Страница:
ШКОЛА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
В 1819 году молодой французский мореплаватель был послан исследовать берег и острова Эгейского моря. Во время стоянки фрегата у берегов острова Милос моряк случайно увидел грека-земледельца, склонившегося над выкопанной из земли прекрасной статуей древней богини. Потрясенный красотой мраморного тела, моряк сообщил о находке безвестного грека.
Вскоре Венера Милосская явилась миру с палубы фрегата. Одного лишь этого открытия было бы достаточно для бессмертия Дюмона Дюрвилля. Но человек, нашедший Венеру Милосскую, преисполнился жаждой новых открытий.
В 1822-1825 годы Дюмон Дюрвилль совершил свой первый кругосветный поход и вскоре после него – второй. Дюрвилль решил идти к Южному полюсу. Знаменитый русский путешественник-мореплаватель Иван Крузенштерн горячо напутствовал его, и Дюрвилль устремился во льды Южного полушария. Но на 64° южной широты встретились айсберги, заставившие Дюрвилля вернуться в Чили. Во второй раз он доходил до 66°30' южной широты и водрузил французский флаг на земле Адели и берегу Клари. Он умер за три года до того, как родился Миклухо-Маклай.
Во время второго кругосветного похода Дюмон Дюрвилль, проходя на фрегате северо-восточный берег Новой Гвинеи, открыл бухту Астралейб. Не сходя на берег, он сделал съемку бухты с борта фрегата. К заливу Астралейб и пришел русский корабль «Витязь» после последней стоянки у острова Томбара.
Офицеры корвета осматривали через подзорные трубы зеленые берега залива, холмы, увенчанные столбами дыма. Маклай спокойно разглядывал места, где он будет жить. «Витязь» лежал в дрейфе посредине лазурной гавани. Командир корвета Назимов советовался с Маклаем, куда лучше высадить его, Ульсена и Боя. Вдруг один из офицеров корвета увидел бегущих папуасов. Они промчались по песчаному берегу и скрылись в густом лесу. Взгляд Маклая остановился на мысе, скрывавшем небольшую бухту. Он показал на нее Назимову, и корвет вскоре стал на якорь. И тут снова из леса вышли папуасы. Они несли в дар неведомым гостям кокосовые орехи. Маклай велел Ульсену и Бою собираться и первым спустился в шлюпку.
Целый день потратил Маклай на первые встречи с папуасами. Он храбро углубился в лес по неведомой тропинке, зашел в деревню и долго искал в ней присутствия какого-нибудь живого существа. В кустах возле деревни Маклай встретил своего будущего друга – Туя. Маклай взял за руку Туя, онемевшего от ужаса, и привел его в деревню. На деревенской площади вокруг Маклая и его спутников скоро собралось восемь папуасов с черепаховыми серьгами в ушах, каменными топорами в смуглых руках, увешанных плетеными браслетами. Маклай щедро одарил папуасов и к вечеру вернулся на корвет. В следующий раз, когда Маклай вновь съехал на берег, Туй вышел к нему навстречу. С этого момента Маклай решил прочно обосноваться в Новой Гвинее. Он выбрал место для постройки хижины возле ручья, близ самого моря.
Матросы и корабельные плотники с «Витязя» помогали Маклаю, Ульсену и Бою строить хижину из досок, заготовленных еще на острове Таити. Офицеры бродили по берегу и снимали карты берега, не ведомого европейцам.
Бухта с коралловыми берегами была названа портом Константина, мысы – в честь военных топографов, делавших эту съемку, а отражавшийся в голубой воде ближний остров получил имя «Витязь».
Между тем новый друг Маклая, пожилой семейный папуас Туй, стал предупреждать Маклая о том, что, как только корабль скроется из виду, папуасы придут и умертвят Маклая, Боя и Ульсена. Маклай сделал вид, что не понял Туя, и преподнес ему в подарок еще лишний гвоздь. Люди с «Витязя» обеспокоились рассказом Маклая, и артиллерист Чирков придумал хорошую меру «на всякий случай» – заложить мины вокруг хижины Маклая. Матросы корвета так и сделали – расчистили лес вокруг хижины и закопали мины.
27 сентября 1871 года «Витязь» снялся с якоря и покинул бухту Астралейб. Маклай остался под пальмовой кровлей хижины, над которой развевался русский флаг.
Так началась изумительная жизнь русского человека на острове среди папуасов. Грохотало коралловое море, шумел тропический лес, облака ползли над высокими горами. Но сокровенная жизнь Новой Гвинеи для Маклая была еще скрыта, как причудливые горы облаками.
Но мало-помалу завеса стала раздвигаться, лицо новой страны все явственней вставало перед Маклаем. Он уже записывал папуасские слова. Туй, щеголявший в шляпе китобоя Ульсена, помогал Маклаю в его познании папуасского наречия. С кучкой папуасов он подходил к хижине и оставлял Маклаю поросят и кокосовые орехи. Бой играл перед папуасами на губной гармошке и обучал новых знакомых этому искусству. Дружба завязалась уже с первого дня. Но не омрачится ли она?
Маклай долго думал: идти ли в папуасскую деревню с револьвером? Но после раздумья он оставил револьвер в хижине и сунул в карман лишь записную книжку и прихватил подарки для туземцев. Маклай пошел в деревню Горенду. Там папуасы стали пускать стрелы прямо над ухом Маклая, размахивая копьями перед его лицом. Что сделал Маклай? Он спокойно распустил шнурки башмаков и улегся спать на циновке. Таков был поединок копья и железной воли Маклая. Победила воля. Проснувшись, Маклай поднял голову и увидел, что папуасы мирно сидели вокруг него, жевали бетель, оружия в их руках не было. Папуасы зачарованно глядели, как Маклай зашнуровывает ботинки. Он ушел домой, сделав вид, что ничего не случилось.
Так Маклай «заговаривал» себя от копья, стрелы и ножа из казуаровой кости. Туй стал частым гостем хижины Маклая, он любил сидеть возле лестницы у входа в дом. Часто Туй присылал с сыновьями свинину, бананы, таро – все в свертках из листьев деревьев. Один раз кто-то прислал три свертка с провизией для Маклая, Боя и Ульсена. В свертках были бананы, плоды хлебного дерева и холодная вареная... человечина!
Папуасы уже звали Маклая по имени, приставка «тамо-рус» (русский человек) появилась впоследствии. Маклай, пряча добрую усмешку в каштановой бороде, смотрел на папуасов, пиликавших на его гармошках, смотревшихся в его зеркальца.
Маклай не раз показал презрение к смерти, и папуасы решили, что человек этот бессмертен. В этом они не ошиблись – имя Маклая действительно осталось бессмертным для науки.
Маклай завел строгий распорядок дня. Вставал он на рассвете и шел умываться к ясному ручью. Потом пил чай, – он любил этот терпкий, бодрящий напиток. После чая он делал наблюдения за приливной водой, ветром, измерял температуру воды и воздуха. Около полудня Маклай завтракал и шел на берег моря за водяными животными или в лес – ловить насекомых для коллекций. Вечером склонялся над дневниками.
Чудесное входило в быт. Маклай видит – вот идет Туй в ульсеновской шляпе и с каменным топором на плече. Он ведет за собой целую толпу гостей с острова Витязь. Гости увешаны раковинами, собачьими зубами и кабаньими клыками, вымазаны праздничной краской. Придется их встретить, одарить. Островитяне просидят до вечера, а потом уедут домой, освещая путь факелами из сухих листьев. Прощаясь, они знаками покажут, что Маклая они не убьют и не съедят – для этого найдутся другие...
И вот снова приходит Туй, преподаватель папуасского языка и топографии. Маклай уже знает, что мыс, на котором стоит его хижина, называется Гарагасси, деревня, в которую Маклай в первый день высадки привел за руку Туя, – Горенду. За ней лежат деревни Бонгу, Мале, Богатим, Горима, Гумбу, Карагум, Рай.
Туй, шурша своими браслетами, не раз даже поправлял наброски карты Маклая, нисколько не удивляясь самому рисованию планов и карт. Маклай за время житья в хижине под огромными деревьями выучил до трехсот пятидесяти слов. Он считал, что все богатство папуасского языка можно уложить в одной тысяче слов, – следовательно, «тамо-рус» Маклай прилично знал наречие папуасов. Он объяснялся теперь с новогвинейцами уже не только с помощью жестов.
Спутники Маклая часто болели, его самого била тропическая лихорадка. Ульсен распустился. Он жаловался на отсутствие дамского общества, невзлюбил Туя и вечно валялся на койке.
Ульсена лихорадит. В бреду он то бьет китов, то дарит таитянке шелковый шарф. Бедняга Бой еле движется, он весь опух и побелел. Папуасы не считаются с Боем и Ульсеном, они их не уважают.
А с папуасами дружбой и лаской можно делать все. Вслед за людьми с острова Витязя является посольство с островка Ямбомбы. Оно застает Маклая на свежих грядах огорода, где он посеял бобы, кукурузу и тыквы с Таити. Послы с Ямбомбы с восторгом понесли домой гвозди – дары «тамо-руса».
Маклай вместе с Боем пристроил веранду к хижине, поставил стол из ящика. С веранды удобнее принимать гостей, не спускаясь на землю, – среди гостей могут быть и недобрые.
Туй настолько цивилизовался, что Маклай однажды не узнал приятеля – он сбрил бороду осколками бутылочного стекла. С тех пор папуасы стали щеголять с выскобленными подбородками и были наверху блаженства, когда Маклай или Ульсен дарили им стекла. Туй вечно сидел в кухне, устроенной в шалаше возле хижины.
Иногда Ульсен вставал с койки и играл на губной гармошке матросские песни, мечтал о прогулке в папуасские деревни, но сам, без Маклая, боялся и нос высунуть дальше огорода. Когда Ульсена начинает трясти, он охает, стонет, проклинает белый свет и грозит покончить с собой. Маклай с большим терпением переносит все фокусы китобоя. Раз папуасы прислали свинины и собачины, Маклай, зная прожорливость матроса, отдал ему свинину, а сам стал есть собачье мясо. Но Ульсена мало тронуло это. Он заботился лишь о собственном брюхе и покое.
Маклай не знал отдыха. Он ухаживал то за Боем, то за Ульсеном, готовил обед, добывал на море медуз, ракообразных – для исследований, ловил огромных пестрых бабочек. Ульсен совсем обезумел от подземных толчков, во время которых хижина ходила ходуном, проклинал Новую Гвинею, где человек не только может стать жертвой людоедов или лихорадки, но рискует еще и провалиться в преисподнюю за все свои матросские грехи.
В ноябре у Маклая был новый посол – от племени горцев из дальней деревни Марагум. Маклай одарил их, и они ушли обратно. И снова начинаются будни залива Астралейб. Маклай упорно трудится весь день, а ночью забирается в гамак и смотрит на звездное небо. На коралловых рифах гремит прибой, из деревень доносятся песни папуасов, грохот барабанов.
Маклай чтит обычаи папуасов. Он никогда сам не навязывается им. Они приходят к хижине и, оставив копья и ножи под присмотром кого-нибудь одного, идут беседовать с Маклаем. Бугай, поселянин из Горенду, первым пустил по всему берегу сказку, в которую все поверили: «тамо-рус» Маклай – человек с Луны. Россия – лунная страна. Разубедить папуасов в этом было невозможно, и великая страна в их представлении так и осталась на долгое время понятием астрономическим.
Антропологи всего мира создали про папуасов легенду о том, что у них волосы якобы растут пучками. Ошибку антропологов надо было опровергнуть. Маклай решил собрать коллекцию волос папуасов. Но даже Туй сначала боялся ножниц. Тогда Маклай придумал другое. Он отрезал волосы сначала у себя, а потом выменивал их на пучки волос у папуасов. Увлеченный этим занятием, Маклай не заметил, что он выстриг себе полголовы и стал похож на нерчинского каторжника. Потом он стал выстригать волосы равномерно...
С коллекциями бабочек случилось несчастье – их съели белые муравьи. Купаться в море можно было с опаской – у коралловых берегов часто бродили акулы. Раз Маклая сильно искусали осы. Как-то среди ночи Маклая разбудил Ульсен и, дрожа, заявил, что к хижине идет толпа дикарей с факелами в руках. Маклай спокойно вышел на веранду и сказал: «Гена» («Иди сюда»). И толпа папуасов с копьями и факелами ринулась к хижине. Каждый из папуасов держал в правой руке несколько рыб. Оказалось, что темнокожие друзья после богатого улова в первую очередь вспомнили о «тамо-русе» Маклае.
Вскоре Венера Милосская явилась миру с палубы фрегата. Одного лишь этого открытия было бы достаточно для бессмертия Дюмона Дюрвилля. Но человек, нашедший Венеру Милосскую, преисполнился жаждой новых открытий.
В 1822-1825 годы Дюмон Дюрвилль совершил свой первый кругосветный поход и вскоре после него – второй. Дюрвилль решил идти к Южному полюсу. Знаменитый русский путешественник-мореплаватель Иван Крузенштерн горячо напутствовал его, и Дюрвилль устремился во льды Южного полушария. Но на 64° южной широты встретились айсберги, заставившие Дюрвилля вернуться в Чили. Во второй раз он доходил до 66°30' южной широты и водрузил французский флаг на земле Адели и берегу Клари. Он умер за три года до того, как родился Миклухо-Маклай.
Во время второго кругосветного похода Дюмон Дюрвилль, проходя на фрегате северо-восточный берег Новой Гвинеи, открыл бухту Астралейб. Не сходя на берег, он сделал съемку бухты с борта фрегата. К заливу Астралейб и пришел русский корабль «Витязь» после последней стоянки у острова Томбара.
Офицеры корвета осматривали через подзорные трубы зеленые берега залива, холмы, увенчанные столбами дыма. Маклай спокойно разглядывал места, где он будет жить. «Витязь» лежал в дрейфе посредине лазурной гавани. Командир корвета Назимов советовался с Маклаем, куда лучше высадить его, Ульсена и Боя. Вдруг один из офицеров корвета увидел бегущих папуасов. Они промчались по песчаному берегу и скрылись в густом лесу. Взгляд Маклая остановился на мысе, скрывавшем небольшую бухту. Он показал на нее Назимову, и корвет вскоре стал на якорь. И тут снова из леса вышли папуасы. Они несли в дар неведомым гостям кокосовые орехи. Маклай велел Ульсену и Бою собираться и первым спустился в шлюпку.
Целый день потратил Маклай на первые встречи с папуасами. Он храбро углубился в лес по неведомой тропинке, зашел в деревню и долго искал в ней присутствия какого-нибудь живого существа. В кустах возле деревни Маклай встретил своего будущего друга – Туя. Маклай взял за руку Туя, онемевшего от ужаса, и привел его в деревню. На деревенской площади вокруг Маклая и его спутников скоро собралось восемь папуасов с черепаховыми серьгами в ушах, каменными топорами в смуглых руках, увешанных плетеными браслетами. Маклай щедро одарил папуасов и к вечеру вернулся на корвет. В следующий раз, когда Маклай вновь съехал на берег, Туй вышел к нему навстречу. С этого момента Маклай решил прочно обосноваться в Новой Гвинее. Он выбрал место для постройки хижины возле ручья, близ самого моря.
Матросы и корабельные плотники с «Витязя» помогали Маклаю, Ульсену и Бою строить хижину из досок, заготовленных еще на острове Таити. Офицеры бродили по берегу и снимали карты берега, не ведомого европейцам.
Бухта с коралловыми берегами была названа портом Константина, мысы – в честь военных топографов, делавших эту съемку, а отражавшийся в голубой воде ближний остров получил имя «Витязь».
Между тем новый друг Маклая, пожилой семейный папуас Туй, стал предупреждать Маклая о том, что, как только корабль скроется из виду, папуасы придут и умертвят Маклая, Боя и Ульсена. Маклай сделал вид, что не понял Туя, и преподнес ему в подарок еще лишний гвоздь. Люди с «Витязя» обеспокоились рассказом Маклая, и артиллерист Чирков придумал хорошую меру «на всякий случай» – заложить мины вокруг хижины Маклая. Матросы корвета так и сделали – расчистили лес вокруг хижины и закопали мины.
27 сентября 1871 года «Витязь» снялся с якоря и покинул бухту Астралейб. Маклай остался под пальмовой кровлей хижины, над которой развевался русский флаг.
Так началась изумительная жизнь русского человека на острове среди папуасов. Грохотало коралловое море, шумел тропический лес, облака ползли над высокими горами. Но сокровенная жизнь Новой Гвинеи для Маклая была еще скрыта, как причудливые горы облаками.
Но мало-помалу завеса стала раздвигаться, лицо новой страны все явственней вставало перед Маклаем. Он уже записывал папуасские слова. Туй, щеголявший в шляпе китобоя Ульсена, помогал Маклаю в его познании папуасского наречия. С кучкой папуасов он подходил к хижине и оставлял Маклаю поросят и кокосовые орехи. Бой играл перед папуасами на губной гармошке и обучал новых знакомых этому искусству. Дружба завязалась уже с первого дня. Но не омрачится ли она?
Маклай долго думал: идти ли в папуасскую деревню с револьвером? Но после раздумья он оставил револьвер в хижине и сунул в карман лишь записную книжку и прихватил подарки для туземцев. Маклай пошел в деревню Горенду. Там папуасы стали пускать стрелы прямо над ухом Маклая, размахивая копьями перед его лицом. Что сделал Маклай? Он спокойно распустил шнурки башмаков и улегся спать на циновке. Таков был поединок копья и железной воли Маклая. Победила воля. Проснувшись, Маклай поднял голову и увидел, что папуасы мирно сидели вокруг него, жевали бетель, оружия в их руках не было. Папуасы зачарованно глядели, как Маклай зашнуровывает ботинки. Он ушел домой, сделав вид, что ничего не случилось.
Так Маклай «заговаривал» себя от копья, стрелы и ножа из казуаровой кости. Туй стал частым гостем хижины Маклая, он любил сидеть возле лестницы у входа в дом. Часто Туй присылал с сыновьями свинину, бананы, таро – все в свертках из листьев деревьев. Один раз кто-то прислал три свертка с провизией для Маклая, Боя и Ульсена. В свертках были бананы, плоды хлебного дерева и холодная вареная... человечина!
Папуасы уже звали Маклая по имени, приставка «тамо-рус» (русский человек) появилась впоследствии. Маклай, пряча добрую усмешку в каштановой бороде, смотрел на папуасов, пиликавших на его гармошках, смотревшихся в его зеркальца.
Маклай не раз показал презрение к смерти, и папуасы решили, что человек этот бессмертен. В этом они не ошиблись – имя Маклая действительно осталось бессмертным для науки.
Маклай завел строгий распорядок дня. Вставал он на рассвете и шел умываться к ясному ручью. Потом пил чай, – он любил этот терпкий, бодрящий напиток. После чая он делал наблюдения за приливной водой, ветром, измерял температуру воды и воздуха. Около полудня Маклай завтракал и шел на берег моря за водяными животными или в лес – ловить насекомых для коллекций. Вечером склонялся над дневниками.
Чудесное входило в быт. Маклай видит – вот идет Туй в ульсеновской шляпе и с каменным топором на плече. Он ведет за собой целую толпу гостей с острова Витязь. Гости увешаны раковинами, собачьими зубами и кабаньими клыками, вымазаны праздничной краской. Придется их встретить, одарить. Островитяне просидят до вечера, а потом уедут домой, освещая путь факелами из сухих листьев. Прощаясь, они знаками покажут, что Маклая они не убьют и не съедят – для этого найдутся другие...
И вот снова приходит Туй, преподаватель папуасского языка и топографии. Маклай уже знает, что мыс, на котором стоит его хижина, называется Гарагасси, деревня, в которую Маклай в первый день высадки привел за руку Туя, – Горенду. За ней лежат деревни Бонгу, Мале, Богатим, Горима, Гумбу, Карагум, Рай.
Туй, шурша своими браслетами, не раз даже поправлял наброски карты Маклая, нисколько не удивляясь самому рисованию планов и карт. Маклай за время житья в хижине под огромными деревьями выучил до трехсот пятидесяти слов. Он считал, что все богатство папуасского языка можно уложить в одной тысяче слов, – следовательно, «тамо-рус» Маклай прилично знал наречие папуасов. Он объяснялся теперь с новогвинейцами уже не только с помощью жестов.
Спутники Маклая часто болели, его самого била тропическая лихорадка. Ульсен распустился. Он жаловался на отсутствие дамского общества, невзлюбил Туя и вечно валялся на койке.
Ульсена лихорадит. В бреду он то бьет китов, то дарит таитянке шелковый шарф. Бедняга Бой еле движется, он весь опух и побелел. Папуасы не считаются с Боем и Ульсеном, они их не уважают.
А с папуасами дружбой и лаской можно делать все. Вслед за людьми с острова Витязя является посольство с островка Ямбомбы. Оно застает Маклая на свежих грядах огорода, где он посеял бобы, кукурузу и тыквы с Таити. Послы с Ямбомбы с восторгом понесли домой гвозди – дары «тамо-руса».
Маклай вместе с Боем пристроил веранду к хижине, поставил стол из ящика. С веранды удобнее принимать гостей, не спускаясь на землю, – среди гостей могут быть и недобрые.
Туй настолько цивилизовался, что Маклай однажды не узнал приятеля – он сбрил бороду осколками бутылочного стекла. С тех пор папуасы стали щеголять с выскобленными подбородками и были наверху блаженства, когда Маклай или Ульсен дарили им стекла. Туй вечно сидел в кухне, устроенной в шалаше возле хижины.
Иногда Ульсен вставал с койки и играл на губной гармошке матросские песни, мечтал о прогулке в папуасские деревни, но сам, без Маклая, боялся и нос высунуть дальше огорода. Когда Ульсена начинает трясти, он охает, стонет, проклинает белый свет и грозит покончить с собой. Маклай с большим терпением переносит все фокусы китобоя. Раз папуасы прислали свинины и собачины, Маклай, зная прожорливость матроса, отдал ему свинину, а сам стал есть собачье мясо. Но Ульсена мало тронуло это. Он заботился лишь о собственном брюхе и покое.
Маклай не знал отдыха. Он ухаживал то за Боем, то за Ульсеном, готовил обед, добывал на море медуз, ракообразных – для исследований, ловил огромных пестрых бабочек. Ульсен совсем обезумел от подземных толчков, во время которых хижина ходила ходуном, проклинал Новую Гвинею, где человек не только может стать жертвой людоедов или лихорадки, но рискует еще и провалиться в преисподнюю за все свои матросские грехи.
В ноябре у Маклая был новый посол – от племени горцев из дальней деревни Марагум. Маклай одарил их, и они ушли обратно. И снова начинаются будни залива Астралейб. Маклай упорно трудится весь день, а ночью забирается в гамак и смотрит на звездное небо. На коралловых рифах гремит прибой, из деревень доносятся песни папуасов, грохот барабанов.
Маклай чтит обычаи папуасов. Он никогда сам не навязывается им. Они приходят к хижине и, оставив копья и ножи под присмотром кого-нибудь одного, идут беседовать с Маклаем. Бугай, поселянин из Горенду, первым пустил по всему берегу сказку, в которую все поверили: «тамо-рус» Маклай – человек с Луны. Россия – лунная страна. Разубедить папуасов в этом было невозможно, и великая страна в их представлении так и осталась на долгое время понятием астрономическим.
Антропологи всего мира создали про папуасов легенду о том, что у них волосы якобы растут пучками. Ошибку антропологов надо было опровергнуть. Маклай решил собрать коллекцию волос папуасов. Но даже Туй сначала боялся ножниц. Тогда Маклай придумал другое. Он отрезал волосы сначала у себя, а потом выменивал их на пучки волос у папуасов. Увлеченный этим занятием, Маклай не заметил, что он выстриг себе полголовы и стал похож на нерчинского каторжника. Потом он стал выстригать волосы равномерно...
С коллекциями бабочек случилось несчастье – их съели белые муравьи. Купаться в море можно было с опаской – у коралловых берегов часто бродили акулы. Раз Маклая сильно искусали осы. Как-то среди ночи Маклая разбудил Ульсен и, дрожа, заявил, что к хижине идет толпа дикарей с факелами в руках. Маклай спокойно вышел на веранду и сказал: «Гена» («Иди сюда»). И толпа папуасов с копьями и факелами ринулась к хижине. Каждый из папуасов держал в правой руке несколько рыб. Оказалось, что темнокожие друзья после богатого улова в первую очередь вспомнили о «тамо-русе» Маклае.
БЕРЕГ МАКЛАЯ
Но бывали и тревожные дни. У бедного маленького полинезийца Боя сделалось воспаление брюшины. Папуасы следили с особым вниманием за болезнью Боя: может он умереть или нет? Даже Туй показался в те дни соглядатаем, на чем всегда настаивал Ульсен. Кто знает, на что решатся папуасы, убедившись, что люди из Маклаевой хижины тоже смертны.
Когда Бой умер, Маклай приказал Ульсену помочь увезти тело Боя в залив и там тайно предать труп погребению. Китобой чуть не сошел с ума, когда Маклай, помня свое обещание послать Геккелю гортань полинезийца с языком, взрезал на берегу горло у трупа. Маклай торопился и только поэтому не мог вынуть мозг. Тело Боя в мешке с камнями пошло ко дну, разгоняя светящихся рыб залива Астралейб. Папуасы решили, что Бой отправился на родину «тамо-руса» – на Луну.
Слава «тамо-руса» росла. К нему пришли жители острова Каркар и гостили у хижины более двух часов. Они просили показать, как горит вода, умоляли Маклая «не сжигать всего моря», но Маклай берег спирт и жег его при гостях с расчетом. Маклая наперебой звали в гости и на Каркар, и в Рио, и на остров Витязь.
Маклай начал лечить своих гостей. Он вынимал личинки из гнойных ран папуасов, делал перевязки. «Тамо-рус», пользуясь расположением к нему гостей, знакомился с их оружием, орудиями труда, орнаментами.
Маклай с первых же дней пребывания на острове начал работу над записками о папуасах. В книжке его был длиннейший столбец с именами и «адресами» новых знакомцев. Тут и сын Туя Бонем, и Колле из Бонгу, мальчик Сирой, Дигу и другие приятели. Они водили Маклая в Бонгу, устраивали в честь его пиры, и Ульсен, ухмыляясь, едва успевал принимать приношения: бананы, сладкий картофель, рыбу, кокосовые орехи, сахарный тростник (когда вышел сахар, Маклай пил русский пономаревский чай с сахарным тростником).
Получив доступ в деревни, Маклай начал срисовывать хижины, статуи, типы жителей и приступил наконец к главной своей работе – охоте за папуасскими черепами. Папуасы черепа близких людей не особенно ценили, часто выбрасывали их в кусты возле хижин, но почему-то берегли нижнюю челюсть, подвешивая ее к потолку хижины. Маклай неустанно отыскивал целые черепа, но так и не находил их. Ульсен с ужасом смотрел на своего странного хозяина, срисовывавшего черепа. Постепенно для Маклая становились ясными некоторые особенности в строении черепа папуасов.
Заболел Туй. Маклай ходил врачевать своего друга. Исцеленный Туй устроил пир и захотел даже обменяться именем с Маклаем!
Неутомимый Маклай отправился па шлюпке к острову Витязь, его встретил один из самых почтенных островитян – Каин. Здесь Маклай знакомился с гончарами (остров славился среди окрестных деревень добротной глиняной посудой). Островитяне – мужчины, женщины, дети – все вышли на берег для встречи с «тамо-русом». Многие из них хотели дать своим детям имя Маклая, но скромный «тамо-рус» не дал на это своего согласия. Возвратившись домой, Маклай выгрузил со шлюпки подарки – полсотни кокосов, саго и огромную связку бананов.
Жизнь в хижине не нарушалась ничем. Такие мелкие события, как появление змеи на рабочем столе, слухи о том, что люди Марагум-Мана, дети гор, готовят нападение на хижину, в счет не шли. Туй водил Маклая к неизвестной реке, ловил для него рыбу в море. Ульсен пел перед молодыми рыбаками, помощниками Туя, шведскую песню.
Бесстрашный Маклай с сумкой за плечами как-то отправился в горную деревню Теньгум-Мана, где его очень радушно встретили, порывались подарить «тамо-русу» свинью. Когда Маклай пошел обратно, его сопровождал почетный конвой – целый отряд копьеносцев. Рядом с копьеносцами бежали носители огня, держа зажженные поленья. Маклай привык к этому обычаю и не удивлялся, что его друзья таскают за собой всюду дымящиеся головни. На пути из Теньгум-Мана Маклай нашел вырезанные на стволе дерева знаки, свидетельствовавшие о том, что и у папуасов уже жила мечта о письменности. Проводники Маклая, зная, что он собирает животных, старались поймать для него ящерицу.
Довольный и счастливый, Маклай вернулся в хижину, где тосковал Ульсен, который вызывал к себе для ночевок Туя, чтобы не так страшно было одному. Ульсен обрадовался при виде живой свиньи, принесенной из Теньгум-Мана. Маклай немедленно послал половину свиного мяса в Боргу и Горенду, как только Ульсен успел освежевать свинью. Через день папуас из Бонгу принес в ответ на подарок Маклая бамбуковую трубку.
Герой Новой Гвинеи был весел, бодр, несмотря на частые приступы лихорадки. Он шутил с Ульсеном, угощая его бульоном из мяса черного какаду, довольно улыбался, когда за один час охоты ему удавалось убить шесть крупных птиц, скакал от радости, найдя новые письмена, вырезанные на деревьях. Он радовался, как ребенок, когда Туй со своим другом, односельчанином Лялу, пришли пригласить его на званый ужин, где будет подана тыква первого урожая (слово «тыква» они говорили по-русски). Первую тыкву на Берегу Маклая папуасы сварили, примешали к ней скоблянку из мякоти кокосового ореха и съели в один присест.
Часто – и палящим днем, и звездной ночью – Маклай слышал мерные звуки. Это гремели исполинские барабаны папуасов – барумы, сделанные из стволов огромных деревьев. Значит, в деревне будет пир. Папуасы натрут тела краской, взобьют волосы, украсят лбы перьями и принесут тушу свиньи, покрытую алыми цветами... Маклай знал, что он может всегда, как желанный гость, прийти на звуки барума, но он каждый раз шел на пир, только чтобы не оскорбить своих друзей отказом. Его приглашали на праздники, на похороны и тризны; у золотых костров посланец мира и дружбы рассказывал папуасам об иных странах, о России. Но Россию по-прежнему считали Луной.
«Человек с Луны» проводил ночи в гостеприимных хижинах, где стояли огромные телумы – статуи, а под потолком или над дверью висели кости казуара, черепах, свиней, собак, кожа ящериц и челюсти родственников. Женщины уже не боялись, как прежде, «тамо-руса», и некоторые деревни даже засылали к Маклаю сватов. Женщины Горенду как-то окружили Маклая и потребовали, чтобы он дал имя новорожденной. Подумав немного, «человек с Луны» назвал девочку Марией. Жители Били-Били хотели строить Маклаю хижину, звали его поселиться и в Бонгу. Узнав об этом, папуасы Богати обиделись и решили Маклая переманить к себе. Богати послала к нему свата Кады-Боро. Он обещал Маклаю трех лучших девушек в жены, прекрасное жилище, лишь бы «тамо-рус» не переселялся на Били-Били или в Бонгу. Маклай улыбался, благодарил свата и всю деревню Богати, а сам думал, как бы поскорей засесть за микроскоп и исследовать образцы папуасских волос.
Его звали на охоту за дикими свиньями, угощали напитком кеу, от которого у папуасов быстро соловели глаза.
Маклай делил горе и радость с людьми каменного века. Пусть только кто-нибудь осмелился бы поднять руку на друга смуглых людей – кремневый топор Туя, стрела Саула, которого спас Маклай на кабаньей охоте, уложили бы на месте любого врага.
«Слово Маклая крепко», – сложили новую поговорку папуасы.
Однажды Маклай сидел дома и писал заметки для Карла Бэра об антропологических особенностях папуасов. Увидев приближение гостей, Маклай отложил работу. Шла целая толпа – представители всех соседних сел. Они горячо стали просить чудесного русского никуда не уезжать, поселиться здесь навсегда и взять себе жен, сколько он пожелает. Оказалось, что деревни устраивали совещания, обсуждали на них все вопросы и наконец пришли. Что мог сказать «тамо-рус» в ответ на требование папуасского веча? Он сказал темнокожим друзьям, что если и уедет отсюда, то опять вернется. Насчет жен Маклай заметил, что женщины вообще много шумят, «тамо-рус» любит покой, – что же он будет делать, если все жены начнут шуметь? Деловой подход Маклая, его невозмутимость убедили сватов, и попытки женить «тамо-руса» на некоторое время были оставлены.
А вдоль всего Берега Маклая уже гремела папуасская песня, сложенная в честь русского человека. Он же неустанно ходил, записывал, рисовал, собирал коллекции; утешал плачущую женщину Кололь – она голосила о сдохшей свинье, которую кормила когда-то своей грудью, как это было принято в папуасских хозяйствах. Он вникал во все мелочи жизни папуасов.
Каин возил Маклая на пироге к острову Тиар. Они плыли мимо коралловых архипелагов, нашли огромную бухту, открыли устья рек и речушек. Достигнув цели, они были встречены тиарцами как лучшие друзья. Маклай вернулся, открыв тридцать островов и широкий пролив.
Вслед за этим он направился в Богати, где Кады-Боро, сват, устроил в честь гостя смотр невест. Маклай рассердился на Кады-Боро и пошел снимать панораму высоких зеленых гор.
Когда Маклай вернулся из Богати, страшный приступ лихорадки свалил его на жесткую постель. Ульсен причитал над Маклаем, как над покойником. Продукты шли к концу. Даже черные какаду куда-то исчезли из лесов.
20 сентября исполнился ровно год с того времени, как Маклай высадился здесь. Он записал в дневнике, что он за это время добился полного доверия туземцев и что сам уверился в них. «Я готов и рад буду остаться несколько лет на этом берегу», – так заканчивалась запись больного и голодного, но гордого своим успехом сына России, основавшего невиданную в истории школу человечности среди людоедов Океании.
А ведь это был еще молодой человек, двадцати шести лет, на вид юноша, хрупкий, болезненный, нервный, но несгибаемый, как сталь, в достижении поставленной перед собой цели.
Он наблюдал, открывал и даже к себе самому и своему здоровью относился как к предмету научного наблюдения.
12 октября он записывал в дневник:
«Заметил, что при недостаточной пище (когда по временам чувствуешь головокружение вследствие голода) пьешь гораздо больше, чем обыкновенно. Пароксизмы здешней лихорадки наступают очень скоро после каких-либо неблагоприятных причин, иногда в тот же самый день. Например, если утром ходил в воде по колено и оставался затем в мокрой обуви или пробыл несколько времени на солнце с непокрытой головой, – в час или два пополудни непременно наступает пароксизм. Сегодня Ульсен мыл свое белье в продолжение трех часов, ноги находились при этом в воде, температура которой на один или полтора градуса была ниже температуры воздуха, – в три часа у него был пароксизм, между тем как в предыдущие дни он был совершенно здоров...»
Маклай строго-настрого запретил Ульсену пить сырую воду и иногда сам грел для него чай, однако китобой украдкой доставал сырую воду и через несколько часов валялся, стонал и каялся Маклаю во всех грехах. Благоразумие не покидало Ульсена только в определенных случаях жизни. Например, как красовался он на острове Тиар перед папуасскими дамами и девицами во время знаменитого смотра маклаевских невест!
12 декабря произошло знаменательное событие. Накануне «тамо-рус» пошел на папуасский праздник, и Саул упросил его остаться у него ночевать и уложил дорогого гостя в своей хижине. На рассвете Маклай крепко заснул, так как ночной сон много раз прерывался музыкой и криками пиршества. Но скоро его разбудили крики: «Биа! Биа!» (огонь). Маклай спросил, где люди Бонгу видят огонь. Ему ответили, что в стороне Каркара, то есть с моря. Толпа папуасов бежала к хижине, крича: «Маклай! Корвета-рус!»
Все еще не веря, Маклай пошел к морю и увидел дым парохода. «Тамо-Рус» помчался домой. Ульсен лежал на койке и стонал. Когда он услышал весть о судне, он впал в умоисступление и не смог даже выполнить приказ Маклая – у бедняги от радости отнялись руки!
Маклай сам рванул флаг-линь, и русское знамя развернулось. При виде его судно пошло прямо к мысу. Маклай сел в шлюпку и пошел навстречу. Перед ним был русский военный клипер «Изумруд», посланный на поиски Маклая.
С борта корабля узнали героя Новой Гвинеи, и командир в честь такой встречи дал команду матросам – Маклай был встречен троекратным «ура».
Наступили дни великой скорби на Берегу Маклая. Темнокожий народ понимал, что корабль увезет друга их, «тамо-руса» Маклая.
В Бонгу, Горенду, Гумбу люди сидели у ночных костров и гадали: вернется ли чудесный русский снова сюда? Кто будет помогать поселянам, когда опустеет хижина на мысе Гарагасси? Папуасы вспоминали, как Маклай запретил военному союзу соседних селений начать войну с жителями Бонгу и Горенду. Они помнили, что женщины и дети их находили убежище от отрядов врагов у стен хижины «тамо-руса».
Живя среди папуасов, Маклай ни разу не только не употребил оружия, но даже ни разу не показал его. Папуасы сами не раз предлагали ему взять у них оружие для пользования, но Маклай отказывался.
Когда Маклай вернулся с корвета на берег, чтобы собрать вещи и попрощаться со своими друзьями, он увидел, как к хижине при свете факелов идут его друзья. Освещенные пылающими светочами из сухих листьев, из глубины леса выступали смуглые люди с копьями в крепких руках. Они брели, опустив головы, храня глубокое молчание. Здесь были Туй, Саул, Бугай; они вели к Маклаю поселян Бонгу, Гумбу, Горенду и гостей из Мале и Каликум-Мана. Здесь сошлись жители приморских долин и горцы, старые воины и молодежь с красными цветами в волосах. И они молили Маклая остаться здесь, обещая выстроить для него по одному дому в каждом селении. Они повели Маклая ночью, при свете факелов, сквозь заросли пальм и банановых деревьев в Гумбу. Там возле костров сидели жители остальных деревень. И все они умоляли Маклая не покидать их.
Когда Бой умер, Маклай приказал Ульсену помочь увезти тело Боя в залив и там тайно предать труп погребению. Китобой чуть не сошел с ума, когда Маклай, помня свое обещание послать Геккелю гортань полинезийца с языком, взрезал на берегу горло у трупа. Маклай торопился и только поэтому не мог вынуть мозг. Тело Боя в мешке с камнями пошло ко дну, разгоняя светящихся рыб залива Астралейб. Папуасы решили, что Бой отправился на родину «тамо-руса» – на Луну.
Слава «тамо-руса» росла. К нему пришли жители острова Каркар и гостили у хижины более двух часов. Они просили показать, как горит вода, умоляли Маклая «не сжигать всего моря», но Маклай берег спирт и жег его при гостях с расчетом. Маклая наперебой звали в гости и на Каркар, и в Рио, и на остров Витязь.
Маклай начал лечить своих гостей. Он вынимал личинки из гнойных ран папуасов, делал перевязки. «Тамо-рус», пользуясь расположением к нему гостей, знакомился с их оружием, орудиями труда, орнаментами.
Маклай с первых же дней пребывания на острове начал работу над записками о папуасах. В книжке его был длиннейший столбец с именами и «адресами» новых знакомцев. Тут и сын Туя Бонем, и Колле из Бонгу, мальчик Сирой, Дигу и другие приятели. Они водили Маклая в Бонгу, устраивали в честь его пиры, и Ульсен, ухмыляясь, едва успевал принимать приношения: бананы, сладкий картофель, рыбу, кокосовые орехи, сахарный тростник (когда вышел сахар, Маклай пил русский пономаревский чай с сахарным тростником).
Получив доступ в деревни, Маклай начал срисовывать хижины, статуи, типы жителей и приступил наконец к главной своей работе – охоте за папуасскими черепами. Папуасы черепа близких людей не особенно ценили, часто выбрасывали их в кусты возле хижин, но почему-то берегли нижнюю челюсть, подвешивая ее к потолку хижины. Маклай неустанно отыскивал целые черепа, но так и не находил их. Ульсен с ужасом смотрел на своего странного хозяина, срисовывавшего черепа. Постепенно для Маклая становились ясными некоторые особенности в строении черепа папуасов.
Заболел Туй. Маклай ходил врачевать своего друга. Исцеленный Туй устроил пир и захотел даже обменяться именем с Маклаем!
Неутомимый Маклай отправился па шлюпке к острову Витязь, его встретил один из самых почтенных островитян – Каин. Здесь Маклай знакомился с гончарами (остров славился среди окрестных деревень добротной глиняной посудой). Островитяне – мужчины, женщины, дети – все вышли на берег для встречи с «тамо-русом». Многие из них хотели дать своим детям имя Маклая, но скромный «тамо-рус» не дал на это своего согласия. Возвратившись домой, Маклай выгрузил со шлюпки подарки – полсотни кокосов, саго и огромную связку бананов.
Жизнь в хижине не нарушалась ничем. Такие мелкие события, как появление змеи на рабочем столе, слухи о том, что люди Марагум-Мана, дети гор, готовят нападение на хижину, в счет не шли. Туй водил Маклая к неизвестной реке, ловил для него рыбу в море. Ульсен пел перед молодыми рыбаками, помощниками Туя, шведскую песню.
Бесстрашный Маклай с сумкой за плечами как-то отправился в горную деревню Теньгум-Мана, где его очень радушно встретили, порывались подарить «тамо-русу» свинью. Когда Маклай пошел обратно, его сопровождал почетный конвой – целый отряд копьеносцев. Рядом с копьеносцами бежали носители огня, держа зажженные поленья. Маклай привык к этому обычаю и не удивлялся, что его друзья таскают за собой всюду дымящиеся головни. На пути из Теньгум-Мана Маклай нашел вырезанные на стволе дерева знаки, свидетельствовавшие о том, что и у папуасов уже жила мечта о письменности. Проводники Маклая, зная, что он собирает животных, старались поймать для него ящерицу.
Довольный и счастливый, Маклай вернулся в хижину, где тосковал Ульсен, который вызывал к себе для ночевок Туя, чтобы не так страшно было одному. Ульсен обрадовался при виде живой свиньи, принесенной из Теньгум-Мана. Маклай немедленно послал половину свиного мяса в Боргу и Горенду, как только Ульсен успел освежевать свинью. Через день папуас из Бонгу принес в ответ на подарок Маклая бамбуковую трубку.
Герой Новой Гвинеи был весел, бодр, несмотря на частые приступы лихорадки. Он шутил с Ульсеном, угощая его бульоном из мяса черного какаду, довольно улыбался, когда за один час охоты ему удавалось убить шесть крупных птиц, скакал от радости, найдя новые письмена, вырезанные на деревьях. Он радовался, как ребенок, когда Туй со своим другом, односельчанином Лялу, пришли пригласить его на званый ужин, где будет подана тыква первого урожая (слово «тыква» они говорили по-русски). Первую тыкву на Берегу Маклая папуасы сварили, примешали к ней скоблянку из мякоти кокосового ореха и съели в один присест.
Часто – и палящим днем, и звездной ночью – Маклай слышал мерные звуки. Это гремели исполинские барабаны папуасов – барумы, сделанные из стволов огромных деревьев. Значит, в деревне будет пир. Папуасы натрут тела краской, взобьют волосы, украсят лбы перьями и принесут тушу свиньи, покрытую алыми цветами... Маклай знал, что он может всегда, как желанный гость, прийти на звуки барума, но он каждый раз шел на пир, только чтобы не оскорбить своих друзей отказом. Его приглашали на праздники, на похороны и тризны; у золотых костров посланец мира и дружбы рассказывал папуасам об иных странах, о России. Но Россию по-прежнему считали Луной.
«Человек с Луны» проводил ночи в гостеприимных хижинах, где стояли огромные телумы – статуи, а под потолком или над дверью висели кости казуара, черепах, свиней, собак, кожа ящериц и челюсти родственников. Женщины уже не боялись, как прежде, «тамо-руса», и некоторые деревни даже засылали к Маклаю сватов. Женщины Горенду как-то окружили Маклая и потребовали, чтобы он дал имя новорожденной. Подумав немного, «человек с Луны» назвал девочку Марией. Жители Били-Били хотели строить Маклаю хижину, звали его поселиться и в Бонгу. Узнав об этом, папуасы Богати обиделись и решили Маклая переманить к себе. Богати послала к нему свата Кады-Боро. Он обещал Маклаю трех лучших девушек в жены, прекрасное жилище, лишь бы «тамо-рус» не переселялся на Били-Били или в Бонгу. Маклай улыбался, благодарил свата и всю деревню Богати, а сам думал, как бы поскорей засесть за микроскоп и исследовать образцы папуасских волос.
Его звали на охоту за дикими свиньями, угощали напитком кеу, от которого у папуасов быстро соловели глаза.
Маклай делил горе и радость с людьми каменного века. Пусть только кто-нибудь осмелился бы поднять руку на друга смуглых людей – кремневый топор Туя, стрела Саула, которого спас Маклай на кабаньей охоте, уложили бы на месте любого врага.
«Слово Маклая крепко», – сложили новую поговорку папуасы.
Однажды Маклай сидел дома и писал заметки для Карла Бэра об антропологических особенностях папуасов. Увидев приближение гостей, Маклай отложил работу. Шла целая толпа – представители всех соседних сел. Они горячо стали просить чудесного русского никуда не уезжать, поселиться здесь навсегда и взять себе жен, сколько он пожелает. Оказалось, что деревни устраивали совещания, обсуждали на них все вопросы и наконец пришли. Что мог сказать «тамо-рус» в ответ на требование папуасского веча? Он сказал темнокожим друзьям, что если и уедет отсюда, то опять вернется. Насчет жен Маклай заметил, что женщины вообще много шумят, «тамо-рус» любит покой, – что же он будет делать, если все жены начнут шуметь? Деловой подход Маклая, его невозмутимость убедили сватов, и попытки женить «тамо-руса» на некоторое время были оставлены.
А вдоль всего Берега Маклая уже гремела папуасская песня, сложенная в честь русского человека. Он же неустанно ходил, записывал, рисовал, собирал коллекции; утешал плачущую женщину Кололь – она голосила о сдохшей свинье, которую кормила когда-то своей грудью, как это было принято в папуасских хозяйствах. Он вникал во все мелочи жизни папуасов.
Каин возил Маклая на пироге к острову Тиар. Они плыли мимо коралловых архипелагов, нашли огромную бухту, открыли устья рек и речушек. Достигнув цели, они были встречены тиарцами как лучшие друзья. Маклай вернулся, открыв тридцать островов и широкий пролив.
Вслед за этим он направился в Богати, где Кады-Боро, сват, устроил в честь гостя смотр невест. Маклай рассердился на Кады-Боро и пошел снимать панораму высоких зеленых гор.
Когда Маклай вернулся из Богати, страшный приступ лихорадки свалил его на жесткую постель. Ульсен причитал над Маклаем, как над покойником. Продукты шли к концу. Даже черные какаду куда-то исчезли из лесов.
20 сентября исполнился ровно год с того времени, как Маклай высадился здесь. Он записал в дневнике, что он за это время добился полного доверия туземцев и что сам уверился в них. «Я готов и рад буду остаться несколько лет на этом берегу», – так заканчивалась запись больного и голодного, но гордого своим успехом сына России, основавшего невиданную в истории школу человечности среди людоедов Океании.
А ведь это был еще молодой человек, двадцати шести лет, на вид юноша, хрупкий, болезненный, нервный, но несгибаемый, как сталь, в достижении поставленной перед собой цели.
Он наблюдал, открывал и даже к себе самому и своему здоровью относился как к предмету научного наблюдения.
12 октября он записывал в дневник:
«Заметил, что при недостаточной пище (когда по временам чувствуешь головокружение вследствие голода) пьешь гораздо больше, чем обыкновенно. Пароксизмы здешней лихорадки наступают очень скоро после каких-либо неблагоприятных причин, иногда в тот же самый день. Например, если утром ходил в воде по колено и оставался затем в мокрой обуви или пробыл несколько времени на солнце с непокрытой головой, – в час или два пополудни непременно наступает пароксизм. Сегодня Ульсен мыл свое белье в продолжение трех часов, ноги находились при этом в воде, температура которой на один или полтора градуса была ниже температуры воздуха, – в три часа у него был пароксизм, между тем как в предыдущие дни он был совершенно здоров...»
Маклай строго-настрого запретил Ульсену пить сырую воду и иногда сам грел для него чай, однако китобой украдкой доставал сырую воду и через несколько часов валялся, стонал и каялся Маклаю во всех грехах. Благоразумие не покидало Ульсена только в определенных случаях жизни. Например, как красовался он на острове Тиар перед папуасскими дамами и девицами во время знаменитого смотра маклаевских невест!
12 декабря произошло знаменательное событие. Накануне «тамо-рус» пошел на папуасский праздник, и Саул упросил его остаться у него ночевать и уложил дорогого гостя в своей хижине. На рассвете Маклай крепко заснул, так как ночной сон много раз прерывался музыкой и криками пиршества. Но скоро его разбудили крики: «Биа! Биа!» (огонь). Маклай спросил, где люди Бонгу видят огонь. Ему ответили, что в стороне Каркара, то есть с моря. Толпа папуасов бежала к хижине, крича: «Маклай! Корвета-рус!»
Все еще не веря, Маклай пошел к морю и увидел дым парохода. «Тамо-Рус» помчался домой. Ульсен лежал на койке и стонал. Когда он услышал весть о судне, он впал в умоисступление и не смог даже выполнить приказ Маклая – у бедняги от радости отнялись руки!
Маклай сам рванул флаг-линь, и русское знамя развернулось. При виде его судно пошло прямо к мысу. Маклай сел в шлюпку и пошел навстречу. Перед ним был русский военный клипер «Изумруд», посланный на поиски Маклая.
С борта корабля узнали героя Новой Гвинеи, и командир в честь такой встречи дал команду матросам – Маклай был встречен троекратным «ура».
Наступили дни великой скорби на Берегу Маклая. Темнокожий народ понимал, что корабль увезет друга их, «тамо-руса» Маклая.
В Бонгу, Горенду, Гумбу люди сидели у ночных костров и гадали: вернется ли чудесный русский снова сюда? Кто будет помогать поселянам, когда опустеет хижина на мысе Гарагасси? Папуасы вспоминали, как Маклай запретил военному союзу соседних селений начать войну с жителями Бонгу и Горенду. Они помнили, что женщины и дети их находили убежище от отрядов врагов у стен хижины «тамо-руса».
Живя среди папуасов, Маклай ни разу не только не употребил оружия, но даже ни разу не показал его. Папуасы сами не раз предлагали ему взять у них оружие для пользования, но Маклай отказывался.
Когда Маклай вернулся с корвета на берег, чтобы собрать вещи и попрощаться со своими друзьями, он увидел, как к хижине при свете факелов идут его друзья. Освещенные пылающими светочами из сухих листьев, из глубины леса выступали смуглые люди с копьями в крепких руках. Они брели, опустив головы, храня глубокое молчание. Здесь были Туй, Саул, Бугай; они вели к Маклаю поселян Бонгу, Гумбу, Горенду и гостей из Мале и Каликум-Мана. Здесь сошлись жители приморских долин и горцы, старые воины и молодежь с красными цветами в волосах. И они молили Маклая остаться здесь, обещая выстроить для него по одному дому в каждом селении. Они повели Маклая ночью, при свете факелов, сквозь заросли пальм и банановых деревьев в Гумбу. Там возле костров сидели жители остальных деревень. И все они умоляли Маклая не покидать их.