Страница:
Мария Жукова-Гладкова
В гости по ночам…
Автор предупреждает, что все герои этого произведения являются вымышленными, а сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным.
В старом доме, где происходит действие
На 1-ом этаже находится закрытый мужской клуб. Жильцы коммуналки гадают, что в нем на самом деле происходит.
На 2-ом этаже проживает председатель клуба Леонид Саркисович Иванов с женой, двумя взрослыми сыновьями, невесткой и внучкой.
На 3-ем этаже находятся две квартиры, одну из них снимает американец Джеймс Павловски, во второй проживают двое мужчин и две женщины, о родственных связях и взаимоотношениях которых строят догадки жильцы коммуналки.
На 4-ом этаже проживает серб Боян Станкович с русской женой Наташей и ее братом. Предыдущий жилец таинственным образом исчез лет семь назад.
На 5-ом этаже находится коммунальная квартира из семи комнат.
В 1-й комнате проживает участковый терапевт Ольга со старшим братом Игорем Петровичем, спившимся хирургом, который теперь работает санитаром в морге.
Во 2-й комнате проживает учительница немецкого языка и поэтесса Юлия Карловна с великовозрастным сыном Святославом, художником.
В 3-й комнате проживает бабка-общественница Екатерина Афанасьевна, обладающая поразительными для ее возраста зрением и слухом.
В 4-й комнате проживает коллекционер Владимир Викторович, мастер на все руки.
В 5-й комнате проживает немец, частный детектив Ганс Вестерман, который снимает ее у хозяина, перебравшегося к сожительнице.
В 6-й комнате проживают молдаванки, приехавшие в Петербург на заработки. Они снимают комнату у семейной пары алкашей, перебравшихся на постоянное место жительства за город.
В 7-й комнате обитают некие Вася с Колей, писатели. Изначально снимали комнату у внучки, получившей ее в наследство от умершей бабушки, для того, чтобы в ней работать, но после того, как Васю выгнала жена, он проживает в комнате постоянно.
На чердаке проживает бомж Сева, мужчина неопределенного возраста, несколько лет назад лишившийся собственной квартиры.
На 1-ом этаже находится закрытый мужской клуб. Жильцы коммуналки гадают, что в нем на самом деле происходит.
На 2-ом этаже проживает председатель клуба Леонид Саркисович Иванов с женой, двумя взрослыми сыновьями, невесткой и внучкой.
На 3-ем этаже находятся две квартиры, одну из них снимает американец Джеймс Павловски, во второй проживают двое мужчин и две женщины, о родственных связях и взаимоотношениях которых строят догадки жильцы коммуналки.
На 4-ом этаже проживает серб Боян Станкович с русской женой Наташей и ее братом. Предыдущий жилец таинственным образом исчез лет семь назад.
На 5-ом этаже находится коммунальная квартира из семи комнат.
В 1-й комнате проживает участковый терапевт Ольга со старшим братом Игорем Петровичем, спившимся хирургом, который теперь работает санитаром в морге.
Во 2-й комнате проживает учительница немецкого языка и поэтесса Юлия Карловна с великовозрастным сыном Святославом, художником.
В 3-й комнате проживает бабка-общественница Екатерина Афанасьевна, обладающая поразительными для ее возраста зрением и слухом.
В 4-й комнате проживает коллекционер Владимир Викторович, мастер на все руки.
В 5-й комнате проживает немец, частный детектив Ганс Вестерман, который снимает ее у хозяина, перебравшегося к сожительнице.
В 6-й комнате проживают молдаванки, приехавшие в Петербург на заработки. Они снимают комнату у семейной пары алкашей, перебравшихся на постоянное место жительства за город.
В 7-й комнате обитают некие Вася с Колей, писатели. Изначально снимали комнату у внучки, получившей ее в наследство от умершей бабушки, для того, чтобы в ней работать, но после того, как Васю выгнала жена, он проживает в комнате постоянно.
На чердаке проживает бомж Сева, мужчина неопределенного возраста, несколько лет назад лишившийся собственной квартиры.
Глава 1
В дверь позвонили. Обсуждение на кухне резко прекратилось.
– Это кого еще несет? – спросил Игорь Петрович, отрываясь от банки пива. У Петровича был выходной. Спившийся хирург теперь работал посменно санитаром в морге, а когда-то подавал очень большие надежды, но…
Народ на кухне смотрел спутниковое телевидение. После долгих дебатов было принято решение поставить общую «тарелку», а где ее еще ставить в коммуналке? Игорь Петрович выделил для этих целей свой телевизор и считался в квартире ответственным за «тарелку». Его сестра Ольга, участковый терапевт, очень радовалась тому, что телевизор покинул пределы их комнаты, которую родственники были вынуждены делить из-за невозможности купить вторую, не говоря уже об отдельной квартире. Большая часть нынешних жильцов коммуналки в ней и родились – много лет назад.
– Ганс, твоя очередь открывать, – подала голос Екатерина Афанасьевна, крепкая бабулька семидесяти четырех лет, которая вместе с мужчинами смотрела футбол.
Екатерина Афанасьевна болела не менее бурно, чем мужчины. Любимой ее командой была «Челси». Спутниковое телевидение давало возможность смотреть и английский футбольный чемпионат, и испанский, и итальянский, и немецкий. Французский в коммунальной квартире не смотрели – не нашлось ни одного поклонника французского футбола. Но при просмотре английского чемпионата эмоции на кухне зашкаливали. Ведь среди жильцов оказались болельщики и «Челси», и «Манчестер Юнайтед», и «Ливерпуля». Екатерина Афанасьевна, кроме любви к «Челси», испытывала любовь к отдельным футболистам, и в каждой команде у нее имелся свой любимчик. Его голам она радовалась так же, как прибавке к пенсии. Любимчики забивали голы гораздо чаще, чем прибавляли пенсию.
Пару месяцев назад в квартире появился Ганс Вестерман, который снял комнату у одного друга зеленого змия, перебравшегося к сожительнице. Приехавшие на заработки молдаванки снимали комнату у семейной пары громогласных и поющих алкашей, круглогодично проживающих на даче, что очень устраивало остальных жильцов. Правда, никогда раньше жилье в квартире иностранцам не сдавали. В комнатах обитали или иногородние студенты, или граждане, приехавшие в Петербург на заработки из других городов. Жильцы квартиры пришли к выводу, что немцы, и в частности Ганс, деньги считать умеют и не хотят тратиться на квартиру, если вполне устраивает комната.
По виду Ганс ничем не отличался от простого русского пьющего мужика, которых в старых районах Петербурга проживает немало. Одевался скромно, никаких фирменных вещей с собой не привез. На русском языке говорил хорошо, правда, с заметным акцентом, но непонимания у жильцов с Гансом не возникло ни разу. Он родился в ГДР и русский язык изучал с детства. Ганс оказался дружелюбным мужичком сорока пяти лет, он никогда не отказывался составить компанию, всегда участвовал в подготовке «поляны», перезнакомился в районе с огромным количеством людей.
Ганс был частным детективом, что жильцов квартиры вначале удивило. Но новый жилец пояснил, что приехал по поручению человека, который в девяностые годы вкладывал деньги в Россию, но в результате не только не получил прибыли, но и потерял свои кровные. Немец с большим интересом слушал рассказы самых разных людей о том, что творилось в Петербурге и России в девяностые годы. Его интересовали все версии исчезновения денег клиента – даже самые экзотические для европейского уха. Все жильцы коммуналки, испытывающие к Гансу симпатию, говорили ему, что денег не найти, но немец продолжал свое расследование, ежедневно с кем-то встречался, куда-то ходил, собирал какие-то бумаги, а вечерами занимался совместным распитием спиртных напитков с соседями и смотрел футбол. Иногда распивал и смотрел и утром, и днем.
После длинного звонка в единственную дверь коммунальной квартиры, запираемую на один хлипкий замок, Ганс отправился открывать. Остальные даже не думали подниматься со своих мест. Никто никого не ждал. Все предположили, что в очередной раз принесло кого-то из жильцов нижних этажей, на которых коммуналки отсутствовали. Вероятно, с пятого этажа опять что-то протекло вниз.
Дом был старым, построенным еще в середине девятнадцатого века. В нем насчитывалось пять этажей. До революции семнадцатого года и в советские времена на первом этаже работала аптека. В девяностые годы и в начале нового тысячелетия там сменилось много организаций и много владельцев, правда, последний, похоже, обосновался надолго. Некий Леонид Саркисович Иванов (о национальности которого жильцы коммуналки долго спорили) выкупил не только помещение на первом этаже, но и квартиру на втором, где теперь проживал с женой, двумя взрослыми сыновьями, невесткой и внучкой. На первом этаже работал закрытый клуб. Жильцы коммуналки и окрестных домов гадали, что же в нем делается, и высказывали самые разнообразные версии.
– Разврат, – безапелляционно заявляла Екатерина Афанасьевна. – Что еще может происходить в закрытом клубе?
Окна на первом этаже были завешаны тяжелыми темными шторами, не пропускающими свет и не оставляющими ни единой щелочки, в которую можно было бы заглянуть с улицы. К Леониду Саркисовичу тоже было не заглянуть, и члены его семьи с жильцами коммуналки не общались. Правда, Леонид Саркисович всегда вежливо здоровался и за свой счет отремонтировал подъезд, жить обитателям коммуналки не мешал, но требовал, чтобы и к нему не лезли. Отдать должное, посетители его закрытого клуба вели себя тихо, но все равно вызывали вопросы! Зачем эти мужики на дорогих машинах приезжают сюда поздними вечерами? Что они делают в этом клубе? Может, развратничают друг с другом? Ведь заходящих туда женщин никто из жильцов коммуналки не видел.
На четвертом этаже поселился серб Боян Станкович с русской женой Наташей и ее братом. На работу все трое никуда не ходили, наоборот, к ним постоянно шастал какой-то народ. Но опять же не ханыги и не пьяницы, а очень респектабельные господа! Не исключено, что одни и те же граждане посещали и первый, и четвертый этажи. Вообще в доме был один вход и одна лестница, а черный ход заложили лет семь или уже восемь назад, после обвала лестницы. Чинить лестницу оказалось дорого, в дом ходили какие-то комиссии, проверяли надежность, что-то замеряли и в результате составили несколько актов. Шла даже речь о расселении дома. Но потом привезли кирпичи, пришли два дядьки и за день вход заложили. Насколько знали жильцы коммунальной квартиры, Леонид Саркисович занимался выяснением возможности его открытия. Его бы точно устроил второй выход. Ведь получить разрешение строить еще один, с улицы, было гораздо сложнее – дом, как уже говорилось, был середины девятнадцатого века и его фасад перепланировать было нельзя. Зона исторической застройки… Хотя за деньги у нас можно все, Леонид Саркисович явно не считал нужным тратиться на лишние согласования.
Третий же этаж несколько лет назад разделили на две квартиры – четырехкомнатную со старой кухней и двухкомнатную с кухней, сделанной из одной из комнат. Коридор поделили на две части стеной, и теперь по нему мог пройти только один человек, да и то без шубы. Если бы имелся черный ход и работала черная лестница, то проблем бы не возникло – у каждой квартиры был бы свой вход. А так получалось, что жильцам «дальней», четырехкомнатной квартиры, приходилось проделывать долгий путь, чтобы добраться до входной двери. Двери, правда, у каждой квартиры были свои, установленные впритык друг к другу.
В четырехкомнатной квартире проживала странная компания – двое мужчин и две женщины. Екатерина Афанасьевна очень хотела разобраться в их отношениях, но у нее ничего не получалось. Все они были разных возрастов. Двухкомнатную квартиру месяц назад снял американец, как успела выяснить вездесущая бабка, – наладчик какого-то оборудования. До американца там жили два каких-то молодых накачанных мужика, вызывавших подозрения.
У жильцов коммуналки постоянно возникали конфликты с четвертым и третьим этажами. Жильцам отдельных квартир, естественно, не нравился нездоровый интерес Екатерины Афанасьевны, которая должна все знать. Более того, приняв на грудь горячительных напитков, мужчины с пятого этажа задирали жильцов третьего и четвертого. Просто так, из классовой ненависти.
Капитальный ремонт в доме последний раз проводился в начале шестидесятых годов без выселения жильцов. Вообще по сравнению с девятнадцатым веком внутри произошли большие изменения. Трубы меняли не один раз, поставили ванны, газовые колонки, убрали дровяные плиты, провели отопление. Но после того, как коммунальные квартиры в девяностые годы снова стали отдельными, их владельцы поменяли свои трубы и сантехнику, и только на пятом этаже, в коммуналке, все осталось таким, как после последнего капитального ремонта. И унитаз шестидесятых годов продолжал исправно работать. Это был наш советский унитаз, предназначенный для долгой службы в коммунальной квартире, а не хлипкая новомодная итальянская сантехника в форме какого-нибудь тюльпана. Подумаешь – что-то где-то пару раз протекло…
Так что вполне можно было ожидать, что в квартиру пожаловал кто-то с четвертого или третьего этажа с очередной претензией. Жильцы коммуналки считали все эти претензии необоснованными, но всегда с большим удовольствием скандалили с «буржуями». И вопросы всякие личные задавали, которые не нравились жильцам третьего и четвертого этажей. Екатерина Афанасьевна всегда убеждала затопленных жильцов, что течет не их советский унитаз, а что-то в перекрытиях. Если хотят – пусть разбирают. И в любом случае у жильцов коммуналки на ремонт не то что соседской, а своей собственной квартиры денег нет и в ближайшее время не будет. После очередного скандала затопленные жильцы уходили и даже ни разу не вызвали комиссию из ЖЭКа. Значит, не очень сильно и затопляло.
Ганс Вестерман обычно не скандалил, вопросов о личной жизни не задавал, в разврате не винил и уличить не пытался, а очень спокойно объяснял соседям, в чем они не правы. Поскольку Ганс жил в коммунальной квартире на пятом, спиртные напитки распивал с жильцами коммуналки и с ними со всеми дружил, для него жильцы третьего и четвертого этажей тоже были врагами.
Но на этот раз на пороге стояла милиция. Участкового капитана Рыжикова Ганс знал, и Рыжиков знал Ганса и всех обитателей коммуналки, в которой его неоднократно обвиняли в получении взяток от первого, второго, третьего и четвертого этажей. В коммуналке взяток не давали, да и не за что было. Правда, раньше Рыжиков всегда приходил один, а на этот раз его сопровождал еще один представитель органов, тут же предъявивший Гансу удостоверение. Ганс его внимательно изучил.
– Что вам угодно? – вежливо спросил Вестерман, не предлагая незваным гостям пройти внутрь.
– Это немец, который тут комнату снимает, – быстро пояснил участковый второму мужику из органов.
– Вы сейчас в квартире один? – спросил второй мужик.
– Нет, он не один! – раздался громкий крик Екатерины Афанасьевны, обладавшей поразительным (не только для ее возраста) слухом. Возможно, она сразу же отправилась вслед за Гансом, чтобы, так сказать, «быть в курсе». Ганс уже давно понял, что эта соседка в курсе всего, происходящего в доме, а если не в курсе, то добраться до информации просто не представляется возможным.
– Здравствуйте, Екатерина Афанасьевна! – участковый снял фуражку. Ему в свое время в этой квартире объяснили, что мужчина, входя в помещение, должен снимать головной убор. Женщине это делать необязательно. А значит, если участковый не будет снимать головной убор при входе в до боли знакомую ему коммуналку, его здесь буду считать женщиной. Участковый очень хорошо усвоил урок.
– Что, нажаловался на нас кто-то? – орала Екатерина Афанасьевна. – Кто из этих капиталистов – четвертый этаж или третий? Не нравится, что мы их заливаем, так пусть трубы меняют. Им уже неоднократно говорилось. У самих деньжищ полно, такие квартиры купили, так могут себе позволить оплатить замену труб. И унитаз нам могут новый поставить, если им наш старый не нравится. А нам нравится. Только на итальянский мы не согласны. Я узнавала: сейчас самые хорошие – венгерские.
Ганс на протяжении всей эмоциональной речи Екатерины Афанасьевны молчал. Капитан Рыжиков, наученный личным горьким опытом, тоже не встревал, не перебивал и не комментировал. Новый мужик из органов слушал очень внимательно и с большим интересом.
– Жильцам снизу не нравится ваш унитаз? Я правильно вас понял? – уточнил он.
– Правильно, – подтвердила Екатерина Афанасьевна. Ганс кивнул.
– А почему? – поинтересовался мужик.
– Вы у нас спрашиваете? – Екатерина Афанасьевна чуть не подпрыгнула до потолка. – Вы у них спрашивайте! У нас знаете сколько человек живет в семи комнатах? И ничего, все одним унитазом пользуются. Как сломается, Владимир Викторович чинит. У нашего Владимира Викторовича золотые руки. Унитазу сорок лет, а работает. Да не сорок, больше! Я неправильно посчитала. Вот как в советские времена делали! А у этих внизу у всех новомодные поставлены, но работают хуже нашего.
– Но это вы их заливаете, а не они вас! – не выдержал Рыжиков.
– Интересно, а как, по-твоему, можно с третьего этажа залить пятый? Или с четвертого? – бабка прищурилась. – Ты здоров, соколик? Не перетрудился?
– Так, гражданочка… – открыл рот второй мужик из органов.
– Ты хочешь мне объяснить, как они могут нас залить?
– Нет!!! – Нервы у мужика не выдержали. – Мы пришли вас опросить насчет убийства!
– Какого убийства? – тихо спросил немецкий частный детектив.
– Так, и кто же из них кого прирезал? – У Екатерины Афанасьевны загорелись глаза.
– На третьем или на четвертом убили? – спросил подошедший Игорь Петрович и отхлебнул пива из банки. – Мы давно ждем, когда начнут рушиться их любовные многогранники.
Вслед за Игорем Петровичем к двери подтянулся крупный коллекционер и опытный кладоискатель Владимир Викторович, он же – мастер на все руки. С его коллекцией он давно мог бы купить себе квартиру – и не одну, но многие крупные питерские коллекционеры живут в коммуналках, причем в больших коммуналках. Во-первых, в таких квартирах всегда кто-то находится дома, и незамеченным не пройдешь. Во-вторых, коллекционеры типа Владимира Викторовича очень неприхотливы в быту. Они тратят все деньги на свое увлечение, скудно питаются, скромно одеваются и абсолютно равнодушны к комфорту. В-третьих, они, как правило, родились в этих коммуналках, дружат с соседями, иногда находится какая-нибудь бабуля, знавшая еще мать коллекционера и с радостью опекающая его после смерти родителей.
Владимир Викторович родился в этой коммунальной квартире, еще в советские времена заинтересовался монетами – и, так сказать, с головой ушел в коллекционирование. Его страсть заставила освоить несколько специальностей, потом еще и Интернет, оказалось, что у него золотые руки и он может починить все. В советские времена он получил диплом инженера, успел посидеть в каком-то закрытом НИИ, потом трудился сантехником, затем ушел на вольные хлеба. Коллекционирование позволяло зарабатывать достаточно – ведь во время выездов «на природу» он находил не только монеты, которые его интересовали. Екатерина Афанасьевна шефствовала над коллекционером, также лелеяла мечту поженить их с Ольгой, участковым терапевтом, но и Ольга, и Владимир Викторович сопротивлялись этому союзу. Владимира Викторовича женщины вообще не интересовали, ну а Ольге нравились другие мужчины. Владимир Викторович был далек от происходящего в доме, правда, футбол на кухне смотрел с другими жильцами и болел за «Ливерпуль». Но он не мог сказать, кто проживает на других этажах дома, несмотря на то, что Екатерина Афанасьевна ему это неоднократно повторяла, и на кухне регулярно велось обсуждение возможного развития событий на всех этажах дома.
– Меня наши из кухни прислали, – сообщил он, обращаясь к Екатерине Афанасьевне. – Что вы так долго? Сейчас же гол «Челси» будет.
– Вы ничего не слышали? – участковый обвел взглядом собравшихся перед дверью жильцов.
– Го-о-ол! – раздался крик из кухни, где оставалась часть жильцов, еще не успевших подтянуться к двери.
– Что у вас тут происходит? – спросил сопровождавший участкового мужик. – И вообще, можно пройти?
– Да, пошли на кухню, – сказала Екатерина Афанасьевна. – И вы нам все расскажете. – Мы в повторе смотрим «Челси» с «Арсеналом». Но игры «Челси» можно смотреть бесконечно…
– Гражданочка… – опять открыл рот представитель органов.
Но Екатерина Афанасьевна его уже не слушала.
– Когда футбол, к нам лучше не приходить, – пояснил немецкий частный детектив.
– У вас теперь всегда футбол, – заметил участковый. – Он же по «тарелке» круглосуточно идет.
– И чемпионат Бразилии можно посмотреть? – заинтересовался дядька, появившийся в квартире вместе с участковым.
Уже на кухне ему пояснили, что можно, но коммуналка смотрит Бразилию только если в это время нет ничего из Европы, потому что лучшие бразильские игроки играют в Европе, а на родине или молодежь, или те, у кого карьера на закате, или те, кого не взяли в Европу. Дядька кивнул, но почему-то не заинтересовался игрой «Челси» и «Арсенала», которую явно не видел в прямом эфире, как жильцы коммуналки, и проследовал к окну. Оно выходило на крышу соседнего дома, на которой и стояла «тарелка», развернутая на юг. Дядька открыл окно, высунул голову и осмотрел окрестности.
– Слушай, давай закрывай окно! – рявкнула Екатерина Афанасьевна. – Настудишь нам тут! Чего ты там усмотрел? Кому звонить насчет установки «тарелки», я тебе объясню…
– Отсюда не видно и не слышно, – повернулся дядька к участковому.
– Ну я же вам говорил, – пожал плечами капитан Рыжиков.
– Сейчас здесь все жильцы собрались? – дядька обвел глазами компанию, устроившуюся на стульях и табуретках перед телевизором.
– Все, кто дома, – сообщила Екатерина Афанасьевна. – Ну так ты будешь рассказывать, кто кого прирезал? Граждане, – обратилась она к соседям, – у нас в подъезде убийство произошло. Наконец кто-то из капиталистов кого-то прирезал! Их стало меньше!
– Гражданочка, помолчите! – закричал дядька из органов. – Никто никого не прирезал!
– Так ты же сам сказал, – удивленно посмотрела на него Екатерина Афанасьевна.
– Я не говорил, что прирезал! Гранату бросили! Машину разворотило, два человека погибли! А вы тут все футбол смотрите и ничего не видели и ничего не слышали!
– Это кого еще несет? – спросил Игорь Петрович, отрываясь от банки пива. У Петровича был выходной. Спившийся хирург теперь работал посменно санитаром в морге, а когда-то подавал очень большие надежды, но…
Народ на кухне смотрел спутниковое телевидение. После долгих дебатов было принято решение поставить общую «тарелку», а где ее еще ставить в коммуналке? Игорь Петрович выделил для этих целей свой телевизор и считался в квартире ответственным за «тарелку». Его сестра Ольга, участковый терапевт, очень радовалась тому, что телевизор покинул пределы их комнаты, которую родственники были вынуждены делить из-за невозможности купить вторую, не говоря уже об отдельной квартире. Большая часть нынешних жильцов коммуналки в ней и родились – много лет назад.
– Ганс, твоя очередь открывать, – подала голос Екатерина Афанасьевна, крепкая бабулька семидесяти четырех лет, которая вместе с мужчинами смотрела футбол.
Екатерина Афанасьевна болела не менее бурно, чем мужчины. Любимой ее командой была «Челси». Спутниковое телевидение давало возможность смотреть и английский футбольный чемпионат, и испанский, и итальянский, и немецкий. Французский в коммунальной квартире не смотрели – не нашлось ни одного поклонника французского футбола. Но при просмотре английского чемпионата эмоции на кухне зашкаливали. Ведь среди жильцов оказались болельщики и «Челси», и «Манчестер Юнайтед», и «Ливерпуля». Екатерина Афанасьевна, кроме любви к «Челси», испытывала любовь к отдельным футболистам, и в каждой команде у нее имелся свой любимчик. Его голам она радовалась так же, как прибавке к пенсии. Любимчики забивали голы гораздо чаще, чем прибавляли пенсию.
Пару месяцев назад в квартире появился Ганс Вестерман, который снял комнату у одного друга зеленого змия, перебравшегося к сожительнице. Приехавшие на заработки молдаванки снимали комнату у семейной пары громогласных и поющих алкашей, круглогодично проживающих на даче, что очень устраивало остальных жильцов. Правда, никогда раньше жилье в квартире иностранцам не сдавали. В комнатах обитали или иногородние студенты, или граждане, приехавшие в Петербург на заработки из других городов. Жильцы квартиры пришли к выводу, что немцы, и в частности Ганс, деньги считать умеют и не хотят тратиться на квартиру, если вполне устраивает комната.
По виду Ганс ничем не отличался от простого русского пьющего мужика, которых в старых районах Петербурга проживает немало. Одевался скромно, никаких фирменных вещей с собой не привез. На русском языке говорил хорошо, правда, с заметным акцентом, но непонимания у жильцов с Гансом не возникло ни разу. Он родился в ГДР и русский язык изучал с детства. Ганс оказался дружелюбным мужичком сорока пяти лет, он никогда не отказывался составить компанию, всегда участвовал в подготовке «поляны», перезнакомился в районе с огромным количеством людей.
Ганс был частным детективом, что жильцов квартиры вначале удивило. Но новый жилец пояснил, что приехал по поручению человека, который в девяностые годы вкладывал деньги в Россию, но в результате не только не получил прибыли, но и потерял свои кровные. Немец с большим интересом слушал рассказы самых разных людей о том, что творилось в Петербурге и России в девяностые годы. Его интересовали все версии исчезновения денег клиента – даже самые экзотические для европейского уха. Все жильцы коммуналки, испытывающие к Гансу симпатию, говорили ему, что денег не найти, но немец продолжал свое расследование, ежедневно с кем-то встречался, куда-то ходил, собирал какие-то бумаги, а вечерами занимался совместным распитием спиртных напитков с соседями и смотрел футбол. Иногда распивал и смотрел и утром, и днем.
После длинного звонка в единственную дверь коммунальной квартиры, запираемую на один хлипкий замок, Ганс отправился открывать. Остальные даже не думали подниматься со своих мест. Никто никого не ждал. Все предположили, что в очередной раз принесло кого-то из жильцов нижних этажей, на которых коммуналки отсутствовали. Вероятно, с пятого этажа опять что-то протекло вниз.
Дом был старым, построенным еще в середине девятнадцатого века. В нем насчитывалось пять этажей. До революции семнадцатого года и в советские времена на первом этаже работала аптека. В девяностые годы и в начале нового тысячелетия там сменилось много организаций и много владельцев, правда, последний, похоже, обосновался надолго. Некий Леонид Саркисович Иванов (о национальности которого жильцы коммуналки долго спорили) выкупил не только помещение на первом этаже, но и квартиру на втором, где теперь проживал с женой, двумя взрослыми сыновьями, невесткой и внучкой. На первом этаже работал закрытый клуб. Жильцы коммуналки и окрестных домов гадали, что же в нем делается, и высказывали самые разнообразные версии.
– Разврат, – безапелляционно заявляла Екатерина Афанасьевна. – Что еще может происходить в закрытом клубе?
Окна на первом этаже были завешаны тяжелыми темными шторами, не пропускающими свет и не оставляющими ни единой щелочки, в которую можно было бы заглянуть с улицы. К Леониду Саркисовичу тоже было не заглянуть, и члены его семьи с жильцами коммуналки не общались. Правда, Леонид Саркисович всегда вежливо здоровался и за свой счет отремонтировал подъезд, жить обитателям коммуналки не мешал, но требовал, чтобы и к нему не лезли. Отдать должное, посетители его закрытого клуба вели себя тихо, но все равно вызывали вопросы! Зачем эти мужики на дорогих машинах приезжают сюда поздними вечерами? Что они делают в этом клубе? Может, развратничают друг с другом? Ведь заходящих туда женщин никто из жильцов коммуналки не видел.
На четвертом этаже поселился серб Боян Станкович с русской женой Наташей и ее братом. На работу все трое никуда не ходили, наоборот, к ним постоянно шастал какой-то народ. Но опять же не ханыги и не пьяницы, а очень респектабельные господа! Не исключено, что одни и те же граждане посещали и первый, и четвертый этажи. Вообще в доме был один вход и одна лестница, а черный ход заложили лет семь или уже восемь назад, после обвала лестницы. Чинить лестницу оказалось дорого, в дом ходили какие-то комиссии, проверяли надежность, что-то замеряли и в результате составили несколько актов. Шла даже речь о расселении дома. Но потом привезли кирпичи, пришли два дядьки и за день вход заложили. Насколько знали жильцы коммунальной квартиры, Леонид Саркисович занимался выяснением возможности его открытия. Его бы точно устроил второй выход. Ведь получить разрешение строить еще один, с улицы, было гораздо сложнее – дом, как уже говорилось, был середины девятнадцатого века и его фасад перепланировать было нельзя. Зона исторической застройки… Хотя за деньги у нас можно все, Леонид Саркисович явно не считал нужным тратиться на лишние согласования.
Третий же этаж несколько лет назад разделили на две квартиры – четырехкомнатную со старой кухней и двухкомнатную с кухней, сделанной из одной из комнат. Коридор поделили на две части стеной, и теперь по нему мог пройти только один человек, да и то без шубы. Если бы имелся черный ход и работала черная лестница, то проблем бы не возникло – у каждой квартиры был бы свой вход. А так получалось, что жильцам «дальней», четырехкомнатной квартиры, приходилось проделывать долгий путь, чтобы добраться до входной двери. Двери, правда, у каждой квартиры были свои, установленные впритык друг к другу.
В четырехкомнатной квартире проживала странная компания – двое мужчин и две женщины. Екатерина Афанасьевна очень хотела разобраться в их отношениях, но у нее ничего не получалось. Все они были разных возрастов. Двухкомнатную квартиру месяц назад снял американец, как успела выяснить вездесущая бабка, – наладчик какого-то оборудования. До американца там жили два каких-то молодых накачанных мужика, вызывавших подозрения.
У жильцов коммуналки постоянно возникали конфликты с четвертым и третьим этажами. Жильцам отдельных квартир, естественно, не нравился нездоровый интерес Екатерины Афанасьевны, которая должна все знать. Более того, приняв на грудь горячительных напитков, мужчины с пятого этажа задирали жильцов третьего и четвертого. Просто так, из классовой ненависти.
Капитальный ремонт в доме последний раз проводился в начале шестидесятых годов без выселения жильцов. Вообще по сравнению с девятнадцатым веком внутри произошли большие изменения. Трубы меняли не один раз, поставили ванны, газовые колонки, убрали дровяные плиты, провели отопление. Но после того, как коммунальные квартиры в девяностые годы снова стали отдельными, их владельцы поменяли свои трубы и сантехнику, и только на пятом этаже, в коммуналке, все осталось таким, как после последнего капитального ремонта. И унитаз шестидесятых годов продолжал исправно работать. Это был наш советский унитаз, предназначенный для долгой службы в коммунальной квартире, а не хлипкая новомодная итальянская сантехника в форме какого-нибудь тюльпана. Подумаешь – что-то где-то пару раз протекло…
Так что вполне можно было ожидать, что в квартиру пожаловал кто-то с четвертого или третьего этажа с очередной претензией. Жильцы коммуналки считали все эти претензии необоснованными, но всегда с большим удовольствием скандалили с «буржуями». И вопросы всякие личные задавали, которые не нравились жильцам третьего и четвертого этажей. Екатерина Афанасьевна всегда убеждала затопленных жильцов, что течет не их советский унитаз, а что-то в перекрытиях. Если хотят – пусть разбирают. И в любом случае у жильцов коммуналки на ремонт не то что соседской, а своей собственной квартиры денег нет и в ближайшее время не будет. После очередного скандала затопленные жильцы уходили и даже ни разу не вызвали комиссию из ЖЭКа. Значит, не очень сильно и затопляло.
Ганс Вестерман обычно не скандалил, вопросов о личной жизни не задавал, в разврате не винил и уличить не пытался, а очень спокойно объяснял соседям, в чем они не правы. Поскольку Ганс жил в коммунальной квартире на пятом, спиртные напитки распивал с жильцами коммуналки и с ними со всеми дружил, для него жильцы третьего и четвертого этажей тоже были врагами.
Но на этот раз на пороге стояла милиция. Участкового капитана Рыжикова Ганс знал, и Рыжиков знал Ганса и всех обитателей коммуналки, в которой его неоднократно обвиняли в получении взяток от первого, второго, третьего и четвертого этажей. В коммуналке взяток не давали, да и не за что было. Правда, раньше Рыжиков всегда приходил один, а на этот раз его сопровождал еще один представитель органов, тут же предъявивший Гансу удостоверение. Ганс его внимательно изучил.
– Что вам угодно? – вежливо спросил Вестерман, не предлагая незваным гостям пройти внутрь.
– Это немец, который тут комнату снимает, – быстро пояснил участковый второму мужику из органов.
– Вы сейчас в квартире один? – спросил второй мужик.
– Нет, он не один! – раздался громкий крик Екатерины Афанасьевны, обладавшей поразительным (не только для ее возраста) слухом. Возможно, она сразу же отправилась вслед за Гансом, чтобы, так сказать, «быть в курсе». Ганс уже давно понял, что эта соседка в курсе всего, происходящего в доме, а если не в курсе, то добраться до информации просто не представляется возможным.
– Здравствуйте, Екатерина Афанасьевна! – участковый снял фуражку. Ему в свое время в этой квартире объяснили, что мужчина, входя в помещение, должен снимать головной убор. Женщине это делать необязательно. А значит, если участковый не будет снимать головной убор при входе в до боли знакомую ему коммуналку, его здесь буду считать женщиной. Участковый очень хорошо усвоил урок.
– Что, нажаловался на нас кто-то? – орала Екатерина Афанасьевна. – Кто из этих капиталистов – четвертый этаж или третий? Не нравится, что мы их заливаем, так пусть трубы меняют. Им уже неоднократно говорилось. У самих деньжищ полно, такие квартиры купили, так могут себе позволить оплатить замену труб. И унитаз нам могут новый поставить, если им наш старый не нравится. А нам нравится. Только на итальянский мы не согласны. Я узнавала: сейчас самые хорошие – венгерские.
Ганс на протяжении всей эмоциональной речи Екатерины Афанасьевны молчал. Капитан Рыжиков, наученный личным горьким опытом, тоже не встревал, не перебивал и не комментировал. Новый мужик из органов слушал очень внимательно и с большим интересом.
– Жильцам снизу не нравится ваш унитаз? Я правильно вас понял? – уточнил он.
– Правильно, – подтвердила Екатерина Афанасьевна. Ганс кивнул.
– А почему? – поинтересовался мужик.
– Вы у нас спрашиваете? – Екатерина Афанасьевна чуть не подпрыгнула до потолка. – Вы у них спрашивайте! У нас знаете сколько человек живет в семи комнатах? И ничего, все одним унитазом пользуются. Как сломается, Владимир Викторович чинит. У нашего Владимира Викторовича золотые руки. Унитазу сорок лет, а работает. Да не сорок, больше! Я неправильно посчитала. Вот как в советские времена делали! А у этих внизу у всех новомодные поставлены, но работают хуже нашего.
– Но это вы их заливаете, а не они вас! – не выдержал Рыжиков.
– Интересно, а как, по-твоему, можно с третьего этажа залить пятый? Или с четвертого? – бабка прищурилась. – Ты здоров, соколик? Не перетрудился?
– Так, гражданочка… – открыл рот второй мужик из органов.
– Ты хочешь мне объяснить, как они могут нас залить?
– Нет!!! – Нервы у мужика не выдержали. – Мы пришли вас опросить насчет убийства!
– Какого убийства? – тихо спросил немецкий частный детектив.
– Так, и кто же из них кого прирезал? – У Екатерины Афанасьевны загорелись глаза.
– На третьем или на четвертом убили? – спросил подошедший Игорь Петрович и отхлебнул пива из банки. – Мы давно ждем, когда начнут рушиться их любовные многогранники.
Вслед за Игорем Петровичем к двери подтянулся крупный коллекционер и опытный кладоискатель Владимир Викторович, он же – мастер на все руки. С его коллекцией он давно мог бы купить себе квартиру – и не одну, но многие крупные питерские коллекционеры живут в коммуналках, причем в больших коммуналках. Во-первых, в таких квартирах всегда кто-то находится дома, и незамеченным не пройдешь. Во-вторых, коллекционеры типа Владимира Викторовича очень неприхотливы в быту. Они тратят все деньги на свое увлечение, скудно питаются, скромно одеваются и абсолютно равнодушны к комфорту. В-третьих, они, как правило, родились в этих коммуналках, дружат с соседями, иногда находится какая-нибудь бабуля, знавшая еще мать коллекционера и с радостью опекающая его после смерти родителей.
Владимир Викторович родился в этой коммунальной квартире, еще в советские времена заинтересовался монетами – и, так сказать, с головой ушел в коллекционирование. Его страсть заставила освоить несколько специальностей, потом еще и Интернет, оказалось, что у него золотые руки и он может починить все. В советские времена он получил диплом инженера, успел посидеть в каком-то закрытом НИИ, потом трудился сантехником, затем ушел на вольные хлеба. Коллекционирование позволяло зарабатывать достаточно – ведь во время выездов «на природу» он находил не только монеты, которые его интересовали. Екатерина Афанасьевна шефствовала над коллекционером, также лелеяла мечту поженить их с Ольгой, участковым терапевтом, но и Ольга, и Владимир Викторович сопротивлялись этому союзу. Владимира Викторовича женщины вообще не интересовали, ну а Ольге нравились другие мужчины. Владимир Викторович был далек от происходящего в доме, правда, футбол на кухне смотрел с другими жильцами и болел за «Ливерпуль». Но он не мог сказать, кто проживает на других этажах дома, несмотря на то, что Екатерина Афанасьевна ему это неоднократно повторяла, и на кухне регулярно велось обсуждение возможного развития событий на всех этажах дома.
– Меня наши из кухни прислали, – сообщил он, обращаясь к Екатерине Афанасьевне. – Что вы так долго? Сейчас же гол «Челси» будет.
– Вы ничего не слышали? – участковый обвел взглядом собравшихся перед дверью жильцов.
– Го-о-ол! – раздался крик из кухни, где оставалась часть жильцов, еще не успевших подтянуться к двери.
– Что у вас тут происходит? – спросил сопровождавший участкового мужик. – И вообще, можно пройти?
– Да, пошли на кухню, – сказала Екатерина Афанасьевна. – И вы нам все расскажете. – Мы в повторе смотрим «Челси» с «Арсеналом». Но игры «Челси» можно смотреть бесконечно…
– Гражданочка… – опять открыл рот представитель органов.
Но Екатерина Афанасьевна его уже не слушала.
– Когда футбол, к нам лучше не приходить, – пояснил немецкий частный детектив.
– У вас теперь всегда футбол, – заметил участковый. – Он же по «тарелке» круглосуточно идет.
– И чемпионат Бразилии можно посмотреть? – заинтересовался дядька, появившийся в квартире вместе с участковым.
Уже на кухне ему пояснили, что можно, но коммуналка смотрит Бразилию только если в это время нет ничего из Европы, потому что лучшие бразильские игроки играют в Европе, а на родине или молодежь, или те, у кого карьера на закате, или те, кого не взяли в Европу. Дядька кивнул, но почему-то не заинтересовался игрой «Челси» и «Арсенала», которую явно не видел в прямом эфире, как жильцы коммуналки, и проследовал к окну. Оно выходило на крышу соседнего дома, на которой и стояла «тарелка», развернутая на юг. Дядька открыл окно, высунул голову и осмотрел окрестности.
– Слушай, давай закрывай окно! – рявкнула Екатерина Афанасьевна. – Настудишь нам тут! Чего ты там усмотрел? Кому звонить насчет установки «тарелки», я тебе объясню…
– Отсюда не видно и не слышно, – повернулся дядька к участковому.
– Ну я же вам говорил, – пожал плечами капитан Рыжиков.
– Сейчас здесь все жильцы собрались? – дядька обвел глазами компанию, устроившуюся на стульях и табуретках перед телевизором.
– Все, кто дома, – сообщила Екатерина Афанасьевна. – Ну так ты будешь рассказывать, кто кого прирезал? Граждане, – обратилась она к соседям, – у нас в подъезде убийство произошло. Наконец кто-то из капиталистов кого-то прирезал! Их стало меньше!
– Гражданочка, помолчите! – закричал дядька из органов. – Никто никого не прирезал!
– Так ты же сам сказал, – удивленно посмотрела на него Екатерина Афанасьевна.
– Я не говорил, что прирезал! Гранату бросили! Машину разворотило, два человека погибли! А вы тут все футбол смотрите и ничего не видели и ничего не слышали!
Глава 2
Ольга шла с трудом. Она устала. С утра было много вызовов, а потом еще пришлось вести прием. После беготни по вызовам гудели ноги, после приема в кабинете, казалось, распух язык. В конце приема он обычно всегда заплетается. Как всегда, она задержалась больше чем на час. Но не уйдешь же, когда тебя ждут больные? Ольга принимала всех, до последнего пациента. Она пыталась вспомнить, до какого часа сегодня дневной футбол, то есть те матчи, которые смотрит брат. Игорь обычно смотрел и что-то утром, в повторе, и как минимум два матча вечером. Конечно, он всегда старался лечь тихо, чтобы ее не разбудить, но она все равно просыпалась. И вообще он задевает за углы, что-то падает – ведь футбол обычно смотрится под пиво… А если футбол идет до трех ночи, то пива выпить можно много…
В этой коммуналке жили бабушка с дедушкой Ольги и Игоря, родилась их мать, в нее же пришел отец, у них родились двое детей. Ни у Ольги, ни у Игоря личную жизнь устроить не получилось. Игорь был два раза женат, но обе жены его выгоняли, и он возвращался в коммуналку к сестре. Сестра не выгонит. Это родная кровь, да и любили они друг друга и были по-настоящему друг к другу привязаны. Ольга принимала брата любым. А она сама даже замуж ни разу не сходила… Иногда в ее жизни появлялись мужчины, но в женском коллективе районной поликлиники жениха не встретишь, среди пациентов интересных и привлекательных мужчин почти не попадалось, да и не смотрели они на врачиху как на женщину. Со всеми своими бывшими любовниками Ольга знакомилась случайно, все оказывались женаты, и отношения продолжались недолго. Вначале она страдала, потом смирилась и для себя решила, что мужчины нужны только для здоровья. Какое замужество в тридцать семь лет? Ольге очень хотелось ребенка – кого-то маленького и родного. И очень не хотелось остаться в старости одной. Она знала, что соседки помогут ей нянчиться и все будут рады малышу. У них в квартире давно не звучало детского смеха. С другой стороны, куда приносить ребенка? Все в ту же комнату, где родились они с Игорем? И что они с братом смогут дать ребенку? Они-то оба хоть бесплатное образование получили, да и не было такого расслоения в те годы, когда они росли. Ольга знала, как страдают дети ее коллег, которым матери не могут купить ничего из того, что они видят у деток из обеспеченных семей. Ольга не хотела своему ребенку такой жизни, какая была у нее. Не хотела ненужных комплексов, лишних страданий. И страдала сама от отсутствия любви. В любом случае пока рожать было не от кого.
Ольга уставала на работе и физически, и морально, потому что было безумно жаль несчастных старушек, всю жизнь проживших в коммуналках, как и она сама, и не имеющих никаких перспектив на улучшение жизни. Часто старушки приходили к ней с надуманными проблемами, просто потому, что им было одиноко и они хотели поговорить. Старики часто вызывают участкового терапевта из-за одиночества. Врач обязан прийти, если поступил вызов. Ольга все понимала… Но сколько душевных сил на это уходило! После работы она хотела только спать или, по крайней мере, полежать, а брат не мог жить без футбола. Поэтому, когда зашла речь об установке общеквартирной «тарелки», Ольга была только «за» и велела брату перенести телевизор на кухню. Все остальные жильцы квартиры теперь большую часть времени проводили там. Ольга была единственным исключением из рядов болельщиков.
– Футбол не смотришь, так хоть на мужиков на нормальных посмотри, которые в него играют, – наставляла ее Екатерина Афанасьевна. – Просто посмотри!
– Где эти мужики, а где я, – вздыхала Ольга и шла спать.
При приближении к родному дому Ольга увидела толпу. Что там еще могло произойти? Голоса Екатерины Афанасьевны слышно не было. Странно. Екатерина Афанасьевна обычно всегда оказывалась в центре событий. Мелькнуло несколько человек в форме. И что тут делает милиция?
Ольга решила подойти и выяснить, что все-таки случилось. А ну как требуется помощь врача?
– Здравствуйте, Ольга Петровна! – заметил ее знакомый следователь прокуратуры, проживающий на ее участке. С ней также поздоровалось еще несколько человек. Она не помнила всех по именам, но несколько лиц были знакомы.
Ольга быстро осмотрела толпу. Никого из их коммуналки! Жильцы с третьего этажа, Леонид Саркисович с супругой со второго… Никого с четвертого. И масса зевак.
Когда Ольга наконец протиснулась к предмету, вызвавшему такой большой интерес толпы, она замерла на месте. Ее взору предстал черный джип, то есть правильнее было бы сказать «остатки черного джипа», со знакомыми номерами. Номерная табличка от взрыва и пожара совершенно не пострадала. Ее просто покорежило, но номер легко читался.
В этой коммуналке жили бабушка с дедушкой Ольги и Игоря, родилась их мать, в нее же пришел отец, у них родились двое детей. Ни у Ольги, ни у Игоря личную жизнь устроить не получилось. Игорь был два раза женат, но обе жены его выгоняли, и он возвращался в коммуналку к сестре. Сестра не выгонит. Это родная кровь, да и любили они друг друга и были по-настоящему друг к другу привязаны. Ольга принимала брата любым. А она сама даже замуж ни разу не сходила… Иногда в ее жизни появлялись мужчины, но в женском коллективе районной поликлиники жениха не встретишь, среди пациентов интересных и привлекательных мужчин почти не попадалось, да и не смотрели они на врачиху как на женщину. Со всеми своими бывшими любовниками Ольга знакомилась случайно, все оказывались женаты, и отношения продолжались недолго. Вначале она страдала, потом смирилась и для себя решила, что мужчины нужны только для здоровья. Какое замужество в тридцать семь лет? Ольге очень хотелось ребенка – кого-то маленького и родного. И очень не хотелось остаться в старости одной. Она знала, что соседки помогут ей нянчиться и все будут рады малышу. У них в квартире давно не звучало детского смеха. С другой стороны, куда приносить ребенка? Все в ту же комнату, где родились они с Игорем? И что они с братом смогут дать ребенку? Они-то оба хоть бесплатное образование получили, да и не было такого расслоения в те годы, когда они росли. Ольга знала, как страдают дети ее коллег, которым матери не могут купить ничего из того, что они видят у деток из обеспеченных семей. Ольга не хотела своему ребенку такой жизни, какая была у нее. Не хотела ненужных комплексов, лишних страданий. И страдала сама от отсутствия любви. В любом случае пока рожать было не от кого.
Ольга уставала на работе и физически, и морально, потому что было безумно жаль несчастных старушек, всю жизнь проживших в коммуналках, как и она сама, и не имеющих никаких перспектив на улучшение жизни. Часто старушки приходили к ней с надуманными проблемами, просто потому, что им было одиноко и они хотели поговорить. Старики часто вызывают участкового терапевта из-за одиночества. Врач обязан прийти, если поступил вызов. Ольга все понимала… Но сколько душевных сил на это уходило! После работы она хотела только спать или, по крайней мере, полежать, а брат не мог жить без футбола. Поэтому, когда зашла речь об установке общеквартирной «тарелки», Ольга была только «за» и велела брату перенести телевизор на кухню. Все остальные жильцы квартиры теперь большую часть времени проводили там. Ольга была единственным исключением из рядов болельщиков.
– Футбол не смотришь, так хоть на мужиков на нормальных посмотри, которые в него играют, – наставляла ее Екатерина Афанасьевна. – Просто посмотри!
– Где эти мужики, а где я, – вздыхала Ольга и шла спать.
При приближении к родному дому Ольга увидела толпу. Что там еще могло произойти? Голоса Екатерины Афанасьевны слышно не было. Странно. Екатерина Афанасьевна обычно всегда оказывалась в центре событий. Мелькнуло несколько человек в форме. И что тут делает милиция?
Ольга решила подойти и выяснить, что все-таки случилось. А ну как требуется помощь врача?
– Здравствуйте, Ольга Петровна! – заметил ее знакомый следователь прокуратуры, проживающий на ее участке. С ней также поздоровалось еще несколько человек. Она не помнила всех по именам, но несколько лиц были знакомы.
Ольга быстро осмотрела толпу. Никого из их коммуналки! Жильцы с третьего этажа, Леонид Саркисович с супругой со второго… Никого с четвертого. И масса зевак.
Когда Ольга наконец протиснулась к предмету, вызвавшему такой большой интерес толпы, она замерла на месте. Ее взору предстал черный джип, то есть правильнее было бы сказать «остатки черного джипа», со знакомыми номерами. Номерная табличка от взрыва и пожара совершенно не пострадала. Ее просто покорежило, но номер легко читался.