– …когда Лина проснулась, было уже утро. В окно били щедрые лучи солнца, на подушке перед Линой благоухал букет чайных роз. Лина знала, что он уже ушел – и знала, что он вернется, непременно вернется…
…теперь уже насовсем.
– Ну знаете, Наташа, у вас всегда истории такие… жизненные, – кивнула Муза.
Муза оказалась точно такой, как я себе ее представлял – маленькая, тоненькая, темные волосы до плеч, и странное дело: обычно стараются засветлить волосы, а эта наоборот, затемняет. Ученого Паучка я представлял себе милой старушкой, тут мои ожидания не оправдались, на меня смотрела моложавая женщина, Наталья Ивановна, ей могло оказаться и сорок, и пятьдесят лет…
Здесь, в клубе, казалось уютнее, чем в обычном бункере, может, из-за обоев – бежевые цветы на желтом фоне – может, из-за весело полыхающего камина, на котором притулился золотой феникс. Время от времени он выпускал перо, которое падало на страницу тетради, рассыпалось буквами. Буквы беспокойно бегали юркими букашками, складывались в строчки, в стихи… Даже Гейгер не верещал так отчаянно, его тихое потрескивание было почти умиротворяющим – будто сверчок за печкой.
– А вы, Музочка, чем сегодня порадуете? – улыбнулась Наталья Ивановна, так и хотелось назвать ее Паучихой.
– Ой, ну у меня тут стихотворение… – Муза покраснела. – Не знаю, читать, нет, плохонькое какое-то…
– Конечно, читайте, – оживилась Паучиха.
– Читайте, обязательно читайте, – подхватил я, и тихонько захлопал в ладоши, – про-сим, про-сим!
– Про-сим, про-сим! – подхватила Паучиха.
Муза стала читать что-то про звезду, упавшую с неба, и не знавшую, как вернуться назад. Я смотрел на них – таких родных, таких милых, и к стыду своему чувствовал, что уже не вспоминаю умершего отца, Алинку, помню только, что портфель у нее был с длинноногими девицами, как их… Виндзор… нет, Винкс… Да что мне до них, отец в фирме своей крутился с утра до ночи, привет-привет, пока-пока, ну что, Ленька, как дела, да ничего, нормально… Алинка из школы прибежит, Ле-о-онь, у меня комп навернулся, давай я с твоего в Одноклассники… ты все равно сейчас в офис поедешь…
Офис…
Что мне теперь этот офис?
И что мне теперь это все…
Старый мир облетел, осыпался, как шелуха, все, что было так важно – разлетелось в прах, от старого мира осталось только Перо Феникса…
– А что-то Дримвуд сегодня не пришел, – вспомнил я, когда похвалы в адрес Музы иссякли.
– Да… его уже вторую неделю нет, – согласилась Паучиха.
– Обиделся, наверное, – кивнула Муза, – мы его раскритиковали в прошлый раз в пух и прах, вот он и не пришел… А он же такой… ранимый… Помните, как он свой роман выложил, отзывов мало собрал? Месяц потом в игноре…
– Да нет, тут другое что-то…
Слова Паучихи ошпарили нас всех, как ударом тока. Повисло молчание, слышно было, как тикают часы, как шебуршатся по страницам буквы, как феникс чистит перышки, как сверчит Гейгер. Интересно, сколько здесь мэ-кэ-рэ… странное дело, вроде в привычку уже вошло чуть что смотреть на гейгер, а тут даже и не глянули…
Расселись за столиком, налили по второй чашке, чай был странноватый, какой-то калиново-малиновый, говорят, выводит нуклеиды… Печенье тоже оказалось высохшее, плохонькое, Гейгер возле него верещал особенно сильно, и все-таки мы жевали эту смесь орехов и шоколада, как память о том мире, которого больше нет…
Дримвуд… я понимал – мы все сейчас думали о Дримвуде, где он, что с ним, почему так… конечно, и раньше уходили с сайта – никто никого не удерживал, но то было раньше, когда мир был большой и безмятежный, еще не сжался до размеров бункера. А теперь… Хотелось верить, что у него кончился ток, или не смог подключиться к Сети, мало ли, перебои сейчас бешеные… и не оставляла проклятая мысль…
Проклятая находка возле бункера…
Берцовая кость с начисто выскобленным костным мозгом…
– Где этот Дримвуд жил, никто не помнит? – спросил я.
– Гхм… вроде как в Берлине… – Паучиха нахмурилась.
– Нет, он говорил, в городке в каком-то под Берлином, – вспомнила Муза.
Снова повисло молчание, говорить было больше не о чем – хоть в Берлине живет Дримвуд, хоть в городке под Берлином, нам из Воронежа до него не добраться…
Из Воронежа…
Стойте…. Это же я в Воронеже, а Ученый Паучок живет, если верить записи, в Минске, а Муза и вовсе… не помню где, но далековато… Оглядываю комнату, живого феникса, роняющего очередное перо, чувствую – все это слишком хорошо, чтобы быть правдой…
…просыпаюсь, разглядываю экран. Желтые обои превращаются в интерфейс сайта, узкое личико Музы – в ее уже привычный аватар, пегас с розовыми крыльями…
Альтаир-317: где этот Дримвуд жил, никто не помнит?
Ученый паучок: вроде как в Берлине.
Муzа: нет, в городке в каком-то под Берлином…
Захожу на страничку Дримвуда, проверяю… так и есть…
Dreamwood.
Имя: Денис
Город: Висбаден.
И все… ни е-мейла, ни адреса, ни ссылок… Сердце сжалось. Мы исчезали – один за другим, как мишени в тире, и почему-то казалось, что вместе с нами исчезнет наш сайт…
Добро пожаловать начинающим литераторам…
– Что, опять в картишки режешься? О-ох, молодежь, не могут они без инета… инетом там давно уже и не пахнет… и даже не воняет, они все лезут… как мухи, блин, на мед… Хорош сидеть, айда, помогать мне будешь… Бензинчику бы приволочь… да там картошечку присмотрел, пока не сгнила, сюда притараним, пожрем…
Покорно встаю – уже знаю, что Колаич никакого сайта не увидит, что феникса на желтых обоях вижу только я, что я сошел с ума…
Иногда бывает так приятно… сойти с ума…
Колаич… как мы нашли друг друга… тогда…
…отдохну маленько… пойду…
…оставался один патрон, как-то это символично было – один патрон, как-то не хотелось думать, на что я этот патрон истрачу. Никакого зверья здесь не было и в помине, и что-то подсказывало мне, что если кто-нибудь рявкнет: выворачивай карманы, я не смогу выстрелить в мародера, не смогу… это в стрелялках на экране все так просто, бах, бах, падают солдаты с выпущенными кишками… а здесь…
…отдохну маленько… пойду сейчас…
Да и в самого себя выстрелить… тоже трудновато… Еще в школе хотел руки на себя поднять, когда русичка пару за год влепила… Долго же стоял на крыше, приноравливался, бросался с разбегу, и всякий раз замирал – на последней черте…
Неужели… я… трус…
Похоже на то… Ладно… сейчас… передохну и…
Сколько раз я уже себе это говорю… и чувствую, уже не пойду. Разве что проползу еще сколько-то метров. Есть уже не хотелось, кажется, желудок уже забыл, как это делается… Гейгер трещит и стрекочет, отключить бы его на хрен, и без него знаю, что тут творится…
Сейчас… пойду… бункеры… должны же они где-то быть, карта показывает – где-то поблизости, знать бы еще, какая сволочь составляла эту карту… Туда бы эту сволочь, в мертвую зону, где кожа сходит клочьями, где долго будет харкать, сплевывая кровавые кусочки легких…
– Руки вверх!
– А?
– Руки вверх, говорю.
Началось… я даже не понял, откуда он взялся, вроде бы только что никого не было, и вот он стоит, видно, что из военных, в форме, погоны какие-то, что я понимаю в этих погонах…
Покорно поднимаю руки, так и стою перед ним – на коленях, нет сил подняться… Ну давай же, вставай, мать твою… нет, какое там…
– Брось оружие…
Что я делаю, какого черта бросил револьвер… стрелять надо было, стрелять, или в себя, или в него… Приучили, блин, слушаться, всю жизнь – слушаться, папочку с мамочкой, мариванну в школе, декана, потом перед шефом навытяжку… Хороший мальчик, на одни пятерки… Какого черта… сам-то я где… сам…
Человек в форме привычным движением ощупал мою одежду, вытащил складной ножичек – вот ведь, как только углядел, я уже сам про этот ножичек забыл…
– Что, парень, на ногах не держишься? Вставай потихоньку… вот так… за меня держись… пошли…
– К-куда?
– На Кудыкину гору, воровать помидоры. Айда… Тебя как звать-то?
– Л-Леонид.
Вот черт, чего ради сказал, хотел же новую жизнь с чистого листа, если кто спросит – как зовут, так и сказать – Альтаир… Язык мой – враг мой…
– Ленька, значит… а я Колаич.
– К-как?
– Николаич то бишь… Чего шатаешься, тут недолго осталось… вон и бункер виднеется…
– А вы… что со мной делать будете?
– А на противень тебя положу да поджарю… как Баба Яга Ивашку… читал? Да вы вообще, молодые, читать не умеете…
– Да ну вас, я филфак кончил…
– Ой, молодец какой… Только это не ты кончил, это война все кончила… и филфак, и юрфак, и все универы, и техникумы, и школы, и все… ну чего уставился, заходи, гостем будешь…
– А вы… вы же меня изжарить хотели?
– Ага, на кой ты мне сдался… отдохнешь, подкормишься, помогать будешь… Бункер-то стратегический… а там, глядишь, и наши подкатят…
Кто наши, он не сказал, да и мне не верилось, что где-то на выжженной земле остались какие-то наши… Из бункера веяло теплом, я уже и позабыл, что такое – тепло, чем-то мясным, картофельным, от чего желудок проснулся, зашебуршился внутри… Я его не слушал, я никого не слушал, ноутбук оттягивал плечо, в голове вертелось одно-единственное – Интернет…
– А у вас… разъем есть?
– Это какой?
– Ну… для Сети…
– Какая, на хрен, сеть, окстись, пацан, сам третий месяц бьюсь, как рыба об лед… серверы-то все порушились, теперь куда ни ткнешь – нет сети…
– Ага… у меня там друзья остались… по городам…
– Тьфу, друзья… что друзья, я вот с Минобороны связаться не могу, вот это покруче будет… И ни сети, ни рации, ни радио, ни хрена… по телеку рябь одну кажут… А что друзья… тьфу… одноклассники, контакты эти…
Я понял, что мне не о чем с ним говорить – про Дримвуда и Музу, про Кошачьего, и про Феникса… не поймет… не захочет понять…
– …и рушатся миры, и звезды падают,
И плачут ангелы – о нас…
– Здорово, – выдохнул я.
Конечно, было не здорово, далеко не здорово, много можно было сказать и про размер стиха, про аллитерации, про диссонансы, про… Да и вообще Муза мне никогда не нравилась, все эти юношеские завывания о звездах и мирах, о том, как он ушел, и как дальше жить, и…
Но теперь все это не имело значения – что, как, почему, зачем… за каждое Музино стихотворение ставил пять баллов – не глядя, оно того стоило… Вот ведь что ценно, вот так собраться в нашем уютном клубе, у камина, где даже Гейгер поутихает, прислушивается…
– А что-то вы давно не пишете…
– Да так… как-то не пишется… вот, зарисовочку сделал про Колаича своего… прикольный мужик…
Я развернул свои наброски, начал читать про Колаича, как он чинит трансформатор, ворчит – ну что ему надо, вот что ему надо-то, как отходит от вроде как починенного трансформатора, он тут же ломается снова, Колаич бросается к проводам с криком: да задолбала, сука…
Читал – сам не понимал, что читаю, смотрел и смотрел на часы, ждал – сам не знаю, чего. Уже знал, что Паучиха не придет, как не пришла вчера и позавчера. И все-таки ждал, что-то во мне помнило, что третьего дня она появилась в половине шестого, еще принесла оладьи, замешанные непонятно на чем, вот, угощайтесь, ребятишки мои есть не стали, им все сникерсы подавай…
– Зажрались… ребятишки ваши, – кивнул я.
– Да не говорите, Альтаир… все не понимают, что скоро вообще на одной коре березовой жить будем… – кивнула Паучиха.
Что-то как будто оборвалось во мне, я вспомнил про мясо, выложил из пакета на тарелку солидный кусок.
– Вот… угощайтесь… говядина…
– Это… откуда? – ахнула Муза.
– Да… у Колаича столы ломятся. Он же военный, они в своих бункерах хорошо запаслись… Это я… из своего пайка…
Почувствовал, как краснеют уши. Знали бы они, из какого пайка… спер со склада…
– Да вы детям своим возьмите, – спохватился я, глядя, как Паучиха нехотя скребет вилкой крохотный кусочек мяса.
– Ох, спасибо вам огромное…
Это было третьего дня. Сегодня время уже перевалило за семь, я все еще смотрел на часы, все еще ждал Паучиху…
Феникс выпустил очередное перо, оно упало на страницу, рассыпалось элегией.
– Думаете… она придет? – не выдержал я.
Муза вздрогнула.
– Думаю… нет.
Я и сам так думал. Перебирал в памяти какие-то брошюры, буклеты…
Время после катастрофы. Процент гибели…
0:0 ч. 0:0 мин – 0:3 ч 0:0 мин………………………90 %
0:3 ч 0:0 мин – 1 сут………………………………60 % *
* – от оставшихся в живых.
1 сут – 1 мес…………………………………………70 %
Дальше не помню… цифры, проценты, микрорентгены, микрозиверты… Одно непонятно было из таблиц и графиков: какого черта под эти проценты и зиверты должны попадать дорогие тебе люди?!
Трещат дрова в камине…
Феникс чистит перья…
Добро пожаловать на наш сайт…
– А что-то вы сегодня поздновато, – сказал я.
– Да… я же тайком в Сеть вхожу, нелегально… – Муза смутилась.
– А что так?
– Да… так…
– Нет, правда, что случилось-то?
– Да… у нас комендант в бункере знаете, как зверствует… там не то, что комп, там фен поганый не включишь…
– Экономят, – согласился я.
– Да… экономит… у нас на днях парень один айпад зарядить хотел, так комендант в него выстрелил…
– В айпад?
– В парня… в сердце прямо… страшно так…
– Вот… вот вы об этом напишите.
– Да что вы… страшно же…
Открыл рот – чтобы что-то доказывать, что реальная жизнь, она важнее всяких фантазий, и уж о чем следует писать, так о том, что видишь вокруг… тут же понял, что ничего не скажу. Еще не хватало спугнуть Музу, последнее, что связывает меня с нашим миром, со вселенной, которую мы с таким трудом выстроили…
– Страшно так… у меня мама погибла, когда город бомбили… подруги все черт знает где…
– С мамой жили?
– Ага… и с тетей Таней… только она тоже погибла. А вы…
– А у меня отец, сестра, все в бомбежку сгорели… я по делам в офис поехал с утра пораньше в воскресенье, тут вся эта заварушка началась… Я до них добраться хотел, таксешку какую-то тормознул, вези, говорю, в центр… таксист, таджик такой чернявенький, только смеется, ка-акой ишо цэнтр, цэнтр сгарэл давно… Садыс, говорит, поэхали… выбрались из города, еще там двух женщин подобрали, пацаненка какого-то, он все свой ранец в руках держал… На трассу вырулили, с грузовиком столкнулись… как полыхнуло все…
– Ой, да что вы…
– Не помню, как выбрался… очнулся, болит так все, лежу в луже, костюм весь в дерьме, а мне по фигу…
Первый раз мы говорили вот так – откровенно, о себе, поздновато начали… Надо было пораньше, не таиться за авами и никами… Я ведь случайно узнал, что у Ученого Паучка трое детей… а Дримвуд… что я про него знаю… не знаю даже – парень, девушка… а может, этому Дримвуду лет восемьдесят было…
…просыпаюсь – с сильно бьющимся сердцем, чувствую, что уже до рассвета буду ворочаться в постели, не засну. Сам виноват, таблетки не принял… хорошие у Колаича таблетки, половинку выпьешь – и спишь всю ночь как убитый, утром готов горы свернуть… А вот теперь будет лезть в голову всякая хрень, и утром буду такой, будто по мне всю ночь каток ездил…
– Да что с тобой?
Смотрю на Колаича – чувствую, не могу сказать откровенно, что схожу с ума, что глюки атакуют, как закрою глаза, так и вижу гостиницу с желтыми обоями, феникса, рвущего перья… Колаич мужик деловой, психов ему в бункере не надо…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента