Марина и Сергей Дяченко. Одержимая

   А потом она услышала слова.
   – Солнышко, – говорил кому-то Макс. – Сегодня никак, я занят. А завтра обязательно. Люблю, люблю, моя лебедушка. Спокойной ночи, и до завтра.

* * *

   – …Ты знаешь, что такое работа в этой поликлинике? За гроши? Ну и послала я все подальше, пошла, где денежно… То есть я думала, что там денежно… как я пришла, та фирма накрылась… Ой, да зачем я это все рассказываю? Оно тебе надо? Ты о Кате, вон, беспокоишься, она из продвинутых, и чувства у нее продвинутые: любовь там, благородное чувство вины… А мне не положено!
   Ирина оглянулась.
   Макс сидел, положив на край стола телефон, и в позе его было нетерпение. Макс смотрел на вход в уборную; оттуда вышла одна дама, затем другая, но Кати не было.
   – Где она? – настороженно спросил демон.
   Максим поглядел на часы.
   Ирина поднялась, на ходу трезвея:
   – Счет, пожалуйста.
   Печатая шаг, она вошла в женский туалет. Неделикатно окинула взглядом девушку у зеркала и пожилую даму с салфеткой в руках, заглянула в пустые кабинки.
   Прошла уборщица – вошла в одну дверь, вышла из другой. Ирина, как ищейка, вышла в крытую оранжерею, тупо оглядела рыб в аквариуме, обернулась к гардеробу…
   И успела увидеть в проеме закрывающейся двери знакомую фигурку.

* * *

   В центре города всегда праздник. Катя шагала в толпе, среди огней реклам, среди фонарей и фар, среди цветочных киосков, среди витрин и туристов, по городу, где даже в полночь не видно звезд от вездесущего света. Катя любила свет. И сейчас, на свету, ей было хорошо и спокойно.
   Она, как змея, сбросила одну за другой несколько шкур. Как кошка, прожила несколько жизней; и вина, и любовь – все закончилось в один день, и наступила свобода. Покой. Сила. Свобода.
   На ходу она набрала телефон редактора Милы – и попала удачно.
   – Катюха! – весело закричала Мила. – Приняли твой старый очерк, про заикание у детей, и хорошо заплатят, правда, уже в следующем месяце!
   – Только не позже, – твердо сказала Катя. – И подкинь мне еще заказов, пожалуйста, любых заказов: я с мужем развожусь окончательно.
   Мила поразилась:
   – Да ну? Слушай, уважуха, респект, давно пора. Подъедешь завтра в редакцию?
   – Ага, спасибо!
   Она дождалась зеленого света. Пересекла магистраль. Замедлила шаги, набрала номер Макса; он, против обыкновения, отозвался сразу:
   – Кать, ты где?!
   – Извини, позвонили по строчному делу, – сказала она, очень довольная своим спокойствием. – Пришлось уйти. Я хочу сказать, нам надо получить официально свидетельство о разводе, чтобы не было ни проблем, ни вопросов.
   Тишина в трубке была красноречивее любого вопля.
   – Извини, это все, – сказала Катя. – Я там за себя расплатилась… спокойной ночи.
   Она прервала связь, и тут же пришел звонок от ведьмы. Катя, поморщившись, снова нажала отбой.

* * *

   Девчонка могла взять машину. Могла пойти куда угодно; вокруг топтали мостовую тысячи покрышек, и тысячи ног топтали тротуар.
   Демон был тут же, за плечом. Молчаливый.
   Ирина снова набрала ее номер. Ответа не было. И не будет.
   – Скотина! – закричала она в голос. – Скотина этот Макс… Ну что за сволочи мужики, ну что за гады, она тебя любит, подонок… Так нет же… и ту ему надо, и эту… Кобели, кобели бессовестные!
   От нее шарахались, как от кликуши. Вокруг упирались в небо высотные здания: уж на какую-нибудь крышу самоубийца отыщет ход…
   – Что теперь делать?!
   Демон молчал. Ирина снова и снова повторяла звонок; никто не брал трубку.

* * *

   Слушая, как дергается в кармане телефон, Катя остановилась перед витриной. Сувениры и сладости; Катя прошлась по залу, выбрала шоколадный торт, ароматическую свечу с запахом меда и напоследок – огромную розу.
   – Вы в гости? – спросила приветливая кассирша.
   Катя улыбнулась ей:
   – Нет, это я себе.
   – Вот правильно! – кассирша даже выпрямила спину. – На здоровье!
   Ей с улыбками упаковали торт и свечу. Катя вышла из магазина, прижимая к груди ароматное и нежное, осторожно сжимая стебель с подрезанными шипами. На часах была половина одиннадцатого; Катя решила, что лучше проехаться несколько остановок на метро, чем…
   Рядом хлопнула дверца машины. Здоровенный детина ломанулся ко входу в магазин, как ядро из пушки, и Катя оказалась на пути этого ядра. Круглое твердое плечо отшвырнуло ее в сторону, сверток выпал из рук, пластик лопнул.
   – Чего растопырилась на дороге, сучка? – на ходу бросил детина и скрылся за дверью.
   Катя осталась стоять. Механически подняла сверток…
   И уронила снова.
   Сверху уронила розу.
   Ее судьба догнала ее в этот момент – догнала и накрыла непроглядной чернотой.

* * *

   – Вы не видели здесь девушку в красной курточке? Вы не видели здесь… Сам такой. Погоди… Дама, дама! Вы не видели здесь девушку в красной… Черт!
   Ирина остановилась посреди улицы. Прямо перед ней была витрина дорогого супермаркета – сувениры и сладости; у крыльца лежала оброненная кем-то большая роза.
   Она вошла в магазин. Слепо огляделась, никого не нашла, заслужила подозрительный взгляд охранника.
   Вышла.
   Стрелки всех городских часов подползали к одиннадцати.
   Катин телефон не отвечал.

* * *

   Машина-фургон с логотипом на борту остановилась у подъезда многоэтажки. Встрепанный мужчина в клетчатой рубашке тут же стал носиться туда-сюда, довольный и возмущенный одновременно:
   – Почему так поздно! Уже одиннадцать часов! Я вас ждал весь день!
   – Ну, извините, – примирительно сказал рабочий. – Это не наша вина, нам поздно позвонили, поздно привезли…
   – Это безобразие! Я не буду ждать до завтра!
   – А не надо ждать, сейчас установим, чего там… Ключи от крыши есть?
   Катя остановилась, глядя, как рабочие выгружают из фургона спутниковую тарелку в упаковке. Нет, она ни о чем не думала. Она просто смотрела; привычно вибрировал в кармане телефон.
   – Есть, есть ключи от чердака!
   – Давайте быстренько… Взяли, пошли!
   Катя подняла глаза к небу. Высоко над ней вырисовывался на фоне сиреневого марева темный край крыши.

* * *

   – Что теперь делать? – Ирина стояла, глядя на свой телефон. На шкале аккумулятора осталось последнее деление: еще немного, и трубка разрядится.
   – Молиться, – сказал демон, и от звука его голоса у Ирины волосы поднялись дыбом. – Отходную читать. Я тебе еще утром сказал, что она покончит с собой! Я тебя заранее предупредил, дрянь! Что ты сделала, чтобы ее удержать?!
   Под его напором Ирина ощетинилась – из последних сил:
   – Что я сделала?! Да я весь день только и делала! Я только что не на руках ее носила! Она маленькая, что ли? Если греха не боится, и никого ей не жалко, так пусть и прыгает!
   Демон шагнул вперед – и вдруг навис над Ириной, безжалостный и страшный:
   – А тебе кого-то жалко? Что ты знаешь о жизни и смерти, плесень? Что ты знаешь о самоубийцах? Когда ничего не привязывает к жизни, только боль, только и ждешь, чтобы это скорее закончилось?!
   Ирина оступилась. Попятилась. Прижалась спиной к фонарному столбу; люди вокруг принимали ее за сумасшедшую.
   – Ничто не привязывает, – пробормотала Ирина.
   И вдруг с силой ударила себя по израненному лбу; демон тут был ни при чем.

* * *

   Катя нерешительно поднялась на чужой чердак. Здесь было относительно чисто и просторно, пахло пылью и влагой, пахло ветром большого города. Рабочие делали свое дело, торопились, подсвечивая фонарями, и если и покосились на Катю, то сразу же о ней забыли.
   Она выглядела, как приличная девушка. Как спокойная, уверенная в себе, обеспеченная, нормальная девушка, которой захотелось посмотреть, как справляются рабочие на крыше, и правильно ли установлена тарелка…
   Она отошла в тень. На крыше было таинственно, как в детстве, лесом стояли антенны, большие и малые. Рабочие торопились, матерились, водили лучами фонарей; Катя отошла, скрылась за кирпичной башенкой, растворилась – как будто никогда ее здесь и не было.

* * *

   Пытаясь остановить машину, Ирина выскочила далеко на проезжую часть. Кто-то обругал ее, опустив стекло. Кто-то взвизгнул тормозами…
   Наконец, остановились потрепанные «Жигули».
   На часах у водителя была половина двенадцатого.

* * *

   Катя никогда не боялась высоты. Сейчас это пришлось как нельзя кстати.
   Она стояла почти на самом краю, любуясь городом. Любуясь острыми огнями, далекими и близкими. Цветными и белыми. Все происходило само собой; так и нужно. Так легко; сбросить боль, как ношу. Выключиться, как испорченный прибор. Ничего нет, ничего нет, пустота…

* * *

   Ирина бежала через двор, задыхаясь, кашляя, держась за сердце.

* * *

   Вдруг защемил, задергался телефон. Она забыла о нем. После длинной бесполезной атаки он затих, а теперь снова вибрировал в кармане куртки, надсадно, как второе сердце. И в пустоте, в безвременье и безмыслии, поглотившем Катю, это движение – и этот звук – показались вдруг важными.
   Отсрочка? Минута, две?
   Она вытащила телефон; не глядя, кто звонит, нажала кнопку:
   – Алло.
   И вдруг услышала.

* * *

   Она сидела на каменном полу, привалившись плечом к двери. Прижав к этой двери телефонную трубку.
   А собака, услышав свое имя, – забытая собака, которую сегодня вечером не выводили, – скулила и царапала дверь изнутри когтями, лаяла, визжала и звала.
   – Джина, – хрипло повторяла ведьма. – Джина…

* * *

   – Джина, – прошептала Катя в трубку.
   Вряд ли собака ее слышала – скорее, почувствовала, и зашлась новым лаем, заскулила, завыла.
   Телефон вырвался из Катиной руки и улетел вниз, в пустоту. Кате казалось, что она смотрит на него долгие минуты – как он падает со страшной высоты, как свистит ветер, как приближается черная земля…
   Телефон упал на асфальт.
   По всему городу пробило полночь. Запищали электронные часы, застучали башенные, электронные слились в серию нолей.
   Точка отсчета.

* * *

   Еще через час Катя сидела в ночном дворе, на скамейке, сжимая в руках поводок, а Джина сидела рядом, не решаясь отойти ни на шаг.
   – Прости меня, – шептала Катя, зарывшись пальцами в густую влажную шерсть.
   И поднимая лицо к небу, повторяла:
   – Прости меня…
   В доме горели всего пять или шесть окон. Спустился сосед, хозяин Румпеля; поставил йорка на землю рядом с Джиной. Маленький пес удивился.
   – Можно? – спросил сосед.
   Катя кивнула. Он сел рядом с ней, плечом к плечу; между их локтями было несколько сантиметров.
   – Вы сегодня очень поздно, – сказал сосед. – Я подумал… Лучше бы вам тут одной не сидеть.
   Катя быстро на него посмотрела. На его серьезное, открытое, внимательное лицо; она так и не знала до сих пор имени этого человека.
   – Я не одна, – сказала она и заплакала.

* * *

   По дороге в офис Ирина разжилась пиццей с грибами и бутылкой коньяка. Лекарства помогли: когда от пиццы осталось несколько кусочков теста по краям, а бутылка опустела почти наполовину, ведьма снова почувствовала себя человеком.
   – Ни слова доброго, – она огляделась. – Ни тебе «спасибо», ни «молодец»… Это же моя была идея! Моя! Гениальная! Похвалил бы хоть!
   Никто не ответил. Демона Олега не было в поле зрения.
   Пьяно ухмыляясь, Ирина достала пудреницу. Мельком поморщилась при виде своей физиономии; приблизив зеркальце к глазам, оглядела отражение кухни:
   – Эй?
   Но демон не отражался и в зеркале.
   Ирина прошла в приемную. Потрогала череп. Шире открыла форточку; демона не было.
   – Эй-эй?
   Наученная горьким опытом, она не спешила радоваться. Вернулась на кухню, заглянула под стол и обнаружила у стенки пачку сигарет, которую пинком загнала туда еще утром.
   – Ага!
   Помогая себе ручкой швабры, Ирина вытащила пачку. Ногтями под черным облупившимся лаком подцепила сигарету, зажала в зубах. Щелкнула зажигалкой. С наслаждением закурила…
   Ничего не случилось. Ни пинка, ни окрика.
   – Слава тебе, Господи, – сказала она от всей души и, переложив сигарету в левую руку, широко перекрестилась. – Ушел, гад. Нет его! Слава Богу…
   Хохоча, захлебываясь, она сделала несколько кругов по кухне. Она раздавила сигарету в пепельнице; она прыгала, воздев руки к потолку, и бормотала невнятно:
   – Теперь все… теперь все… теперь ушел… вот так… свобода…
   Задребезжал дверной звонок.
   Демоны не звонят; понятия не имея, кто бы это мог быть, но заранее готовая обнять и расцеловать гостя, Ирина распахнула дверь.
   Два медика в синем ворвались, как ниндзя, и моментально – не успела Ирина оглянуться – натянули на нее смирительную рубашку. Вслед за санитарами вошла бледная, осунувшаяся Вика:
   – Все хорошо, Ир. Спокойно. Все будет хорошо…
   – Эй-эй-эй! – завопила возмущенная Ирина. – Отбой тревоги! Со мной уже все нормально, уже все, здоровая!
   Старший из людей в синем, пройдя на середину кухни, огляделся. Поглядел на полбутылки коньяка, покачал головой; его взгляд остановился на кривой надписи поперек столешницы: «В моей смерти прошу никого не винить»…
   – Господи, – простонала Вика. – Этого-то я и боялась!
   – Белая горячка, – сказал старший медик. – В машину!
   Ирина рассмеялась.
   Так, смеющуюся, ее осторожно свели по лестнице и упаковали в карету «Скорой помощи».

* * *

   Два человека сидели рядом на скамейке во дворе, и рядом коротали ночь две собаки.
   Начинался рассвет.

История вторая
Игра в наперстки

   – По-хорошему, надо бы мне в отпуск…
   Пока спускались по ступенькам больницы, Вика все пыталась поддержать Ирину под локоть. Неужели я так ужасно выгляжу, думала ведьма. Неужели я похожа на человека, не способного одолеть трех ступенек?
   Едва отойдя от порога, она высвободила руку:
   – Сигареты принесла?
   Вика протянула ей пачку «Винстона» и зажигалку. Ирина затянулась; сверху, из окон, взятых фигурной решеткой, на нее глядели с завистью.
   – Клиентки звонили, – сообщила Вика, явно желая ободрить. – Одна плакала, благодарила – к ней мужик ее вернулся. Другая хочет еще раз прийти – не соблюдала она твоих предписаний, пост не держала, поэтому работу так и не нашла до сих пор.
   – Ага, – тускло отозвалась Ирина.
   – На сайт пишут, новые звонят каждый день… Отпуск, конечно, оно хорошо. Но аренду за офис никто не отменял.
   Капитализм, мрачно подумала Ирина. Потогонная система, как в девятнадцатом веке. Ни тебе оплаченного больничного, ни тебе соцпакета, ни тебе профсоюзной путевки в санаторий. Работай, работай, как раб на галерах. А то клиентура разбежится, аренда сожрет всю прибыль, а у Вики, между прочим, дочка шестнадцати лет, ей в будущем году в институт поступать…
   Тут же, в мыслях, она раздраженно оборвала себя: а почему я должна думать о Викиной дочке? Что, своих проблем мало? У меня задница исколота, полная сумка таблеток, да еще и диагноз под вопросом. Вот заперли бы меня в психбольнице месячишки на три, что бы Вика запела? Хорошо, что согласие на лечение я не подписала, а тот факт, что я опасна для себя и окружающих, в состоянии ремиссии выявить не удалось. А расскажи я честно, что и как со мной было – применили бы, не задумываясь, статью двадцать девять о принудительном лечении, и сидела бы я в палате, и от скуки снимала венец безбрачия товаркам по несчастью…
   Хорошо, что я придержала язык и не рассказала правду о демоне. Не призналась, кто мне лоб о зеркало расколотил, кто синяк под глазом поставил. Впрочем, синяк уже почти сошел…
   – Ира, – Вика с беспокойством заглянула ей в лицо. – Ты как, вообще?
   – Нормально.
   – Ты извини, если что. Я напугалась за тебя. Ведь как было? Припадок, потом лицо разбито, неадекватное поведение, потом смс-ки твои…
   – Ты все правильно сделала, – вынужденно согласилась Ирина.
   – А теперь ты… здорова?
   – Надеюсь, – Ирина нащупала на дне сумки, под шлепанцами в пакете, перемотанный скотчем бумажный сверток с таблетками. Одна из первых версий врача была – симуляция наркоманки в надежде получить свои колеса… Ошибся доктор. Никакой радости мне эти таблетки не доставляют. Или их с водкой надо?
   Одна надежда – если, не приведи Господи, снова появится этот… демон по имени Олег, – таблетки изгонят его покруче любого экзорцизма.
   – Ладно, – она бросила сигарету мимо урны. – Поехали.

* * *

   По-хорошему, ведьме надо было не в отпуск, а на пенсию.
   За три долгих ночи, проведенных в клинике, она успела много о чем передумать. И, как бывает в сложных ситуациях, каждую минуту внутри раскачивался огромный маятник. Направо – и она верила, что с ней приключился нервный срыв, обострение невесть откуда взявшейся шизофрении, отягощенное бредом. Налево – и она точно знала, что к ней явился натуральный демон, потустороннее существо, зачем-то озабоченное спасением самоубийцы Кати.
   Демон преуспел, Катя спасена руками Ирины, зато спасительница оказалась в психбольнице. Справедливости ради – сама виновата; не пытайся ведьма так отчаянно избавиться от демона, не пришлось бы щеголять в смирительной рубашке.
   А если бы Катю, совершенно чужую девушку, спасти не удалось?
   Едва задремав, Ирина просыпалась на жесткой койке от страшного сна – она стоит на крыше, и ноги сами по себе делают шаг в пустоту. Разве есть сомнения, что демон не пощадил бы ведьму?
   А скольких он уже не пощадил?!
   Почему именно я, спрашивала себя Ирина, и всякий раз приходила к неутешительному выводу: потому что я ведьма. Я стою над преисподней, уверенная, что это пустая бульдозерная яма, и притворяюсь за деньги, что говорю с духами. И вдруг из ямы вылезает… не хочу знать, кто. Он вылезает, потому что я говорю с духами, в которых не верю, но он вылезает…
   Оставшись, наконец, одна, Ирина долго прибирала в квартире: собирала, выгребала отовсюду листы, клочки, обрывки бумаги, на которых карандашом и шариковой ручкой было написано одно и то же: «Ира ты попала». Она собирала их, стараясь не смотреть, скосив глаза, задержав дыхание; увязала все в два больших полиэтиленовых пакета и вынесла, шатаясь, на свалку.
   Соседка поглядела сочувственно. За время, проведенное в больнице, Ирина похудела так, что одежда висела на ней мешком. Это для клиентов хорошо: в их глазах тощая ведьма предпочтительнее сытой.
   Но какие клиенты? Не я ли клялась завязать?!

* * *

   В офисе ничего не изменилось. Разве что с кухонного стола исчезла клеенчатая скатерть с надписью «В моей смерти прошу никого не винить», а на ее месте появились пластиковые салфетки с видами Голландии: мельницы, пастушки, коровы.
   – Гляди, – Вика включила ноутбук, открыла для Ирины таблицу. – Вот этой, этой и той я обещала перезвонить сегодня в двенадцать… Вот сейчас и буду перезванивать. Им надо срочно. Платить готовы. Им тебя рекомендовали, понимаешь, как настоящую ведьму.
   – Кто рекомендовал?
   – Прежние клиентки.
   – Знай наших, – Ирина тяжело опустилась на стул.
   – Ира, – Вика уселась напротив. – Я же говорила с твоим врачом. Он говорит – нет у тебя шизофрении, ему, мол, весь его опыт подсказывает, что нет. Он вообще был уверен, что ты симулянтка, только непонятно зачем симулируешь.
   – По-хорошему, – Ирина наконец-то решилась произнести вслух то, что не давало ей покоя, – по-хорошему, Викуль, надо бы мне оставить практику. Как-то это все… звоночек.
   Вика помолчала.
   – А жить на что? – спросила наконец.
   – Ну, – Ирина подумала. – Что ты, работы не найдешь?
   – Найду, – Вика помрачнела. – Хотя… А ты на что будешь жить?
   – А тебе что за дело за меня? – Ирина вытащила из пачки новую сигарету. – Все как с ума сошли: думают и думают, понимаешь, о других, спасают их, опекают…
   – Я тебя не опекаю, – Вика оскорблено подобрала губы. – В конце концов, это твое решение.
   Ирина курила, глядя в потолок.
   – Я тебе что-то должна? – спросила наконец. – По деньгам?
   Вика переменилась в лице. Тонкие губы и вовсе пропали, втянулись под кожу; она вытащила бумажный блокнот (особо важные расчеты Вика компьютерам не доверяла), послюнила палец, перевернула несколько страниц; предъявила Ирине.
   Ирина так же молча вытащила бумажник. Отсчитала деньги. В кошельке после этого почти ничего не осталось.
   – Спасибо, – белая и строгая, как статуя, Вика спрятала деньги и положила на стол ключи от офиса. – Оплаченные счета за электричество в нижнем ящике стола. Что-то еще?
   Ирина ожесточенно затянулась.
   – Спасибо, – с горьким сарказмом повторила Вика.
   И направилась к двери. Шла очень долго, как по взлетной полосе – хотя в тесной квартире от кухни до выхода было метра три, не больше.
   – Погоди!
   Вика с готовностью остановилась, но оборачиваться не стала.
   Ирина отложила сигарету:
   – Ты, это… Шизофрении у меня нет, но нервы не в порядке. Давай попробуем… Потихоньку. Посмотрим, может, я еще на что-то сгожусь?

* * *

   – Как листва на дереве, как золото в хрустале, так приумножатся деньги рабы Божьей Анны!
   Горела свечка, масляно дышали благовония. Как ни в чем не бывало, скалился бывалый череп на столе, покрытом церковной парчой. В хрустальной вазе, звеня, каталась старинная желтая монетка.
   – Как звезды на небе, как золото в отражении, так приумножатся деньги рабы Божьей Анны!
   Монета легла на круглое зеркальце.
   – Как сильная река притягивает ручейки, а море – сильные реки, как женщина притягивает мужчину, а мужчина – женщину, как ночь притягивает день, а день – ночь, так бы и ты, денежка, притягивала рубли и евро, доллары и фунты, да прибудет к тебе, и да будет так всегда!
   В пальцах с обновленным маникюром появился зеленый кошелек с изображением Бенджамина Франклина.
   – Деньги текут золотою рекой и навсегда остаются с тобой… Здесь, в кармашек, кладу тебе амулет твой. Всегда носи с собой. Руками не касайся. Никому не отдавай ни в коем случае, с ним и денежки твои уйдут!
   Клиентка – высокая плечистая дама, в прошлом, похоже, спортсменка – энергично закивала.
   – Уходить будешь – на порог положи двести баксов. А как положишь – скажи: «Сколько кладу, тысячу раз по столько пусть вернется мне». И да будет так!
   Глаза у клиентки сделались совершенно стеклянные.
   Призывать на этот раз духа Ирина не рискнула и через минуту отправила клиентку навстречу несметным богатствам; та оставила на пороге пять тысяч рублей мелкими купюрами – по-видимому, все, что у нее было.
   – А хорошо, – сдержанно похвалила Вика. – Ир, ну ты сама должна почувствовать – пруха идет. Разве нет?
   – Да вроде пруха, – Ирина повертела в руках зажигалку, хотела снова закурить, но почувствовала вдруг отвращение к сигаретам. – Видит Бог – они сами этого хотят, я им делаю лучше, по-честному помогаю!
   Она вопросительно огляделась, будто ожидая, что Тот, к кому она обращается, подслушивает под окном и одобрительно кивнет в ответ. Но знамения не было; Ирина с облегчением перевела дух:
   – Знаешь… Там конфетки шоколадные заначены, и где-то еще был коньяк. Отпразднуем, елки-палки, возвращение в профессию!
   Прозвенел дверной звонок.
   На пороге стоял мужчина.

* * *

   Она не то чтобы не любила работать с мужчинами – в какой-то степени с ними было проще. Но те, что встречались Ирине в ее практике, были, как правило, истериками, и оттого их реакции, случалось, ставили ее в тупик.
   Этот новый не был ни истериком, ни подкаблучником. Длинноволосый, но с твердым подбородком; плечистый, но не культурист. Было ему лет тридцать, и Ирина поймала себя на внезапном бабском интересе, не имеющем отношения к делу.
   – Вижу, беда у тебя большая, – сказала она сразу же, как мужчина уселся; таким, как он, трудно первым начать жаловаться.
   – Неприятность, – подтвердил он сквозь зубы.
   – Женщина, – обозначила Ирина самое первое, самое широкое поле догадок – и не промахнулась. Ноздри клиента раздулись, глаза сказали «да».
   – Любовный интерес…
   Нет.
   – Предательство!
   Точно. Первая серия разговора с клиентом была у ведьмы самой любимой – игра в «Морской бой» на живом человеке.
   – Она тебя предала…
   Но не просто оставила. Нет однозначной реакции.
   – Но ты ее до сих пор… любишь?
   – Ненавижу, – сказал мужчина сквозь зубы.
   – От любви до ненависти, – Ирина проницательно улыбнулась. – Ну, говори, как вы расстались?
   – Я фотограф, – он посмотрел на череп. – Делаю на заказ фотосессии… портфолио… Эротика. Некоторые удачные фото оставляю себе.