Марсо Фелисьен. Яйцо

   Обе женщины выходят. Мажис прогуливается взад и вперед по сцене, демонстрируя свою беспомощность и раздражение. Появляется Гюстав, держа в руках шляпу и портфель.
   Ба, кого я вижу?! Гюстав!
   Гюстав. Надо же! Здравствуй, Эмиль. Как дела? Все хорошо? А у Риве?
   Мажис. Все нормально.
   Гюстав. По-моему, приличная работа.
   Мажис. Ну конечно.
   Гюстав. Ты извини, я бы с удовольствием пригласил тебя куда-нибудь, но сейчас я очень спешу.
   Мажис. Понимаешь, мне с тобой надо поговорить.
   Гюстав. Вон что! (Пауза.) Это тебя Жюстина подослала?
   Мажис. Да.
   Гюстав. Хм… Понимаешь, меня ждут. Идем со мной, а? Ты все поймешь. (Берет Мажиса под руку и увлекает его в кафе.)
   Тут же к ним подходит гарсон.
   Гюстав (гарсону). Привет, Жюль! Как дела?
   Гарсон. День добрый, господа! (Выкатывает круглый столик.)
   Гюстав, потирая руки, садится. Мажис тоже присаживается.
   Гюстав. Послушай…
   Но слева входит Жоржетта, очаровательная юная особа с гордым выражением лица. Гюстав ей навстречу привстает.
   Дорогая, это один из моих друзей, Эмиль. Мадемуазель Блоссар. Жоржетта… Жюль! Жюль! Живенько! Что ты будешь, дорогая?
   Гюстав и Жоржетта садятся. Гюстав не сводит с нее глаз. Гладит ее руки. Мажис выходит к рампе.
   Мажис (в зал). «Ты все поймешь». Как не понять. Я думал о Жюстине. И смотрел на эту Жоржетту. Я понимал, все понимал. И неожиданно открывал для себя массу вещей. Существуют на свете, стало быть, такие девушки, чистые, как прозрачный графин. (Взглянув на Гюстава.) Но посмотрите только на этого юношу, он ведь так был похож на телка…
   Гюстав (Жоржетте). Много работы сегодня было, – да, дорогая? У тебя утомленный вид. Нет? Или мне так кажется?
   Мажис. Какой заботливый, у него прямо на лбу это написано. (Садится рядом с ним.)
   Гюстав (Мажису, восхищенно). Она живет в Курбевуа, представляешь?
   Мажис. Это замечательно.
   Гюстав. А работает в «Труа Картье». В их рекламном агентстве.
   Мажис. Чудесно.
   Гюстав (вставая). Ну, дорогой Эмиль, очень рад был тебя повидать.
   Мажис. Но мне надо было тебе кое-что сказать.
   Гюстав. Понимаешь, я должен проводить Жоржетту. В Курбевуа.
   Жоржетта. Ничего, ничего. Раз твоему другу надо с тобой поговорить… У меня еще есть тут одно дело. Я зайду за тобой. Через десять минут. Вы управитесь?
   Мажис (галантно). О, мадемуазель.
   Гюстав. Я тебя слушаю.
   Жоржетта уходит.
   Мажис. Прежде всего, старик, рад тебя поздравить. Она оча-ро-ва-тель-на.
   Гюстав (гордо). Ты заметил, да?
   Мажис. Я тебя понимаю. Я тебя прекрасно понимаю… Но есть Жюстина.
   Гюстав. Тут уж, Эмиль, я ничем помочь не могу.
   Мажис. Ты же обещал.
   Гюстав. Увы, обещал. Ну и что теперь? Даю тебе слово, я был совершенно искренен. Я думал, что люблю Жюстину. То, что я к ней испытывал, я принял за любовь. Но теперь, когда я понял, какое чувство мне внушила Жоржетта, мне стало ясно – то была не любовь. Вот в чем моя беда.
   Мажис. Понятно. Это совершенно очевидно. Тут и говорить не о чем… Видишь ли, только вот Жюстину страшно мучает, что она так ужасно с тобой рассталась, поссорилась.
   Гюстав (делая великодушный жест рукой, торжественно). О, я не сержусь на нее.
   Мажис. Она сама ужасно на себя сердится. Знаешь ведь, какая она. Тактичная, деликатная…
   Гюстав (удивленно). Жюстина?
   Мажис. Ну конечно. Ты же ее не знаешь. В общем, попробуй это понять. Поставь себя на ее место. Нет-нет, ты обязательно должен зайти к нам в один из ближайших вечеров. Вы с ней поговорите по-хорошему. Ты не считаешь, что так было бы красивее?
   Гюстав. Конечно, так красивее. (Вытягивает рукава рубашки, показывая манжеты.) Но как это сделать? Каждый вечер я провожаю Жоржетту до Курбевуа. Потом я там обедаю. Она очень гордая, знаешь. Ревнивая… Ты себе представить не можешь. «Гюстав, если ты солжешь мне хотя бы раз…». Она мне это часто повторяет. Так она представляет себе жизнь. Глаза в глаза. Она мне никогда не простит.
   Мажис. Ну, один только вечер… Завтра, после службы… Только на минутку… Ты же успеешь с ней встретиться, с Жоржеттой. Просто скажешь, что у тебя сверхурочная работа, надо задержаться в банке до семи, что шеф тебя попросил. Такое ведь бывает.
   Гюстав. Ты, пожалуй, прав, Эмиль. Я приду завтра. Но это в первый и последний раз, Эмиль. Чтобы объясниться. По-человечески…
   Из глубины сцены появляется Жоржетта. Гюстав быстро встает и идет к ней. Они уходят.
   Мажис. Когда я вам расскажу, что произошло дальше, вы, уж конечно, решите, что я строил козни, подстраивал ловушку. Вовсе нет. Мне было совершенно наплевать на сестру. Там, в кафе, я думал только об одном: избежать сцены по возвращении. Этим двум кровожадным женщинам надо было что-нибудь кинуть в пасть. Я нес им ломтик Гюстава. Пусть сами все улаживают!… Нет, что меня мучило, так это фраза Гюстава: «Я думал, что люблю ее». Он думал, что любит Жюстину. Искренне думал. Телки редко бывают неискренними. До того дня, пока… Значит, если бы он никогда не встретил свою Жоржетту, он дожил бы до ста лет, веря, что то чувство, которое он испытывает к Жюстине, и есть любовь. Счастливый. Довольный. Уверенный в чувстве, которого на самом деле не испытывал. Ведь с этой своей Жоржеттой он как познакомился? Случайно. Он ведь мог ее и не встретить. И, само собой разумеется, есть такие, полно таких людей, которые своей Жоржетты так и не встретили. Которые рассуждают, и решают, и рубят сплеча. Одни говорят: любовь. Другие отвечают: любовь. И все – о разном. Один имеет в виду Жюстину, другой – Жоржетту… А потом, ну вот, Жоржетта, хорошо, очень хорошо, отлично, но если завтра он встретит другую, а потом третью, Адель, Люси, Зоэ… Значит, это и есть любовь? Лестница в темноте, когда не знаешь, сколько ступенек еще осталось, лифт, про который неизвестно, на каком он этаже. Где же то, что всерьез? Где гарантия? Я говорю о любви. И с желанием то же самое. Говорят: с Леа это замечательно. Но что значит это «замечательно»? Все весьма относительно. Вы скажете мне: любовь-то чувствуешь. Лихорадку тоже чувствуешь. Даже без термометра. Тридцать семь и пять – это не тридцать девять и восемь. Вот я и думаю… Как можно узнать про любовь? «Замечательно»… Но замечательно на тридцать семь и пять или на тридцать девять и восемь? Чума, она и есть чума. Рак – это рак. А с любовью как быть? Жоржетта скорее имеет к ней отношение, чем Жюстина, хорошо, согласен. Но это же не мерка. Никакого резона тут нет. Существенного, серьезного. Конечно, когда пытаешься вникнуть в суть. А что за Жоржеттой? После Жоржетты?… Значит, все время надо проверять? Со всеми женщинами? А если все это просто шутка, чудовищная шутка… Хм, если любовь – это только внушение, самовнушение… никогда же не знаешь наверняка. И вот чувство, которое движет миром. Потому что есть люди, ради любви совершающие невероятные вещи. Переезжают, меняют профессию. А все из-за чего? Из-за лихорадки, про которую точно не знают: это тридцать семь и пять или тридцать девять и восемь. Вас от этого мороз по коже не подирает? Жоржетта – хорошо, ничего против не имею. Но я хотел знать, проверить. Подобная любовь, если уж она такая прочная, должна ведь она выдержать маленькое испытание. Малюсенькое. Это была с моей стороны даже своего рода услуга, которую им надо было оказать. Наутро я позвонил. (Делает вид, будто держит в руках телефонную трубку.) Алло, «Труа Картье»? Мадемуазель Жоржетту Блоссар, пожалуйста… Это не личные дела, это от ее матери звонят… У нее только одна мать, мсье. (В зал.) Личные разговоры запрещены. Ну и нравы. (В телефонную трубку.) Алло (зажимая нос, меняя голос), алло, красавица… Не беспокойтесь, это – друг. По поводу Гюстава, он вам сказал, будто его задержали в банке. Позвоните ему туда, не называясь, около половины седьмого, сами убедитесь. В это время ваш Гюстав будет у одной дамочки на улице Боррего. Не прощаюсь, красавица. (Делает вид, что кладет трубку.) Кроме шуток, я надеялся, что их любовь выстоит. На сестру-то мне было плевать, ей-богу. Мной руководил чисто научный интерес. Но они оба здорово меня разочаровали. Гюстав возвратился на улицу Боррего, поначалу, правда, с побитым видом. Взгляд у него часто отсутствовал. Потом, мало-помалу… (Потирая руки, изображает Гюстава.) Однажды я его спросил: «А как же Жоржетта?» – «Слишком это было красиво,» – ответил он. Они поженились, сестрица моя и Гюстав. (Прогуливаясь по сцене, роняет фразы одну за другой.) Они в свое свадебное путешествие отправились в Фонтенбло… Им там понравилось. Вы знаете Фонтенбло? Я там никогда не был… Мне эта природа…
   Слева входит Роза. Это толстая флегматичная женщина лет сорока.
   Мажис. А вот и Роза. (Нежно, с распростертыми объятиями.)
   Роза. Роза. Роза.
   Роза. Ну?
   Мажис (подходя к ней). Я бежал. В метро толпа была.
   Роза (расстегивая блузку, невозмутимо). И что же?
   Мажис. Видел китайского попика. Можно было сдохнуть со смеху.
   Роза. Посмотри на мою спину. Боюсь, у меня там прыщик.
   Мажис (смотря). Нет, ничего такого нет. (Снимает пиджак.)
   Роза подходит к правой кулисе и вытягивает раскладную кровать. Устраивает ложе.
   Что нового в газете? Ты ее видела?
   Роза. На черта она мне нужна.
   Мажис. Там холодает.
   Роза не отвечает.
   Ты не находишь?
   Роза. Что?
   Мажис. Я сказал, что стало холодать.
   Роза. Где это?
   Мажис. Да вообще. In the street ^[3].
   Роза. Не заметила.
   Мажис (в зал). Ну и характер, доложу вам… (Розе, придвигаясь к ней). Ты за своего Эмильчика очень держишься?
   Роза. Так тебе и скажи? (Изучая свой бюст.) Посмотри на мою грудь.
   Мажис (льстиво). Ммм.
   Роза. Вот какие груди. Многие женщины, между прочим, отдали бы десять лет жизни за такой бюст.
   Мажис. Еще бы.
   Роза вытягивается на кровати.
   (Идет к рампе, снимая галстук, расстегивая рубашку и почесываясь.) Так и соединялись. Поневоле. Когда мужчина и женщина одни в комнате, какое-то ощущение одиночества, от которого никуда не деться, кидает их друг другу в объятия. А если ничего не делать, то вообще перестанешь существовать, растаешь. (Садится, чтобы снять туфли.) И потом, зачем тогда мы здесь? Чтобы разговаривать? Ей это было ни к чему. Иногда я все-таки рассказывал ей что-нибудь. В ответ раздавалось…
   Роза (лежа на кровати, поглаживая грудь). Уж лучше тебя слушать, чем быть глухой.
   Мажис. Это было восхитительно! Не женщина – пустыня. Ни деревца, ни тени. Это Розе я обязан тем, что сделал открытие: на самом деле в жизни нет ни резонов, ни движущих сил, ничего… И я переехал…
   Роза (все еще в кровати, мечтательно). Знаешь, в моем доме свободна одна комната на седьмом этаже. Ты бы снял ее. Мне так будет удобнее.
   Мажис. Это было на улице Монторгей. В некотором смысле меня это даже устраивало. Жюстина вышла замуж, я ее стеснял. Она уже убедила мать переехать к сестре, в Mo… Воздух там хороший… Ну и потом – Роза, гостиница дважды в неделю, да еще чаевые, я говорил себе: не по средствам тебе так развлекаться, Эмиль. И разве были какие-то на то причины? Да никаких. Почему я спал с Розой? Потому что меня с ней познакомил приятель, мы с ним работали у Риве. А почему я оказался у Риве? Because ^[4] Гюстав меня туда устроил. Почему Гюстав? Потому что однажды в метро моей сестрице дверью защемило пальто, а он ей помог. И вот каждый раз, когда я спал с Розой, мне приходилось думать, что меня бы здесь не было, если бы служащий метро не свистнул в свисток. Пошловато, жалко? Убого… А ведь можно было и на этом не останавливаться. Почему тот служащий так заторопился? Почему Гюстав оказался в метро? Он ведь родился в Ньевре. Мог там и оставаться. Вы считаете это причинами, резонами. Эту бредятину, расплывающуюся до бесконечности. Спасибо большое, ешьте сами.
   Роза. Ты кончил, Виктор Гюго?
   Мажис. Иду, Розочка… (Укладывается рядом с Розой.)
   Свет гаснет. Через минуту из темноты слышится голос Розы.
   Роза. Скажи-ка, чтобы ехать в Европу, я должна пересесть в Реамюре или в Страсбурге-сен-Дени?
   Свет не зажигается. В темноте кровать увозит Розу и Mажиса за кулисы. Вскоре сцена вновь освещается, она пуста, из глубины ее появляется Мажис. За время последующих реплик он наденет туфли, галстук и пиджак.
   Мажис. Я жил на своем уровне. Это-то и было замечательно. Я жил своей правдой, тогда еще уверенный, что система – перед нами. (Грозя пальцем.) А на самом деле вовсе нет. Система – над нами… Как сеть. Сеть, натянутая над нами… Нечто похожее на перголу, знаете, беседка из виноградных лоз… И вот она цепляет нас… И мы уже не на своем уровне… Система вытаскивает нас на подмостки. Ну, а на сцене уже все неправда. Мы хорохоримся, ломаемся… И начинаем лгать… по разным причинам. Но именно потому и попадаем в сеть. А иначе оказались бы один на один с самим собой. На это никто из нас не осмелится. Боимся. Потому что там, на дне себя самого – пещера, провал… И вот, цепляемся – и застреваем в сети. А Роза меня увлекла даже под эту сцену. Ни резонов, ни причин больше не было, вообще ничего… Пустыня. Но я тогда был глуп. Своего счастья не понимал. Знаете, что меня погубило? Нипочем не угадаете. То, что я хорошо играл в карты… Нелепо, да… Я же был сущей мокрицей, счастлив был, как мокрица. И вот, позволил себе в шляпу вставить перо. И погиб. Мокрица с перышком… Так еще получилось из-за Эжена, мужа Розы.
   Из глубины сцены появляются Эжен и Роза. У нее в руках кастрюля, с которой она не расстанется до конца эпизода. Эжен – грузный пятидесятилетний мужчина.
   Эжен. Ну что, Эмиль? Город Париж, приедешь – угоришь?
   Мажис (снисходительно смеется). Добрый вечер, Эжен… Добрый вечер, Роза. Как поживаете?
   Роза даже не поднимает глаз.
   Эжен (хлопая Мажиса по спине). Ох, Мажис, ох, зараза! Ты меня, того гляди, уморишь…
   Мажис. Чем это?
   Эжен. Да своей манерой обхождения… с Розой. А как насчет доверия, его больше нет?
   Mажис (в зал, пока Эжен отворачивается, раскуривая трубку).
   Знал он или нет? Мне никак не удавалось понять. (Розе.)
   Он знает или нет?
   Роза. Про что?
   Mажис. Ну, про нас с тобой…
   Роза. Тебе-то что? Оставь Эжена в покое.
   Mажис. Да я только…
   Эжен. Пошли в «Улитку»? В картишки перекинемся.
   Mажис. Пошли.
   Мажис и Эжен идут в кафе. Их обгоняют гарсон и два клиента. Через некоторое время Роза уходит.
   Первый клиент. О, вот и наш чемпион!
   Второй клиент (пожимая руку Мажису). Ну-ка, Мажис, приоткройте нам свои козыри. Что у вас там в рукавах?
   Первый клиент. Он опять нас общиплет.
   Эжен. Ох и зараза, этот Мажис! Он здесь просто ренту собирает.
   Мажис явно польщен. Гарсон выкатывает один из столиков на авансцену. Игроки усаживаются. Появляется мсье Бертулле. Его встречают так же горячо, как и Мажиса, но с большим почтением. Бертулле сорок пять лет, он очень жизнерадостен, но ведет себя с достоинством. Приветствую вас, мсье Бертулле.
   Второй клиент. Мсье Бертулле.
   Бертулле (пожимая руки). Добрый день, господа! Дорогой Мажис! Не беспокойтесь. Я на минутку. Хочу посмотреть, как играет Мажис. (Встает за спиной Мажиса.) Да. У этого молодца свой почерк в игре.
   Первый клиент. О, мсье Бертулле знает толк в этом деле.
   Бертулле. Знаю, господа. Перед Мажисом я снимаю шляпу. (Мажису, который сделал ход.) Именно так, старик. Ловко.
   Второй клиент (первому). Ну что, скоро раскачаешься!
   Первый клиент (колеблясь). Подожди, папа. (Решаясь.) Была не была. Баба! (Открывает карту.)
   Мажис открывает свою.
   Второй клиент (восхищенно). Ну и ну…
   Эжен. В гробу он видал чужую даму, у него своя есть, нашел, чем испугать.
   Некоторое время играют молча.
   Первый клиент. Мсье Бертулле, о чем говорят в министерстве?
   Бертулле. Ждут выборов.
   Гарсон (одобряя Мажиса). Красиво!
   Второй клиент. А эти Объединенные Нации, между нами говоря, что вы о них думаете?
   Бертулле. Есть свои «за» и «против».
   Второй клиент. Именно так я и думал.
   Мажис (торжествуя). А напоследок – получите десятку.
   Эжен. Ах, зараза, опять все забирает.
   Бертулле. Да, Мажис – это человек!
   Игроки фыркают. Пока они расплачиваются с гарсоном, Мажис выходит к рампе.
   Мажис (зрителям). И я, как полный кретин, не видел опасности. «Мажис – это человек». Я надувался от гордости. Считал, что вот теперь начинаю жить. А ведь это была угроза. Бедствие. Все хорошо в меру. Только раз позволь себе зайти чуть дальше, и уже не знаешь, где остановишься. Вспомните Наполеона.
   Бертулле (подходя к Мажису, беря его под руку). Дорогой Мажис…
   Мажис. Да, мсье Бертулле.
   Бертулле. У меня сейчас гостит дядя, фининспектор из Монтобана. Он любит карты, но терпеть не может играть в кафе. Старый домосед. Не любит суеты. Вот и приходите завтра играть к нам. Да, да, я настаиваю. Доставите удовольствие мадам Бертулле.
   Во время этой беседы Эжен и двое игроков уходят. Гарсон убирает со стола и тоже удаляется. Бертулле поворачивается к столу, кладет карты, расставляет стулья. Мажис в задумчивости стоит на авансцене. Пока он будет говорить, последовательно появятся мадам Бертулле, дядюшка и три дочери Бертулле: Гортензия, Люси и Шарлотта. Мсье, мадам Бертулле и дядюшка устраиваются за первым столом, берут свои карты и собираются с мыслями. Спиной к зрителям сидит мадам Бертулле. Три девицы устраиваются за другим столом, чуть подальше. Гортензия кладет колоду.
   Мажис. Я иду туда. Здорово польщенный, надо сказать. Их в квартале знали. Мадам Бертулле и ее выводок. (Называет девиц по мере того, как они рассаживаются за столом.) Гортензия, Люси, Шарлотта. (Садится за первый стол.)
   Игра тут же начинается.
   Гортензия (за вторым столом). Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Важная новость.
   Дядюшка (в нерешительности). С чего бы мне пойти?
   Гортензия. Пять, шесть, семь. Брюнетка…
   Бертулле. Ну так что, дядя?
   Дядюшка (сварливо). Тише! Нечего меня дергать! Если я пойду так, а у него валет? (Мажису, подозрительно.) У вас нету валета?
   Мажис. Хе-хе. Это смотря по обстоятельствам…
   Дядюшка (зло). Это, знаете, не ответ. Но у вас его не может быть. (Открывает карту.)
   Мажис (открывает свою). Валет!
   Дядюшка. Господи боже мой! Но у вас не могло его быть на руках.
   Мажис разводит руками, как бы извиняясь.
   Это ненормально. Нет, так не играют. Я беру назад свою карту…
   Мажис. Простите…
   Дядюшка. Надеюсь, вы не станете учить меня правилам. Я уже тридцать два года служу в Управлении…
   Бертулле делает знак Мажису смириться. Мажис соглашается.
   Мажис (в зал). Однако… Интересно же они играют у себя в Монтобане.
   Гортензия. Четыре, пять, шесть, семь. Ты встречаешься с красивым юным блондином.
   Дядюшка (зло). Но женится он на другой! (Открывает карту.) Моя взятка.
   Мажис встает, игра за обоими столиками продолжается. Из правой кулисы появляется Роза. Когда Мажис подходит к ней, она уже у двери.
   Мажис (Розе). Нет, сегодня вечером я никак не могу. Иду к Бертулле.
   Роза (безразлично). Опять? Ах, козел, это ты из-за трех курочек туда идешь? Как бы тебя там на части не разорвали. У тебя все пуговицы на месте? Покажись-ка. (Тянет за одну пуговицу пиджака, она отрывается.) Ну-ка, Жак, скидавай пиджак.
   Мажис снимает пиджак. Роза пришивает пуговицу.
   Мажис. Вот у Розы нет резонов. А у Бертулле они по всем углам шастают. Я созрел для приключений. Но стоит только задуматься о резонах, тотчас же тебя тоска охватит, и – конец приключениям. Вот счастлив человек, но когда он ищет резоны этого своего счастья, то понимает, что они не состоятельны. Я ведь мог заболеть, потерять место, а сбережений – никаких. Страшно. Начинаешь хлопотать, ищешь чего-то другого – приключений… Даже когда попадаешь в систему, задумываешься, надолго ли? И опять страшно. Я говорил себе: ну вот, Роза, хорошо, согласен, самая красивая задница в квартале, безусловно, у нее, но ведь это тянется уже два года, хватит, так дальше оставаться не может… Но где написано, что не может? Эйфелева-то башня остается, не так ли? (Идет к Розе, она протягивает ему пиджак.) Хм, а булыжник, интересно, останется?
   Роза (безмятежно). Какой булыжник?
   Мажис (возвращаясь к столу у Бертулле, ворчит). А булыжник-то… (Усаживается, продолжает игру.)
   Дядюшка. Пики, взятка моя.
   Мажис. Бубны, моя.
   Из глубины сцены появляется мсье Раффар; он импозантен, сдержан, красив.
   Мадам Бертулле (первая увидела его). Мсье Раффар! Бертулле (поднимается, очень взволнованно). Мсье Раффар!
   (Мажису, быстро.) Мой начальник отдела… (Раффару.)
   Вот это сюрприз, так сюрприз.
   Раффар. Хороший, надеюсь?
   Бертулле.– Восхитительный, мсье Раффар. Восхитительный, да и только!
   Раффар. Мадам Бертулле, мое почтение. Цветете, как вешняя роза.
   Мадам Бертулле (смущенно). Мсье Раффар!
   Раффар. Я был неподалеку. И подумал, что надо бы слегка поухаживать за очаровательной мадам Бертулле.
   Бертулле с супругой (хором, восторженно). Мсье Раффар!
   Раффар. Знаете, Бертулле, вам надо себя вести безукоризненно. Если вы когда-нибудь будете невнимательны к этой прелестной милой женщине – я начеку.
   Мадам Бертулле. Ах, мсье Раффар, вам палец в рот не клади.
   Раффар. У вас игра. Я не хочу мешать.
   Бертулле. Да что вы! А… может, и вы? Я знаю, что вы большой любитель.
   Раффар (.грозя пальцем). Вижу, вижу, Бертулле, знаете мои слабые струнки…
   Бертулле. У нас как раз гостит наш дядя из Монтобана,
   фининспектор.
   Дядюшка. Очень польщен, мсье.
   Раффар. Нет, это я польщен.
   Бертулле. Наш друг Мажис…
   Раффар (покровительственно). Мсье…
   Бертулле. У нас подобрались четыре довольно сильных игрока. Партия обещает быть интересной.
   Раффар. А мадам Бертулле? О, я хотел бы видеть ее с картами в руках.
   Мадам Бертулле. Но я так плохо играю.
   Раффар (хитро поглядывая на нее). Красивая женщина всегда слишком хорошо играет. Она смотрит на вас. Вы в смятении, рассеянны, млеете. И забываете о своих картах. Не решаетесь играть на скромных трефах, играете на червах, сердцами играете, чтобы ей понравиться…
   Дядюшка. Это непорядок, такая система.
   Раффар. У меня такая система. Удовольствия – это по мне, восторги упоенья – по мне… горячая голова… Правда, мадам Бертулле?
   Мадам Бертулле (которую Раффар начинает раздражать).
   Если угодно, мсье Раффар.
   Гортензия (Мажису). Да оставьте их, мсье Мажис. Идите к нам. Молодежь составит рами.
   Мажис с загоревшимся лицом встает, Раффар занимает его место и сдает карты.
   Мажис. «Молодежь составит рами…» Я и правда был их ровесником… Только мне это в голову не приходило… «Молодежь составит рами…» (Не знает, радоваться или плакать.) Как в старом заброшенном саду, за высокими стенами… В самой глубине – родник… Маленький такой источник… Будто дверь распахнулась… Молодость… Молодые… «Молодежь составит рами…» (Поворачивается, идет к девушкам. Садится.)
   Гортензия раздает карты.
   (Оживляется.) Ай-ай-ай! Пиковый король!
   Девушки смеются.
   Бертулле (из-за другого стола). Ну что, порядок в младших классах?
   Мажис (приподнимаясь и балаганя). Порядок. (Садится.) И трефовая дама! Пусть бы она мне досталась. Иди ко мне, моя холёсяя куколка.
   Девушки хохочут.
   У меня как яз коелек, к котоему ей хочется. (Поет.) Если ты хочешь, чтоб я был счастлив, та-та-та-та-та-та-та-та-та!
   Гортензия (удивлена и смеется). Мсье Мажис!
   Мажис (очень увлеченный). Мадемуазель Шарлотта, вы знаете анекдот про овернца? Ну, гуляют два овернца, и вот один из них видит машину, на номере которой написано: «СШ». Он спрашивает своего друга: пошлушай, ШеШе, это што жначит? А друг ему: шумашедший, это Шоединенные Штаты.
   Девушки смеются, Мажис смеется как безумный и не может остановиться. В наступившей тишине слышен только его смех. На него глядят из-за другого столика.
   Мадам Бертулле (Раффару, извиняясь). Они такие шумные.
   Раффар. Оставьте их, мадам Бертулле. Возраст у них такой. Скоро им будет не до забав. (Мажису.) Браво, юноша! Вы – весельчак. Мне это нравится. Мне нравится, когда молодежь веселится. Грустный молодой человек, скажу я вам, это больной молодой человек. (К мадам Бертулле.)
   О, были времена, когда я редкий вечер обходился без смокинга. И поверьте, я пользовался успехом. Мне улыбались прекрасные женщины, мадам Бертулле. (К Бертулле, конфиденциально.) Скажите, Бертулле, этот молодой человек, он компетентен?
   Бертулле. О, очень компетентен, мсье Раффар. Очень серьезный молодой человек.
   Раффар. Вы ведь знаете, что Жоливе совсем плох. Я был у него в больнице в прошлое воскресенье. Да, сказал я себе, через две-три недели у меня будет вакансия. Можем предложить этого молодого человека. Он мне нравится.
   Бертулле (поднимается, он очень взволнован). Мажис!
   (Раффару.) Вы разрешите?
   Раффар (галантен, как Людовик XIV). Ну разумеется…
   Бертулле. Дорогой Мажис, вы слышите… Мсье Раффар берет вас под свое крылышко, он представит вашу кандидатуру в министерстве.
   Мадам Бертулле. Уважение… пенсия… Надо это отметить… Шарлотта, сходи-ка за анисовой!
   Шарлотта идет к буфету.
   Шарлотта (издалека). Мсье Мажис, помогите мне принести рюмки!
   Мажис подходит к ней. Шарлотта смотрит на него, улыбается. Он обнимает ее, целует в губы.

Занавес
 
АКТ ВТОРОЙ

   Декорация та же.
   Кассовый аппарат убран. Большой стол остался на сцене. Поставлены кресла для Председателя суда и Прокурора. Справа исчезло кафе. Правая часть сцены сейчас представляет собой мещанский интерьер. Кресла, стулья, довольно большой комод. Начало коридора, наискось – входная дверь и вешалка. На правой стене – вид Константинополя. Когда поднимается занавес, Мажис сидит в кресле на авансцене. Он в домашних туфлях, читает газету. Гортензия сидит поодаль и вяжет. Через некоторое время Мажис складывает газету, встает.