Страница:
Елена стояла у подъезда в дорогом светлом пальто, сбрызнутая духами, когда красная «Нива» затормозила возле нее. Вышедший человек настолько не походил на нарисовавшийся образ, что она отшатнулась. Он был как добротный сталинский дом, когда-то построенный по щедрому проекту, но долгие годы не ремонтированный, не крашенный, не ухоженный. И великолепие архитектурного плана только подчеркивало его заброшенность и запущенность.
– Я – Айсберг! – сказал он и испуганно протянул руку.
– Привет! – улыбнулась Елена; что-что, а держать лицо она умела.
– Поехали? – помявшись, спросил Айсберг.
– Готов маршрут? – поинтересовалась она.
– Нет, – развел он руками.
Собственно, все по отдельности соответствовало обещанному: рост, лицо, марка машины, образование… Но, как из одних и тех же деталей детского конструктора можно было собрать или дракона, или луноход, так и из этих вполне пригодных деталей было собрано что-то совершенно непотребное. И данное непотребство состояло в штампе непроходимого неудачника. И потому: машина была грязна до бровей, куртка была вариантом дачной одежды для огорода, ногти были черны и нестриженны, кроссовки – изношены до ручки, а глаза – испуганны… И по этим глазам было понятно, что он не специально так вырядился. Просто для него это естественное состояние, и, увидев такую роскошную даму, он понял, что не соответствует. Хотя и не понял, чем именно…
«Придется опять немножко „потерезить“! – подумала она; „потерезить“ был ее любимый термин в разговорах с подружками, он происходил от „матери Терезы“. – Нельзя же ему сказать: „Мужик, ты чё, охренел, себя на сайте знакомств вешать?“»
Она осторожно села в машину и ослепительно улыбнулась.
– Как вас зовут? – спросил он, все поняв сквозь ее улыбку.
– А зачем нам имена? Так романтичнее. Меня зовут Белокурая.
– Ну как хотите… – насупился он. – Куда едем?
– Да у меня очень мало времени… завтра рано на работу… и вообще это все так странно… давайте по ночной Москве покатаемся, – промурлыкала Елена, думая: «Куда я с таким чучелом попрусь? Он и заплатить-то не сможет…»
– Все ясно, – сказал Айсберг упавшим голосом.
«Этот козел еще и дуется! Будто это я пришла на свиданку, вылезя из помойки!» – удивилась Елена.
– По Садовому кольцу вас устроит? – спросил он.
– Вполне, – кивнула она.
– Вижу, что я вам не понравился… – обреченно сказал Айсберг.
– Ну как это можно по первой встрече делать выводы? – врущим голосом спросила Елена.
– Так ведь второй не будет… Я ж не слепой… А вы мне… глянулись…
– Откуда я знаю, что в моей жизни будет, а чего не будет…
– А почему не будет? Объясните! – потребовал он.
– Хотите правду? – жестко глянула на него Елена.
– Хочу, – набычился он.
– Мы с вами как попутчики в поезде, и потому можем быть откровенны. Да? Я думаю, что вам надо многое в себе поменять.
– Что, например? Машину? – иронически прищурился он.
– Машину достаточно помыть… Готова принять мытье машины на отметку. Как говорил классик, человек – это стиль!
– Ладно, помою… – буркнул он, как школьник.
– Так ее надо не один раз помыть. Ее надо всегда держать мытой!
– Понял. Еще претензии есть? – Он начал говорить немного смелее.
– У меня не претензии, у меня педагогический азарт… – пояснила Елена.
– А вы любите попугаев? – вдруг спросил он.
– Как-то об этом не думала… – пожала плечами Елена.
– А у меня шесть попугаев. Два умеют говорить… Я учу их петь под фортепиано… – Лицо его осветилось счастливой улыбкой.
– Как я вам завидую! – улыбнулась Елена, съехидничав про себя: «Маньяк, но, к сожалению, не сексуальный. Очень не сексуальный…»
– А из-за чего вы развелись? – успокоенно спросил Айсберг после того, как почувствовал одобрение страсти к попугаям.
– Кризис брака. Муж считает, что я его прессую. И, наверное, прав. А я поняла, что меня прессует жизнь с ним. И тоже права.
– А вы его не прессуйте, и он будет добрее…
– Легко сказать, когда по темпераменту я могу армией командовать. А вы почему здесь оказались? – спросила Елена.
– Да просто понял, что жизнь проходит… сколько ее осталось. Мне женщины снятся, а романов почти не было. У меня все хорошо с женой. Но только это семья, а эротика – это совсем с другими женщинами. – У него было совершенно беззащитное лицо.
– С развратными? – хихикнула Елена.
– Не то слово… неправильно формулируете. С красивыми, свободными… чтоб сексом заниматься, это дело надо любить… а жену я уже другой не сделаю, – грустно признался он.
– Так раньше надо было начинать ее другой делать, – напомнила Елена.
– Ну тогда кто об этом думал? Тогда выживать надо было, детей поднимать. А теперь все…
– Что все?
– Теперь язык про это утерян. И вся эта нежность, все это во мне пропадает…
– Понимаю, – кивнула Елена, она и сама ощущала последний период жизни с Каравановым как что-то эмоционально недоделанное.
– Вы считаете, что мной нельзя увлечься? – в упор посмотрел он.
– Можно… почему же нельзя? – поежилась Елена.
– А вот вы, например, могли бы мной увлечься?
«Придурок! – подумала она. – На дорогу смотри, врежемся!»
– Я? Ну в другой период, наверное… я сейчас сильно разводом пристукнута…
– Обманываете… Просто вам всем нужны деньги, прибамбасы… а душа вас ни капельки не волнует… – Он уставился на дорогу потерянным взглядом.
– Послушайте, Айсберг. Вон идет по тротуару молодая бомжиха, бутылки собирает. И душа у нее чище, чем у меня, но вы ведь ее в машину не посадили. Вам ее душа нужна как коту пижама…
– Хорошо вы меня сравнили. Спасибо, хоть сразу честно. Без всяких церемоний, – скривил он губы.
– Поймите, в любом слое общества есть своя система договоренностей. Вы мне по «аське» предлагали в машине любовью заниматься? Да?
– Да! – с вызовом ответил он. – И могу повторить это предложение.
– Вы хотите поговорить про вашу невостребованную душу? Извольте! Мое пальто стоит тысячу долларов. – Елена почти сказала правду, именно столько оно стоило до пятидесятипроцентной скидки. – И в этом пальто вы предлагали мне заняться любовью в машине, которую вы и внутри в последний раз мыли в прошлом веке? Да у меня его потом ни одна химчистка не возьмет!
– Я готов помыть машину и внутри, – легко согласился он.
– Вот одолжение! – захохотала Елена, и вдруг увидела в нем черты мягкого и покорного – до поры до времени – Караванова. – Это как эротическое образование жены, раньше начинать было надо! Вот вы, мужики под полтинник, живете кое-как, за базар не отвечаете, карьеру не делаете, десять лет вздыхаете над поруганными перестройкой ценностями, организм запускаете, лицо кремом намазать ленитесь… а как вам всем по этому списку отказывают, так вы сразу начинаете орать про душу!
Повисла тяжелая пауза…
– Лицо кремом? Ну это, извините, я не пидарас, чтобы лицо кремом мазать… – шумно выдохнул он.
– Очень жаль, что вы не пидарас! – ответила Елена. – Пидарас о своем партнере думает! А вы собирались вот этими руками с вот этими когтями, которыми полчаса тому назад в моторе копались, до меня дотрагиваться! Очень понимаю вашу жену, что ей не до эротики…
– Забавно. – Он растопырил пальцы и посмотрел на свою руку. – Я как-то об этом не думал…
– А зачем вообще о чем-то думать, если можно весь рабочий день в тетрис играть, – напомнила Елена; она понимала, что перегибает палку, но накатило.
– Я вам благодарен, – вдруг сказал Айсберг. – Давно не смотрел на себя, что называется, сбоку.
– И я вам благодарна. Я в вас как в увеличительном стекле увидела мужа, с которым расхожусь. Он, правда, ухаживает за собой как садовник за розой. – Елена с отвращением вспомнила все эти гели, шампуни и кремы для рук, громоздящиеся в ванной, чуть не превосходя ее косметику. – Но в основном вы одинаковые дети. Вот вас обидело время… вы не достигли желаемого и теперь готовы объявить виноватым в этом любого, кроме себя…
– А в чем я виноват? В том, что ваши демократы разворовали страну?
– Так они ее одинаково и у вас, и у вашей жены разворовали. Только вы в тетрис десять лет играете и эротику в Интернете ищете. А она по сусекам скребет, и не до эротики ей…
Катались около двух часов, и Елена выливала и выливала на него предназначенное Караванову. А он и не сопротивлялся. И, когда в целости и сохранности доставил ее к подъезду, у Елены было чувство, что она таскала камни. И что, чур-чур ее, еще когда-нибудь знакомиться по Интернету.
…Пораньше прибежала на работу, чтобы поделиться с Катей:
– Слышь, ночью ходила на интернетную свиданку – полный отстой!
– Ты, коханая моя, совсем на голову слабенькая? Вон у моей дочки пошла знакомая девка на свиданку по Интернету в кабак при гостинице. Мужик ей понравился, такой наш закрутевший браток из Польши, – назидательно ответила Катя. – Туда-сюда, предложил в номер подняться, мол, сувениры ей привез. Она уже закосела маленько, и он вроде ничего, поднялись в номер, а там еще четыре. Пустили девчонку по кругу. До сих пор по психологам мается…
– Нет. Это, как в анекдоте, «не с нашим счастьем». Мой кадр вытянутого пальца боится. Бывший интеллигентный человек. У него вид такой, как будто война идет на его улице. И много лет…
– Ты там смотри! Будь осторожна. Конечно, чтобы развод остался незамеченным, тебе сейчас надо любви: много и громко. Но не таким же клиническим способом!
– Bay! Вчерашний кадр в «аське» появился.
Елена собралась было писать материал, как в «аське» запрыгало сообщение от Айсберга.
Айсберг. Здравствуй, Белокурая! Всю ночь думал о тебе…
Елена ответила:
– И что думал?
Айсберг. Я постараюсь измениться. Для тебя…
Белокурая. Для себя. Надеюсь, машина помыта?
«Вот только тебя мне и не хватало для полного комплекта уродов!» – вздохнула она.
Айсберг. Еще не удосужился.
Белокурая. Значит, мои воспитательные акции ни во что не вылились.
Айсберг. Выливаются…
Белокурая. Во что? Ну-ка, порадуй меня.
Айсберг. Я морально готовлюсь мыть машину!
Белокурая. И сколько дней в среднем уходит на подготовку?
Айсберг. Откуда я знаю?
Белокурая. А говорил, что вы с машиной родные. Хорошо же ты относишься к родственникам.
Айсберг. Я исправлюсь. А что ты делаешь после работы?
Белокурая. Приехал из Парижа барон Камю, и вечером будет презентация его коньяков в ресторане «Гранд Опера».
Айсберг. Ты меня приглашаешь с собой?
Елена аж прыснула: «Ну дает! Святая простота! Если его привести, народу уже будет не до барона Камю!»
Белокурая. Там вход только по аккредитации.
Айсберг. Ну и ладно. Я, честно говоря, коньяк не люблю. По мне, водка вкуснее. Когда увидимся?
Белокурая. На этой неделе вряд ли. У нас запарка в редакции.
Айсберг. Понял… А писать-то тебе хоть можно?
Белокурая. Пиши, конечно…
Айсберг. Тут цитату про тебя прочитал. Смешную: «Страстные женщины хороши до безобразия! А также во время безобразия и после безобразия…»
Белокурая. Извини, мне надо к главному редактору.
Ее аж передернуло от цитаты при мысли о «безобразии» с этим персонажем…
– Кать, что там в мире яркого? – лениво спросила она.
– В среду в деле по обвинению группы египтян в гомосексуализме 23 мужчины были приговорены к срокам тюремного заключения от года до пяти лет. Известно также, что еще 29 человек, проходящих по этому делу, были оправданы, – с готовностью откликнулась Катя. – Гомосексуализм не преследуется по закону в Египте, именно поэтому представших перед судом мужчин формально обвиняли в хулиганстве и издевательстве над религиозными нормами.
– Дикари! – вздохнула Елена.
– Будто наши далеко от этого ушли. А вот, кстати, кубинец Грегорио Фуэнтес, ставший прототипом героя повести Хемингуэя «Старик и море», в четверг отметил свой 104-й день рождения…
…Писать материал не хотелось, думать о Караванове было противно, подбираться к разговору с Лидочкой казалось преждевременным. По логике вещей, стоило пойти в магазин и купить для поднятия тонуса не нужную, но приятную шмотку, но было жалко денег. Впрочем, как всегда, на себя… Чтобы протянуть день до вечерней презентации, начала искать в «аське» новое приключение.
Остановилась на герое по кличке Француз. У него в информационной справке хотя бы было написано про интерес к литературе и искусству, ведь мужик Елениной возрастной категории обычно тупо сообщал о себе: фитнес, машины, собаки, женщины. Рабочий день, предназначенный в офисах для кадрежа по «аське», был еще в разгаре, и Елена написала ему.
Белокурая. Привет.
Француз. Привет. Ты кто?
Белокурая. Я незнакомка, раненная печалью, ищущая утешенья на твоем сильном плече…
Француз. Мощно излагаешь.
Белокурая. Пытаюсь понравиться…
Француз. Уже понравилась. Чем занимаешься?
Белокурая. Пишу статьи, помогая движению широких масс к демократии. А ты?
Француз. Я? Не состоял, не участвовал, не привлекался… По прошлой профессии дипломат. Сейчас бизнесом рулю. Ты на кого работаешь?
Белокурая. На гармонизацию человечества…
Француз. Это что значит, каждому по гармошке?
Белокурая. Примерно…
Француз. На Сардинии не бывала?
Белокурая. Я не люблю все эти острова.
Француз. Это как один мой друг говорил: «Я женщин недолюбливаю, просто не успеваю».
Белокурая. А ты успеваешь?
Француз. Стараюсь. Ща фотку пришлю.
Белокурая. А ты настолько хорош собой, что считаешь, что с фотки надо начинать?
Француз. Чем богаты… Пуркуа бы и не па?
Белокурая. Ага, значит, хорош. Ну валяй.
Француз. Мы за улицу с двусторонним движением.
Белокурая. Твоя придет, тогда свою отправлю.
Ей пришла фотография, на которой мужчина в дорогом костюме шел по Елисейским полям.
Француз. Пришла?
Белокурая. Морда лица не читается. Очень мелко…
Француз. Это я работал в нашем посольстве в Париже. А хочешь, пришлю, где мы все с президентом?
Белокурая. Спасибо. Я президента в лицо знаю. Может, свой портрет покрупней пришлешь?
Француз. У меня нет покрупней. А хочешь, пришлю, где я в Америке с Чейни? Там тоже групповая фотка. А ты ничё! Глаза красивые! И ваще, корпусная дама! Давай встретимся, посидим где-нибудь…
Белокурая. Давай.
Француз. Завтра?
Белокурая. Можно и сегодня. Хочешь пойти на презентацию?
Француз. Можно. Жене что-нибудь навру. А за тобой заехать или ты на машине?
Белокурая. Заехать.
Француз. Ты не думай, что я по каждой «аське» так срываюсь. Я на фотку твою среагировал. Смотрю и балдею. Интересно, а как у тебя с красотой душевной?
Белокурая. Все в комплекте.
Елена вытащила косметичку и начал краситься. Похоже, что этого Француза можно было взять на презентацию коньяков без особого ущерба для репутации. Она начала осторожно накладывать тени, что означало глобальную подготовку к встрече.
Француз. А так бывает?
Белокурая. Спорный вопрос в наше непростое время…
Француз. А какие времена были простыми?
Белокурая. До 91-го. Была мерзкая ясность.
Француз. Не было этого никогда.
Белокурая. У меня было!
Француз. Ты еще не все. Мне, конформисту, по фигу, кто у власти, мне и при Советах неплохо было.
Белокурая. Верю. Просто так у нас в МГИМО никто не поступал.
Француз. Жизнь одна и не стоит ставить ее в зависимость от кучки проходимцев, находящихся у власти… главное, соблюдать обрядность.
Белокурая. Мой отец коммунист, мой дед коммунист, но они учили меня, что врать нехорошо… И они не врали. Они верили в свое дело…
Француз. А мой дед – генерал НКВД. А папашка – полковник этой же организации. Они во все эти сказки о всеобщем благоденствии не верили…
Кисточка с тенями замерла у Елены в руках.
Белокурая. Плохо у тебя с генеалогическим древом. Сильно отмаливать надо…
Француз. Знаешь, сколько они за Россию надрывались?
Белокурая. В НКВД они за Россию надрывались?
Француз. Примитивно-школьные знания о НКВД как о исключительно карающей организации.
Белокурая. Я же сказала, что я журналист. С мемориалом работала, в архивах сидела… Набралась знаний об организации…
Француз. Господи, какая-то бабская логика!
Кровь бросилась Елене в лицо.
Белокурая. Думаю, что диалог исчерпал себя. Люди, не осознавшие преступлений своих предков, для меня не собеседники. Это все равно что говорить с немцем, который так и не пытался понять, что такое фашизм…
Француз. А нынешняя власть не меньшее преступление?
Елена перестала отвечать.
Француз. Власть любая преступна сама по себе по определению.
Француз. Неужели умная, образованная баба может городить такую чушь!
Француз. Истеричка! Дура!
Елена злобно отправила его в «игнор», после нажатия на эту кнопку сообщения от этого адресата поступать не могли: «Дипломат, блин! Пофлиртовала! Господи, чтоб я еще притронулась к этой идиотской „аське“! Другие знакомятся, влюбляются… а ко мне всплывает только определенный продукт!»
Она скучала на презентации, пыталась напиться, ничего не получилось. Приятельница отвезла ее домой по-темному. Приговаривая:
– Алкоголь вызывает кратковременное расширение сосудов и круга друзей…
Лида ночевать не вернулась, Караванов отпугивающе храпел. Она где-то читала, что громкий храп – это вытесненная агрессия против партнера. И даже замечала, что чем хуже становились их отношения, тем громче Караванов храпел…
Села к компьютеру, открыла недописанный на работе материал, машинально включила «аську». Писать текст не хотелось… Похоже, надо было отказаться от него, но главный хмурил кустистые брови и говорил: «Лена, сосредоточьтесь! Вы же знаете, что, кроме вас, никто это не поднимет. Все размельчат тему…»
Чтобы разогреть себя к тексту, начала читать политические новости. На экране мяукнула «аська».
Пришла очередная записка от очередного интернетного рыболова. Елена раздраженно открыла ее.
Никита. Добрый вечер, что не спим?
Белокурая. Не спим, потому что работаем.
Никита. Над чем трудимся… если не секрет?
Белокурая. Пишу разные тексты. У тебя в инфо ни цифр, ни фактов…
Никита. Уже проверила… я и так могу сказать. И даже могу фото прислать…
Белокурая. Пришли… Только, пожалуйста, портрет морды лица.
Никита. Сейчас.
Белокурая. Чем занимаешься?
Никита. Руковожу маленькой авиакомпанией.
Белокурая. Круто. Первым делом, первым делом самолеты… Покатаешь?
Никита. Легко. Моя фотка идет к тебе?
Белокурая. Ага… Сейчас оценим.
Елена открыла его фотографию и окаменела. Ни фига себе! Это был тот самый… тот самый парень, которому она так долго смотрела в глаза на сайте знакомств. И которому не решилась написать. На часах была половина четвертого… Торопливо отправила свое фото в ответ.
Никита. Это твое фото? Я думал – это репродукция с картины «Прекрасная незнакомка»…
Белокурая. Весьма куртуазно для летчика.
Никита. Я не летчик. Я – бывший спецназовец и физик. А теперь бизнесмен.
Белокурая. Ощущение, что где-то видела твое фото.
Никита. Может, мы уже общались…
Белокурая. Ты не вешал ее в сайт знакомств?
Никита. Да, она там есть… точно.
Белокурая. Смотрела этот жуткий сайт и умирала со смеху.
Никита. А я его даже не удосужился посмотреть…
Белокурая. А зачем размещал?
Никита. Может, какие интересные люди откликнутся, – но пока ничего интересного… только несколько голодных барышень постучались…
Белокурая. Я тоже уже постучалась к двум мужикам.
Никита. И как?
Белокурая. Оба козлы. Но по-разному.
Никита. Не повезло.
Белокурая. Часто бываешь в онлайне?
Никита. Часто. Правда, в рабочее время с красивыми барышнями не флиртую…
Белокурая. А мы с тобой будем говорить об умном, это не будет считаться флиртом.
Никита. А я с красивыми барышнями не могу говорить об умном…
Белокурая. Ты их подозреваешь в недостаточно высоком интеллектуальном уровне?
Никита. А если еще и с хорошей фигурой… так это вообще становится проблемой… имею в виду – серьезный разговор…
«Оооо!! – огорчилась Елена. – Какая пурга!»
Белокурая. Слушай, у тебя вполне интеллигентная физиономия и незащищенный взгляд. Так что не надо умудренной опытом тетеньке изображать из себя поручика Ржевского.
Никита. Я очень испорченный… как всякий спецназовец…
«Слава богу! – облегченно вздохнула она. – Просто зажатый!»
Белокурая. Спецназовец? То есть ты секс-символ по полной программе?
Никита. Конечно! А почему не спрашиваешь о моем семейном положении?
Белокурая. А какая разница?
Никита. Обычно барышни с этого начинают. Замуж хотят…
Белокурая. А я вот куда-куда, а замуж точно не хочу!
Никита. Что так?
Белокурая. Да уж объелась этим делом!
Никита. Бывает… Напиши несколько слов о себе. 90–60—90?
Белокурая. Ни в коем случае. С фигурой все в порядке. Везде гораздо больше сантиметров. У тебя со мной разговорчик, как с продавщицей парфюмерии. Понимаю, что молод… но интонацию надо ловить.
Никита. Спасибо за «молод»… мы практически ровесники – ну, на пару лет постарше будешь…
Белокурая. Дело не в годах. Просто ты еще не въехал, что я – тетенька опытная, избалованная. Главное, чтоб ты мне понравился…
Никита. А я тебе понравился?
Белокурая. Нравился, пока не начал пошлятину про 90–60—90.
Никита. В Интернете человек всегда старается выглядеть глупее, чем он на самом деле.
Белокурая. Знаешь, что такое гендерная симметрия?
Никита. Не знаю.
Белокурая. Это означает, что если ты меня спрашиваешь про параметры, то должен быть готов, что я тебя спрошу в том же тоне. И это уже будет разговор клиентки, снимающей мальчика в клубе «Красная Шапочка». Нам это надо?
Никита. Все, забыли… извини… давай завтра спишемся, а то мне спать пора – с утра совещание.
Белокурая. Спокойной ночи, секс-символ!
Никита. Спокойной ночи, «Прекрасная незнакомка»!
Она увеличила его фотку на экране и долго смотрела в глаза. Странные это были глаза. Детски доверчивые и очень грустные.
Елена тихонько легла в Лидиной комнате, раздумывая о дочери. Девчонке все время не везло то с учебой, то с работой, то с противоположным полом. Сверстницы уже размахивали дипломами и катали коляски. А Лида то училась в педагогическом, то переходила на платный экономический, то собиралась расписывать ткани… И Елена не перечила, потому что сама стала журналистом в жестокой конфронтации с родителями, обойдя достаточное количество профессий. С работой тоже получалась ерунда. Она устраивала Лиду работать к друзьям. Сначала к однокласснице Ирке в телестудию. Ирка почти не просыхала, круглосуточно занималась разборками то с мужем, то с любовником; руководила коллективом левой ногой и грамотно отжимала спонсоров, на деньги которых стряпала бесхитростную продукцию: хоть к выборам, хоть к молодежным музыкальным эфирам, хоть к литературно-историческим темам. Все это она делала халтурно, но умела произвести впечатление певучей речью, бриллиантами, которые выдавала за наследные, и бульдожьей хваткой. Облапошивала заказчиков так, что мало кто делал с ней дела второй раз. Но ей хватало денег, снятых с первого.
Елена пропустила момент, когда Ирка из нормальной девчонки превратилась в ежесекундно врущую и хапающую похмельную тетку. Ей казалось, что Лиде будет полезно посмотреть, как лихо Ирка крутит свое дело. И все рассказы о бардаке, скандалах и накладках в студии Елена считала приметой Лидиной социальной неадаптированности – все за маминой широкой спиной росла. Но когда Лида однажды опоздала и подвела на ту часть обязательств, на которую все в студии, начиная с руководительницы, ежедневно подводили друг друга, Ирка устроила ей показательное увольнение. В этот момент Ирка неудачно скулемала что-то очередное между мужем и любовником, а поскольку Елена не согласилась с ней в трактовке происходящего, Лида стала жертвой.
Было странно, что Ирка, часами засоряющая Еленин телефонный эфир монологами о своей личной жизни, так грубо сорвется на девочке. Впрочем, с собственными детьми она обращалась еще грубее, и Елена ничего не стала выяснять, а просто сделала себе пометку. Ее вообще надо было долго доводить, но, если человек переступал допустимое, количество переходило в качество в доли секунды. Она рвала и уходила не оборачиваясь…
Потом была работа в фирме другой Елениной подружки – Гали. Галя возглавляла филиал дорогой импортной косметики и была эстрадно-религиозна. О ней говорили как о мастере филигранной работы мгновенного перехода из ангела в проститутку.
В тесном кругу она была еще ничего, но в обществе ее восточные глаза все время шарили по нужным людям и потенциальным покупательницам. В перспективных Галя ввинчивалась: дружа, любя, унижаясь, организуя досуг, угадывая желания, соблазняя мужей.
Как всякий человек, стоящий на цыпочках, она быстро уставала от себя – ангела, и из нее начинала хлестать чернуха. Мать шестнадцатилетней наркоманки, она агрессивно учила всех воспитывать детей. Никогда не побывав замужем, учила всех управляться с мужьями. Не заплатив ни копейки налога, сладострастно ругала ворующих политиков. Никому особенно не помогая, захлебывалась о благотворительности.
– Я – Айсберг! – сказал он и испуганно протянул руку.
– Привет! – улыбнулась Елена; что-что, а держать лицо она умела.
– Поехали? – помявшись, спросил Айсберг.
– Готов маршрут? – поинтересовалась она.
– Нет, – развел он руками.
Собственно, все по отдельности соответствовало обещанному: рост, лицо, марка машины, образование… Но, как из одних и тех же деталей детского конструктора можно было собрать или дракона, или луноход, так и из этих вполне пригодных деталей было собрано что-то совершенно непотребное. И данное непотребство состояло в штампе непроходимого неудачника. И потому: машина была грязна до бровей, куртка была вариантом дачной одежды для огорода, ногти были черны и нестриженны, кроссовки – изношены до ручки, а глаза – испуганны… И по этим глазам было понятно, что он не специально так вырядился. Просто для него это естественное состояние, и, увидев такую роскошную даму, он понял, что не соответствует. Хотя и не понял, чем именно…
«Придется опять немножко „потерезить“! – подумала она; „потерезить“ был ее любимый термин в разговорах с подружками, он происходил от „матери Терезы“. – Нельзя же ему сказать: „Мужик, ты чё, охренел, себя на сайте знакомств вешать?“»
Она осторожно села в машину и ослепительно улыбнулась.
– Как вас зовут? – спросил он, все поняв сквозь ее улыбку.
– А зачем нам имена? Так романтичнее. Меня зовут Белокурая.
– Ну как хотите… – насупился он. – Куда едем?
– Да у меня очень мало времени… завтра рано на работу… и вообще это все так странно… давайте по ночной Москве покатаемся, – промурлыкала Елена, думая: «Куда я с таким чучелом попрусь? Он и заплатить-то не сможет…»
– Все ясно, – сказал Айсберг упавшим голосом.
«Этот козел еще и дуется! Будто это я пришла на свиданку, вылезя из помойки!» – удивилась Елена.
– По Садовому кольцу вас устроит? – спросил он.
– Вполне, – кивнула она.
– Вижу, что я вам не понравился… – обреченно сказал Айсберг.
– Ну как это можно по первой встрече делать выводы? – врущим голосом спросила Елена.
– Так ведь второй не будет… Я ж не слепой… А вы мне… глянулись…
– Откуда я знаю, что в моей жизни будет, а чего не будет…
– А почему не будет? Объясните! – потребовал он.
– Хотите правду? – жестко глянула на него Елена.
– Хочу, – набычился он.
– Мы с вами как попутчики в поезде, и потому можем быть откровенны. Да? Я думаю, что вам надо многое в себе поменять.
– Что, например? Машину? – иронически прищурился он.
– Машину достаточно помыть… Готова принять мытье машины на отметку. Как говорил классик, человек – это стиль!
– Ладно, помою… – буркнул он, как школьник.
– Так ее надо не один раз помыть. Ее надо всегда держать мытой!
– Понял. Еще претензии есть? – Он начал говорить немного смелее.
– У меня не претензии, у меня педагогический азарт… – пояснила Елена.
– А вы любите попугаев? – вдруг спросил он.
– Как-то об этом не думала… – пожала плечами Елена.
– А у меня шесть попугаев. Два умеют говорить… Я учу их петь под фортепиано… – Лицо его осветилось счастливой улыбкой.
– Как я вам завидую! – улыбнулась Елена, съехидничав про себя: «Маньяк, но, к сожалению, не сексуальный. Очень не сексуальный…»
– А из-за чего вы развелись? – успокоенно спросил Айсберг после того, как почувствовал одобрение страсти к попугаям.
– Кризис брака. Муж считает, что я его прессую. И, наверное, прав. А я поняла, что меня прессует жизнь с ним. И тоже права.
– А вы его не прессуйте, и он будет добрее…
– Легко сказать, когда по темпераменту я могу армией командовать. А вы почему здесь оказались? – спросила Елена.
– Да просто понял, что жизнь проходит… сколько ее осталось. Мне женщины снятся, а романов почти не было. У меня все хорошо с женой. Но только это семья, а эротика – это совсем с другими женщинами. – У него было совершенно беззащитное лицо.
– С развратными? – хихикнула Елена.
– Не то слово… неправильно формулируете. С красивыми, свободными… чтоб сексом заниматься, это дело надо любить… а жену я уже другой не сделаю, – грустно признался он.
– Так раньше надо было начинать ее другой делать, – напомнила Елена.
– Ну тогда кто об этом думал? Тогда выживать надо было, детей поднимать. А теперь все…
– Что все?
– Теперь язык про это утерян. И вся эта нежность, все это во мне пропадает…
– Понимаю, – кивнула Елена, она и сама ощущала последний период жизни с Каравановым как что-то эмоционально недоделанное.
– Вы считаете, что мной нельзя увлечься? – в упор посмотрел он.
– Можно… почему же нельзя? – поежилась Елена.
– А вот вы, например, могли бы мной увлечься?
«Придурок! – подумала она. – На дорогу смотри, врежемся!»
– Я? Ну в другой период, наверное… я сейчас сильно разводом пристукнута…
– Обманываете… Просто вам всем нужны деньги, прибамбасы… а душа вас ни капельки не волнует… – Он уставился на дорогу потерянным взглядом.
– Послушайте, Айсберг. Вон идет по тротуару молодая бомжиха, бутылки собирает. И душа у нее чище, чем у меня, но вы ведь ее в машину не посадили. Вам ее душа нужна как коту пижама…
– Хорошо вы меня сравнили. Спасибо, хоть сразу честно. Без всяких церемоний, – скривил он губы.
– Поймите, в любом слое общества есть своя система договоренностей. Вы мне по «аське» предлагали в машине любовью заниматься? Да?
– Да! – с вызовом ответил он. – И могу повторить это предложение.
– Вы хотите поговорить про вашу невостребованную душу? Извольте! Мое пальто стоит тысячу долларов. – Елена почти сказала правду, именно столько оно стоило до пятидесятипроцентной скидки. – И в этом пальто вы предлагали мне заняться любовью в машине, которую вы и внутри в последний раз мыли в прошлом веке? Да у меня его потом ни одна химчистка не возьмет!
– Я готов помыть машину и внутри, – легко согласился он.
– Вот одолжение! – захохотала Елена, и вдруг увидела в нем черты мягкого и покорного – до поры до времени – Караванова. – Это как эротическое образование жены, раньше начинать было надо! Вот вы, мужики под полтинник, живете кое-как, за базар не отвечаете, карьеру не делаете, десять лет вздыхаете над поруганными перестройкой ценностями, организм запускаете, лицо кремом намазать ленитесь… а как вам всем по этому списку отказывают, так вы сразу начинаете орать про душу!
Повисла тяжелая пауза…
– Лицо кремом? Ну это, извините, я не пидарас, чтобы лицо кремом мазать… – шумно выдохнул он.
– Очень жаль, что вы не пидарас! – ответила Елена. – Пидарас о своем партнере думает! А вы собирались вот этими руками с вот этими когтями, которыми полчаса тому назад в моторе копались, до меня дотрагиваться! Очень понимаю вашу жену, что ей не до эротики…
– Забавно. – Он растопырил пальцы и посмотрел на свою руку. – Я как-то об этом не думал…
– А зачем вообще о чем-то думать, если можно весь рабочий день в тетрис играть, – напомнила Елена; она понимала, что перегибает палку, но накатило.
– Я вам благодарен, – вдруг сказал Айсберг. – Давно не смотрел на себя, что называется, сбоку.
– И я вам благодарна. Я в вас как в увеличительном стекле увидела мужа, с которым расхожусь. Он, правда, ухаживает за собой как садовник за розой. – Елена с отвращением вспомнила все эти гели, шампуни и кремы для рук, громоздящиеся в ванной, чуть не превосходя ее косметику. – Но в основном вы одинаковые дети. Вот вас обидело время… вы не достигли желаемого и теперь готовы объявить виноватым в этом любого, кроме себя…
– А в чем я виноват? В том, что ваши демократы разворовали страну?
– Так они ее одинаково и у вас, и у вашей жены разворовали. Только вы в тетрис десять лет играете и эротику в Интернете ищете. А она по сусекам скребет, и не до эротики ей…
Катались около двух часов, и Елена выливала и выливала на него предназначенное Караванову. А он и не сопротивлялся. И, когда в целости и сохранности доставил ее к подъезду, у Елены было чувство, что она таскала камни. И что, чур-чур ее, еще когда-нибудь знакомиться по Интернету.
…Пораньше прибежала на работу, чтобы поделиться с Катей:
– Слышь, ночью ходила на интернетную свиданку – полный отстой!
– Ты, коханая моя, совсем на голову слабенькая? Вон у моей дочки пошла знакомая девка на свиданку по Интернету в кабак при гостинице. Мужик ей понравился, такой наш закрутевший браток из Польши, – назидательно ответила Катя. – Туда-сюда, предложил в номер подняться, мол, сувениры ей привез. Она уже закосела маленько, и он вроде ничего, поднялись в номер, а там еще четыре. Пустили девчонку по кругу. До сих пор по психологам мается…
– Нет. Это, как в анекдоте, «не с нашим счастьем». Мой кадр вытянутого пальца боится. Бывший интеллигентный человек. У него вид такой, как будто война идет на его улице. И много лет…
– Ты там смотри! Будь осторожна. Конечно, чтобы развод остался незамеченным, тебе сейчас надо любви: много и громко. Но не таким же клиническим способом!
– Bay! Вчерашний кадр в «аське» появился.
Елена собралась было писать материал, как в «аське» запрыгало сообщение от Айсберга.
Айсберг. Здравствуй, Белокурая! Всю ночь думал о тебе…
Елена ответила:
– И что думал?
Айсберг. Я постараюсь измениться. Для тебя…
Белокурая. Для себя. Надеюсь, машина помыта?
«Вот только тебя мне и не хватало для полного комплекта уродов!» – вздохнула она.
Айсберг. Еще не удосужился.
Белокурая. Значит, мои воспитательные акции ни во что не вылились.
Айсберг. Выливаются…
Белокурая. Во что? Ну-ка, порадуй меня.
Айсберг. Я морально готовлюсь мыть машину!
Белокурая. И сколько дней в среднем уходит на подготовку?
Айсберг. Откуда я знаю?
Белокурая. А говорил, что вы с машиной родные. Хорошо же ты относишься к родственникам.
Айсберг. Я исправлюсь. А что ты делаешь после работы?
Белокурая. Приехал из Парижа барон Камю, и вечером будет презентация его коньяков в ресторане «Гранд Опера».
Айсберг. Ты меня приглашаешь с собой?
Елена аж прыснула: «Ну дает! Святая простота! Если его привести, народу уже будет не до барона Камю!»
Белокурая. Там вход только по аккредитации.
Айсберг. Ну и ладно. Я, честно говоря, коньяк не люблю. По мне, водка вкуснее. Когда увидимся?
Белокурая. На этой неделе вряд ли. У нас запарка в редакции.
Айсберг. Понял… А писать-то тебе хоть можно?
Белокурая. Пиши, конечно…
Айсберг. Тут цитату про тебя прочитал. Смешную: «Страстные женщины хороши до безобразия! А также во время безобразия и после безобразия…»
Белокурая. Извини, мне надо к главному редактору.
Ее аж передернуло от цитаты при мысли о «безобразии» с этим персонажем…
– Кать, что там в мире яркого? – лениво спросила она.
– В среду в деле по обвинению группы египтян в гомосексуализме 23 мужчины были приговорены к срокам тюремного заключения от года до пяти лет. Известно также, что еще 29 человек, проходящих по этому делу, были оправданы, – с готовностью откликнулась Катя. – Гомосексуализм не преследуется по закону в Египте, именно поэтому представших перед судом мужчин формально обвиняли в хулиганстве и издевательстве над религиозными нормами.
– Дикари! – вздохнула Елена.
– Будто наши далеко от этого ушли. А вот, кстати, кубинец Грегорио Фуэнтес, ставший прототипом героя повести Хемингуэя «Старик и море», в четверг отметил свой 104-й день рождения…
…Писать материал не хотелось, думать о Караванове было противно, подбираться к разговору с Лидочкой казалось преждевременным. По логике вещей, стоило пойти в магазин и купить для поднятия тонуса не нужную, но приятную шмотку, но было жалко денег. Впрочем, как всегда, на себя… Чтобы протянуть день до вечерней презентации, начала искать в «аське» новое приключение.
Остановилась на герое по кличке Француз. У него в информационной справке хотя бы было написано про интерес к литературе и искусству, ведь мужик Елениной возрастной категории обычно тупо сообщал о себе: фитнес, машины, собаки, женщины. Рабочий день, предназначенный в офисах для кадрежа по «аське», был еще в разгаре, и Елена написала ему.
Белокурая. Привет.
Француз. Привет. Ты кто?
Белокурая. Я незнакомка, раненная печалью, ищущая утешенья на твоем сильном плече…
Француз. Мощно излагаешь.
Белокурая. Пытаюсь понравиться…
Француз. Уже понравилась. Чем занимаешься?
Белокурая. Пишу статьи, помогая движению широких масс к демократии. А ты?
Француз. Я? Не состоял, не участвовал, не привлекался… По прошлой профессии дипломат. Сейчас бизнесом рулю. Ты на кого работаешь?
Белокурая. На гармонизацию человечества…
Француз. Это что значит, каждому по гармошке?
Белокурая. Примерно…
Француз. На Сардинии не бывала?
Белокурая. Я не люблю все эти острова.
Француз. Это как один мой друг говорил: «Я женщин недолюбливаю, просто не успеваю».
Белокурая. А ты успеваешь?
Француз. Стараюсь. Ща фотку пришлю.
Белокурая. А ты настолько хорош собой, что считаешь, что с фотки надо начинать?
Француз. Чем богаты… Пуркуа бы и не па?
Белокурая. Ага, значит, хорош. Ну валяй.
Француз. Мы за улицу с двусторонним движением.
Белокурая. Твоя придет, тогда свою отправлю.
Ей пришла фотография, на которой мужчина в дорогом костюме шел по Елисейским полям.
Француз. Пришла?
Белокурая. Морда лица не читается. Очень мелко…
Француз. Это я работал в нашем посольстве в Париже. А хочешь, пришлю, где мы все с президентом?
Белокурая. Спасибо. Я президента в лицо знаю. Может, свой портрет покрупней пришлешь?
Француз. У меня нет покрупней. А хочешь, пришлю, где я в Америке с Чейни? Там тоже групповая фотка. А ты ничё! Глаза красивые! И ваще, корпусная дама! Давай встретимся, посидим где-нибудь…
Белокурая. Давай.
Француз. Завтра?
Белокурая. Можно и сегодня. Хочешь пойти на презентацию?
Француз. Можно. Жене что-нибудь навру. А за тобой заехать или ты на машине?
Белокурая. Заехать.
Француз. Ты не думай, что я по каждой «аське» так срываюсь. Я на фотку твою среагировал. Смотрю и балдею. Интересно, а как у тебя с красотой душевной?
Белокурая. Все в комплекте.
Елена вытащила косметичку и начал краситься. Похоже, что этого Француза можно было взять на презентацию коньяков без особого ущерба для репутации. Она начала осторожно накладывать тени, что означало глобальную подготовку к встрече.
Француз. А так бывает?
Белокурая. Спорный вопрос в наше непростое время…
Француз. А какие времена были простыми?
Белокурая. До 91-го. Была мерзкая ясность.
Француз. Не было этого никогда.
Белокурая. У меня было!
Француз. Ты еще не все. Мне, конформисту, по фигу, кто у власти, мне и при Советах неплохо было.
Белокурая. Верю. Просто так у нас в МГИМО никто не поступал.
Француз. Жизнь одна и не стоит ставить ее в зависимость от кучки проходимцев, находящихся у власти… главное, соблюдать обрядность.
Белокурая. Мой отец коммунист, мой дед коммунист, но они учили меня, что врать нехорошо… И они не врали. Они верили в свое дело…
Француз. А мой дед – генерал НКВД. А папашка – полковник этой же организации. Они во все эти сказки о всеобщем благоденствии не верили…
Кисточка с тенями замерла у Елены в руках.
Белокурая. Плохо у тебя с генеалогическим древом. Сильно отмаливать надо…
Француз. Знаешь, сколько они за Россию надрывались?
Белокурая. В НКВД они за Россию надрывались?
Француз. Примитивно-школьные знания о НКВД как о исключительно карающей организации.
Белокурая. Я же сказала, что я журналист. С мемориалом работала, в архивах сидела… Набралась знаний об организации…
Француз. Господи, какая-то бабская логика!
Кровь бросилась Елене в лицо.
Белокурая. Думаю, что диалог исчерпал себя. Люди, не осознавшие преступлений своих предков, для меня не собеседники. Это все равно что говорить с немцем, который так и не пытался понять, что такое фашизм…
Француз. А нынешняя власть не меньшее преступление?
Елена перестала отвечать.
Француз. Власть любая преступна сама по себе по определению.
Француз. Неужели умная, образованная баба может городить такую чушь!
Француз. Истеричка! Дура!
Елена злобно отправила его в «игнор», после нажатия на эту кнопку сообщения от этого адресата поступать не могли: «Дипломат, блин! Пофлиртовала! Господи, чтоб я еще притронулась к этой идиотской „аське“! Другие знакомятся, влюбляются… а ко мне всплывает только определенный продукт!»
Она скучала на презентации, пыталась напиться, ничего не получилось. Приятельница отвезла ее домой по-темному. Приговаривая:
– Алкоголь вызывает кратковременное расширение сосудов и круга друзей…
Лида ночевать не вернулась, Караванов отпугивающе храпел. Она где-то читала, что громкий храп – это вытесненная агрессия против партнера. И даже замечала, что чем хуже становились их отношения, тем громче Караванов храпел…
Села к компьютеру, открыла недописанный на работе материал, машинально включила «аську». Писать текст не хотелось… Похоже, надо было отказаться от него, но главный хмурил кустистые брови и говорил: «Лена, сосредоточьтесь! Вы же знаете, что, кроме вас, никто это не поднимет. Все размельчат тему…»
Чтобы разогреть себя к тексту, начала читать политические новости. На экране мяукнула «аська».
Пришла очередная записка от очередного интернетного рыболова. Елена раздраженно открыла ее.
Никита. Добрый вечер, что не спим?
Белокурая. Не спим, потому что работаем.
Никита. Над чем трудимся… если не секрет?
Белокурая. Пишу разные тексты. У тебя в инфо ни цифр, ни фактов…
Никита. Уже проверила… я и так могу сказать. И даже могу фото прислать…
Белокурая. Пришли… Только, пожалуйста, портрет морды лица.
Никита. Сейчас.
Белокурая. Чем занимаешься?
Никита. Руковожу маленькой авиакомпанией.
Белокурая. Круто. Первым делом, первым делом самолеты… Покатаешь?
Никита. Легко. Моя фотка идет к тебе?
Белокурая. Ага… Сейчас оценим.
Елена открыла его фотографию и окаменела. Ни фига себе! Это был тот самый… тот самый парень, которому она так долго смотрела в глаза на сайте знакомств. И которому не решилась написать. На часах была половина четвертого… Торопливо отправила свое фото в ответ.
Никита. Это твое фото? Я думал – это репродукция с картины «Прекрасная незнакомка»…
Белокурая. Весьма куртуазно для летчика.
Никита. Я не летчик. Я – бывший спецназовец и физик. А теперь бизнесмен.
Белокурая. Ощущение, что где-то видела твое фото.
Никита. Может, мы уже общались…
Белокурая. Ты не вешал ее в сайт знакомств?
Никита. Да, она там есть… точно.
Белокурая. Смотрела этот жуткий сайт и умирала со смеху.
Никита. А я его даже не удосужился посмотреть…
Белокурая. А зачем размещал?
Никита. Может, какие интересные люди откликнутся, – но пока ничего интересного… только несколько голодных барышень постучались…
Белокурая. Я тоже уже постучалась к двум мужикам.
Никита. И как?
Белокурая. Оба козлы. Но по-разному.
Никита. Не повезло.
Белокурая. Часто бываешь в онлайне?
Никита. Часто. Правда, в рабочее время с красивыми барышнями не флиртую…
Белокурая. А мы с тобой будем говорить об умном, это не будет считаться флиртом.
Никита. А я с красивыми барышнями не могу говорить об умном…
Белокурая. Ты их подозреваешь в недостаточно высоком интеллектуальном уровне?
Никита. А если еще и с хорошей фигурой… так это вообще становится проблемой… имею в виду – серьезный разговор…
«Оооо!! – огорчилась Елена. – Какая пурга!»
Белокурая. Слушай, у тебя вполне интеллигентная физиономия и незащищенный взгляд. Так что не надо умудренной опытом тетеньке изображать из себя поручика Ржевского.
Никита. Я очень испорченный… как всякий спецназовец…
«Слава богу! – облегченно вздохнула она. – Просто зажатый!»
Белокурая. Спецназовец? То есть ты секс-символ по полной программе?
Никита. Конечно! А почему не спрашиваешь о моем семейном положении?
Белокурая. А какая разница?
Никита. Обычно барышни с этого начинают. Замуж хотят…
Белокурая. А я вот куда-куда, а замуж точно не хочу!
Никита. Что так?
Белокурая. Да уж объелась этим делом!
Никита. Бывает… Напиши несколько слов о себе. 90–60—90?
Белокурая. Ни в коем случае. С фигурой все в порядке. Везде гораздо больше сантиметров. У тебя со мной разговорчик, как с продавщицей парфюмерии. Понимаю, что молод… но интонацию надо ловить.
Никита. Спасибо за «молод»… мы практически ровесники – ну, на пару лет постарше будешь…
Белокурая. Дело не в годах. Просто ты еще не въехал, что я – тетенька опытная, избалованная. Главное, чтоб ты мне понравился…
Никита. А я тебе понравился?
Белокурая. Нравился, пока не начал пошлятину про 90–60—90.
Никита. В Интернете человек всегда старается выглядеть глупее, чем он на самом деле.
Белокурая. Знаешь, что такое гендерная симметрия?
Никита. Не знаю.
Белокурая. Это означает, что если ты меня спрашиваешь про параметры, то должен быть готов, что я тебя спрошу в том же тоне. И это уже будет разговор клиентки, снимающей мальчика в клубе «Красная Шапочка». Нам это надо?
Никита. Все, забыли… извини… давай завтра спишемся, а то мне спать пора – с утра совещание.
Белокурая. Спокойной ночи, секс-символ!
Никита. Спокойной ночи, «Прекрасная незнакомка»!
Она увеличила его фотку на экране и долго смотрела в глаза. Странные это были глаза. Детски доверчивые и очень грустные.
Елена тихонько легла в Лидиной комнате, раздумывая о дочери. Девчонке все время не везло то с учебой, то с работой, то с противоположным полом. Сверстницы уже размахивали дипломами и катали коляски. А Лида то училась в педагогическом, то переходила на платный экономический, то собиралась расписывать ткани… И Елена не перечила, потому что сама стала журналистом в жестокой конфронтации с родителями, обойдя достаточное количество профессий. С работой тоже получалась ерунда. Она устраивала Лиду работать к друзьям. Сначала к однокласснице Ирке в телестудию. Ирка почти не просыхала, круглосуточно занималась разборками то с мужем, то с любовником; руководила коллективом левой ногой и грамотно отжимала спонсоров, на деньги которых стряпала бесхитростную продукцию: хоть к выборам, хоть к молодежным музыкальным эфирам, хоть к литературно-историческим темам. Все это она делала халтурно, но умела произвести впечатление певучей речью, бриллиантами, которые выдавала за наследные, и бульдожьей хваткой. Облапошивала заказчиков так, что мало кто делал с ней дела второй раз. Но ей хватало денег, снятых с первого.
Елена пропустила момент, когда Ирка из нормальной девчонки превратилась в ежесекундно врущую и хапающую похмельную тетку. Ей казалось, что Лиде будет полезно посмотреть, как лихо Ирка крутит свое дело. И все рассказы о бардаке, скандалах и накладках в студии Елена считала приметой Лидиной социальной неадаптированности – все за маминой широкой спиной росла. Но когда Лида однажды опоздала и подвела на ту часть обязательств, на которую все в студии, начиная с руководительницы, ежедневно подводили друг друга, Ирка устроила ей показательное увольнение. В этот момент Ирка неудачно скулемала что-то очередное между мужем и любовником, а поскольку Елена не согласилась с ней в трактовке происходящего, Лида стала жертвой.
Было странно, что Ирка, часами засоряющая Еленин телефонный эфир монологами о своей личной жизни, так грубо сорвется на девочке. Впрочем, с собственными детьми она обращалась еще грубее, и Елена ничего не стала выяснять, а просто сделала себе пометку. Ее вообще надо было долго доводить, но, если человек переступал допустимое, количество переходило в качество в доли секунды. Она рвала и уходила не оборачиваясь…
Потом была работа в фирме другой Елениной подружки – Гали. Галя возглавляла филиал дорогой импортной косметики и была эстрадно-религиозна. О ней говорили как о мастере филигранной работы мгновенного перехода из ангела в проститутку.
В тесном кругу она была еще ничего, но в обществе ее восточные глаза все время шарили по нужным людям и потенциальным покупательницам. В перспективных Галя ввинчивалась: дружа, любя, унижаясь, организуя досуг, угадывая желания, соблазняя мужей.
Как всякий человек, стоящий на цыпочках, она быстро уставала от себя – ангела, и из нее начинала хлестать чернуха. Мать шестнадцатилетней наркоманки, она агрессивно учила всех воспитывать детей. Никогда не побывав замужем, учила всех управляться с мужьями. Не заплатив ни копейки налога, сладострастно ругала ворующих политиков. Никому особенно не помогая, захлебывалась о благотворительности.