Поясной ремень перехватил мне поясницу с такой силой, что, казалось, вот-вот перережет меня пополам. Зиглинда что-то крикнула, и Беккерат, заинтересовавшись, встал. Позади Зигмунда я увидел Пэтти.
Подняв "Люгер", Зигмунд навел его на меня.
— Обоих, — процедил он.
— Нет! — крикнула Зиглинда. — Нет. Отто! Ты убьешь Отто!
Она бросилась к брату, и они начали бороться за пистолет. Откуда-то издалека доносились слабые крики Отто, и я прикинул, какой длины была веревка. Он сорвался на всю ее длину.
Силы Зиглинде было не занимать, но ее брат все же был значительно сильнее. Медленно он заставил ее опуститься на колени. Правой рукой она вцепилась в его кисть, державшую пистолет, а левой ударила в пах. Он согнулся пополам, но пистолета не выпустил и начал медленно поворачивать ствол в мою сторону. Свободной рукой схватив Зиглинду за волосы, он рванул ее голову назад, но она, изловчившись, его укусила. Дуло "Люгера" смотрело прямо на меня.
"Сперва ты, Драм, — подумал я. Потом Пэтти, а за ней Ильзе, если она еще жива."
Или же Отто Руст, хладнокровно застреливший собственного отца.
Расстегнув пряжку, я потянул за ремень. Половина брючных петель с треском отлетела,ремень выскользнул, и моей пояснице вдруг стало неожиданно легко. Крика Отто я не услышал.
Кинувшись к Штрейхерам, я наклонился, чтобы по пути загрести пригоршню песка и швырнуть им в глаза. Моя рука наткнулась на камень величиной с добрый кулак. Подняв глаза, я увидел, что на какое-то мгновение Зигмунд ослабил хватку, и Зиглинда ударила по его руке. Пистолет выстрелил и я услышал, как вскрикнул Беккерат.
И здесь Зиглинда подняла свой взгляд на меня.
— Веревки нет! — закричала она и, спотыкаясь, бросилась к краю пропасти.
Я ударил Зигмунда камнем по лицу. В тот же самый момент он выстрелил, промахнулся и, выронив пистолет, начал падать. Я сгреб его за рубаху и еще раз врезал камнем по лицу.
Сплюнув выбитые зубы вперемешку с кровью, он упал.
Я схватил с земли пистолет и быстро повернулся. Зиглинда присела на корточки у края пропасти, вглядываясь в бездну.
— Отто, — еле слышно повторяла она. — Отто, Отто, Отто...
Беккерат полз в ее сторону. Добирался он до нее довольно долго. Он совсем легонько ее подтолкнул, и она, даже не покачнувшись, беззвучно полетела вниз.
Когда я подбежал к Беккерату, тот лежал ничком, хватая ртом воздух. Под ним расплывалась лужа крови. Приподняв его голову, я подложил под нее руку, чтобы ему стало легче дышать. Туман окончательно рассеялся, и футах в двухстах от нас я увидел еще одну гору с плоской вершиной, но немного ниже той, где находились мы. На вершине горы стоял такой же домик, как тот, в котором мы были сегодня.
— Вы... видели майора? — с трудом выговорил Беккерат. Он умирал, и его глаза говорили об этом красноречивей всяких слов.
— Да, — ответил я. — Вы хотите мне что-то сообщить?
— Эта грязная шлюха, — проговорил он.
— Говорите же, — торопил я его.
— Шлюха, — повторил он, витая где-то далеко и упиваясь своей местью. Я бы сказал, что он ее даже смаковал, эту месть.
— Я был молод, — начал он наконец. — И я верил ей. Я хотел ей верить. Она платила мне... своим телом за то, чтобы я продолжал верить, оставался преданным и делал... все, что мне скажут. Стерва, она не любила... она никогда меня не любила. Однажды я застал ее... с братом. Он был единственным мужчиной, которого она когда-либо...
Он лежал и смотрел широко раскрытыми глазами в небо. В уголках его рта пузырилась пена.
— Когда я увидел, как она с братом занималась этим... я увел майора, — неожиданно отчетливо произнес он. — Мы перенесли золото в джип, привезли его сюда и спустили в пещеру, где вы его и нашли... Штрейхеры хотели его убить. Я собирался... сказать о нем американцам... когда они пришли сюда.
— Да, — сказал я.
— Я спустился туда, — показал он слабым движением руки, имея в виду не пещеру, а горный склон. — А потом начал подниматься вверх.
И он показал на вторую гору.
— Со мной было отличное ружье, солнце светило мне прямо в спину. Мне отлично была видна пещера и то, что внутри нее. Я собирался забрать оттуда золото, но не спешил с этим. Я тогда не думал, что... мне придется ждать двенадцать лет, — в его голосе прозвучало недоумение. — Я и предположить не мог, что все так закончится. Проклятая шлюха.
— Это вы его застрелили? — спросил я.
— Да, я. Майора. Так изувечить человека его собственным... эта проклятая стерва... я не спешил... никто не знал, что золото... Будь она проклята...
У него изо рта, пузырясь, шла пена, дыхание участилось. Он кашлянул, глубоко вздохнул и умер.
Мы с Пэтти сели впереди. Я вел машину, а она сидела, повернувшись назад и наставив на Зигмунда его же "Люгер". Однако, пока мы ехали, он так и не пришел в себя.
— Отец? — помолчав, спросила Пэтти.
— Да, — ответил я. — Хочешь знать, как это было?
Она бросила взгляд сперва на меня, потом на пистолет в своей руке, вниз на Зигмунда, на Ильзе, и отрицательно покачала головой.
— Нет, — проговорила она. — Наверное, нет.
— Ты в этом уверена?
— Да, Чет, уверена, — и помолчав, добавила. — А Сиверинг, он был...
— Был ли он ангелом, хочешь ты спросить? Не знаю. Думаю, что да. Мне, по крайней мере, хотелось бы в это верить.
Когда мы подъехали к домику, там стояла машина полиции, и вокруг нее кружили Ферге, трос в штатском и водитель в форме полицейского. Тело Сиверинга они уже обнаружили.
— Вот он, ваш парень, — сказал мне Ферге.
— Знаю, — ответил я.
— Эти местные легавые, — презрительно процедил Ферге, сверкая на солнце розовой лысиной. Те прекрасно все слышали, но даже и ухом не повели. — Сначала у них спустило колесо. Потом они заявили, что знают эти горы, как свои пять пальцев. Черта с два они их знали. Мы плутали почти два часа.
— Да, — сказал я.
— Выкладывайте, что случилось.
— А не пошли ли бы вы к чертовой матери, — предложил я.
Такой степени удивления на его лице я еще не видел. Его брови взлетели вверх почти на дюйм.
— Моя лицензия здесь недействительна, — продолжал я. — Я всего лишь дилетант, а настоящую работу делаете вы, профессионалы. Ну и идите к дьяволу.
У него отвисла челюсть.
— Ладно, извините, — сказал я. — Вы, пожалуй, этого не заслужили. Просто иногда этот мир бывает чертовски гадким, вот и все.
— При нашей работе, это так, — подтвердил Ферге.
Он сказал "нашей". Это было похоже на самое глубокое извинение из тех, на которые он был способен.
— Садитесь в машину, — сказал я. — С нами больная женщина.
Он сел впереди рядом со мной и Пэтти. Он пообещал, что наймет в городе скалолазов, которые достанут золото. По его мнению, оно должно храниться в банке до тех пор, пока правительства ФРГ и США не решат, как им распорядиться. Парни в штатском вытащили Зигмунда из машины. Он оставался единственным, кого это золото еще интересовало.
Я закончил свой рассказ, когда мы въезжали в Гармиш. В больнице нас заверили, что с Ильзе все будет в порядке. По дороге в гостиницу она говорила только о сыне. Ни о чем другом она даже и слышать не хотела, и все старались не мешать ей выговориться.
— Я по-прежнему хотел бы, чтобы с Сиверингом все прошло без шума, — напомнил я Ферге позже.
Он поинтересовался, уверен ли я в том, что тот был этого достоин, и с каменным лицом смотрел на меня в ожидании ответа.
А я подумал о незадачливом шантажисте Бормане, который, может быть, и заслужил смерть, если вообще о ком-либо можно сказать, что он заслуживает смерти. Я думал о Саймоне Коффине и о Бадди Лидсе, который наверняка ухитрится заработать себе политический капитал даже на гибели Сиверинга. Я думал об Айке и Штрейхерах, о Пэтти, и еще о том, так ли уж хладнокровно Отто убил своего отца, и была ли Ильзе убийцей Бормана, пли же это все-таки был несчастный случай. Я подумал обо всех частных сыщиках из детективных романов, имевших на все ответ, непроницаемых, самоуверенных и прямолинейных, и позавидовал им. И ответил:
— Да.
— В таком случае, я могу вам это обещать, — ответил Ферге.
Мы пожали друг другу руки, и больше я никогда в жизни его не видел.
За обедом мы с Пэтти почти не говорили, но когда подали вино, она подняла свой бокал.
— Честер Драм, — произнесла она, — сейчас я скажу вам, кто же все-таки настоящий ангел.
— Не надо, — попросил я.
Но она все равно сказала.
Подняв "Люгер", Зигмунд навел его на меня.
— Обоих, — процедил он.
— Нет! — крикнула Зиглинда. — Нет. Отто! Ты убьешь Отто!
Она бросилась к брату, и они начали бороться за пистолет. Откуда-то издалека доносились слабые крики Отто, и я прикинул, какой длины была веревка. Он сорвался на всю ее длину.
Силы Зиглинде было не занимать, но ее брат все же был значительно сильнее. Медленно он заставил ее опуститься на колени. Правой рукой она вцепилась в его кисть, державшую пистолет, а левой ударила в пах. Он согнулся пополам, но пистолета не выпустил и начал медленно поворачивать ствол в мою сторону. Свободной рукой схватив Зиглинду за волосы, он рванул ее голову назад, но она, изловчившись, его укусила. Дуло "Люгера" смотрело прямо на меня.
"Сперва ты, Драм, — подумал я. Потом Пэтти, а за ней Ильзе, если она еще жива."
Или же Отто Руст, хладнокровно застреливший собственного отца.
Расстегнув пряжку, я потянул за ремень. Половина брючных петель с треском отлетела,ремень выскользнул, и моей пояснице вдруг стало неожиданно легко. Крика Отто я не услышал.
Кинувшись к Штрейхерам, я наклонился, чтобы по пути загрести пригоршню песка и швырнуть им в глаза. Моя рука наткнулась на камень величиной с добрый кулак. Подняв глаза, я увидел, что на какое-то мгновение Зигмунд ослабил хватку, и Зиглинда ударила по его руке. Пистолет выстрелил и я услышал, как вскрикнул Беккерат.
И здесь Зиглинда подняла свой взгляд на меня.
— Веревки нет! — закричала она и, спотыкаясь, бросилась к краю пропасти.
Я ударил Зигмунда камнем по лицу. В тот же самый момент он выстрелил, промахнулся и, выронив пистолет, начал падать. Я сгреб его за рубаху и еще раз врезал камнем по лицу.
Сплюнув выбитые зубы вперемешку с кровью, он упал.
Я схватил с земли пистолет и быстро повернулся. Зиглинда присела на корточки у края пропасти, вглядываясь в бездну.
— Отто, — еле слышно повторяла она. — Отто, Отто, Отто...
Беккерат полз в ее сторону. Добирался он до нее довольно долго. Он совсем легонько ее подтолкнул, и она, даже не покачнувшись, беззвучно полетела вниз.
Когда я подбежал к Беккерату, тот лежал ничком, хватая ртом воздух. Под ним расплывалась лужа крови. Приподняв его голову, я подложил под нее руку, чтобы ему стало легче дышать. Туман окончательно рассеялся, и футах в двухстах от нас я увидел еще одну гору с плоской вершиной, но немного ниже той, где находились мы. На вершине горы стоял такой же домик, как тот, в котором мы были сегодня.
— Вы... видели майора? — с трудом выговорил Беккерат. Он умирал, и его глаза говорили об этом красноречивей всяких слов.
— Да, — ответил я. — Вы хотите мне что-то сообщить?
— Эта грязная шлюха, — проговорил он.
— Говорите же, — торопил я его.
— Шлюха, — повторил он, витая где-то далеко и упиваясь своей местью. Я бы сказал, что он ее даже смаковал, эту месть.
— Я был молод, — начал он наконец. — И я верил ей. Я хотел ей верить. Она платила мне... своим телом за то, чтобы я продолжал верить, оставался преданным и делал... все, что мне скажут. Стерва, она не любила... она никогда меня не любила. Однажды я застал ее... с братом. Он был единственным мужчиной, которого она когда-либо...
Он лежал и смотрел широко раскрытыми глазами в небо. В уголках его рта пузырилась пена.
— Когда я увидел, как она с братом занималась этим... я увел майора, — неожиданно отчетливо произнес он. — Мы перенесли золото в джип, привезли его сюда и спустили в пещеру, где вы его и нашли... Штрейхеры хотели его убить. Я собирался... сказать о нем американцам... когда они пришли сюда.
— Да, — сказал я.
— Я спустился туда, — показал он слабым движением руки, имея в виду не пещеру, а горный склон. — А потом начал подниматься вверх.
И он показал на вторую гору.
— Со мной было отличное ружье, солнце светило мне прямо в спину. Мне отлично была видна пещера и то, что внутри нее. Я собирался забрать оттуда золото, но не спешил с этим. Я тогда не думал, что... мне придется ждать двенадцать лет, — в его голосе прозвучало недоумение. — Я и предположить не мог, что все так закончится. Проклятая шлюха.
— Это вы его застрелили? — спросил я.
— Да, я. Майора. Так изувечить человека его собственным... эта проклятая стерва... я не спешил... никто не знал, что золото... Будь она проклята...
У него изо рта, пузырясь, шла пена, дыхание участилось. Он кашлянул, глубоко вздохнул и умер.
* * *
Когда я нес Ильзе на руках к машине, я не знал, оставалось ли у нее еще желание жить. Ее муж был мертв. От обвинения в убийстве в Бар-Харборе, если, конечно, это она убила Бормана, ей, скорее всего, удалось уйти. Ответ на этот вопрос знала она одна, и я не был уверен, захочет ли она с ним жить. Я уложил ее на заднее сиденье. Она была вся холодная, тело ее дрожало, но она дышала. Я вернулся к Беккерату и снял с него кое-что из одежды, чтобы укрыть Ильзе. Не говоря ни слова, Пэтти помогла мне затащить в машину Зигмунда. Мы затолкали его сзади на пол. Нос у него был разбит и сломан.Мы с Пэтти сели впереди. Я вел машину, а она сидела, повернувшись назад и наставив на Зигмунда его же "Люгер". Однако, пока мы ехали, он так и не пришел в себя.
— Отец? — помолчав, спросила Пэтти.
— Да, — ответил я. — Хочешь знать, как это было?
Она бросила взгляд сперва на меня, потом на пистолет в своей руке, вниз на Зигмунда, на Ильзе, и отрицательно покачала головой.
— Нет, — проговорила она. — Наверное, нет.
— Ты в этом уверена?
— Да, Чет, уверена, — и помолчав, добавила. — А Сиверинг, он был...
— Был ли он ангелом, хочешь ты спросить? Не знаю. Думаю, что да. Мне, по крайней мере, хотелось бы в это верить.
Когда мы подъехали к домику, там стояла машина полиции, и вокруг нее кружили Ферге, трос в штатском и водитель в форме полицейского. Тело Сиверинга они уже обнаружили.
— Вот он, ваш парень, — сказал мне Ферге.
— Знаю, — ответил я.
— Эти местные легавые, — презрительно процедил Ферге, сверкая на солнце розовой лысиной. Те прекрасно все слышали, но даже и ухом не повели. — Сначала у них спустило колесо. Потом они заявили, что знают эти горы, как свои пять пальцев. Черта с два они их знали. Мы плутали почти два часа.
— Да, — сказал я.
— Выкладывайте, что случилось.
— А не пошли ли бы вы к чертовой матери, — предложил я.
Такой степени удивления на его лице я еще не видел. Его брови взлетели вверх почти на дюйм.
— Моя лицензия здесь недействительна, — продолжал я. — Я всего лишь дилетант, а настоящую работу делаете вы, профессионалы. Ну и идите к дьяволу.
У него отвисла челюсть.
— Ладно, извините, — сказал я. — Вы, пожалуй, этого не заслужили. Просто иногда этот мир бывает чертовски гадким, вот и все.
— При нашей работе, это так, — подтвердил Ферге.
Он сказал "нашей". Это было похоже на самое глубокое извинение из тех, на которые он был способен.
— Садитесь в машину, — сказал я. — С нами больная женщина.
Он сел впереди рядом со мной и Пэтти. Он пообещал, что наймет в городе скалолазов, которые достанут золото. По его мнению, оно должно храниться в банке до тех пор, пока правительства ФРГ и США не решат, как им распорядиться. Парни в штатском вытащили Зигмунда из машины. Он оставался единственным, кого это золото еще интересовало.
Я закончил свой рассказ, когда мы въезжали в Гармиш. В больнице нас заверили, что с Ильзе все будет в порядке. По дороге в гостиницу она говорила только о сыне. Ни о чем другом она даже и слышать не хотела, и все старались не мешать ей выговориться.
— Я по-прежнему хотел бы, чтобы с Сиверингом все прошло без шума, — напомнил я Ферге позже.
Он поинтересовался, уверен ли я в том, что тот был этого достоин, и с каменным лицом смотрел на меня в ожидании ответа.
А я подумал о незадачливом шантажисте Бормане, который, может быть, и заслужил смерть, если вообще о ком-либо можно сказать, что он заслуживает смерти. Я думал о Саймоне Коффине и о Бадди Лидсе, который наверняка ухитрится заработать себе политический капитал даже на гибели Сиверинга. Я думал об Айке и Штрейхерах, о Пэтти, и еще о том, так ли уж хладнокровно Отто убил своего отца, и была ли Ильзе убийцей Бормана, пли же это все-таки был несчастный случай. Я подумал обо всех частных сыщиках из детективных романов, имевших на все ответ, непроницаемых, самоуверенных и прямолинейных, и позавидовал им. И ответил:
— Да.
— В таком случае, я могу вам это обещать, — ответил Ферге.
Мы пожали друг другу руки, и больше я никогда в жизни его не видел.
За обедом мы с Пэтти почти не говорили, но когда подали вино, она подняла свой бокал.
— Честер Драм, — произнесла она, — сейчас я скажу вам, кто же все-таки настоящий ангел.
— Не надо, — попросил я.
Но она все равно сказала.