– Тогда совет: на страничке знакомств, где вывешена твоя фотка, напиши жирными буквами «верен своей жене», – усмехнулась Елена. – А еще лучше, напиши это на фотке, где ты голый, когда в очередной раз будешь ее высылать. Прямо через всю голую спину и задницу…
   – Это не моя фотка. Просто взял в Интернете…
   – Никита! Сколько тебе лет? Как тебе только фирму доверили… – захохотала Елена.
   – Я, кстати, совсем неплохо ею управляю, – насупился он.
   – Да уж, наверное, лучше, чем собственными чувствами. Я только хочу тебя честно предупредить: с моей стороны все безопасно, ты мне в мужья не нужен.
   – Чем-то не вышел? – игриво спросил он.
   – Выйти замуж за мужика, который больше двадцати лет был женат на домохозяйке, может только домохозяйка или сумасшедшая.
   – Почему?
   – Потому что у тебя в голове соответствующий образ мира. Ты привык получать утром глаженую рубашку и дымящийся завтрак. А вечером – дымящийся ужин и глаженую простыню…
   – И что в этом плохого?
   – Но я не умею гладить. И не собираюсь учиться.
   – А кто твоим мужьям гладит рубашки?
   – Сами…
   – Вот поэтому ты так часто и разводишься…
   – Я развожусь не часто, а нормально. А ты живешь в семье, где баба не мужика гладит руками, а рубашки утюгом.
   – У нас все нормально в сексе… – вспыхнул он.
   – Ты это мне говоришь? Да ты как будто вышел из тюрьмы…
   – У нас есть секс.
   – Ну если ты считаешь то, что у вас называется сексом, чего ты сюда приперся?
   – Сам не знаю…
   – Все. Вези меня домой. Я не хочу, чтоб меня посадили за растление несовершеннолетнего, – разозлилась Елена.
   Ехали обратно молча. Никита изо всех сил делал музыку громче, в расчете, что она скажет:
   – Сделай потише.
   Елена молчала как партизанка.
   У дома он положил руку на ее ладонь:
   – До встречи.
   – Ага, – холодно сказала она и открыла дверцу.
   – А последний поцелуй? – удивился он и сгреб ее в охапку…
   «Господи, что я за дура такая? Зачем обращать внимание на тексты, которые он говорит. Пусть себе мурлычет, страдает, рвет волосы на накачанной груди… ну, может, это у него всегда так в романах по сценарию: любовь-морковь-кровь! В конце концов, парень Афган прошел! Мне-то что? Меня ж в нем не тексты заводят, а тело…» – подумала Елена, отключаясь в его объятиях.
   А вечером вообще не выходила в Интернет, чтобы не участвовать в «страданиях юного Вертера».
   Позвонил Караванов, начал подробно рассказывать про успехи на играх. Совершенно не хотелось все это слушать. Елена грубо спросила:
   – С какого момента наши бюджеты пойдут порознь?
   – Как тебе захочется, – сказал Караванов.
   – Надеюсь, это шутка? – зловеще намекнула она.
   – Конечно, – ответил он.
   – Шутка должна быть смешной.
   – Чем богаты…
   Появилась Лида с многозначительным выражением лица:
   – Пошли чайку на ночь попьем, мужиков обсудим! Я, между прочим, влюбилась!
   – Поздравляю! – обняла ее Елена. – Я тоже…
   – Ни фига себе! Муж в Тверь – жена в дверь! – воскликнула Лида и радостно запрыгала вокруг матери. – И чё теперь будет?
   – Да ничего, кроме кайфа. Женатый мужик – это полезная возможность никуда не торопиться, когда крышу сносит. Мы просто оба с ним оказались на всю катушку. Даже если завтра точку поставим, будет что вспомнить…
   – Класс! А вы уже… это?
   – Это… – засмеялась Елена.
   – Ну, мать, ты чумовая баба… – восхищенно вздохнула Лида. – Вон у меня Алка развелась полгода назад – до сих пор черная сидит… А она меня на год старше.
   – Ничего, к моим годам тоже научится – разводиться…
 
   …Утром Никита разбудил по телефону.
   – Доброе утро, моя хорошая. Бужу, как просила!
   – Спасибо! – От его голоса по телу разливалось тепло, как будто пила горячий шоколад.
   – Вставай, беги на работу и включай комп. Я тебя там жду!
   Когда включила компьютер на работе, Никита был тут как тут.
   – Ура!!! Ты вновь со мной…
   Белокурая. Привет.
   Никита. А у меня совершенно поехала крыша.
   Белокурая. Не только у тебя.
   Никита. Остаток дня ощущал тебя и слышал твой запах…
   Белокурая. А я думала о твоем дурацком тексте…
   Никита. Забыли об этом. Вспоминаю твои глаза, у меня мороз по коже…
   Белокурая. Аналогично…
   Никита. А ты действительно заметила мою фотку с сайта знакомств?
   Белокурая. Я же тебе об этом писала. И писала, что очень удивилась: а этот тут что делает?
   Никита. Как что?.. Я тебя там ждал…
   Белокурая. Боюсь, что я бы никогда не написала тебе первая…
   Никита. Почему? Корона упадет?
   Белокурая. Наверное…
   И почему тогда не написала ему, от фотографии которого внутри все замерло, а написала Айсбергу? Видимо, потому же, почему, заходя на кухню, выбирала для себя в вазе с фруктами начинающее портиться яблоко. А для Лиды и Караванова – свеженькие. Именно потому, что спешила ухватить на распродаже что-нибудь не очень нравящееся, но дешевое; проехать на метро вместо такси; тащить тяжелые продукты через полгорода только потому, что здесь они продаются дешевле…
   Потому что, будучи женой и матерью, строила семью в логике: я сделаю им хорошо, пусть у них все будет без помарок, а я уж как-нибудь… потерплю, доношу, доем, дожму… И взрослые люди Лида и Караванов замечали это, демонстративно возмущались иногда, но в целом считали такой порядок правильным; потому что Елена, будучи более сильным человеком, завела и поддерживала его железной рукой. И вдруг бунт Караванова открыл ей глаза – «декабристы разбудили Герцена…». И она почувствовала, что больше не хочет быть строительным материалом для чужого комфорта. И попробует поискать себя в новом качестве…
   Белокурая. Вчера дочура сообщила, что влюбилась. Я ей ответила, что тоже.
   Никита. А ты что, влюбилась, что ли?!!!!!!!
   Белокурая. А разве нет разницы между моим взглядом на тебя в первую минуту встречи и потом?
   Никита. А ты в меня не в первую минуту влюбилась?
   Белокурая. В третью…
   Никита. А я в тебя – в первую. Но все, что я вчера наговорил, на самом деле остается в силе. Хотя мои чувства к тебе пытаются заткнуть мне рот.
   Белокурая. Что остается в силе?
   Никита. Пропасть между моей и твоей жизнью… Пришли мне еще своих фоток. Хочу иметь целую галерею тебя.
   Белокурая. Зачем?
   Никита. Ты скоро от меня уйдешь, а фотку можно хранить вечно!
   Белокурая. Каких тебе фоток?
   Никита. Поэротичнее!
   Белокурая. У меня нет поэротичней. Впрочем, есть одна… в купальнике. Второй муж снимал на катере.
   Никита. Срочно присылай. Буду открывать ее на экране во время совещания, снимать стресс. А они пусть думают, что я договора смотрю.
   Белокурая. Ей-богу, я сдурела. Надеюсь, ее увидишь только ты.
   Фотка была отличная. И Елена бесшабашно отправила ее Никите, подумав, что еще десять лет тому назад ни за что такого бы не сделала. И что, оказывается, возраст иногда освобождает от предрассудков.
   Никита. Фотка пришла. Считай, что мой рабочий день сорван, не хочется смотреть никуда, кроме компа. Имей в виду, я – сентиментальный, наивный, обидчивый, старомодный, примитивный…
   Белокурая. Хочу такого, какой на самом деле. Мне не надо, чтоб ты стоял на цыпочках.
   Никита. Долго и не простою. У меня осколочное ранение левой стопы, раньше немного прихрамывал…
   Белокурая. Тебе удалось понять, что твоя семья живет с тобой на одной планете, а я живу с тобой – на другой?
   Никита. Для меня это выглядит, как оправдание нечестных поступков.
   «Началось!» – вздохнула Елена.
   Белокурая. Тогда честно откажись от следующей встречи со мной!
   Никита. Легкость, с которой ты вступаешь в отношения, меня обескуражила. Ты три раза была замужем. Значит, выйдешь и в четвертый…
   Белокурая. Это будет не завтра. Кроме того, создаст симметричность в наших отношениях.
   Никита. Увы, я – подлый собственник! Посему склоняюсь к замораживанию близких отношений.
   «Опять понесло! – усмехнулась Елена. – Без этого не может общаться!»
   Белокурая. Это напоминает человека, который откопал в огороде клад и начинает закапывать его обратно.
   Никита. Но клад не принадлежит мне, а чужого я сроду не брал…
   Белокурая. Клад по закону принадлежит нашедшему, хотя, конечно, 30 % надо отдать государству.
   Никита. Если клад мой, то хрен я кому что отдам, но он не мой – я это за вчерашнюю встречу крепко усвоил… тебе все это слишком легко: я, другой, третий…
   Белокурая. Должна признаться, дорогой, я к тебе не девственницей пришла.
   Никита. Для меня все всегда глубоко и серьезно…
   Прибежала Олечка и позвала к главному.
   Белокурая. Извини, начальство требует. Целую, целую, целую… везде, куда дотягиваюсь…
   Никита. Пока, моя радость.
   Главный, как обычно, не знал, чего хотел. Хотел такого материала, который бы был гвоздем номера, но не знал, о чем он может быть.
 
   Он говорил:
   – Лена, надо что-то жареное, но в рамках благопристойности. Чтоб это не было желтым, но на грани фола…
   – Подумаю, – кивнула Елена с выражением лица: «Соглашаюсь, только отцепись!»
   – Вы как-то изменились, – прищурился он. – Покрасились в новый цвет?
   – Цвет тот же, – засмеялась Елена.
   – Странно как-то, все лицо стало ярче и светлее, – сказал он, улыбаясь. – Женский секрет какой-нибудь новый?
   – Старый… Влюбилась, – призналась Елена.
   – Ах, вот оно что… А я думаю, почему я ей говорю, а она не слышит… Я вот тоже иногда думаю, отлучиться куда-нибудь на недельку, сбросить с себя все это. Пройтись по улице свободным человеком, влюбиться в первую идущую навстречу женщину и сделать ее на неделю счастливой… – вдруг неожиданно доверительно сказал он.
   Главный был эффектным мужиком лет шестидесяти, застегнутым на все пуговицы, и Елена изумилась такому переходу.
   – Так и отлучитесь! – подмигнула Елена.
   – И вы думаете, у меня еще есть шанс кому-то понравиться? – Он закурил.
   – Еще какой! Мне тоже еще месяц тому назад казалось, что я знаю все про оставшийся кусок жизни, – сказала Елена. – И вдруг выяснилось, что ничего не знаю… Что впереди еще столько всего. И оно ярче, чем даже было в юности… Как объяснила моя психолог, человек много раз в жизни проходит кризисы идентичности, и, если он не разрешит себе проходить их, он умрет ребенком.
   – Здорово… – Он вдруг засмущался, натянул маску и поменял голос: – Так вы зайдите ко мне к началу следующей недели с эти материалом.
   – Хорошо, – кивнула Елена и заговорщицки добавила: – А вы мне обязательно расскажите про то, как уехали на недельку…
   Пошла за рабочий стол, захотелось позвонить Караванову:
   – Привет! Говорить можешь?
   – Могу, но недолго. Ты как раз в перерыв попала.
   – Какие новости?
   – Набрал очень много очков в очередной игре. Но меньше, чем в прошлый раз, – недовольно отчитался Караванов, намекая на заклеенную бровь и подбитый глаз.
   – Мне сказали, что, чтобы снять квартиру, надо дать мобильный нескольким агентствам. Правда, цены на квартиры через агентства выше, зато гарантий больше, – мягко сообщила Елена.
   – Да, я знаю. Тоже узнавал, – напрягся Караванов. – Ты меня торопишь?
   – Нет.
   – Мне надо снять не дороже 300 долларов.
   – Понимаю… Можно еще подписаться на распечатки сдаваемых агентствами квартир. Они ими торгуют – будут каждый день все предложения высылать.
   – Спасибо, учту. А у тебя как дела?
   – Честно?
   – Честно.
   – У меня отлично.
   – Звучишь оптимистично. С чего бы это? Неужто я тебя так давил?
   – После того не значит вследствие того…
   – Ладно. Меня зовут. Пока.
   – Пока.
   Елена еще ощущала жизнь с Каравановым удобной разбитой чашкой, которую можно склеить и пользоваться ею сколько угодно. Но словно неожиданно узнала, что у нее полно денег. А в магазине полно новых чашек. И она вполне достойна этих чашек, выбранных по ее новым требованиям к ним… И Никита вовсе не гарант, а только признак этого. Но этот признак витаминизирует пространство и время вокруг.
 
   …На следующий день решила потерпеть и не встречаться с Никитой. Он разбудил утренним звонком, звонил днем, писал на «аську», посылал сообщения на мобильный. Отвечала, что выполняет важное редакционное задание и будет свободна только завтра. С одной стороны, пусть помучается, с другой – хотелось разобраться с собой. Остановиться и понять что-то про новую жизнь, потому что завтра возвращался Караванов и сюжет двигался к вывозу его вещей.
   Итак, она снова свободна. Теперь на ней одной Лида и родители. Впрочем, дети Караванова теперь тоже не на ней. И их разборки с матерями, здоровье и отношения с папашей тоже уходят из ее пространства. В свете Лидиного романа Елена оказывается практически одна в квартире, чего с ней не было с молодости.
   К плюсам и минусам этого придется привыкать. Так же, как и к тому, что Караванов больше не будет гулять с ней по вечерам, приносить ее любимые шоколадки, покупать понравившиеся шампуни, ругать за пользование его бритвенным станком, оставлять на столе непомытую чашку, шаркать тапочками, разбрасывать газеты, целовать и называть нежными словами, бормотать во сне, утешать по телефону, смотреть по телевизору плохие боевики на максимальной громкости, давать хорошие советы, задумчиво ходить по дому с рюмкой водки, гладить по волосам, забывать в ванной книги по истории, делать зарядку с гантелями… у Елены брызнули слезы.
   Она отревелась и сказала себе словами Карцевой: всего этого не будет делать «тот» Караванов, которого уже нет. А этот, новый, другой Караванов, будет делать все это не так. Точнее, так же, но тебе все это будет «не так». Потому что он вырос и пошел искать себя. Так же, как ты выросла и разрешила себе искать новые параметры жизни. И ценность объятий с Никитой заряжает и укрепляет тебя для поиска себя больше, чем полгода мурлыканья с Каравановым… Не потому что Никита более важный человек в твоей жизни, а потому что такой этап… и справиться с ним тебе поможет именно Никита со всеми своими громкими глупостями. Потому что у него тоже период поиска, просто он не понимает, чего он ищет и где. А главное, считает, что в его жизни все уже найдено, и никак не поймет, почему найденное когда-то не работает на новом этапе…
   Благодаря Карцевой Елена ощутила, что уйма людей на разных возрастных рубежах мается от того, что не знает, как жить по-новому, хотя уже не может жить по-старому. И даже ей, вполне раскованной женщине, без Карцевой казалось бы, что она преступница, рушащая замечательную семью.
   …Караванов приехал утром, притихший и многозначительный. Очень внимательно смотрел на Елену глазами в синяках и констатировал:
   – Какая-то ты другая стала…
   – У разведенной женщины всегда более жизнерадостное выражение лица. Ты же знаешь, что мужчина в браке живет дольше, а женщина – короче, – отшутилась Елена и пошла на кухню пританцовывающей походкой. – Личико заживает?
   – Заживает. А ты зачем старый халат достала? Он же на плече разорван, – спросил Караванов, хотя раньше такие вещи его не волновали.
   – Под руку попался. Между прочим, очень сексуально разорван. – Она надела старый халат, потому что вдруг ощутила, что похудела.
   Это был халат из эпохи прошлого междубрачья, свидетель ярких сцен и страстных объятий. Она даже помнила, кто его порвал и почему…
   Елена налила чаю, откусила шоколадку и умиротворенно попросила:
   – Рассказывай…
   – Ну у меня нет особых новостей, – самодовольно потупился Караванов, и Елена увидела, что у него «сладилось» с девочкой, неумеренно пользующейся духами.
   И у нее отлегло от сердца, потому что после кайфа, обретенного в Никитином автомобиле, ей хотелось, чтоб Караванов тоже получил свою пайку радости.
   – Все выиграл на играх? – улыбнулась она.
   – Не все, но кое-что… – с вызовом ответил Караванов.
   – Жалко, что не все… Ты только пойми, я к тебе очень хорошо отношусь и радуюсь всему, что у тебя получается хорошо… – сказала она нежно.
   – Я это заметил, – насупился Караванов.
   – Хочешь, я поищу квартиру через своих?
   – Сам справлюсь… – и раздраженно спросил: – А почему помада валяется среди кастрюль?
   – Ой, а я ее ищу по всему дому! – захохотала Елена; вспомнила, что стояла вчера перед зеркалом в ванной, красила губы, а мобильный с кухни запищал – пришло сообщение от Никиты; напрочь забыла о помаде, что было совсем не похоже на нее.
   – Понимаю, что ты очень переживаешь, но будь внимательней, – сказал Караванов поучительно. – Когда я открывал дверь, твои ключи висели с входной стороны. Ночью сюда мог зайти кто угодно.
   – Ну надо же, и никто не зашел! Вот обида-то! – Внутри у нее было так комфортно, что она говорила, как пела.
   – Не понимаю, почему надо с утра паясничать?
   – Карцева сказала, кризис идентичности может принимать самые причудливые формы…
   – Так это же у меня кризис идентичности, – обиженно напомнил Караванов.
   – У меня тоже, – откликнулась Елена.
   – Кто тебе сказал?
   – Карцева.
   – Подожди, но это же я попросил пригласить психолога, и решил, что так жить нельзя! – возмущенно сказал Караванов.
   – Я у тебя авторские права не оспариваю. Просто, когда ты все это начал, я позволила себе понять, что достойна лучшей жизни. А раньше я об этом и думать не смела. И за это я тебе страшно благодарна…
   – А кто тебе раньше мешал думать о том, что ты достойна лучшего? – напрягся Караванов, ситуация явно выходила из его понимания.
   – Кто-кто… Воспитание, жизнь, комплексы… Мне казалось, что я и за это должна быть благодарна. Но как только поняла, что ты можешь прожить без меня, а я могу быть молода, весела и любима… И чувствовать, что кровь из густой и липкой становится газированной!
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента