Страница:
Рамон входил в Кэрли глубоко, мощно, с такой силой, что она вздымалась вверх. Любовь и страсть слились воедино. Кэрли извивалась под Рамоном, поднималась навстречу ему, подстраиваясь под его неистовый темп, испытывая неутолимое желание.
Сегодня ночью он принадлежит ей, а завтра уйдет.
— Рамон… — снова прошептала она, прижимаясь лицом к его плечу.
— Те adoro, mi amor. Обожаю тебя, любовь моя.
Она всхлипнула, прильнула к Рамону так сильно, словно решила никогда не отпускать его от себя. Они одновременно испытали экстаз, испарина покрыла их тела. На некоторое время оба замерли. Кэрли подумала, что ему пора уйти, и боль пронзила ее. Она боялась даже подумать о том, что случится, если дядя обнаружит его здесь. Однако Рамон начал снова целовать ее, его плоть отвердевала внутри Кэрли, а она лишь тихо стонала, самозабвенно отдаваясь ему.
Проснувшись перед рассветом, она увидела одетого Рамона. На мгновение Кэрли пронзила ужасная мысль, что он снова использовал ее.
— Не смотри на меня так, — попросил он. — Я отвечаю за каждое произнесенное мною слово и сотни других, невысказанных. — Кэрли с облегчением откинулась на подушку. — Ты плакала во сне, помнишь?
— Нет.
Ее сердце сжалось.
— Ты умоляла меня уйти. Говорила, что не можешь мне доверять. Это правда?
Кэрли вцепилась руками в простыню.
— Я бы доверила тебе свою жизнь… но…
Его глаза вспыхнули.
— Уже не один месяц моя жизнь в твоих руках, однако я не доверял тебе. Послушай меня. Отныне я стану таким мужем, каким мне следовало быть с самого начала. Клянусь! Что бы ни случилось, я не усомнюсь в тебе. — Он зашагал по комнате, потом остановился. Его глаза были прикованы к Кэрли. — Приехав сюда, я собирался забрать тебя с собой, но ты не готова к отъезду, ибо боишься меня сильнее, чем в ту первую ночь в горах. Но я больше не боюсь тебя и своих чувств. Я завоюю тебя, Кэрли. И когда ты снова станешь моей женой, я уже не дам тебе уйти.
Бросив последний нежный взгляд на девушку, он перекинул ногу через подоконник и спрыгнул на землю.
Кэрли видела, как он исчез в темноте. Сердце ее ныло. Но слова Рамона не выходили из головы. Можно ли снова довериться ему? Можно ли надеяться, что их совместная жизнь сложится удачно? Он просил Кэрли вернуться в Лас-Алмас — ее единственный настоящий дом.
Понимая, что хочет этого больше всего на свете, она все же боялась.
Кэрли без сил лежала на подушке и слушала тишину, потом — звуки пробуждающегося ранчо. Прошел час. Дядя уехал с группой вооруженных людей, и страх за Рамона заглушил в душе Кэрли все другие опасения.
Вдруг он отправился в Льяно-Мирада? Она молилась о том, чтобы дядя не нашел его, чтобы Рамон и обитатели лагеря уцелели.
Через два дня капитан Харри Лав, Флетчер Остин, Джереми Лейтон и еще три десятка мужчин ворвались на перевал, ведущий в Льяно-Мирада.
Анхел де ла Герра увидел людей, появившихся на задней дороге, предназначенной для бегства. Они сняли охрану — одних убили бесшумно, других уничтожили метким выстрелом, промчавшись мимо постов на взмыленных лошадях. Женщины с криками бросились в хижины, надеясь спасти детей.
Томазина Гутиерес стояла возле мужа, стреляя из длинной винтовки; Сантьяго вел огонь из двух пистолетов системы Ремингтона. Педро Санчес, Руис Доминго, Игнасио Хуарес и дюжина других сражались верхом. После каждого выстрела они спешили сменить место. Миранда Агилар лежала за желобом с водой и стреляла из «кольта», подаренного ей Рамоном, который научил ее пользоваться оружием. Четвертая пуля, выпущенная Мирандой, попала в высокого всадника. Он упал на землю и замер в нескольких дюймах от нее.
Как ни странно, они отбили первую атаку, потеряв только стоявших в карауле и еще четверых людей. Добровольцам пришлось отступить за пределы лагеря.
— Они скоро вернутся, — сказал Анхел, присев на корточки возле Педро Санчеса.
— Да. И нам не удастся остановить их. — Педро повернулся к Руису Доминго: — Уведи женщин и детей в лес. Пусть они рассеются там и спрячутся. Мы постараемся сдерживать врага сколько сможем, потом уедем отсюда. Встретимся в пещере возле Арройо-Агахе.
Этот план был разработай заранее на случай сдачи лагеря.
Они быстро и молча простились. Взгляды людей говорили о том, что они знают, как мало у них шансов уцелеть. Потом каждый мужчина занялся своим делом. Когда появились «Гончие псы», защитники лагеря уже приготовились отразить атаку. Они удерживали добровольцев дольше, чем предполагали, и два часа отражали одну атаку за другой, принимая на себя град пуль. Но постепенно ряды защитников лагеря редели, люди и лошади падали на кусты и гранитные валуны, лежавшие у края каньона.
Когда стрельба временно затихла, Педро Санчес, Игнасио Хуарес, Карлос Мартинес и еще трое мужчин — все уцелевшие защитники лагеря — собрались за камнями выше задней дороги.
Положение было тяжелым, однако Педро ободрил друзей улыбкой:
— Они здорово удивятся, когда ворвутся в лагерь и увидят, что большая часть мужчин скрылась.
— Больше всего они хотят поймать Эль Дракона, а его здесь нет, — сказал Игнасио.
Педро задумался. Женщины и дети сейчас в безопасности, но если он и его compadres продолжат сопротивление, те, несомненно, погибнут. Если же они сдадутся, есть шанс, что их арестуют и повезут в Сан-Хуан-Батиста, чтобы повесить там. Тогда…
— Сними рубашку, друг, — обратился Педро к Игнасио.
— Что?
— Я хочу приготовиться. Когда они откроют огонь, мы сдадимся.
— Ты спятил?
Педро быстро поделился с Игнасио своими соображениями, и тот кивнул.
— Это, во всяком случае, дает нам шанс, — сказал Игнасио. — Лучше поступить так, чем умереть здесь. Я объясню остальным.
Сняв грязную белую рубашку и протянув ее Педро, он опустился в высокую густую траву и пополз сквозь плотные заросли кустарника к защитникам лагеря.
Когда по ним открыли огонь, они ответили лишь несколькими выстрелами, потом Педро начал размахивать окровавленной белой рубашкой Игнасио, привязанной к стволу винтовки. Карлос Мартинес и еще один мужчина упали, сраженные пулями. Наконец стрельба стихла. Педро, Игнасио и два пастуха оказались в руках разъяренных мужчин, среди которых Санчес узнал Флетчера Остина и Джереми Лейтона, шерифа Сан-Хуан-Батиста.
Подойдя к Педро, шериф направил ему в грудь ствол винтовки:
— Где он?
— Кто, сеньор шериф?
— Ты знаешь, кто нам нужен, — этот негодяй, называющий себя Испанским Драконом.
Флетчер Остин шагнул вперед:
— Отдайте его моим людям, шериф. Мы заставим мерзавца заговорить.
Схватив Педро за рубашку, Флетчер нанес ему такой удар в живот, что Педро согнулся и стал ловить воздух ртом.
— Постойте, господа, — сказал с протяжным техасским акцентом Харри Лав, командир добровольцев. — Не надо насилия. — Он хищно улыбнулся. — Возможно, другие удрали, но тот, за кем мы пришли, здесь. Господа, позвольте представить вам знаменитого Эль Дракона.
Педро замер, посмотрев на разъяренных добровольцев, потом, овладев собой, повернулся туда, откуда слышались голоса. Вздымая пыль, добровольцы волокли человека в черном со связанными руками и ногами. Пленника бросили в грязь возле Педро.
Это был Анхел де ла Герра.
Глава 20
Сегодня ночью он принадлежит ей, а завтра уйдет.
— Рамон… — снова прошептала она, прижимаясь лицом к его плечу.
— Те adoro, mi amor. Обожаю тебя, любовь моя.
Она всхлипнула, прильнула к Рамону так сильно, словно решила никогда не отпускать его от себя. Они одновременно испытали экстаз, испарина покрыла их тела. На некоторое время оба замерли. Кэрли подумала, что ему пора уйти, и боль пронзила ее. Она боялась даже подумать о том, что случится, если дядя обнаружит его здесь. Однако Рамон начал снова целовать ее, его плоть отвердевала внутри Кэрли, а она лишь тихо стонала, самозабвенно отдаваясь ему.
Проснувшись перед рассветом, она увидела одетого Рамона. На мгновение Кэрли пронзила ужасная мысль, что он снова использовал ее.
— Не смотри на меня так, — попросил он. — Я отвечаю за каждое произнесенное мною слово и сотни других, невысказанных. — Кэрли с облегчением откинулась на подушку. — Ты плакала во сне, помнишь?
— Нет.
Ее сердце сжалось.
— Ты умоляла меня уйти. Говорила, что не можешь мне доверять. Это правда?
Кэрли вцепилась руками в простыню.
— Я бы доверила тебе свою жизнь… но…
Его глаза вспыхнули.
— Уже не один месяц моя жизнь в твоих руках, однако я не доверял тебе. Послушай меня. Отныне я стану таким мужем, каким мне следовало быть с самого начала. Клянусь! Что бы ни случилось, я не усомнюсь в тебе. — Он зашагал по комнате, потом остановился. Его глаза были прикованы к Кэрли. — Приехав сюда, я собирался забрать тебя с собой, но ты не готова к отъезду, ибо боишься меня сильнее, чем в ту первую ночь в горах. Но я больше не боюсь тебя и своих чувств. Я завоюю тебя, Кэрли. И когда ты снова станешь моей женой, я уже не дам тебе уйти.
Бросив последний нежный взгляд на девушку, он перекинул ногу через подоконник и спрыгнул на землю.
Кэрли видела, как он исчез в темноте. Сердце ее ныло. Но слова Рамона не выходили из головы. Можно ли снова довериться ему? Можно ли надеяться, что их совместная жизнь сложится удачно? Он просил Кэрли вернуться в Лас-Алмас — ее единственный настоящий дом.
Понимая, что хочет этого больше всего на свете, она все же боялась.
Кэрли без сил лежала на подушке и слушала тишину, потом — звуки пробуждающегося ранчо. Прошел час. Дядя уехал с группой вооруженных людей, и страх за Рамона заглушил в душе Кэрли все другие опасения.
Вдруг он отправился в Льяно-Мирада? Она молилась о том, чтобы дядя не нашел его, чтобы Рамон и обитатели лагеря уцелели.
Через два дня капитан Харри Лав, Флетчер Остин, Джереми Лейтон и еще три десятка мужчин ворвались на перевал, ведущий в Льяно-Мирада.
Анхел де ла Герра увидел людей, появившихся на задней дороге, предназначенной для бегства. Они сняли охрану — одних убили бесшумно, других уничтожили метким выстрелом, промчавшись мимо постов на взмыленных лошадях. Женщины с криками бросились в хижины, надеясь спасти детей.
Томазина Гутиерес стояла возле мужа, стреляя из длинной винтовки; Сантьяго вел огонь из двух пистолетов системы Ремингтона. Педро Санчес, Руис Доминго, Игнасио Хуарес и дюжина других сражались верхом. После каждого выстрела они спешили сменить место. Миранда Агилар лежала за желобом с водой и стреляла из «кольта», подаренного ей Рамоном, который научил ее пользоваться оружием. Четвертая пуля, выпущенная Мирандой, попала в высокого всадника. Он упал на землю и замер в нескольких дюймах от нее.
Как ни странно, они отбили первую атаку, потеряв только стоявших в карауле и еще четверых людей. Добровольцам пришлось отступить за пределы лагеря.
— Они скоро вернутся, — сказал Анхел, присев на корточки возле Педро Санчеса.
— Да. И нам не удастся остановить их. — Педро повернулся к Руису Доминго: — Уведи женщин и детей в лес. Пусть они рассеются там и спрячутся. Мы постараемся сдерживать врага сколько сможем, потом уедем отсюда. Встретимся в пещере возле Арройо-Агахе.
Этот план был разработай заранее на случай сдачи лагеря.
Они быстро и молча простились. Взгляды людей говорили о том, что они знают, как мало у них шансов уцелеть. Потом каждый мужчина занялся своим делом. Когда появились «Гончие псы», защитники лагеря уже приготовились отразить атаку. Они удерживали добровольцев дольше, чем предполагали, и два часа отражали одну атаку за другой, принимая на себя град пуль. Но постепенно ряды защитников лагеря редели, люди и лошади падали на кусты и гранитные валуны, лежавшие у края каньона.
Когда стрельба временно затихла, Педро Санчес, Игнасио Хуарес, Карлос Мартинес и еще трое мужчин — все уцелевшие защитники лагеря — собрались за камнями выше задней дороги.
Положение было тяжелым, однако Педро ободрил друзей улыбкой:
— Они здорово удивятся, когда ворвутся в лагерь и увидят, что большая часть мужчин скрылась.
— Больше всего они хотят поймать Эль Дракона, а его здесь нет, — сказал Игнасио.
Педро задумался. Женщины и дети сейчас в безопасности, но если он и его compadres продолжат сопротивление, те, несомненно, погибнут. Если же они сдадутся, есть шанс, что их арестуют и повезут в Сан-Хуан-Батиста, чтобы повесить там. Тогда…
— Сними рубашку, друг, — обратился Педро к Игнасио.
— Что?
— Я хочу приготовиться. Когда они откроют огонь, мы сдадимся.
— Ты спятил?
Педро быстро поделился с Игнасио своими соображениями, и тот кивнул.
— Это, во всяком случае, дает нам шанс, — сказал Игнасио. — Лучше поступить так, чем умереть здесь. Я объясню остальным.
Сняв грязную белую рубашку и протянув ее Педро, он опустился в высокую густую траву и пополз сквозь плотные заросли кустарника к защитникам лагеря.
Когда по ним открыли огонь, они ответили лишь несколькими выстрелами, потом Педро начал размахивать окровавленной белой рубашкой Игнасио, привязанной к стволу винтовки. Карлос Мартинес и еще один мужчина упали, сраженные пулями. Наконец стрельба стихла. Педро, Игнасио и два пастуха оказались в руках разъяренных мужчин, среди которых Санчес узнал Флетчера Остина и Джереми Лейтона, шерифа Сан-Хуан-Батиста.
Подойдя к Педро, шериф направил ему в грудь ствол винтовки:
— Где он?
— Кто, сеньор шериф?
— Ты знаешь, кто нам нужен, — этот негодяй, называющий себя Испанским Драконом.
Флетчер Остин шагнул вперед:
— Отдайте его моим людям, шериф. Мы заставим мерзавца заговорить.
Схватив Педро за рубашку, Флетчер нанес ему такой удар в живот, что Педро согнулся и стал ловить воздух ртом.
— Постойте, господа, — сказал с протяжным техасским акцентом Харри Лав, командир добровольцев. — Не надо насилия. — Он хищно улыбнулся. — Возможно, другие удрали, но тот, за кем мы пришли, здесь. Господа, позвольте представить вам знаменитого Эль Дракона.
Педро замер, посмотрев на разъяренных добровольцев, потом, овладев собой, повернулся туда, откуда слышались голоса. Вздымая пыль, добровольцы волокли человека в черном со связанными руками и ногами. Пленника бросили в грязь возле Педро.
Это был Анхел де ла Герра.
Глава 20
Его красивая жена спала, ее волосы разметались по подушке. Кэрли была бледна, а глаза ее чуть припухли, словно она плакала. Сжатая в кулачок рука подпирала подбородок. Сейчас она напоминала беспомощного ребенка.
Он подошел к кровати и остановился, наблюдая, как поднимается и опускается грудь Кэрли. Наклонившись, прикоснулся к ее лицу. Когда Рамон поцеловал ее, ресницы девушки дрогнули. Ощутив комок в горле, он притронулся кончиком языка к уголку ее рта, потом провел им по нижней губе. Она открыла глаза, и Рамон улыбнулся.
— Рамон… — сонно прошептала она, — что ты… — Потом быстро села в кровати. — Рамон! Господи, как ты спасся? Дядя Флетчер сказал, что тебя повесят! — Она испуганно посмотрела на дверь. — Госпожи, тебе нельзя здесь находиться! Он убьет тебя, уходи!
Она спустила ноги и встала, но Рамон прижал ее к себе:
— Успокойся, Кэрли, позволь мне все объяснить.
Огромные зеленые глаза смотрели на него. Она побледнела еще сильнее. Тихо вскрикнув, Кэрли обхватила Рамона за шею. Он едва не раздавил ее в своих объятиях.
— Я так волновалась! — сказала Кэрли, дрожа всем телом. — Приехав днем, дядя сообщил, что они наконец нашли лагерь, взяли Эль Дракона и четырех его сообщников. Капитан Харри Лав и шериф Лейтон повезли их в тюрьму Сан-Хуана. Через три дня всех повесят на площади перед церковью.
— Ты не упомянула мое имя?
— Нет, конечно, нет! Они не должны узнать, что мне известна правда.
Он немного успокоился. Рамон не подумал заранее о том, что Кэрли может выдать его невольно. А вот у Анхела достаточно времени для этого.
— Скажи мне, что случилось.
Рамон печально вздохнул:
— Нанятые добровольцами индейские следопыты нашли задний вход в Льяно-Мирада.
— Господи! Что произошло с Педро и Флоренсией, с женщинами и детьми?
Лицо его омрачилось.
— Больше десяти мужчин погибло. Многие ранены, но все женщины и дети спаслись. Педро и трое пастухов из Льяно-Мирада арестованы.
— А ты? Как ты спасся?
— Меня там не было. Я появился, когда сражение уже закончилось. Я восстановил события по рассказам мужчин, прятавшихся в лесах. Gringos убеждены, что Анхел — это Эль Дракон.
— Т-твой кузен?
— Si. Пока он этого не отрицает. Не знаю почему. Мне повезло, что все так сложилось. Покинув тебя в ту ночь, я направился в Льяно-Мирада. Хотел… разобраться… с кузеном.
— Ты поехал к Анхелу из-за меня?
— Неужели ты полагала, что, узнав правду, я позволю ему жить?
— Господи, Рамон, ты не можешь убить его!
— Я могу убить его голыми руками за то, что он пытался сделать с тобой. И за то, что пережил я, потеряв тебя.
Она долго, затаив дыхание, смотрела на него, потом поднялась на цыпочки и сильнее обхватила шею Рамона. Он с неистовой страстью прижал Кэрли к себе, уткнулся лицом в ее волосы: они пахли корицей и розами.
— Я должен был увидеть тебя, — сказал испанец. — Вечером я уеду, чтобы встретиться с людьми в одном месте, Арройо-Агахе. Через три дня, в ночь перед казнью, мы появимся в Сан-Хуане и освободим пастухов.
Кэрли встревоженно взглянула на мужа:
— Тебе не удастся это сделать. Ваше появление не будет неожиданностью.
— Не думаю. Они считают, что люди рассеялись, а их главарь в тюрьме. Так или иначе я не могу допустить, чтобы Педро и других повесили. Надеюсь, что освобожу их с помощью моих людей.
Кэрли посмотрела на него сквозь слезы:
— Я не хочу, чтобы ты ехал туда. Я боюсь за тебя, Рамон.
— Означает ли это, что ты готова вернуться домой?
Она отступила на шаг:
— Как… как себя чувствуют твоя мать и тетя Тереза? — Ее лицо выражало сомнение.
Он разочарованно вздохнул:
— Мать болела, но сейчас уже поправилась. С тетей все в порядке, на ней все и держится. Обе постоянно уговаривают меня не делать глупости и привезти жену домой. Как всегда, они правы.
— А если я вернусь в Лас-Алмас и они узнают, что в ту ночь, когда убили Андреаса, именно я подняла тревогу, забив в колокол? Представляешь, какую боль они испытают? Как, по-твоему, они будут относиться ко мне тогда?
— Они поймут, что ты поступила так же, как и Два Орла, который сражался с полицейскими, напавшими на его деревню. Это же сделал бы любой из нас, если бы нашему дому угрожала опасность. Вообще-то они все знают, Кэрли. Тетя сказала мне, что они знали это с ночи fandango.
— Откуда?
— Даже я не знал, что они услышали эту историю, хотя мне следовало догадаться. Тетя решила, что отчасти из-за этого ты не вернулась со мной из Монтеррея. Я не признался ей, что причина тому — моя жестокость и предубеждения.
Она подняла голову. Золотистый свет лампы упал на ее роскошные волосы. Рамон ощутил знакомое волнение.
— Ты с такой легкостью говоришь о прошлом, — заметила Кэрли, — но есть еще более важные проблемы. Если я вернусь, рано или поздно у нас появятся дети со смешанной кровью — наполовину англичане, наполовину испанцы. Как ты будешь к ним относиться? Будешь ли любить их меньше оттого, что их мать — gringa?
Он мягко сжал ее плечи:
— Madre de Dios, не могу поверить, что заставил тебя сомневаться в этом. Неужели ты думаешь, что я не любил бы наших детей? Santo de Cristo, я не могу представить себе более чудесного ребенка, чем дочь, похожая тебя! Или сын, наделенный твоей силой духа.
Кэрли вытерла слезы:
— Я вовсе не смелая, я трусиха. Я боюсь, вернувшись, снова потерять тебя. Мне этого не пережить.
— Ты не потеряешь меня. Я не глупец и не повторю прежние ошибки. Я люблю тебя. Если ты вернешься домой, я до конца жизни буду доказывать, как сильно люблю тебя.
Слеза снова скатилась по ее щеке.
— Мне нужно время, Рамон. Я все еще слышу твои оскорбительные слова. Я продолжаю думать…
— Не говори так. Я знаю, что бываю порой безжалостным, даже жестоким. Мне пришлось научиться этому, но моя истинная сущность не такова.
Рамон ощущал разочарование и нарастающее желание.
— Я не говорю, что со мной легко жить. У меня скверный характер, я бываю грубым и резким.
— Да, иногда ты бываешь грубым.
— Но неужели я так плох, Кэрли?
Ее взгляд как бы пытался проникнуть в душу Рамона.
— Ты упрям и властен. Требователен и ненасытен в постели. И все же ты самый замечательный мужчина, какого я видела.
— Кэрли…
Его сердце переполнилось любовью к ней. Он хотел отнести жену на кровать, овладеть ею, погрузиться в ее влажное, горячее лоно, почувствовать, как она дрожит под ним. Рамон хотел утвердить свои права на нее, сделать ее своей, заставить признать, что она принадлежит ему. Но он вспомнил о том, зачем появился здесь.
— Я вернусь за тобой, как только освобожу людей, и тогда не позволю тебе отказаться — даже если мне придется унести тебя на руках.
Она прикоснулась дрожащей рукой к его щеке:
— Будь осторожен, Рамон. Я не стану жить, если ты погибнешь.
Он привлек ее к себе, поцеловал страстно и жадно, заявляя о своих правах на Кэрли. Она принадлежит ему и должна знать об этом.
— Я вернусь за тобой, — твердо сказал Рамон, — клянусь тебе.
Ему очень хотелось остаться, но люди рассчитывали на него. Не следовало приходить сюда, но он не мог уехать, не увидев Кэрли. Задуманный им план был дерзким и опасным, а шансы на успех невелики. Однако от Рамона зависела жизнь друзей, и он должен сделать все, чтобы спасти их. Быстро и крепко поцеловав Кэрли, испанец подошел к окну, тихо спрыгнул на землю и через мгновение исчез в темноте.
Если не щадить коня, он достигнет пещеры возле Арройо-Агахе к завтрашнему полудню. Все остальные уже соберутся там — об этом сообщил один из пастухов. Он получил известие и от Алехандро де Эстрада. Усилия, затраченные на поиски старых церковных записей, оказались напрасными.
Изучив документы, Земельная комиссия отказалась изменить свое решение, не пожелала даже пересмотреть дело. Дон Алехандро сообщал, что де ла Герра не смогут законным путем вернуть себе ранчо дель Роблес.
Увы, незаконные пути также ни к чему не привели. Налеты не ослабили могущество Флетчера Остина и прочих местных англичан. Андреас верил, что у них есть шанс, но Рамон с самого начала понял, что таким способом они никогда не победят своих врагов.
Что ж, прошлое позади. Так или иначе Эль Дракон должен исчезнуть. Он совершит последний ночной налет, чтобы вызволить своих людей, и преступная деятельность закончится. Если Рамон уцелеет в эту ночь и Анхел не предаст его, он положит конец всему этому, привезет жену домой, и они заживут в Лас-Алмас. Это будет отличаться от жизни Кэрли в дель Роблес, но она, судя по всему, не станет переживать из-за этого. А если жена будет счастлива, то и он тоже. Они вместе начнут строить будущее, заведут детей, обретут покой.
Еще один налет, сказал себе Рамон, вскочив на гнедого коня, которого в Арройо-Агахе он сменит на вороного.
Еще один, последний налет.
Если только ему суждено остаться в живых.
Кэрли почти не сомкнула глаз в эту ночь, безумно волнуясь за Рамона, который собирался рисковать жизнью ради спасения людей. Она не пыталась остановить его, ибо слишком хорошо знала мужа. Он любил Педро Санчеса как родного отца и нес ответственность за других ковбоев. Во всяком случае, так считал.
Кэрли надела синий костюм для верховой езды, привезенный Двумя Орлами, хотя многие ее вещи по-прежнему оставались в Лас-Алмас. Она не знала, почему Рамон не отправил ей те вещи, хотя сама не взяла их нарочно, словно боясь порвать последнюю нить, связывающую ее с мужем. Может быть, поэтому Кэрли по-прежнему думала о Лас-Алмас как о своем доме.
Вспоминая тех, о ком она скучала, девушка направилась к конюшне. Она хотела побыть некоторое время наедине с собой, а для этого не было лучшей возможности, чем прогулка верхом.
— Хосе, вы здесь? — крикнула она, и высокий ковбой, ухаживавший за лошадьми, тут же откликнулся. — Я решила покататься верхом. Оседлаете мне лошадь?
Он улыбнулся:
— Si, сеньора, у меня есть одна подходящая.
С любопытством взглянув на него, Кэрли прошла за ним к деннику. Когда он открыл дверцу и вывел великолепную светло-гнедую кобылу, девушка затаила дыхание.
— Это подарок вашего мужа, дона Рамона. Мариано привел ее сюда сегодня утром.
Рамон сделал это для нее! Рамон!
— Она прекрасна, Хосе. Я никогда видела такой замечательной лошади.
— Андалузская, — пояснил он. — Дон Диего, отец дона Рамона, разводил их, когда жил на ранчо дель Роблес. Лошадей продали, когда ранчо пошло с молотка. Дон Рамон выкупил нескольких животных. В том числе и жеребца Рея дель Сол.
— Я знала о Рее, но о кобыле не слышала и никогда не видела ее прежде.
— Это сюрприз. Свадебный подарок, как сказал Мариано. Дон держал ее где-то в горах. Один из ковбоев обучал ее специально для вас.
Скорее всего Педро Санчес в Льяно-Мирада.
— Она прекрасна, — повторила Кэрли, гладя лошадь. — Как ее зовут?
— Подсолнечник.
Кэрли не сдержала слез.
— По словам Мариано, дон собирался сам подарить ее вам, но вчера передумал. Что бы с ним ни случилось, сказал он, вы никогда не забудете его.
Господи, он решил оставить ей лошадь на тот случай, если погибнет в Сан-Хуане! Надо поскорее уйти отсюда, прежде чем она расплачется всерьез.
— Оседлайте ее для меня, хорошо, Хосе?
Кэрли подождала у входа, пока Хосе надевал ее дамское седло на золотистую кобылу с белой гривой и хвостом. Подсолнечник была очень похожа на Рея дель Сол, только меньше. Внезапно девушка подумала: уж не эта ли лошадь совокуплялась на лугу с Реем дель Сол? Может, сейчас она носит жеребенка?
Этот подарок мог быть только знаком любви.
Кэрли провела все утро верхом, наслаждаясь безупречным аллюром лошади и ее послушанием. Сама того не заметив, Кэрли поднялась в горы и оказалась возле пруда, там, где они с Рамоном занимались любовью.
Несмотря на тревогу, девушка улыбнулась. Когда муж приедет за ней, она непременно вернется с ним в Лас-Алмас. Они любят друг друга. Чего ей опасаться? Она рискнет всем ради Рамона.
Кэрли спешилась и подвела лошадь к пруду напиться. Поглаживая золотистую шею кобылы, девушка старалась унять страх за Рамона, который мог погибнуть в Сан-Хуане и никогда не приехать за ней.
Миранда Агилар постучала в дверь кухни ранчо дель Роблес, и полногрудая Рита Салазар открыла ее.
— Dios mio! — Черные глаза Риты заволокла пелена. — Hija mia[60], где ты была?
Миранда обняла мать, которую не видела уже три года.
— В разных местах, мама. Я не знала, что ты здесь.
Рита обвила рукой тонкую талию дочери, провела ее на кухню, и они сели на скамью у стола.
— Я пришла в дель Роблес несколько месяцев назад, — сказала Рита. — До этого жила в Сан-Мигеле. Твой отец умер. Поэтому я покинула Монтеррей, где мы прежде работали.
— Прости, мама, я не знала. — Миранда отвела глаза. — Я пыталась найти тебя, но Иносенте нигде не задерживался надолго. Ты не ошиблась в нем, мама. Мне не следовало выходить замуж за Иносенте. Он оказался тяжелым человеком, часто бывал жестоким. Бил меня. Я не огорчилась, когда его убили.
— Pobrecita[61], — сочувственно сказала мать, убирая густые черные пряди с красивого лица дочери.
— Однако его родные были добры ко мне. Я навестила их на ранчо Эль Техон в конце большой центральной долины. Они просили меня остаться там, но я не захотела, узнала от одного пастуха, что ты здесь, и вернулась в Льяно-Мирада, где раньше познакомилась с Эль Драконом.
Миранда не упомянула о том, что спала с Рамоном де ла Герра, а после — с Руисом Доминго.
Рита перекрестилась:
— Сеньор Остин и добровольцы поймали разбойников.
— Si, я была там. Мне удалось убежать.
— Por Dios, как?
Миранда тяжело вздохнула. Ей пришлось совершить долгое путешествие из Арройо-Агахе, чтобы увидеть мать.
— Когда началась стрельба, один из пастухов, Руис Доминго, увел женщин и детей далеко в горы. Мы заранее договорились в случае неприятностей встретиться потом возле пещеры в горах. Сейчас мужчины там. Они собираются ночью перед казнью скакать в Сан-Хуан, чтобы освободить приговоренных. Я слышала их разговоры.
— Por Dios — их всех убьют!
— Не думаю. Они тихо войдут в город, ворвутся в тюрьму, а потом направятся на юг по высохшему руслу реки, огибающей Сан-Хуан. Этот план кажется мне хорошим.
Рита обняла дочь:
— Ты не должна об этом говорить. Сеньор Остин разгневается.
— Я сказала тебе, потому что спешу назад — возвращаюсь в горы. — Смуглые щеки девушки порозовели. — Я ухожу с Руисом. Он хороший ковбой, мама, я полюбила его.
Рита обняла Миранду:
— Я рада, что ты приехала сюда. Когда сможешь, навести меня снова, ладно?
— Si, мама. Я и сама надеюсь на это.
— Поешь перед отъездом, ты слишком худая. — Рита сжала руку дочери. — Я только что напекла свежих лепешек. У тебя есть время?
Миранда улыбнулась:
— Si, но я должна спешить. Мне сказали, что здесь племянница сеньора Остина. Если она узнает, что я приехала, меня прогонят отсюда.
Рита нахмурилась, но ничего не сказала. Она беспокоилась за дочь и хотела, чтобы девушка задержалась в доме, но сейчас это было опасно. Хорошо еще, что сеньор Флетчер не прослышал о планах Рамона, иначе подготовился бы к налету. Тогда novio дочери не вернется в горы.
Анхел де ла Герра сидел один в камере маленькой тюрьмы в Сан-Хуан-Батиста. В другой, в дальнем конце коридора, Педро Санчес и трое ковбоев Эль Дракона лежали, свернувшись, на тонких матрасах, набитых сухими кукурузными листьями, или на деревянном полу. Шериф Джереми Лейтон находился в своем кабинете, в здании, расположенном неподалеку от тюрьмы.
На площади напротив миссии установили виселицу с четырьмя петлями. Одна из них предназначалась для Анхела де ла Герра.
Анхел всегда подозревал, что кончит таким образом. Ему удалось избежать виселицы после первого убийства. Но теперь он не спасется, даже если скажет им, что они ошиблись, приняв его за Эль Дракона. Он скрывался в Льяно-Мирада, стрелял в добровольцев и ранил как минимум четверых.
Его разыскивали в связи с убийством охранника в тюрьме при побеге.
Он чуть не улыбнулся. Эль Драконом был Андреас, но он умер. Рамон де ла Герра также пользовался этим именем. Анхел, как и они, носил фамилию де ла Герра. Почему бы не присвоить чужую славу и не стяжать все лавры, если его ждет смерть?
Эта мысль умиротворила Анхела. Рамон никогда не разгласит правду, как и его люди. Анхел уйдет как человек-легенда. Как разбойник, прославившийся не меньше Хоакина Мурьеты.
Он хотел бы уйти именно так, раз уж его вздернут на виселице. Он прислонился к холодной стене камеры. По полу пробежал таракан. Запах сырости и мочи раздражал Анхела. Если бы ему пришлось выбирать между смертью и длительным заключением в таком месте, он предпочел бы погибнуть.
Анхел раздавил таракана каблуком сапога. Возможно, справедливость в романтическом смысле слова восторжествует. Рамон вечно одерживал победы над ним, а теперь Анхел войдет в историю — справедливая компенсация за ночь, которую он так и не провел с хорошенькой женой кузена.
— Надеюсь, ты уверен в этом?
Флетчер Остин бросил суровый взгляд на своего управляющего Клива Сандерса, стоящего рядом с ним возле конюшни. Они седлали коней. Солнце уже скрылось, но на горизонте еще горела пурпурная полоса.
Сандерс улыбнулся:
— Не сомневаюсь в источнике информации. Я же сказал вам, что слышал, но можете сами спросить женщину.
Флетчер нахмурился. Рита не выдаст своих испанских друзей. Ему пришлось бы выбить из нее правду, но он не хотел делать этого без крайней необходимости.
— Думаю, нам известно достаточно. Мы впустим их, но, когда они выйдут из города, встретим. Тогда никто из горожан не пострадает при стрельбе, и мы возьмем негодяев с поличным.
— Это вполне разумно. — Сандерс удовлетворенно улыбнулся. — Поскольку мы знаем, в какую сторону они направятся, нам останется только дождаться их.
— Точно.
Флетчер, вскочив на лошадь, нетерпеливо ждал, когда остальные присоединятся к нему. Вдруг он увидел, как в окне дома чуть отодвинулась занавеска и племянница посмотрела во двор.
Он подошел к кровати и остановился, наблюдая, как поднимается и опускается грудь Кэрли. Наклонившись, прикоснулся к ее лицу. Когда Рамон поцеловал ее, ресницы девушки дрогнули. Ощутив комок в горле, он притронулся кончиком языка к уголку ее рта, потом провел им по нижней губе. Она открыла глаза, и Рамон улыбнулся.
— Рамон… — сонно прошептала она, — что ты… — Потом быстро села в кровати. — Рамон! Господи, как ты спасся? Дядя Флетчер сказал, что тебя повесят! — Она испуганно посмотрела на дверь. — Госпожи, тебе нельзя здесь находиться! Он убьет тебя, уходи!
Она спустила ноги и встала, но Рамон прижал ее к себе:
— Успокойся, Кэрли, позволь мне все объяснить.
Огромные зеленые глаза смотрели на него. Она побледнела еще сильнее. Тихо вскрикнув, Кэрли обхватила Рамона за шею. Он едва не раздавил ее в своих объятиях.
— Я так волновалась! — сказала Кэрли, дрожа всем телом. — Приехав днем, дядя сообщил, что они наконец нашли лагерь, взяли Эль Дракона и четырех его сообщников. Капитан Харри Лав и шериф Лейтон повезли их в тюрьму Сан-Хуана. Через три дня всех повесят на площади перед церковью.
— Ты не упомянула мое имя?
— Нет, конечно, нет! Они не должны узнать, что мне известна правда.
Он немного успокоился. Рамон не подумал заранее о том, что Кэрли может выдать его невольно. А вот у Анхела достаточно времени для этого.
— Скажи мне, что случилось.
Рамон печально вздохнул:
— Нанятые добровольцами индейские следопыты нашли задний вход в Льяно-Мирада.
— Господи! Что произошло с Педро и Флоренсией, с женщинами и детьми?
Лицо его омрачилось.
— Больше десяти мужчин погибло. Многие ранены, но все женщины и дети спаслись. Педро и трое пастухов из Льяно-Мирада арестованы.
— А ты? Как ты спасся?
— Меня там не было. Я появился, когда сражение уже закончилось. Я восстановил события по рассказам мужчин, прятавшихся в лесах. Gringos убеждены, что Анхел — это Эль Дракон.
— Т-твой кузен?
— Si. Пока он этого не отрицает. Не знаю почему. Мне повезло, что все так сложилось. Покинув тебя в ту ночь, я направился в Льяно-Мирада. Хотел… разобраться… с кузеном.
— Ты поехал к Анхелу из-за меня?
— Неужели ты полагала, что, узнав правду, я позволю ему жить?
— Господи, Рамон, ты не можешь убить его!
— Я могу убить его голыми руками за то, что он пытался сделать с тобой. И за то, что пережил я, потеряв тебя.
Она долго, затаив дыхание, смотрела на него, потом поднялась на цыпочки и сильнее обхватила шею Рамона. Он с неистовой страстью прижал Кэрли к себе, уткнулся лицом в ее волосы: они пахли корицей и розами.
— Я должен был увидеть тебя, — сказал испанец. — Вечером я уеду, чтобы встретиться с людьми в одном месте, Арройо-Агахе. Через три дня, в ночь перед казнью, мы появимся в Сан-Хуане и освободим пастухов.
Кэрли встревоженно взглянула на мужа:
— Тебе не удастся это сделать. Ваше появление не будет неожиданностью.
— Не думаю. Они считают, что люди рассеялись, а их главарь в тюрьме. Так или иначе я не могу допустить, чтобы Педро и других повесили. Надеюсь, что освобожу их с помощью моих людей.
Кэрли посмотрела на него сквозь слезы:
— Я не хочу, чтобы ты ехал туда. Я боюсь за тебя, Рамон.
— Означает ли это, что ты готова вернуться домой?
Она отступила на шаг:
— Как… как себя чувствуют твоя мать и тетя Тереза? — Ее лицо выражало сомнение.
Он разочарованно вздохнул:
— Мать болела, но сейчас уже поправилась. С тетей все в порядке, на ней все и держится. Обе постоянно уговаривают меня не делать глупости и привезти жену домой. Как всегда, они правы.
— А если я вернусь в Лас-Алмас и они узнают, что в ту ночь, когда убили Андреаса, именно я подняла тревогу, забив в колокол? Представляешь, какую боль они испытают? Как, по-твоему, они будут относиться ко мне тогда?
— Они поймут, что ты поступила так же, как и Два Орла, который сражался с полицейскими, напавшими на его деревню. Это же сделал бы любой из нас, если бы нашему дому угрожала опасность. Вообще-то они все знают, Кэрли. Тетя сказала мне, что они знали это с ночи fandango.
— Откуда?
— Даже я не знал, что они услышали эту историю, хотя мне следовало догадаться. Тетя решила, что отчасти из-за этого ты не вернулась со мной из Монтеррея. Я не признался ей, что причина тому — моя жестокость и предубеждения.
Она подняла голову. Золотистый свет лампы упал на ее роскошные волосы. Рамон ощутил знакомое волнение.
— Ты с такой легкостью говоришь о прошлом, — заметила Кэрли, — но есть еще более важные проблемы. Если я вернусь, рано или поздно у нас появятся дети со смешанной кровью — наполовину англичане, наполовину испанцы. Как ты будешь к ним относиться? Будешь ли любить их меньше оттого, что их мать — gringa?
Он мягко сжал ее плечи:
— Madre de Dios, не могу поверить, что заставил тебя сомневаться в этом. Неужели ты думаешь, что я не любил бы наших детей? Santo de Cristo, я не могу представить себе более чудесного ребенка, чем дочь, похожая тебя! Или сын, наделенный твоей силой духа.
Кэрли вытерла слезы:
— Я вовсе не смелая, я трусиха. Я боюсь, вернувшись, снова потерять тебя. Мне этого не пережить.
— Ты не потеряешь меня. Я не глупец и не повторю прежние ошибки. Я люблю тебя. Если ты вернешься домой, я до конца жизни буду доказывать, как сильно люблю тебя.
Слеза снова скатилась по ее щеке.
— Мне нужно время, Рамон. Я все еще слышу твои оскорбительные слова. Я продолжаю думать…
— Не говори так. Я знаю, что бываю порой безжалостным, даже жестоким. Мне пришлось научиться этому, но моя истинная сущность не такова.
Рамон ощущал разочарование и нарастающее желание.
— Я не говорю, что со мной легко жить. У меня скверный характер, я бываю грубым и резким.
— Да, иногда ты бываешь грубым.
— Но неужели я так плох, Кэрли?
Ее взгляд как бы пытался проникнуть в душу Рамона.
— Ты упрям и властен. Требователен и ненасытен в постели. И все же ты самый замечательный мужчина, какого я видела.
— Кэрли…
Его сердце переполнилось любовью к ней. Он хотел отнести жену на кровать, овладеть ею, погрузиться в ее влажное, горячее лоно, почувствовать, как она дрожит под ним. Рамон хотел утвердить свои права на нее, сделать ее своей, заставить признать, что она принадлежит ему. Но он вспомнил о том, зачем появился здесь.
— Я вернусь за тобой, как только освобожу людей, и тогда не позволю тебе отказаться — даже если мне придется унести тебя на руках.
Она прикоснулась дрожащей рукой к его щеке:
— Будь осторожен, Рамон. Я не стану жить, если ты погибнешь.
Он привлек ее к себе, поцеловал страстно и жадно, заявляя о своих правах на Кэрли. Она принадлежит ему и должна знать об этом.
— Я вернусь за тобой, — твердо сказал Рамон, — клянусь тебе.
Ему очень хотелось остаться, но люди рассчитывали на него. Не следовало приходить сюда, но он не мог уехать, не увидев Кэрли. Задуманный им план был дерзким и опасным, а шансы на успех невелики. Однако от Рамона зависела жизнь друзей, и он должен сделать все, чтобы спасти их. Быстро и крепко поцеловав Кэрли, испанец подошел к окну, тихо спрыгнул на землю и через мгновение исчез в темноте.
Если не щадить коня, он достигнет пещеры возле Арройо-Агахе к завтрашнему полудню. Все остальные уже соберутся там — об этом сообщил один из пастухов. Он получил известие и от Алехандро де Эстрада. Усилия, затраченные на поиски старых церковных записей, оказались напрасными.
Изучив документы, Земельная комиссия отказалась изменить свое решение, не пожелала даже пересмотреть дело. Дон Алехандро сообщал, что де ла Герра не смогут законным путем вернуть себе ранчо дель Роблес.
Увы, незаконные пути также ни к чему не привели. Налеты не ослабили могущество Флетчера Остина и прочих местных англичан. Андреас верил, что у них есть шанс, но Рамон с самого начала понял, что таким способом они никогда не победят своих врагов.
Что ж, прошлое позади. Так или иначе Эль Дракон должен исчезнуть. Он совершит последний ночной налет, чтобы вызволить своих людей, и преступная деятельность закончится. Если Рамон уцелеет в эту ночь и Анхел не предаст его, он положит конец всему этому, привезет жену домой, и они заживут в Лас-Алмас. Это будет отличаться от жизни Кэрли в дель Роблес, но она, судя по всему, не станет переживать из-за этого. А если жена будет счастлива, то и он тоже. Они вместе начнут строить будущее, заведут детей, обретут покой.
Еще один налет, сказал себе Рамон, вскочив на гнедого коня, которого в Арройо-Агахе он сменит на вороного.
Еще один, последний налет.
Если только ему суждено остаться в живых.
Кэрли почти не сомкнула глаз в эту ночь, безумно волнуясь за Рамона, который собирался рисковать жизнью ради спасения людей. Она не пыталась остановить его, ибо слишком хорошо знала мужа. Он любил Педро Санчеса как родного отца и нес ответственность за других ковбоев. Во всяком случае, так считал.
Кэрли надела синий костюм для верховой езды, привезенный Двумя Орлами, хотя многие ее вещи по-прежнему оставались в Лас-Алмас. Она не знала, почему Рамон не отправил ей те вещи, хотя сама не взяла их нарочно, словно боясь порвать последнюю нить, связывающую ее с мужем. Может быть, поэтому Кэрли по-прежнему думала о Лас-Алмас как о своем доме.
Вспоминая тех, о ком она скучала, девушка направилась к конюшне. Она хотела побыть некоторое время наедине с собой, а для этого не было лучшей возможности, чем прогулка верхом.
— Хосе, вы здесь? — крикнула она, и высокий ковбой, ухаживавший за лошадьми, тут же откликнулся. — Я решила покататься верхом. Оседлаете мне лошадь?
Он улыбнулся:
— Si, сеньора, у меня есть одна подходящая.
С любопытством взглянув на него, Кэрли прошла за ним к деннику. Когда он открыл дверцу и вывел великолепную светло-гнедую кобылу, девушка затаила дыхание.
— Это подарок вашего мужа, дона Рамона. Мариано привел ее сюда сегодня утром.
Рамон сделал это для нее! Рамон!
— Она прекрасна, Хосе. Я никогда видела такой замечательной лошади.
— Андалузская, — пояснил он. — Дон Диего, отец дона Рамона, разводил их, когда жил на ранчо дель Роблес. Лошадей продали, когда ранчо пошло с молотка. Дон Рамон выкупил нескольких животных. В том числе и жеребца Рея дель Сол.
— Я знала о Рее, но о кобыле не слышала и никогда не видела ее прежде.
— Это сюрприз. Свадебный подарок, как сказал Мариано. Дон держал ее где-то в горах. Один из ковбоев обучал ее специально для вас.
Скорее всего Педро Санчес в Льяно-Мирада.
— Она прекрасна, — повторила Кэрли, гладя лошадь. — Как ее зовут?
— Подсолнечник.
Кэрли не сдержала слез.
— По словам Мариано, дон собирался сам подарить ее вам, но вчера передумал. Что бы с ним ни случилось, сказал он, вы никогда не забудете его.
Господи, он решил оставить ей лошадь на тот случай, если погибнет в Сан-Хуане! Надо поскорее уйти отсюда, прежде чем она расплачется всерьез.
— Оседлайте ее для меня, хорошо, Хосе?
Кэрли подождала у входа, пока Хосе надевал ее дамское седло на золотистую кобылу с белой гривой и хвостом. Подсолнечник была очень похожа на Рея дель Сол, только меньше. Внезапно девушка подумала: уж не эта ли лошадь совокуплялась на лугу с Реем дель Сол? Может, сейчас она носит жеребенка?
Этот подарок мог быть только знаком любви.
Кэрли провела все утро верхом, наслаждаясь безупречным аллюром лошади и ее послушанием. Сама того не заметив, Кэрли поднялась в горы и оказалась возле пруда, там, где они с Рамоном занимались любовью.
Несмотря на тревогу, девушка улыбнулась. Когда муж приедет за ней, она непременно вернется с ним в Лас-Алмас. Они любят друг друга. Чего ей опасаться? Она рискнет всем ради Рамона.
Кэрли спешилась и подвела лошадь к пруду напиться. Поглаживая золотистую шею кобылы, девушка старалась унять страх за Рамона, который мог погибнуть в Сан-Хуане и никогда не приехать за ней.
Миранда Агилар постучала в дверь кухни ранчо дель Роблес, и полногрудая Рита Салазар открыла ее.
— Dios mio! — Черные глаза Риты заволокла пелена. — Hija mia[60], где ты была?
Миранда обняла мать, которую не видела уже три года.
— В разных местах, мама. Я не знала, что ты здесь.
Рита обвила рукой тонкую талию дочери, провела ее на кухню, и они сели на скамью у стола.
— Я пришла в дель Роблес несколько месяцев назад, — сказала Рита. — До этого жила в Сан-Мигеле. Твой отец умер. Поэтому я покинула Монтеррей, где мы прежде работали.
— Прости, мама, я не знала. — Миранда отвела глаза. — Я пыталась найти тебя, но Иносенте нигде не задерживался надолго. Ты не ошиблась в нем, мама. Мне не следовало выходить замуж за Иносенте. Он оказался тяжелым человеком, часто бывал жестоким. Бил меня. Я не огорчилась, когда его убили.
— Pobrecita[61], — сочувственно сказала мать, убирая густые черные пряди с красивого лица дочери.
— Однако его родные были добры ко мне. Я навестила их на ранчо Эль Техон в конце большой центральной долины. Они просили меня остаться там, но я не захотела, узнала от одного пастуха, что ты здесь, и вернулась в Льяно-Мирада, где раньше познакомилась с Эль Драконом.
Миранда не упомянула о том, что спала с Рамоном де ла Герра, а после — с Руисом Доминго.
Рита перекрестилась:
— Сеньор Остин и добровольцы поймали разбойников.
— Si, я была там. Мне удалось убежать.
— Por Dios, как?
Миранда тяжело вздохнула. Ей пришлось совершить долгое путешествие из Арройо-Агахе, чтобы увидеть мать.
— Когда началась стрельба, один из пастухов, Руис Доминго, увел женщин и детей далеко в горы. Мы заранее договорились в случае неприятностей встретиться потом возле пещеры в горах. Сейчас мужчины там. Они собираются ночью перед казнью скакать в Сан-Хуан, чтобы освободить приговоренных. Я слышала их разговоры.
— Por Dios — их всех убьют!
— Не думаю. Они тихо войдут в город, ворвутся в тюрьму, а потом направятся на юг по высохшему руслу реки, огибающей Сан-Хуан. Этот план кажется мне хорошим.
Рита обняла дочь:
— Ты не должна об этом говорить. Сеньор Остин разгневается.
— Я сказала тебе, потому что спешу назад — возвращаюсь в горы. — Смуглые щеки девушки порозовели. — Я ухожу с Руисом. Он хороший ковбой, мама, я полюбила его.
Рита обняла Миранду:
— Я рада, что ты приехала сюда. Когда сможешь, навести меня снова, ладно?
— Si, мама. Я и сама надеюсь на это.
— Поешь перед отъездом, ты слишком худая. — Рита сжала руку дочери. — Я только что напекла свежих лепешек. У тебя есть время?
Миранда улыбнулась:
— Si, но я должна спешить. Мне сказали, что здесь племянница сеньора Остина. Если она узнает, что я приехала, меня прогонят отсюда.
Рита нахмурилась, но ничего не сказала. Она беспокоилась за дочь и хотела, чтобы девушка задержалась в доме, но сейчас это было опасно. Хорошо еще, что сеньор Флетчер не прослышал о планах Рамона, иначе подготовился бы к налету. Тогда novio дочери не вернется в горы.
Анхел де ла Герра сидел один в камере маленькой тюрьмы в Сан-Хуан-Батиста. В другой, в дальнем конце коридора, Педро Санчес и трое ковбоев Эль Дракона лежали, свернувшись, на тонких матрасах, набитых сухими кукурузными листьями, или на деревянном полу. Шериф Джереми Лейтон находился в своем кабинете, в здании, расположенном неподалеку от тюрьмы.
На площади напротив миссии установили виселицу с четырьмя петлями. Одна из них предназначалась для Анхела де ла Герра.
Анхел всегда подозревал, что кончит таким образом. Ему удалось избежать виселицы после первого убийства. Но теперь он не спасется, даже если скажет им, что они ошиблись, приняв его за Эль Дракона. Он скрывался в Льяно-Мирада, стрелял в добровольцев и ранил как минимум четверых.
Его разыскивали в связи с убийством охранника в тюрьме при побеге.
Он чуть не улыбнулся. Эль Драконом был Андреас, но он умер. Рамон де ла Герра также пользовался этим именем. Анхел, как и они, носил фамилию де ла Герра. Почему бы не присвоить чужую славу и не стяжать все лавры, если его ждет смерть?
Эта мысль умиротворила Анхела. Рамон никогда не разгласит правду, как и его люди. Анхел уйдет как человек-легенда. Как разбойник, прославившийся не меньше Хоакина Мурьеты.
Он хотел бы уйти именно так, раз уж его вздернут на виселице. Он прислонился к холодной стене камеры. По полу пробежал таракан. Запах сырости и мочи раздражал Анхела. Если бы ему пришлось выбирать между смертью и длительным заключением в таком месте, он предпочел бы погибнуть.
Анхел раздавил таракана каблуком сапога. Возможно, справедливость в романтическом смысле слова восторжествует. Рамон вечно одерживал победы над ним, а теперь Анхел войдет в историю — справедливая компенсация за ночь, которую он так и не провел с хорошенькой женой кузена.
— Надеюсь, ты уверен в этом?
Флетчер Остин бросил суровый взгляд на своего управляющего Клива Сандерса, стоящего рядом с ним возле конюшни. Они седлали коней. Солнце уже скрылось, но на горизонте еще горела пурпурная полоса.
Сандерс улыбнулся:
— Не сомневаюсь в источнике информации. Я же сказал вам, что слышал, но можете сами спросить женщину.
Флетчер нахмурился. Рита не выдаст своих испанских друзей. Ему пришлось бы выбить из нее правду, но он не хотел делать этого без крайней необходимости.
— Думаю, нам известно достаточно. Мы впустим их, но, когда они выйдут из города, встретим. Тогда никто из горожан не пострадает при стрельбе, и мы возьмем негодяев с поличным.
— Это вполне разумно. — Сандерс удовлетворенно улыбнулся. — Поскольку мы знаем, в какую сторону они направятся, нам останется только дождаться их.
— Точно.
Флетчер, вскочив на лошадь, нетерпеливо ждал, когда остальные присоединятся к нему. Вдруг он увидел, как в окне дома чуть отодвинулась занавеска и племянница посмотрела во двор.