Мария Жукова-Гладкова. Путь к сердцу мужчины

   – Говорить «не расстраивайтесь» и «он вас недостоин» глупо, – заявил водитель. – Поэтому не буду. Но я вас понимаю. Я в армии с собой пытался покончить, когда моя невеста вышла за моего друга… У всех в жизни бывают подобные ситуации. К сожалению… А чего вам сейчас больше всего хочется?
   – Напиться, – сказала я.
   Он рассмеялся.
   – Ко мне поедете?
   Я подумала и кивнула. В другой ситуации я никогда не согласилась бы поехать к незнакомому мужчине. Ни в коем случае! Но по крайней мере раз в жизни мы делаем безумные поступки.
   Дом стоял в старой части Питера, мы поднялись на последний этаж, там парень завел меня в просторную кухню, обставленную по последнему слову техники. Никаких звуков из других частей квартиры не доносилось. Он спросил, что я пью, принес бутылку французского вина, открыл, разлил по бокалам. Я помню, что поразилась букету и смаковала его на языке.
   Больше ничего не помню.
   И вот теперь я лежу на широкой кровати, на прохладных шелковых простынях, абсолютно голая. Лежу одна. Рядом со мной простыни не примяты. Одeжда? Где моя одежда? Ах вот она, на стуле слева, аккуратно развешана. На полу у кровати стоят купленные в Англии «клоги женские для города». Мешка с одеждой нет.
   Мне стало стыдно. Что обо мне подумал тот парень? Наревелась, напилась и вырубилась… Так, а между нами что-то было?
   Надо встать, сходить в ванную и отправляться домой. И также надо извиниться, и поблагодарить хозяина, и надеяться, что не встречусь с его мамой. Парень-то был такой приятный…
   Я села на кровати и замерла.
   В углу в обнимку спали два каких-то мужика, которых я лежа не разглядела. У одного была спереди облевана футболка. Я тупо уставилась на них. Кто это такие?!
   Вдруг тишину квартиры разрезал крик:
   – Торпеду к бою! Противник по левому борту!
   Прозвучала еще какая-то фраза, но ее я не разобрала. Я замерла на кровати. Где я?!
   Чуть-чуть придя в себя, я стала внимательно осматривать стены. Нет, вроде бы не качаются. Значит, я не на корабле. Хотя с какой стати мне быть на боевом корабле? Или торпеды на подводной лодке?
   Стены были обклеены темно-бордовыми обоями с серебристыми гербами Российской империи. Что-то они мне напоминали… Ах да, очень похоже отделан малый тронный зал в Эрмитаже, там еще над троном висит картина с изображением Петра Первого с какой-то богиней.
   Я обернулась. Над кроватью висел портрет мужчины и женщины в старинных одеждах. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Но точно не Петр и вроде бы не из царей… Ладно, потом вспомню. Или не вспомню.
   Где-то в глубине квартиры готовили залп орудий левого борта. Противник уже выстрелил, но не попал. Послышались и другие голоса. Мужские и женские. На полу у стены заворочались.
   – Что за гомики? – буркнула я себе под нос.
   – Мы не гомики, – ответили мне с акцентом. – Мы – безработные финские алкоголики.
   – Что?!
   Мне стало страшно. Куда я попала?!
   Один из мужиков сел, второй, с облеванной футболкой, продолжал спать, даже отвернулся к стене. У сидевшего была помятая, довольно испитая физиономия. Если бы этот мужик не пил, то, думаю, был бы очень симпатичным.
   – Вы кто? – спросила я.
   – Хювя хуомэнта! – прозвучало в ответ.
   – Ну и имечко, – буркнула я себе под нос.
   – Меня зовут Лассе, – сказал мужик по-русски. – «Хювя хуомэнта» – это «доброе утро» по-фински. А мы вчера… не знакомились?
   Я покачала головой, судорожно соображая. Кто был вчерашний парень? Может, он – сутенер?! И привез меня к каким-то финнам?! Вот вляпалась… Никогда больше не буду садиться в машины к незнакомым мужчинам! Какая же я дура! Как я могла согласиться поехать к незнакомому мужику?!
   – Где тут можно попить? – спросил безработный финский алкоголик.
   Я пожала плечами, потом вспомнила, что не одета, натянула одеяло повыше и бросила взгляд на свою одежду на стуле. Мужик за моим взглядом проследил и объявил, что пойдет на разведку, а мне предложил пока одеваться. Как женщина, я его явно не заинтересовала. Неужели я так плохо выгляжу? Или опохмелиться хотелось сильнее? Пожалуй, алкаш безобидный. Но все равно нужно побыстрее делать ноги.
   Так, он не знает, где здесь можно попить… Значит, он здесь не живет?!
   – Лассе! – крикнула я в широкую спину. Этому мужику бы лес рубить, а он не работает и пьет.
   Он повернулся.
   – Залп!!! – проорали где-то внутри квартиры.
   – Где мы? – одновременно спросили мы с Лассе друг у друга, замерли на мгновение, потом рассмеялись. Улыбка удивительно преобразила лицо финна. Оно стало добродушным и каким-то беззащитным.
   «А он очень даже ничего», – пронеслась мысль, но я себя тут же одернула. Хватит мне вчерашнего.
   – Ты… э-э-э… русская проститутка?
   «Боже, как же я выгляжу, если меня принимают за шлюху?!»
   – Нет, я учительница английского языка, – вздохнула я.
   – Тогда что ты здесь делаешь? – искренне удивился Лассе.
   – Не знаю, – вздохнула я.
   Тут в дверь постучали и, не дожидаясь нашего ответа, ее открыли, и в комнату просунулась голова.
   – Проснулись? – спросила голова.
   – Заходи, – Лассе резко распахнул дверь, и нашему взору представился невысокий мужик в рабочем синем комбинезоне с круглым, как блин, лицом. – Где тут пить?
   – Крокодил! – заорал мужик в рабочем комбинезоне. – Люди пить хотят. Тащи сюда! – Потом он повернулся ко мне: – Вам чего?
   – Сока или воды.
   Мужик повернулся к Лассе и вопросительно посмотрел на финна.
   – Антакаа минулле, олкаа хювя олутта.^[1]
   – Чего?! – завопил круглолицый. – Ты же вроде бы только что по-русски лопотал! По-нашему давай!
   – Пива. Если нет – воды, – сказал Лассе по-русски.
   – Соку и пива, – крикнул мужик в рабочем комбинезоне.
   – Заряжай! – крикнули из другого конца квартиры.
   – Это кто? – робко поинтересовалась я.
   – Понятия не имею, – признался круглолицый мужик. – Вы случайно не хозяйка?
   Я покачала головой и спросила у мужика, кто он.
   – Аварийка. Нас на протечку вызвали. Но ничего не течет, и дверь закрылась! Вы не знаете, как отсюда выйти?
   В дверях появился высокий молодой парень в таком же комбинезоне, как у круглолицего крепыша, вручил Лассе банку пива (финского!), приблизился к кровати и вручил мне стакан апельсинового сока.
   – Китос,^[2] – поблагодарил Лассе длинного.
   – Они что-нибудь знают? – спросил длинный у крепыша, кивая на нас.
   – Похоже, что нет.
   – В чем дело? – спросил Лассе, отрываясь от банки.
   – Давайте приводите себя в порядок, потом все поговорим.
   – А… здесь много народа? – спросила я.
   – Полно. Кто проснулся – не представляют, как сюда попали. Но проснулись не все.
   Судя по выражениям лиц крепыша и длинного, они верили, что хотя бы кто-то из оказавшихся в квартире знает, как сюда попал.
   И, значит, кто-то не знает, как выбраться!

* * *

   Лассе вышел из комнаты, я быстро оделась, достала из сумочки зеркальце, пришла в ужас и решила срочно бежать в ванную.
   С финном мы столкнулись у туалета. У Лассе, выходящего из-за двери с писающим мальчиком, было странное выражение лица.
   – Что-нибудь не так? – обеспокоенно спросила я.
   – Э-э-э… я никогда не бывал в квартирах русских… Только где проститутки… У вас так принято, да? – он кивнул назад, потом распахнул передо мной дверь.
   В первое мгновение я не поняла, о чем речь. Меня просветил появившийся из-за спины Крокодил. Сантехник заявил, что они впервые столкнулись с подобным, хотя за годы работы посетили в Питере немало квартир.
   «Слава богу, мы все-таки в Питере», – порадовалась я.
   В туалете отсутствовала туалетная бумага. На стеночке справа от унитаза висели восемь полотенец на пластмассовых крючочках разного цвета. В правом углу в специальной небольшой раковине лежал душ на длинном шланге. Над раковиной было два крана.
   – Может, у депутатов так принято, – пожал плечами Крокодил.
   – А при чем здесь депутаты? – не поняла я.
   – Это квартира депутата Верещагина, – пояснил снова появившийся крепыш.
   И тут я поняла, кого мне напоминал мужик на картине… И как это я его сразу не узнала? Его же рожа не вылезает из телевизора! Правда, в телевизоре он обычно в современном костюме, а не камзоле века этак восемнадцатого…
   Ванна поразила своими размерами. Судя по пульту управления сбоку (или как он там называется), я поняла, что это джакузи. Никогда в жизни не видела джакузи в квартире, только в витрине магазина, мимо которого проходила, не заглядывая внутрь. Не по моим деньгам и не для моей квартиры.
   Мне очень хотелось сунуть голову под холодную воду, но я не стала этого делать, ведь потом долго сушить мои косы. Я тщательно почистила зубы новой зубной щеткой, которых тут предлагалось на выбор штук десять, смыла несмываемую тушь специальным кремом, который в этой ванной нашелся, потом долго плескала в лицо холодную воду.
   Уже в комнате я еще раз внимательно посмотрела на картину над кроватью, узнала Верещагина, потом расчесалась, заплела одну косу, подвела глаза – и тут мой взгляд упал на мобильный телефон.
   Надо же позвонить маме и тете Свете!
   Экран был пустой. То есть на нем не было никаких значков. Батарея не могла разрядиться, я его вчера заряжала! Я потыкала в разные кнопки – безрезультатно. Но здесь же должен быть телефон? И сейчас у всех есть мобильные! Правда, почему-то в душе зародилось нехорошее предчувствие.
   Наконец я покинула комнату, где продолжал спать друг Лассе, и пошла на голоса.
   В просторной кухне сидело шесть человек: Крокодил, он же – Гена, его круглолицый товарищ, которого звали Вова, а чаще – Колобок, Лассе, дядечка пенсионного возраста с мокрой головой и бородой, рыжий мутноглазый мужик неопределенных лет с видом дебила и подбитым глазом, к которому он то и дело прикладывал какого-то бронзового божка, и женщина лет двадцати пяти в помятом брючном костюме.
   Я поздоровалась. Все собравшиеся ответили и продолжили завтрак.
   – Открывай холодильник, дочка, пока другие не проснулись, – предложил пожилой дядечка, перед которым стояла сковородка с яичницей, по-моему, из десятка яиц. – Меня зовут Иван Васильевич.
   – Который меняет профессию?
   Мужчина задумался, потом кивнул и заявил, что можно сказать и так. Но вообще-то он уже давно ждал нового воплощения. Видимо, это оно и есть.
   «Псих, что ли?» – подумала я.
   Иван Васильевич словно прочитал мои мысли и сообщил, что в последние годы пришел к выводу, что буддисты правы, но сам он буддизм принять еще не успел. Он также признался, что с удовольствием отправился бы в Тибет.
   – И что вас останавливало?
   – Отсутствие денег и документов, – поведал он невозмутимо, наворачивая яичницу в своей новой реинкарнации.
   – Ник Хаус, гражданин Америки, – представился рыжий с постной физиономией. – А это моя племянница Лен Винтребром.
   Женщина кивнула. Я тоже представилась, открыла холодильник, выбрала колбасу, плавленый финский сыр и йогурт, сделала бутерброды и присоединилась к завтракающим.
   – Марина, что ты помнишь из вчерашнего? – спросил меня Колобок.
   Я поморщилась. Визит к милому другу вспоминать совсем не хотелось.
   – Вы помните, как вы оказались в этой квартире? – спросил американец. Обращаясь ко мне, он отводил руку с бронзовым божком от глаза, но как только заканчивал говорить, сразу же прикладывал снова.
   – Да, – ответила я.
   – Как?! – воскликнули все остальные хором. Я обвела их ошалелым взглядом.
   Ник, Лен, Иван Васильевич и Лассе не помнили вообще ничего и даже не знали, в каком районе находятся, а Колобка с Крокодилом, как я уже слышала, вызвали на протечку. Дверь оказалась открытой, они вошли – и тут за ними закрылась решетка. Решетки также есть на всех окнах. Мы в ловушке.
   – А мобильные телефоны? – спросила я.
   – У тебя работает? – воскликнула Лен.
   – Наверное, батарейка села, – вздохнула я, потом опять посмотрела на лица окружавших меня людей.
   – Мы проверили телефоны у всех, кто находится в квартире, – сказал Колобок. – У всех вынуты SIM-карты.
   – А ваши? – я посмотрела на Колобка, потом на Крокодила.
   – Исчезли, – объявил Крокодил.
   – То есть как?! Вы вошли в квартиру с телефонами?
   – Да, – кивнул Вова. – Тут мистика какая-то происходит. Мы посмотрели ванну, туалет, кухню, не обнаружили никакой протечки и отправились искать хозяев. Увидели всех… Потом Ник проснулся. А затем что-то произошло…
   – Мы все очнулись на полу, – взял на себя рассказ американец. – Мы втроем. Гена, Вова и я. Мы не поняли, что с нами произошло. Но мы потеряли сознание. Когда мы очнулись, у всех в аппаратах не оказалось SIM-карт. Когда пропала моя, я точно не знаю. Я не смотрел сразу же после того, как очнулся.
   – Сколько вы оставались без сознания? – поинтересовалась я.
   – Примерно час-полтора.
   – Вы не почувствовали никакого запаха или…
   Все трое покачали головами.
   – Левый торпедный аппарат… – раздалось из глубины квартиры.
   Все дернулись.
   – Он все время орет, – сказал Иван Васильевич, наворачивая огромную яичницу. – Моряк, наверное.
   И тут в дверях кухни появилась маленькая старушка, вежливо и тихо со всеми поздоровалась, потом вдруг расплакалась.
   Я бросилась к ней и принялась ее утешать. При виде этого хрупкого создания почему-то сразу же возникало желание взять его под защиту, как ребенка.
   – Я сошла с ума? – подняла она на меня глаза. Когда-то, думаю, она была очень красивой женщиной и пользовалась успехом у мужчин.
   – Вы тоже не помните, как здесь оказались?
   Старушка отпрянула от меня, потом посмотрела на замерших за столом людей, потом снова на меня.
   – Мы точно не в сумасшедшем доме? – уточнила она.
   Кого что волнует…
   – А я подумала, что это племянница меня в психушку запихнула. Она ждет не дождется, когда я умру. Все ей не терпится в мою квартиру переехать. Но она ее все равно не получит! – весело воскликнула старушка и проследовала к столу. – У вас замечательно пахнет кофе!
   Иван Васильевич вскочил, пододвинул старушке табурет и побежал наливать кофе.
   – Может, бутербродик? – спросил он у нее.
   – Я не ем хлеб, – объявила она.
   – А почему? – поинтересовался Колобок, намазывая толстый кусок булки маслом.
   – Я – балерина. Всю жизнь на диете. Привыкла… – Старушка представилась Агриппиной Аристарховной Сургановой.
   Фамилию я слышала. По-моему, у нас даже альбом есть, где она запечатлена на черно-белых фотографиях.
   – Да, деточка, – подтвердила она. – Я была солисткой Кировского… – ее взгляд стал мечтательным. – Я танцевала с Нуреевым…
   Агриппина Аристарховна сказала, что выходила на сцену до сорока шести лет, а потом стала учить молодых. Сейчас она ведет кружок танцев для девочек, потому что пенсии катастрофически не хватает. За квартиру приходится платить больше, чем государство выделяет бывшей балерине. А еще ведь нужно кушать, несмотря на то, что Агриппина Аристарховна ест, как птичка. И лекарства… Занятие балетом не проходит просто так. Болят суставы, очень болят. В сырую погоду дают знать о себе все старые травмы. А если учесть, что в Питере сырая погода стоит практически постоянно…
   И еще племянница, претендующая на квартиру.
   – Это она все устроила. Я уверена, – объявила Агриппина Аристарховна.
   – Что именно? – уточнила я.
   – Вот это все, – бывшая балерина плавным жестом обвела кухню, имея в виду, наверное, всю квартиру.
   – То есть вы считаете, что ваша племянница привезла нас всех сюда? – уточнил Лассе, внимательно прислушивавшийся к разговору.
   – Да, со своим мужем, – кивнула Агриппина Аристарховна.
   Я поинтересовалась, кто у племянницы муж и чем она сама занимается. Оказалось, что племянница – врач-психиатр, а муж у нее работает в службе психиатрической скорой помощи. По мнению бывшей балерины, они собрали в этой квартире людей, от которых кто-то хочет избавиться. У мужа племянницы есть в распоряжении машина, есть различные препараты, которыми они вполне могли воспользоваться для усыпления людей и отшибания памяти. Ведь никто же не помнит, как здесь оказался.
   Поскольку я единственная помнила, как здесь оказалась, то описала парня, который привез меня на эту квартиру. Я точно ехала не в машине «Скорой помощи», а в обычных «Жигулях». Номер, к сожалению, не запомнила.
   – Нет, муж племянницы выглядит совсем по-другому. Он метр девяносто ростом, грудь бочонком, ручищи – словно два бревна. И зовут его Петром, а не Константином, как вашего, Мариночка.
   – Он не мой, – заметила я.
   – Имя могло быть вымышленным, – сказал Иван Васильевич.
   – Внешность не подходит, – напомнила бывшая балерина. – Хотя племянница с мужем могли и кого-то из коллег попросить. Им бы только мою квартиру заполучить…
   Мне версия Агриппины Аристарховны не казалась убедительной. Даже если ее родственники хотят от нее избавиться, при чем тут все мы?
   – Если это все организовала ваша племянница, то ей требовались деньги, – вдруг высказал свое мнение американец Ник Хаус. – Насколько я знаю, врачи у вас получают очень мало. Если ваша племянница и ее муж – врачи, то у них не может быть средств…
   – Если они психиатры и сидят на отмазке, то еще как могут, – перебил Колобок.
   Вова пояснил иностранцам, что в нашей стране и нашем городе есть и хлебные врачебные места. Например, врачи-психиатры, которые помогают людям не попасть в тюрьму или армию, имеют за это очень неплохие деньги. В советские времена, поведал он, конфискация имущества не применялась к тем, кого признавали психом. Заведующие магазинами платили за диагноз даже больше, чем сейчас платят за отмазку от тюрьмы и армии – если сравнить, что можно было купить на те деньги и что – на нынешние гонорары.
   – Значит, вы утверждаете, что нас всех заказали? – подал голос финн. – И родственники уважаемой дамы, – он кивнул на Агриппину, имя и отчество которой, видимо, произнести не мог, – нас всех сюда привезли?
   – Да, я так считаю, – уверенно заявила бывшая балерина. – Только нужно подумать, кто мог заказать вас всех, – сказала она нам.
   – Что за чушь?! – воскликнул Иван Васильевич. – Я-то уж точно никому не нужен.
   Ник Хаус поинтересовался у пожилого мужчины, чем он занимается по жизни.
   – По профессии – историк, в настоящее время – лицо без определенного места жительства.
   Иван Васильевич обрисовал нам свою грустную ситуацию. Как мне показалось, он специально старался для Агриппины Аристарховны, зная сочувствующую натуру русских женщин. Мне на самом деле стало его жалко.
   Иван Васильевич вышел на пенсию, чтобы ухаживать за больной женой. Его просили остаться на кафедре, поскольку молодежь на такую зарплату идти работать не желала, и он обещал вернуться, когда… Он не произносил вслух, что имел в виду, но все и так понимали. Жена умирала тяжело и долго. Из квартиры было продано все, что можно, – требовались деньги на лекарства.
   Чтобы похоронить жену по-человечески, продать уже было нечего. Иван Васильевич решил обменять однокомнатную квартиру на комнату в коммуналке. Он уже давно об этом думал, но перевозить умирающую жену не решался. Деньги на похороны нужны были, конечно, немедленно.
   Он обратился в одно очень известное агентство по недвижимости, где его внимательнейшим образом выслушали, деньги на похороны дали. Он подписал какую-то бумагу – а потом и сам не понял, как оказался на улице.
   – Вы должны были нанять юриста! – закричал Ник Хаус и на ломаном русском стал объяснять историку, что тому требовалось сделать тогда и что нужно сделать сейчас.
   Собравшиеся за столом русские только горько усмехались. Я сама читала в газетах немало похожих историй, поэтому прекрасно понимала, что никаких шансов у Ивана Васильевича вернуть квартиру или даже получить комнату в коммуналке нет.
   – Но почему вы не обратились в милицию?! – воскликнул Ник Хаус и тут, видимо, вспомнил, что читал в памятке для выезжающих в Россию американцев.
   – Я же тебе рассказывала, как я ходила в русскую милицию, – процедила сквозь зубы Лен. – Они ничего не будут делать.
   Рыжий американец сразу же сник.
   – Так, может, те люди все-таки решили от вас избавиться? – подал голос Лассе. – На всякий случай. Сколько времени прошло с тех пор, как вы лишились квартиры?
   – Два года. И квартира была в Невском районе, а я все это время живу в Центральном. Мне стыдно встречать бывших соседей, да и вообще… Но если меня не убили сразу, зачем сейчас?! И, боюсь, меня не узнать. То есть сейчас, после того, как я привел себя в порядок…
   – Да, по сравнению с тем костюмом, в котором вы спали у собачьей миски… – задумчиво произнес американец.
   Я открыла рот. Агриппина Аристарховна издала какой-то непонятный звук. Иван Васильевич решил вызвать к себе побольше жалости и поведал, как сегодня проснулся.
   – То есть вы не сами легли у собачьей миски? – уточнил Лассе.
   – Конечно, нет! – воскликнул Иван Васильевич.
   Проснувшись, он тут же решил воспользоваться возможностью принять ванну, и позаимствовал немного одежды у хозяина. Ему теперь она все равно не нужна.
   – Почему? – спросила я.
   Колобок с Крокодилом и американцы переглянулись.
   Мой вопрос повторили бывшая балерина и финн.
   – Дамам лучше не смотреть, – объявил Иван Васильевич.
   И тут тишину квартиру прорезал женский вопль.
   За ним последовал второй, но уже другой женщины. Потом пошел отборный мат в исполнении обеих.
   – Кто здесь еще? – прошептала Агриппина Аристарховна.
   – Здесь много народу, – пояснил рыжий американец. Лассе мне подмигнул. Колобок закатил глаза. Крокодил заявил, что он нечто такое и предполагал.
   – Это они из-за мужчины? – спросила Лен.
   – Пошли проверим, – встал со своего места Колобок. – Может, мужику помощь нужна.
   – Если дерутся две женщины? – уточнил финн.
   – Если они дерутся из-за него, то потом вполне могут объединить силы и броситься на причину их проблем, – изрек Крокодил, явно вспоминая что-то из своего прошлого.
   Где-то в глубине квартиры кто-то начал яростно драться. Все собравшиеся за столом встали и тронулись на звук, то есть звуки. Может, нас услышат соседи снизу или сбоку и позвонят в милицию?! Или они приучены не жаловаться на депутата?
   Мы не успели дойти до комнаты, где шло сражение. Невесть откуда, вроде как со всех сторон, зазвучал механический голос. Он был не мужской и не женский, он словно эхом отдавался в голове…
   – Вас осталось тринадцать грешников… – сообщил голос.
   Мы все замерли и не шевелились. Признаться, у меня мурашки пробежали по коже. У Лассе на лбу выступил холодный пот. Агриппина Аристарховна стала падать в обморок, но ее тут же подхватил Иван Васильевич, чему, похоже, был очень рад. Колобок с Крокодилом выругались.
   – Что еще за глупые шутки?! – воскликнул Ник Хаус, не отнимая бронзового божка от глаза.
   Лен осталась невозмутима.
   Драка в комнате на какое-то время тоже прекратилась, но вскоре женские вопли возобновились.
   – Вы осматривали всю квартиру, когда приехали по вызову? – спросила я у Колобка с Крокодилом.
   Мужчины кивнули.
   – Сколько нас здесь? Сколько было, когда вы пришли?
   Мужики переглянулись.
   – Посчитайте, – предложил Лассе. – По пальцам. У вас двоих хватит пальцев? Если нет, воспользуйтесь моими.
   Я не совсем понимала, почему Колобку с Крокодилом так трудно. Или они не всех запомнили?
   – Живых четырнадцать и два трупа, – наконец сделали вывод мужчины.
   – У нас и два трупа есть?! – я выпучила глаза.
   Колобок с Крокодилом грустно кивнули.
   – Кто? – спросила Агриппина Аристарховна.
   – А когда их убили? – поинтересовался Лассе. – До вашего прибытия или после?
   – Ты что, нас подозреваешь?! – взвился Колобок.
   Лассе не стал отвечать на этот вопрос, но пояснил, что раз, по словам господ, они теряли сознание после прибытия, то трупы могли появиться как раз в период их пребывания без сознания.
   – Они были, когда я очнулся, – сообщил американец. – После нашей отключки новых не появилось. Тогда у господ только пропали SIM-карты.
   – Трупы были, когда мы приехали, – добавил Крокодил.
   – А где они? – уточнила я.
   Колобок кивнул в сторону нужной комнаты и добавил, что вместе с трупами спит тип, который ведет морской бой с противником орудиями левого борта. Кстати, что-то он давно приказов не отдавал.
   – Я тебя сейчас убью, тварь! – донесся до нас женский вопль.
   – Сука!!!
   – Пойдемте-ка туда, – предложил Иван Васильевич. – А то наше количество на самом деле уменьшится. Или они уже мужика убили?
   Первым в комнату, где дрались, вошел Крокодил, за ним следовал его друг, потом Лассе, потом я, затем американцы, Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной остались в дверном проеме.
   На полу лежала девица бомжового вида в грязном рваном платье. Верхом на ней сидела роскошная жгучая брюнетка – в длинном вечернем – и лупила бомжиху туфлей по голове. Обе ругались, как вокзальные шлюхи. Пожалуй, у дамы обороты даже получались позаковыристее. На кровати сидел мужик в костюме и при галстуке и тупо хлопал глазами. Видимо, он только что очнулся и, как и мы все, не понимал, где находится.
   – Лялька! – вдруг воскликнул Иван Васильевич. – Ты?!
   – Спасите, дядя Ваня! – завопила бомжиха, которая сразу же узнала его в новой реинкарнации.