Маршак Самуил Яковлевич. Проза разных лет

   Но вот и невысокий берег Росслерской гавани.
   После стремительного экспресса и плавания по бурному морю приятно отдохнуть в покойном и неторопливом поезде ирландской железной дороги. За окнами - мирная зеленая равнина, озаренная закатом, догорающим за покатыми холмами на горизонте. Вот они - просторы, где трудятся земледельцы, терпеливо идущие за плугом. Деревни с избами, крытыми соломой. Стада, вольно бродящие по диким пастбищам без присмотра пастухов.
   Даже в вагоне царит настроение, какого не бывает в английских вагонах. Там пассажиры редко вступают в разговор. Читают газету или смотрят в окно.
   Здесь же очень быстро завязывается всеобщая беседа. Старушка с дочерью возвращаются из Англии и ругают англичан и все английское. К ним присоединяется старая дева, учительница, пользующаяся случаем провести параллель между Ирландией и Англией, обычаями и нравами обеих стран.
   - Мама ни за что не хотела оставаться в Англии, - говорит бледная девушка. - Мне лично нравилось там жить. Англичане живут богаче и веселее. Но мама настояла на своем.
   Старушка на вид кроткая-прекроткая. Но видно, что у нее хватило решимости и упорства для того, чтобы настоять на возвращении на родину. Губы у нее крепко сжаты, а на лбу упрямая морщинка.
   Она добилась своего и выглядит довольной и умиротворенной.
   - Англичане очень много едят. Ах, как они много едят. И всегда мясо.
   - У англичан нет никакой религии. Вот только в церковь ходят по воскресеньям.
   - Это правда, совершенная правда! - восклицает учительница. - Я часто дразнила моих знакомых англичан тем, что их разводы недействительны. Их религия допускает развод, но ведь мы, католики, знаем, что никто не может развести супругов помимо святого престола. Я говорила одной даме, которая развелась и снова вышла замуж, что у нее теперь два мужа.
   - Англичане ужасно любят деньги.
   Кто-то, защищая англичан, говорит, что они энергичны, культурны и свободны от суеверий - между тем ирландцы до сих пор верят в фей и ведьм.
   - Мама верит, - говорит бледная девушка. Кроткая "мама" улыбается и кивает головой.
   - Да, я верю.
   - Какие же они бывают - феи? - спрашиваю я.
   - Разные: добрые и злые, светлые и темные.
   - А где они живут?
   - В пещерах, в лесу, да и в домах иногда, - отвечает старушка, улыбаясь...
   Кто-то противопоставляет немузыкальность англичан музыкальности ирландцев.
   По этому случаю пожилая учительница даже спела куплет одной народной песни:
   Ах, продам тебя я, прялка.
   Я продам веретено.
   Мне себя самой не жалко,
   Жизнь иль смерть - мне все равно.
   Я мог бы проездить по английским железным дорогам десяток лет, а не услышал бы песни - особенно из уст старой девы...
   В этот день я приехал в большой город Лимерик, где я рассчитывал переночевать перед тем, как отправиться в путь - по левому берегу реки Шаннон. Рано утром я вышел побродить по улицам и заглянул в парк. У необычайно высокого памятника с классически задрапированной фигурой на скамье сидел молодой человек.
   - Чей это памятник? - полюбопытствовал я.
   - Сторонника Унии между Англией и Ирландией {3}, Сиринг Раиса. Памятник, правда, красивый, но лучше бы он не стоял здесь. Вот было бы время убрать его... теперь, когда гомруль станет законом и уния тысяча восьмисотого года будет уничтожена.
   Худощавый молодой человек произнес эти слова очень Энергично. Впалые глаза его засветились гневным огоньком.
   Я сообщил ему, что я иностранец и нахожусь в Ирландии впервые.
   Молодой человек счел своим долгом прочесть мне целую лекцию об Ирландии и ее прошлом.
   Об англичанах и их политике в Ирландии он говорил с озлоблением, весь дрожа. В воздухе веяло сыростью и ранней прохладой, и этим можно было отчасти объяснить дрожь моего собеседника, который был в легком пиджачке без пальто.
   Я спросил его:
   - Примирит ли вас с Англией ваша автономия?
   - Не знаю, не думаю, - увлеченно ответил молодой человек, - века преследований не забываются. Мы все были бы счастливы, если бы какая-нибудь держава отторгла нас от Англии... Сколько способностей и дарований погибало и погибает в нашей стране даром. Сколько естественных богатств не использовано из-за религиозной вражды. Капиталы находятся, главным образом, у протестантов. Все крупные фермы в их руках. Вот отчего нашей молодежи так трудно пробивать себе дорогу. Вы побродите по Ирландии, вы узнаете и полюбите наш народ. О, это прекрасный народ. Пойдите в наши доки здесь в Лимерике, и вы услышите много глубоких и остроумных вещей, каких бы не сказал никакой писатель или профессор. Ни одного бранного слова вы не услышите в наших тихих доках. На днях я прихожу на почту рано утром. Вижу, стоят двое рабочих-грузчиков. Дрожат от холода. "Что, спрашивают, пришли ли газеты. Мы хотим узнать результат голосования в Палате общин после второго чтения гомруля" {4}. А еще говорят, что наше простонародье не интересуется гомрулем.
   Городские часы пробили девять. Молодой человек, еще не остывший от недавнего волнения, поплелся на службу.
   Город давно проснулся. По улицам ходили женщины в черных шалях - без шляп. (В Англии последняя прачка или деревенская жительница выходят на улицу не иначе, как в шляпке. Даже цыганки - и те носят шляпы!)
   На почте ко мне подошел высокий, прямой старик и сказал мне строго и просто:
   - Пишите мне телеграмму, - и не дожидаясь моего согласия, продиктовал: - "Килдайсарт. О'Селливану. Везти ли телят на базар или оставить их дома".
   После высоко просвещенной Англии меня даже тронул этот экземпляр неграмотности, невежества. Старик напомнил мне родную мне Россию...
   Мой утренний знакомый был прав. Доки Лимерика оказались необычно тихими. Ни гулкой брани, ни выкриков. Добродушные грузчики вели за работой тихую беседу, столь несвойственную людям их профессии: будто старушки у камина.
   Если в воздухе и слышались здесь какие-нибудь крики, то они принадлежали чайкам, галкам и воронам, носившимся над доками.
   Снежно-белые и черные птицы мелькали над водой и кружились над мачтами парусных судов, прибывших издалека.
   ВЕРБЛЮД И СВИНЬЯ
   Верблюд сказал:
   - Я рад, что у меня длинные ноги и длинная шея. Это очень удобно.
   Свинья сказала:
   - А я рада, что у меня короткие ноги и короткая шея. Это гораздо удобнее. Верблюд сказал:
   - Давай поспорим. Если ты окажешься права, я отдам тебе свой горб. Свинья сказала:
   - Давай. Если ты окажешься прав, я отдам тебе свой пятачок!
   -- Ладно! - сказала свинья.
   - Идет! - сказал верблюд.
   Они пошли вместе и остановились у сада. Сад был обнесен низкой оградой, а калитки не было. Верблюд, не долго думая, вытянул шею и стал срывать с веток сладкие плоды. А свинье ничего не досталось.
   Верблюд позавтракал и сказал свинье:
   - Ну, кто из нас прав?
   - Пойдем дальше! - сказала свинья.
   Пошли дальше и пришли к огороду. Вокруг огорода была очень высокая ограда, а калитка была очень низенькая. Свинья вошла в огород и стала есть вкусные овощи, которые росли на земле. А верблюд не мог войти и остался за оградой.
   Свинья пообедала и, выйдя из калитки, сказала верблюду:
   - Ну, кто из нас прав?
   Спорили они, спорили да и порешили, что верблюд останется со своим горбом, а свинья со своим рылом.
   ЗАМОК ИНЧИКУИНА
   Я учился в английском колледже. Был у нас рыжий студент, потомок древних ирландских королей. Звали его Инчикуин. Ему было всего шестнадцать лет. Мы с ним учились вместе целый год, а никогда не разговаривали. У него было всего два приятеля - с ними он ездил верхом по парку каждое утро перед завтраком. А на других студентов и смотреть не хотел.
   Как-то раз я вышел после лекции в сад. Было это весной, солнце начинало припекать. Вижу - на скамейке сидит Инчикуин, без шапки, в руках держит книжку. Ветерок растрепал его рыжий пробор.
   - Проклятая латынь! - бормочет Инчикуин, наморщив маленький лоб.
   Я молчу.
   Инчикуин вынул изо рта трубку и говорит сквозь Зубы:
   - Послушайте, вы что-нибудь смыслите в латыни? Будь я проклят, если когда-нибудь пойму хоть одну латинскую строчку.
   - Давайте, я вам помогу, - сказал я и быстро перевел ему несколько строк.
   - О, - сказал Инчикуин, - вы, иностранцы, дьявольски умный народ! А для меня латынь все равно что готтентотский язык. Пожалуйста, переведите еще раз, я запишу.
   Ничего не поделаешь - пришлось продиктовать ему страницу из Овидия.
   Он то и дело прерывал меня и спрашивал, как пишутся слова.
   - Да ведь я диктую вам не по-латыни, а по-английски - на вашем же родном языке!
   Инчикуин не смутился и сказал очень весело:
   - Будь я проклят, если я когда-нибудь одолею английское правописание! Для меня это китайская грамота!
   После этого случая не только Инчикуин, но и его товарищи стали при встрече улыбаться мне.
   Я часто слышал, как они говорят между собой:
   - О, эти иностранцы - чертовски умный народ! Жарят Овидия, как "Отче наш".
   ----
   Однажды я сидел в нашей маленькой тихой университетской библиотеке. Инчикуин вошел в комнату, перелистал журнал "Хоккей", а потом от нечего делать подсел к моему столику. В библиотеке нельзя было курить - поэтому он держал во рту потухшую трубку.
   - Слушайте, - сказал он, - знали ли вы в России одного человека, я забыл его фамилию. Кончается на "ский"... Славный парень, ростом в шесть футов!
   Я ничего не мог ему ответить, но он и не ждал моего ответа.
   - Слушайте, - сказал он опять. - А знакомы ли вы с русским царем, то есть я хочу сказать - бываете ли во дворце? Я в прошлом году видел вашего великого князя. Позабыл только, как его зовут. Кажется, Михайловна.
   ----
   Я очень любил читать книги о средневековых рыцарях. Инчикуин увидел у меня в руках книгу, которая называлась "Ирландский замок". На первой странице были изображены развалины замка с деревьями на крыше.
   - О, - сказал Инчикуин, - у меня у самого есть в Ирландии замок. Ему восемьсот двадцать три года.
   - А башни уцелели? - спросил я.
   - Да, башни, подъемный мост и все прочее. На реке Шаннон, недалеко от деревни Килдайсарт. Красивый вид. Приезжайте посмотреть. Только мы живем не в замке, а в двух милях от него. У меня дома отличные лошади. Читали вы в газетах о Ирландской Девушке, которая взяла приз на Дерби? Это моя кобыла.
   Я записал адрес Инчикуина на обложке "Ирландского замка".
   ----
   Летом я жил в английской деревне у подножия высоких гор, похожих на сахарные головы. Гладко вымощенная, будто полированная дорога проходила через деревню, а потом вилась в горах.
   Деревня была чистенькая, уютная, вся увитая розами и диким виноградом. Я жил в небольшом двухэтажном доме, а против моего окна высился столб с блестящей вывеской гостиницы: "Королевская таверна. Автомобильный клуб".
   По дороге то и дело проезжали автомобили.
   Зашел я раз в бакалейную лавочку за папиросами "Золбтой мундштук". В лавочке пахло всеми английскими колониями: тут были ящики кофе, какао и корицы, а на стене висели целые ветви желтых, слегка почерневших бананов.
   Перед прилавком стоял высокий и прямой юноша в роговых очках. Не шевелясь, он смотрел на лавочника в упор и допрашивал его, как следователь.
   - Лучше всего, - говорил пискливым голосом лавочник, сидя на высокой табуретке, - лучше всего доехать по железной дороге до гавани Фишгард. Оттуда есть пароход в Ирландию, в Росслер.
   Когда я подошел к прилавку, лавочник весело пропищал:
   - Доброе утро, сэр. Славная сегодня погода! Вот мистер Робертсон собирается путешествовать по Ирландии - пешком. Забавная страна! Вы подумайте только - Англия с Ирландией составляют одно королевство, а какая разница! Вы там не бывали еще?
   Я сказал, что давно собираюсь.
   Высокий молодой человек, не поворачивая головы, сказал мне:
   - Если хотите, поезжайте со мною. Вдвоем веселее. Вы умеете ходить? Захватите дорожный мешок и будьте у "Королевской таверны" через два часа.
   Потом он повернулся, оскалил лошадиные зубы и сказал:
   - Та-та.
   Так говорят для краткости вместо "гуд бай". "Гуд бай" значит "прощай", а "та-та" что-то вроде нашего "пока".
   ----
   Мы поехали. В поезде мистер Робертсон все время молчал и читал путеводитель, раскрыв маленькую карту.
   На пароходе он лежал в длинном кресле на палубе. Лицо у него было зеленое, как море зимой. Рот был широко открыт. Шляпу он надвинул на глаза, чтобы не видеть мелких перекатывающихся морских волн.
   - Как вы чувствуете себя? - спросил я, проходя мимо.
   - Отлично, великолепно, наслаждаюсь путешест... - попробовал он соврать, но, не кончив слова, закрыл глаза и склонил голову набок.
   В несколько часов мы переправились через небольшое, но бурное Ирландское море.
   - Что же, пешком? - спросил я у Робертсона, когда мы с ним сошли на землю.
   - Да, я признаю только пешее передвижение.
   Мы пошли по пыльной большой дороге. По одну сторону виднелись круглые холмы, по другую только луга. На лугах паслись овцы без пастухов и собак.
   По дороге проходили женщины, закутанные в черные платки и похожие на монахинь.
   Мистер Робертсон опустился у края дороги на камень.
   - Что с вами? - спросил я. Притворно улыбаясь, он прошептал:
   - Маленькое головокружение... от свежего воздуха.
   - А вы можете дальше идти, мистер Робертсон? Все с той же веселой улыбкой он отвечал:
   - Конечно, могу, но лучше бы поехать.
   Мимо нас бежал мелкой трусцой ослик, тащивший повозку вроде открытого ящика. В ящике стоял длинный человек в соломенной шляпе и колотил осла палкой.
   - Ги-ги! - кричал он. - Двигай ногами, дармоед, а то я тебе перешибу спину!
   - Послушайте! - закричал я ему. - Моему товарищу дурно, не подвезете ли вы нас немного?
   - Он и меня везти не хочет, - отвечал человек в шляпе. - Садитесь, будем вместе погонять его!
   Робертсон тяжело грохнулся в повозку, как замороженный труп. Я полез за ним.
   - А не будет ли ослу тяжело? - спросил я.
   - Спросите у него, - пробормотал человек в шляпе и ткнул осла дубиной.
   В это время нас догнала женщина. Из-под черного платка виднелся только край ее красного лба и седые космы волос.
   - Пьяница! - закричала она. - Посадил черт знает кого, а я должна пешком тащиться!
   Осел, видимо, испугался крика и поскакал по дороге, как хороший призовой конь.
   - Вы знаете ее? - спросил я, когда женщина пропала из виду.
   - Зияю, - спокойно ответил возница.
   - А кто она такая?
   - Жена.
   - Чья жена?
   - Моя.
   Осел остановился у маленькой железнодорожной станции. Робертсон стал шарить по карманам.
   - Что потеряли? - спросил я.
   Робертсон побледнел и сказал дрожащим голосом:
   - Путеводитель...
   Возница посмотрел на Робертсона с испугом и участием.
   - Оставил в кресле на палубе, - сказал Робертсон. - Проклятое Ирландское море!
   - Что за беда, Робертсон. Будем путешествовать и без путеводителя.
   - Как же это можно! - возмутился Робертсон. - Там указаны все замки, церкви, кладбища, все гостиницы, все станции, все дороги шоссейные и проселочные. Я без него не пойду. Придется сесть на поезд. Я даже не знаю, где здесь останавливаются на ночь. А новый путеводитель не во всяком городе найдешь - особенно здесь, в этой дурацкой Ирландии.
   - В Лимерике найдем, - успокоил я его.
   Где-то близко свистнул паровоз. Мы торопливо простились с владельцем осла и побежали на станцию.
   Через несколько минут мы сидели на полинялых диванах в душном маленьком вагоне и мчались на запад Ирландии - в город Лимерик.
   - Лимерик, - вспоминал Робертсон, - страница сто семьдесят пятая в путеводителе... Кожевенные фабрики, памятник Родсу... Расположен на реке Шаннон.
   - Шаннон! - закричал я. - Там находится замок студента Инчикуина, потомка ирландских королей. Мы непременно побываем у него. Мы увидим подъемный мост, башни, бойницы, деревья на крыше.
   - Сначала надо найти путеводитель, - угрюмо, сказал Робертсон.
   ----
   В Лимерике мы хорошо выспались. Робертсон опять повеселел и заходил большими шагами. Под мышкой у него был новенький путеводитель в красном переплете.
   Мы побывали в доках. Там грузили пароход, но никто при этом не кричал и не суетился. Это была самая тихая пристань в мире. Кричали одни только чайки.
   - Знаете, Робертсон, - сказал я, - хорошо бы нам сегодня отправиться в деревню Килдайсарт, в замок Инчикуина.
   - Постойте, - ответил Робертсон, - надо сначала узнать, есть ли на свете такая деревня и такой замок.
   Он присел на перевернутую лодку и раскрыл свой новенький путеводитель.
   - Деревня Килдайсарт, - прочел он. - Церковь, кладбище... А никакого замка Инчикуина поблизости нет. Никакого. Есть, правда, замок в окрестностях Лимерика, но совсем в другом направлении.
   Я обиделся и сказал резко:
   - Я иду в Килдайсарт. Я хорошо знаю, что замок Инчикуина находится недалеко от деревни Этиа. Хотите - идем вместе, а не хотите - мы можем здесь расстаться.
   Робертсон притворно улыбнулся и сказал:
   - Держу пари, что никакого Инчикуина на свете нет.
   - Нет Инчикуина? Что же, я его выдумал?
   - Нет, вы просто ошиблись. Его фамилия, вероятно, не так произносится, а может быть, не так пишется. Никакого замка вы не найдете. Пари на фунт табаку?
   - Идет, - сказал я, - через три дня мы встретимся в Лимерике и увидим, чей табак будем курить.
   - Отлично, - сказал Робертсон, ласково и ехидно улыбаясь. - Только имейте в виду, что в деревне нет гостиницы и вам негде будет ночевать.
   - Переночую под деревом или у местных жителей.
   - Под деревом? - изумился Робертсон. - Разве что под деревом, а у жителей вряд ли. Ну, счастливого пути! Пожимая мне руку, он еще раз улыбнулся.
   - А где же вы будете ночевать? - крикнул он мне вслед. - В рыцарском замке! - ответил я гордо.
   ----
   Я шел зелеными лугами. Надо мной висели и дрожали, как на резиновых ниточках, жаворонки. Я видел, как они отрывались от земли, а потом падали в траву или в колосья. Только изредка попадался мне домик или церковь. Перед церковью высилось распятие из белого или черного мрамора.
   Свернув с дороги, я чуть было не утонул с болоте. Сначала я заметил только, что мои сапоги заблестели, а потом у меня под ногами захлюпала и зачмокала трава. Я вернулся на дорогу.
   "Подвез бы меня кто-нибудь, - подумал я, - а то мне и до вечера в деревню не поспеть".
   Мимо пробежало несколько осликов с ящиками на колесах - вроде того, в котором мы с Робертсоном тряслись вчера. По ящики были плотно набиты бидонами с молоком.
   Вдруг сзади послышалось громкое, веселое ржанье. Я обернулся и увидел в столбе пыли большой и высокий экипаж.
   Должно быть, важная карета. Не подвезет, пожалуй.
   Да, правда, карета. Везут ее две крупных лошади. Громко щелкают длинные бичи. На козлах два человека. Должно быть, кучер и лакей.
   Уж не сам ли Инчикуин катит - потомок ирландских королей?
   Ближе, ближе, - я отхожу в сторону и пропускаю лошадей.
   Что это значит? Карета без окон! На боковой стенке надпись крупными буквами:
   ДЖЕЛФС, ДЖЕЛФС И КОМПАНИЯ
   ЛУЧШАЯ ПРАЧЕЧНАЯ В ЛИМЕРИКЕ
   - Простите, - закричал я бородатому кучеру, - не можете ли довезти меня до деревни?
   - Отчего же нет, - сказал бородач, осаживая лошадей. - Место найдется, а лошади у нас, как видите, не дохлые.
   Я взобрался на высокое колесо, а оттуда полез на сиденье. Вместо лайся я увидел на козлах маленькую сморщенную старушонку. Я сел между нею и бородачом. Опять щелкнул бич, и мы с грохотом покатили.
   "Этак мы скоро домчимся", - подумал я, задыхаясь от быстрой езды и от пыли. Но через пять минут фургон остановился у ворот. За железной оградой я увидел великолепный парк. На ветвях каштанов качались, как султаны на цирковых лошадях, белые цветы. По главной аллее, между двумя рядами каштанов, шел важный мужчина в блестящем цилиндре и вел под руку женщину.
   Сморщенная старушонка скатилась с козел и быстро побежала в ворота, кланяясь на ходу гулявшим по парку людям.
   Бородач тоже поклонился. Человек в цилиндре пристально посмотрел на меня.
   Через несколько минут старушка воротилась с громадным узлом. Отодвинув дверцу фургона, она впихнула туда узел, а сама с ловкостью мальчишки взобралась к нам на сиденье.
   Так вот оно что! Мы собираем по усадьбам грязное белье и развозим господам чистое. Только теперь я это понял.
   Чем дальше, тем чаще мы останавливались в пути. Когда мы подъехали к седьмым воротам, я решил покинуть прачечный фургон и продолжать путь пешком, хотя солнце уже садилось.
   Едва только я поставил ногу на колесо, как из ворот вышли несколько молодых людей. Один из них, рыжий, без шляпы, вел на привязи двух рыжих собак.
   Я посмотрел на него и сразу узнал: Инчикуин. Я хотел было его окликнуть, но в эту минуту проворная старушка скатилась с козел, и обе собаки на нее залаяли.
   - Тубо, дьяволы! - закричал Инчикуин. - Будь я проклят, если я не утоплю вас сегодня же в грязной луже!
   - Добрый вечер, Инчикуин, - сказал я.
   - Добрый вечер, - пробормотал он смущенно, наклоняясь к собакам. Потом он пришел в себя и сказал: - А это вы! Как вы здесь очутились? Куда это вы едете?
   - Никуда, Инчикуин. Я путешествую по Ирландии.
   - Путешествуете? А давно ли вы служите в прачечной? Я расхохотался.
   - Нет, я не служу в прачечной, Инчикуин. Я встретил фургон по дороге и попросил этих людей подвезти меня.
   Инчикуин посмотрел на своих спутников, будто хотел спросить, верят, ли мне они или не верят. Его спутники - такие же мальчишки, как Инчикуин, смотрели на меня с любопытством.
   - Простите, - сказал Инчикуин, наморщив лоб. - Я ничего не понимаю. Люди обыкновенно ездят в каретах, в автомобилях, иногда на велосипедах. Но я никогда, никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь совершал путешествие в прачечном фургоне!
   Мне надоели его рассуждения, и я перебил его:
   - Послушайте, Инчикуин, отчего в путеводителе ничего не говорится о вашем замке?
   Инчикуин пожал плечами и сказал:
   - Спросите об этом людей, которые сочиняют путеводители.
   - А можно ли посмотреть ваш замок?
   - Сделайте одолжение.
   - Вы мне дадите ключи от замка?
   Товарищи Инчикуина переглянулись, а он сердито пробормотал:
   - Не надо никаких ключей.
   - А разве замок всегда открыт?
   - Всегда открыт, - сказал Инчикуин и сейчас же заорал на своих собак: Молчать, дьяволы! Ни с места!
   Когда я отошел на далекое расстояние, я услышал голос Инчикуина:
   - Эй, подождите минутку!
   Я остановился.
   - Где вы будете сегодня ночевать? - крикнул Инчикуин.
   - Буду ночевать в деревне. Спокойной ночи!
   Мимо меня с грохотом прокатил прачечный фургон. Бородач и старушка ласково кивали мне сверху.
   ----
   Когда я пришел в деревню, уже темнело. Двери в домах были заперты. Только одна дверь была открыта настежь, - толстая женщина выгоняла из дома осла.
   - Можно у вас переночевать? - спросил я. Женщина покачала головой.
   - Вам у нас не понравится, - сказала она.
   - Ничего, понравится! Только найдется ли у вас место?
   - Место найдется, - сын дома не ночует, теленка в больницу повез.
   Вот и отлично. Я вошел в дом и огляделся.
   На полу под навесом тлела кучка торфу, и дым от нее уходил к потолку, где была дыра. Пахло гарью и скотом.
   Это была старинная курная изба. Я не заметил ни одного окна. Верхняя половина двери открывалась, заменяя окно. По земляному полу бегали цыплята, а из темного угла резко хрюкала, будто резала ножницами жесть, большая свинья.
   Небогато живут в этой деревне.
   Я стоял у огня, а хозяйка, миссис Селиван, сложив руки на животе, пристально меня разглядывала.
   - Скажите, миссис Селиван, далеко ли отсюда замок?
   - Какой замок? Замок в Дублине. Там живет правительство.
   - Да нет, старинный замок Инчикуина. Знаете вы его?
   - А-а-а, - догадалась хозяйка, - ну бог с ним!..
   Больше она ни слова не сказала.
   Свинью на ночь выгнали - так же, как прежде выгнали осла, которого я встретил у входа.
   Меня заботливо уложили в пристройке - в небольшой клетушке. Проснулся я на рассвете и поспешил выйти на свежий воздух.
   Толстая хозяйка бегала по двору за курицей.
   - Где тут у вас можно умыться? - спросил я.
   - А вон там за домом стоит кадушечка, - сказала хозяйка и ткнула куда-то пальцем.
   Я скоро нашел кадушечку за домом, но в эту самую минуту из нее пила воду большая черная свинья. Я не стал ей мешать и, махнув рукой, пошел назад в избу.
   Миссис Селиван накормила меня картошкой.
   Во время еды я еще раз заговорил с хозяйкой о замке Инчикуина.
   - Там теперь живут злые феи, - сказала она. - Лучше туда не ходить.
   - А где это, миссис Селиван?
   - Я вам покажу дорогу, только ничего хорошего там нет. Вы поверьте мне.
   После завтрака она показала мне тропинку, а сама вернулась домой.
   ----
   Я долго шел и все всматривался в даль, не видать ли высоких башен с бойницами. Но башен не было. Тропинка кончилась, и я пошел по пустырю, заросшему травой и заваленному грудами камня. Вдруг я услышал не то чиханье, не то фырканье.
   Я вздрогнул и огляделся кругом. В стороне я увидел остаток стены в два человеческих роста. Кладка была старая, сухая. В стене было два отверстия: одно большое, другое - на самом верху - поменьше. Это были, очевидно, дверь и окно.
   Опять послышалось фырканье сверху. Будто кто-то оттуда плевался.
   "Фея! - подумал я. - Фея сердится на меня и плюется".
   Я отошел от стены на несколько шагов, и только тогда увидел того, кто плевался. Это была худая рыжая кошка. Она злобно водила усами и шипела. К ней прижимался худой рыжий котенок, очень похожий на Инчикуина.
   А где же ров? Я обнаружил его только тогда, когда оступился и полетел в яму, царапаясь о колючие кусты и камни.