Страница:
Она обвела взглядом маленькую уютную комнату, яркий плед на старой железной кровати, ковер ручной работы на утрамбованном земляном полу, дубовый комод у стены, стол со щербатой фарфоровой тарелкой и графином возле ее изголовья.
Кэрли попыталась овладеть собой и разобраться в происходящем. Она находилась в спальне дона в маленьком саманном доме в горах. Это место называлось Льяно-Мирада. Ее похитил из дома дяди Эль Дракон и обвинил в смерти брата, Кэрли вздрогнула, подумав об этом. Господи, что же он намерен сделать?
Девушка стиснула плед. Сколько дней провела она здесь? Рамон сказал, что она долго болела, и, судя по слабости, больше одного-двух дней. Кэрли посмотрела на белую ночную рубашку — она была большего размера, чем ее собственная, и пахла едким щелочным мылом. Чья это рубашка? Откуда она у нее? Кто, заботился о ней и почему безжалостный дон проявлял такое участие?
Внезапно ощутив холод, Кэрли подтянула плед к подбородку. Каковы бы ни были его мотивы, скоро она их узнает. Девушка закрыла глаза, почти жалея о своем пробуждении.
Рамон покинул дом с большим облегчением в душе, хотя и знал, что это чувство продлится недолго. Теперь, когда девушка вне опасности, пора вернуться на его асиенду. Он и так уже задержался дольше, чем следовало. Нельзя возбуждать подозрение, что он связан с Эль Драконом.
К тому же необходимо позаботиться о матери и тетке, которым отправили сообщение о смерти Анд-реаса. Конечно, женщины скорбят и нуждаются в его поддержке, равно как и он — в их. Им станет немного легче, когда они узнают, что падре Ксавьер отслужил мессу. Со временем, когда опасность разоблачения исчезнет, тело брата перевезут на семейное кладбище, давшее название ранчо Лас-Алмас — ранчо Душ. Там покоились де ла Герра разных поколений. Только благодаря этому маленький клочок земли площадью в пятьсот акров остался собственностью де ла Герра, тогда как все прочие их угодья забрали gringos.
Похитили, поправил себя Рамон. Флетчер Остин и его шайка.
— Собираешься домой? — спросил Педро, подойдя к Рамону, седлавшему в тени сарая высокую гнедую лошадь. Вьенто, жеребец Эль Дракона, оставался в Льяно-Мирада. Он признавал лишь одного всадника.
Рамон подавил боль. Разгладив толстую шерстяную попону на спине лошади, он положил на нее тяжелое ковбойское седло.
— Мне пора в Лас-Алмас. Вернусь сюда, когда это станет безопасным.
— Мы с Флоренсией позаботимся о девушке.
— Уверен, к моему возвращению вы поставите ее на ноги.
— Как ты с ней поступишь, Рамон? Отпускать ее нельзя. Ей известно расположение этого убежища, и она знает, кто ты.
Из конюшни донеслись звуки шагов, и мужчины обернулись.
— Вероятно, ее можно продать, — сказал Франсиско Виллегас — ковбой с суровым лицом, присоединившийся к ним несколько месяцев тому назад. — Говорят, по ту сторону границы, в Ногалес, за хорошенькую gringa дают приличную цену.
Рамон затягивал подпругу, стараясь справиться с яростью.
— Девушка останется здесь. Она принадлежит мне. — Он опустил крыло седла, прикрывающее застежку подпруги. — Я уже ясно дал понять это всем.
Под густыми черными усами Франсиско Виллегаса мелькнула усмешка. Одного из передних зубов у него не было, на другом блестела золотая коронка.
— Едва ли это обрадует Миранду.
Рамон, теряя терпение, повернулся к нему:
— Миранда — не твоя забота, как и эта девушка. Советую тебе запомнить мои слова.
Его жесткий взгляд выражал угрозу. Франсиско отступил на шаг:
— Si, дон Рамон. Как скажешь.
Отойдя от сарая, он направился к загону.
— Не нравится мне этот парень, — заметил Педро.
— Мне тоже, — согласился Рамон.
— Он — друг твоего кузена Анхела, да и твой брат доверял ему.
— Надеюсь, это не было ошибкой.
— Я присмотрю за ним, — пообещал Педро.
Рамон кивнул, надел уздечку, подобрал длинные плетеные поводья и, вставив ногу в кожаное стремя, вскочил в седло.
— Hasta la vista, compadre[31].
Педро улыбнулся, на его обветренном лице заметнее обозначились морщины.
— Hasta la vista, мой друг.
Сидя верхом на крупной лошади, Флетчер Остин поднял пыльную фетровую коричневую шляпу и стер пот со лба.
— Ну как, не нашли никаких следов? — спросил он своего управляющего Клива Сандерса, жилистого высокого человека с вьющимися каштановыми волосами.
— Никаких. И так всякий раз, когда мы преследуем их. Они точно сквозь землю проваливаются.
— Возможно, Коллинс и Рамирес сумеют найти табун, — сказал Флетчер, не слишком надеясь на это.
Через два дня после налета шайка разделилась: лошадей погнали на север, а люди продолжили путь на восток. Флетчер поступил так же, отправив меньшую группу на север, а большую — на поиски разбойников, полагая, что Эль Дракон среди них.
Они охотились за преступниками почти неделю. Флетчер и его помощники устали и натерли себе задницы, но дядя Кэрли хотел вернуть лошадей, а еще сильнее — схватить Эль Дракона. Негодяй похитил его племянницу. Теперь ненависть приобрела личный характер.
— Скорее всего табун движется к золотым приискам, — сказал Флетчер. — Там всегда большой спрос на мясо, тропы для перегона скота постоянно используются. Коллинс и его люди отстают минимум на день. Если бандиты так же хитры, как прежде, они останутся на основной дороге, пока их следы не будут затоптаны, а потом свернут где-нибудь и начнут подниматься в горы. Коллинсу удастся отыскать их, если только ему крупно повезет.
— Что насчет Эль Дракона?
Флетчер постарался овладеть собой:
— Он увез Кэрли. Я не сдамся, пока она не вернется. Сейчас мы вернемся в дель Роблес и возьмем подкрепление. Заставим владельцев соседних ранчо присоединиться к нам, захватим провизию и свежих коней. А там что-нибудь прояснится — будем надеяться на это. — Флетчер стиснул кулак. — Клянусь, я не успокоюсь, пока этого негодяя не вздернут на дубе в ранчо дель Роблес.
При этой мысли Флетчер мрачно улыбнулся. Ему уже случалось вешать бандитов. Этот, вероятно, будет не последним.
Глава 6
Кэрли попыталась овладеть собой и разобраться в происходящем. Она находилась в спальне дона в маленьком саманном доме в горах. Это место называлось Льяно-Мирада. Ее похитил из дома дяди Эль Дракон и обвинил в смерти брата, Кэрли вздрогнула, подумав об этом. Господи, что же он намерен сделать?
Девушка стиснула плед. Сколько дней провела она здесь? Рамон сказал, что она долго болела, и, судя по слабости, больше одного-двух дней. Кэрли посмотрела на белую ночную рубашку — она была большего размера, чем ее собственная, и пахла едким щелочным мылом. Чья это рубашка? Откуда она у нее? Кто, заботился о ней и почему безжалостный дон проявлял такое участие?
Внезапно ощутив холод, Кэрли подтянула плед к подбородку. Каковы бы ни были его мотивы, скоро она их узнает. Девушка закрыла глаза, почти жалея о своем пробуждении.
Рамон покинул дом с большим облегчением в душе, хотя и знал, что это чувство продлится недолго. Теперь, когда девушка вне опасности, пора вернуться на его асиенду. Он и так уже задержался дольше, чем следовало. Нельзя возбуждать подозрение, что он связан с Эль Драконом.
К тому же необходимо позаботиться о матери и тетке, которым отправили сообщение о смерти Анд-реаса. Конечно, женщины скорбят и нуждаются в его поддержке, равно как и он — в их. Им станет немного легче, когда они узнают, что падре Ксавьер отслужил мессу. Со временем, когда опасность разоблачения исчезнет, тело брата перевезут на семейное кладбище, давшее название ранчо Лас-Алмас — ранчо Душ. Там покоились де ла Герра разных поколений. Только благодаря этому маленький клочок земли площадью в пятьсот акров остался собственностью де ла Герра, тогда как все прочие их угодья забрали gringos.
Похитили, поправил себя Рамон. Флетчер Остин и его шайка.
— Собираешься домой? — спросил Педро, подойдя к Рамону, седлавшему в тени сарая высокую гнедую лошадь. Вьенто, жеребец Эль Дракона, оставался в Льяно-Мирада. Он признавал лишь одного всадника.
Рамон подавил боль. Разгладив толстую шерстяную попону на спине лошади, он положил на нее тяжелое ковбойское седло.
— Мне пора в Лас-Алмас. Вернусь сюда, когда это станет безопасным.
— Мы с Флоренсией позаботимся о девушке.
— Уверен, к моему возвращению вы поставите ее на ноги.
— Как ты с ней поступишь, Рамон? Отпускать ее нельзя. Ей известно расположение этого убежища, и она знает, кто ты.
Из конюшни донеслись звуки шагов, и мужчины обернулись.
— Вероятно, ее можно продать, — сказал Франсиско Виллегас — ковбой с суровым лицом, присоединившийся к ним несколько месяцев тому назад. — Говорят, по ту сторону границы, в Ногалес, за хорошенькую gringa дают приличную цену.
Рамон затягивал подпругу, стараясь справиться с яростью.
— Девушка останется здесь. Она принадлежит мне. — Он опустил крыло седла, прикрывающее застежку подпруги. — Я уже ясно дал понять это всем.
Под густыми черными усами Франсиско Виллегаса мелькнула усмешка. Одного из передних зубов у него не было, на другом блестела золотая коронка.
— Едва ли это обрадует Миранду.
Рамон, теряя терпение, повернулся к нему:
— Миранда — не твоя забота, как и эта девушка. Советую тебе запомнить мои слова.
Его жесткий взгляд выражал угрозу. Франсиско отступил на шаг:
— Si, дон Рамон. Как скажешь.
Отойдя от сарая, он направился к загону.
— Не нравится мне этот парень, — заметил Педро.
— Мне тоже, — согласился Рамон.
— Он — друг твоего кузена Анхела, да и твой брат доверял ему.
— Надеюсь, это не было ошибкой.
— Я присмотрю за ним, — пообещал Педро.
Рамон кивнул, надел уздечку, подобрал длинные плетеные поводья и, вставив ногу в кожаное стремя, вскочил в седло.
— Hasta la vista, compadre[31].
Педро улыбнулся, на его обветренном лице заметнее обозначились морщины.
— Hasta la vista, мой друг.
Сидя верхом на крупной лошади, Флетчер Остин поднял пыльную фетровую коричневую шляпу и стер пот со лба.
— Ну как, не нашли никаких следов? — спросил он своего управляющего Клива Сандерса, жилистого высокого человека с вьющимися каштановыми волосами.
— Никаких. И так всякий раз, когда мы преследуем их. Они точно сквозь землю проваливаются.
— Возможно, Коллинс и Рамирес сумеют найти табун, — сказал Флетчер, не слишком надеясь на это.
Через два дня после налета шайка разделилась: лошадей погнали на север, а люди продолжили путь на восток. Флетчер поступил так же, отправив меньшую группу на север, а большую — на поиски разбойников, полагая, что Эль Дракон среди них.
Они охотились за преступниками почти неделю. Флетчер и его помощники устали и натерли себе задницы, но дядя Кэрли хотел вернуть лошадей, а еще сильнее — схватить Эль Дракона. Негодяй похитил его племянницу. Теперь ненависть приобрела личный характер.
— Скорее всего табун движется к золотым приискам, — сказал Флетчер. — Там всегда большой спрос на мясо, тропы для перегона скота постоянно используются. Коллинс и его люди отстают минимум на день. Если бандиты так же хитры, как прежде, они останутся на основной дороге, пока их следы не будут затоптаны, а потом свернут где-нибудь и начнут подниматься в горы. Коллинсу удастся отыскать их, если только ему крупно повезет.
— Что насчет Эль Дракона?
Флетчер постарался овладеть собой:
— Он увез Кэрли. Я не сдамся, пока она не вернется. Сейчас мы вернемся в дель Роблес и возьмем подкрепление. Заставим владельцев соседних ранчо присоединиться к нам, захватим провизию и свежих коней. А там что-нибудь прояснится — будем надеяться на это. — Флетчер стиснул кулак. — Клянусь, я не успокоюсь, пока этого негодяя не вздернут на дубе в ранчо дель Роблес.
При этой мысли Флетчер мрачно улыбнулся. Ему уже случалось вешать бандитов. Этот, вероятно, будет не последним.
Глава 6
Флоренсия Нуньес толкнула тяжелую дубовую дверь, вошла в спальню и улыбнулась, увидев, что Кэрли встала с кровати и села на стул.
— Вам уже лучше, да?
Флоренсия принесла поднос с дымящимся кофе и горячими свернутыми лепешками, ее пухлые румяные щеки излучали тепло.
— Да. Гораздо лучше. Я подумала… Я бы хотела одеться. Может, кто-нибудь даст мне на время что-то из одежды?
С отъезда Рамона прошла неделя. Последние два дня Кэрли ходила по дому, к ней вернулись силы, однако она еще не покидала этих стен, сомневаясь, что ее отсюда выпустят.
— Si, конечно, сеньорита. — Кухарка кивнула, и ее полный подбородок затрясся. — Я уже приготовила одежду. Сейчас схожу за ней.
Поставив поднос на комод, она вышла, но вскоре вернулась с яркой длинной юбкой с оборками и поношенной белой крестьянской блузкой. И то и другое Флоренсия положила на кровать, а кожаные сандалии без каблуков бросила на пол:
— Надеюсь, вещи вам впору. Я взяла их у Миранды Агилар, немного укоротила и сузила юбку в талии. Педро изготовил обувь.
— Вы и сеньор Санчес… проявили ко мне большую доброту. — Кэрли не ожидала этого, уверенная, что обращаться с ней будут плохо. — Несмотря на то, что я — пленница дона Рамона.
Флоренсия улыбнулась:
— Вы — особая гостья дона Рамона. Так он сказал.
Особая гостья. Как забавно! Интересно, какой сюрприз преподнесет ей черноволосый дьявол, вернувшись?
— Все равно я хочу поблагодарить вас. Вы заботились обо мне, возможно, даже спасли мне жизнь.
— Это не совсем так. Главное сделал дон. Я ухаживала за вами, но именно дон Рамон вызвал из деревни индейскую женщину. Именно он…
Стук в дверь прервал ее. Флоренсия впустила в комнату двух юношей, которые принесли ведра с горячей водой.
Кэрли взглянула на воду и вздохнула:
— Gracias, сеньора Нуньес. Это просто замечательно!
— Называйте меня Флоренсией. Теплая ванна способна сотворить чудо.
Ванна действительно оказалась чудом. Кэрли даже вымыла голову. Она сидела на кровати, расчесывая их, когда в дверь снова постучали. Девушка подняла голову: в комнату вошел дон Рамон.
К горлу Кэрли подступил комок. Испанец улыбнулся, хотя и не так, как обычно. Такой улыбкой он одарил ее при первой встрече. Девушку охватило смущение.
— Сеньорита Мак-Коннелл, — сказал он, — вижу, вам гораздо лучше.
Кэрли посмотрела на его красивое лицо, и внутри у нее все сжалось. Она помнила, каким холодным и жестоким оно бывает, как безжалостно сверлят порой эти глаза. Девушка не забыла и ту ночь, когда ее похитили с ранчо дель Роблес и заставили проделать тяжелое путешествие через горы. Теперь она знала, чего можно ждать от такого человека. Страх охватил ее. Видимо, Рамон заметил это, потому что улыбка исчезла с его лица.
— Прости. Я не хотел пугать тебя. То, что случилось раньше… было ошибкой. Очень большой. Здесь никто не причинит тебе вреда. Надеюсь, ты убедишься в этом.
Кэрли поднялась с кровати, злясь на себя за то, что проявила слабость, но еще больше сердясь на него за то, что он увидел это.
— Почему я должна тебе верить? Почему я должна полагаться на слова такого человека, как ты?
— Потому что я говорю правду.
Она вспомнила холодные ночи, проведенные в лесу, и то, как безжалостно он заставил ее подниматься в горы. Снова ощутив холодок страха, Кэрли вздернула подбородок:
— Я не верю тебе. Ты — подлый, презренный разбойник и, вероятно, убийца. Какие бы причины ни заставляли тебя заботиться обо мне, они связаны только с твоими эгоистическими планами.
Он не сводил с нее глаз.
— На твоем месте я бы считал так же. Возможно, со временем ты поймешь, что не права.
Кэрли задумалась, все еще не веря ему.
— Если это правда, чем вызвана такая перемена в твоем отношении? Ведь я — та женщина, которую ты презираешь и считаешь повинной в смерти…
— Молчи, это не так. — У него заходили желваки, и лицо его напряглось. — Я совершил ошибку, — тихо признался Рамон. — Не в моих правилах перекладывать на других собственные грехи.
В его глазах появилось выражение, которое девушка уже видела прежде, — искренность и боль. Видимо, он очень страдал.
Кэрли знала, каково терять любимого человека, переживать душевный надрыв, ощущать невосполнимую пустоту. Ее родные умерли. Сестра, отец, мать. Воспоминания об этом причиняли боль. Когда она поняла, что он ощущает такую же боль, ее захлестнула жалость. Но Кэрли подавила ее. Дон Рамон не заслуживает ее жалости и не нуждается в ней.
— Флоренсия говорит, что я твоя гостья. Если это так, то я ценю твое гостеприимство, дон Рамон, но предпочла бы вернуться на ранчо дель Роблес, где у меня много дел. К тому же дядя тревожится за меня.
Он усмехнулся:
— Я никогда не считал тебя глупой, chica, и ты должна понимать, что я не могу отпустить тебя.
— Тогда и ты должен понять, что я твоя пленница, а не гостья. Это не одно и то же.
— Да, если ты смотришь на это так. — Он прислонился к стене. — Тебе позволят ходить по лагерю. Отсюда на ранчо ведет лишь одна тропа, но она охраняется. Сомневаюсь, что ты найдешь дорогу домой, даже если тебе удастся бежать.
Кэрли промолчала.
Рамон пристально посмотрел на нее:
— Я бы изменил ситуацию, chica, если бы мог. К сожалению, время для этого ушло. Здесь есть добрые люди, которые будут обращаться с тобой хорошо, даже дружески, если ты этого захочешь.
— И как долго это будет продолжаться, дон Рамон? Сколько времени ты собираешься держать меня здесь против моей воли?
Испанец покачал головой. У него была сильная шея, а из-под расстегнутого воротника рубашки выбивались вьющиеся черные волосы.
— Увы, этого я не знаю.
— Тебе нужны деньги? Рассчитываешь на выкуп? Тогда скоро выяснится, что я стою гораздо меньше, чем ты думаешь.
Его суровое лицо смягчилось, глаза смотрели на девушку почти участливо. Под этим взглядом Кэрли чувствовала себя совершенно беззащитной, как если бы Рамон знал о ней все. Это пугало ее сильнее, чем он сам.
— Я не стремлюсь получить выкуп.
— Тогда позволь мне уйти. Если хочешь, чтобы я поверила твоему слову, поверь моему — я никому не скажу, кто ты и где находится это место.
Испанец тихо рассмеялся:
— К сожалению, сеньорита, я не могу это сделать. Даже если бы я поверил твоему слову, другие не согласятся отпустить тебя.
Возмущенная Кэрли отвернулась от него, испытывая странное волнение. Да, она не доверяла ему, зная, как он бессердечен и жесток. Однако уже не в первый раз что-то в нем напоминало того человека, который подарил ей розу.
— Если я твоя гостья, — резко бросила Кэрли, — то вправе сама распоряжаться своим временем, поэтому, пожалуйста, оставь меня.
— Как угодно, сеньорита. — Еле заметная улыбка тронула его губы. — Решай, что для тебя лучше — бунтовать или приятно проводить время в лагере, получше узнать людей, живущих на земле, которую ты называешь своей. Я готов многое показать тебе, если ты позволишь.
Кэрли настороженно посмотрела на него. Почему он так любезен? Она знала, что он бездушен, хотя и бывает обаятельным.
— Я хочу отправиться домой, сеньор Эль Дракон. И чем скорее, тем лучше. А сейчас, если, как ты сказал, мне позволено выходить отсюда, я бы хотела увидеть мою тюрьму снаружи.
Выпрямившись, она направилась к двери, возле которой стоял дон, и попыталась выйти, но испанец схватил ее за руку:
— К сожалению, здесь есть не только добрые люди, но и такие, кто оказался среди нас в силу необходимости: они нужны нам и могут извлечь пользу из нашего союза. Они жестоки и безжалостны.
— Как ты, — холодно заметила Кэрли.
— Возможно. Но со мной ты в безопасности.
Взяв девушку за руку, он повел ее в маленькую sala, где возле плетеного дивана из ивовых прутьев стояло такое же плетеное кресло. На мебели лежали яркие цветные подушки, ковер ручной работы покрывал земляной пол.
— Мы вернемся к ужину, — сказал Рамон Флоренсии и вывел Кэрли на крыльцо.
В белой рубашке с длинными рукавами, в расклешенных черных брюках и блестящих черных сапогах, Рамон де ла Герра излучал мужественность и силу. Как бы она ни относилась к нему и каков бы ни был этот испанец на самом деле, Кэрли призналась себе, что такого красивого мужчину видит впервые в жизни. По спине ее пробежали мурашки. Поняв, что это предостережение, она решила прислушаться к нему.
Рамон шел рядом с изящной американкой, восхищаясь тем, как она выглядит даже в простой одежде paysano[32]. В тот день на скачках в своем нарядном платье она была прелестна, но почему-то сегодня показалась ему еще более красивой. Возможно, ей очень шла новая прическа: длинные шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, достигая талии. А может, дело было в том, что ее груди соблазнительно покачивались при ходьбе, а ложбинка между ними особенно привлекала внимание испанца.
Видя, как колышутся при ходьбе ее бедра, Рамон ощущал напряжение в паху. Его влекло к Кэрли. Он понял это, как только впервые увидел ее. Теперь Рамон знал, что составил о ней неправильное представление.
Тем не менее она gringa. Рамон не мог испытывать к этой девушке ничего, кроме физического влечения, но сейчас, после того что произошло, он не хотел принуждать ее к близости.
Однако его восхищали ее стройность, красивые брови, вздернутый носик, большие зеленые глаза и пухлые алые губы. Любуясь ее нежной, и вместе с тем зрелой красотой, Рамон удивлялся, что так дурно обошелся с девушкой.
— Дон Рамон! — К ним подошел улыбающийся Санчес. — Сеньорита Мак-Коннелл! — Он посмотрел на ее маленькие ноги в сандалиях. — Я рад, что они пришлись вам впору.
— Они великолепны. Спасибо, сеньор Санчес. Он кивнул:
— Хорошо, что ты вернулся, Рамон.
— Я не могу здесь задерживаться. Только на несколько дней. Пока я здесь, хотелось бы показать сеньорите окрестности.
— Bueno[33]. Свежий воздух ей полезен. Уверен, она рада возможности выйти из дома.
— Мы присоединимся к тебе за ужином немного позже, — сказал Рамон.
Он улыбнулся и протянул руку девушке. Как он и ожидал, Кэрли сделала вид, что не заметила этого, и пошла дальше.
Лагерь был невелик, здесь, на вершине горы, среди сосен стояли в основном временные постройки. Одинокие мужчины жили в палатках. Два индейца-йокута соорудили себе на лужайке в конце лагеря маленькие хижины из ивовых прутьев. В центре находились загон для лошадей и пара строений с односкатными крышами. С краю бежал быстрый ручей, он обеспечивал людей водой и форелью.
— Сколько же человек здесь живет? — Кэрли посмотрела на женщин, стиравших в ручье одежду, и на детей, игравших в мяч. Ее удивило, что это место так живописно. Между примитивными саманными домиками зеленели лужайки.
— Около тридцати пяти, — ответил дон, улыбнувшись подошедшей к нему трехлетней девочке. Смеясь, он поднял ребенка на руки, поцеловал в пухлую щечку и передал поспешившей к ним женщине.
— Gracias, дон Рамон. Селия вечно куда-то уходит.
Этой приятной женщине с мягкими карими глазами было не более двадцати пяти лет. Она посмотрела на Кэрли и робко улыбнулась.
— Мария, это сеньорита Мак-Коннелл, — сказал дон. — Она погостит у нас некоторое время.
Малышка потянулась к Кэрли и провела пухлыми пальчиками по ее волосам.
— Меня зовут Кэрли, — сказала она женщине.
— Рада познакомиться. — Прижав к себе дочку, Мария отошла.
— А я и не знала, что разбойники живут здесь с семьями, — сказала Кэрли, невольно тронутая нежностью испанца к ребенку.
— В основном это разоренные rancheros[34]. Gringos отняли у них земли. Скотоводы и их работники тоже потеряли свои дома. Их заменили более дешевой рабочей силой — индейцами, которых американцы покупают, продают и обращаются с ними почти как с рабами.
— Не может быть! В Калифорнии рабство запрещено законом.
— Запрещено? Индейцам платят десять долларов в месяц, но большая часть этой суммы возвращается к haciendado[35] в качестве платы за жилье и питание. Застав индейца без дела, его выставляют на торгах. Деньги поступают в государственную казну. По-моему, моя прелестная gringa, это весьма похоже на рабство.
Кэрли промолчала. Она видела индейцев, работающих у дяди, но не знала, как мало он им платит. Мысль о том, что дон, возможно, прав, встревожила ее.
Звон железа привлек ее внимание к большому деревянному сараю на краю лагеря. На стене висели косы, топоры, поводья, удила. С потолка свешивались два больших хомута, несколько седел и прочая утварь.
Пройдя к задней части сарая, дон представил Кэрли Сантьяго Гутиересу, которого она помнила по налету. Сейчас он работал как кузнец и, склонившись над наковальней, правил молотом шпильку от повозки.
Сантьяго посмотрел на девушку так же настороженно, как она на него:
— Вижу, вы поправились. Это хорошо.
Кэрли удивилась: меньше всего она рассчитывала на сочувствие.
— Да-да, мне гораздо лучше, спасибо.
Этот работяга с потным лицом и мощной мускулатурой мало походил на разбойника. Рамон справился о самочувствии жены Сантьяго Томазины и двоих их детей. Кузнец ответил, что они здоровы.
Заметив повязку на бедре Сантьяго и вспомнив о ране, полученной им во время налета, Кэрли чуть было не спросила его о том, как заживает нога, но вовремя удержалась. Этот человек — преступник. Он получил ранение, похищая лошадей ее дяди. Ей не подобает беспокоиться о его здоровье!
— Ну что, твоя рана заживает? — спросил Рамон.
Гутиерес вытащил из огня раскаленный кусок металла и бросил его в корыто с водой, откуда тут же повалил пар.
— Томазина извлекла пулю. Рана уже затягивается.
— Рад слышать.
Кузнец улыбнулся, снова начал бить молотом по горячему железу, и дон увел Кэрли.
— Для разбойника Сантьяго на удивление приятен, — заметила она.
Испанец тихо засмеялся и покачал головой:
— Он обыкновенный человек и борется за то, что у него отняли. Мы не считаем себя разбойниками.
Кэрли хотела возразить, но вовремя спохватилась и решила сменить тему:
— Странно, что он не питает ко мне ненависти. Я думала, что все ваши мужчины настроены против меня.
Рамон пожал плечами и отвел взгляд:
— Возможно, так и было… какое-то время. Они любили Андреаса, как и я.
— Тогда почему…
— Вероятно, они понимают, что если уж я простил тебя, то и они должны поступить так же.
Кэрли подняла брови:
— Если ты простил меня! А вот я не могу простить тебя!
Подхватив подол яркой юбки, Кэрли выбежала из сарая. Она не спешила в дом, проведя в заточении слишком много времени, поэтому направилась к ручью и пошла вдоль берега. Разум подсказывал Кэрли, что ей не следовало сердить испанца. Она пленница Рамона, и от него зависит ее участь. Однако девушка не хотела поддаваться страху: такого с ней не бывало прежде, не будет и сейчас.
Испанец догнал Кэрли в безлюдном месте возле водоворота. Она сидела одна, ощущая одиночество и мечтая о возвращении на ранчо дель Роблес. Ей хотелось плакать, но она не позволила себе этого. Глядя на бурлящую пенистую воду, она почувствовала присутствие дона Рамона раньше, чем увидела его.
— Прости, — тихо сказал он. — Я имел в виду нечто другое. Дело в том, что ты заслужила их уважение. Стоит тебе захотеть, и они примут тебя в свой круг.
Его голос, тихий, глубокий и мужественный, напомнил ей о чем-то… или о ком-то… Она попыталась вспомнить, но воспоминание ускользало. Кэрли посмотрела на испанца:
— Я хочу вернуться домой, дон Рамон, хотя и понимаю, какие проблемы с этим связаны. Но прошу тебя, найди выход.
Рамон промолчал. Он не мог отпустить ее, они оба понимали это. Но сколько ему удастся удерживать ее здесь? И как он поступит, устав от нежелательной гостьи?
Они направились к дому. Кэрли пыталась преодолеть тревогу, от которой сосало под ложечкой. «Сохраняй спокойствие, — говорила она себе. — Во всяком случае, пока ты в безопасности». Дядя ищет ее, и, возможно, она сама найдет способ убежать.
С этими мыслями она изучала лагерь, вглядываясь в мужчин, женщин и детей, занятых повседневными делами, но особо пристально присматриваясь к повозкам и ко всему, где могло храниться оружие. Она решила продолжать поиски, исследовать это место и все, что пригодится ей в будущем.
Они обогнули строение, и, поглощенная своими размышлениями, Кэрли с изумлением увидела на крыльце красивую черноволосую женщину, высокую и стройную, с небольшой грудью, узкой талией и бедрами. Она казалась элегантной, необычной и очень эффектной.
Красавица была явно рассержена, ее черные глаза сверкали, грудь вздымалась.
— Buenas tardes, Миранда, — приветливо, но с напряжением сказал Рамон. Его явно не обрадовало ее присутствие.
— Не познакомишь ли меня с дамой, которую привел в наш лагерь? — язвительно спросила она. — С той, что убила твоего брата.
Темные глаза Рамона вспыхнули. Все в нем дышало гневом. Кэрли не раз видела испанца таким и сейчас радовалась, что не она вызвала его раздражение.
— Я сказал тебе, Миранда, — она невиновна. Эта девушка — наша гостья, пока я так говорю. Обращайся с ней соответственно этому.
Пока я так говорю. Кэрли похолодела от страха. Долго ли это продлится? От этих слов и ненависти черноволосой женщины Кэрли стало не по себе.
— Миранда, — мрачно представилась женщина, и в ее глазах сверкнула угроза. — Я женщина дона Рамона и вышла сюда сказать вам об этом во избежание недоразумений между нами.
Кэрли не выдержала:
— Ну что ж, сеньорита, надеюсь, вы тоже поймете все правильно. Меня не интересует ваш Эль Дракон. На мой взгляд, он — безжалостный разбойник. Если вам нравится спать с ним, это ваше несчастье. Я хочу одного — вернуться домой.
Рамон почувствовал, что Кэрли возмущена не меньше, чем он. Не глядя на них, девушка поспешила в дом. Испанец невольно вспомнил прежнюю робость Кэрли и восхитился умением девушки скрывать ее. Такого чувства собственного достоинства он не видел даже у знатных женщин. Она была горда, как настоящая испанка.
Последняя мысль смутила его. Ведь Кэрли gringa! Ничто не могло изменить этого, как и индейского происхождения Миранды. К счастью, Рамон испытывал к Миранде только физическое влечение. Он не позволит себе большего и по отношению к пикантной американке.
За ужином Кэрли сидела возле испанца. Флоренсия и Педро Санчес расположились напротив нее. Как и прежде, Рамон был очарователен и заботлив. От этого Кэрли нервничала и держалась отчужденно, ибо не знала, чего он добивается. Девушка не забыла, как он бывал жесток.
Сославшись на головную боль, она вышла из-за стола и удалилась в спальню, но сон не приходил. Каковы мотивы испанца? Почему недавняя жестокость сменилась добротой? Неужели он раскаивается? Рамон ни разу не признался в этом, только сказал, что совершил ошибку. Возможно, он пытается загладить вину, но Кэрли не могла заставить себя поверить в это.
Даже если причина такова, это ничего не меняет. Она — его пленница, а он — властелин ее судьбы.
Лежа на кровати и глядя на неровные доски над головой, Кэрли вспомнила гневный взгляд, брошенный им на любовницу. Миранда красивая, смуглая, необычная. Поскольку у него есть женщина, едва ли он хочет соблазнить Кэрли.
— Вам уже лучше, да?
Флоренсия принесла поднос с дымящимся кофе и горячими свернутыми лепешками, ее пухлые румяные щеки излучали тепло.
— Да. Гораздо лучше. Я подумала… Я бы хотела одеться. Может, кто-нибудь даст мне на время что-то из одежды?
С отъезда Рамона прошла неделя. Последние два дня Кэрли ходила по дому, к ней вернулись силы, однако она еще не покидала этих стен, сомневаясь, что ее отсюда выпустят.
— Si, конечно, сеньорита. — Кухарка кивнула, и ее полный подбородок затрясся. — Я уже приготовила одежду. Сейчас схожу за ней.
Поставив поднос на комод, она вышла, но вскоре вернулась с яркой длинной юбкой с оборками и поношенной белой крестьянской блузкой. И то и другое Флоренсия положила на кровать, а кожаные сандалии без каблуков бросила на пол:
— Надеюсь, вещи вам впору. Я взяла их у Миранды Агилар, немного укоротила и сузила юбку в талии. Педро изготовил обувь.
— Вы и сеньор Санчес… проявили ко мне большую доброту. — Кэрли не ожидала этого, уверенная, что обращаться с ней будут плохо. — Несмотря на то, что я — пленница дона Рамона.
Флоренсия улыбнулась:
— Вы — особая гостья дона Рамона. Так он сказал.
Особая гостья. Как забавно! Интересно, какой сюрприз преподнесет ей черноволосый дьявол, вернувшись?
— Все равно я хочу поблагодарить вас. Вы заботились обо мне, возможно, даже спасли мне жизнь.
— Это не совсем так. Главное сделал дон. Я ухаживала за вами, но именно дон Рамон вызвал из деревни индейскую женщину. Именно он…
Стук в дверь прервал ее. Флоренсия впустила в комнату двух юношей, которые принесли ведра с горячей водой.
Кэрли взглянула на воду и вздохнула:
— Gracias, сеньора Нуньес. Это просто замечательно!
— Называйте меня Флоренсией. Теплая ванна способна сотворить чудо.
Ванна действительно оказалась чудом. Кэрли даже вымыла голову. Она сидела на кровати, расчесывая их, когда в дверь снова постучали. Девушка подняла голову: в комнату вошел дон Рамон.
К горлу Кэрли подступил комок. Испанец улыбнулся, хотя и не так, как обычно. Такой улыбкой он одарил ее при первой встрече. Девушку охватило смущение.
— Сеньорита Мак-Коннелл, — сказал он, — вижу, вам гораздо лучше.
Кэрли посмотрела на его красивое лицо, и внутри у нее все сжалось. Она помнила, каким холодным и жестоким оно бывает, как безжалостно сверлят порой эти глаза. Девушка не забыла и ту ночь, когда ее похитили с ранчо дель Роблес и заставили проделать тяжелое путешествие через горы. Теперь она знала, чего можно ждать от такого человека. Страх охватил ее. Видимо, Рамон заметил это, потому что улыбка исчезла с его лица.
— Прости. Я не хотел пугать тебя. То, что случилось раньше… было ошибкой. Очень большой. Здесь никто не причинит тебе вреда. Надеюсь, ты убедишься в этом.
Кэрли поднялась с кровати, злясь на себя за то, что проявила слабость, но еще больше сердясь на него за то, что он увидел это.
— Почему я должна тебе верить? Почему я должна полагаться на слова такого человека, как ты?
— Потому что я говорю правду.
Она вспомнила холодные ночи, проведенные в лесу, и то, как безжалостно он заставил ее подниматься в горы. Снова ощутив холодок страха, Кэрли вздернула подбородок:
— Я не верю тебе. Ты — подлый, презренный разбойник и, вероятно, убийца. Какие бы причины ни заставляли тебя заботиться обо мне, они связаны только с твоими эгоистическими планами.
Он не сводил с нее глаз.
— На твоем месте я бы считал так же. Возможно, со временем ты поймешь, что не права.
Кэрли задумалась, все еще не веря ему.
— Если это правда, чем вызвана такая перемена в твоем отношении? Ведь я — та женщина, которую ты презираешь и считаешь повинной в смерти…
— Молчи, это не так. — У него заходили желваки, и лицо его напряглось. — Я совершил ошибку, — тихо признался Рамон. — Не в моих правилах перекладывать на других собственные грехи.
В его глазах появилось выражение, которое девушка уже видела прежде, — искренность и боль. Видимо, он очень страдал.
Кэрли знала, каково терять любимого человека, переживать душевный надрыв, ощущать невосполнимую пустоту. Ее родные умерли. Сестра, отец, мать. Воспоминания об этом причиняли боль. Когда она поняла, что он ощущает такую же боль, ее захлестнула жалость. Но Кэрли подавила ее. Дон Рамон не заслуживает ее жалости и не нуждается в ней.
— Флоренсия говорит, что я твоя гостья. Если это так, то я ценю твое гостеприимство, дон Рамон, но предпочла бы вернуться на ранчо дель Роблес, где у меня много дел. К тому же дядя тревожится за меня.
Он усмехнулся:
— Я никогда не считал тебя глупой, chica, и ты должна понимать, что я не могу отпустить тебя.
— Тогда и ты должен понять, что я твоя пленница, а не гостья. Это не одно и то же.
— Да, если ты смотришь на это так. — Он прислонился к стене. — Тебе позволят ходить по лагерю. Отсюда на ранчо ведет лишь одна тропа, но она охраняется. Сомневаюсь, что ты найдешь дорогу домой, даже если тебе удастся бежать.
Кэрли промолчала.
Рамон пристально посмотрел на нее:
— Я бы изменил ситуацию, chica, если бы мог. К сожалению, время для этого ушло. Здесь есть добрые люди, которые будут обращаться с тобой хорошо, даже дружески, если ты этого захочешь.
— И как долго это будет продолжаться, дон Рамон? Сколько времени ты собираешься держать меня здесь против моей воли?
Испанец покачал головой. У него была сильная шея, а из-под расстегнутого воротника рубашки выбивались вьющиеся черные волосы.
— Увы, этого я не знаю.
— Тебе нужны деньги? Рассчитываешь на выкуп? Тогда скоро выяснится, что я стою гораздо меньше, чем ты думаешь.
Его суровое лицо смягчилось, глаза смотрели на девушку почти участливо. Под этим взглядом Кэрли чувствовала себя совершенно беззащитной, как если бы Рамон знал о ней все. Это пугало ее сильнее, чем он сам.
— Я не стремлюсь получить выкуп.
— Тогда позволь мне уйти. Если хочешь, чтобы я поверила твоему слову, поверь моему — я никому не скажу, кто ты и где находится это место.
Испанец тихо рассмеялся:
— К сожалению, сеньорита, я не могу это сделать. Даже если бы я поверил твоему слову, другие не согласятся отпустить тебя.
Возмущенная Кэрли отвернулась от него, испытывая странное волнение. Да, она не доверяла ему, зная, как он бессердечен и жесток. Однако уже не в первый раз что-то в нем напоминало того человека, который подарил ей розу.
— Если я твоя гостья, — резко бросила Кэрли, — то вправе сама распоряжаться своим временем, поэтому, пожалуйста, оставь меня.
— Как угодно, сеньорита. — Еле заметная улыбка тронула его губы. — Решай, что для тебя лучше — бунтовать или приятно проводить время в лагере, получше узнать людей, живущих на земле, которую ты называешь своей. Я готов многое показать тебе, если ты позволишь.
Кэрли настороженно посмотрела на него. Почему он так любезен? Она знала, что он бездушен, хотя и бывает обаятельным.
— Я хочу отправиться домой, сеньор Эль Дракон. И чем скорее, тем лучше. А сейчас, если, как ты сказал, мне позволено выходить отсюда, я бы хотела увидеть мою тюрьму снаружи.
Выпрямившись, она направилась к двери, возле которой стоял дон, и попыталась выйти, но испанец схватил ее за руку:
— К сожалению, здесь есть не только добрые люди, но и такие, кто оказался среди нас в силу необходимости: они нужны нам и могут извлечь пользу из нашего союза. Они жестоки и безжалостны.
— Как ты, — холодно заметила Кэрли.
— Возможно. Но со мной ты в безопасности.
Взяв девушку за руку, он повел ее в маленькую sala, где возле плетеного дивана из ивовых прутьев стояло такое же плетеное кресло. На мебели лежали яркие цветные подушки, ковер ручной работы покрывал земляной пол.
— Мы вернемся к ужину, — сказал Рамон Флоренсии и вывел Кэрли на крыльцо.
В белой рубашке с длинными рукавами, в расклешенных черных брюках и блестящих черных сапогах, Рамон де ла Герра излучал мужественность и силу. Как бы она ни относилась к нему и каков бы ни был этот испанец на самом деле, Кэрли призналась себе, что такого красивого мужчину видит впервые в жизни. По спине ее пробежали мурашки. Поняв, что это предостережение, она решила прислушаться к нему.
Рамон шел рядом с изящной американкой, восхищаясь тем, как она выглядит даже в простой одежде paysano[32]. В тот день на скачках в своем нарядном платье она была прелестна, но почему-то сегодня показалась ему еще более красивой. Возможно, ей очень шла новая прическа: длинные шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, достигая талии. А может, дело было в том, что ее груди соблазнительно покачивались при ходьбе, а ложбинка между ними особенно привлекала внимание испанца.
Видя, как колышутся при ходьбе ее бедра, Рамон ощущал напряжение в паху. Его влекло к Кэрли. Он понял это, как только впервые увидел ее. Теперь Рамон знал, что составил о ней неправильное представление.
Тем не менее она gringa. Рамон не мог испытывать к этой девушке ничего, кроме физического влечения, но сейчас, после того что произошло, он не хотел принуждать ее к близости.
Однако его восхищали ее стройность, красивые брови, вздернутый носик, большие зеленые глаза и пухлые алые губы. Любуясь ее нежной, и вместе с тем зрелой красотой, Рамон удивлялся, что так дурно обошелся с девушкой.
— Дон Рамон! — К ним подошел улыбающийся Санчес. — Сеньорита Мак-Коннелл! — Он посмотрел на ее маленькие ноги в сандалиях. — Я рад, что они пришлись вам впору.
— Они великолепны. Спасибо, сеньор Санчес. Он кивнул:
— Хорошо, что ты вернулся, Рамон.
— Я не могу здесь задерживаться. Только на несколько дней. Пока я здесь, хотелось бы показать сеньорите окрестности.
— Bueno[33]. Свежий воздух ей полезен. Уверен, она рада возможности выйти из дома.
— Мы присоединимся к тебе за ужином немного позже, — сказал Рамон.
Он улыбнулся и протянул руку девушке. Как он и ожидал, Кэрли сделала вид, что не заметила этого, и пошла дальше.
Лагерь был невелик, здесь, на вершине горы, среди сосен стояли в основном временные постройки. Одинокие мужчины жили в палатках. Два индейца-йокута соорудили себе на лужайке в конце лагеря маленькие хижины из ивовых прутьев. В центре находились загон для лошадей и пара строений с односкатными крышами. С краю бежал быстрый ручей, он обеспечивал людей водой и форелью.
— Сколько же человек здесь живет? — Кэрли посмотрела на женщин, стиравших в ручье одежду, и на детей, игравших в мяч. Ее удивило, что это место так живописно. Между примитивными саманными домиками зеленели лужайки.
— Около тридцати пяти, — ответил дон, улыбнувшись подошедшей к нему трехлетней девочке. Смеясь, он поднял ребенка на руки, поцеловал в пухлую щечку и передал поспешившей к ним женщине.
— Gracias, дон Рамон. Селия вечно куда-то уходит.
Этой приятной женщине с мягкими карими глазами было не более двадцати пяти лет. Она посмотрела на Кэрли и робко улыбнулась.
— Мария, это сеньорита Мак-Коннелл, — сказал дон. — Она погостит у нас некоторое время.
Малышка потянулась к Кэрли и провела пухлыми пальчиками по ее волосам.
— Меня зовут Кэрли, — сказала она женщине.
— Рада познакомиться. — Прижав к себе дочку, Мария отошла.
— А я и не знала, что разбойники живут здесь с семьями, — сказала Кэрли, невольно тронутая нежностью испанца к ребенку.
— В основном это разоренные rancheros[34]. Gringos отняли у них земли. Скотоводы и их работники тоже потеряли свои дома. Их заменили более дешевой рабочей силой — индейцами, которых американцы покупают, продают и обращаются с ними почти как с рабами.
— Не может быть! В Калифорнии рабство запрещено законом.
— Запрещено? Индейцам платят десять долларов в месяц, но большая часть этой суммы возвращается к haciendado[35] в качестве платы за жилье и питание. Застав индейца без дела, его выставляют на торгах. Деньги поступают в государственную казну. По-моему, моя прелестная gringa, это весьма похоже на рабство.
Кэрли промолчала. Она видела индейцев, работающих у дяди, но не знала, как мало он им платит. Мысль о том, что дон, возможно, прав, встревожила ее.
Звон железа привлек ее внимание к большому деревянному сараю на краю лагеря. На стене висели косы, топоры, поводья, удила. С потолка свешивались два больших хомута, несколько седел и прочая утварь.
Пройдя к задней части сарая, дон представил Кэрли Сантьяго Гутиересу, которого она помнила по налету. Сейчас он работал как кузнец и, склонившись над наковальней, правил молотом шпильку от повозки.
Сантьяго посмотрел на девушку так же настороженно, как она на него:
— Вижу, вы поправились. Это хорошо.
Кэрли удивилась: меньше всего она рассчитывала на сочувствие.
— Да-да, мне гораздо лучше, спасибо.
Этот работяга с потным лицом и мощной мускулатурой мало походил на разбойника. Рамон справился о самочувствии жены Сантьяго Томазины и двоих их детей. Кузнец ответил, что они здоровы.
Заметив повязку на бедре Сантьяго и вспомнив о ране, полученной им во время налета, Кэрли чуть было не спросила его о том, как заживает нога, но вовремя удержалась. Этот человек — преступник. Он получил ранение, похищая лошадей ее дяди. Ей не подобает беспокоиться о его здоровье!
— Ну что, твоя рана заживает? — спросил Рамон.
Гутиерес вытащил из огня раскаленный кусок металла и бросил его в корыто с водой, откуда тут же повалил пар.
— Томазина извлекла пулю. Рана уже затягивается.
— Рад слышать.
Кузнец улыбнулся, снова начал бить молотом по горячему железу, и дон увел Кэрли.
— Для разбойника Сантьяго на удивление приятен, — заметила она.
Испанец тихо засмеялся и покачал головой:
— Он обыкновенный человек и борется за то, что у него отняли. Мы не считаем себя разбойниками.
Кэрли хотела возразить, но вовремя спохватилась и решила сменить тему:
— Странно, что он не питает ко мне ненависти. Я думала, что все ваши мужчины настроены против меня.
Рамон пожал плечами и отвел взгляд:
— Возможно, так и было… какое-то время. Они любили Андреаса, как и я.
— Тогда почему…
— Вероятно, они понимают, что если уж я простил тебя, то и они должны поступить так же.
Кэрли подняла брови:
— Если ты простил меня! А вот я не могу простить тебя!
Подхватив подол яркой юбки, Кэрли выбежала из сарая. Она не спешила в дом, проведя в заточении слишком много времени, поэтому направилась к ручью и пошла вдоль берега. Разум подсказывал Кэрли, что ей не следовало сердить испанца. Она пленница Рамона, и от него зависит ее участь. Однако девушка не хотела поддаваться страху: такого с ней не бывало прежде, не будет и сейчас.
Испанец догнал Кэрли в безлюдном месте возле водоворота. Она сидела одна, ощущая одиночество и мечтая о возвращении на ранчо дель Роблес. Ей хотелось плакать, но она не позволила себе этого. Глядя на бурлящую пенистую воду, она почувствовала присутствие дона Рамона раньше, чем увидела его.
— Прости, — тихо сказал он. — Я имел в виду нечто другое. Дело в том, что ты заслужила их уважение. Стоит тебе захотеть, и они примут тебя в свой круг.
Его голос, тихий, глубокий и мужественный, напомнил ей о чем-то… или о ком-то… Она попыталась вспомнить, но воспоминание ускользало. Кэрли посмотрела на испанца:
— Я хочу вернуться домой, дон Рамон, хотя и понимаю, какие проблемы с этим связаны. Но прошу тебя, найди выход.
Рамон промолчал. Он не мог отпустить ее, они оба понимали это. Но сколько ему удастся удерживать ее здесь? И как он поступит, устав от нежелательной гостьи?
Они направились к дому. Кэрли пыталась преодолеть тревогу, от которой сосало под ложечкой. «Сохраняй спокойствие, — говорила она себе. — Во всяком случае, пока ты в безопасности». Дядя ищет ее, и, возможно, она сама найдет способ убежать.
С этими мыслями она изучала лагерь, вглядываясь в мужчин, женщин и детей, занятых повседневными делами, но особо пристально присматриваясь к повозкам и ко всему, где могло храниться оружие. Она решила продолжать поиски, исследовать это место и все, что пригодится ей в будущем.
Они обогнули строение, и, поглощенная своими размышлениями, Кэрли с изумлением увидела на крыльце красивую черноволосую женщину, высокую и стройную, с небольшой грудью, узкой талией и бедрами. Она казалась элегантной, необычной и очень эффектной.
Красавица была явно рассержена, ее черные глаза сверкали, грудь вздымалась.
— Buenas tardes, Миранда, — приветливо, но с напряжением сказал Рамон. Его явно не обрадовало ее присутствие.
— Не познакомишь ли меня с дамой, которую привел в наш лагерь? — язвительно спросила она. — С той, что убила твоего брата.
Темные глаза Рамона вспыхнули. Все в нем дышало гневом. Кэрли не раз видела испанца таким и сейчас радовалась, что не она вызвала его раздражение.
— Я сказал тебе, Миранда, — она невиновна. Эта девушка — наша гостья, пока я так говорю. Обращайся с ней соответственно этому.
Пока я так говорю. Кэрли похолодела от страха. Долго ли это продлится? От этих слов и ненависти черноволосой женщины Кэрли стало не по себе.
— Миранда, — мрачно представилась женщина, и в ее глазах сверкнула угроза. — Я женщина дона Рамона и вышла сюда сказать вам об этом во избежание недоразумений между нами.
Кэрли не выдержала:
— Ну что ж, сеньорита, надеюсь, вы тоже поймете все правильно. Меня не интересует ваш Эль Дракон. На мой взгляд, он — безжалостный разбойник. Если вам нравится спать с ним, это ваше несчастье. Я хочу одного — вернуться домой.
Рамон почувствовал, что Кэрли возмущена не меньше, чем он. Не глядя на них, девушка поспешила в дом. Испанец невольно вспомнил прежнюю робость Кэрли и восхитился умением девушки скрывать ее. Такого чувства собственного достоинства он не видел даже у знатных женщин. Она была горда, как настоящая испанка.
Последняя мысль смутила его. Ведь Кэрли gringa! Ничто не могло изменить этого, как и индейского происхождения Миранды. К счастью, Рамон испытывал к Миранде только физическое влечение. Он не позволит себе большего и по отношению к пикантной американке.
За ужином Кэрли сидела возле испанца. Флоренсия и Педро Санчес расположились напротив нее. Как и прежде, Рамон был очарователен и заботлив. От этого Кэрли нервничала и держалась отчужденно, ибо не знала, чего он добивается. Девушка не забыла, как он бывал жесток.
Сославшись на головную боль, она вышла из-за стола и удалилась в спальню, но сон не приходил. Каковы мотивы испанца? Почему недавняя жестокость сменилась добротой? Неужели он раскаивается? Рамон ни разу не признался в этом, только сказал, что совершил ошибку. Возможно, он пытается загладить вину, но Кэрли не могла заставить себя поверить в это.
Даже если причина такова, это ничего не меняет. Она — его пленница, а он — властелин ее судьбы.
Лежа на кровати и глядя на неровные доски над головой, Кэрли вспомнила гневный взгляд, брошенный им на любовницу. Миранда красивая, смуглая, необычная. Поскольку у него есть женщина, едва ли он хочет соблазнить Кэрли.