Страница:
Во времена Маклая в Австралии нашли золото, и десятки тысяч людей устремились сюда в поисках счастья. Поэтому и богатеет Сидней у этих синих берегов.
Маклай дышит ясным воздухом Сиднея, идет по нескончаемым плодовым садам пригорода Парамотты и подолгу просиживает на берегу бухты Уотсон-Бей, которая впоследствии будет считаться одним из памятников пребывания удивительного русского в Сиднее. Он думает об этой причудливой стране, где растут пальмы и эвкалипты наравне с цветами далекого севера. Как Маклаю хочется увидеть самому голубые боровичские незабудки в горах возле Сиднея!
Здесь можно набираться сил и отдыхать. А потом надо будет посмотреть поближе папуасов Торресова пролива, сравнить их с австралийцами. Ведь и Новая Гвинея, и Австралия, и Новая Зеландия – части одного материка, разобщенные какой-то геологической катастрофой. Надо также начать здесь изучение хрящевых рыб, вернее – продолжать старые исследования в этой области. Морская фауна Австралии богата; здесь водится рыба, дышащая и жабрами, и легкими, – рогозуб, лишь останки которой можно найти в отложениях Европы. Научное название этого двоякодышащего существа – церотодус. Здесь водятся черный лебедь и много сумчатых животных, кроме красного кенгуру; живут утконос и бескрылый страус.
В Сиднее Маклай вместе с Вильямом Маклеем пишет работу по систематике хрящевых рыб и издает первый ее выпуск. Вильям Маклей предоставил свой музей для занятий русского ученого. Маклай идет в сиднейские больницы и упрашивает докторов отдавать ему черепа и мозг меланезийских матросов, умирающих на больничных койках. Получив шесть черепов жителей Океании, Маклай занялся сравнительной анатомией мозга темнокожих. Фотографии и пятьдесят рисунков Маклая – иллюстрации к этой работе – легли в золотой фонд антропологии.
Затем Маклай принялся изучать мозг ехидны, анатомируя его в свежем состоянии, чего не делали прежние исследователи. Ему удалось внести много нового в прежние исследования.
Вскоре Австралийский музей пригласил Маклая для работ в свою лабораторию, и русский ученый перебрался из дома Маклея в Елизавет-Бей – в комнату под кровлей музея. Его вскоре избрали в члены «Линнеевского естественноисторического общества Нового Южного Уэльса». Маклая в Сиднее почему-то стали звать «бароном Маклаем». И везло же ему на титулы – он был и «человеком с Луны», и «русским князем», теперь он стал «бароном»! Вскоре Маклай выступил с предложением основать в Ватсон-Бее биологическую станцию. Она была впоследствии учреждена, причем сам Маклай делал чертежи и руководил постройкой.
Маклай был первым русским ученым, связавшим русскую науку с австралийской. В архивах Сиднея, несомненно, хранятся богатейшие материалы о научной работе и жизни Маклая в Австралии.
КАТОРГА КОММУНАРОВ
СТРАНА ЛЮДОЕДОВ
Маклай дышит ясным воздухом Сиднея, идет по нескончаемым плодовым садам пригорода Парамотты и подолгу просиживает на берегу бухты Уотсон-Бей, которая впоследствии будет считаться одним из памятников пребывания удивительного русского в Сиднее. Он думает об этой причудливой стране, где растут пальмы и эвкалипты наравне с цветами далекого севера. Как Маклаю хочется увидеть самому голубые боровичские незабудки в горах возле Сиднея!
Здесь можно набираться сил и отдыхать. А потом надо будет посмотреть поближе папуасов Торресова пролива, сравнить их с австралийцами. Ведь и Новая Гвинея, и Австралия, и Новая Зеландия – части одного материка, разобщенные какой-то геологической катастрофой. Надо также начать здесь изучение хрящевых рыб, вернее – продолжать старые исследования в этой области. Морская фауна Австралии богата; здесь водится рыба, дышащая и жабрами, и легкими, – рогозуб, лишь останки которой можно найти в отложениях Европы. Научное название этого двоякодышащего существа – церотодус. Здесь водятся черный лебедь и много сумчатых животных, кроме красного кенгуру; живут утконос и бескрылый страус.
В Сиднее Маклай вместе с Вильямом Маклеем пишет работу по систематике хрящевых рыб и издает первый ее выпуск. Вильям Маклей предоставил свой музей для занятий русского ученого. Маклай идет в сиднейские больницы и упрашивает докторов отдавать ему черепа и мозг меланезийских матросов, умирающих на больничных койках. Получив шесть черепов жителей Океании, Маклай занялся сравнительной анатомией мозга темнокожих. Фотографии и пятьдесят рисунков Маклая – иллюстрации к этой работе – легли в золотой фонд антропологии.
Затем Маклай принялся изучать мозг ехидны, анатомируя его в свежем состоянии, чего не делали прежние исследователи. Ему удалось внести много нового в прежние исследования.
Вскоре Австралийский музей пригласил Маклая для работ в свою лабораторию, и русский ученый перебрался из дома Маклея в Елизавет-Бей – в комнату под кровлей музея. Его вскоре избрали в члены «Линнеевского естественноисторического общества Нового Южного Уэльса». Маклая в Сиднее почему-то стали звать «бароном Маклаем». И везло же ему на титулы – он был и «человеком с Луны», и «русским князем», теперь он стал «бароном»! Вскоре Маклай выступил с предложением основать в Ватсон-Бее биологическую станцию. Она была впоследствии учреждена, причем сам Маклай делал чертежи и руководил постройкой.
Маклай был первым русским ученым, связавшим русскую науку с австралийской. В архивах Сиднея, несомненно, хранятся богатейшие материалы о научной работе и жизни Маклая в Австралии.
КАТОРГА КОММУНАРОВ
Биографы Маклая прошли мимо одного случая из его жизни, относящегося к 1879 году, когда Маклай был непосредственным свидетелем одного из страшных злодеяний прошлого века.
...На рассвете 29 марта 1879 года американская трехмачтовая шхуна «Сади Ф. Каллер» под командой шкипера Веббера покинула залив Порт-Джексон в Сиднее, и Маклай увидел картину солнечного восхода в океане. Веббер взял курс на Новую Каледонию: туда он вез товары для города Нумеа. Веббер рассчитывал из Новой Каледонии обойти ряд островов океана – для ловли трепанга.
С палубы шхуны Маклай увидел берега французской колонии Новая Каледония, окаймленные рифами, и узкий полуостров с голыми, дикими холмами Дюкос. Правее оконечности Дюкоса в море темнеет остров Ну, окруженный крепкими стенами. Он прикрывает вход в бухту, и с моря еще не видно самой Нумеа. Но вот шкипер Веббер отыскал узкий проход между рифами, и шхуна проскользнула в границы огромной гавани с белым, как мрамор, дном. Теперь Нумеа как на ладони. Издали она ничем не отличается от других островных городов Океании. Спрятавшись в заливе между Дюкосом и островом Ну, город приветливо белеет стенами правительственных зданий; из-за кокосовых пальм чуть виден губернаторский дворец. На главных улицах сады. Но путник здесь увидит страшные вещи, скрытые за всей этой показной нарядностью.
Маклай молча смотрит на могилу парижских коммунаров... Элизе Реклю, пленник версальцев, прошедший восемнадцать тюрем, скованный цепями, задыхавшийся в передвижных тюрьмах – вагонах, лишь благодаря заступничеству географов всего мира избежал ссылки на Дюкос.
3 мая 1872 года, в день, когда «тамо-рус» на Берегу Маклая ел вместе с Туем первые плоды, выведенные им в Горенду, от берегов Франции отошел корабль «Даная» с тремястами пленниками версальцев. Триста коммунаров, избитых и полузамученных, лежали в дубовых клетках возле корабельных батарей, стонали на дне вонючих трюмов, в лишенных света карцерах. Семь кораблей с пленниками следовали за первой плавучей тюрьмой, и на одном из них – «Виргинии» – везли в числе остальных коммунаров пламенную Луизу Мишель. На пути в Новую Каледонию океанские акулы шли за кораблями, ожидая добычи.
Уцелевшие от расстрелов Галифе, избегшие казней у окровавленных столбов на холме Сатори, коммунары были согнаны с кораблей, как скот, на каменистый берег Новой Каледонии. И на мертвой земле Дюкоса, в соломенных хижинах Соснового острова, на каторжном острове Ну вот уже семь лет томятся благороднейшие люди земли... Некоторые из них погибли здесь – сошли с ума, утонули в море, пали под пулями стражи.
В начале 1879 года в Новой Каледонии оставалось еще более тысячи узников. На них пока не распространялась амнистия. Они по-прежнему жили на полуострове отчаяния и смерти, спали на нарах каторги Ну, скованные цепями с убийцами, ворами, фальшивомонетчиками. Коммунаров пытали: им надевали на пальцы пуссэт – острый железный перстень, дробящий кости и отрезающий суставы, били кнутом, расстреливали у высоких красных столбов. Сумасшедший дом на Сосновом острове был переполнен пленниками, самоубийцы бросались в море или вешались на сандаловых деревьях. На каторжан натравливали островное население – канаков. Канаки искали по лесам беглецов, убивали их стрелами или пращами и тех, кого брали живьем, приносили на жердях в Нумею связанными – так на Берегу Маклая носят живых свиней. Епископ Нумейский, губернатор, офицеры и солдаты, истребляя туземцев, заодно и развращали их, вербуя из канаков стражников и полицейских. Монахи-миссионеры заставляли канаков обрабатывать плантации, и Маклаю казалось, что на глинистой земле острова еще не высохла кровь тысяч канаков, пролитая ими во время восстания 1878 года.
На Сосновом острове в хижинах из соломы, у подножий черных деревьев, живут теперь вместе с коммунарами Канарские инсургенты. А что творится там, на покрытой могилами глинистой земле Дюкоса, где нет воды, деревьев и трав, где часовые, опершись на ружья, еще стерегут пленников? Там в соломенной хижине живет «ссыльная № 1» – неукротимая дочь народа. Год тому назад она подняла канаков Новой Каледонии против их общих врагов – имперских угнетателей. Канакский вождь Дауми, ее учитель туземного языка, шел в бой, опоясанный шарфом Коммуны. Соломенный навес, яма, вырытая в земле. Жарко нагретый очаг, на котором женщина приготовляет себе грубую арестантскую пищу и сжигает сухую траву и листья для того, чтобы хоть немного защитить себя от москитов. Под кровлей соломенной хижины лежит бережно хранимая стопка тетрадей и книг. «Ссыльная № 1» пишет стихи, изучает язык и предания канаков, собирает коллекции крылатых обитателей Новой Каледонии. Она открыла здесь новый вид белых бабочек. Имя этой женщины – Луиза Мишель. В степах своей хижины на Дюкосе она работала над планом будущей книги о неком грозном мстителе. Этот мститель изобрел подводный корабль. Пройдет не так много лет, и Луиза Мишель, вернувшись на родину, из нужды продаст знаменитому Жюлю Верну сюжет романа об изобретателе корабля, приспособленного для плавания под водой океанов.
Губернатор Новой Каледонии был настолько любезен, что сам пригласил Маклая осмотреть главную каторжную тюрьму в Ну.
Здесь плачут даже деревья – по их стволам струится прозрачная благовонная смола. Если бы не грохот морского прибоя, не тропическая духота, можно было бы подумать, что находишься где-то в России, у подножья валдайских холмов, на кромке новгородских болот: на горах здесь растут березы... Но это только так кажется издали. Когда подойдешь к ним, видно, что это не березы, а очень похожие на них деревья белоствольника. Здесь нет певчих птиц, а из животных водятся только летучие собаки, нетопыри и крысы. Скорпион и болотная змея – вот здешние твари, достойные того, чтобы их изображения поместить в гербе Новой Каледонии.
Здесь истребляли все живое. В Нумеа как редкость в 1879 году показывали уцелевшую на всем острове птицу кагу, похожую на журавля. А когда-то стаями кагу было покрыто все морское побережье.
Комиссар Новой Каледонии господин Ольри страшно приветлив и предупредителен. Комиссар может похвастать перед Маклаем островной культурой: например, парижские голодранцы с монмартрских баррикад устроили в Нумеа водопровод; каторжники производят здесь мебель из черного дерева, рисуют картины, разводят овощи. Русский путешественник может осмотреть остров, но господин Ольри советует не ходить в дальние канакские деревни – здешние дикари еще не замирены окончательно.
И пока шкипер Веббер разгружал свой кораблик в Нумее и Южной бухте, Маклай успел сделать поездки по этой земле слез и горя. Он изучал жизнь канаков – так называли французы здешние племена, очень близкие к меланезийцам. Они жили общинами, ловили рыбу, разводили кукурузу и саго. В одной деревне стояло священное изображение – ствол дерева, увешанный шкурками летучих собак.
Канаки вымирали от чахотки и спирта, привезенного французами, понемногу смешивались с каторжниками, отбывшими срок, и привозными рабами плантаций – неграми, индусами, меланезийцами.
Проклятие тяготело над этой землей – полупустыней с островками зелени, с плачущими белыми деревьями... Посещение Новой Каледонии в 1879 году должно было оставить глубокий след в сердце Маклая. В этот свой поход он собирал не только научные сведения: он был свидетелем и наблюдателем всех преступлений торговцев, миссионеров, плантаторов и чиновников в Океании.
Версальцы, устроившие на Новой Каледонии каторгу, не нашли ничего лучшего для названия островов Лоялти близ Новой Каледонии, как острова Законности! Самый большой из них – Лифу – был знаменит как военный пост. Для охраны коммунаров, видимо, мало было батарей на горе близ Нумеа. На Лифу и других островах архипелага миссионеры учредили школы черных монахов, вербуемых среди меланезийцев. Маклай, таким образом, мог видеть здесь во всей красе еще один из видов порабощения туземцев.
Новогебридские острова и архипелаг Санта-Крус, группа островов Банкс и Торрес стали предметом неистощимой любознательности Маклая. Все они образовывали единый район в океане, и шхуна американца Веббера сновала между этими клочками вулканических и коралловых земель. Жители островов пользовались славой каннибалов, которые якобы выменивали у других племен трупы умерших, если не было возможности почему-либо добыть свежую двуногую дичь.
Здесь была как бы грань между полинезийскими племенами и людьми собственно Меланезии. Маклай зарисовывал типы островитян, собирал черепа, утварь, записывал слова океанских наречий. Он бродил под сенью араукарий и тропических кедров, в зарослях сандала, вдыхая запах живых белых смол па горячих от солнца стволах благовонных деревьев, слышал воркованье голубя – пожирателя муската. Под пальмовыми сводами новогебридских хижин, вернее – под пальмовыми щитами, подпертыми жердями, он слышал жалобы «дикарей» на разбой.
Похищение темнокожих было здесь обычным делом. Их заманивали на корабли безделушками, табаком, а потом загоняли в трюм и везли на Новую Каледонию, в Квинсленд или на остров Фиджи.
Гнездо этого разбоя было на острове Вате – столице Новых Гебрид, где плантаторы разводили кофе и торговали, под прикрытием закона о «контрактах» с туземцами, «черным деревом», как здесь издавна называли рабов.
Шкипер Веббер опасался туземцев островов Санта-Крус и долго оставаться возле каннибальских берегов не хотел. Недавно здесь был убит похититель темнокожих детей, седовласый начальник Меланезийской миссии, епископ Джон Кольридж Паттесон. Его сразила отравленная стрела островитянина, у которого епископ хотел отобрать детей для своего рассадника христианства на океане. На одном из островов Санта-Крус услышал пенье отравленной стрелы и британский коммодор Гудденоф, умерший через неделю после ранения. Именно здесь, у острова Ваникоро, на юге архипелага, погиб когда-то Лаперуз, и через сорок лет Дюмон Дюрвилль нашел вещи великого морехода в хижинах жителей Санта-Крус.
Маклай знал, что Санта-Крус не были исследованы этнологами и все сведения о племенах архипелага ограничивались записками Алоизо де Менданы и других испанских открывателей XVI-XVII веков.
Затем Маклай посетил острова Банкс и Торрес – к северу от Новых Гебрид. На острове Танна он видел редкое зрелище – порт Резолюшн, засыпанный землетрясением год тому назад. На острове Вануа-Лава весь берег моря был покрыт теплыми источниками, сверкающими в зареве действующих вулканов.
Так и вилась невидимая нить странствий Маклая – от острова к острову, от базальтовых скал до коралловых рифов. Скоро на горизонте открылись – в солнечных лучах и легком золотисто-синем тумане – острова Адмиралтейства, где когда-то Маклай видел пирогу с вымпелами из человеческих волос.
...На рассвете 29 марта 1879 года американская трехмачтовая шхуна «Сади Ф. Каллер» под командой шкипера Веббера покинула залив Порт-Джексон в Сиднее, и Маклай увидел картину солнечного восхода в океане. Веббер взял курс на Новую Каледонию: туда он вез товары для города Нумеа. Веббер рассчитывал из Новой Каледонии обойти ряд островов океана – для ловли трепанга.
С палубы шхуны Маклай увидел берега французской колонии Новая Каледония, окаймленные рифами, и узкий полуостров с голыми, дикими холмами Дюкос. Правее оконечности Дюкоса в море темнеет остров Ну, окруженный крепкими стенами. Он прикрывает вход в бухту, и с моря еще не видно самой Нумеа. Но вот шкипер Веббер отыскал узкий проход между рифами, и шхуна проскользнула в границы огромной гавани с белым, как мрамор, дном. Теперь Нумеа как на ладони. Издали она ничем не отличается от других островных городов Океании. Спрятавшись в заливе между Дюкосом и островом Ну, город приветливо белеет стенами правительственных зданий; из-за кокосовых пальм чуть виден губернаторский дворец. На главных улицах сады. Но путник здесь увидит страшные вещи, скрытые за всей этой показной нарядностью.
Маклай молча смотрит на могилу парижских коммунаров... Элизе Реклю, пленник версальцев, прошедший восемнадцать тюрем, скованный цепями, задыхавшийся в передвижных тюрьмах – вагонах, лишь благодаря заступничеству географов всего мира избежал ссылки на Дюкос.
3 мая 1872 года, в день, когда «тамо-рус» на Берегу Маклая ел вместе с Туем первые плоды, выведенные им в Горенду, от берегов Франции отошел корабль «Даная» с тремястами пленниками версальцев. Триста коммунаров, избитых и полузамученных, лежали в дубовых клетках возле корабельных батарей, стонали на дне вонючих трюмов, в лишенных света карцерах. Семь кораблей с пленниками следовали за первой плавучей тюрьмой, и на одном из них – «Виргинии» – везли в числе остальных коммунаров пламенную Луизу Мишель. На пути в Новую Каледонию океанские акулы шли за кораблями, ожидая добычи.
писала тогда Луиза Мишель в своей тетради.
Скрипит корабль, надежды полный,
И ветер треплет паруса... –
Уцелевшие от расстрелов Галифе, избегшие казней у окровавленных столбов на холме Сатори, коммунары были согнаны с кораблей, как скот, на каменистый берег Новой Каледонии. И на мертвой земле Дюкоса, в соломенных хижинах Соснового острова, на каторжном острове Ну вот уже семь лет томятся благороднейшие люди земли... Некоторые из них погибли здесь – сошли с ума, утонули в море, пали под пулями стражи.
В начале 1879 года в Новой Каледонии оставалось еще более тысячи узников. На них пока не распространялась амнистия. Они по-прежнему жили на полуострове отчаяния и смерти, спали на нарах каторги Ну, скованные цепями с убийцами, ворами, фальшивомонетчиками. Коммунаров пытали: им надевали на пальцы пуссэт – острый железный перстень, дробящий кости и отрезающий суставы, били кнутом, расстреливали у высоких красных столбов. Сумасшедший дом на Сосновом острове был переполнен пленниками, самоубийцы бросались в море или вешались на сандаловых деревьях. На каторжан натравливали островное население – канаков. Канаки искали по лесам беглецов, убивали их стрелами или пращами и тех, кого брали живьем, приносили на жердях в Нумею связанными – так на Берегу Маклая носят живых свиней. Епископ Нумейский, губернатор, офицеры и солдаты, истребляя туземцев, заодно и развращали их, вербуя из канаков стражников и полицейских. Монахи-миссионеры заставляли канаков обрабатывать плантации, и Маклаю казалось, что на глинистой земле острова еще не высохла кровь тысяч канаков, пролитая ими во время восстания 1878 года.
На Сосновом острове в хижинах из соломы, у подножий черных деревьев, живут теперь вместе с коммунарами Канарские инсургенты. А что творится там, на покрытой могилами глинистой земле Дюкоса, где нет воды, деревьев и трав, где часовые, опершись на ружья, еще стерегут пленников? Там в соломенной хижине живет «ссыльная № 1» – неукротимая дочь народа. Год тому назад она подняла канаков Новой Каледонии против их общих врагов – имперских угнетателей. Канакский вождь Дауми, ее учитель туземного языка, шел в бой, опоясанный шарфом Коммуны. Соломенный навес, яма, вырытая в земле. Жарко нагретый очаг, на котором женщина приготовляет себе грубую арестантскую пищу и сжигает сухую траву и листья для того, чтобы хоть немного защитить себя от москитов. Под кровлей соломенной хижины лежит бережно хранимая стопка тетрадей и книг. «Ссыльная № 1» пишет стихи, изучает язык и предания канаков, собирает коллекции крылатых обитателей Новой Каледонии. Она открыла здесь новый вид белых бабочек. Имя этой женщины – Луиза Мишель. В степах своей хижины на Дюкосе она работала над планом будущей книги о неком грозном мстителе. Этот мститель изобрел подводный корабль. Пройдет не так много лет, и Луиза Мишель, вернувшись на родину, из нужды продаст знаменитому Жюлю Верну сюжет романа об изобретателе корабля, приспособленного для плавания под водой океанов.
Губернатор Новой Каледонии был настолько любезен, что сам пригласил Маклая осмотреть главную каторжную тюрьму в Ну.
Здесь плачут даже деревья – по их стволам струится прозрачная благовонная смола. Если бы не грохот морского прибоя, не тропическая духота, можно было бы подумать, что находишься где-то в России, у подножья валдайских холмов, на кромке новгородских болот: на горах здесь растут березы... Но это только так кажется издали. Когда подойдешь к ним, видно, что это не березы, а очень похожие на них деревья белоствольника. Здесь нет певчих птиц, а из животных водятся только летучие собаки, нетопыри и крысы. Скорпион и болотная змея – вот здешние твари, достойные того, чтобы их изображения поместить в гербе Новой Каледонии.
Здесь истребляли все живое. В Нумеа как редкость в 1879 году показывали уцелевшую на всем острове птицу кагу, похожую на журавля. А когда-то стаями кагу было покрыто все морское побережье.
Комиссар Новой Каледонии господин Ольри страшно приветлив и предупредителен. Комиссар может похвастать перед Маклаем островной культурой: например, парижские голодранцы с монмартрских баррикад устроили в Нумеа водопровод; каторжники производят здесь мебель из черного дерева, рисуют картины, разводят овощи. Русский путешественник может осмотреть остров, но господин Ольри советует не ходить в дальние канакские деревни – здешние дикари еще не замирены окончательно.
И пока шкипер Веббер разгружал свой кораблик в Нумее и Южной бухте, Маклай успел сделать поездки по этой земле слез и горя. Он изучал жизнь канаков – так называли французы здешние племена, очень близкие к меланезийцам. Они жили общинами, ловили рыбу, разводили кукурузу и саго. В одной деревне стояло священное изображение – ствол дерева, увешанный шкурками летучих собак.
Канаки вымирали от чахотки и спирта, привезенного французами, понемногу смешивались с каторжниками, отбывшими срок, и привозными рабами плантаций – неграми, индусами, меланезийцами.
Проклятие тяготело над этой землей – полупустыней с островками зелени, с плачущими белыми деревьями... Посещение Новой Каледонии в 1879 году должно было оставить глубокий след в сердце Маклая. В этот свой поход он собирал не только научные сведения: он был свидетелем и наблюдателем всех преступлений торговцев, миссионеров, плантаторов и чиновников в Океании.
Версальцы, устроившие на Новой Каледонии каторгу, не нашли ничего лучшего для названия островов Лоялти близ Новой Каледонии, как острова Законности! Самый большой из них – Лифу – был знаменит как военный пост. Для охраны коммунаров, видимо, мало было батарей на горе близ Нумеа. На Лифу и других островах архипелага миссионеры учредили школы черных монахов, вербуемых среди меланезийцев. Маклай, таким образом, мог видеть здесь во всей красе еще один из видов порабощения туземцев.
Новогебридские острова и архипелаг Санта-Крус, группа островов Банкс и Торрес стали предметом неистощимой любознательности Маклая. Все они образовывали единый район в океане, и шхуна американца Веббера сновала между этими клочками вулканических и коралловых земель. Жители островов пользовались славой каннибалов, которые якобы выменивали у других племен трупы умерших, если не было возможности почему-либо добыть свежую двуногую дичь.
Здесь была как бы грань между полинезийскими племенами и людьми собственно Меланезии. Маклай зарисовывал типы островитян, собирал черепа, утварь, записывал слова океанских наречий. Он бродил под сенью араукарий и тропических кедров, в зарослях сандала, вдыхая запах живых белых смол па горячих от солнца стволах благовонных деревьев, слышал воркованье голубя – пожирателя муската. Под пальмовыми сводами новогебридских хижин, вернее – под пальмовыми щитами, подпертыми жердями, он слышал жалобы «дикарей» на разбой.
Похищение темнокожих было здесь обычным делом. Их заманивали на корабли безделушками, табаком, а потом загоняли в трюм и везли на Новую Каледонию, в Квинсленд или на остров Фиджи.
Гнездо этого разбоя было на острове Вате – столице Новых Гебрид, где плантаторы разводили кофе и торговали, под прикрытием закона о «контрактах» с туземцами, «черным деревом», как здесь издавна называли рабов.
Шкипер Веббер опасался туземцев островов Санта-Крус и долго оставаться возле каннибальских берегов не хотел. Недавно здесь был убит похититель темнокожих детей, седовласый начальник Меланезийской миссии, епископ Джон Кольридж Паттесон. Его сразила отравленная стрела островитянина, у которого епископ хотел отобрать детей для своего рассадника христианства на океане. На одном из островов Санта-Крус услышал пенье отравленной стрелы и британский коммодор Гудденоф, умерший через неделю после ранения. Именно здесь, у острова Ваникоро, на юге архипелага, погиб когда-то Лаперуз, и через сорок лет Дюмон Дюрвилль нашел вещи великого морехода в хижинах жителей Санта-Крус.
Маклай знал, что Санта-Крус не были исследованы этнологами и все сведения о племенах архипелага ограничивались записками Алоизо де Менданы и других испанских открывателей XVI-XVII веков.
Затем Маклай посетил острова Банкс и Торрес – к северу от Новых Гебрид. На острове Танна он видел редкое зрелище – порт Резолюшн, засыпанный землетрясением год тому назад. На острове Вануа-Лава весь берег моря был покрыт теплыми источниками, сверкающими в зареве действующих вулканов.
Так и вилась невидимая нить странствий Маклая – от острова к острову, от базальтовых скал до коралловых рифов. Скоро на горизонте открылись – в солнечных лучах и легком золотисто-синем тумане – острова Адмиралтейства, где когда-то Маклай видел пирогу с вымпелами из человеческих волос.
СТРАНА ЛЮДОЕДОВ
На островах Адмиралтейства наш путешественник хотел во что бы то ни стало отыскать матроса-малайца Ахмата, сбежавшего от линьков шкипера «Морской птицы», и двух торговых приказчиков – О'Хара и Пальди. Они были оставлены на островах с товаром для торговли три года тому назад.
Островитяне приветствовали «тамо-руса» возгласами: «Маклай! Уян кавас!» («Хороший друг Маклай!»)
Хранителем, спутником и посредником Маклая в этот раз оказался маленький, уже пожилой человек Кохем. Вскоре нашлись и другие друзья: подростки Качу и две девочки – Аса и Пинрас. Качу с восторгом кинулся к подвесной койке Маклая и привязал ее к ветвям громадного фикуса. «Тамо-рус», стоя у фикуса, слышал крики островитян, сбежавшихся к береговому рифу для торговли со шкипером Веббером.
Качу привел к Маклаю молодую полинезийскую женщину. Она была обижена и взволнована тем, что на ее долю не досталось бисера. Ее подруги были заняты нанизыванием голубых шариков на длинные нити, а несчастная женщина с завистью глядела на товарок.
Маклай вытащил из кармана горсть стеклянных бусин, и улыбка счастья осветила лицо темнокожей красавицы. «Тамо-рус» усадил ее около койки и стал рисовать портрет счастливой обладательницы бус.
Все тело новой знакомой было покрыто татуировкой. На спине и плечах красовались узоры – зигзаги, между лопаток виднелись два созвездия, составленные из треугольников; каждое из них объединяло по четыре треугольника, расположенных в виде креста. Далее, ниже спины и на ногах, красовались опять зигзаги, треугольники и углы.
Вдруг женщина встрепенулась и кинулась встречать мужа. Он привез ей подарки, возвращаясь из гостей. Маклай решил посмотреть поближе на меланезийскую идиллию. Красавица сидела возле своей хижины и держала в руках гостинец – бедренную человеческую кость. Поднося кость ко рту, женщина с видимым удовольствием жевала куски мяса, отрывая их зубами. Сестра красавицы и ее племянница стояли и глядели в рот счастливице.
Маклай впервые собственными глазами наблюдал людоедство. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что этот страшный обычай действительно существует на острове.
И все же великий гуманист нашел в людоедах много человечного. Например, его мучили приступы головной боли, и он охватывал пальцами лоб, меланезийские женщины спешили помочь ему. Они поставили девочку Пинрас делать массаж, и девочка терла виски «тамо-руса» пальцами, вымазанными в кокосовом масле, сжимала русоволосую голову Маклая между ладонями, пока боль не стихала. Пинрас все время сидела около койки гостя, стараясь во всем помочь ему.
Маклай ходил по деревням людоедов. К ним вели узкие дорожки, среди зарослей пальм, хлебного дерева, благоухающих розовых кустов. В деревне Пургасси на Большом острове в хижине, среди всякого домашнего хлама, он нашел несколько прокопченных человеческих черепов.
Он спал под открытым небом на островке Андра, купался по утрам в море, стрелял голубей. Маклай разыскал то место, где когда-то жил здесь несколько дней, и вспомнил об ирландце О'Хара. Но место, где поселился ирландец, было сровнено с землей. О'Хара исчез... Где он? Не съели ли его?
Бедный искатель приключений О'Хара, флорентийский студент, учитель в Индии, чиновник в колонии каторжников, сотрудник английской газеты колонии Проливов! Вряд ли теперь ему еще придется когда-либо править свежие гранки...
Но и среди людоедов есть сердобольные люди. Вскоре Маклай разыскал на островке Андра престарелого людоеда Мана-Салайяу, спасителя О'Хара.
Горестные приключения ирландца, как оказалось, начались вскоре после ухода «Морской птицы». О'Хара сначала храбрился, ходил по берегу как ни в чем не бывало. Но скоро он загрустил. Сравнивая свою недавнюю еще службу в колонии каторжников с теперешним одиночеством, он стал чаще прикладываться к красному вину и бренди. В пьяном бреду ему рисовались картины прошлой жизни. Он махнул рукой на торговлю, туземцы перестали его уважать и толклись целыми днями в хижине ирландца.
О'Хара погубила привычка к морским купаньям в нетрезвом виде. Как-то утром, опохмелившись стаканом бренди, хмурый ирландец залез в воду и только что начал в пене прибоя приходить в себя, как вспомнил, что хижина не заперта! Он не успел обсохнуть после купанья, как увидел картину разорения. Островитяне выносили товары из его хижины. Они разграбили все, вплоть до ожерелья с островов Палау и других редкостей, собранных ирландцем для Маклая.
Бедняга О'Хара разразился гневной речью... Но куда там! Островитяне попросту показали ему копья, и О'Хара примирился со своей участью.
Ирландец перевязал чресла лохмотьями старого рисового мешка, нахлобучил продранную соломенную шляпу и пошел куда глаза глядят. Тут-то и нашелся добрый одинокий людоед Мана-Салайяу. Старик взял к себе несчастного ирландца, отвел ему место в хижине, а потом даже отвез его на зашедший к рифу американский корабль.
Маклай щедро одарил спасителя О'Хара, и старик Мана-Салайяу так растрогался, что прослезился.
Судьба второго белого, оставленного вместе с О'Хара, Пальди, была еще печальнее. Его не дождалась невеста, о которой Пальди, расчувствовавшись, как-то рассказывал Маклаю на борту «Морской птицы». Два с половиной года тому назад на хижину Пальди напали папуасы, отрезали ему голову и устроили совещание, в каком виде съесть тело Пальди. Но так как никто из отвращения не желал даже попробовать мясо белого, то труп приказчика изрезали на кусочки и выкинули в океан – на корм акулам. Не спас Пальди даже высокий забор, которым он окружил свою хижину.
Иначе сложилась судьба малайца Ахмата. Он томился в плену на холме Хуоу, на Большом острове. «Тамо-рус» без особых осложнений выкупил малайца у людоедов за шесть сажен дешевой ткани, три огромных ножа, спички, добрую шапку бисера и большой топор. Жители Суоу довольно тепло простились с малайцем. Ахмат рассказал Маклаю некоторые сведения, которые он накопил здесь за три года своего рабства.
Ахмат выучил наречие Суоу, а его рассказы о людоедстве могли быть темой для целого трактата. Жертву свежуют, режут на мелкие куски и варят в горшках. Особенно ценятся сердце, мозг и печень. Черепа жертв выставляются напоказ. Пленников часто подолгу держат в селениях и лишь потом подвергают убою. Если бы кожа Ахмата была чуть потемнее, то съели бы и его. Людоеды питают отвращение к мясу белого или светлокожего человека. Малаец с ужасом рассказывал Маклаю об охоте на женщин и детей из горных деревень, которых похищают жители берегов, чтобы съесть всей общиной.
Маклай бесстрашно продолжал посещать островные деревни. Пожиратели людей оказывали ему большую услугу. В деревне Суоу хранились пять человеческих черепов, прокопченных в дыму очагов. Жители сначала стеснялись Маклая, по застенчивость их прошла, как только он показал им куски железа. Выгодная для обеих сторон торговля состоялась, и Маклай получил целое сокровище. А ценность этих черепов увеличивалась тем, что людоеды дали совершенно точные справки. Они любезно объяснили, что череп № 1 был добыт в селе Ругуль, № 2 – в хижинах Рембат, череп № 3 – трофей из Терлау, а два последних номера – из села Терлут. Все пять человек, привезенные с другого берега Большого острова уже умерщвленными, были съедены именно в этой хижине.
За время пребывания Маклая на берегу людоедов осиротел мальчик Качу. Произошло это так. На островок Андра напали воины враждебного племени. Они убили отца Качу, по имени Греги, и уволокли его труп вместе с другими шестью телами, чтобы съесть их в «камале» – общественной хижине своего села.
Маклай рассматривал свои богатства, добытые за это время. Пять прекрасных черепов, копья, деревянные блюда, горшки для варки пищи, базальтовый топор, каменные бритвы, диковинные лесные плоды апис, сок которых делает непромокаемой материю, корзины и охотничьи сети. В Сингапуре у Маклая хранились грузы ранее собранных им коллекций – они весили пять тонн. Теперь к старым коллекциям можно было прибавить новые.
Два месяца скитался Маклай по поселкам пожирателей человеческого мяса, но никто из самых свирепых каннибалов не тронул Маклая.
С островов Адмиралтейства Маклай попал к островам Луб, где островитяне рассказали ему, что их предки переселились сюда с архипелага Адмиралтейства, и даже показали остатки пироги первых переселенцев. Теперь с Луб на Ниниго – островки Шашечницы – ездят ловить и похищать рабов.
Маклай посещает острова Ниниго (Шашечница), Тробриан – совсем близкие к берегам Новой Гвинеи, нередко посещаемые торговцами. Маклай в эту поездку побывал и на Соломоновых островах.
Но вот начинаются острова Папуа у юго-восточного острого края Новой Гвинеи. Здесь, на архипелаге Луизиада, живут люди-волшебники. О них рассказывают небылицы: злые чародеи могут одним взглядом остановить сердце человека.
Плохой славой пользуются и жители ближних островов Д'Антркасто. Эти места были уже посещены командиром «Василиска» Морсби. Красивый светлый пролив, отделяющий эти острова от Новой Гвинеи, Морсби назвал Китайским. Водами этого пролива проходят корабли из Квинсленда и Сиднея в Китай. Корабельщики везут в Гонконг грузы трепанга, а из Китая в Австралию – оборванных кули.
На острове Вари в Китайском проливе Маклай сошел со шхуны. Шкипер Веббер тряс руку Маклаю, звал его в гости к себе в Сан-Франциско и в сотый раз благодарил русского. Веббер считал себя обязанным Маклаю за совет идти к острову Андра – брать трепанга и перламутр. Теперь шкипер разбогатеет от большой удачи – трюмы шхуны полны корзин с копченым трепангом.
Веббер обещал доставить в Сидней весь научный багаж Маклая. А «тамо-рус» остался здесь, на китайском перепутье.
Островок Вари вскоре посетило миссионерское судно «Элленгоуэн». Английские священники делали объезд берега Новой Гвинеи. Маклай двадцать два дня путешествовал вместе с миссионерами, посещал южные деревни папуасов и достиг Порт-Морсби. Гавань, открытая командиром «Василиска», населена знаменитыми папуасскими гончарами. Они выменивали посуду на саго у жителей отдаленных сел Новой Гвинеи.
Здесь Маклай услышал рассказы о «желтых людях» побережья и загорелся желанием разыскать их. Он увидел их в хижинах деревень Дула, Кало и Карепуна. Это были люди с более светлой, чем у папуасов, кожей, прямыми волосами, – очевидно, в их жилах была примесь полинезийской крови. Маклай решил, что когда-нибудь к берегам Новой Гвинеи бурями или волнами были занесены челны с жителями Полинезии и они поселились здесь, среди папуасов.
Странствия 1879-1880 годов заняли четыреста девять дней.
За это время он установил, что жители Новых Гебрид, архипелага Луизиады, Соломонова архипелага в большинстве имеют брахицефальную форму черепа. Это опровергало все мнения прежних антропологов. Маклай проследил переходы от полинезийского к папуасскому типу на бесчисленных островах Меланезии, раскрыл загадку «желтого племени» Новой Гвинеи. Маклай сделал драгоценные наблюдения над жизнью людей Меланезии, вникая во все мелочи быта темнокожих.
Так и прошел он по цепочке островов от Новой Каледонии до усеянного подводными камнями Торресова пролива, открывая то, чего никто не видел до него.
На острове Четверга Маклай уже не мог двигаться, настолько измучили его приступы страшной лихорадки. Он лежал в доме британского чиновника Честера в бреду и липком поту. Маклая терзали нервные боли, ныли пальцы, и казалось, что между ребер кто-то протаскивает длинные пиловидные ножи.
Островитяне приветствовали «тамо-руса» возгласами: «Маклай! Уян кавас!» («Хороший друг Маклай!»)
Хранителем, спутником и посредником Маклая в этот раз оказался маленький, уже пожилой человек Кохем. Вскоре нашлись и другие друзья: подростки Качу и две девочки – Аса и Пинрас. Качу с восторгом кинулся к подвесной койке Маклая и привязал ее к ветвям громадного фикуса. «Тамо-рус», стоя у фикуса, слышал крики островитян, сбежавшихся к береговому рифу для торговли со шкипером Веббером.
Качу привел к Маклаю молодую полинезийскую женщину. Она была обижена и взволнована тем, что на ее долю не досталось бисера. Ее подруги были заняты нанизыванием голубых шариков на длинные нити, а несчастная женщина с завистью глядела на товарок.
Маклай вытащил из кармана горсть стеклянных бусин, и улыбка счастья осветила лицо темнокожей красавицы. «Тамо-рус» усадил ее около койки и стал рисовать портрет счастливой обладательницы бус.
Все тело новой знакомой было покрыто татуировкой. На спине и плечах красовались узоры – зигзаги, между лопаток виднелись два созвездия, составленные из треугольников; каждое из них объединяло по четыре треугольника, расположенных в виде креста. Далее, ниже спины и на ногах, красовались опять зигзаги, треугольники и углы.
Вдруг женщина встрепенулась и кинулась встречать мужа. Он привез ей подарки, возвращаясь из гостей. Маклай решил посмотреть поближе на меланезийскую идиллию. Красавица сидела возле своей хижины и держала в руках гостинец – бедренную человеческую кость. Поднося кость ко рту, женщина с видимым удовольствием жевала куски мяса, отрывая их зубами. Сестра красавицы и ее племянница стояли и глядели в рот счастливице.
Маклай впервые собственными глазами наблюдал людоедство. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что этот страшный обычай действительно существует на острове.
И все же великий гуманист нашел в людоедах много человечного. Например, его мучили приступы головной боли, и он охватывал пальцами лоб, меланезийские женщины спешили помочь ему. Они поставили девочку Пинрас делать массаж, и девочка терла виски «тамо-руса» пальцами, вымазанными в кокосовом масле, сжимала русоволосую голову Маклая между ладонями, пока боль не стихала. Пинрас все время сидела около койки гостя, стараясь во всем помочь ему.
Маклай ходил по деревням людоедов. К ним вели узкие дорожки, среди зарослей пальм, хлебного дерева, благоухающих розовых кустов. В деревне Пургасси на Большом острове в хижине, среди всякого домашнего хлама, он нашел несколько прокопченных человеческих черепов.
Он спал под открытым небом на островке Андра, купался по утрам в море, стрелял голубей. Маклай разыскал то место, где когда-то жил здесь несколько дней, и вспомнил об ирландце О'Хара. Но место, где поселился ирландец, было сровнено с землей. О'Хара исчез... Где он? Не съели ли его?
Бедный искатель приключений О'Хара, флорентийский студент, учитель в Индии, чиновник в колонии каторжников, сотрудник английской газеты колонии Проливов! Вряд ли теперь ему еще придется когда-либо править свежие гранки...
Но и среди людоедов есть сердобольные люди. Вскоре Маклай разыскал на островке Андра престарелого людоеда Мана-Салайяу, спасителя О'Хара.
Горестные приключения ирландца, как оказалось, начались вскоре после ухода «Морской птицы». О'Хара сначала храбрился, ходил по берегу как ни в чем не бывало. Но скоро он загрустил. Сравнивая свою недавнюю еще службу в колонии каторжников с теперешним одиночеством, он стал чаще прикладываться к красному вину и бренди. В пьяном бреду ему рисовались картины прошлой жизни. Он махнул рукой на торговлю, туземцы перестали его уважать и толклись целыми днями в хижине ирландца.
О'Хара погубила привычка к морским купаньям в нетрезвом виде. Как-то утром, опохмелившись стаканом бренди, хмурый ирландец залез в воду и только что начал в пене прибоя приходить в себя, как вспомнил, что хижина не заперта! Он не успел обсохнуть после купанья, как увидел картину разорения. Островитяне выносили товары из его хижины. Они разграбили все, вплоть до ожерелья с островов Палау и других редкостей, собранных ирландцем для Маклая.
Бедняга О'Хара разразился гневной речью... Но куда там! Островитяне попросту показали ему копья, и О'Хара примирился со своей участью.
Ирландец перевязал чресла лохмотьями старого рисового мешка, нахлобучил продранную соломенную шляпу и пошел куда глаза глядят. Тут-то и нашелся добрый одинокий людоед Мана-Салайяу. Старик взял к себе несчастного ирландца, отвел ему место в хижине, а потом даже отвез его на зашедший к рифу американский корабль.
Маклай щедро одарил спасителя О'Хара, и старик Мана-Салайяу так растрогался, что прослезился.
Судьба второго белого, оставленного вместе с О'Хара, Пальди, была еще печальнее. Его не дождалась невеста, о которой Пальди, расчувствовавшись, как-то рассказывал Маклаю на борту «Морской птицы». Два с половиной года тому назад на хижину Пальди напали папуасы, отрезали ему голову и устроили совещание, в каком виде съесть тело Пальди. Но так как никто из отвращения не желал даже попробовать мясо белого, то труп приказчика изрезали на кусочки и выкинули в океан – на корм акулам. Не спас Пальди даже высокий забор, которым он окружил свою хижину.
Иначе сложилась судьба малайца Ахмата. Он томился в плену на холме Хуоу, на Большом острове. «Тамо-рус» без особых осложнений выкупил малайца у людоедов за шесть сажен дешевой ткани, три огромных ножа, спички, добрую шапку бисера и большой топор. Жители Суоу довольно тепло простились с малайцем. Ахмат рассказал Маклаю некоторые сведения, которые он накопил здесь за три года своего рабства.
Ахмат выучил наречие Суоу, а его рассказы о людоедстве могли быть темой для целого трактата. Жертву свежуют, режут на мелкие куски и варят в горшках. Особенно ценятся сердце, мозг и печень. Черепа жертв выставляются напоказ. Пленников часто подолгу держат в селениях и лишь потом подвергают убою. Если бы кожа Ахмата была чуть потемнее, то съели бы и его. Людоеды питают отвращение к мясу белого или светлокожего человека. Малаец с ужасом рассказывал Маклаю об охоте на женщин и детей из горных деревень, которых похищают жители берегов, чтобы съесть всей общиной.
Маклай бесстрашно продолжал посещать островные деревни. Пожиратели людей оказывали ему большую услугу. В деревне Суоу хранились пять человеческих черепов, прокопченных в дыму очагов. Жители сначала стеснялись Маклая, по застенчивость их прошла, как только он показал им куски железа. Выгодная для обеих сторон торговля состоялась, и Маклай получил целое сокровище. А ценность этих черепов увеличивалась тем, что людоеды дали совершенно точные справки. Они любезно объяснили, что череп № 1 был добыт в селе Ругуль, № 2 – в хижинах Рембат, череп № 3 – трофей из Терлау, а два последних номера – из села Терлут. Все пять человек, привезенные с другого берега Большого острова уже умерщвленными, были съедены именно в этой хижине.
За время пребывания Маклая на берегу людоедов осиротел мальчик Качу. Произошло это так. На островок Андра напали воины враждебного племени. Они убили отца Качу, по имени Греги, и уволокли его труп вместе с другими шестью телами, чтобы съесть их в «камале» – общественной хижине своего села.
Маклай рассматривал свои богатства, добытые за это время. Пять прекрасных черепов, копья, деревянные блюда, горшки для варки пищи, базальтовый топор, каменные бритвы, диковинные лесные плоды апис, сок которых делает непромокаемой материю, корзины и охотничьи сети. В Сингапуре у Маклая хранились грузы ранее собранных им коллекций – они весили пять тонн. Теперь к старым коллекциям можно было прибавить новые.
Два месяца скитался Маклай по поселкам пожирателей человеческого мяса, но никто из самых свирепых каннибалов не тронул Маклая.
С островов Адмиралтейства Маклай попал к островам Луб, где островитяне рассказали ему, что их предки переселились сюда с архипелага Адмиралтейства, и даже показали остатки пироги первых переселенцев. Теперь с Луб на Ниниго – островки Шашечницы – ездят ловить и похищать рабов.
Маклай посещает острова Ниниго (Шашечница), Тробриан – совсем близкие к берегам Новой Гвинеи, нередко посещаемые торговцами. Маклай в эту поездку побывал и на Соломоновых островах.
Но вот начинаются острова Папуа у юго-восточного острого края Новой Гвинеи. Здесь, на архипелаге Луизиада, живут люди-волшебники. О них рассказывают небылицы: злые чародеи могут одним взглядом остановить сердце человека.
Плохой славой пользуются и жители ближних островов Д'Антркасто. Эти места были уже посещены командиром «Василиска» Морсби. Красивый светлый пролив, отделяющий эти острова от Новой Гвинеи, Морсби назвал Китайским. Водами этого пролива проходят корабли из Квинсленда и Сиднея в Китай. Корабельщики везут в Гонконг грузы трепанга, а из Китая в Австралию – оборванных кули.
На острове Вари в Китайском проливе Маклай сошел со шхуны. Шкипер Веббер тряс руку Маклаю, звал его в гости к себе в Сан-Франциско и в сотый раз благодарил русского. Веббер считал себя обязанным Маклаю за совет идти к острову Андра – брать трепанга и перламутр. Теперь шкипер разбогатеет от большой удачи – трюмы шхуны полны корзин с копченым трепангом.
Веббер обещал доставить в Сидней весь научный багаж Маклая. А «тамо-рус» остался здесь, на китайском перепутье.
Островок Вари вскоре посетило миссионерское судно «Элленгоуэн». Английские священники делали объезд берега Новой Гвинеи. Маклай двадцать два дня путешествовал вместе с миссионерами, посещал южные деревни папуасов и достиг Порт-Морсби. Гавань, открытая командиром «Василиска», населена знаменитыми папуасскими гончарами. Они выменивали посуду на саго у жителей отдаленных сел Новой Гвинеи.
Здесь Маклай услышал рассказы о «желтых людях» побережья и загорелся желанием разыскать их. Он увидел их в хижинах деревень Дула, Кало и Карепуна. Это были люди с более светлой, чем у папуасов, кожей, прямыми волосами, – очевидно, в их жилах была примесь полинезийской крови. Маклай решил, что когда-нибудь к берегам Новой Гвинеи бурями или волнами были занесены челны с жителями Полинезии и они поселились здесь, среди папуасов.
Странствия 1879-1880 годов заняли четыреста девять дней.
За это время он установил, что жители Новых Гебрид, архипелага Луизиады, Соломонова архипелага в большинстве имеют брахицефальную форму черепа. Это опровергало все мнения прежних антропологов. Маклай проследил переходы от полинезийского к папуасскому типу на бесчисленных островах Меланезии, раскрыл загадку «желтого племени» Новой Гвинеи. Маклай сделал драгоценные наблюдения над жизнью людей Меланезии, вникая во все мелочи быта темнокожих.
Так и прошел он по цепочке островов от Новой Каледонии до усеянного подводными камнями Торресова пролива, открывая то, чего никто не видел до него.
На острове Четверга Маклай уже не мог двигаться, настолько измучили его приступы страшной лихорадки. Он лежал в доме британского чиновника Честера в бреду и липком поту. Маклая терзали нервные боли, ныли пальцы, и казалось, что между ребер кто-то протаскивает длинные пиловидные ножи.