Марков Александр Владимирович. Сага о Харальде Мореходе

Александр Марков
Сага о Харальде Мореходе
(789 г.)

1

   Жил человек по имени Хрут. Двор его стоял на южном берегу пролива Олесунд в Суннмёри. Хрут был не богат. Он ловил треску в проливе и держал немного скота. У Хрута был сын по имени Харальд. Он слыл драчуном и задирой, и в округе его не любили.
   По соседству с Хрутом жил бонд по имени Хёгни. Он тоже не имел большого богатства и жил ловлей рыбы. Дочь Хёгни звали Сигрун. Говорят, другой такой красавицы не было в то время в Норвегии.
   Харальд и Сигрун с детства были дружны и играли вместе. Когда оба выросли, они вдвоем пасли овец на склоне горы Винбьёрг, что находилась между их дворами.
   Однажды Харальд приехал к Хегни в лучших своих одеждах, с серебряным запястьем на руке. Сигрун встретила его и сказала, что отец поехал ловить рыбу с сыновьями.
   – Хотела бы я знать, какое у тебя к нему дело, что ты так нарядился.
   Харальд ответил:
   – Хочу просить у него твоей руки.
   Сигрун засмеялась и сказала:
   – Забудь и думать об этом.
   – Странно мне слышать от тебя такие слова, – сказал Харальд. – Или ты, как и другие соседи, считаешь меня драчуном и разбойником?
   – Вовсе нет. По мне, так ты мухи не обидишь. Но я не хочу прожить жизнь, как моя мать, не видя ни богатства, ни настоящего веселья. И уж скорее бы я вышла за человека, который и вправду чтит память и славу предков.
   – Какая там слава, – говорит Харальд. – Предки наши были кто рыбаками, кто торговцами до четвертого колена, а дальше их никто и не помнит.
   – Найдутся люди, которые помнят больше.
   Сигрун велела Харальду следовать за ней и повела его тропой через лес. Вот они приходят к холму, поросшему высокой травой, без единого дерева на склонах.
   – Знаю это место, – сказал Харальд. – Здесь хорошая трава, и напрасно вы ее не косите.
   Сигрун сказала:
   – Это не простой холм. Это курган великого воина.
   Харальд удивился и спросил, что же за воин здесь похоронен.
   – Звали его Готольв, а жил он четыре сотни зим назад. Говорят, ему не было равных в бою. Перед ним разбегались полчища папаров и гуннов. От его меча пала тысяча врагов.
   – И впрямь, великий воин этот Готольв. – сказал Харальд. – Откуда ты знаешь о нем?
   – Отец говорит, что мы ведем от него свой род.
   Харальд сказал:
   – Не захочет ли Готольв поделиться свой славой с кем-то из нас?
   – На холме лежат могучие чары, – сказала Сигрун. – А время героев давно миновло.
   Харальд возвращается домой, а наутро тайно от всех едет к куграну. Он пускает коня пастись, а сам берет лопату и начинает раскапывать холм. Он трудится до тех пор, пока не выбивается из сил. Тогда он едет домой, думая завтра продолжить работу.
   На другое утро отец разбудил его раньше обычного со словами:
   – Вставай, негодник, и погляди, что ты сделал с нашим лучшим конем. Недаром все считают тебя разбойником и никчемным человеком.
   Харальд идет в стойло и видит: конь лежит мертвый, и ребра у него торчат из-под шкуры, словно он издох от голода.
   – Не печалься, отец, – говорит Харальд. – Не иначе, тут виновны колдовские чары, либо же он наелся ядовитой травы. Обещаю тебе возместить этот убыток десятикратно.
   – Что ты мелешь, глупец, – говорит Хрут. – Смотрел бы получше за скотиной, чем раздавать пустые обещания.
   Харальд идет пешком к кургану и видит: от ямы, что он выкопал накануне, не осталось и следа, и все опять заросло травой. Харальд снова принимается за работу, и к вечеру у него готова яма вдвое глубже прежней. И теперь уже, кажется ему, недалеко и до середины холма. Но когда он приходит на другое утро, нигде не видно ни ямы, ни выброшенной земли, ни снятого дерна. Склоны холма кажутся нетронутыми, и трава зеленеет повсюду, как прежде.
   Харальд возвращается домой и целый день ходит угрюмый, и все думают, что ему жаль коня.
   Проходит четыре дня. Потом Харальд встает затемно и идет к кургану. По пути он режет на черенке лопаты тайные руны и колдовские знаки и бормочет заклятья. Он начинает копать с таким усердием, что пот катится с него градом. К вечеру он чуть не падает с ног от усталости, но не бросает работы. В тот миг, когда солнце заходит за гору Винбьёрг, острие его лопаты ударяется в деревянную дверь внутреннего покоя кургана. Тотчас же падает пласт земли, и вся дверь обнажается. Лезвие лопаты вспыхивает, словно бы оно было не железное, а деревянное, и истлевает в прах до самого черенка.
   Дверь кургана отворилась, и на Харальда повеяло такой вонью, что в глазах потемнело. За дверью стояла мгла, и лился оттуда бледный зеленый свет.
   Харальд сказал:

 
Готольв, готовь
Достойную встречу
Славы наследнику!
Время пришло
Для бури мечей,
Снова земля
Героев родит.
В могильную мглу
Смело ступаю.
 

   Готольв сказал:

 
Давно уж готов
В подземном чертоге
Горький удел
Юному Харальду.
Холод земли
Разом остудит
Жаркую кровь,
О ищущий смерти!
 

   Харальд шагнул в проем. Тут сам Готольв вышелш ему навстречу. А был он великан, трех сажен ростом. Он схватил Харальда за горло и стал душить. У Харальда в руках был только осиновый черенок от лопаты, заостренный там, где входил в лезвие. Харальд изловчился и всадил со всей силы черенок мертвецу в брюхо. Готольв тотчас же выпустил Харальда, отступил на девять шагов и издал ужасный, протяжный вопль. После этого он рассыпался в прах.
   Одни полагают, что причиной тому были руны, которые Харальд вырезал на черенке лопаты; люди же менее суеверные объясняют все проще. Ведь издавна известно, что осина – лучшее оружие против мертвецов.
   Харальд вынес из кургана оружие Готольва: меч, щит и бронзовый кинжал, а также множество золотых и серебряных украшений. Рассказывают, что было там не менее восьми марок чистого золота.

ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА В СТРАНУ БЕЛЫХ ЛЮДЕЙ

   Повесть эту сложил и записал Ниалл, сын Фебала, первый из филидов славного Муйредаха, сына Кормака из рода Уи Бриуйн, короля Коннахта. Ниалл изложил здесь правдиво, искусно и благочестиво все то, что сам он пережил и увидел во время своего удивительного плавания в Западном Океане.
   Трижды девять сотен мужей Ирландии собрались на широком дворе королевского замка в Круахане, чтобы приветствовать великого Муйредаха, сына Кормака, неустрашимого, краснолицего, грозного, непобедимого, в тот день, когда он взял в жены прекрасную Грайне, дочь Арта, из рода Туат Лойн.
   Поистине великолепен был Муйредах, когда ехал он с молодой женой из божией церкви после венчания в колеснице из чистого золота. И воскликнули все:
   – Нет в Ирландии другого короля, столь могучего, мудрого и прекрасного, чем ты, о Муйредах! Нет жены красивее и достойнее, чем златокудрая Грайне!
   Великий пир устроил Муйредах в Круахане. Больше, чем песчинок на морском берегу, было там серебряных блюд с лучшими яствами и золотых чаш с изысканными напитками. Три дня и три ночи продолжался пир. А потом выступил перед гостями Ниалл, сын Фебала, и, взяв свою серебряную арфу, запел он песнь радости. Ивсе гости, сколько их было, веселились и хохотали до упаду. А когда все насмеялись вдоволь, запел Ниалл сонную песнь, и все тотчас же заснули и проспали три дня и три ночи. Отдохнувшими и полными сил разъехались мужи и жены Ирландии со свадебного пира и всюду славили Муйредаха и Грайне.
   Три зарока лежали на Муйредахе: никому не отказывать в просьбе более двух раз подряд, не принимать пищу у людей, чьего имени не знаешь, и не обходить своего дома против солнца.
   Месяца не прошло со свадьбы Муйредаха, когда двое странников появились у дверей королевскогго покоя. Позвал Муйредах Ниалла, сына Фебала, первого филида, и сказал:
   – Взгляни, о Ниалл, кто эти двое, что стоят у дверей моего дома. Верно, это святые монахи из Клонмакферта пришли за своей долей королевских доходов.
   Ответил Ниалл:
   – Вижу я двоих незнакомцев: жену и мужа. Муж росту малого, бледен лицом, с красными глазами и черными волосами. Одна половина его плаща – черная, другая – белая.
   – Знаешь ли ты этого человека, о Ниалл?
   – Не ведаю, кто он, если не Койра, сын Рианга, великий друид и прорицатель, владеющий могучими заклятьями Фет Фроге и Фет Доральтах.
   – А кто эта женщина с ним?
   – Облик ее не сулит добра: одна рука у нее и одна нога, и одни глаз посреди лба, нос крючком, волосы черные, спутанные и волочатся по земле, а росту в ней три сажени и три вершка. Я не знаю ее имени, но, по всему судя, может она принести немало зла.
   – Впустить ли мне в дом этих двоих, о Ниалл?
   – Мой совет тебе: гони их прочь от дверей.
   Тогда Муйредах спросил Аэда мак Ройга, лучшего из своих воинов:
   – Впустить ли мне в дом этих двоих, о Аэд?
   – Ты должен впустить их, – сказал Аэд. – Если не хочешь нарушить законы гостеприимства и навлечь на себя гнев могучего Койры.
   – И так уже я навлек на себя его гнев, – воскликнул Муйредах. – Ибо от моей руки пали трижды девять братьев и племянников Койры в битве у горы Слиаб Фремайн! Поистине, не знаю я, как мне поступить.
   Сказала тогда Грайне, дочь Арта:
   – Ты должен впустить их, и пусть Койра предскажет нам судьбу, если он прорицатель. Не тебе, о Муйредах, боятся колдовских чар!
   Тогда Муйредах впустил странников в дом, и они сели у очага. Собрались там все воины Муйредаха. Рабы короля подали мясо и пиво. Тут Койра, сын Рианга, сказал:
   – Прикажи убрать это мясо, о Муйредах, слишком жестко оно для королевского стола. Позволь моей жене угостить тебя сегодня.
   Одноглазая женщина произнесла заклятье, и посреди покоя появилась чудо-свинья ростом с быка, гладкая и розовая. И тут же на столах встали девять больших кувшинов с душистым, сладким вином, лучше которого не найти во всей Ирландии.
   Рабы Муйредаха зарезали свинью, изжарили ее и подали всем мясо свиньи. И Муйредах и все его воины ели мясо, и казалось им, что никогда они не пробовали ничего вкуснее. И у всех, кто ел мясо свиньи, не стало четверти силы в руках и ногах. Так Муйредах нарушил зарок и принял пищу у человека, чьего имени не знал.
   Одноглазая женщина запела колдовскую песнь, и так прекрасен был ее голос, что все воины застыли и онемели, очарованные чудесным пением. И не стало у них еще четверти силы.
   – Зачем ты пришел, о Койра? – спросил Муйредах. – Чего ты хочешь от меня?
   – Я пришел просить у тебя Грайне, дочь Арта, ибо поклялся я Конну, сыну Лайра, королю сидов из Бойру, найти для него в жены прекраснейшую из дочерей Ирландии.
   – Не могу я выполнить твою просьбу, – сказал Муйредах. – И стыдно должно быть тебе просить такое, ведь Грайне – моя жена, и никогда я не соглашусь на такой позор, чтобы отдать ее Конну, сыну Лайра.
   Трижды повторил свою просьбу Койра, и трижды Муйредах отказал ему, и так нарушил второй зарок.
   Сказал Койра:
   – Раз не хочешь ты добром отдать Грайне, найдем мы средство забрать ее против твоей воли.
   Тогда Муйредах вскочил в великом гневе и приказал воинам выкинуть за дверь Койру и его одноногую жену. Но Койра прикрыл рукой правый глаз, простер левую руку и произнес страшное заклятие Фет Фроге. И такая немощь охватила воинов Муйредаха, что ни один из них не сумел подняться. Только сам Муйредах, Ниалл и Аэд сохранили силу и втроем бросились на обидчиков. Койра и жена его выбежали из дома, а Муйредах преследовал их. Трижды обежал Койра вокруг дома Муйредаха против солнца, и король не отставал от него. Так нарушил Муйредах третий зарок.
   Наконец Муйредах настиг Койру и замахнулся своим могучим копьем Га Дагу, и Ниалл, подоспев, обнажил свой славный меч Риальтах.
   В этот миг Койра и жена его вдруг исчезли, словно их и не было. Дружны они были с сидами из холма Бойру, и сиды наложили на них заклятие Фет Фиатах. Колдовской туман, волшебная мгла скрыли их от людских глаз.
   Раздался из пустоты голос Койры:
   – Скоро отомщу я тебе, Муйредах, за все обиды, что ты нанес мне. Лишишься ты и жены, и царства, и самой жизни.
   Тем временем посмотрела вокруг себя Грайне, дочь Арта, и видит: исчез королевский покой, и все воины, и замок, и город. Оказалась Грайне словно бы посреди ровного луга. Долго ходила Грайне в высокой траве и звала Муйредаха, Ниалла, Аэда, своих рабынь и служанок, но никто не откликался на ее зов. Наконец Грайне заметила двух человек и, присмотревшись, едва узнала в них Койру и его жену. Ибо Койра был теперь высоким и статным воином, а жена его – златокудрой красавицей с щеками красными, как солнце на закате, и руками белыми, как молоко.
   Подошли они к Грайне и сказали, что нет ей больше дороги в мир людей: по велению Конна, сына Лайра, похищена она у мужа и теперь будет жить в мире сидов.
   – И никогда бы не удалось нам околдовать тебя, и заклятие Фет Фиатах отскочило бы от тебя, как горох от стены, если бы Муйредах, твой муж, не нарушил все свои зароки.
   И еще они сказали, что Грайне должна идти в холм Бойру и стать женой Конна, короля сидов.
   Горько заплакала Грайне, и вновь стала призывать Муйредаха. Койра и жена его смеялись над ней и говорили:
   – Поистине, сквозь тебя сейчас прошел Муйредах и не услышал твоих воплей, да ведь и он тебя зовет, а разве ты слышишь?
   Поняла тогда Грайне, что придется ей подчиниться, как ни велико было ее горе. Пошла она в сид Бойру и стала женой Конна, сына Лайра. С тех пор не видел ее никто из людей.
   Скажем теперь о Муйредахе. Пришел он в великий гнев, узнав о похищении милой жены, и возжаждал мести. Посоветовал ему один монах, святой клирик из Клонмакферта, пойти к сиду Бойру с тремя сотнями мужей и срыть весь холм, так чтобы осталось ровное место. Муйредах послушал совета, пришел к холму и приказал сровнять его с землей.
   Когда коннахты добрались до середины холма, из земли донесся стон, и ужасный голос сказал:
   – Горе вам, Ирландцы! Гибель вас ждет за то, что вы совершили над нами! Злая напасть, черный недуг, кровавые реки! Парус надут, ворон на стяге, кровь на копье! Мгла едет с востока, от Лохланна до Альбы вскипело море!
   Побледнел Муйредах и пал на колени, ибо не стало у него силы в ногах. Все же он приказал довершить начатое, воскликнув:
   – Поздно теперь отступать!
   Холм срыли, и с тех пор то место зовется Маг Бойру.

ЗАПИСКИ ПРЕПОДОБНОГО КЛИРИКА ПАТРИКА О'КОННОРА О ПЛАВАНИИ В

СТРАНУ БЕЛЫХ ЛЮДЕЙ, ИНАЧЕ НАЗЫВАЕМУЮ БОЛЬШОЙ ИРЛАНДИЕЙ

   Как известно всем образованным людям, нет в Ирландии более славной и мощной твердыни благочестия, просвещения и веры Христовой, чем монастырь Клонмакферт на озере Лох Ри. Как бы ни пытались монахи из Армы и Инис Мора оспаривать наше первенство, никто не посмеет отрицать, что именно мы, святые иноки Клонмакферта, привели в лоно церкви Христовой ютов и диких пиктов, отстояли в неравной борьбе с заблудшим Римом единственно верный способ совершения святого причастия; мы же, наконец, изгнали друидов и колдунов из всей земли западных Уи Нейллов и срыли до основания чародейскую гору Слиаб Бойру.
   Неисповедимы пути господни! Почему именно на нас, при нашем благочестии, скромности и заслугах, обрушил Господь карающий меч свой? Почему именно нас смела и погубила ниспосланная Господом лютая орда разъяренных варваров? Думается мне, то была не кара за грехи, а испытание на верность Господу. Сильнее всех испокон веку страдали те из детей адамовых, кого Господь возлюбил и вознес над толпой. В страдании познаешь Бога, а мир и благополучие изнеживают дух.
   Как же случилось, что я, Патрик О'Коннор, смиренный монах, оказался заброшен на утлом суденышке в заповедные дали Западного Океана, в неведомые земли?
   Нетрудно сказать. В то время правил южным уделом земель Уи Бриуйнов в восточном Коннахте Муйредах, сын Кормака, муж доблестный, но неразумный. Он знался с друидами и колдунами и мало прислушивался к словам набожных людей. За это покарал Муйредаха Господь: умерла у него молодая жена, которую король любил больше жизни.
   Задумался тогда Муйредах о своих грехах, и пришел в Клонмакферт просить совета и помощи. И я, Патрик О'Коннор, дал ему разумный и добрый совет. Я велел ему во искупление грехов срыть чародейский холм Слиаб Бойру, известный также как сид Бойру. На этом холме собирались ведьмы и чародеи. Они творили там языческие обряды, служили сатане и совершали прочие мерзости.
   Король внял совету и отправился к названному холму со своим войском, и было их там три десятка человек. Мы, монахи, тоже собрались и пришли Муйредаху на подмогу, числом сто десять. Начали мы копать, и работали с божьей помощью легко и быстро, ибо земля там мягкая и камней мало. Добрались мы до середины горы, как вдруг из-под лопат посыпались человеческие кости. То был прах людей, захороненных в древние времена по языческому обряду, в неосвященной земле. Великий страх обуял тогда Муйредаха и многих других, ибо они боялись мести мертвецов. Но мы освятили закоронение, и погребли тот древний прах по христианскому обычаю, и вернулись к работе.
   Тут появился возле ямы некий Койра, сын Рианга, известный нечестивец, друид и растлитель душ слабых. Сказал он:
   – Вон отсюда, о глупый, недостойный Муйредах! Мало тебе, что ты убил моего брата и племянника у горы Слиаб Фремайн и отобрал у них двух коров! Теперь ты еще хочешь лишить меня этого священного холма! И вы, монахи, тоже убирайтесь! Не смейте раскапывать холм!
   Еще он пригрозил, что обитающие в холме злые духи жестоко покарают нас за содеянное. И предрек Койра Муйредаху скорую и мучительную смерть, а славному монастырю Клонмакферт – позор и разрушение.
   Стал Койра прыгать на одной ноге и, прикрывая правый глаз, выкрикивать дьявольские заклятья. Тут Муйредах и все его люди, объятые ужасом, бросились прочь от Слиаб Бойру, и бежали, роняя оружие, до самой королевской крепости. А мы, монахи, не стерпев богохульства, хотели схватить Койру и убить его. Но тот лишь смеялся и говорил, что нам не подойти к нему из-за могучих заклятий, что его оберегают. Тогда я выступил вперед и сказал, что знаю молитву, составленную самим святым Колумбой, против которой бессильны заклятья друидов. И я прочел эту молитву, которая начинается словами:
   Господь великий, благостный
   Да пребудет с нами вовек.
   После этого мы беспрепятственно подошли к Койре и отрубили ему голову. Затем мы продолжили работу и срыли сид Бойру до самого основания.

2
 

САГА О ХАРАЛЬДЕ МОРЕХОДЕ

   Харальд принес золото Хруту, своему отцу, и сказал:
   – Возвращаю тебе долг, как было обещано. Думаю, этих денег хватит не на десять, а на сорок коней.
   Хрут онемел, увидев такое богатство. Долго он не мог раскрыть рта, а после спросил, откуда у Харальда это золото. Харальд ответил, что взял его в кургане Готольва. Тогда Хрут пришел в большой гнев и сказал:
   – Забирай свой золото, нечестивец, осквернитель могил! Если нет у тебя почтения к предкам, побоялся бы хоть гнева богов! Теперь ты проклят богами, уж это точно. Не принесет тебе счастья твое богатство, как сказано:

 
Золото звонкое,
Клад огнекрасный,
Погубит тебя!
 

   И как ты мог так опозорить нас перед всей округой! Тебя и так -то мало кто любит, а теперь нас и вовсе не пустят на порог честные люди. Убирайся вон из дома, мерзавец!
   Хрут схватил золотое запястье и бросил его сыну в лицо, так что у Харальда из носа потекла кровь.
   – Будь по-твоему, отец, – сказал Харальд. – Но не проси меня потом вернуться.
   Харальд забрал деньги и оружие Готольва и отправился в лес Рунмёрк, что к востоку от Олесунда. Там он сделал себе землянку и некоторое время жил, промышляя охотой. Однажды он пришел к бонду, что жил по соседству, чтобы купить немного хлеба, браги и сыру. Но бонд сказал, что не возьмет проклятого золота и прогнал Харальда со двора.
   На тинге на мысу Фрейра Харальда объявили вне закона за богохульство и осквернение могил. теперь он не мог показываться людям на глаза.
   Спустя недолгое время Харальд встретил в лесу шайку разбойников, таких же, как он сам, объявленных вне закона и изгнанных. Главаря разбойников звали Торгейром, а всего их было семнадцать человек. Харальд стал разбойничать вместе с ними. Они нападали на прохожих людей и отнимали у них добро, а иногда забирались в усадьбы и воровали скот и припасы.
   На другое лето Харальд тайно пришел на гору Винбьёрг, чтобы встретиться с Сигрун. Он поднимается на вершину и видит: Сигрун пасет овец на южном склоне горы, как обычно. Он спускается к ней, и она тепло его приветствует и говорит, что рада его видеть.
   – Хотя таких, как я, найдется немного. Не кажется ли тебе, Харальд, что начинают сбываться слова твоего отца? Может, и впрямь, проклятое золото скоро тебя погубит?
   – Я так не думаю, – ответил Харальд. – Вряд ли мне что-нибудь может угрожать, пока я живу в лесу и сторонюсь людей.
   – Во всей округе не найдешь бонда, который не держал бы зла на Торгейра и его шайку. Уж очень вы стали донимать нас. И не забывай, что людям известно, где вы скрываетесь.
   – Можешь ты дать мне какой-то совет?
   – Я могу лишь обещать, что предупрежу вас в случае опасности.
   – Да будет счастье тебе и твоему роду. И я не останусь перед тобой в долгу.
   Харальд достал красивую золотую застежку для плаща и сказал, что хочет подарить ее Сигрун. Сигрун долго молчала, но потом протянула руку и взяла подарок.
   – Будь что будет, – сказала она. – Верно, не я первая, кто добровольно берет на себя проклятие.
   В конце лета Сигрун пришла в лес Рунмёрк к разбойникам и сказала:
   – Бонды собрали войско и идут сюда, чтобы разделаться с вами.
   – Сколько у них народу? – спросил Торгейр.
   – Сто и три дюжины. По-моему, вы должны бежать, если не хотите расстаться с жизнью.
   – Это единственное, что нам остается, – сказал Торгейр.
   – Я отведу вас в место, где вы будете в безопасности какое-то время, – сказала Сигрун. она повела разбойников на юг, через горы, к заливу Хёгни. Там они перешли по узкому перешейку на остров Бирк. Этотро перешеек обнажается только на малой воде.
   – Бонды не станут преследовать вас так далеко, – сказала Сигрун. – Они успокоятся на том, что вы ушли из их округи.
   Некоторое время Торгейр и его люди жили на острове Бирк. они ловили треску в заливе и грабили окрестные дворы. Сигрун оставалась с ними. Она сказала, что ей больше по душе жить с разбойниками, чем у отца, потому что здесь жизнь богаче и вольнее, и не приходится терпеть нужды, как раньше. однажды все разбойники ушли на промысел, а Харальд и Сигрун остались стеречь лагерь. Сигрун сказала:
   – Что собирается делать Торгейр дальше?
   – По-моему, он доволен нашей жизнью здесь, и постарается, чтобы все шло по-прежнему. Хотя мне кажется, что мы способны и на большее.
   – Я тоже так считаю, – сказала Сигрун. – Глупо грабить этих бондов, у них у самих-то ничего нет. Да и не слишком это хорошо, по-моему, разбойничать в своей стране.
   – Верно, – сказал Харальд. – Но ты же знаешь, что мы вынуждены так поступать.
   В то лето несметно расплодились лемминги. Они шли с востока в таком множестве, что казалось, будто течет река. Там, где сидели Харальд и Сигрун на острове Бирк, они тоже шуршали повсюду в траве, и видно было, как они целыми стаями падают со скалы в залив.
   – Мыши, и те не знают ныне покоя, – сказала Сигрун. – Такие времена настают. Как будто они указывают нам путь, и мы могли бы побежать вслед за ними.
   – Мало толку бросаться в море, не умея плавать, – сказал Харальд. – Но я был бы не прочь отправиться в чужие страны, будь у нас корабль.
   – Того золота, что ты взял в кургане, хватит на два корабля, – сказала Сигрун. – Но нам нужен особый корабль, быстрый и легкий, который мог бы ходить по мелководью, за которым нельзя угнаться, и чтобы мы могли нести его на плечах, если понадобится.
   – Где же найти такой корабль?
   – Я знаю человека, который сумеет его построить.
   – Тогда можно сказать, что мы сделали выбор, и я верю, что наше решение правильное.

ПЛАВАНИЕ НИАЛЛА

   Трижды девять дней и столько же ночей Муйредах раскапывал сид Бойру. Он оставался крепок телом и духом, хотя земля изрыгала проклятия, и тяжелым камнем легли на сердце короля злые пророчества.
   По истечении названного срока вышел Муйредах из своего шатра и видит: скачет к сиду с севера Ниалл, сын Фебала. На черном коне он скакал, и черны были его одежды, а с морды коня падала пена, ибо скакали они, не останавливаясь, от самого Круахана. Ниалл подъехал к королю, и конь его упал замертво к ногам Муйредаха. Сказал король:
   – Видно, не с доброй вестью ты спешил ко мне, о Ниалл!
   – Истинно так, – ответил Ниалл. – Черны мои вести, как плащ на моих плечах и как этот конь у твоих ног. Слишком долго тебя не было с нами, о Муйредах!
   Три несчастья пришли,
   О, горе великое!
   На землю твою,
   Ты слышишь, Муйредах!
   Увы зароки нарушившему!
   Проклятие сидов – правду сказал я!
   Пало на нас. Поистине,
   Нет больше силы у короля!
   – Каковы эти три несчастья, о верный Ниалл?
   – Нетрудно сказать. Вот первое: пала половина скота от неведомой хвори. Второе несчастье: не уродился хлеб. Третье: пришли в страну полчища бурых мышей, и пожрали они все наши запасы, и пищу для людей, и корм для скота.
   Сгорбился Муйредах, услышав эти слова, и спал румянец с его щек.
   – Верно ты сказал, видно, нет у меня больше силы, если хлеб в моей земле не родится, скот падет, а мыши пожирают запасы. И мало кто из моих людей встанет теперь на мою защиту, случись комуто из соседей напасть на меня. Скажут люди: зачем нам такой король? Горе мне!
   – Не время сейчас предаваться скорби, – сказал Ниалл. – Ибо есть еще и четвертое несчастье.