Мария Жукова-Гладкова. Остров острых ощущений

   – Аня, Артур не сможет работать у нас на ферме! – заорала мать.
   – Это точно, – буркнул себе под нос Андрей. Другие сотрудники органов с трудом сдерживали хохот. Пашка прятался за камерой.
   – Это изнеженный городской житель, – продолжала наставлять непутевую дочь Тамара Ильинична. – А нам нужен работящий парень, привычный к работе в поле, умеющий со скотиной управляться, охотник, рыбак.
   – Артур – прекрасный рыбак, – заметила Анечка, которая, как выяснилось, и говорить умеет. – Я такого улова ни у кого не видела.
   Мы с Пашкой хрюкнули и пояснили собравшимся сотрудникам органов, наслышанным про Артура Небосклонова и его «подвиги», что присутствовали на съемке того клипа, и неловкий Артур, отличающийся высоким ростом и не знающий, как следует сидеть в лодке, два раза падал в воду и топил реквизит (рыб). Лодка переворачивалась, так как он не мог усесться по центру. Один раз он чуть не утонул сам, долго рыдал и сказал, что больше никогда на воде сниматься не будет. Русалку, которую изображала какая-то модель, он довел до белого каления, и она заявила, что если будет еще один дубль, она собственноручно утопит Артура. Он, естественно, закидывал удочку так, что попал ей в глаз.
   Сотрудники органов вскоре уехали, Гена сбегал за замком, мы с Пашкой все это время выслушивали вопли, жалобы, нравоучения и наставления Тамары Ильиничны. Анечка молча убирала квартиру. Гена никак не желал оставлять родственниц жены в квартире и предлагал им отправиться в родную деревню.
   – А кто Алевтине передачки носить будет? – заорала Тамара Ильинична. – Кто ей домашнего творожка и сметанки принесет? Вон мы с собой привезли.
   – Скоропортящиеся продукты не примут, – заметила я.
   – Это еще почему? – посмотрела на меня Тамара Ильинична. – У меня все примут! Я им, пожалуй, не приму!
   Признаться, если бы мне пришлось делать ставки, я не знаю, на кого бы поставила в данном случае.
   – Юля, что бы вы мне посоветовали? – устало посмотрел на меня Гена после того, как врезал замок.
   – Оставить одну Анечку и помочь ей побыстрее выйти замуж, – сказала я, понимая, что от Тамары просто так не отделаться. С другой стороны, она ведь не может навечно оставить свою ферму, даже на родственников? – Анечка прекрасно сможет носить передачки, если потребуется.
   – Я согласна, – сказала Анечка.
   К моему большому удивлению, Тамара Ильинична довольно быстро согласилась оставить дочь (возможно, так и планировалось изначально?), сказала, что только сегодня здесь переночует, а завтра уедет первым автобусом.
   – Как вы терпели таких родственников? – спросил Пашка, когда мы шли к нашим машинам, оставив двух дам в квартире.
   – Так я с ними почти не виделся, – сказал бывший прапорщик. – На остров они приехать не могли – туда бы их просто не пустили, даже если бы Тамара добралась своим ходом, мы к ним в гости ездили где-то раз в три года во время моего отпуска, да и то всего на пару-тройку дней. А Алевтина у меня поспокойнее. Тоже, конечно, с характером, но она же не руководила фермерским хозяйством и не командовала кучей родственников.
   «Однако взяла заложников в бане», – подумала я.

XVII век

   Но вопреки дурному знаку при крещении мальчик Алексий, сын умершей Параши, рос, крепчал, был развит не по годам, и старая нянька успокоилась. Может, воск утонул из-за подмены младенца? В память о не вдохнувшей воздуха земного девочке? Старший Алексий, покидая дом навсегда, сказал и старой няньке, и отцу с братом, что мальчика должна растить она и что это его последняя воля в миру.
   Отец со старшим братом не возражали. Они доверяли старой няньке, а вскоре увидели, что парень все схватывает на лету и будет достойным продолжателем рода. Вот только мачеха маленького Алексия не любила ни няньку, ни чужого сына, правда, всячески пыталась это скрыть. Но разве скроешь такое от сердца любящей няньки?
   Потом старшая невестка родила дочь, потом наконец родился мальчик и еще один мальчик. Но наследником-то был Алексий!
   Нянька очень боялась за парня, а он, хотя и любил ее всей душой, начинал тяготиться такой опекой.

Глава 8

   На следующий день мне в Управлении сказали о результатах психиатрической экспертизы. Алевтину Ильиничну официально признали нуждающейся в лечении. Мужа, конечно, тоже поставили в известность (Гена не был разведен с Алевтиной, так как она была категорически против развода), и он спросил, может ли поместить супругу в частную клинику, про которую успел узнать. Гена сказал, что у него остались накопления (явно со шкурок), и он не хочет, чтобы жена проводила время в государственной психушке, где нет необходимых лекарств, не могут обеспечить должного ухода, а он чувствует себя виноватым. Более того, он все-таки собирался сдать квартиру и эти деньги как раз тратить на лечение супруги. Сам он проживал у бухгалтерши, имевшей двухкомнатную квартиру.
   Но поскольку Алевтина Ильинична захватывала заложников, стреляла по ним, прямо перевести ее в частную психушку не могли. Требовалось что-то с кем-то согласовать.
   – Как ты думаешь, переведут? – спросила я у Андрея.
   – Переведут. Решение уже принято. И не потому, что у государства на лечение лишних психов нет денег. Нужно разобраться в ситуации, а в частной психушке из Алевтины вполне могут вытянуть, почему ее понесло именно в эту баню и именно в это время.
   Конечно, никто в органах не верил, что Алевтина Ильинична специально захватила Артура Небосклонова, как уже раструбила его пиар-служба, которая, надо отдать ей должное, работает просто прекрасно и использует все возможности для раскрутки имени супермегазвезды. Наш канал не показывал Артура на коленях, бьющегося лбом об пол, – мы дружим с Артуром и его продюсером (в основном благодаря мне) и первыми показываем его новые клипы, как я уже говорила. Артур был представлен героем и с экрана просил мужчин уходить от любящих их женщин так, чтобы сделать расставание наименее болезненным для женщин. По его словам, он понимает всех участников драмы, всех жалеет, у него самого всегда сердце кровью обливается, когда он вынужден отказывать какой-нибудь милой девушке, влюбленной в него. Артур даже скупую мужскую слезу пустил перед телекамерами. В общем, он был в своем репертуаре, умело подготовленном пиар-службой. Артур точно знает, с какой стороны его хлеб намазан маслом. Мною он тоже повосхищался с экрана и заявил, что с самого начала верил, что заложников приду освобождать именно я. Обещал посвятить мне еще одну песню.
   Депутат Ковальчук в камеру не лез, даже позвонил мне и попросил по возможности его фамилию нигде не упоминать. Такая слава ему не требовалась. Его младший коллега сам несколько раз рассказал о своем геройстве (не на нашем канале), в каждой передаче добавляя все новые и новые детали. Геройство возрастало в геометрической прогрессии. Иван Захарович с телохранителями хранил гордое молчание, ничего не комментировал, героем выглядеть не желал и вообще был недоволен, что часть его обнаженного тела попала в кадр. Его верный помощник и телохранитель Виталя, с которым я успела вместе пожить полгода, сказал, что шеф недоступен и вообще лучше бы это дело замять или делать акцент на бабе, жаждущей своеобразным образом вернуть мужика. К тому же есть депутат и Артур Небосклонов.
   – Виталя, как одна баба смогла взять вас в заложники? – спросила я.
   Виталя фактически повторил слова опера Андрюши, сказанные в бане. Алевтина ворвалась в парилку с ружьем. Мужчины были голые, расслабленные, не ожидали нападения. Также никто не хотел рисковать, противореча явно свихнувшейся бабе. Все предпочли выполнить требование пройти в холл и встать у стеночки, в особенности после того, как она объяснила, что основная ее цель – отрезать (мужу) и зашить (бухгалтерше), а когда дело будет сделано, она всех отпустит.
   – Говорила, что отпустит?
   – Ага. И подробно про то, что муж с бухгалтершей заслужили, – Виталя усмехнулся и отключился.
   Я позвонила весельчаку из психиатрической «Скорой» и спросила, не интересовался ли он по своим каналам делом Алевтины Ильиничны. Мне хотелось бы получить комментарии в частном порядке. Мы встретились в кафе втроем, правда, Пашка камеру не включал, но у меня в кармане работал диктофон. Пашка с дядькой пили пиво, я – сок, так как была за рулем.