Страница:
— А если серьезно?
— Короче, господин Максимов, получите и распишитесь. — Она взяла с полочки конверт и протянула Максимову. Расстегнула «молнию» на куртке, выудила из-за пазухи ключи. Держала за брелок. — Серый «фольксваген-пассат» устроит?
Максимов вскрыл конверт, пробежал глазами доверенность. «Балтийский народный банк» доверял ему право управления своим «пассатом» на срок в один месяц в пределах области. Документ, напечатанный на фирменном бланке и украшенный печатью банка, смотрелся солидно. Паспортные данные Максимова передали факсом из Москвы еще утром, и кто-то безошибочно впечатал их, заботливо выделив жирным шрифтом.
— Сойдет. — Он протянул руку за ключами. — А где машина?
— На стоянке. Как выйдете, справа.
— Еще один вопрос. Тебя как зовут?
— Карина.
«Глаза у нее действительно восточные, — отметил Максимов. — Брови иссиня-черные. Похоже, не врет. Насчет жены, конечно, погорячилась». Вместо обручального кольца на ее тонком пальце хищно блестел острыми гранями серебряный перстень.
— Круто смотришься, Карина. В банке все так одеваются? — поинтересовался он.
— Только не выдавайте, ладно? Человек, который должен был вас встретить...В общем, у него проблемы. Он не смог ждать. Попросил меня. — Она достала из кармана визитку. — Здесь телефоны банка на тот случай, если менты прицепятся. А на обороте телефон Леши. Вы позвоните ему из гостиницы, скажите, что все нормально.
Мимо прошел полусонный милиционер, с интересом посмотрел на странную парочку: представительного вида мужчина и девчонка с ног до головы в черной коже. Максимов решил, что церемония встречи затянулась, никакого желания погружаться в проблемы какого-то Леши не было, получил ключи от машины — и на том спасибо.
— Договорились, — кивнул Максимов. — Тебя в город подбросить?
— Сама доберусь, — гордо отказалась Карина. И неожиданно: — Дяденька, а вы деньгами бедную девушку не выручите? — Она скорчила жалобную мордашку.
Переход к благородному попрошайничеству произошел так быстро, что Максимов опешил.
— А в банке разве зарплату не платят? — спросил он.
— А я там не работаю. Сказала же, Лешке доброе дело делаю. — Она вновь напустила на себя независимый вид. — Заколебалась вас ждать. И на «пепси» потратилась. Компенсацию бы...
— Если добро делала, терпи. — Максимов поправив на плече ремень сумки.
— Значит, не дашь? — Она сузила глаза.
— Из принципа, — отрезал Максимов. Карина вдруг широко улыбнулась, на щеках задрожали забавные ямочки.
— Проверка на вшивость, — объяснила она.
— Ну-ну, — усмехнулся Максимов.
Она помахала на прощание рукой и пошла к выходу По мрамору сухо заскрипели мощные бутсы.
«Рок-н-ролл жив, а я уже мертв», — переиначил Максимов изречение Гребенщикова, проводив взглядом удаляющуюся фигурку в кожаном панцире. Карина возвращалась в тот мир, где Максимову не было места.
Пассажиры уже успели получить багаж и потянулись к выходу. Максимов заметил свою попутчицу. Эля беспомощно озиралась по сторонам, поставив у ног вместительный чемодан. Нервно теребила ремешок сумочки. Можно было подумать, что она расстроена и растеряна, оказавшись одна в незнакомом городе. Можно, если бы Максимов, пока беседовал с Кариной, не успел перехватить несколько раздраженных взглядов в свою сторону;
Но когда он направился к ней, Эля сделала вид, что сосредоточенно высматривает кого-то за стеклянной стеной аэропорта.
— Не встретили?-спросил Максимов.
— А? — Эля удивленно округлила глаза. — Господи, это вы. Я подумала, опять таксисты пристают. Странно, никого. — Она посмотрела на пустынную площадь перед аэропортом. — Впрочем, мы же опоздали...
— Позвольте, я буду вашим таксистом. — Максимов легко подхватил чемодан.
— Вы разве на машине? — Эля сразу же пристроилась рядом.
— Уже да.
Они вышли на улицу. Приятно пахло вечерней свежестью. В свете фонарей искрились ниточки дождя.
Максимов обратил внимание, как Эля посмотрела на проходившего мимо старшего патруля — статного капитана в черном морском кителе.
— Девяносто процентов женщин трепетно относятся к военным и лишь десяти нравятся вольные художники, — заметил Максимов, чтобы сразу же направить разговор в нужное русло. Элю он так до конца и не прощупал, а надо, случайные встречи в начале задания — самые подозрительные.
— У меня, между прочим, папа был военным моряком,-отозвалась Эля.
— Ив каком звании, если не секрет?
— Контр-адмирал. — Она произнесла звание так, словно оно было ее собственным. — Служил на Балтике. Я родилась недалеко, в Таллине. В школу пошла в Лиепае, а окончила в Таллине. Потом папу перевели в Москву.
— Плохой погодкой вас родина встречает. — Он поежился от капелек, залетевших за воротник.
— Говорят, дождь — это к удаче.
— Нет. Если уезжаешь в дождь — к хорошей дороге, — возразил Максимов. — У меня знакомый есть, бывший командир ракетного крейсера. Так его в перестройку чуть паралич не разбил. Узнал, что дочка после школы устроилась у метро торговать цветами. Он ее с таким пренебрежением спросил: «И сколько за такой позор платят?» ? А когда услышал, что козявка получает в три раза больше его пенсии, пришлось «скорую» вызывать. Ваш папа как развал Союза перенес?
— Ужасно, конечно! Он же политработником был. Можете себе представить, что в доме творилось. Соберет таких же пенсионеров, и весь день Горбачева судят. — Эля снизу вверх посмотрела на Максимова. — А где же ваша машина?
— Сейчас узнаем.
Он на ходу достал брелок, направил на стоянку машин и нажал кнопочку. На крайней в ряду иномарке радостно и мигнули фары.
Эля придирчиво осмотрела машину, перевела взгляд на у. Максимова. Так же осмотрела и его.
— Странно, но вы все меньше и меньше напоминаете археолога, — заключила она.
— У меня хорошие связи, Эля. — Максимов открыл багажник, поставил в него чемодан и сумку — Да не смотрите вы с такой тревогой. Не мафиози я, клянусь. Просто в Москве консультирую одного коллекционера из новых русских. А у него приятель — крупная шишка в Калининграде. Услуга за услугу и никаких денег.
— Так вы в Калининграде первый раз? — спросила? Эля, взявшись за ручку дверцы.
«Недурно, мадам, — подумал Максимов. -Ловко поймала. Действительно, как рулить собрался, если не знаю дороги?»
На этот вопрос он уже заготовил ответ, купив в Москве карту города, но использовать ее не пришлось.
Рядом загрохотал двигатель мотоцикла, и на свет выкатился стальной конь с юной всадницей в седле. Карина в блестящей от дождя черной коже смотрелась, как реклама фирмы «Харлей-Девидсон».
«В Москве встретить такую амазонку не проблема. В первопрестольной всяк с ума сходит по-своему, но согласно моде. Кто не байкер, тот кришнаит или баркашовец. Каким ветром ее сюда занесло? Ведь, наверное, в черной коже смотрится в городе белой вороной, — подумал Максимов. — Что там у нее, „хонда“? Так, минимум тысяча долларов. Для бедной девочки изрядная цена».
— Порядок? — спросила она, приглушив двигатель. Од ну ногу поставила на асфальт.
— Как видишь, — ответил Максимов, подойдя к водительской дверце.
Карина бросила оценивающий взгляд на Элю, но от комментария воздержалась.
— Не забудь Лешке позвонить.
— Погоди, — нашелся Максимов. — Как нам до гостиницы «Турист» доехать?
Карина задумалась, потом махнула рукой, — Ладно, будем творить добро до упора. Поезжай за мной.
Максимов нырнул в салон, открыл дверцу Эле. Она устроилась в кресле, недовольно хмыкнула.
— Не девка, а оторва какая-то! Куда родители только смотрят. Это ваша знакомая, Максим?
— Получается, что так. — Он завел двигатель. — Ну, с Богом.
Карина газанула с места так, что из-под заднего колеса вырвался пар. Махнула рукой и бешено рванула вперед.
— М-да, смена растет, — пробормотал Максимов, выжав газ.
На пустом шоссе Карина разогналась до ста километров. Грудью легла на руль, борясь со встречным потоком воздуха. Слева от дороги бежала цепочка огней, электричка набрала полный ход, Карина, судя по всему, решила устроить гонки, наплевав на мокрый асфальт.
В салоне машины уютно урчал обогреватель, щетки тихо скребли по стеклу, размазывая капельки дождя, приятно пахло дорогой обшивкой сидений. Максимов предоставил, каково сейчас Карине. И жутко захотелось поменяться с ней местами.
— Что так гонит, разобьется же, — проворчала Эля, заметив, что все внимание Максимов сконцентрировал на мотоциклистке.
— С ее философией это не страшно. А на такой скорости даже не заметит,
— Да какая у нее может быть философия, Максим! Одни гормоны.
— Жанна д'Арк в таком же возрасте въехала в Орлеан на белом коне. Вот и эта воюет как может, — возразил Максимов.
— Лучше скажите, что эта малолетка вам понравилась.
— Я бы сформулировал так: произвела впечатление. — Максимов свободной рукой полез в карман. — Не возражаете, если закурю?
— Пожалуйста. - Эля дернула плечиком.
— Да, я не спросил, куда вам ехать. — Он чиркнул зажигалкой. — Черт! — Максимов вцепился в руль и убрал ногу с педали газа.
Карина резко сбросила скорость, мотоцикл вильнул на скользкой дороге. Угрожающе завалился на бок, вписываясь в поворот, но она невероятным рывком выровняла его. Оглянулась, сверкнув через плечо сумасшедшей улыбкой.
Максимов, от греха подальше, бросил не прикуренную сигарету на панель и увеличил дистанцию между машиной и мотоциклом.
— На чем мы остановились? — спросил он, повернувшись к Эле.
— Скажите, ваша гостиница-приличное место? «Еще раз браво! — мысленно усмехнулся Максимов. — Тонко работаем».
— Не знаю. Номер забронировал друг моего клиента — председатель банка в Калининграде. Думаю, в клоповник не поселит. Но на «Хилтон» не рассчитываю, всё-таки родная провинция, хоть и под боком у Европы.
— А что же он вас не встретил?
— В перечень услуг не входило. Да и зачем навязываться? Начнутся сауны-рыбалки-шашлыки, а я сюда не на отдых приехал. Кстати, спасибо, что напомнили. — Он достал мобильный, положил на колено. Номер неизвестного Леши он запомнил наизусть, как машинально запоминал все, что считал важным.
Дорога блестящим полотном убегала под колеса. Теперь Карина шла ровно, без лихачества. Максимов, ведя машину одной рукой, бросил взгляд на рубиновые огоньки впереди и быстро набрал номер.
Слышимость была прекрасной, фирма МТС не зря рекламировала свою связь. После второго гудка в ухо ударил гомон пьяной компании.
— Алло! Лешу будьте добры...
— Слушаю. — Язык у абонента заплетался. «Мне бы такие проблемы», — подумал Максимов, вспомнив слова Карины.
— Если ты тот Алексей, что должен был встретить человека из Москвы...
— Я, я это! — почему-то обрадовался Леша. — Прилетели?
— Уже еду. Машина в норме, спасибо. Шефу твоему позвоню завтра и поблагодарю. Узнай у Карины, как я выгляжу, чтобы складно врать. Кстати, по какому случаю загул?
— Сын родился!!-проорал Леша. Максимов невольно поморщился, отстранился от трубки.
— Поздравляю,-сказал он и отключил связь.
— Максим, а у вас дети есть? — спросила Эля, явно услышав последние слова Леши.
— Нет. Я один, — ответил Максимов.
— Странно, — протянула Эля.
— Сейчас время удачливых эгоистов, или я не прав?
Эля покосилась на него, но не стала спорить. Фразу он придумал давно и успешно использовал, избавляясь от докучливых расспросов о личном.
Промелькнули садовые участки, справа к дороге вплотную подступил лес.
«Константиновский лес, слева — поселок Поляны, Ориентир — водонапорная башня, — машинально вспомнил Максимов. — Через два поворота будет Орловка». Он не нуждался в услугах Карины, чтобы добраться от аэропорта до города. Пешком или на машине, ночью или днем. Получив задание, он всегда первым делом по карте изучал район, осталась армейская привычка. Калининградскую область, город и окрестности он сейчас знал в таких деталях, которые вряд ли известны даже местным жителям. В ночь перед вылетом он изучил не только современную топографическую карту, купленную в магазине, но и трофейную немецкую полуторку и ксерокопию карты города времен Тевтонского ордена. Его работой была война, а она дилетантов не любит.
После Орловки дорога пошла в гору.
«Гора Лисья, семь километров до города», — подсказала память.
Максимов покосился на Элю. Она притихла, удобно устроившись в кресле. Задумавшись, не контролировала лицо, и на нем застыло то неприятное выражение, что Максимов заметил еще в самолете.
«Характерец у нас еще тот», — подумал он. На секунду возник такой контакт, который психологи называют раппортом: Максимов мог сейчас без труда проникнуть во внутренний мир Эли. Но не стал. Знал, ничего хорошего он там не найдет. Эля вступила в самый проблемный для женщины возраст, осень жизни, как называют его китайцы. Но, как подметил Максимов, красиво стареют только добрые люди.
— Эля, вы так и не сказали, куда вас отвезти, — напомнил Максимов.
Она стряхнула с лица напряженное выражение, сверкнула улыбкой.
— Рискну, давайте в «Турист». Если, конечно, вы не против.
— Надеюсь, места там есть.
— Ой, в такой-то глухомани да чтобы не нашлось! — Эля небрежно махнула ручкой. — Можно подумать, мы в Каннах.
— А вы бывали в Каннах?
— И не раз.
— На кинофестивале?
— Нет. Это были дни русского искусства. Представляете, нашлись меценаты, решившие возродить традицию «Русских сезонов». Французы просто обалдели!— Эля оживилась, явно оседлав любимого конька.
Дни русского искусства, насколько знал Максимов, проходили в апреле, для Канн — в самый мертвый сезон. И мэр Канн, конечно же, был без ума от бестолковой щедрости русских меценатов. До знаменитых дягилевских «Сезонов» новые меценаты не дотянули, не тот артист нынче пошел, и если бы не проплаченные статьи, Россия так и не узнала бы, что она в очередной раз потрясла своим искусством весь цивилизованный мир. Выслушивать устную версию заказных статей Максимов не хотел и протянул Эле телефон.
— Не хотите позвонить тем, кто вас не встретил? Эля запнулась.
— Позвоню из гостиницы, — после паузы сказала она.
— Как хотите. - Он убрал телефон в карман. «Вот так, мадам, и сгорают на мелочах», — подумал он. С пригорка открылся вид на город. Под светлым пасмурным небом черными контурами выступали шпили соборов. Свет фонарей, размытый дождем, играл на мокрых тротуарах. На секунду показалось, что улицы города по самые крыши затопила темная река.
Максимов вспомнил, что реку Преголя, неспешно текущую через город, тевтонцы называли Хрон. Хрон — Хронос — Время... Не случайно монахи-воины поставили замок своего Ордена на берегу Реки Времени, отделяющей мир живых от мира мертвых.
Он сбавил ход, чтобы острее почувствовать тот миг, когда машина, как с крутого берега в реку, окунется в темные воды сумерек, разлившихся до самого горизонта.
Максимов выбрал гостиницу не случайно. Вдоль противоположного берега изгибалась улица Верхнеозерная. К ней вел перекинутый через пруд пешеходный мостик. До места встречи со связником всего пять минут ходу.
Эле Карагановой достался номер этажом ниже. Она старательно закрывала ладошкой от Максимова паспорт, когда заполняла листок учета. Точный возраст попутчицы Максимова не интересовал. Ему хватило того, что фамилия в листке и на Элиной визитке совпала.
В тесном лифте она как бы невзначай плотно прижалась к нему бедром. Максимов заставил себя улыбнуться. Мадам явно рассчитывала на необременительный командировочный роман с «удачливым эгоистом».
Он донес чемодан до дверей ее номера.
— Если что, я рядом, — специально сказал то, что она хотела услышать.
— Вы настоящий рыцарь, Максим. — Элеонора Караганова таинственно, по ее мнению, улыбнулась.
На свой этаж Максимов взбежал без лифта, прыгая через ступени.
С балкона гостиничного номера открывался вид на городской парк. Мокро блестели кроны деревьев. Воду большого пруда затянула мелкая рябь дождя. Казалось, тускло отсвечивает чешуйчатый бок гигантской рыбы, выброшенной на берег.
Сырой ветерок, забиваясь под одежду, приятно щекотал кожу, еще не остывшую после горячего душа. Город погрузился в вечернюю тишину, странную после московского шума и суеты.
— И еще сорок минут, — прошептал Максимов, посмотрев на часы.
После душа он переоделся и теперь наслаждался покоем , блаженно покуривая на балконе.
«Даже время здесь течет иначе. Неспешно, как река. Или надолго застаивается в тихих озерах», — подумал он.
Максимов сознательно обманывал себя. По опыту знал, что тишина в любую секунду способна взорваться боем, и тогда время несется, как тройка по ухабам, только держись. Но сейчас требовалось установить покой внутри и наладить неспешное течение мысли. Он длинно выдохнул и закрыл глаза.
«Так, сначала Эля Караганова. Затусовавшаяся неврастеничка. Болезненно самолюбива. Лицемерна. Прекрасный манипулятор. Эрудированна, но не умна. Что еще? Папа из замполитов. По степени презрения в армейской среде они на втором месте, после особистов. Кому минус, кому — плюс... Насколько знаю, КГБ запрещалось вербовать работников партийных органов и членов их семей. Надо будет вежливо расспросить о замужестве: когда, как долго и кого осчастливила. Гэбисты вполне могли подсуетиться и вербануть под предлогом того, что замужняя дочка де-юре уже не член неприкасаемой семьи. Во всяком случае, признаки агентуры у нее имеются. Короче, Максимов, нахватал ты репьев полный хвост! Еще работать не начал, а уже по бабе с каждого боку, и одна из них — потенциальный агент. — Он щелчком послал окурок в темноту. — Ладно, с Элей закончил, а малолетнюю гангстершу прокачаешь по дороге. Кстати, заметь, братишка, нормальные домохозяйки на тебя не клюют. Вечно всяких маргиналок нацепляешь, а потом мучаешься», — самокритично заключил он.
Бросил взгляд на часы. До встречи оставалось полчаса. Вполне хватит, чтобы проверить, есть ли хвост, и освоиться на месте встречи.
Максимов подхватил со стула черную армейскую куртку, забросил на плечо.
Вечерний костюм он выбрал согласно месту предстоящей встречи: темные кроссовки, свободного покроя черные джинсы, серая майка и черная спецназовская куртка. Не марко, не броско и в меру элегантно.
Он выключил в номере свет. Присел на край постели. Закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
Внутри когтистой лапкой тихо скребся страх.
«Ничего, так и должно быть. Как шутил полковник Гусев: „Только мертвые страху не имут“. А я еще живой. Впрочем, чему даже сам удивляюсь».
Он стал слушать удары сердца.
Бух-бух-бух — размеренно ударял в груди упорный молотобоец. В такт ударам Максимов стал покачивать головой, медленно входя в транс.
Переносицу защекотало, словно кто-то приблизил холодные пальцы к закрытым векам. И перед внутренним взором возникло матовое пятно, стало расти, наливаться светом, пока не превратилось в яркое свечение, залившее все вокруг. Потом свечение стало блекнуть, в нем, как в тумане, стали сгущаться тени, постепенно обретая формы.
... Гостиничный номер залит призрачным ночным светом. Потертый ковер. Смятое покрывало на кровати. Кресло с продавленным сиденьем. Столик с обязательным графином. Ветер беззвучно колышет занавеску. Никого нет. Спустя час через окно в комнату полился мутный рассвет. Никого нет. На перилах балкона неподвижно устроился черный ворон. Тускло отливают жесткие перья спящей птицы. Ворон неожиданно встрепенулся, сбил с себя капли. Холодным бесстрастным глазом уставился в окно. Склонил голову, будто разглядывал свое отражение. Поскреб когтями, раскачался и рухнул вниз, с треском распахнув крылья...
Первобытный, темный ужас всколыхнулся внутри, больно ударил в сердце. Максимов вздрогнул и открыл глаза.
Обвел тревожным взглядом комнату. Сегодня ему сюда не вернуться. Это все, что удалось узнать.
Он восстановил дыхание, пружинисто встал. У дверей еще раз проверил оружие. Связка ключей, моток шелкового шнура в заднем кармане джинсов, шариковая ручка в стальном корпусе в нагрудном кармане куртки. И на самый крайний случай в шве у застежки куртки пряталась тонкая гитарная струна. Выхватить ее, дернув за нижнюю пуговицу, — дело одной секунды. На сегодня это был весь его арсенал. Ничего подозрительного, но для бесшумного боя в городе вполне достаточно. Остальное можно добрать трофеями.
— С Богом! — пробормотал он, распахнув дверь. Отрешенно, как в ночь из люка самолета, шагнул через порог.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Короче, господин Максимов, получите и распишитесь. — Она взяла с полочки конверт и протянула Максимову. Расстегнула «молнию» на куртке, выудила из-за пазухи ключи. Держала за брелок. — Серый «фольксваген-пассат» устроит?
Максимов вскрыл конверт, пробежал глазами доверенность. «Балтийский народный банк» доверял ему право управления своим «пассатом» на срок в один месяц в пределах области. Документ, напечатанный на фирменном бланке и украшенный печатью банка, смотрелся солидно. Паспортные данные Максимова передали факсом из Москвы еще утром, и кто-то безошибочно впечатал их, заботливо выделив жирным шрифтом.
— Сойдет. — Он протянул руку за ключами. — А где машина?
— На стоянке. Как выйдете, справа.
— Еще один вопрос. Тебя как зовут?
— Карина.
«Глаза у нее действительно восточные, — отметил Максимов. — Брови иссиня-черные. Похоже, не врет. Насчет жены, конечно, погорячилась». Вместо обручального кольца на ее тонком пальце хищно блестел острыми гранями серебряный перстень.
— Круто смотришься, Карина. В банке все так одеваются? — поинтересовался он.
— Только не выдавайте, ладно? Человек, который должен был вас встретить...В общем, у него проблемы. Он не смог ждать. Попросил меня. — Она достала из кармана визитку. — Здесь телефоны банка на тот случай, если менты прицепятся. А на обороте телефон Леши. Вы позвоните ему из гостиницы, скажите, что все нормально.
Мимо прошел полусонный милиционер, с интересом посмотрел на странную парочку: представительного вида мужчина и девчонка с ног до головы в черной коже. Максимов решил, что церемония встречи затянулась, никакого желания погружаться в проблемы какого-то Леши не было, получил ключи от машины — и на том спасибо.
— Договорились, — кивнул Максимов. — Тебя в город подбросить?
— Сама доберусь, — гордо отказалась Карина. И неожиданно: — Дяденька, а вы деньгами бедную девушку не выручите? — Она скорчила жалобную мордашку.
Переход к благородному попрошайничеству произошел так быстро, что Максимов опешил.
— А в банке разве зарплату не платят? — спросил он.
— А я там не работаю. Сказала же, Лешке доброе дело делаю. — Она вновь напустила на себя независимый вид. — Заколебалась вас ждать. И на «пепси» потратилась. Компенсацию бы...
— Если добро делала, терпи. — Максимов поправив на плече ремень сумки.
— Значит, не дашь? — Она сузила глаза.
— Из принципа, — отрезал Максимов. Карина вдруг широко улыбнулась, на щеках задрожали забавные ямочки.
— Проверка на вшивость, — объяснила она.
— Ну-ну, — усмехнулся Максимов.
Она помахала на прощание рукой и пошла к выходу По мрамору сухо заскрипели мощные бутсы.
«Рок-н-ролл жив, а я уже мертв», — переиначил Максимов изречение Гребенщикова, проводив взглядом удаляющуюся фигурку в кожаном панцире. Карина возвращалась в тот мир, где Максимову не было места.
Пассажиры уже успели получить багаж и потянулись к выходу. Максимов заметил свою попутчицу. Эля беспомощно озиралась по сторонам, поставив у ног вместительный чемодан. Нервно теребила ремешок сумочки. Можно было подумать, что она расстроена и растеряна, оказавшись одна в незнакомом городе. Можно, если бы Максимов, пока беседовал с Кариной, не успел перехватить несколько раздраженных взглядов в свою сторону;
Но когда он направился к ней, Эля сделала вид, что сосредоточенно высматривает кого-то за стеклянной стеной аэропорта.
— Не встретили?-спросил Максимов.
— А? — Эля удивленно округлила глаза. — Господи, это вы. Я подумала, опять таксисты пристают. Странно, никого. — Она посмотрела на пустынную площадь перед аэропортом. — Впрочем, мы же опоздали...
— Позвольте, я буду вашим таксистом. — Максимов легко подхватил чемодан.
— Вы разве на машине? — Эля сразу же пристроилась рядом.
— Уже да.
Они вышли на улицу. Приятно пахло вечерней свежестью. В свете фонарей искрились ниточки дождя.
Максимов обратил внимание, как Эля посмотрела на проходившего мимо старшего патруля — статного капитана в черном морском кителе.
— Девяносто процентов женщин трепетно относятся к военным и лишь десяти нравятся вольные художники, — заметил Максимов, чтобы сразу же направить разговор в нужное русло. Элю он так до конца и не прощупал, а надо, случайные встречи в начале задания — самые подозрительные.
— У меня, между прочим, папа был военным моряком,-отозвалась Эля.
— Ив каком звании, если не секрет?
— Контр-адмирал. — Она произнесла звание так, словно оно было ее собственным. — Служил на Балтике. Я родилась недалеко, в Таллине. В школу пошла в Лиепае, а окончила в Таллине. Потом папу перевели в Москву.
— Плохой погодкой вас родина встречает. — Он поежился от капелек, залетевших за воротник.
— Говорят, дождь — это к удаче.
— Нет. Если уезжаешь в дождь — к хорошей дороге, — возразил Максимов. — У меня знакомый есть, бывший командир ракетного крейсера. Так его в перестройку чуть паралич не разбил. Узнал, что дочка после школы устроилась у метро торговать цветами. Он ее с таким пренебрежением спросил: «И сколько за такой позор платят?» ? А когда услышал, что козявка получает в три раза больше его пенсии, пришлось «скорую» вызывать. Ваш папа как развал Союза перенес?
— Ужасно, конечно! Он же политработником был. Можете себе представить, что в доме творилось. Соберет таких же пенсионеров, и весь день Горбачева судят. — Эля снизу вверх посмотрела на Максимова. — А где же ваша машина?
— Сейчас узнаем.
Он на ходу достал брелок, направил на стоянку машин и нажал кнопочку. На крайней в ряду иномарке радостно и мигнули фары.
Эля придирчиво осмотрела машину, перевела взгляд на у. Максимова. Так же осмотрела и его.
— Странно, но вы все меньше и меньше напоминаете археолога, — заключила она.
— У меня хорошие связи, Эля. — Максимов открыл багажник, поставил в него чемодан и сумку — Да не смотрите вы с такой тревогой. Не мафиози я, клянусь. Просто в Москве консультирую одного коллекционера из новых русских. А у него приятель — крупная шишка в Калининграде. Услуга за услугу и никаких денег.
— Так вы в Калининграде первый раз? — спросила? Эля, взявшись за ручку дверцы.
«Недурно, мадам, — подумал Максимов. -Ловко поймала. Действительно, как рулить собрался, если не знаю дороги?»
На этот вопрос он уже заготовил ответ, купив в Москве карту города, но использовать ее не пришлось.
Рядом загрохотал двигатель мотоцикла, и на свет выкатился стальной конь с юной всадницей в седле. Карина в блестящей от дождя черной коже смотрелась, как реклама фирмы «Харлей-Девидсон».
«В Москве встретить такую амазонку не проблема. В первопрестольной всяк с ума сходит по-своему, но согласно моде. Кто не байкер, тот кришнаит или баркашовец. Каким ветром ее сюда занесло? Ведь, наверное, в черной коже смотрится в городе белой вороной, — подумал Максимов. — Что там у нее, „хонда“? Так, минимум тысяча долларов. Для бедной девочки изрядная цена».
— Порядок? — спросила она, приглушив двигатель. Од ну ногу поставила на асфальт.
— Как видишь, — ответил Максимов, подойдя к водительской дверце.
Карина бросила оценивающий взгляд на Элю, но от комментария воздержалась.
— Не забудь Лешке позвонить.
— Погоди, — нашелся Максимов. — Как нам до гостиницы «Турист» доехать?
Карина задумалась, потом махнула рукой, — Ладно, будем творить добро до упора. Поезжай за мной.
Максимов нырнул в салон, открыл дверцу Эле. Она устроилась в кресле, недовольно хмыкнула.
— Не девка, а оторва какая-то! Куда родители только смотрят. Это ваша знакомая, Максим?
— Получается, что так. — Он завел двигатель. — Ну, с Богом.
Карина газанула с места так, что из-под заднего колеса вырвался пар. Махнула рукой и бешено рванула вперед.
— М-да, смена растет, — пробормотал Максимов, выжав газ.
На пустом шоссе Карина разогналась до ста километров. Грудью легла на руль, борясь со встречным потоком воздуха. Слева от дороги бежала цепочка огней, электричка набрала полный ход, Карина, судя по всему, решила устроить гонки, наплевав на мокрый асфальт.
В салоне машины уютно урчал обогреватель, щетки тихо скребли по стеклу, размазывая капельки дождя, приятно пахло дорогой обшивкой сидений. Максимов предоставил, каково сейчас Карине. И жутко захотелось поменяться с ней местами.
— Что так гонит, разобьется же, — проворчала Эля, заметив, что все внимание Максимов сконцентрировал на мотоциклистке.
— С ее философией это не страшно. А на такой скорости даже не заметит,
— Да какая у нее может быть философия, Максим! Одни гормоны.
— Жанна д'Арк в таком же возрасте въехала в Орлеан на белом коне. Вот и эта воюет как может, — возразил Максимов.
— Лучше скажите, что эта малолетка вам понравилась.
— Я бы сформулировал так: произвела впечатление. — Максимов свободной рукой полез в карман. — Не возражаете, если закурю?
— Пожалуйста. - Эля дернула плечиком.
— Да, я не спросил, куда вам ехать. — Он чиркнул зажигалкой. — Черт! — Максимов вцепился в руль и убрал ногу с педали газа.
Карина резко сбросила скорость, мотоцикл вильнул на скользкой дороге. Угрожающе завалился на бок, вписываясь в поворот, но она невероятным рывком выровняла его. Оглянулась, сверкнув через плечо сумасшедшей улыбкой.
Максимов, от греха подальше, бросил не прикуренную сигарету на панель и увеличил дистанцию между машиной и мотоциклом.
— На чем мы остановились? — спросил он, повернувшись к Эле.
— Скажите, ваша гостиница-приличное место? «Еще раз браво! — мысленно усмехнулся Максимов. — Тонко работаем».
— Не знаю. Номер забронировал друг моего клиента — председатель банка в Калининграде. Думаю, в клоповник не поселит. Но на «Хилтон» не рассчитываю, всё-таки родная провинция, хоть и под боком у Европы.
— А что же он вас не встретил?
— В перечень услуг не входило. Да и зачем навязываться? Начнутся сауны-рыбалки-шашлыки, а я сюда не на отдых приехал. Кстати, спасибо, что напомнили. — Он достал мобильный, положил на колено. Номер неизвестного Леши он запомнил наизусть, как машинально запоминал все, что считал важным.
Дорога блестящим полотном убегала под колеса. Теперь Карина шла ровно, без лихачества. Максимов, ведя машину одной рукой, бросил взгляд на рубиновые огоньки впереди и быстро набрал номер.
Слышимость была прекрасной, фирма МТС не зря рекламировала свою связь. После второго гудка в ухо ударил гомон пьяной компании.
— Алло! Лешу будьте добры...
— Слушаю. — Язык у абонента заплетался. «Мне бы такие проблемы», — подумал Максимов, вспомнив слова Карины.
— Если ты тот Алексей, что должен был встретить человека из Москвы...
— Я, я это! — почему-то обрадовался Леша. — Прилетели?
— Уже еду. Машина в норме, спасибо. Шефу твоему позвоню завтра и поблагодарю. Узнай у Карины, как я выгляжу, чтобы складно врать. Кстати, по какому случаю загул?
— Сын родился!!-проорал Леша. Максимов невольно поморщился, отстранился от трубки.
— Поздравляю,-сказал он и отключил связь.
— Максим, а у вас дети есть? — спросила Эля, явно услышав последние слова Леши.
— Нет. Я один, — ответил Максимов.
— Странно, — протянула Эля.
— Сейчас время удачливых эгоистов, или я не прав?
Эля покосилась на него, но не стала спорить. Фразу он придумал давно и успешно использовал, избавляясь от докучливых расспросов о личном.
Промелькнули садовые участки, справа к дороге вплотную подступил лес.
«Константиновский лес, слева — поселок Поляны, Ориентир — водонапорная башня, — машинально вспомнил Максимов. — Через два поворота будет Орловка». Он не нуждался в услугах Карины, чтобы добраться от аэропорта до города. Пешком или на машине, ночью или днем. Получив задание, он всегда первым делом по карте изучал район, осталась армейская привычка. Калининградскую область, город и окрестности он сейчас знал в таких деталях, которые вряд ли известны даже местным жителям. В ночь перед вылетом он изучил не только современную топографическую карту, купленную в магазине, но и трофейную немецкую полуторку и ксерокопию карты города времен Тевтонского ордена. Его работой была война, а она дилетантов не любит.
После Орловки дорога пошла в гору.
«Гора Лисья, семь километров до города», — подсказала память.
Максимов покосился на Элю. Она притихла, удобно устроившись в кресле. Задумавшись, не контролировала лицо, и на нем застыло то неприятное выражение, что Максимов заметил еще в самолете.
«Характерец у нас еще тот», — подумал он. На секунду возник такой контакт, который психологи называют раппортом: Максимов мог сейчас без труда проникнуть во внутренний мир Эли. Но не стал. Знал, ничего хорошего он там не найдет. Эля вступила в самый проблемный для женщины возраст, осень жизни, как называют его китайцы. Но, как подметил Максимов, красиво стареют только добрые люди.
— Эля, вы так и не сказали, куда вас отвезти, — напомнил Максимов.
Она стряхнула с лица напряженное выражение, сверкнула улыбкой.
— Рискну, давайте в «Турист». Если, конечно, вы не против.
— Надеюсь, места там есть.
— Ой, в такой-то глухомани да чтобы не нашлось! — Эля небрежно махнула ручкой. — Можно подумать, мы в Каннах.
— А вы бывали в Каннах?
— И не раз.
— На кинофестивале?
— Нет. Это были дни русского искусства. Представляете, нашлись меценаты, решившие возродить традицию «Русских сезонов». Французы просто обалдели!— Эля оживилась, явно оседлав любимого конька.
Дни русского искусства, насколько знал Максимов, проходили в апреле, для Канн — в самый мертвый сезон. И мэр Канн, конечно же, был без ума от бестолковой щедрости русских меценатов. До знаменитых дягилевских «Сезонов» новые меценаты не дотянули, не тот артист нынче пошел, и если бы не проплаченные статьи, Россия так и не узнала бы, что она в очередной раз потрясла своим искусством весь цивилизованный мир. Выслушивать устную версию заказных статей Максимов не хотел и протянул Эле телефон.
— Не хотите позвонить тем, кто вас не встретил? Эля запнулась.
— Позвоню из гостиницы, — после паузы сказала она.
— Как хотите. - Он убрал телефон в карман. «Вот так, мадам, и сгорают на мелочах», — подумал он. С пригорка открылся вид на город. Под светлым пасмурным небом черными контурами выступали шпили соборов. Свет фонарей, размытый дождем, играл на мокрых тротуарах. На секунду показалось, что улицы города по самые крыши затопила темная река.
Максимов вспомнил, что реку Преголя, неспешно текущую через город, тевтонцы называли Хрон. Хрон — Хронос — Время... Не случайно монахи-воины поставили замок своего Ордена на берегу Реки Времени, отделяющей мир живых от мира мертвых.
Он сбавил ход, чтобы острее почувствовать тот миг, когда машина, как с крутого берега в реку, окунется в темные воды сумерек, разлившихся до самого горизонта.
Максимов выбрал гостиницу не случайно. Вдоль противоположного берега изгибалась улица Верхнеозерная. К ней вел перекинутый через пруд пешеходный мостик. До места встречи со связником всего пять минут ходу.
Эле Карагановой достался номер этажом ниже. Она старательно закрывала ладошкой от Максимова паспорт, когда заполняла листок учета. Точный возраст попутчицы Максимова не интересовал. Ему хватило того, что фамилия в листке и на Элиной визитке совпала.
В тесном лифте она как бы невзначай плотно прижалась к нему бедром. Максимов заставил себя улыбнуться. Мадам явно рассчитывала на необременительный командировочный роман с «удачливым эгоистом».
Он донес чемодан до дверей ее номера.
— Если что, я рядом, — специально сказал то, что она хотела услышать.
— Вы настоящий рыцарь, Максим. — Элеонора Караганова таинственно, по ее мнению, улыбнулась.
На свой этаж Максимов взбежал без лифта, прыгая через ступени.
С балкона гостиничного номера открывался вид на городской парк. Мокро блестели кроны деревьев. Воду большого пруда затянула мелкая рябь дождя. Казалось, тускло отсвечивает чешуйчатый бок гигантской рыбы, выброшенной на берег.
Сырой ветерок, забиваясь под одежду, приятно щекотал кожу, еще не остывшую после горячего душа. Город погрузился в вечернюю тишину, странную после московского шума и суеты.
— И еще сорок минут, — прошептал Максимов, посмотрев на часы.
После душа он переоделся и теперь наслаждался покоем , блаженно покуривая на балконе.
«Даже время здесь течет иначе. Неспешно, как река. Или надолго застаивается в тихих озерах», — подумал он.
Максимов сознательно обманывал себя. По опыту знал, что тишина в любую секунду способна взорваться боем, и тогда время несется, как тройка по ухабам, только держись. Но сейчас требовалось установить покой внутри и наладить неспешное течение мысли. Он длинно выдохнул и закрыл глаза.
«Так, сначала Эля Караганова. Затусовавшаяся неврастеничка. Болезненно самолюбива. Лицемерна. Прекрасный манипулятор. Эрудированна, но не умна. Что еще? Папа из замполитов. По степени презрения в армейской среде они на втором месте, после особистов. Кому минус, кому — плюс... Насколько знаю, КГБ запрещалось вербовать работников партийных органов и членов их семей. Надо будет вежливо расспросить о замужестве: когда, как долго и кого осчастливила. Гэбисты вполне могли подсуетиться и вербануть под предлогом того, что замужняя дочка де-юре уже не член неприкасаемой семьи. Во всяком случае, признаки агентуры у нее имеются. Короче, Максимов, нахватал ты репьев полный хвост! Еще работать не начал, а уже по бабе с каждого боку, и одна из них — потенциальный агент. — Он щелчком послал окурок в темноту. — Ладно, с Элей закончил, а малолетнюю гангстершу прокачаешь по дороге. Кстати, заметь, братишка, нормальные домохозяйки на тебя не клюют. Вечно всяких маргиналок нацепляешь, а потом мучаешься», — самокритично заключил он.
Бросил взгляд на часы. До встречи оставалось полчаса. Вполне хватит, чтобы проверить, есть ли хвост, и освоиться на месте встречи.
Максимов подхватил со стула черную армейскую куртку, забросил на плечо.
Вечерний костюм он выбрал согласно месту предстоящей встречи: темные кроссовки, свободного покроя черные джинсы, серая майка и черная спецназовская куртка. Не марко, не броско и в меру элегантно.
Он выключил в номере свет. Присел на край постели. Закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям.
Внутри когтистой лапкой тихо скребся страх.
«Ничего, так и должно быть. Как шутил полковник Гусев: „Только мертвые страху не имут“. А я еще живой. Впрочем, чему даже сам удивляюсь».
Он стал слушать удары сердца.
Бух-бух-бух — размеренно ударял в груди упорный молотобоец. В такт ударам Максимов стал покачивать головой, медленно входя в транс.
Переносицу защекотало, словно кто-то приблизил холодные пальцы к закрытым векам. И перед внутренним взором возникло матовое пятно, стало расти, наливаться светом, пока не превратилось в яркое свечение, залившее все вокруг. Потом свечение стало блекнуть, в нем, как в тумане, стали сгущаться тени, постепенно обретая формы.
... Гостиничный номер залит призрачным ночным светом. Потертый ковер. Смятое покрывало на кровати. Кресло с продавленным сиденьем. Столик с обязательным графином. Ветер беззвучно колышет занавеску. Никого нет. Спустя час через окно в комнату полился мутный рассвет. Никого нет. На перилах балкона неподвижно устроился черный ворон. Тускло отливают жесткие перья спящей птицы. Ворон неожиданно встрепенулся, сбил с себя капли. Холодным бесстрастным глазом уставился в окно. Склонил голову, будто разглядывал свое отражение. Поскреб когтями, раскачался и рухнул вниз, с треском распахнув крылья...
Первобытный, темный ужас всколыхнулся внутри, больно ударил в сердце. Максимов вздрогнул и открыл глаза.
Обвел тревожным взглядом комнату. Сегодня ему сюда не вернуться. Это все, что удалось узнать.
Он восстановил дыхание, пружинисто встал. У дверей еще раз проверил оружие. Связка ключей, моток шелкового шнура в заднем кармане джинсов, шариковая ручка в стальном корпусе в нагрудном кармане куртки. И на самый крайний случай в шве у застежки куртки пряталась тонкая гитарная струна. Выхватить ее, дернув за нижнюю пуговицу, — дело одной секунды. На сегодня это был весь его арсенал. Ничего подозрительного, но для бесшумного боя в городе вполне достаточно. Остальное можно добрать трофеями.
— С Богом! — пробормотал он, распахнув дверь. Отрешенно, как в ночь из люка самолета, шагнул через порог.
ГЛАВА ПЯТАЯ
РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК НА РАНДЕВУ
Гусев убрал ногу с педали газа, машина пошла накатом, постепенно замедляя ход. А он не отрываясь смотрел в зеркальце заднего вида и ждал, готовый ударить по газам и нырнуть в первый же переулок. Он уже в третий раз проделал трюк «кочерга», когда уводишь машину направо, выезжаешь на параллельную улицу и уходишь в первый же поворот направо. Вариант: «влево, еще раз влево». В любом случае появление машины, которую засек за собой перед маневром, означает, что тебе навесили хвост. Естественно, машины наружка может менять, в особых случаях пасут несколькими бригадами по параллельным маршрутам, но и на это есть противоядие — контроль радиоэфира. Неприятно осознавать, что тебя пасут, но лучше знать, чем пребывать в счастливом неведении.
Он не боялся, что его маневры насторожат наружку, хотя по чекистской науке его действия назывались попыткой обнаружения наружного наблюдения и квалифицировались как вероятная причастность к разведдеятельности. Но Гусев по легенде в Калининграде был впервые, а чайнику на чужих дорогах должно прощаться многое. Во всяком случае, петляние по улицам выглядело вполне объяснимо, а это главное. Чужую профессиональную подозрительность нужно нейтрализовать простым до примитивности объяснением.
Если кто-то спросил бы, что он делает в Калининграде и почему за две недели исколесил всю область, трижды" побывал в соседней Литве и периодически наведывается в музей и библиотеку, то Николай Петрович Гусев (по документам — Николаев Петр Геннадиевич) на голубом глазу ответил бы, что по заданию московской киностудии «Ангар -18» осматривает окрестности на предмет выбора пленэра для съемок исторического фильма. Документы на сей счет у него имелись, в подлинности паспорта и водительского удостоверения можно быть уверенным, сработали первоклассные специалисты. Студия такая действительно существовала, даже что-то снимала в павильонах «Мосфильма», но Гусев не знал, что именно. Ему вполне хватало того, что по первому же проверочному звонку есть кому ответить, что Петр Николаев — их сотрудник и действительно командирован в Калининград.
Легенду на глубокое внедрение готовят не один год, тщательно проверяя малейшие детали. Задание, что привело его в Калининград, на долгий срок не рассчитывалось и казалось простым, чтобы накручивать на него сложную легенду. Таковым оно казалось еще вчера, а сегодня превратилось в смертельно опасную миссию. Здравомыслящий водитель отдает себе отчет, что, садясь за руль, он оказывается в ситуации повышенного риска, даже если просто едет малой скоростью по пустой дороге. А каков риск, если через разделительную полосу на тебя летит обезумевший «КамАЗ»? Смертельный.
Сравнение оказалось чересчур точным. Гусев на мгновение ощутил себя водителем, закупоренным в кабине, которую через секунду «КамАЗ» превратит в расплющенную консервную банку. И хотя его «девятка» послушно замерла, дорога впереди была чистой и сзади не нагоняли огни фар, Гусев невольно напрягся. Усилием воли отогнал видение. Но тревога не прошла.
Хвоста сзади не было. А он непременно уже должен был появиться. Серую «Ниву» он засек еще на Московском проспекте. На первой же проверке они прокололись, свернув следом, но на вторую провокацию не попались. Правда, свой город наружка всегда знает лучше, вполне могли срезать дворами и незаметно проехать параллельной улицей.
Гусев нажал на тормоз, машина послушно замерла. Улица огибала озеро Верхнее, за что и получило свое название -Верхнеозерная. На самом деле это было не озеро, а чистый и ухоженный городской пруд. За темным рядом деревьев тускло светилась тихая вода. Гусеву почему-то вспомнился Нескучный сад в Москве, где лейтенантом гулял с будущей женой.
— Стареешь, волчара! — сказал он сам себе. — Становишься сентиментальным. Гнать тебя надо на пенсию. Как ни хорохорься, а свое ты отбегал.
Он стал перебирать в уме события последних двух дней. Тренированная память выдавала эпизод за эпизодом в малейших деталях, а анализ фактов, как у истинного профессионала, был строг и холоден. Он проигрывал все в памяти не в первый раз, но вновь и вновь приходил к неутешительным выводам: его вычислили и обложили, сомнений не оставалось.
Факт хвоста его не особенно тревожил. Местная ФСБ или кто-то еще вполне могли заинтересоваться чужаком, колесящим по Особому Калининградскому району, как обозначалась область на военных картах. Негласное проникновение в гостиничный номер и тайный обыск в машине можно скрепя сердце признать профилактическими мероприятиями местных спецслужб. Но пропажа некоторых вещей (шариковой ручки и использованного носового платка) — это уже серьезно. Гусев отлично понимал, что ручка с его «пальчиками» может оказаться рядом со свежим трупом, а платок случайно найдут в кармане у тяжко изнасилованной малолетки, которая и опознает дядю-злодея. Если надо испортить биографию или вывести из игры, идут и не на такие подставы.
Он не боялся, что его маневры насторожат наружку, хотя по чекистской науке его действия назывались попыткой обнаружения наружного наблюдения и квалифицировались как вероятная причастность к разведдеятельности. Но Гусев по легенде в Калининграде был впервые, а чайнику на чужих дорогах должно прощаться многое. Во всяком случае, петляние по улицам выглядело вполне объяснимо, а это главное. Чужую профессиональную подозрительность нужно нейтрализовать простым до примитивности объяснением.
Если кто-то спросил бы, что он делает в Калининграде и почему за две недели исколесил всю область, трижды" побывал в соседней Литве и периодически наведывается в музей и библиотеку, то Николай Петрович Гусев (по документам — Николаев Петр Геннадиевич) на голубом глазу ответил бы, что по заданию московской киностудии «Ангар -18» осматривает окрестности на предмет выбора пленэра для съемок исторического фильма. Документы на сей счет у него имелись, в подлинности паспорта и водительского удостоверения можно быть уверенным, сработали первоклассные специалисты. Студия такая действительно существовала, даже что-то снимала в павильонах «Мосфильма», но Гусев не знал, что именно. Ему вполне хватало того, что по первому же проверочному звонку есть кому ответить, что Петр Николаев — их сотрудник и действительно командирован в Калининград.
Легенду на глубокое внедрение готовят не один год, тщательно проверяя малейшие детали. Задание, что привело его в Калининград, на долгий срок не рассчитывалось и казалось простым, чтобы накручивать на него сложную легенду. Таковым оно казалось еще вчера, а сегодня превратилось в смертельно опасную миссию. Здравомыслящий водитель отдает себе отчет, что, садясь за руль, он оказывается в ситуации повышенного риска, даже если просто едет малой скоростью по пустой дороге. А каков риск, если через разделительную полосу на тебя летит обезумевший «КамАЗ»? Смертельный.
Сравнение оказалось чересчур точным. Гусев на мгновение ощутил себя водителем, закупоренным в кабине, которую через секунду «КамАЗ» превратит в расплющенную консервную банку. И хотя его «девятка» послушно замерла, дорога впереди была чистой и сзади не нагоняли огни фар, Гусев невольно напрягся. Усилием воли отогнал видение. Но тревога не прошла.
Хвоста сзади не было. А он непременно уже должен был появиться. Серую «Ниву» он засек еще на Московском проспекте. На первой же проверке они прокололись, свернув следом, но на вторую провокацию не попались. Правда, свой город наружка всегда знает лучше, вполне могли срезать дворами и незаметно проехать параллельной улицей.
Гусев нажал на тормоз, машина послушно замерла. Улица огибала озеро Верхнее, за что и получило свое название -Верхнеозерная. На самом деле это было не озеро, а чистый и ухоженный городской пруд. За темным рядом деревьев тускло светилась тихая вода. Гусеву почему-то вспомнился Нескучный сад в Москве, где лейтенантом гулял с будущей женой.
— Стареешь, волчара! — сказал он сам себе. — Становишься сентиментальным. Гнать тебя надо на пенсию. Как ни хорохорься, а свое ты отбегал.
Он стал перебирать в уме события последних двух дней. Тренированная память выдавала эпизод за эпизодом в малейших деталях, а анализ фактов, как у истинного профессионала, был строг и холоден. Он проигрывал все в памяти не в первый раз, но вновь и вновь приходил к неутешительным выводам: его вычислили и обложили, сомнений не оставалось.
Факт хвоста его не особенно тревожил. Местная ФСБ или кто-то еще вполне могли заинтересоваться чужаком, колесящим по Особому Калининградскому району, как обозначалась область на военных картах. Негласное проникновение в гостиничный номер и тайный обыск в машине можно скрепя сердце признать профилактическими мероприятиями местных спецслужб. Но пропажа некоторых вещей (шариковой ручки и использованного носового платка) — это уже серьезно. Гусев отлично понимал, что ручка с его «пальчиками» может оказаться рядом со свежим трупом, а платок случайно найдут в кармане у тяжко изнасилованной малолетки, которая и опознает дядю-злодея. Если надо испортить биографию или вывести из игры, идут и не на такие подставы.