцы, выкупив квартиру, приобретенную по новому ордеру, чаще всего перепродавали узаконенное имущество другим людям.
   Для того чтобы реституция имущества стала возможной, Грузия должна отменить законы, отказывающие беженцам и ВПЛ в праве вновь обрести утерянное имущество. Впрочем, беженцы, пытавшиеся вернуть свое жилье, утверждают, что именно те суды, в которые им приходится обращаться с исками, в свое время лишали их имущественных прав на основании шестимесячного отсутствия. Конечно, не может быть и речи об объективности этих судов и доверии к ним. Кроме того, беженцы-осетины при подаче заявлений в суды должны платить немалую пошлину, хотя для грузинских беженцев осетинской стороной этот вопрос был решен – их освободили от необходимости ее уплаты. Грузинская сторона ссылается на то, что суды в Грузии независимы и их не могут обязать освободить беженцев от уплаты пошлины при подаче исков в суды.
   В 2004 году в законопроект было включено положение, согласно которому компенсации могут получить и те, кто отказывается возвратиться. Но в проекте не указано, может ли беженец вместо возвращения выбрать компенсацию в качестве возмещения ущерба, или она будет выплачиваться в случаях, когда имущество уже невозможно использовать в качестве жилья.
   Грузинская сторона не смогла в организованном порядке, через судебные органы вернуть ни одной квартиры. В 1999 году проблему с судами попытались решить даже через неправительственные организации. Представители «Ассоциации молодых юристов» отобрали пять наиболее легких дел (Бикоевой Сони, Кокоева Руслана, Кочиевой Юли, Джиоева Инала, Гиголаевой Бабуцы) для оказания им юридической помощи. Но через полгода они признались в своем бессилии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Обещания Грузии принять закон о реституции пр(должаются с 1999 года. При этом масштаб намер ний в условиях катастрофического положения собстве ной экономики вызывает сомнения в их серьезност С учетом того, что на протяжении многих лет число ве нувшихся в Грузию беженцев оставалось незначител ным, грузинской стороне предстоит еще убедить осетин том, что процесс не является очередной пропагандис ской акцией. В комментариях УВКБ ООН, Совета Евр(пы, ОБСЕ к имеющимся грузинским законопроектам г ворится, что в них не соизмеряются возможности гос дарства с его обещаниями компенсаций. За принятие закона о реституции должна последовать целая серия б лее обширных социальных, экономических и политич ских мер, направленных на реинтеграцию вернувшихс осетин. Например, по закону они должны быть восстан влены на прежних местах работы, а если это невозможн они должны получить компенсацию за годы изгнани Это будет возмещением «потерянной прибыли», той, к торая была бы на их месте работы, если бы их не изгнал В понятие реституции должна входить и моральная ст рона ущерба.
   В 2003 году Евросоюз начал осуществление третьей программы по реабилитации зоны грузино-осетинского конфликта стоимостью в 2,5 млн. евро, предусматривающей помощь и в восстановлении домов, обеспечение вернувшихся беженцев предметами первой необходимости (800 тысяч евро), восстановление базовой инфраструктуры в местах репатриации беженцев (400 тыс. евро) и восстановление базовой инфраструктуры в помощь постоянным жителям (1,3 млн. евро).
   Времени на выполнение обязательств перед Советом Европы у Грузии все меньше, а вместо проекта закона о реституции на конференциях и встречах все еще фигурируют «концепции о праве на реституцию». Так было в Брюсселе в июне 2005 года на встрече экспертов сторон, где снова вместо законопроекта было предъявлено намерение о его принятии. Так было в Батуми в июле того же года, где наряду с обещаниями выплатить все, грузинский президент вновь выступил с «агрессивным мирным предложением» Южной Осетии, связав право на реституцию с политическим решением вопроса статуса республики. Что остается делать Грузии, не готовой ни морально, ни финансово осуществить меры по реституции? Мнение осетинской стороны таково: программа, рассчитанная на 10 лет, коснется в полной мере первых 30–50 беженцев, компенсация ущерба которым будет широко разрекламирована для отчета перед европейскими структурами, после чего, сославшись, скажем, на «нежелание осетинской стороны идти на сотрудничество», дело будет спущено на тормозах. Еще больше процессу может помешать новый виток обострения ситуации или вполне реальная новая вооруженная агрессия. Нужны действенные механизмы, используемые мировым сообществом, для того чтобы принудить Грузию выполнить свои обязательства, и не для отчета перед Советом Европы, а в целях восстановления справедливости по отношению к осетинскому народу.
   Справедливость же заключается в том, что 115 из 164 тысяч, то есть 70 % осетин были изгнаны из Грузии. Международное сообщество должно признать, что это факт геноцида, и Грузия должна нести ответственность за потерянные 14 лет жизни, единственной жизни людей, которые считали, что родина там, где твой дом.