Страница:
Михаил Март
Черная кошка в темной комнате
СУМЕРКИ
1
Роковой день
Деревянный православный крест на могилке, поросшей высокой травой, на кресте фотография мальчика лет двенадцати, выполненная на керамике. Пригородное кладбище в раннее осеннее утро рабочего дня пустовало. Над этой пустотой неслось отвратное карканье ворон, будто изрыгалось из пожелтевших ветвей деревьев. На заросшей могиле – газета, бутерброд с ливерной колбасой, початая бутылка водки и пластиковый стаканчик. Женщина в длинном неопрятном плаще пришла помянуть сына. Слезы на глазах, черная косынка и пересохшие губы, произносившие только одно слово: «Сашенька». Голос хрипел. На вид ей не исполнилось и сорока, но опухшее лицо, мешки под глазами и измученный взгляд выдавали ее образ жизни. Когда-то она была красивой. Об этом напоминали благородные черты лица, большие карие глаза, черные брови вразлет, непокорная прядь волос, теперь уже седых. Стоптанные туфли, дырявые в нескольких местах колготки, словно их моль погрызла, этот кошмарный жеваный плащ… Но за бомжиху ее трудно принять – какая-то особая стать, осанка, посадка головы, гордый взгляд. Она все еще знала себе цену, хотя жизнь давно произвела переоценку и сбросила ее с пьедестала, где раньше было ее место.Женщина налила водки в стакан и выпила не закусывая. Скрутила пробку из газеты, заткнула ею бутылку, сунула посудину в карман балахона, перекрестилась и ушла.
За воротами кладбища стояла небольшая церквушка. Женщина зашла в нее, наскребла мелочи, купила свечку и, поставив ее перед иконой, долго молилась. За ее спиной послышался тихий голос:
– Мама.
Она вздрогнула, но даже не оглянулась, подумала галлюцинации. Даже в церкви нет покоя.
Голос вновь повторил:
– Мама.
Женщина закрыла глаза, у нее защемило сердце. Она знала, в церкви никого нет кроме дремлющей старушки, торгующей свечами и картонными иконками. Трясущейся рукой достала бутылку из кармана, выдернула газетную пробку и сделала несколько глотков прямо из горлышка. Страшный грех, но всех ее грехов все равно не отмолишь. Гореть ей в аду, если он существует. Рая на земле она так и не нашла, зачем же мечтать о небесах.
– Мама!
Голос прозвучал отчетливо. Женщина резко обернулась. За ее спиной стояла девушка лет двадцати. Темненькая, миловидная, опрятная и тоже в черной косынке.
– Тебе места мало? Встань у другой иконы и зови свою мать.
– Я зову тебя. Почему ты не хочешь меня признавать?
– Потому что я не сумасшедшая.
Женщина направилась к выходу. Девушка нагнала ее на улице.
– Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.
– Оставь меня в покое, девочка. У тебя не все в порядке с головой.
– Умоляю, пойдем! Ты сама все поймешь.
Женщина всмотрелась в лицо девушки. Она несчастна – по глазам видно. Может, пойти? Куда торопиться? В свою холодную трущобу?
– Что ты хочешь мне показать?
– Сама увидишь.
Девушка взяла ее за руку и повела обратно на кладбище. Женщина не сопротивлялась. Они прошли к богатому участку. Возле одной из могил девушка остановилась и показала на высокий черный мраморный камень. Художник-гравер постарался на славу. На камне красовалась женщина в полный рост, одетая в богатое вечернее платье. Надпись гласила: «Ксения Михайловна Краснопольская». Завидная могила, со дня похорон прошло пять лет, а она вся усыпана свежими цветами. Но подошедшую поразило другое, она увидела в Ксении себя, словно смотрелась в зеркало. Не сейчас, конечно, а лет пять назад, когда ни один мужчина не мог пройти мимо не оглянувшись.
– Прости, милая, но меня зовут Лилия Романовна Расторгуева, а не Ксения Краснопольская. На этом кладбище похоронен мой сын. Я не знаю, почему здесь, я недавно в этом городе.
– Я всегда знала, что ты жива, – будто не слыша ее, затараторила девчонка, глаза ее горели. – Ты не могла умереть. В этой могиле никого нет.
Лилия достала сигареты и закурила. Подумала: «Несчастный ребенок. Ходячее простодушие».
– Что ты от меня хочешь?
– Поедем домой. Я там ничего не меняла, все осталось так, как было при тебе. И все твои вещи целы. Я знала, что ты когда-нибудь вернешься.
Лилия не знала, что ей делать.
– Как тебя зовут?
– Все так же – Олесей. Почему ты не хочешь меня признавать?
– Кто носит цветы на могилу?
– Кроме меня некому. Я тут бываю три раза в неделю.
– Зная то, что твоя мать жива?
– Я не знаю другого места, куда носить ей цветы. Мне всегда казалось, будто ты придешь сюда и увидишь меня. Так оно и случилось. Ты пришла.
Лилии хотелось сказать грубость, но она сдержалась и лишь тихо прошептала:
– Не к тебе.
– Пойдем. Ты должна вернуться в свой дом. Он заледенел без тебя, твоего тепла и твоей улыбки.
– С кем ты живешь?
– Одна. И никого не привожу в дом. Ты мне не разрешала приглашать друзей.
– А они у тебя есть?
– Теперь нет. Мне не интересно с людьми, а им со мной скучно.
– И парня нет?
– Я ненавижу мужчин. Один парень как-то прижал меня на лестничной клетке, так я превратила его лицо в кровавое месиво.
Девушка показала свои руки. Узкие, изящные, с острыми длинными ногтями. Она выглядела очень ухоженной, но не пользовалась косметикой. Одета была дорого, со вкусом, но не ярко, придерживаясь серо-черных тонов.
– Ладно. Я поеду с тобой.
Олеся, как ребенок, захлопала в ладоши.
У кладбища стояла машина, очень дорогая – «Вольво S 80». К ней Олеся и подвела свою «мать». Лилия насторожилась.
2
Несколько небоскребов в парковой зоне города, обнесенные забором из чугунных прутьев. Въезд на территорию только по пропускам. Подземный гараж, скоростной лифт, двенадцатый этаж, пятикомнатная квартира – заблудиться можно. Все зеркала завешены черной тканью, кроме одного, в ванной. На стенах черно-белые фотографии в рамках. Сотни фотографий и на каждой мать девушки.
– Вот видишь, здесь ничего не изменилось. Ты очень любила смотреться в зеркала, но я их временно прикрыла. Теперь можешь снять с них тряпки.
Лилия огляделась. Здесь все пахло роскошью.
– А тебе зеркала не нужны?
– Мне одного хватает, чтобы причесаться и почистить зубы. Я же не красавица, как ты.
Когда девушка сняла косынку и пальто, Лилия отметила, что у нее очень хорошая фигура, длинные пышные волосы. Около одной из фотографий гостья остановилась.
– Кто это рядом с твоей матерью?
– Мужчина справа – твой первый муж. Мужчина слева – его друг. Впоследствии ставший твоим вторым мужем.
– Немудрено. Один урод и слишком стар, второй красавец и лет на пятнадцать моложе первого. Что их связывало?
– Оба были художниками. Оба талантливы. Каждый работал в своей манере.
– Почему были? Их нет?
– Тот, что старше, уже не был твоим мужем к тому времени, когда… Он умер через месяц, после того как тебя якобы похоронили. А другого посадили в тюрьму. Потом он пропал. Наверное, погиб.
– И ты веришь, что я твоя ожившая мать?
– А ты сама этого не видишь?
– Я ничего не знаю о тебе и твоих родных.
– Ты все вспомнишь. Иди за мной.
Они перешли в другую комнату, и Олеся начала открывать встроенные шкафы. В одном висели дорогие шубы, белые, черные, длинные, короткие, – не менее дюжины. Лилия потрогала одну из них.
– Это же соболь.
– Ты всегда одевалась роскошно. А в этом шкафу твои вечерние платья от кутюр. Они не выходят из моды. И потом мы не в Париже. Примерь это. Дольче Габано. Оно мне очень нравилось. В нем ты выглядела королевой.
У Лилии загорелись глаза. Она скинула с себя одежду и надела платье. Олеся вывела ее в коридор, сорвала черную тряпку с зеркала.
– Смотри, оно твое. Ни одной морщинки. Ты устала. Тебе надо сменить обстановку, вернуться домой, к своим любимым вещам, и все встанет на свои места.
Платье было таким легким, что Лилии казалось, будто она стоит голой. Глядя в зеркало, она завидовала сама себе. Если бросить пить и заняться собой, она может стать не хуже Ксении, гниющей в гробу. А то и лучше.
Олеся подошла к Лилии и положила голову ей на плечо. Она погладила ее по шелковистым волосам. Девушка прижималась к ней, грея своим теплом, и тихо плакала. Ей нужна мать. Одна пропадет. Лилия закрыла глаза, чтобы не видеть своего отражения в зеркале и в воображении встала ее кошмарная хибара с железной солдатской кроватью, двумя табуретками, перекошенным столом, покрытым потрескавшейся фанерой, и тумбочкой, где хранилось все ее добро.
– Послушай меня, детка, – Лилия взяла девушку за плечи, – я не могу принять никакого решения. Все дело в том, что я больна. Моя болезнь называется точечная ретроамнезия. У меня нет прошлого. Пять лет назад я попала в автокатастрофу, но осталась жива. Мой сын погиб. Я сейчас была на его могиле. Мой муж разыскал меня и забрал из больницы. Но я ничего не помню. У меня полная потеря памяти. Я ребенок. Мне пять лет. Но за это время мне удалось наделать немало глупостей. В этот город я приехала недавно. Не знаю, зачем и почему. Меня носит по земле, как неприкаянную, и нигде я не нахожу покоя.
– Я знаю. Это потому, что он бил тебя по голове. Он и меня бил в детстве и называл пришибленной. Но теперь он мертв.
– О ком ты говоришь?
– О старике. Твоем первом муже. Его звали Кирилл Георгиевич Чебрец. Он был на восемнадцать лет старше и ревновал тебя даже к телеграфному столбу. Ты работала в центре международных связей, имела дела с иностранцами. После одного из побоищ ты забыла французский язык, не надолго, на день или два.
– Он бил по голове?
– Не по лицу, а по затылку, а меня полосовал ремнем. Меня он ненавидел лишь за то, что я девочка и не его дочь. Он мечтал о наследнике. К тому же я так и не научилась рисовать. За это мне доставалось вдвойне. Я знала, что ты не умерла. Ты убежала и пропала.
– Но у меня был уже другой муж?
– Тем не менее у вас были какие-то дела. Я не знаю подробностей. В тот вечер ты взяла меня с собой. Уже стемнело. Мы поехали к Кириллу, но я в его дом заходить не захотела. Ты пошла одна, я осталась в машине. Старик писал твой портрет, но не с тебя, а с натурщицы, женщины, очень похожей на тебя. Она сидела голой на помосте.
– А ты откуда знаешь?
– Я тихонько подошла к окну. Чем-то ты его взбесила. Он не умел держать себя в руках. Может, высмеяла его работу. Кирилл долго не думал. Там была печь, дрова и топор. Он схватил топор и бросил в тебя, но попал в грудь растерянной натурщицы. Ни в чем неповинная женщина умерла. Мгновенно. Ты выскочила из дома и исчезла. Я ждала тебя. Минут через пять старик вышел из дома. Он нес в руках тело убитой, завернутое в одеяло. Увидев твою машину, пошел к ней. Я пряталась в кустарнике.
– И что дальше?
– Тело натурщицы с изуродованным до неузнаваемости лицом нашли неподалеку от дачи твоего второго мужа. Его арестовали, обвинив в убийстве. Топор нашли в ручье. Доказательств не было, но его все равно посадили. Старика даже не заподозрили. Он и его две сестры опознали тело натурщицы как твое. Через месяц старик подох, но ты так и не вернулась. Его Бог наказал!
– На что же ты живешь?
– Работаю. Все твои деньги перешли ко мне. Много денег. На две жизни хватит.
– Печальная история. У тебя есть выпивка в доме?
– В гостиной есть бар, но я к нему не прикасаюсь.
Они прошли в гостиную. Встроенный в стену бар был полон.
– Выпьешь со мной, дочка?
– Я не умею пить.
– От шампанского еще никто не умирал, а себе я налью что-нибудь покрепче.
– Ты прими ванну, а я расчешу тебе волосы, как делала это раньше. Тебе нравилось, – сказала Олеся улыбаясь.
– Мне нужны деньги, чтобы привести себя в порядок.
– О деньгах не думай. Сколько надо, столько и бери.
Лилия закрыла бар.
– Пьянка отменяется. Жаль снимать это платье, но пора идти в ванную и отмокать. Чертовщина! Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
– Я тебя уже нашла.
– Редкий случай. На кладбище только теряют.
Была темная дождливая ночь. Она лежала на мокрой траве со связанными руками и заклеенным ртом, а он тем временем работал лопатой, копая ей могилу. Не человек, а рассвирепевший зверь. Мог бы не заклеивать ей рот, она все равно молчала бы.
– Ты что же, сучка, решила обвести меня вокруг пальца? Нет, не получится, я тебя быстро раскусил, – басил он себе под нос, обливаясь потом.
Она все еще на что-то надеялась. Рано подыхать. Главное – распутать руки, а дальше как получится.
– Я тебя, гадина, живой закопаю. Тебя только могила исправит, – бурчал он, неистово работая лопатой. – Не на того нарвалась. Немало я повидал стерв на своем веку. Все они здесь лежат, под землей, на моем участке. Сюда ни одна собака нос не сунет. Я уважаемый человек в городе. Богатый человек! А ты кто? Шавка бездомная!
Кажется, ей удалось: гибкие кисти выскользнули из ослабшей петли. Что дальше? Встать и побежать? Он догонит ее в три прыжка. Надо выждать.
Озверелый монстр стоял по пояс в вырытой яме и усмехался.
– С тебя хватит. Глубже червей нет. Им кислород нужен. За месяц сожрут тебя без остатка. Вот так, Лилечка! Могила вместо денег. Или ты, дура, решила, что я поверил в бред, будто ты хочешь выйти замуж за меня по любви? Всех интересуют только мои деньги. Взгляни на себя и на меня. Любовь! Нашла идиота!
Он вылез из могилы и воткнул лопату в кучу земли.
– Перекур. Постарел, уставать стал. Раньше все делалось быстрее и легче. Тебя же еще закапывать надо, а сверху дерном заложить. Все должно выглядеть чин-чинарем. А потом пойду помяну твою гадючью душу.
Он достал из кармана сигареты и начал прикуривать. Спичка гасла на ветру, и он повернулся к Лиле спиной. На раздумье времени не оставалось. Лиля вскочила на ноги, выхватила лопату из земли и со всей силы ударила его острым ребром по голове. Спичка погасла, а он, как срубленное дерево, свалился в могилу.
Она стояла с лопатой в руках, готовая отразить атаку. Ничего не происходило. Тишина. Лиля подняла с земли керосиновый светильник и поднесла его к яме. Из могилы на нее смотрели остекленевшие глаза. По коже пробежали мурашки. Мертвый, с озверевшим оскалом он был страшнее, чем живой. Она отвела свет фонаря в сторону.
Теперь и она могла покурить. Подняла с земли сигареты, спички, сорвала с губ клейкую ленту, закурила и тихо сказала:
– Поздравляю тебя, подруга. Вот ты и до убийства докатилась. Дальше уже некуда.
Бросив окурок в могилу, она начала закапывать труп. Ее очередной кандидат в мужья все предусмотрел. Даже дерн порезал на квадраты. Работа не заняла много времени, и скоро место захоронения уже ничем не выделялось на участке.
Лилия вернулась в дом, приняла душ, выпила стакан водки. Денег она нашла немного – триста долларов и несколько тысяч рублей в бумажнике. Долго на эти деньги не проживешь. Ее небогатый гардероб уместился в спортивной сумке. Взяв паспорт и водительские права, она отправилась в гараж. Сейчас он в отпуске. В ближайшее время его не спохватятся. Идиот успел раззвонить, что собирается ехать с невестой на Красное море. Кретин! Счастливого пути, а ей пора уносить ноги, снова отправляться в бега. Одно утешало – она осталась жива.
Когда Лилия подъезжала к речному порту, на горизонте появилось восходящее багровое солнце.
– Какой теплоход первым отходит сегодня утром? – спросила она кассиршу.
– Только круизный «Михайло Ломоносов». А куда вам надо?
– Он делает остановки?
– Разумеется. В больших городах стоит по шесть часов, предусмотрены экскурсии. Это же круиз.
– Билеты есть?
– Остались только дорогие в двухместные каюты. Вы одна?
– Одна.
– Есть еще одиночка.
– Женщина?
– Мужчину я не стала бы предлагать.
– Меня устраивает.
– Паспорт, пожалуйста.
Лилия подала свой паспорт.
– Питание предусмотрено?
– Трехразовое. Десерт за свой счет. Три ресторана и бары. Сауна тоже за свой счет.
– Я поняла.
В девять часов утра теплоход «Михайло Ломоносов» отчалил от берега. Лилия облегченно вздохнула.
Каюта-клетушка не стоила и половины заплаченного, зато повезло с попутчицей – они были ровесницами. Не успела Лилия войти, как приветливая соседка сказала:
– Доброе утро. Меня зовут Валя, а вас как? Будем дружить?
– Вот видишь, здесь ничего не изменилось. Ты очень любила смотреться в зеркала, но я их временно прикрыла. Теперь можешь снять с них тряпки.
Лилия огляделась. Здесь все пахло роскошью.
– А тебе зеркала не нужны?
– Мне одного хватает, чтобы причесаться и почистить зубы. Я же не красавица, как ты.
Когда девушка сняла косынку и пальто, Лилия отметила, что у нее очень хорошая фигура, длинные пышные волосы. Около одной из фотографий гостья остановилась.
– Кто это рядом с твоей матерью?
– Мужчина справа – твой первый муж. Мужчина слева – его друг. Впоследствии ставший твоим вторым мужем.
– Немудрено. Один урод и слишком стар, второй красавец и лет на пятнадцать моложе первого. Что их связывало?
– Оба были художниками. Оба талантливы. Каждый работал в своей манере.
– Почему были? Их нет?
– Тот, что старше, уже не был твоим мужем к тому времени, когда… Он умер через месяц, после того как тебя якобы похоронили. А другого посадили в тюрьму. Потом он пропал. Наверное, погиб.
– И ты веришь, что я твоя ожившая мать?
– А ты сама этого не видишь?
– Я ничего не знаю о тебе и твоих родных.
– Ты все вспомнишь. Иди за мной.
Они перешли в другую комнату, и Олеся начала открывать встроенные шкафы. В одном висели дорогие шубы, белые, черные, длинные, короткие, – не менее дюжины. Лилия потрогала одну из них.
– Это же соболь.
– Ты всегда одевалась роскошно. А в этом шкафу твои вечерние платья от кутюр. Они не выходят из моды. И потом мы не в Париже. Примерь это. Дольче Габано. Оно мне очень нравилось. В нем ты выглядела королевой.
У Лилии загорелись глаза. Она скинула с себя одежду и надела платье. Олеся вывела ее в коридор, сорвала черную тряпку с зеркала.
– Смотри, оно твое. Ни одной морщинки. Ты устала. Тебе надо сменить обстановку, вернуться домой, к своим любимым вещам, и все встанет на свои места.
Платье было таким легким, что Лилии казалось, будто она стоит голой. Глядя в зеркало, она завидовала сама себе. Если бросить пить и заняться собой, она может стать не хуже Ксении, гниющей в гробу. А то и лучше.
Олеся подошла к Лилии и положила голову ей на плечо. Она погладила ее по шелковистым волосам. Девушка прижималась к ней, грея своим теплом, и тихо плакала. Ей нужна мать. Одна пропадет. Лилия закрыла глаза, чтобы не видеть своего отражения в зеркале и в воображении встала ее кошмарная хибара с железной солдатской кроватью, двумя табуретками, перекошенным столом, покрытым потрескавшейся фанерой, и тумбочкой, где хранилось все ее добро.
– Послушай меня, детка, – Лилия взяла девушку за плечи, – я не могу принять никакого решения. Все дело в том, что я больна. Моя болезнь называется точечная ретроамнезия. У меня нет прошлого. Пять лет назад я попала в автокатастрофу, но осталась жива. Мой сын погиб. Я сейчас была на его могиле. Мой муж разыскал меня и забрал из больницы. Но я ничего не помню. У меня полная потеря памяти. Я ребенок. Мне пять лет. Но за это время мне удалось наделать немало глупостей. В этот город я приехала недавно. Не знаю, зачем и почему. Меня носит по земле, как неприкаянную, и нигде я не нахожу покоя.
– Я знаю. Это потому, что он бил тебя по голове. Он и меня бил в детстве и называл пришибленной. Но теперь он мертв.
– О ком ты говоришь?
– О старике. Твоем первом муже. Его звали Кирилл Георгиевич Чебрец. Он был на восемнадцать лет старше и ревновал тебя даже к телеграфному столбу. Ты работала в центре международных связей, имела дела с иностранцами. После одного из побоищ ты забыла французский язык, не надолго, на день или два.
– Он бил по голове?
– Не по лицу, а по затылку, а меня полосовал ремнем. Меня он ненавидел лишь за то, что я девочка и не его дочь. Он мечтал о наследнике. К тому же я так и не научилась рисовать. За это мне доставалось вдвойне. Я знала, что ты не умерла. Ты убежала и пропала.
– Но у меня был уже другой муж?
– Тем не менее у вас были какие-то дела. Я не знаю подробностей. В тот вечер ты взяла меня с собой. Уже стемнело. Мы поехали к Кириллу, но я в его дом заходить не захотела. Ты пошла одна, я осталась в машине. Старик писал твой портрет, но не с тебя, а с натурщицы, женщины, очень похожей на тебя. Она сидела голой на помосте.
– А ты откуда знаешь?
– Я тихонько подошла к окну. Чем-то ты его взбесила. Он не умел держать себя в руках. Может, высмеяла его работу. Кирилл долго не думал. Там была печь, дрова и топор. Он схватил топор и бросил в тебя, но попал в грудь растерянной натурщицы. Ни в чем неповинная женщина умерла. Мгновенно. Ты выскочила из дома и исчезла. Я ждала тебя. Минут через пять старик вышел из дома. Он нес в руках тело убитой, завернутое в одеяло. Увидев твою машину, пошел к ней. Я пряталась в кустарнике.
– И что дальше?
– Тело натурщицы с изуродованным до неузнаваемости лицом нашли неподалеку от дачи твоего второго мужа. Его арестовали, обвинив в убийстве. Топор нашли в ручье. Доказательств не было, но его все равно посадили. Старика даже не заподозрили. Он и его две сестры опознали тело натурщицы как твое. Через месяц старик подох, но ты так и не вернулась. Его Бог наказал!
– На что же ты живешь?
– Работаю. Все твои деньги перешли ко мне. Много денег. На две жизни хватит.
– Печальная история. У тебя есть выпивка в доме?
– В гостиной есть бар, но я к нему не прикасаюсь.
Они прошли в гостиную. Встроенный в стену бар был полон.
– Выпьешь со мной, дочка?
– Я не умею пить.
– От шампанского еще никто не умирал, а себе я налью что-нибудь покрепче.
– Ты прими ванну, а я расчешу тебе волосы, как делала это раньше. Тебе нравилось, – сказала Олеся улыбаясь.
– Мне нужны деньги, чтобы привести себя в порядок.
– О деньгах не думай. Сколько надо, столько и бери.
Лилия закрыла бар.
– Пьянка отменяется. Жаль снимать это платье, но пора идти в ванную и отмокать. Чертовщина! Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
– Я тебя уже нашла.
– Редкий случай. На кладбище только теряют.
* * *
Сколько она себя помнила, а помнила она свою жизнь последние пять лет, Лилия не сделала ничего хорошего. После гибели сына она бросила мужа, сбежала от него. А потом занялась аферами, брачными аферами. Но ее преследовали сплошные неудачи. Последний случай едва не довел до могилы. Дурная голова не давала ногам покоя. Вечная спешка, желание получить все и сразу всегда заводили ее в тупик. Три месяца назад она связалась с настоящим маньяком. Ее спас случай.Была темная дождливая ночь. Она лежала на мокрой траве со связанными руками и заклеенным ртом, а он тем временем работал лопатой, копая ей могилу. Не человек, а рассвирепевший зверь. Мог бы не заклеивать ей рот, она все равно молчала бы.
– Ты что же, сучка, решила обвести меня вокруг пальца? Нет, не получится, я тебя быстро раскусил, – басил он себе под нос, обливаясь потом.
Она все еще на что-то надеялась. Рано подыхать. Главное – распутать руки, а дальше как получится.
– Я тебя, гадина, живой закопаю. Тебя только могила исправит, – бурчал он, неистово работая лопатой. – Не на того нарвалась. Немало я повидал стерв на своем веку. Все они здесь лежат, под землей, на моем участке. Сюда ни одна собака нос не сунет. Я уважаемый человек в городе. Богатый человек! А ты кто? Шавка бездомная!
Кажется, ей удалось: гибкие кисти выскользнули из ослабшей петли. Что дальше? Встать и побежать? Он догонит ее в три прыжка. Надо выждать.
Озверелый монстр стоял по пояс в вырытой яме и усмехался.
– С тебя хватит. Глубже червей нет. Им кислород нужен. За месяц сожрут тебя без остатка. Вот так, Лилечка! Могила вместо денег. Или ты, дура, решила, что я поверил в бред, будто ты хочешь выйти замуж за меня по любви? Всех интересуют только мои деньги. Взгляни на себя и на меня. Любовь! Нашла идиота!
Он вылез из могилы и воткнул лопату в кучу земли.
– Перекур. Постарел, уставать стал. Раньше все делалось быстрее и легче. Тебя же еще закапывать надо, а сверху дерном заложить. Все должно выглядеть чин-чинарем. А потом пойду помяну твою гадючью душу.
Он достал из кармана сигареты и начал прикуривать. Спичка гасла на ветру, и он повернулся к Лиле спиной. На раздумье времени не оставалось. Лиля вскочила на ноги, выхватила лопату из земли и со всей силы ударила его острым ребром по голове. Спичка погасла, а он, как срубленное дерево, свалился в могилу.
Она стояла с лопатой в руках, готовая отразить атаку. Ничего не происходило. Тишина. Лиля подняла с земли керосиновый светильник и поднесла его к яме. Из могилы на нее смотрели остекленевшие глаза. По коже пробежали мурашки. Мертвый, с озверевшим оскалом он был страшнее, чем живой. Она отвела свет фонаря в сторону.
Теперь и она могла покурить. Подняла с земли сигареты, спички, сорвала с губ клейкую ленту, закурила и тихо сказала:
– Поздравляю тебя, подруга. Вот ты и до убийства докатилась. Дальше уже некуда.
Бросив окурок в могилу, она начала закапывать труп. Ее очередной кандидат в мужья все предусмотрел. Даже дерн порезал на квадраты. Работа не заняла много времени, и скоро место захоронения уже ничем не выделялось на участке.
Лилия вернулась в дом, приняла душ, выпила стакан водки. Денег она нашла немного – триста долларов и несколько тысяч рублей в бумажнике. Долго на эти деньги не проживешь. Ее небогатый гардероб уместился в спортивной сумке. Взяв паспорт и водительские права, она отправилась в гараж. Сейчас он в отпуске. В ближайшее время его не спохватятся. Идиот успел раззвонить, что собирается ехать с невестой на Красное море. Кретин! Счастливого пути, а ей пора уносить ноги, снова отправляться в бега. Одно утешало – она осталась жива.
Когда Лилия подъезжала к речному порту, на горизонте появилось восходящее багровое солнце.
– Какой теплоход первым отходит сегодня утром? – спросила она кассиршу.
– Только круизный «Михайло Ломоносов». А куда вам надо?
– Он делает остановки?
– Разумеется. В больших городах стоит по шесть часов, предусмотрены экскурсии. Это же круиз.
– Билеты есть?
– Остались только дорогие в двухместные каюты. Вы одна?
– Одна.
– Есть еще одиночка.
– Женщина?
– Мужчину я не стала бы предлагать.
– Меня устраивает.
– Паспорт, пожалуйста.
Лилия подала свой паспорт.
– Питание предусмотрено?
– Трехразовое. Десерт за свой счет. Три ресторана и бары. Сауна тоже за свой счет.
– Я поняла.
В девять часов утра теплоход «Михайло Ломоносов» отчалил от берега. Лилия облегченно вздохнула.
Каюта-клетушка не стоила и половины заплаченного, зато повезло с попутчицей – они были ровесницами. Не успела Лилия войти, как приветливая соседка сказала:
– Доброе утро. Меня зовут Валя, а вас как? Будем дружить?
3
День второй
Опять ей снился дурацкий сон. Три месяца он ее преследует. Лилия проснулась от того, что сбила рукой будильник с тумбочки. Она вздрогнула и приподнялась. Где она? Что это за хоромы?Память по капелькам возвращала события вчерашнего дня. Наконец она все вспомнила. И что дальше? Лучше ни о чем не думать и ничего не делать. Дал бог ломоть удовольствий – отдыхай!
К новой жизни привыкать Лилия не хотела. Боялась в самый неподходящий момент превратиться в Золушку, потерявшую на лестнице хрустальный башмачок. Слишком нереально все выглядело. Вместо богатого жениха нашла богатую дочь. Наивную дуреху. Ей нужна мать, тепло, любовь. Но разве она, Лилия, способна дать человеку то, чего в ней нет? Фотографии на стенах ее поразили. На что природа способна! Лилия была копией матери девочки, наверняка такой же стервы. Но ей не повезло, а Лилия пока умела выкарабкиваться из тупиковых ситуаций. Но везение – вещь относительная, как игра в рулетку.
В комнату вошла женщина в белом халате. Лилия напряглась. Опять по пьянке где-то навернулась и что-то себе сломала. Вроде как она не напивалась. Чужие стены, потолок, широченная мягкая кровать, и что удивительно – все чистое. Нет, это не ночлежка, не вытрезвитель и даже не больница.
Женщина в белом халате улыбалась. Кошмар! Кто-то, глядя на нее, улыбается.
– Доброе утро, Ксения Михална. Я Вера. Массажистка. Меня впустила ваша дочь. Она ушла на работу.
– И что тебе надо?
– Сделать свою работу до десяти часов. В десять придет косметолог, потом маникюрша и еще кто-то. Кажется, парикмахер. Мое дело – массаж.
Лилия боялась встать с кровати. На ее теле полно синяков, а ноги все в ссадинах – результат частых падений с лестницы. В ее доме не было лифта, а на пятый этаж после пары бутылок паленой водки взобраться нелегко на двух конечностях, даже при наличии перил.
– Олеся предупредила меня, что вы недавно попали в аварию и немного поцарапались. Это не важно, я буду аккуратной. У меня есть очень хорошие заживляющие средства, настоенные на редких травах. Их собирают на Тянь-Шане.
– Кажется, у меня нет денег.
– Мы из салона красоты «Магнолия». Это лучший салон в городе. Наличный расчет не обязателен. Вашей дочери пришлют счет, и она его оплатит. Ваше имя внесено в каталог салона как постоянной VIP-клиентки. Хочу посоветовать – вызывайте нужных вам мастеров заблаговременно. Хотя бы за день, и тогда никаких проблем не возникнет.
– Спасибо, я учту. Мне надо умыться.
– Конечно. Буду ждать вас в дальней комнате, туда завезли оборудование.
Лилия смутно понимала, что происходит. Бред какой-то. Лучше вообще об этом не думать. Пусть все идет своим чередом.
Возле кровати лежал белый шелковый халат.
– Идите. Я скоро приду, – сказала она массажистке.
Лилия стеснялась своего тела. Зря. Им можно было восхищаться, если убрать с него синяки и царапины.
Вера вышла из комнаты. Лилия встала, накинула халат и направилась в ванную. Черные тряпки, покрывавшие зеркала, исчезли. Как хорошо, что она не стала вчера пить. Это подвиг. Бар остался нетронутым, и в результате у нее не болит голова.
В ванной комнате на полочке перед зеркалом лежал конверт и записка:
«Мамочка! Любимая! Я на работе. Приду часов в шесть. Еда в холодильнике на кухне. Ничего не готовь. Я заказала ужин в ресторане. К моему возвращению его доставят. Если куда-то соберешься, загляни в конверт. Твоя машина стоит на старом месте. Я вызвала мастера. За пять лет сел аккумулятор. Ее помоют и приведут в порядок.
Целую тебя, твоя дочь!»
Красивый ровный каллиграфический почерк. Такой бывает на поздравительных открытках. Бедная дуреха! Знала бы, с кем связалась.
Лилия заглянула в конверт. В нем лежали ключи от машины, документы на нее, водительское удостоверение на имя Ксении Чебрец и двадцать стодолларовых купюр. Две тысячи с неба свалились. Кому рассказать – не поверят. Впрочем, она и сама не верила собственным глазам. Права выданы восемь лет назад, значит, Ксения еще носила фамилию первого мужа. Машина оформлена на то же имя. Лилия прекрасно водила машину. Слишком частые уходы от преследования научили ее обращаться с рулем на «ты».
Она убрала конверт и записку в карман халата, умылась, посмотрела на свое отражение в зеркале. Вроде бы и не такая страшная. Правда, слишком много седых волос и кошмарная одутловатость… Даже три месяца назад она выглядела в сто раз лучше.
Выйдя из ванной, Лилия с удивлением подумала, что ориентируется в большой квартире так, будто жила здесь.
В комнате, где ее ждала Вера, стоял массажный стол, по бокам тренажеры, у окна парикмахерское кресло и умывальник, кварцевые лампы. Настоящий фитнес-зал.
– Снимайте халат и ложитесь на стол, – сказала массажистка.
Теперь Лилия не стеснялась – авария, есть авария. Но когда Олеся успела разглядеть ее тело, чтобы придумать историю с аварией? Ежедневная бутылка водки на голодный желудок давала о себе знать – память ослабла, вот и сейчас она не помнила, как ложилась спать.
Массажистка прекрасно справлялась со своей работой.
– Наверняка мужчины сходят с ума от вашего тела. У вас потрясающая фигура, Ксения Михална.
– У меня не было мужчин больше трех месяцев, Вера.
– У вас?
– Не могу найти достойного партнера.
– Тут с вами никто спорить не будет. Сильные мужчины, как правило, обычные работяги с отсутствием мозгов. Умные и талантливые – импотенты. А красавчики, молодые и страстные, интересуются кошельком своих партнерш больше, чем телом. Остальные – алкоголики.
– Целая философия.
– Обычная практика. В нашем салоне работают только женщины, и мы обслуживаем только женщин. Всякого наслушаешься. Обидно, что такое тело не востребовано.
– Ты хочешь сказать, что в моем возрасте нет следов целлюлита? Да? Мне тридцать восемь лет, шансов на успех с каждым годом становится все меньше и меньше.
– Целлюлит бывает и у двадцатилетних. Природа делает свой отбор. Вашей дочери повезло, у нее ваши гены. Была бы я мужчиной, влюбилась бы в нее.
Лилия любила красивых мужчин и умела их использовать, что не вязалось с философией массажистки. Олеся не выносила мужчин, и это можно было понять: отец бил девочку, у нее выработался обратный рефлекс. Попадись ей хороший, терпеливый парень, неожиданно подумала Лиля, он сумеет переломить ситуацию. Вопрос в том, будет ли терпеть его она? Ксения, по ее рассказам, не очень-то разбиралась в мужчинах. Но как ей удалось привязать к себе дочь с такой силой, что девчонка помешалась на своей матери?
– Олеся тоже пользуется вашими услугами?
– Конечно. Постоянно. Невероятная чистюля. Такая могла бы свалить любого мужика наповал. Безукоризненные формы.
– А как, по-вашему, у моей дочери есть мужчины?
– Если и есть, то она умеет это хорошо скрывать. Олеся слишком брезглива, и слово «мужчины» ей не подходит. Один единственный, может, и есть. Девушка особенная, не такая, как все.
– Да. Мне с ней нелегко.
– О чем вы? Олеся обожает вас. Сколько я ее помню, она не переставала говорить: «Вот скоро вернется моя мама и начнется совсем другая жизнь». Я еще никогда не видела такой сияющей улыбки на ее лице, как сегодня утром.
После массажа Лилия почувствовала себя отдохнувшей. Потом пришла косметолог, привела в порядок ее лицо. Следом появилась парикмахерша – покрасила волосы, сделала укладку.
На превращение ханыги в женщину ушло не менее пяти часов. Когда все кончилось, Лилия нашла в шкафу самое скромное платье и пальто, оставшееся ей в наследство от предшественницы. Чулки пришлось надеть черные, дабы скрыть многочисленные ссадины на ногах.
Колготок Ксения не носила, только чулки и пояса, как делают женщины, любящие раздеваться перед мужчинами. Это способно даже епископа забыть о сане и очуметь от возбуждения.
Когда она увидела себя в зеркале, ей показалось, будто перед ней другая женщина, не имеющая ничего общего со вчерашней уродиной. Сейчас она стала копией Ксении. Даже прическа та же.
Ее замызганный плащ исчез с вешалки, на его месте весели ключи от квартиры. Плащ – не велика потеря, но там были сигареты. Она все еще не понимала, что у нее в кармане лежит кошелек, набитый денежными купюрами.
На лифте она спустилась в гараж. Где место ее машины – она не знала. В документах значилась «Ауди S 8». Машина шикарная, вопрос в том, что от нее осталось. Автомобили стояли в четыре ряда вдоль длинного тоннеля. Лилия помнила, в каком месте поставила свою машину Олеся. Очевидно, автомобиль матери должен стоять рядом. Она не ошиблась в своих предположениях, возле темно-вишневой «Ауди» возился мастер.
– Дела совсем плохи? – спросила Лилия.