Страница:
Мартин Кин
Плохая собака
Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина
Есть книга, посвященная дзен-буддизму и искусству дрессировки. Обучение собак требует полной концентрации. Если ваши мысли блуждают в другом месте, мысли вашей собаки тоже будут далеки отсюда. Если вы нервничаете, не ждите от собаки ничего иного.
Сьюзен Конант.«Пес, который порвал поводок»
Любить кого-то и восхищаться кем-то, помимо себя, – шаг в сторону от полного духовного крушения.
К. С. Льюис
Пролог
Вступая в круг
– Не пойму, дело во мне или все вокруг сошли с ума? – спросил я своего сорокакилограммового штурмана, чья лохматая голова в зеркале заднего вида напоминала «Мэрилин» Уорхола.
«Мне неловко говорить…»
Кажется, ей правда было неловко.
«Но дело в тебе».
– Мы что, пропустили поворот? Не вижу знаков.
«А я, – заметила она, – вообще читать не умею».
Хотите добрый совет? Если вам нужно срочно добраться в какое-то хитрое место, не настаивайте на том, чтобы я сел за руль.
В жизни есть очень мало такого, за что я готов поручиться. Но вот за то, что вы рано или поздно заблудитесь, когда я за рулем, ручаюсь головой. Безнадежно заблудитесь. Собьетесь с пути и будете смотреть из окна машины на уличные таблички, которые в густеющих сумерках выглядят так, будто написаны на незнакомом языке.
Однажды, в бытность свою самым невезучим в мире менеджером-консультантом, я колесил по Лондону на взятом напрокат Ford Fiesta вместе с партнером фирмы. После очередного идиотского поворота он повернулся ко мне и прямо спросил:
– Слушайте, кто вас нанял?
Окончательно разуверившись в хозяине, пятилетняя Хола, собака породы бернский зенненхунд, мой штурман во многих поездках, растянулась на заднем сиденье нашего неприлично маленького автомобиля и чуть слышно заскулила. Наверное, такой звук могла бы издать рассеченная ветром бабочка.
– Никакой помощи от тебя, – сказал я, глядя на серебристый ковер автострады Спрейн Брук и пытаясь отогнать плохое предчувствие.
«От тебя тоже. Ты не захватил сыр?»
«Если вы за рулем, – произнес парень на новостном радио 1010 Vince, – подумайте, не пора ли свернуть на обочину. Мы получили штормовое предупреждение. На дороге становится опасно».
Вряд ли опаснее, чем в городке Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк…
По сторонам автострады выросли торговые ряды – значит, мы примерно в получасе езды к северу от Манхэттена. Наконец, через полтора часа после выхода из дома, мы с Холой въехали на парковку клуба «Порт Честер», где десять минут назад должен был начаться тест «Собака – хороший гражданин».
Когда-то легендарная школа дрессировки «Порт Честер» действительно находилась в Порт Честере, но потом переехала в Уайт-Плейнс, однако название осталось прежним. Здесь занимаются чем угодно: приучают мохнатых студентов к будке, других натаскивают для участия в выставках… Пять лет назад Хола стала первым и единственным псом, которого выгнали из щенячьего детского сада. Дважды. Так что не будет ошибкой сказать, что моя собака – легенда в мире кинологов.
Хола – прекрасный, чистопородный трехцветный пес: сорок килограммов меха и еще больше оптимизма. Создание с истинно бродвейским духом, живущее исключительно настоящим моментом. Я все жду, когда моя девочка поднимется на задние лапы и произнесет речь, как на вручении «Тони»:
«О, я помню этот день! Я тогда была совсем еще щенком. Я лежала на подстилке перед телевизором, смотрела „Бетховен-3“ и думала: „Когда-нибудь я тоже так смогу!..“».
Однако, при всем моем уважении, я вынужден признать, что Хола – ужасная сука.
Грозовые облака из дымчатых стали маслянисто-черными, каждый квадратный сантиметр воздуха наполнился снегом.
– Хола, идем! – позвал я, открывая заднюю дверцу автомобиля.
Она выпрыгнула – но лишь потому, что нарезанной печенки в карманах моей куртки хватило бы на целый мясной магазин.
Надев на нее поводок, я запер машину и стал проверять, все ли необходимое в наличии: собачья лицензия, справка о прививке от бешенства, расческа для шерсти и – самое главное – внимание самой Холы.
Затем я принял классическую позу собачника: левая рука согнута, ладонь прижата к третьей чакре, спина выпрямлена, голос тих, как сама правда.
Выставив левую ногу вперед, я легко потянул Холу за собой и двинулся навстречу нашей судьбе.
О чудо – она пошла следом.
Шаг, еще шаг. Я возвел глаза к низкому небу. Джинсы свободно болтались на исхудавшем от стрессов теле. Если так дело пойдет и дальше, можно и вовсе в тень превратиться…
Мы съехали, как на коньках, по железному пандусу, прошли мимо щенка боксера, который смирно сидел перед вращающейся дверью, и я настойчиво потянул Холу за поводок, чтобы войти в помещение первым. Правду говорят: пусти собаку вперед, и всю оставшуюся жизнь будешь плестись позади.
– Хола, сидеть.
Сначала имя, потом команда.
Я подождал и добавил:
– Гррр.
Отвратительный звук, означающий «Я не шучу».
Хола села.
Я толкнул дверь, и мы увидели белый пластиковый бордюр, круглый ринг, собачьих тренеров и официальных наблюдателей с блокнотами. Наблюдатели смотрели на понурого пса, проверяя «Реакцию на другую собаку» (один из самых ужасных пунктов теста, № 8). Дюжина хвостатых участников жались к стене, не отводя от ринга глаз. Женщина-судья мерила шагами ковер из легкой резины, проверяя, не валяются ли где остатки лакомства после пункта «Поведение в семье».
Хола вошла в клуб следом за мной.
Думаю, в этот момент нас с ней посетила одна и та же мысль: «Мы дома», – достаточно было бросить взгляд на препятствия из досок наподобие тех, что встречаются на собачьих площадках, и разного рода приспособления для проверки ловкости.
За прекрасными золотистыми ретриверами и лабрадорами с вымученными улыбками следили хозяева. Похоже, все они собрались здесь только для того, чтобы хором спеть «Здравствуй, мир!».
Команда вольно: «Хорошо!»
Как мы тут оказались – величайшая собачья загадка.
Если бы год назад кто-нибудь сказал, что мы с Холой, находясь в здравом уме и твердой памяти, по доброй воле будем спешить на тест «Собака – хороший гражданин», одобренный Американским клубом собаководства, я бы решил, что этот человек объелся белены.
Тест СХГ, учрежденный в 1989 году, призван выявить темперамент и степень дрессировки собаки. Чтобы получить зачет, пес должен доказать, что умеет прилично вести себя в обществе других собак, спокойно реагирует на шум и прикосновения, может пройти сквозь толпу на длинном поводке, знает основные команды вроде «Сидеть», «Лежать», «Ждать» и «Ко мне» и не проявляет раздражения или страха, если хозяин отлучается на несколько минут.
Некоторым собакам для сдачи этого теста требуются лишь пара занятий и хорошая разъяснительная беседа.
Но не Холе.
Нужно быть слепым и глухим, чтобы не понять: с этим псом что-то не в порядке.
Конечно, я могу спокойно брать ее куда угодно. Я говорил, что она обожает мультфильмы студии «Пиксар»? Повиноваться моим командам для нее так же естественно, как дышать. Иногда я готов поверить, что она читает мои мысли. Ее стойки настолько филигранны, что по поднятым лапам можно ровнять высоту полок в шкафу, а когда она сидит в ожидании хозяина, со стороны может показаться, будто она медитирует. Иногда я привязываю поводок к перилам и ухожу на медицинские процедуры или навещаю матушку в Новой Вирджинии, а Хола сидит, как сфинкс, в фойе аэропорта, покорно дожидаясь команды вольно: «Хорошо! Умница».
Так? Ну, не совсем.
По правде говоря, год назад Хола не понимала ни одного слова, включая собственное имя. И друзья семьи, и случайные прохожие приветствовались всегда одинаково: оскалом и прицельным броском, после которого впору возбуждать судебный иск. Для нее было достаточно малейшего раздражителя: неосторожного жеста, улыбки, детской игрушки… Моя квартира напоминала пустырь с изгрызенной мебелью и собачьими повадками на всех доступных горизонтальных поверхностях. Прогулки превращались в пляски смерти, потому что Хола считала своим долгом кинуться на каждую обертку от сэндвича, на каждого шпица без поводка или на инвалида в коляске.
– Она не плохая сама по себе, – сказал однажды тренер, с которым мы консультировались. – Она просто… легковозбудимая.
Вообще-то для этого есть другое слово.
Однажды я спросил парня, который готовил полицейских собак:
– Почему она все время носится, бросается на людей и не слушает команд?
– Элементарно, – ответил он. – Вы ничего не знаете о собаках.
Ну да, конечно.
А ведь у нас было столько надежд – у меня и моей жены Глории. Мне до сих пор больно вспоминать, с каким материнским энтузиазмом мы перечитали всю Джин Дональдсон и Карен Прайор, не говоря уж о пособии «Ваш бернский зенненхунд» Шерон Честнат Смит. А как мы прочесывали магазины скобяных изделий в поисках «детских барьеров» для щенка! Глория выписала по почте клетку, специально сконструированную для зенненхунда – собачники называют их «корзинами», – и меня чуть не хватил удар, когда я понял, что размером она больше нашей Toyota Echo.
Мечты умирают после долгой агонии. Так случилось и с этой. Щенки – всегда головная боль, сколько бы они ни стоили, а за своего мы явно переплатили. Хола никогда не страдала от стеснительности. Можете спросить наших соседей. Сколько раз она помогала им облегчить сумки с продуктами! Как старательно метила каждую дверь! Время шло, но ничего не менялось.
В конце концов мы сдались, хотя не могли признаться в этом даже себе. У нас были свои представления о домашнем питомце, и эти представления разлетелись в клочья под зубами Холы. Мы уже не знали, кто из братьев – меньший. В нашем понимании хорошая собака делает свои дела на улице, всегда пребывает в добродушном настроении и не кусает людей – за редким исключением.
Теперь нам пришлось усвоить, что завести собаку, которая не гадит на паркет и не жаждет крови, – все равно что завести ребенка, который не задает вопросов.
И я прекрасно понимал возмущение жены.
Постепенно – я хочу сказать, далеко не сразу – мы отказались от мысли воспитать Холу, и она окончательно превратилась в зверя. После того как она искусала Глорию, некоторые благоразумные люди советовали нам ее усыпить, и, честно говоря, я не смог найти внятных возражений.
– Парень, да твоя псина просто бешеная, – сказал один из тренеров, к которому мы обратились с новой напастью: беспричинное рычание и внезапные укусы, в результате которых руки и ноги Глории украсились синяками и ссадинами. Последствия несложно было предсказать.
– Что случилось? – спрашивали жену коллеги в «Энн Тэйлор» и «Хоул Фудс», где она около года работала поваром.
– Собака покусала.
Взгляд глубокого сестринского понимания.
– Все в порядке, дорогая. – И дальше шепотом: – Необязательно его прикрывать. Есть люди, которые тебе помогут.
– Говорю же, собака покусала. Она правда ненормальная.
– Конечно, дорогая. Понимаем.
И перемигивание за спиной.
Само собой, это мужчина. И разве коллеги моей жены были так уж неправы? Где в это время был мужчина?
Так что я совершенно искренне говорю, что не виню Глорию в ее решении. В конце концов, она спасла жизни нам обоим – и мне, и собаке.
Она просто ушла из дому.
Глория – худощавая, чем-то похожая на птицу брюнетка с коротким каре, остреньким носом и круглыми очками, напоминающими донышки от молочных бутылок. Обычно она чуть заметно улыбается собственным мыслям, словно подслушивает какую-то забавную беседу. Голубые глаза лучатся светом, бледная кожа блестит, как дорогое масло, а что касается характера, то все мои приятели, едва познакомившись с Глорией, говорили одно: «Вау!»
Моя жена – профессиональная обольстительница. Я помню, как она заставляла рыдать целые толпы фанатов фолк-музыки в Ист-виллидже, и все благодаря бархатному голосу и остроумным импровизированным монологам. Я до сих пор жалею, что не записал один из них, посвященный смерти Фрэнка Синатры.
Еще Глория – виртуоз сольфеджио и может распознать по голосу любого исполнителя даже на самой плохой записи.
Люди любят ее, а те, кто не любит, просто не встречались с ней лично. Она – феноменально неконфликтный человек. Увы, пара лет мучений с собакой подкосили ее.
Глория решила выучиться на повара, недолго проработала по профессии и в конце концов уволилась, потому что карьера оказалась ненадежной, а платили слишком мало.
Но моя жена не впала в депрессию. Вдохновившись старыми выпусками «Школьного рока»[1], она записала несколько одноминутных «поваренных» песен: «Рецепт всего на свете» и «Перемешай овощи» в стиле «Рамоунз»[2], а также похабную «А ну-ка, покачаемся» – псевдоцерковное песнопение о разделке рыбы. Песни сопровождались анимацией о трех музыкантах-поварах по имени До, Ре и Ми.
Сайт Chefdoremi.com стал ее посланием миру – она до сих пор получает отклики.
Мне и теперь кажется, что Глория – гений, которому не удалось полностью раскрыть свой талант.
К сожалению, как многие «люди Икс», мы вспомнили о детях, когда заводить их было слишком поздно…
Регистрационный номер Американского клуба собаководства – есть.
Справка о стерилизации – есть.
Возраст – почти шесть лет. По меркам бернских зенненхундов дама уже преклонного возраста.
– Вы вторые, – сказал ассистент. – Подождите, пожалуйста.
В глазах Холы ясно читалось: «Давай отойдем в угол, и ты еще раз объяснишь, чего от меня хочешь. И лучше с мясной нарезкой».
Пока Хола смирно сидела на месте, я мог наблюдать за тем, что происходило на ринге. Собаки как раз отрабатывали седьмой пункт теста – команду «Ко мне». Похожий на заводную игрушку пудель с явной неохотой полз к своему хозяину, будто ему на каждом шагу приходилось вытаскивать лапы из мазута.
«Видишь, Хола? – прошептал я. – Никакого стиля».
«Да у этого пуделя сердца нет, – согласилась она одними глазами. – Как его вообще на ринг выпустили?»
Первые десять лет брака, не считая того месяца, который я провел в реабилитационном центре (вообще не помню, как туда попал), я старался воздерживаться от спиртного.
Остановите меня, если я уже рассказывал эту историю.
Потеряв работу сценариста на телевидении, я вернулся в бизнес-колледж в качестве консультанта по менеджменту. По долгу службы мне приходилось бывать в самых отдаленных уголках страны, и я нередко останавливался в отелях. Однажды вечером я полез в мини-бар за диетической пепси и вдруг подумал – а почему бы не разбавить ее «Капитаном Морганом»?
Так что я достал бутылку и вытащил пробку…
Теперь-то я понимаю, что между трезвостью и воздержанностью такая же разница, как между женитьбой и порнографией. Или между яблоком и циркулярной пилой.
К чести Глории, она осталась со мной, даже когда я опустился на самое дно. Она оставалась со мной и Холой до тех пор, пока мы не начали Невероятное предприятие Взаимного лечения, и лишь тогда ушла.
К этому дню я прозрел. В одной из кантри-песен Глории есть такие слова: «Теперь ты свободен, как бродячий пес, и, будь я тобой, я бы тоже потеряла себя».
Чтобы обрести себя, мы с Холой ринулись вперед вместе. Мы прошли через ужасающий собачий лагерь в Зеленых горах Вирджинии, через толпу дрессировщиков, через тренинги по послушанию, через бесконечные выставки, где были представлены все породы… Мы познакомились со множеством удивительных людей – ведущей заводчицей бернских зенненхундов, национальным лидером по дрессировке, лучшим автором книг о собаках и даже с главой программы «Собака – хороший гражданин».
Не нужно быть специалистом по биологии, чтобы понять: я просто пытался заменить пристрастие к спиртному на пристрастие к собаководству – в этом, собственно, и заключалась главная цель Взаимного лечения. Однако, оглядываясь назад, я склонен окружать наше предприятие более романтичным флером: мы пытались вернуть Глорию. Я почему-то вбил в голову, что, если наш четвероногий демон выполнит невыполнимое и сдаст тест СХГ, это каким-то волшебным образом снова соединит нашу семью.
Честно говоря, Глория не знала о моей задумке; я сам не знал сперва.
Зато Хола – я уверен – знала.
– Хола? – уточнила она.
– Да.
– На СХГ? Не на «Собаку-терапевта»?
– На СХГ.
– Тогда вы следующие. Возьмите поводок. Еду нужно оставить за пределами круга. Готовы?
Я взглянул на свою мохнатую спутницу, которая, лукаво склонив голову набок, ответила мне взглядом:
«Весь мир – анекдот, так почему бы не посмеяться напоследок».
– Готова, девочка?
«Шутишь? – И она по моей команде поднялась на лапы. – Я родилась готовой!»
Итак, мы вступили в круг…
«Мне неловко говорить…»
Кажется, ей правда было неловко.
«Но дело в тебе».
– Мы что, пропустили поворот? Не вижу знаков.
«А я, – заметила она, – вообще читать не умею».
Хотите добрый совет? Если вам нужно срочно добраться в какое-то хитрое место, не настаивайте на том, чтобы я сел за руль.
В жизни есть очень мало такого, за что я готов поручиться. Но вот за то, что вы рано или поздно заблудитесь, когда я за рулем, ручаюсь головой. Безнадежно заблудитесь. Собьетесь с пути и будете смотреть из окна машины на уличные таблички, которые в густеющих сумерках выглядят так, будто написаны на незнакомом языке.
Однажды, в бытность свою самым невезучим в мире менеджером-консультантом, я колесил по Лондону на взятом напрокат Ford Fiesta вместе с партнером фирмы. После очередного идиотского поворота он повернулся ко мне и прямо спросил:
– Слушайте, кто вас нанял?
Окончательно разуверившись в хозяине, пятилетняя Хола, собака породы бернский зенненхунд, мой штурман во многих поездках, растянулась на заднем сиденье нашего неприлично маленького автомобиля и чуть слышно заскулила. Наверное, такой звук могла бы издать рассеченная ветром бабочка.
– Никакой помощи от тебя, – сказал я, глядя на серебристый ковер автострады Спрейн Брук и пытаясь отогнать плохое предчувствие.
«От тебя тоже. Ты не захватил сыр?»
«Если вы за рулем, – произнес парень на новостном радио 1010 Vince, – подумайте, не пора ли свернуть на обочину. Мы получили штормовое предупреждение. На дороге становится опасно».
Вряд ли опаснее, чем в городке Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк…
По сторонам автострады выросли торговые ряды – значит, мы примерно в получасе езды к северу от Манхэттена. Наконец, через полтора часа после выхода из дома, мы с Холой въехали на парковку клуба «Порт Честер», где десять минут назад должен был начаться тест «Собака – хороший гражданин».
Когда-то легендарная школа дрессировки «Порт Честер» действительно находилась в Порт Честере, но потом переехала в Уайт-Плейнс, однако название осталось прежним. Здесь занимаются чем угодно: приучают мохнатых студентов к будке, других натаскивают для участия в выставках… Пять лет назад Хола стала первым и единственным псом, которого выгнали из щенячьего детского сада. Дважды. Так что не будет ошибкой сказать, что моя собака – легенда в мире кинологов.
Хола – прекрасный, чистопородный трехцветный пес: сорок килограммов меха и еще больше оптимизма. Создание с истинно бродвейским духом, живущее исключительно настоящим моментом. Я все жду, когда моя девочка поднимется на задние лапы и произнесет речь, как на вручении «Тони»:
«О, я помню этот день! Я тогда была совсем еще щенком. Я лежала на подстилке перед телевизором, смотрела „Бетховен-3“ и думала: „Когда-нибудь я тоже так смогу!..“».
Однако, при всем моем уважении, я вынужден признать, что Хола – ужасная сука.
Грозовые облака из дымчатых стали маслянисто-черными, каждый квадратный сантиметр воздуха наполнился снегом.
– Хола, идем! – позвал я, открывая заднюю дверцу автомобиля.
Она выпрыгнула – но лишь потому, что нарезанной печенки в карманах моей куртки хватило бы на целый мясной магазин.
Надев на нее поводок, я запер машину и стал проверять, все ли необходимое в наличии: собачья лицензия, справка о прививке от бешенства, расческа для шерсти и – самое главное – внимание самой Холы.
Затем я принял классическую позу собачника: левая рука согнута, ладонь прижата к третьей чакре, спина выпрямлена, голос тих, как сама правда.
Выставив левую ногу вперед, я легко потянул Холу за собой и двинулся навстречу нашей судьбе.
О чудо – она пошла следом.
Шаг, еще шаг. Я возвел глаза к низкому небу. Джинсы свободно болтались на исхудавшем от стрессов теле. Если так дело пойдет и дальше, можно и вовсе в тень превратиться…
Мы съехали, как на коньках, по железному пандусу, прошли мимо щенка боксера, который смирно сидел перед вращающейся дверью, и я настойчиво потянул Холу за поводок, чтобы войти в помещение первым. Правду говорят: пусти собаку вперед, и всю оставшуюся жизнь будешь плестись позади.
– Хола, сидеть.
Сначала имя, потом команда.
Я подождал и добавил:
– Гррр.
Отвратительный звук, означающий «Я не шучу».
Хола села.
Я толкнул дверь, и мы увидели белый пластиковый бордюр, круглый ринг, собачьих тренеров и официальных наблюдателей с блокнотами. Наблюдатели смотрели на понурого пса, проверяя «Реакцию на другую собаку» (один из самых ужасных пунктов теста, № 8). Дюжина хвостатых участников жались к стене, не отводя от ринга глаз. Женщина-судья мерила шагами ковер из легкой резины, проверяя, не валяются ли где остатки лакомства после пункта «Поведение в семье».
Хола вошла в клуб следом за мной.
Думаю, в этот момент нас с ней посетила одна и та же мысль: «Мы дома», – достаточно было бросить взгляд на препятствия из досок наподобие тех, что встречаются на собачьих площадках, и разного рода приспособления для проверки ловкости.
За прекрасными золотистыми ретриверами и лабрадорами с вымученными улыбками следили хозяева. Похоже, все они собрались здесь только для того, чтобы хором спеть «Здравствуй, мир!».
Команда вольно: «Хорошо!»
Как мы тут оказались – величайшая собачья загадка.
Если бы год назад кто-нибудь сказал, что мы с Холой, находясь в здравом уме и твердой памяти, по доброй воле будем спешить на тест «Собака – хороший гражданин», одобренный Американским клубом собаководства, я бы решил, что этот человек объелся белены.
Тест СХГ, учрежденный в 1989 году, призван выявить темперамент и степень дрессировки собаки. Чтобы получить зачет, пес должен доказать, что умеет прилично вести себя в обществе других собак, спокойно реагирует на шум и прикосновения, может пройти сквозь толпу на длинном поводке, знает основные команды вроде «Сидеть», «Лежать», «Ждать» и «Ко мне» и не проявляет раздражения или страха, если хозяин отлучается на несколько минут.
Некоторым собакам для сдачи этого теста требуются лишь пара занятий и хорошая разъяснительная беседа.
Но не Холе.
Нужно быть слепым и глухим, чтобы не понять: с этим псом что-то не в порядке.
Конечно, я могу спокойно брать ее куда угодно. Я говорил, что она обожает мультфильмы студии «Пиксар»? Повиноваться моим командам для нее так же естественно, как дышать. Иногда я готов поверить, что она читает мои мысли. Ее стойки настолько филигранны, что по поднятым лапам можно ровнять высоту полок в шкафу, а когда она сидит в ожидании хозяина, со стороны может показаться, будто она медитирует. Иногда я привязываю поводок к перилам и ухожу на медицинские процедуры или навещаю матушку в Новой Вирджинии, а Хола сидит, как сфинкс, в фойе аэропорта, покорно дожидаясь команды вольно: «Хорошо! Умница».
Так? Ну, не совсем.
По правде говоря, год назад Хола не понимала ни одного слова, включая собственное имя. И друзья семьи, и случайные прохожие приветствовались всегда одинаково: оскалом и прицельным броском, после которого впору возбуждать судебный иск. Для нее было достаточно малейшего раздражителя: неосторожного жеста, улыбки, детской игрушки… Моя квартира напоминала пустырь с изгрызенной мебелью и собачьими повадками на всех доступных горизонтальных поверхностях. Прогулки превращались в пляски смерти, потому что Хола считала своим долгом кинуться на каждую обертку от сэндвича, на каждого шпица без поводка или на инвалида в коляске.
– Она не плохая сама по себе, – сказал однажды тренер, с которым мы консультировались. – Она просто… легковозбудимая.
Вообще-то для этого есть другое слово.
Однажды я спросил парня, который готовил полицейских собак:
– Почему она все время носится, бросается на людей и не слушает команд?
– Элементарно, – ответил он. – Вы ничего не знаете о собаках.
Ну да, конечно.
А ведь у нас было столько надежд – у меня и моей жены Глории. Мне до сих пор больно вспоминать, с каким материнским энтузиазмом мы перечитали всю Джин Дональдсон и Карен Прайор, не говоря уж о пособии «Ваш бернский зенненхунд» Шерон Честнат Смит. А как мы прочесывали магазины скобяных изделий в поисках «детских барьеров» для щенка! Глория выписала по почте клетку, специально сконструированную для зенненхунда – собачники называют их «корзинами», – и меня чуть не хватил удар, когда я понял, что размером она больше нашей Toyota Echo.
Мечты умирают после долгой агонии. Так случилось и с этой. Щенки – всегда головная боль, сколько бы они ни стоили, а за своего мы явно переплатили. Хола никогда не страдала от стеснительности. Можете спросить наших соседей. Сколько раз она помогала им облегчить сумки с продуктами! Как старательно метила каждую дверь! Время шло, но ничего не менялось.
В конце концов мы сдались, хотя не могли признаться в этом даже себе. У нас были свои представления о домашнем питомце, и эти представления разлетелись в клочья под зубами Холы. Мы уже не знали, кто из братьев – меньший. В нашем понимании хорошая собака делает свои дела на улице, всегда пребывает в добродушном настроении и не кусает людей – за редким исключением.
Теперь нам пришлось усвоить, что завести собаку, которая не гадит на паркет и не жаждет крови, – все равно что завести ребенка, который не задает вопросов.
И я прекрасно понимал возмущение жены.
Постепенно – я хочу сказать, далеко не сразу – мы отказались от мысли воспитать Холу, и она окончательно превратилась в зверя. После того как она искусала Глорию, некоторые благоразумные люди советовали нам ее усыпить, и, честно говоря, я не смог найти внятных возражений.
– Парень, да твоя псина просто бешеная, – сказал один из тренеров, к которому мы обратились с новой напастью: беспричинное рычание и внезапные укусы, в результате которых руки и ноги Глории украсились синяками и ссадинами. Последствия несложно было предсказать.
– Что случилось? – спрашивали жену коллеги в «Энн Тэйлор» и «Хоул Фудс», где она около года работала поваром.
– Собака покусала.
Взгляд глубокого сестринского понимания.
– Все в порядке, дорогая. – И дальше шепотом: – Необязательно его прикрывать. Есть люди, которые тебе помогут.
– Говорю же, собака покусала. Она правда ненормальная.
– Конечно, дорогая. Понимаем.
И перемигивание за спиной.
Само собой, это мужчина. И разве коллеги моей жены были так уж неправы? Где в это время был мужчина?
Так что я совершенно искренне говорю, что не виню Глорию в ее решении. В конце концов, она спасла жизни нам обоим – и мне, и собаке.
Она просто ушла из дому.
Глория – худощавая, чем-то похожая на птицу брюнетка с коротким каре, остреньким носом и круглыми очками, напоминающими донышки от молочных бутылок. Обычно она чуть заметно улыбается собственным мыслям, словно подслушивает какую-то забавную беседу. Голубые глаза лучатся светом, бледная кожа блестит, как дорогое масло, а что касается характера, то все мои приятели, едва познакомившись с Глорией, говорили одно: «Вау!»
Моя жена – профессиональная обольстительница. Я помню, как она заставляла рыдать целые толпы фанатов фолк-музыки в Ист-виллидже, и все благодаря бархатному голосу и остроумным импровизированным монологам. Я до сих пор жалею, что не записал один из них, посвященный смерти Фрэнка Синатры.
Еще Глория – виртуоз сольфеджио и может распознать по голосу любого исполнителя даже на самой плохой записи.
Люди любят ее, а те, кто не любит, просто не встречались с ней лично. Она – феноменально неконфликтный человек. Увы, пара лет мучений с собакой подкосили ее.
Глория решила выучиться на повара, недолго проработала по профессии и в конце концов уволилась, потому что карьера оказалась ненадежной, а платили слишком мало.
Но моя жена не впала в депрессию. Вдохновившись старыми выпусками «Школьного рока»[1], она записала несколько одноминутных «поваренных» песен: «Рецепт всего на свете» и «Перемешай овощи» в стиле «Рамоунз»[2], а также похабную «А ну-ка, покачаемся» – псевдоцерковное песнопение о разделке рыбы. Песни сопровождались анимацией о трех музыкантах-поварах по имени До, Ре и Ми.
Сайт Chefdoremi.com стал ее посланием миру – она до сих пор получает отклики.
Мне и теперь кажется, что Глория – гений, которому не удалось полностью раскрыть свой талант.
К сожалению, как многие «люди Икс», мы вспомнили о детях, когда заводить их было слишком поздно…
* * *
Судя по снегопаду за стеклянными дверями, здание клуба превращалось в большой сугроб. Я еще раз убедился в том, что все документы для прохождения теста на месте, каждый – в трех экземплярах.Регистрационный номер Американского клуба собаководства – есть.
Справка о стерилизации – есть.
Возраст – почти шесть лет. По меркам бернских зенненхундов дама уже преклонного возраста.
– Вы вторые, – сказал ассистент. – Подождите, пожалуйста.
В глазах Холы ясно читалось: «Давай отойдем в угол, и ты еще раз объяснишь, чего от меня хочешь. И лучше с мясной нарезкой».
Пока Хола смирно сидела на месте, я мог наблюдать за тем, что происходило на ринге. Собаки как раз отрабатывали седьмой пункт теста – команду «Ко мне». Похожий на заводную игрушку пудель с явной неохотой полз к своему хозяину, будто ему на каждом шагу приходилось вытаскивать лапы из мазута.
«Видишь, Хола? – прошептал я. – Никакого стиля».
«Да у этого пуделя сердца нет, – согласилась она одними глазами. – Как его вообще на ринг выпустили?»
Первые десять лет брака, не считая того месяца, который я провел в реабилитационном центре (вообще не помню, как туда попал), я старался воздерживаться от спиртного.
Остановите меня, если я уже рассказывал эту историю.
Потеряв работу сценариста на телевидении, я вернулся в бизнес-колледж в качестве консультанта по менеджменту. По долгу службы мне приходилось бывать в самых отдаленных уголках страны, и я нередко останавливался в отелях. Однажды вечером я полез в мини-бар за диетической пепси и вдруг подумал – а почему бы не разбавить ее «Капитаном Морганом»?
Так что я достал бутылку и вытащил пробку…
Теперь-то я понимаю, что между трезвостью и воздержанностью такая же разница, как между женитьбой и порнографией. Или между яблоком и циркулярной пилой.
К чести Глории, она осталась со мной, даже когда я опустился на самое дно. Она оставалась со мной и Холой до тех пор, пока мы не начали Невероятное предприятие Взаимного лечения, и лишь тогда ушла.
К этому дню я прозрел. В одной из кантри-песен Глории есть такие слова: «Теперь ты свободен, как бродячий пес, и, будь я тобой, я бы тоже потеряла себя».
Чтобы обрести себя, мы с Холой ринулись вперед вместе. Мы прошли через ужасающий собачий лагерь в Зеленых горах Вирджинии, через толпу дрессировщиков, через тренинги по послушанию, через бесконечные выставки, где были представлены все породы… Мы познакомились со множеством удивительных людей – ведущей заводчицей бернских зенненхундов, национальным лидером по дрессировке, лучшим автором книг о собаках и даже с главой программы «Собака – хороший гражданин».
Не нужно быть специалистом по биологии, чтобы понять: я просто пытался заменить пристрастие к спиртному на пристрастие к собаководству – в этом, собственно, и заключалась главная цель Взаимного лечения. Однако, оглядываясь назад, я склонен окружать наше предприятие более романтичным флером: мы пытались вернуть Глорию. Я почему-то вбил в голову, что, если наш четвероногий демон выполнит невыполнимое и сдаст тест СХГ, это каким-то волшебным образом снова соединит нашу семью.
Честно говоря, Глория не знала о моей задумке; я сам не знал сперва.
Зато Хола – я уверен – знала.
* * *
Мы как раз отрабатывали команду «Сидеть», когда от судейского стола отделилась грузная фигура ассистентки. Тяжело дыша, к нам приблизилась пожилая женщина в красной фланелевой рубашке. Ее лицо напоминало панораму Уайт-Плейнс: такое же серое, плоское и предельно функциональное.– Хола? – уточнила она.
– Да.
– На СХГ? Не на «Собаку-терапевта»?
– На СХГ.
– Тогда вы следующие. Возьмите поводок. Еду нужно оставить за пределами круга. Готовы?
Я взглянул на свою мохнатую спутницу, которая, лукаво склонив голову набок, ответила мне взглядом:
«Весь мир – анекдот, так почему бы не посмеяться напоследок».
– Готова, девочка?
«Шутишь? – И она по моей команде поднялась на лапы. – Я родилась готовой!»
Итак, мы вступили в круг…
1
Чистая порода
Если вы хотите купить чистопородного пса, все, что я могу вам сказать, – «Удачи!». Вы почти гарантированно не найдете породистую собаку, если принадлежите к унылому миру тех, кто даже не подозревает, что творится за кулисами выставок. Чистопородные собаки классифицируются по степени соответствия некому абстрактному образцу – Идеальному Экземпляру. Именно этим занимаются судьи в Вестминстере или в «Победителях шоу»[3] – сверяют физиологические характеристики и темперамент собак со стандартом, который золотыми буквами высечен в их сердцах (а также записан в правилах Американского клуба собаководства).
Лично я вижу в этом что-то от Платона. Как и в его «Государстве», чем больше вы отдаляетесь от абстрактного идеала, тем больше приближаетесь к реальности.
У заводчиков есть специальный термин для обозначения породистых собак – и вы обязательно с ним столкнетесь, если будете удачливы. Заводчики называют их «годная кровь». В мире дог-шоу кровь так же важна, как качества парня, за которого вы выдаете свою единственную дочь.
Глория всегда хотела собаку. Она выросла бок о бок с огромным сенбернаром по кличке Алекс, который избегал других собак (у него явно были проблемы с социализацией), зато обожал Глорию – впрочем, как и все мы. Благодаря ему она и привязалась к большим собакам.
Я сам не раз засматривался на бернских зенненхундов. Однажды я услышал: «Это Джордж Клуни среди псов», и в этом действительно есть доля истины.
Само слово «зенненхунд» звучит интригующе. Уж на что не люблю огромных зверюг, но и я был очарован бернцем, который повстречался нам на перроне в Беннингтоне, штат Вермонт. Клянусь, он улыбался! Это красавец важно прошествовал возле моих ног и плюхнулся на землю с шумным тантрическим дыханием, которое мне теперь прекрасно известно. Зенненхунды дышат так, словно пропускают через себя все негативные вибрации мира.
Хозяин пса оказался дружелюбным парнем. Естественно, Глория тут же забросала его вопросами.
– Понимаете – сказал он задумчиво, – зенненхунд – это член семьи. К нему нельзя относиться просто как к питомцу. Нужно открыть ему сердце.
Слушайте, раскрасьте меня под зенненхунда!
Глория утверждает, что заручилась моим согласием выбрать собаку самостоятельно. Когда я пытаюсь воскресить в памяти те доисторические времена, меня настигает приступ склероза, но мне противна сама мысль о том, будто я не участвовал в процессе. Позднее жена объяснила, что просто хотела завести себе подружку. Я бывал дома очень редко – даже когда был дома, если вы понимаете, о чем я.
– Я хочу щенка, – сказала однажды Глория просто так.
– Да пожалуйста, – ответил я теоретически. – Какой породы?
– Бернского зенненхунда. Они ужасно милые.
– Ты хочешь такую же громадину, что мы видели в Вермонте?
– Ну что ты, – соврала жена и не покраснела. – Самки гораздо меньше.
– Вот и славно, – гипотетически согласился я, с треском открывая новую пачку чипсов.
В те благословенные дни я, как и множество менеджеров, клерков и прочих дураков, пребывал в заблуждении, что маленькие собаки более приспособлены для содержания дома. Глупее не придумаешь. На первый взгляд крупные псы доставляют куда больше хлопот, но в действительности почти все они ленивы и неповоротливы. А вот маленькие собаки очень скоро начинают напоминать того противного коротышку, который задирал вас в средней школе. Только с клыками.
Как можно догадаться по названию, породистые псы как-то связаны с заводчиками чистопородных собак. Это отдельная песня. Прежде чем передать щенка на воспитание, они, заводчики, заставят вас пройти проверку серьезнее, чем при поступлении в Гарвард. По крайней мере, экзаменационная комиссия Гарварда не приходит к вам на дом.
– Как дела? – спросил я Глорию по телефону, сидя в номере «Мариотта» и наблюдая, как с шипением наполняется ванна.
– Так себе, – ответила жена.
– Что на этот раз? Мы не знакомы с Биллом Клинтоном? Не выступали в «Американском идоле»?
– Двор. У нас нет огороженного двора.
– Господи, мы живем в Нью-Йорке. Здесь ни у кого нет двора.
– И у нас никогда раньше не было зенненхунда. Это тоже проблема.
– Все когда-то бывает в первый раз, – разозлился я. – Мы что, должны купить его в зоомагазине?
Повисла неприятная пауза, во время которой мы раздумывали, откуда берутся щенки в зоомагазинах. Если вы никогда не слышали о «щенячьих фабриках», я лучше не буду разрушать ваши радужные иллюзии жестокой правдой. Просто вспомните самую грустную песню, которую вы когда-либо слышали, и мысленно добавьте лай в качестве бэк-вокала.
– Я уж и не знаю, – сказала Глория. – Понимаешь, они заставили меня написать заявление на четырех страницах и выдали список литературы. Я поклялась кормить собаку только натуральной печенью. Получить ипотеку проще…
– Слушай, чем так уникальна эта собака? Это просто глупая животина.
– Я должна идти, – вдруг прервала меня жена. – Второй телефон звонит.
Только положив трубку, я вспомнил, что у нас нет второго телефона.
В конце концов Глория нашла в Рочестере заводчицу, которая согласилась поделиться с нами чистопородным щенком зенненхунда за какие-то две тысячи долларов. То, что она была заводчиком далеко не первого разряда, выяснилось лишь несколько лет спустя, когда я упомянул ее имя в беседе с владельцем чемпиона-сенбернара за кулисами Вестминстерского дог-шоу в Мэдисон-сквер-гарден.
– Заботьтесь о щенке хорошенько, – сказала заводчица, облизнув губы.
Что ж, по крайней мере, это была не «щенячья фабрика». И мы все равно не видели других вариантов.
Согласно моим представлениям о браке, раз в год я должен был сказать жене твердое «нет» (даже если в душе был согласен). Таким образом я доказывал самому себе, кто в доме хозяин. У меня возникло желание прибегнуть к этой традиции, когда мы с Глорией переступили порог кухни в большом загородном доме той самой заводчицы и я услышал за спиной тяжелый глухой звук – что-то вроде «БУМ».
Обернувшись, я с ужасом увидел за сеткой задней двери – к счастью, закрытой – омерзительного йети, который колотил когтистыми лапами на высоте шести футов, намереваясь выломать дверь и приступить к своей кровавой работе.
Кажется, я взвизгнул и схватился за Глорию. А в следующую секунду заводчица сделала самое идиотское, что только можно было сделать в этой ситуации.
Она открыла дверь.
Йети шлепнулся на четыре лапы, рысью подбежал ко мне, продемонстрировав дружелюбный оскал, затем перевернулся на спину и замолотил лапами в воздухе, будто крутил педали невидимого велосипеда.
Единственная причина, по которой я не сгреб жену в охапку и не помчался на электричку до Нью-Йорка, – то, что меня парализовало от страха.
– Подойдите, не бойтесь, – сказала заводчица (ее звали Флоренс).
– П-подойти? – Меня трясло.
– Почешите ему животик! Ну же, почешите ему животик!
Я привык к сюсюкающему тону а-ля «продавщица японского универмага» (люди обычно именно так обращаются к собакам), только когда сам стал его за собой замечать.
– Да вы шутите, наверное, – выдавил я.
– Смотри, какой ласковый! – чуть не пропела Глория, которая уже присела на корточки рядом с этой зверюгой и запустила пальцы в густые белые кудряшки на бочкообразном брюхе. – Конечно, мы почешем животик, обязательно почешем… (У собачников быстро появляется привычка повторять все по два раза, потому что им в принципе не приходится много говорить.)
Лично я вижу в этом что-то от Платона. Как и в его «Государстве», чем больше вы отдаляетесь от абстрактного идеала, тем больше приближаетесь к реальности.
У заводчиков есть специальный термин для обозначения породистых собак – и вы обязательно с ним столкнетесь, если будете удачливы. Заводчики называют их «годная кровь». В мире дог-шоу кровь так же важна, как качества парня, за которого вы выдаете свою единственную дочь.
Глория всегда хотела собаку. Она выросла бок о бок с огромным сенбернаром по кличке Алекс, который избегал других собак (у него явно были проблемы с социализацией), зато обожал Глорию – впрочем, как и все мы. Благодаря ему она и привязалась к большим собакам.
Я сам не раз засматривался на бернских зенненхундов. Однажды я услышал: «Это Джордж Клуни среди псов», и в этом действительно есть доля истины.
Само слово «зенненхунд» звучит интригующе. Уж на что не люблю огромных зверюг, но и я был очарован бернцем, который повстречался нам на перроне в Беннингтоне, штат Вермонт. Клянусь, он улыбался! Это красавец важно прошествовал возле моих ног и плюхнулся на землю с шумным тантрическим дыханием, которое мне теперь прекрасно известно. Зенненхунды дышат так, словно пропускают через себя все негативные вибрации мира.
Хозяин пса оказался дружелюбным парнем. Естественно, Глория тут же забросала его вопросами.
– Понимаете – сказал он задумчиво, – зенненхунд – это член семьи. К нему нельзя относиться просто как к питомцу. Нужно открыть ему сердце.
Слушайте, раскрасьте меня под зенненхунда!
Глория утверждает, что заручилась моим согласием выбрать собаку самостоятельно. Когда я пытаюсь воскресить в памяти те доисторические времена, меня настигает приступ склероза, но мне противна сама мысль о том, будто я не участвовал в процессе. Позднее жена объяснила, что просто хотела завести себе подружку. Я бывал дома очень редко – даже когда был дома, если вы понимаете, о чем я.
– Я хочу щенка, – сказала однажды Глория просто так.
– Да пожалуйста, – ответил я теоретически. – Какой породы?
– Бернского зенненхунда. Они ужасно милые.
– Ты хочешь такую же громадину, что мы видели в Вермонте?
– Ну что ты, – соврала жена и не покраснела. – Самки гораздо меньше.
– Вот и славно, – гипотетически согласился я, с треском открывая новую пачку чипсов.
В те благословенные дни я, как и множество менеджеров, клерков и прочих дураков, пребывал в заблуждении, что маленькие собаки более приспособлены для содержания дома. Глупее не придумаешь. На первый взгляд крупные псы доставляют куда больше хлопот, но в действительности почти все они ленивы и неповоротливы. А вот маленькие собаки очень скоро начинают напоминать того противного коротышку, который задирал вас в средней школе. Только с клыками.
Как можно догадаться по названию, породистые псы как-то связаны с заводчиками чистопородных собак. Это отдельная песня. Прежде чем передать щенка на воспитание, они, заводчики, заставят вас пройти проверку серьезнее, чем при поступлении в Гарвард. По крайней мере, экзаменационная комиссия Гарварда не приходит к вам на дом.
– Как дела? – спросил я Глорию по телефону, сидя в номере «Мариотта» и наблюдая, как с шипением наполняется ванна.
– Так себе, – ответила жена.
– Что на этот раз? Мы не знакомы с Биллом Клинтоном? Не выступали в «Американском идоле»?
– Двор. У нас нет огороженного двора.
– Господи, мы живем в Нью-Йорке. Здесь ни у кого нет двора.
– И у нас никогда раньше не было зенненхунда. Это тоже проблема.
– Все когда-то бывает в первый раз, – разозлился я. – Мы что, должны купить его в зоомагазине?
Повисла неприятная пауза, во время которой мы раздумывали, откуда берутся щенки в зоомагазинах. Если вы никогда не слышали о «щенячьих фабриках», я лучше не буду разрушать ваши радужные иллюзии жестокой правдой. Просто вспомните самую грустную песню, которую вы когда-либо слышали, и мысленно добавьте лай в качестве бэк-вокала.
– Я уж и не знаю, – сказала Глория. – Понимаешь, они заставили меня написать заявление на четырех страницах и выдали список литературы. Я поклялась кормить собаку только натуральной печенью. Получить ипотеку проще…
– Слушай, чем так уникальна эта собака? Это просто глупая животина.
– Я должна идти, – вдруг прервала меня жена. – Второй телефон звонит.
Только положив трубку, я вспомнил, что у нас нет второго телефона.
В конце концов Глория нашла в Рочестере заводчицу, которая согласилась поделиться с нами чистопородным щенком зенненхунда за какие-то две тысячи долларов. То, что она была заводчиком далеко не первого разряда, выяснилось лишь несколько лет спустя, когда я упомянул ее имя в беседе с владельцем чемпиона-сенбернара за кулисами Вестминстерского дог-шоу в Мэдисон-сквер-гарден.
– Заботьтесь о щенке хорошенько, – сказала заводчица, облизнув губы.
Что ж, по крайней мере, это была не «щенячья фабрика». И мы все равно не видели других вариантов.
Согласно моим представлениям о браке, раз в год я должен был сказать жене твердое «нет» (даже если в душе был согласен). Таким образом я доказывал самому себе, кто в доме хозяин. У меня возникло желание прибегнуть к этой традиции, когда мы с Глорией переступили порог кухни в большом загородном доме той самой заводчицы и я услышал за спиной тяжелый глухой звук – что-то вроде «БУМ».
Обернувшись, я с ужасом увидел за сеткой задней двери – к счастью, закрытой – омерзительного йети, который колотил когтистыми лапами на высоте шести футов, намереваясь выломать дверь и приступить к своей кровавой работе.
Кажется, я взвизгнул и схватился за Глорию. А в следующую секунду заводчица сделала самое идиотское, что только можно было сделать в этой ситуации.
Она открыла дверь.
Йети шлепнулся на четыре лапы, рысью подбежал ко мне, продемонстрировав дружелюбный оскал, затем перевернулся на спину и замолотил лапами в воздухе, будто крутил педали невидимого велосипеда.
Единственная причина, по которой я не сгреб жену в охапку и не помчался на электричку до Нью-Йорка, – то, что меня парализовало от страха.
– Подойдите, не бойтесь, – сказала заводчица (ее звали Флоренс).
– П-подойти? – Меня трясло.
– Почешите ему животик! Ну же, почешите ему животик!
Я привык к сюсюкающему тону а-ля «продавщица японского универмага» (люди обычно именно так обращаются к собакам), только когда сам стал его за собой замечать.
– Да вы шутите, наверное, – выдавил я.
– Смотри, какой ласковый! – чуть не пропела Глория, которая уже присела на корточки рядом с этой зверюгой и запустила пальцы в густые белые кудряшки на бочкообразном брюхе. – Конечно, мы почешем животик, обязательно почешем… (У собачников быстро появляется привычка повторять все по два раза, потому что им в принципе не приходится много говорить.)