И при этом Алексей чувствовал, что тот, другой, властный, холодно жестокий и отрешенно смелый, никуда не делся. Он следил за Алексеем, выступающим на публике в новой роли, как опытный режиссер за игрой любимого актера. Если задуматься, то получалось, что Алексей следит сам за собой. Одной своей половиной за другой. Но «заморачиваться», по точному определению Эш, на собственной двойственности не хотелось, даже малейшей потребности в этом не было.
   Свое второе «я» Алексей теперь воспринимал как естественную, неотъемлемую половину единой сущности. Насколько мог судить, с Эш происходило то же самое, в элегантной девушке никто, даже она сама, не могли заметить притаившегося оцифрованного монстра — дигитала. Свое возвращение в мир братоубийственной игры Эш отметила кратким дождиком слез. Которые вскоре высохли без следа.
   На боку под пиджаком Алексей ощущал приятную уверенную тяжесть оружия. Для одной половины, все еще помнящей о милицейском прошлом, носить с собой ствол было безумием, для другой — нормой. В сумме получалось терпимо.
   Эш остановилась у длинного контейнера, из которого поднималась дымка холодного испарения. Поворошила упаковки пельменей.
   — Мэн, ду ю вона рашэн нэшинал фаст-фуд? — коверкая язык, спросила она. — В смысле, какие берем?
   — Бери любые.
   Эш окатила его взглядом мамы, уставшей воспитывать дауна.
   — Я зачем тебя сюда привела? Чтобы ты учился экономить, пока деньги есть. Когда их нет, никакая экономия уже не поможет.
   — А вы, молодые люди, не ссорьтесь. Там все равно мяса нет, — раздался за спиной Алексея скрипучий старческий голос.
   Алексей отступил и оттянул за собой тележку, молча предлагая советчику ковылять дальше и желательно на максимально возможной в его летах скорости.
   Дедок в белой бейсболке, уставной рубашке и в парусиновых бесформенных штанах вволок за собой в образовавшийся зазор свою тележку и плотно, явно надолго, застрял между Алексеем и Эш.
   Приподняв очки с толстыми линзами, он вперил мутные подслеповатые глазки в ряд ценников. Просматривая ценники, дедок жевал губами и издавал тихие возмущенные назальные звуки. Чего-то там в носу у него скопилось достаточно, он полез в карман, выудил сморщенный платок, сунул в него вислый нос, со следами неразделенной любви к алкоголю, и по-слоновьи самозабвенно и громко, не таясь, протрубил. Закончив продувку пазух, он тем же платком промокнул глаза и, стрельнув ими в Алексея и Эш, пробормотал:
   — Молодежь пошла. От всего нос воротят, — заскрипел дедок. — А мне бы таких пельмешков тогда… в Нарыме. У-у! Все бы отдал за пельмешки горяченькие. Да со стопочкой чтобы. Так ведь и сейчас не дадут. Ни тогда, ни сейчас. А на том свете разве пельмешками кормят? Там… етой… амброзии полстакана в день поднесут — и гуляй, Вася. Пой оссану кому положено. А с чего ее петь, с полстакана, да? Много ты с полстакана напоешь!
   Эш, временно находясь вне видимости деда, послала Алексею выразительный взгляд и покрутила пальцем у виска.
   — Да-да, склеротические изменения, усугубленные алкогольной интоксикацией, — другим голосом произнес дедок.
   И в тот же миг, ровно на миг, его облик изменился, пропали дряблые складки вокруг глаз, сами глаза очистились от склеротической мути, разгладились морщины, нос перестал походить на квелый огурец, губы стали полнее, сложились в волевую складку. На Алексея глянул Хантер — охотник за головами. Глянул, как стрелок из засады, и пропал.
   Хантер невероятно быстро вернул себе прежний облик, но голос не изменил:
   — Не хватайся за ствол, дурик, — властным, яростным шепотом произнес он. — Себя погубишь и нас спалишь.
   Он чуть сдвинулся ближе к Эш, превратив Алексея в одиночно стоящую цель. Для опытного стрелка завалить ее, не зацепив соседних, теперь труда не составляло.
   Алексей расслабил руку, действительно, приготовившуюся нырнуть под пиджак. Просканировал взглядом зал. Нормальные люди вовсю передавались покупательскому кайфу. Ни одного облачка фосфорного свечения в круговороте тел вдоль витрин и в очереди у касс Алексей не засек.
   — Хорошо выглядите, ребята. Так и надо, дорого, но не броско. Любые неформальные прибамбасы: косухи, армейские куртки, куртки-бомберы выдают вашего брата с головой. Чем маргинальнее вид, тем быстрее вычислят. Дигиталу надо одеваться скромно, тогда жить будет долго. А загар тебе к лицу, — глумливо усмехнулся Хантер.
   — Как сделали? — ровным голосом спросил Алексей.
   — Таблетки «консервированное солнце». Французский шик. Две штучки — и под ультрафиолетовую лампу. Час — и как-будто месяц провел на Ривьере. — Хантер подергал козырек бейсболки. — А ты быстро взял себя в руки, молодец.
   Алексей попробовал вычислить, кому Хантер подал сигнал, но безуспешно.
   — А где же команда? — прямо спросил он Хантера.
   — А должна быть? — хитро прищурился тот.
   — Несомненно. Без помощников трудно доставить два тела в адрес. Без ассистентов такие фокусы не показывают. Да и вообще, стаей на стаю интереснее.
   — Соображаешь. Только нет здесь команды. Жалко ребят. Ты им теперь не по зубам, порвешь, как тузик грелку. А я их поштучно подбирал, с умом и смыслом.
   Хантер прощупал взглядом Эш.
   — Ясно. Отобрал-таки мою любимую куколку. Отобрал и не сломал. Как, непонятно. Завидую, завидую, что скрывать… Ладно, научную конференцию по сему поводу мы потом устроим. А теперь у меня к вам вопрос, красавица и чудовище. Как дальше жить будете? — Он обмерил взглядом Эш, затем Алексея. — Уточняю, тебя в розыск дали сразу по двум эпизодам. По подозрению в причастности к пяти трупам в каком-то офисе. И за «Стеллаланд». Наружка засекла, как ты туда входил, но, как сам понимаешь, не видела, как ты ушел.
   Алексей с Эш переглянулись.
   — Ищут так, что загар не поможет, — хмыкнул Хантер. — Судя по вытянутости ваших лиц, детки, новость вам в душу запала. А здравых мыслей нет. Поэтому предлагаю свой вариант: документы, деньги и любую страну по выбору в обмен на одну услугу. Повторяю — одну!
   Алексей пожалел, что никак нельзя всадить пулю в бок «пенсионеру» и прорваться к выходу. Из магазина, положим, выскочить можно. А дальше куда?
   Хантер терпеливо ждал, для конспирации копаясь в покрытых инеем упаковках, наводил линзы очков на ценники, вздыхал и шевелил губами, производя в уме сложные подсчеты. При этом со стороны смотрелся самым обычным пенсионером, пытающимся сэкономить даже на низких ценах супермаркета «Авоська».
   Алексей поймал себя на мысли, что даже наметанный глаз опера не смог бы вычислить во въедливом дедуле особо опасного преступника.
   — Слушай, как у тебя это получается? Ну, маскировка такая? — спросил он.
   — О! — Хантер почесал вновь ставший огуречным нос, — Знания — страшная сила. Когда знаешь, какие существуют психотипы, знаешь, что действует не человек, а его психотип, и воспринимают, как по одежке, не то, что ты о себе думаешь, а что ты предъявляешь на обозрение, поверь, труда не составляет подделаться под любого. Конечно, Мэрилин Монро я не изображу, да и зачем?
   Из восьмидесяти четырех базовых психотипов мне по возрасту и конституции подходят девять. Вот ими я владею в совершенстве. Ну как в совершенстве? Серьезной проверки в амбулаторных условиях личина, может, и не выдержит, но для улицы вполне сойдет. Как ваши паспорта. Наряд ментов купится стопроцентно, а вот бюро криминалистической экспертизы может что-то заподозрить. Кстати, тебе я удостоверение СНБ справил потому, что как ни одень — мент ментом! Единственный тебе известный имидж. Да еще его альтер-эго — бандитский. Так что, парень, учись, пока я живой. — Он по-старчески закрякал в кулак. — Уф, ну что? Как мое предложение?
   Алексей пожал плечами.
   — Выхода нет. Говори, кого завалить?
   Хантер опять зашелся крякающим смехом. Отсмеявшись, вытер слезящиеся глазки пальцем, запустив его под стекла очков.
   — На этот раз взять живым. Непременно живым. — Очки свесились с носа, и поверх мутно-толстых стекол на Алексея глянули строгие холодные глаза. — А самим уцелеть. Работаете в паре.
   Эш поджала губы. Алексей перехватил ее взгляд, брошенный в тележку, заполненную снедью. Так дети смотрят на игрушки, которыми им не играть.
   — Когда и где? — задал вопрос Алексей.
   — Через час. Торговый комплекс «Арка».
   Алексей нахмурился.
   — А что я могу поделать? — хитро ощерился Хантер. — Понимаю, что на твоей «земле», где тебя любая собака даже в таком прикиде узнает. А что делать? Делать-то нечего! Другого случая не будет и другого места я тебе не подберу.
   — Ладно, проехали. Кого?
   — Сам увидишь. Вернее, почувствуешь.
   Хантер покачал тележку, резко скрипнули колесики.
   — Да, чуть не забыл! Эш, деточка, посмотри, что там показывают. — Хантер крючковатым пальцем указал на мониторы, висевшие над рядами касс.
   На плоских телевизорах синхронно шел рекламный ролик. Лицо мужчины рассыпалось на множество ярких квадратиков, они складывались в новое изображение: оранжевый квадрат, вписанный в красный круг. Квадрат начинал вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока его изображение на размазывалось в оранжевый круг. И тогда возникал логотип неизвестной компании: «KAV».
   Эш поморщилась.
   — Фигню всякую там показывают.
   — Ты тоже так думаешь? — обратился Хантер к Алексею.
   Алексей по наитию прикрыл веки, и тут же каким-то особенным зрением увидел в ролике, воспроизведенном памятью покадрово, череду угловатых знаков поверх основного изображения. Особенно много этих изломанных червяков ползало в кадрах с превращающимся в круг квадратом.
   Алексей распахнул глаза. И встретился с пристальным взглядом Хантера.
   — Это саб-мэссидж, кодовый сигнал в мозг каждому дигиталу на твое уничтожение, — отчетливым шепотом произнес Хантер. — С утра транслируется по всем каналам телевидения, с рекламных мониторов и мобильными лазерными излучателями. Всех «оцифрованных» зомбируют на твое убийство. — Он перевел взгляд на Эш. — Тебя это, милая, тоже касается. Ручка не чешется?
   Эш презрительно фыркнула.
   — Если саб-мэссидж на тебя не действует, то и слава богу. — Он вновь навел свои пронзительные глаза на Алексея. — Снимаю шляпу, Ронин. Тебе удалось то, о чем я только мечтал.
   Эш, прошептав что-то невнятное и злое, неожиданно пнула тележку. Ручка вырвалась из пальцев Алексея, и тележка, скрипя колесами, пронеслась по проходу и, ударившись о витрину, замерла, опасно накренившись. С такой тщательностью выбранные покупки едва не высыпались на пол.
* * *
   Торговый комплекс «Арка» стеклянной подковой двухъярусной галереи накрыл спуск в подземный переход.
   В последнее время в Москве такие стеклянно-ажурные чудные конструкции стали возникать все чаще и чаще, зеркально-хромовым сиянием резко контрастируя с окружающими их поизносившимися зданиями.
   Появляются они сказочно быстро и так походят на грезы кухонных диссидентов о Западе, словно джинны, работающие по договору с мэром, переносят их из дальних сказочных стран, управляемых мудрыми визирями, ни разу не задержавшими зарплату своим бюджетникам.
   Или строит их жена-искусница, Варвара-краса, желая оберечь любимого мужа от неприятностей на царской службе — и чтобы рейтинг его в народе колом стоял. Махнет правой — из рукава высокопрочный бетон пургой сыплется, махнет левой — синь небес в стекло отливается и сама в рамы вставляется, хлопнет в ладоши — скатерть-самобранка в торговом зале расстилается: налетай, народ, гуляй! А хошь, из ничего, из водопроводной воды и двутавровых балок чудо-дворец с волнами морскими, пляжами и пальмами построит. Мужу — славу, семье — достаток, детишкам на молочишко… Налетай народ, сигай в воды подогретые, наводи загар на телеса белые, отдыхай на песочке кварцевом. А кругом — город, снегом занесенный. Ну чудо же, чудо!
   В «Арке», как и во всех ему подобных супермаркетах, осколками волшебного зеркала воткнувшимися в тело столицы, жизнь текла импортная, пафосная и по ценам запредельным. Два этажа под крышу забили стеклянные соты бутиков. Мимо их элегантного, стильного и высококачественного содержимого следовало идти, нет, плыть по гладкому мрамору пола, шествовать с солидной непринужденностью президента великой державы в исторический момент инаугурации, брести вальяжно рассеянной походочкой молодой акулы НАСДАКа. [32]И каждой клеточкой тела источать ауру успеха и виагровой финансовой потенции. Иначе вид нездешнего изобилия и цены на него размазывали тебя, сирого и нищего, по тому же мрамору пола, как биг-мак, упавший на асфальт в час-пик.
   В этом мире торгового Зазеркалья случайный посетитель с ментальностью и содержимым кошелька уроженца Средне-русской возвышенности чувствовал себя полным и окончательным ничтожеством. Он по определению не попадал в избранную «тарджет групп», [33]кому с гигантских плакатов, сексуально раздвинув губы в улыбке, адресовали свои мэссиджи женщины нездешней красоты и на кого устремляли манящий взор авантажные мужики с торсами античных богов. Не ему, чьи вкусовые рецепторы привычны к квасно-борщовым ароматам родины, предназначались волны тонких парфюмов, облагородивших стерильный воздух. Не его слух услаждала приглушенная и приглаженная музыка. Из всего множества иностранных слов, горящих, мелькающих, излучающих солидное свечение и тускло отсвечивающих гламуром, как бы ненароком, но продуманно цепляющих взор чужаку адресовалось только краткое «Exit» на дверях. Ступай, мол, милый, жертвам нет места на пиру победителей.
   В этом аквариуме для золотых рыбок, обладательниц золотых карточек «VISA», Ронин чувствует себя своим. Странное ощущение, своим и чужаком одновременно.
   — Что такая напряженная?
   Эш обводит взглядом зальчик кафе: итальянский стиль, много искусственного винограда, арочек и лепнины, пять зеркальных столиков с плетенными стульями вокруг, в витринные стекла стен видно муравьиное копошение на первом этаже. Они единственные посетители.
   Эш морщит лоб, как при головной боли.
   — Не знаю… Раньше как во сне все было. Очнешься в нормальной жизни и даже убеждать себя не надо, что кошмар приснился. А сейчас… — Она пожимает плечами. — Так четко и ясно, что даже страшно.
   Ронин отодвигает чашку кофе.
   — Для нас нет ничего хуже, чем пытаться стать обычными людьми, — произносит он.
   — А если попробовать?
   — Лучше не надо.
   — И что тогда делать?
   — Жить.
   Он отворачивается к стеклянной стене. С минуту разглядывает покупателей, снующих по мраморному полу. Прозрачная капсула лифта плавно всплывает над залом.
   Эш достает из сумочки, лежащей на столе, сигарету, прикуривает. Ее глаза закрыты темными очками, на круглых стеклах плавают отражения экрана телевизора. Телевизор висит над стойкой бара, звук приглушен, чтобы не отвлекать единственную пару посетителей, бармен и скучающая официантка с ничего не выражающими лицами смотрят на экран, где идет репортаж о взрыве в клубе «Стеллаланд». В кадре трехэтажное здание, наполовину разрушенное взрывом. По грудам колотого кирпича ходят спасатели и какие-то люди в партикулярных костюмах с пакетиками для вещдоков в руках.
   Ронин прячет улыбку.
   — Что смешного? — Эш вскидывает подбородок.
   — Так… Подумал, что Хантеру мало «Стеллаланда», если в этом аквариуме стрелку забил. Прикинь, во сколько встанет Лужкову бардак, который здесь можно устроить. Кстати, ты упоминала о Хозяине игры. Почему бы Хантеру не быть Хозяином? Масштаб и почерк соответствуют.
   Эш мотает головой.
   — Не знаю. Скорее, не уверена. Не похоже на него.
   — Тебе лучше знать.
   — Да не знаю я его вовсе! Я с ним вот так же познакомилась, в кафе. Сидела, думала, кого бы склеить типа тебя, упакованного на все сто и нежадного. С Манюхой уже затрахались копейки считать, решили обзавестись спонсорами. Подсел такой папик весь из себя солидный, но озабоченный, аж капает. Я решила: а и хрен с ним. То-се, слово за слово… И вдруг он прямо в лоб спросил: «Хочешь выйти из игры?» И глазищами своими ледяными прямо в мозг…
   Ронин поворачивается к ней лицом.
   Эш опускает взгляд, старательно стряхивает пепел, водит кончиком сигареты по ободку пепельницы, пока он не превращается в алый конус.
   — Ну?
   — Оглобли гну! — морщит лоб Эш. — Меня аж пот прошиб. Никто про мои глюки не знал. Сама себе боялась признаться, а уж другому и подавно. Начнут сплетничать за спиной, потом в глаза скажут: «Мать, шиза тебя скосила!» А чуть психанешь на публике, с кем не бывает, так сразу дурку вызовут. Повяжут и полную задницу аминазина накачают. У нас так одну девчонку на курсе сосватали. Сначала прикалывались над ней, потом открыто травить начали, а когда она в буфете одному кексу поднос на голову опрокинула… У-у! Так еще, гады, психиатрам стучали, какая она ненормальная. У нее еще по-божески, от большой неразделенной любви глюк пошел. Таких джульетт в дурдоме — два отделения. А мне что сказать? Что вижу во сне, как по крышам бегаю и людей мочу, а потом в криминальной хронике о них читаю?
   — Короче, Хантер появился, когда ты уже на пределе была?
   Эш дергает губами.
   — Хуже. Мне это начало нравиться.
   Ронин смотрит ей в лицо.
   — Дальше что?
   — Я сказала «да». И все как рукой сняло. — Эш затягивается сигаретой и отворачивается. — Только такая порнуха пошла, мама не горюй! Идешь по улице или на лекции сидишь, вдруг торкнет — и будто в темноту провалилась. Очухаешься в другом месте, а ощущения — будто тебя рота солдат поимела. Страшно до пота холодного. И сладко одновременно. Кошмар, короче. Так почти месяц или больше… Помню только, что снег лежал, когда я стала Хантера видеть. Ну, когда, понимаешь…
   — Он ни разу не приказывал тебе убивать? — понизив голос спрашивает Ронин.
   — Нет. Я для него, как резиновая кукла была. Привезет к себе домой или я сама туда еду — и пошло-поехало. — Эш давит сигарету в пепельнице. Растирает пальцы. — Короче, будет что в климаксе вспоминать.
   — Где его дом?
   Она молчит.
   — Где его дом? — повторяет Ронин.
   — Не знаю, — медленно шевеля губами, отвечает Эш. — Странно… Обстановку помню, а где дом — нет. Почему так?
   — Значит, умеет, — холодно усмехается Ронин. — Почему бы ему с такими способностями не быть Хозяином игры?
   Эш неуверенно качает головой.
   — Возможно… Правда, среди дигиталов фенька ходила, что Хозяин игры это типа Бога, который все создал. Ну, грохнешь Сисадмина, вырвешься на другие уровни, а там, как в обычном квесте, [34]мочишь всех подряд, пока на верхнем уровне не сталкиваешься с Хозяином. Мокнешь его — ты свободен. И еще главный приз отгребешь. По логике, Хозяин показываться никому не должен, так?
   — Складно. А Хантер кто в таком случае?
   Эш пожимает плечиком.
   — Ну, типа, охотника за головами шибко умных, кто код на другой уровень пытается подобрать.
   Ронин кивает.
   — Или еще проще. Сисадмин раздает задания, а Хантер зачищает киллеров, когда на них слишком много трупов повиснет. Потом настает черед Сисадмина.
    …Рубиновый огонек сползает на висок Сисадмина.
    — Держи руки на виду и не шевелись, клоун, — доносится из темноты голос Хантера.
    — Ты забыл правило: в Сисадмина не стрелять! — шепчет Сисадмин.
    Стреляет Алексей.
    Пуля врезается в подбородок Сисадмина, подбрасывает гуттаперчевое тело в воздух. Сисадмин плашмя рушится на стойку. Второй выстрел из темноты насквозь прошивает ему грудь. Сисадмин переваливается на бок и мертво скатывается вниз.
    Гулкий удар тела об пол…
   — Ну, а потом по законам жанра кто-то выносит приговор самому Хантеру, — добавляет Ронин. — Если он не Хозяин, то жить ему осталось недолго. Вот и мечется.
   Эш заметно бледнеет.
   — И нас тоже зачистят? — шепчет она.
   — А чем мы лучше других? — Ронин несколько секунд смотрит на ее растерянное лицо. Резко подается вперед, сжимает ее запястье жесткими пальцами. — Ну-ка соберись! Мы — лучше, ясно тебе?! Мы — лучше всех!
   — С чего ты взял?
   — Мы — другие. Я это чувствую.
   Эш освобождает руку.
   — А я еще нет, — упавшим голосом отвечает она.
   Ронин замирает. Прислушивается к своим ощущениям. Правая рука быстро ныряет под пиджак.
   — Соберись, Эш. У нас проблемы.
   Он откидывается на спинку, стул издает слабый скрип. Правая рука что-то прячет под столом.
   За стеклом мелькает черный силуэт, и почти сразу же, обдав их запахом кожаной одежды, на свободный стул усаживается парень. Встряхивает гривой черных волос, хищно усмехается. Ронин видит свое изогнутое отражение в стеклах его черных очков.
   Ронин без труда различает бледно-фосфорную дымку, заклубившуюся вокруг головы парня. Слишком разорванную и кисельную, чтобы говорить о силе. И тем не менее наглый незнакомец — дигитал немалого уровня.
   — Привет, Ронин!
   Парень непринужденным движением распахивает куртку-«косуху». Между кожаной жилеткой и ремнем из мотоциклетной цепи торчит рукоятка пистолета.
   — Побазарим или сразу тебя завалить?
   Ронин машет рукой официантке, отлепившейся от стойки, и девушка остается на месте.
   — Насчет чего базар? — спрашивает Ронин.
    …Под стойкой распластались тела в кожаной одежде. Некоторые еще судорожно дергаются.
    Ронин приподнимается на локте. И нос к носом сталкивается с бледным лицом Тэйлора. Всклокоченные лохмы блестят от крови. Глаза испуганно вытаращены.
    — Ты-ы-ы-ы? — тянет Тэйлор. С дрожащих губ свешивается струнка слюны.
    Ронин выбрасывает руку, втыкает ствол в этот слюнявый рот и нажимает на спуск.
    Глухой удар выстрела. Голова Тэйлора разрывается спелым арбузом…
   Ронин тяжелым взглядом смотрит за темные стекла очков, пытаясь пробиться через зрачки в мозг.
   И тут же в его памяти само собой и неизвестно откуда всплывает:
   > Nikname: Godzilla
   >Password: To_6_ra_90_bora_X^^
   >Date of Rugnarek installation: 1999-01-10
   > Startgame: PASSED 1999-01-10
   > Personal info: Artur N. Pavlov, 23 years old, 45-176 Vernadskogo av. Moscow, Russia
   >Role: warrior
   >Last level: 6
   >Actions: 8 — all succeed
   >Actions info: Access denied
   > Team: Talor Batallion
   > Current status: free warrior
   > Terminated by: NO
   — Годзилла из команды Тейлора, вошедший в игру десятого января девяносто девятого, игрок шестого уровня, восемь успешных акций, — металлическим голосом перечисляет Ронин. Он не без садистского удовольствия отмечает, как гаснет и стынет на губах парня самоуверенная улыбочка. — Что ты мне хочешь сказать? Что ты крут, как сто вареных яиц? Допустим, я это вижу. Дальше что?
   Годзилла нервно сглатывает. Кивает на Эш.
   — Пусть твоя телка погуляет, базар серьезный будет.
   Ронин отрицательно качает головой. Эш, фыркнув, тянется к сумочке, достает сигарету. Годзилла скашивает глаза на ее руку. Резко поворачивается.
   — Ты — тоже? — спрашивает он, всматриваясь в лицо Эш.
   — Она тоже дигитал, — отвечает за нее Ронин. — И она со мной. Все, тема закрыта.
   — Ладно, твои проблемы. — Годзилла по-конски встряхивает головой и откидывается на спинку стула. — Ты в курсе, что на тебя заказ вывесили?
   Ронин кивает. Годзилла, очевидно, ждет более бурной реакции, но лицо Ронина остается каменным.
   — Твое счастье, что я умею держать себя в руках. Мне эти мэссиджи пофигу. Не захочу, не грохну. А вот салаги трехуровневые уже слюной пузырят. Сам видел.
   Ронин левой рукой подносит к губам чашку кофе, делает маленький глоток.
   — Давай без понтов, Годзилла. Кого ты там видел, мне без разницы. Посмотри лучше туда. — Ронин указывает пальцем на телевизор, и Годзилла послушно поворачивает голову к экрану. — Это я замочил Тэйлора со всей братвой и еще две команды до кучи. Тебя, как понимаю, в «Стеллаланде» вчера не было. Повезло дураку. Теперь ты один. А одному — страшно. Я тебе нужен, и ясно зачем. А зачем ты мне, я не знаю. Но готов выслушать. — Ронин ставит чашку на стол. — У тебя минута.
   Годзилла скалит зубы. Растянутые губы нервно подрагивают. Правая рука скользит по ремню к рукоятке пистолета.
   Ронин качает головой. Под столом раздается характерный щелчок вставшего на боевой взвод пистолета, и ладонь Годзиллы, едва коснувшись металла рукоятки, опадает на бедро. Ронин холодно усмехается.
   — В твоем положении резкие телодвижения противопоказаны, — предупреждает он. — Но губами шевелить разрешаю. Только быстро, ты мне уже надоел.
   — Ладно, предлагаю договор, — сдается Годзилла. — Короче, так… Ты меня ставишь на место Тэйлора, а сам будешь держаться в тени. Доходы пополам.
   — Откуда деньги?
   — Хакеров будем доить. Они же ботаны полные, крэкают все подряд чисто по дури. А ведь это бабки серьезные. И серьезных людей можно крепко обидеть. Улавливаешь?
   — Значит, будем крышевать хакеров, да?
   Годзилла встряхивает сальными кудрями.
   — Т ы не понял. У Тэйлора свои были, штук десять. Как их найти, знаю только я.
   — Что скажешь? — обращается Ронин к Эш.
   Эш, зажав сигарету в губах, кладет сумочку на колени, роется в ней, достает зажигалку. Несколько раз чиркает, но огня высечь не получается.
   — Эй, гарсон, дай даме прикурить! — грудным голосом просит она.