- А откуда у него презренный металл?
   - Не знаю. Наверное, как всегда, нефть. Статья была озаглавлена "Тайна Мидаса" и сопровождалась фотографией, где он, мертвенно-бледный, пытается увернуться на ступеньках банка от объектива, а также заметкой о том, как фотографу все-таки удалось его снять. Я тогда сидел у дантиста, потому и прочел.
   - Холост?
   - Кажется, да.
   - Как же вы с ним расстались?
   - Он просто вышел из комнаты. Потом появился дворецкий и сообщил, что машина ждет. Заодно он вернул мне мой мерзкий, вонючий бумажник и доложил, что одежда отправлена в чистку, где данный случай признан безнадежным. Я пробормотал что-то по поводу мистера Кондукиса, однако слуга почтительно довел до моего сведения, что мистеру Кондукису позвонили из Нью-Йорка и он "вполне поймет". Получив столь откровенный намек, я ускользнул. Как тебе сюжет?
   - Блеск. Стало быть, он владеет "Дельфином" и собирается снести его, чтобы соорудить на Южном берегу еще одну вафлю из стекла и бетона?
   - Он "обдумывает это предложение".
   - Чтоб у него шарики за ролики заехали.
   - Джер, ты просто обязан пойти и взглянуть на театр. Ты умрешь от одного вида. Ажурные решетки, херувимы, кариатиды - этакое попурри на тему ранне- и средневикторианского периода, а общий план придумал ангел, не иначе. Господи, стоит мне только подумать, что можно сделать с этаким шедевром...
   - А ужасный старый Крез...
   - Знаю, знаю.
   Друзья уставились друг на друга с возмущением и отчаянием молодости, загоревшейся невыполнимой идеей.
   Они оба окончили одну и ту же театральную школу и оба решили, перепробовав почти все, что по темпераменту, интересам и способностям склонны скорее к созиданию, нежели к лицедейству. Джереми, как правило, был автором постановок, а Перигрин их воплощал. Они работали то вместе, то врозь, с недельным и двухнедельным репертуаром, сначала на провинциальных подмостках, а затем наудачу перебрались в Лондон. Оба уже имели относительную известность как подающие надежды профессионалы и оба время от времени сидели без работы. В настоящий момент Перигрин как раз был на гребне, занимаясь постановкой современного репертуара в "Единороге", и увидел на сцене первую свою пьесу. Джереми обдумывал декорацию к маскараду, которую собирался представить на международный конкурс.
   Недавно он приобрел долю в маленьком магазинчике на Уэлтон-стрит, где торговали, как он выражался, "первосортным барахлом". Он был фанатом аутентичности и начал приобретать репутацию эксперта.
   Большую часть своих сбережений Джереми с Перигрином потратили на аренду и обстановку своей квартиры, вследствие чего оказались, вопреки намерениям, у порога финансового кризиса. Впрочем, Джереми наконец решился расстаться с одной блондинкой непредсказуемого темперамента, чему Перигрин был очень рад, поскольку отпала необходимость приноравливаться к ее неожиданным появлениям.
   В свою очередь, Перигрин выпутался из интрижки с некой актрисой. Произошло это по обоюдному согласию, поскольку она весьма кстати поняла, что скучает, прежде чем Перигрин решился высказать это вслух. Роман их был небогат событиями, кончился без всяких эксцессов, не оставил о себе недобрых чувств, и потому в настоящий момент Перигрин был свободен сердцем и совершенно счастлив.
   Он был высоким, темноволосым мужчиной несколько хулиганского вида. Джереми обладал красноватым, слегка свирепым, но вместе с тем приятным лицом и был крайне влюбчив, что скрывал за превосходными манерами. Обоим было по двадцать семь лет. Их квартира располагалась на верхнем этаже бывшего склада на берегу Темзы восточное Блэкфрира. Именно из ее окна Перигрин, бесцельно изучая Южный берег с помощью полевого бинокля, углядел театр "Дельфин" и откопал занимающееся им агентство. Вот и теперь он подошел к окну.
   - Смотри, его видно. Вон там. Внутри этого театра я провел самые кошмарные полчаса моей жизни и должен был бы содрогаться от одного взгляда на это здание, но, клянусь Богом, меня влечет к нему так, как никогда и ни к чему не влекло. Знаешь, если Кондукис начнет его сносить, я, пожалуй, переменю квартиру, чтобы не видеть этого варварства.
   - Может, подкараулить его и броситься перед ним на колени с воплями "О, сэр, пожалуйста, сэр, пощадите "Дельфина", умоляем, сэр"?
   - Я могу точно сказать тебе, какова будет реакция. Он попятится, словно от нас дурно пахнет, и скажет своим бесцветным голосом, что ничего не понимает в подобных вещах.
   - Интересно, сколько понадобилось бы денег?
   - Чтобы восстановить его? Не иначе как сотни тысяч, - мрачно ответил Перигрин. - Вряд ли Национальный театр захочет даже задуматься над этим. И вообще никто не захочет... Нет ли какого-нибудь общества, которое занимается памятниками старины?
   - Есть, но... "я ничего не понимаю в подобных вещах", - передразнил Джереми и вернулся к своей модели.
   Перигрин же с некоторым сожалением (в котором не признался бы даже под угрозой расстрела) принялся упаковывать костюм от мистера Кондукиса. Он был из прекрасного угольно-серого твида и сшит прямо по-королевски. Затем мистер Джей выстирал и выгладил носки, нижнее белье и рубашку, которые были на нем чуть более получаса, и похитил принесенную Джером картонную коробку, чтобы сделать посылку.
   - Теперь надо найти посыльного, чтобы доставить все это.
   - Зачем?!
   - Идти самому - чертовски мучительно.
   - Тебе всего-навсего понадобится сунуть коробку раззолоченному лакею.
   - Я буду чувствовать себя настоящим ослом.
   - Совсем рехнулся, - коротко резюмировал Джер.
   - Не хочу туда возвращаться. Понимаешь, все было так странно, диковинно и в то же время несколько зловеще. Точь-в-точь как в сказке, где исполняются все желания, кроме последнего.
   - Молодой драматург с вытаращенными глазами и добрый отшельник?
   - Я не уверен, что Кондукис добр, хотя допускаю это, а глаза я действительно таращил. На перчатку. Знаешь что?
   - Что?
   - Мне пришла в голову одна мысль.
   - Уже? И какая же?
   - Не сейчас. Пока я хотел бы воздержаться от обсуждения, но речь идет о пьесе.
   - Да, такие вещи лучше не обсуждать заранее, - согласился Джереми.
   - Вот именно.
   Наступившее молчание прервал хлопок крышки почтового ящика.
   - Пет, - свистнул Джер.
   - Вряд ли это наш.
   - Счета.
   - Ну, их я в расчет не принимаю. Просто не смею.
   - А вдруг это письмо от мистера Кондукиса с предложением усыновить тебя?
   - Хи-хи-хи.
   - Лучше посмотри, а то мне что-то не нравится твое кудахтанье. Прогулка по лестнице тебе не повредит.
   Перигрин прошелся по комнате, затем, как бы ненароком, толкнул дверь, медленно спустился по ветхой лестнице и пошарил в почтовом ящике. Там оказалось три счета (два из них для него), рекламный проспект и конверт.
   "Перигрину Джею, эсквайру, в собственные руки".
   Перигрин и сам не знал, почему ему не захотелось вскрывать конверт прямо у ящика. Он вышел наружу, добрел по их тихой улочке до проема между домами с видом на Темзу и Сауквок, невидящим взглядом уставился на склад, который частично заслонял "Дельфин". Наверное, склад "Фиппс Браса", где работает тот человек с масленкой... Джоббинс. Ветер с реки обвевал его голову, собирал волосы на затылке. Быть может, именно в тот миг ведьма-муза, как любил ее называть Перигрин, и запустила свои когти в его шевелюру. Где-то ниже по течению дружно взревели баржи. "Почему, интересно, речные суда так любят гудеть хором?" - удивился Перигрин. Его правая рука судорожно сжимала в кармане куртки письмо.
   Глубоко вздохнув, словно решившись на отчаянный шаг, он резко выдернул конверт из кармана и вскрыл его.
   Пять минут спустя Джереми услышал, как хлопнула входная дверь, и Перигрин, спотыкаясь, взлетел по лестнице. Он ворвался в комнату бледный как смерть и явно лишившийся дара речи.
   - Господи, ну что еще-то стряслось? - устало поинтересовался Джереми. Кондукис пытался тебя похитить?
   - Читай, - выдохнул Перигрин, сунув ему в руку листок.
   "Уважаемый сэр, - прочел Джереми, - мистер В.М.Г. Кондуки с поручил мне проинформировать Вас, что он занялся вопросом касательно театра "Дельфин ", Причальная набережная, который имел удовольствие обсуждать с Вами сегодня утром. Мистер Кондукис считает, что данный вопрос требует более детального изучения, и потому предлагает Вам позвонить в представительство компании "Консолидэйтед Ойлс, Лтд" и связаться с мистером С. Гршслэдом, который полностью введен в курс дела. Для Вашего удобства я прикладываю карточку с адресом, а также сообщаю, что позволил себе договориться о Вашей встрече с мистером Гринслэдом сегодня до 17.30.
   Мистер Кондукис поручил мне также умолять Вас не затрудняться возвращением тех вещей, которые он был счастлив предложить Вам после прискорбного несчастного случая, виновником которого он, без сомнения, себя чувствует. Мистер Кондукис понимает, что Ваш собственный гардероб безнадежно испорчен, и надеется, что Вы позволите ему сделать тот жест, который кажется наиболее адекватным в плане компенсации ущерба. Вещи, кстати, совершенно новые. В ином случае мистер Кондукис будет надеяться возместить причиненный Вам ущерб в более удобной для Вас форме.
   Мистер Кондукис не намерен лично участвовать в каких бы то ни было планах относительно театра "Дельфин "и нив коем случае не желает затрагивать эти вопросы. Мистер Гринслэд уполномочен представлять его на всех уровнях.
   С уважением,
   М. Смитимен
   (личный секретарь мистера Кондукиса)".
   - Не может быть, - сказал Джереми, глядя поверх своих очков.
   - Может. Пока, во всяком случае. Джереми еще раз перечитал письмо.
   - Что же, по крайней мере, он не собирается приближать тебя к себе, стало быть, мы судили о нем неверно.
   - Насколько я понял, он, слава Богу, не желает меня видеть.
   - Не впал ли ты в грех красноречия, мой бедный Перигрин?
   - Похоже, что впал. И польщен результатом.
   - Сдается мне, - неуверенно произнес Джереми, - что он когда-то потерпел крушение на море.
   - Кто?
   - Кондукис, болван. Кто же еще? На своей яхте.
   - Уж не на "Каллиопе" ли случайно?
   - Кажется, да. Я почти уверен, что она утонула.
   - Быть может, неприятное положение, в которое я попал, напомнило ему о собственных переживаниях?
   - Знаешь, - заявил Джереми, - я решительно не понимаю, чего ради мы все это раздуваем. Что, собственно, произошло? Ты посмотрел на заброшенный театр, свалился в выгребную яму, откуда был извлечен мультимиллионером, после чего стал резать правду-матку, настаивая на уникальности здания. Владелец спросил себя, не надо ли повременить и разобраться в существе вопроса, и направил тебя к одному из своих рабочих муравьев. Где тут повод для возбуждения?
   - Интересно, понравился бы мне М. Смитимен, доведись нам встретиться? А вдруг я невзлюблю С. Гринслэда с первого взгляда? Или он меня, скорее?
   - При чем тут это? Ты вечно переоцениваешь персональные связи. Взять хотя бы твое идиотское обхождение с женщинами. И вообще... Подозревать бедного мистера Кондукиса в нечестных намерениях после того, как он выразил желание никогда в жизни больше с тобой не встречаться!
   - Итак, ты предлагаешь мне принять его ослепительный костюм? - недоверчиво уточнил Перигрин.
   - Разумеется. После такого письма было бы крайне грубо, неблагородно да и просто вульгарно возвращать его. Старик всего-навсего пытается всучить тебе ослепительно-новое платье взамен того, которое ты угваздал в его грязном люке. Не на чай же тебе, в самом деле, давать?
   - Если бы ты видел его, то не стал бы называть стариком. С более странной и неуютной личностью я еще никогда не сталкивался.
   - Пусть так. Но на твоем месте я бы почистил перышки и явился к С. Гринслэду точно в 17.30.
   - Именно это я и сделаю, - сказал Перигрин, помолчав. - Заметь, что в письме нет ни слова по поводу перчатки и приложенных к ней документов.
   - Уже заметил.
   - Держу пари, я заставлю этого С. Гринслэда отправить их специалистам.
   - Ну, ну.
   - Да, да. И вообще, Джер, пользуясь твоими словами, что, собственно говоря, произошло? Если мне по какой-то дикой, невероятной случайности выпадет шанс спасти жизнь "Дельфину", я почувствую себя на седьмом небе. Но все это так, затейливый эпизод. А тем временем нас ждет очередной наплыв счетов.
   - По крайней мере, - пожал плечами Джер, - не придется ждать еще одного от твоих портных.
   ***
   Мистер С. Гринслэд был лыс, бледен, хорошо одет и больше ничем не примечателен. К его роскошному офису вел целый ряд менее роскошных, но все же впечатляющих апартаментов. Мистер Гринслэд восседал за столом, рука его покоилась рядом с папкой, за спиной висела восхитительная картина, а перед носом сидел Перигрин, призвавший на помощь все приемы, какими владел, чтобы скинуть напряжение.
   - Мистер Джей, - говорил Гринслэд, - вы, безусловно, отдаете себе отчет в том, что наше свидание - результат вашей вчерашней встречи с мистером Кондукисом.
   - Да.
   - Прекрасно. Вот здесь у меня краткое изложение сути дела. Точнее - того предложения, которое, если можно так выразиться, вы сделали мистеру Кондукису. Все, что он запомнил.
   Мистер Гринслэд надел очки и раскрыл папку.
   - "Мистер Джей полагает, что театр "Дельфин" следует отреставрировать и учредить там труппу для постановки пьес Шекспира и других авторов, создающих произведения высокой художественной ценности. Мистер Джей полагает также, что здание театра "Дельфин" само по себе представляет культурную и историческую ценность".
   Мистер Гринслэд поднял взгляд на Перигрина.
   - Ваше предложение заключалось в этом, не так ли?
   - Да, да, разумеется. За исключением того, что я не употреблял выражение "художественная ценность", поскольку терпеть его не могу.
   - Мистер Джей, известно ли вам хоть что-нибудь о сфере интересов мистера Кондукиса?
   - Я.., нет... Я знаю только, что он.., он...
   - Необычайно богат и склонен к отшельничеству? - предположил мистер Гринслэд с легкой заученной улыбкой.
   - Да.
   - Да. - Мистер Гринслэд снял очки и аккуратно положил их на подушечку, которой был оборудован, помимо прочего, его необычайно сложный письменный прибор. Перигрин было решил, что сейчас последует откровение по поводу привычек мистера Кондукиса, но мистер Гринслэд просто произнес: "Прекрасно", и после приличествующей случаю паузы любезно попросил Перигрина немного рассказать о себе. Например, о своем образовании и карьере.
   Перигрин поведал, что родился и воспитывался в Новой Зеландии, в Англию приехал, чтобы поступить и закончить театральную школу, после чего здесь и остался.
   - Мне известно о ваших успехах на театральном поприще, - сказал мистер Гринслэд. Перигрин моментально решил, что его собеседник провел собственное конфиденциальное расследование.
   - Мистер Джей, - продолжил мистер Гринслэд, - мне поручено сделать вам одно предложение, которое может показаться чересчур стремительным, однако мистер Кондукис - человек быстрых решений. Предложение заключается в следующем: мистер Кондукис готов рассмотреть вопрос о восстановлении театра разумеется, при условии, что мнение архитектора и строителей окажется благоприятным. После получения всех необходимых разрешений он профинансирует это мероприятие, но при одном условии...
   Мистер Гринслэд сделал паузу.
   - При одном условии? - повторил Перигрин хрипловатым, как у подростка, голосом.
   - Вот именно. Условие заключается в следующем: вы должны взять на себя управление "Дельфином". Мистер Кондукис предлагает вам занять пост директора театра с широкими полномочиями: планировать художественную политику, формировать труппу и ставить спектакли. Здесь вы сможете действовать целиком по собственному усмотрению, не выходя, однако, за определенные финансовые рамки, которые будут оговорены в контракте. Мне хотелось бы услышать вашу реакцию на это, пока, как вы сами понимаете, предварительное предложение.
   Перигрин едва подавил неудержимое желание расхохотаться. Секунду он смотрел в проницательные глаза на бесстрастном лице своего собеседника, затем произнес:
   - С моей стороны было бы смешно притворяться, что я испытываю иные чувства, кроме полного изумления и восхищения.
   - Вот как? - откликнулся мистер Гринслэд. - Прекрасно. В таком случае я продолжу предварительные изыскания. Кстати, я являюсь полномочным представителем мистера Кондукиса по целому ряду вопросов. Полагаю, что когда дойдет до составления контрактов, если до этого вообще дойдет, мне нужно будет связаться с вашими агентами?
   - Да, это...
   - Благодарю вас. По-моему, мистер Слейд и мистер Оппингер?
   - Да, - пробормотал Перигрин, судорожно припоминая, на каком именно такте своей пьяной рапсодии он упомянул об этом мистеру Кондукису. Похоже, об этом речь вообще не заходила.
   - Перейдем к следующему вопросу, - предложил мистер Гринслэд и, подозрительно повторяя жесты своего патрона вчерашним утром, выдвинул ящик стола, чтобы извлечь из него маленькую викторианскую шкатулку.
   - Насколько я понимаю, вы уже знакомы с содержимым этой шкатулки и выразили некоторую тревогу по поводу ее аутентичности.
   - Я сказал, что следовало бы обратиться к специалистам.
   - Вот именно. Мистер Кондукис согласился с этим и поручил спросить, не будете ли вы столь любезны лично заняться этим вопросом.
   Перигрин почувствовал, что впадает в транс.
   - Перчатка и документы застрахованы? - спросил он.
   - Только на общих основаниях вместе с остальным имуществом, поскольку их стоимость неизвестна.
   - Мне кажется, ответственность слишком...
   - Я понимаю ваши колебания и, предвидя их, предупредил мистера Кондукиса. Однако мистер Кондукис остался при "своем мнении и просил вас взять эту миссию на себя.
   В кабинете повисло молчание.
   - Сэр, - проговорил наконец Перигрин. - Почему мистер Кондукис делает все это? Почему он дает мне.., по крайней мере, шанс взяться за столь фантастически ответственную работу? Что заставляет его так поступать? Я же не такой осел - во всяком случае, надеюсь на это, - чтобы вообразить, будто сумел произвести на него впечатление, хоть в какой-то мере соответствующее сделанным через вас предложениям, и я.., я...
   Перигрин почувствовал, что краснеет, и запнулся. Мистер Гринслэд выслушал его очень внимательно и, как показалось Перигрину, с большим интересом, затем поднял очки за дужки обеими руками, покачал их над письменным прибором и сказал, не поднимая глаз:
   - Разумный вопрос.
   - Надеюсь.
   - И вопрос, на который я не в состоянии ответить.
   - О?
   - Да. Буду с вами откровенен, мистер Джей. Я понятия не имею, почему мистер Кондукис так поступает. Однако, если я правильно интерпретировал ваши опасения, могу заверить вас, что они неуместны. Это не в его натуре, - как-то очень по-приятельски добавил он и положил очки.
   - Чрезвычайно рад слышать это.
   - Итак, вы возьметесь за выполнение поручения?
   - Да.
   - Превосходно.
   ***
   Эксперт сложил руки и откинулся на спинку стула.
   - Ну, - начал он, - по-моему, можно с уверенностью утверждать, что эта перчатка относится к концу шестнадцатого или самому началу семнадцатого века. Некоторое время она подвергалась слабому воздействию соленой воды - слабому, поскольку явно была чем-то защищена. Шкатулка пострадала гораздо сильнее. По поводу инициалов "ГШ" на изнаночной стороне отворота я ничего определенного сказать не могу; не являюсь специалистом в этой области. Что же касается этих двух, я сказал бы, поразительных документов, то их можно подвергнуть ряду тестов с помощью инфракрасного излучения, спектрографии и так далее. Здесь я тоже не специалист. Однако могу ручаться, что если они подделаны, то это непременно обнаружится.
   - Вы не подскажете, каким образом я могу получить полное заключение?
   - О.., полагаю, мы могли бы это устроить. Но предварительно хотелось бы иметь письменное согласие владельца на экспертизу, гарантии и так далее. Вы ведь пока ничего не рассказали мне об истории этих предметов, не так ли?
   - Пока нет, - согласился Перигрин, - но я сейчас исправлюсь. Правда, если вы не возражаете, с одним условием. Мне дано разрешение назвать имя владельца под ваше честное слово, сохранив тайну до тех пор, пока не будет получено окончательное заключение. Видите ли, он испытывает почти смертельный страх перед любой рекламой или простым упоминанием его имени в прессе, что вас, безусловно, перестанет удивлять, когда вы узнаете, кто он.
   Эксперт довольно долго молчал, пристально разглядывая Перигрина, потом сказал:
   - Хорошо. Я готов считать этот вопрос конфиденциальным в той части, которая касается имени вашего патрона.
   - Его зовут мистер Вэссил Кондукис.
   - Господи Боже!
   - Вот именно, - веско сказал Перигрин, подражая Гринслэду. - Теперь я расскажу вам все, что сам знаю об истории этих предметов. Слушайте.
   И Перигрин старательно изложил канву событий, начиная с посещения старого театра.
   Эксперт ошарашенно слушал.
   - Действительно, очень странно, - проговорил он, когда Перигрин кончил.
   - Уверяю вас, я ничего не выдумываю.
   - Нет, нет, я верю. Я, разумеется, слыхал о Кондукисе, да и кто не знает о нем? Но вы понимаете, какая.., какая сенсация, если предметы окажутся подлинными?
   - С тех пор, как я их увидел, я не могу думать ни о чем другом. Детская перчатка и записка... Они лежат перед вами, прося поверить, что одним летним утром 1596 года искусный мастер из Стратфорда сделал пару перчаток и подарил их своему внуку, который носил их всего день, а затем...
   - Комнату заполнило горе об ушедшем ребенке?
   - Да. А спустя долгое время, целых двадцать лет, отец составил свое завещание и оставил одежду своего умершего сына дочери Джоан Харт. И эта записка возникла с ее слов... То есть я хочу сказать, что именно ее рука водила по этому листочку бумаги... Если, конечно, он подлинный. А еще через два столетия некто Э.М. положил перчатку и записку в викторианскую шкатулку вместе с сообщением, что его - или ее - прапрабабушка получила их от Дж. Харт, а бабушка уверяла, что они принадлежали Поэту. Речь действительно может идти о Дж. Харт. Она умерла в 1664 году.
   - Я бы на этом не основывался, - сухо сказал эксперт.
   - Разумеется, нет.
   - Говорил ли мистер Кондукис что-либо о ценности этих предметов? Если, конечно, они окажутся действительно ценными... Я не могу прикинуть, какова может быть их стоимость в денежном выражении... Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
   Пару секунд Перигрин и эксперт смотрели в глаза друг другу.
   - Мне кажется, - сказал Перигрин, - он сознает это. Однако должен вам сказать, обращался он с этими вещами довольно небрежно.
   - Что же, мы небрежности не допустим, - сказал эксперт. - Я дам вам расписку и попрошу вас лично проследить за тем, как будут уложены эти предметы.
   Затем он на мгновение склонился над мертвой сморщенной перчаткой и пробормотал:
   - Если бы она оказалась настоящей!
   - Страшно подумать, что случилось бы! - воскликнул Перигрин. - Пристальное внимание, стремление обладать...
   - Тут запахло бы убийством, - категорично произнес эксперт.
   ***
   Спустя четыре недели осунувшийся, с запавшими глазами Перигрин дописал последнее слово в своей пьесе и поставил под ним ремарку "Занавес". Этим же вечером он прочел ее Джереми, которому пьеса понравилась.
   От мистера Гринслэда не было никаких известий. Театр "Дельфин" все еще стоял на своем месте. Джер посетил агентство по недвижимости, чтобы получить разрешение на осмотр здания, но услышал ответ, что театр изъят из их ведения и, по-видимому, снят с продажи. Служащие агентства держались натянуто.
   Время от времени молодые люди заговаривали о "Дельфине", но теперь приключения Перигрина стали казаться такой фата-морганой, будто он сам все выдумал.
   Музей дал предварительный отчет, в котором сообщалось, что пока ничто не противоречит предполагаемому возрасту исследуемых предметов. Получить же заключение специалиста по древним манускриптам не представляется возможным, поскольку он находится в Америке. Экспертиза будет проведена по его возвращении.
   - Во всяком случае, они не дали от ворот поворот, - сказал Джереми.
   - Это уж точно.
   - Ты переслал отчет Гринслэду?
   - Конечно.
   - А как насчет открытия сезона в театре "Дельфин" примерно об эту пору на следующий год новой пьесой Перигрина Джея "Перчатка"? - спросил Джереми, опуская свою покрытую веснушками руку на рукопись Перигрина.
   - Иди ты!..
   - Почему бы и нет? Пусть занавес вздымается и падает. Твое дело - творить!
   - Уже натворил.
   - Хлеба и зрелищ!
   - Слушай! - Перигрин судорожно смял клочок бумаги. - Я представляю себе возможную реакцию. Во-первых, моментально завопят, что нечто похожее уже было, а во-вторых, превратят бедную невинную вещицу в постоянную мишень для затрещин, со вкусом отвешиваемых нашей поэтической гильдией. Все шекспироведы встанут на дыбы во главе с Энн Хэзэвей. Пьесу сочтут дурно пахнущей и потопят еще до спектакля.
   - Лично я не нахожу ничего предосудительного.
   - Да, но стоит только сказать "Шекспир", как поднимется буря. И какая!
   - По-моему, сам Шекспир только и делал, что вызывал бури. Подумай, как в его время звучал "Генрих VIII". Ладно, давай дальше. Кому ты хотел бы дать роль Шекспира?