Мартынов Георгий Сергеевич. Каллисто [Планетный гость]

   – Какие меры вы приняли?
   – В палатке имеется аптечка Синьга, но, пока он не пришел в себя, она бесполезна. Все же Михаил Михайлович ввел им один препарат, который я указал ему. Синьг говорил мне, что он употребляется при отравлениях. Но полной уверенности, что это то, что нужно, у нас нет.
   У палатки, где жили каллистяне, толпились все члены экспедиции и много военных. Новость быстро распространилась по лагерю и всех подняла на ноги.
   – Вьеньянь знает? – спросил Козловский.
   – Нет. У меня не было времени сообщить ему.
   – Пошлите Лежнева или Ляо Сена. Может быть, он сможет чем-нибудь помочь.
   Куприянов стоял наклонившись над постелью, на корой лежал Синьг. Он обернулся при входе Козловского.
   – Извините, что разбудил вас, – сказал профессор. (Странно и нелепо прозвучала эта фраза.) – Необходимо позвонить в Золотухино и срочно доставить сюда подушки с кислородом. У нас может не хватить.
   Выражение лица Куприянова, его голос и движения были совершенно спокойны, и Козловский понял, что этот человек перестал быть начальником экспедиции. Он был сейчас только врачом у постели больного.
   – Постарайтесь достать где-нибудь свежего молока, – прибавил он.
   Молча кивнув головой, секретарь обкома быстро вышел. Он видел, как Куприянов и Широков снова наклонились над Синьгом.
   Хотя Козловский пробыл в палатке не больше минуты, он успел внимательно осмотреться. Звездоплаватели лежали неподвижно, с закрытыми глазами. Черный цвет их кожи не давал возможности определить «бледны» их лица или нет. Они казались такими же, как всегда. На полу валялись куски ваты, осколки ампул. Шприц, очевидно отброшенный в спешке, воткнулся иглой в спинку кресла. Сильный запах какого-то лекарства стоял в воздухе.
   Все указывало на отчаянную борьбу за жизнь, которая здесь происходила недавно. Чем кончится эта борьба? Удастся ли победить неожиданно явившуюся в лагерь смерть?..
   Едва за ним опустился полог, Козловский оказался в плотном кольце взволнованных людей.
   – Как там?.. Что?.. Есть надежда?.. – слышались со всех сторон нетерпеливые вопросы.
   – Я ничего не знаю, товарищи, – отвечал Козловский. – У постели пострадавших один из лучших врачей Советского Союза. Будем надеяться на его искусство. Пропустите меня, – прибавил он, видя, что пробраться сквозь толпу будет трудно. – Я очень тороплюсь выполнить просьбу товарища Куприянова.
   Эти слова сказали волшебное действие. Сразу перед ним образовался проход, и Козловский почти бегом направился к палатке начальника экспедиции, где был телефон.
   По дороге он сказал первому попавшемуся офицеру, чтобы немедленно послали в ближайший колхоз за молоком.
   – Возьмите мою машину! – крикнул он на ходу.
   Он позвонил прямо на квартиру первого секретаря Золотухинского райкома и получил от него обещание, что требуемый кислород будет доставлен со всей возможной быстротой.
   Положив трубку телефона, Козловский вышел из палатки.
   Оранжевым заревом разгоралась утренняя заря. Бледнело небо; одна за другой потухали звезды. Наступал день, полный тревог, день, который мог стать последним в жизни ученых Каллисто, совершивших великий научный подвиг. Неужели одиннадцать лет летели они через бездны вселенной, чтобы, достигнув цели, победив пространство и время, здесь, на Земле, в восьмидесяти трех триллионах километров от родины, прийти к такому печальному и нелепому концу?..
   Все случилось так внезапно, что у Козловского путались мысли и он никак не мог заставить себя спокойно обдумать случившееся.
   Была ли какая-нибудь связь между этим внезапным отравлением и разоблачением Ю Син-чжоу? Действительно ли каллистяне отравились своими же продуктами (это казалось просто невероятным) или они были отравлены?..
   На звездолете был огромный запас самых разнообразных продуктов, рассчитанный на двадцать с лишним лет полета. Большая часть их состояла из растительных веществ, заключенных в большие, герметически закрытые банки наподобие земных консервов. Все запасы хранились в шестнадцати кладовых, в которых искусственно поддерживалась низкая температура. Испортиться в пути они никак не могли, а предположить, что при снаряжении звездолета в космический полет на него попали уже испорченные продукты, было невозможно. Каллистяне рассказывали, что их полет готовился почти два года (по земному счету) и в этой подготовке принимала участие вся планета…
   Мысли Козловского внезапно прервались, – он увидел Артемьева. Полковник должен был находиться возле арестованного им «журналиста», но вместо этого шел по лагерю, явно разыскивая кого-то.
   Заметив секретаря обкома, Артемьев подбежал к нему.
   – Ю Син-чжоу нет в лагере, – сказал он.
   – Как нет?
   – Нигде! Все палатки обысканы…
   – Куда же он мог деваться? Вечером я его видел, – перебил Козловский.
   – Ночью охрана никого не пропустит.
   – Я спрашивал у дежурного офицера, – почему-то шепотом сказал Артемьев. – Часовые видели, как кто-то пролетел на крыльях в сторону звездолета.
   – Когда это было?
   – Около трех часов ночи.
   Козловский судорожно вцепился рукой в плечо полковника.
   – Вертолет! – прохрипел он. – Как можно скорее позовите профессора Смирнова.
   Неужели!.. Неужели радиограмма все-таки пришла слишком поздно?..
   Звездоплаватели отравлены… Ю Син-чжоу на корабле… Там один Вьеньянь, он не сможет помешать ему…
   Неужели, несмотря на все усилия, злодейский замысел увенчается успехом?
   В эту страшную минуту Козловский считал одного себя виновным во всем.
   «Ю Син-чжоу – проверенный китайский коммунист! Человек вне подозрений!»
   Урок О'Келли пропал даром!
   По дороге к месту стоянки вертолета Козловский рассказал Смирнову о радиограмме и своих подозрениях.
   – Ю Син-чжоу воспользовался крыльями. Он знал, что ночью, без разрешения, вертолет не доставит его на корабль.
   – Он хорошо знает внутреннее устройство корабля, – заметил профессор.
   – Надо во что бы то ни стало помешать ему! – воскликнул Артемьев.
   – Если мы не опоздали, – так тихо, что его услышал один только полковник, прошептал Козловский.
   Они почти бежали.
   – Кондратий Поликарпович только что был у Куприянова, – сообщил Смирнов. – Он нашел в пище звездоплавателей кристаллы соли синильной кислоты.
   Как ни торопился Козловский, но он невольно остановился, услышав эти слова.
   – Но это же смерть!
   – Петр Аркадьевич говорит, что доза безусловно смертельна для человека. Но он считает, что есть надежда на благополучный исход.
   – Не понимаю.
   – Доза смертельна для человека, – повторил Смирнов. – Раз каллистяне до сих пор не умерли, – значит, их организм не так восприимчив к этому яду, как наш. Вы знаете, что Широков считается специалистом в токсикологии1.
   (1 токсикология – наука о ядах и противоядиях.)
   – Он надеется?
   – Да. И Михаил Михайлович разделяет эту надежду.
   – Это было бы счастьем! – сказал Козловский.
   Когда они пришли на место, вертолета не оказалось. Он улетел, чтобы доставить на вершину космического корабля вице-президента китайской Академии наук, профессора Ляо Сена.
   Если бы Козловский не был так взволнован, он давно вспомнил бы об этом.
   Было уже настолько светло, что они хорошо видели над кораблем неподвижно висящий в воздухе вертолет. Очевидно, китайский ученый приказал летчику ожидать его возвращения.
   В лагере был только один летательный аппарат Каллисто. Им воспользовался диверсант.
   Козловскому и его спутникам было не на чем подняться на вершину шара.

«СЕРДЦЕ» КОРАБЛЯ

   Вертолет неподвижно повис в двух метрах над кораблем. Борт-механик отворил дверцу и опустил лестницу.
   – Подождите меня, – сказал Ляо Сен.
   Он быстро спустился на площадку. У шахты подъемной машины темнел какой-то предмет. Профессор с удивлением узнал в нем крылья. Это было странно и непонятно. Каллистяне очень заботились о своих летательных аппаратах и никогда не бросили бы их валяться на «крыше» звездолета всю ночь. Но думать о причине этого необычного нарушения порядка было некогда. Ляо Сен торопился сообщить Вьеньяню о несчастье, постигшем его товарищей.
   Подъемная машина оказалась внизу. Еще одно непонятное обстоятельство Отверстие шахты всегда закрывалось на случай дождя.
   «Кто-нибудь опередил меня», – подумал профессор.
   Это казалось самым простым и естественным объяснением. Кто-то из обитателей лагеря поторопился слетать за Вьеньянем и воспользовался для этого крыльями.
   Ляо Сен зажег карманный фонарик и при его свете отыскал знакомлю кнопку. Как всегда, бесшумно поднялась снизу подъемная машина.
   Опускаясь, он вспомнил, что не знает, как наполнить кабину газом для дезинфекции. Обычно при посещении звездолета людьми с ними всегда был кто-нибудь из каллистян. Проникнуть на корабль без этой обязательной процедуры Ляо Сен считал недопустимым.
   Профессор знал, что кабину можно наполнить газом и изнутри. Сигнализация, связывающая подъемную машину с внутренними помещениями, также была ему хорошо известна.
   Но поймет ли Вьеньянь, что от него хотят, когда услышит сигнал?
   «Поймет, – подумал Ляо Сен. – Я ведь не первый. Человек, пришедший до меня, тоже должен был обратиться к нему за помощью».
   Когда машина остановилась, он нажал кнопку сигнала.
   Прошла минута. Ответа не было.
   Ученый вторично нажал кнопку и долго не отпускал ее.
   Даже сквозь металлические стенки шахты он слышал громкое гудение (на звездолете не было звонков), но никто не откликнулся. Так прошло минут пять.
   Что делать? Вернуться в лагерь и посоветоваться с Куприяновым? А если это промедление будет стоить жизни ученым Каллисто? Каждая минута была на счету. Но открыть дверь и войти внутрь звездолета без дезинфекции – это значило свести на нет все меры предосторожности, которые так пунктуально выполнялись всеми.
   Может быть, на корабле никого не было? Может быть, человек, прилетевший на крыльях, уже покинул звездолет вместе с Вьеньянем. В волнении и спешке они могли забыть летательный аппарат и воспользоваться другими. Это было вполне правдоподобно.
   Но почему же тогда они опустили вниз подъемную машину? Было естественнее оставить ее наверху.
   Ляо Сен сделал последнюю попытку «дозвониться». Никакого результата!
   Он ничего не знал о полученной радиограмме и не мог заподозрить присутствия на корабле Ю Син-чжоу. Тем более ему не могло прийти в голову, что журналист, в подлинности которого у профессора не было никаких сомнений находится здесь с враждебными намерениями.
   Ляо Сен был уверен, что Вьеньянь не покидал звездолета. Тот факт, что подъемная машина была внизу, неопровержимо доказывал это. Не слышать сигнала он никак не может. Гудение было очень громким, и его хорошо было слышно во всех помещениях корабля, кроме тех, которые находились внизу, у атомного «котла». Эта часть корабля была отделена от остальных помещений очень толстыми, двойными стенами. Но Вьеньяню незачем было находиться там.
   Вьеньянь слышит, но не отвечает. Что же это значит?..
   Профессор чувствовал, как тревога все сильнее охватывает его. В безмолвии звездолета ему чудилось что-то страшное. Медлить дольше было нельзя!
   «Если можно дезинфицировать подъемную машину, – решил он, – то можно сделать это и со всем кораблем».
   Он снова зажег фонарь и решительно нажал кнопку. Дверь раздвинулась.
   Центральный пост, или «граненая комната», как ее называли, была, как всегда, ярко освещена. В ней никого не было.
   Ляо Сен спустился по лестнице и подошел к люку, ведущему в круглый коридор. Внимательный взгляд профессора вдруг заметил у самой стены небольшой блестящий предмет. Он наклонился и поднял его.
   Это была гильза, от которой шел свежий запах пороха…
   Ляо Сен неподвижно стоял у отверстия люка, держа на ладони маленький медный цилиндрик, неопровержимо доказывавший, что совсем недавно в центральном посту звездолета раздался выстрел…
   Кто стрелял? Зачем? В кого?..
   У каллистян не было пистолетов, подобных земным. Они имели оружие совсем другого рода. Стрелял человек Земли, и стрелял именно в Вьеньяня. Больше на корабле никого не было.
   Меньше минуты понадобилось китайскому ученому, чтобы понять все… Звездоплаватели не отравились, они отравлены… На корабле находится враг… Он стрелял в астронома Каллисто.
   Цель врага была ясна. Вывести из строя «сердце» корабля, чтобы не дать возможности советским ученым изучить его механизм, уничтожить технические книги и другие материалы, которые могли бы рассказать людям об атомной технике Каллисто.
   Где сейчас находятся враги? Если он слышал сигнал, то понял, что кто-то хочет войти. С какой стороны последует выстрел из-за угла? У Ляо Сена не было никакого оружия. Диверсант не остановится перед вторым убийством!
   Подняться наверх и предупредить летчика? Это казалось самым разумным, но Ляо Сена тревожило, что он нигде не видит тела Вьеньяня. Может быть, каллистянин только ранен? Может быть, он нуждается в помощи?
   Ляо Сен осторожно наклонился и заглянул в люк. В коридоре никого не было. Спрятаться там было негде.
   Он спустился по лестнице.
   У самых ступенек лежала вторая гильза. В нескольких шагах перед собой профессор увидел третью.
   Диверсант, стреляя, гнался за Вьеньянем. Чем кончилась эта погоня?..
   Ляо Сен знал, где помещались каюты экипажа. Вот здесь было помещение командира звездолета, немного дальше – каюта Синьга. В которой из них скрылся Вьеньянь, если ему удалось избежать трех пуль?
   Профессор сознавал, что в любую секунду может встретиться с диверсантом и тогда… но он не мог заставить себя уйти, не узнав о судьбе астронома.
   Нажав кнопку, он открыл дверь каюты Диегоня. В ней никого не было.
   Ляо Сен хотел войти в следующую, но в этот момент заметил, что дверь в каюту Бьяининя открыта. Он бросился туда, забыв об опасности.
   Вьеньянь лежал на пороге лицом вниз. У его головы расплывалась лужа крови.
   Неужели конец!..
   Профессор наклонился. Ему послышался слабый стон. Опустившись на колени, он осторожно повернул каллистянина.
   Астроном был только ранен. Пуля разорвала кожу на лбу, и из раны обильно текла кровь. Но он был не только жив, но и в полном сознании. Длинные и узкие глаза Вьеньяня смотрели на Ляо Сена с выражением страдания и недоумения. Он слабым жестом указал на маленький шкафчик на стене.
 

 
   Это была аптечка. В ней находились неизвестные Ляо Сену лекарства и перевязочные материалы. Он, как мог лучше, наложил на лоб раненого повязку.
   – Хорошо! – сказал Вьеньянь. – Теперь бок.
   Рана на голове была не единственной. Две пули попали в правое плечо.
   С помощью самого пострадавшего Ляо Сен закончил перевязку и помог Вьеньяню лечь на диван.
   – Что это значит? – спросил астроном.
   Только сейчас, при этом вопросе, профессор вспомнил о диверсанте и поспешно закрыл дверь. Враг мог вернуться. Почему он оставил Вьеньяня живым, было непонятно. Или он решил, что все уже кончено?..
   – Как вы себя чувствуете? – спросил он вместо ответа.
   Как жаль, что тут, на его месте, не было Широкова! Молодой медик лучше смог бы оказать помощь раненому и объяснить ему, что произошло.
   – Больно, – сказал Вьеньянь. – Особенно голове.
   Он вопросительным и по-прежнему недоумевающим взглядом смотрел на лингвиста. Очевидно, он никак не мог понять, что послужило причиной неожиданного нападения. Для него это было необъяснимо.
   – На меня напал Ю Син-чжоу, – сказал астроном.
   Эти слова как громом поразили профессора. Ю Син-чжоу! Неужели именно он был тем врагом, которого искал Козловский?
   – Где Ю Син-чжоу? – спросил профессор.
   – Не знаю! Он выстрелил в меня и убежал. Я потерял сознание. Надо позвать Синьга.
   Сказать, что Синьг сам лежит при смерти? Взволновать этим известием человека, который чуть дышит и ела может говорить от слабости? Нет, этого нельзя делать!
   – Я позову Синьга, – сказал Ляо Сен. – Ю Син-чжоу сошел с ума. Нет ли у вас тут какого-нибудь оружия?
   Он сам чувствовал, что говорит на таком ломаном языке, что вряд ли Вьеньянь поймет его слова. Но это не имело никакого значения, потому что каллистянин потерял сознание.
   Профессор беспомощно оглянулся. Он был один с раненым, которого нельзя было оставить одного, так как запереть дверь можно только изнутри. Если оставить ее незапертой, то диверсант вернется и добьет свою жертву.
   И во что бы то ни стало надо было попытаться помешать Ю Син-чжоу выполнить его намерения на звездолете.
   Положение казалось безвыходным. В лагере не знают ничего о том, что произошло на корабле. Никто не придет на помощь!
   Вертолет!.. Надо как можно быстрее сообщить летчику и вернуться к Вьеньяню. Может быть, найдется и какое-нибудь оружие?
   Риск был велик, но промедление могло обойтись слишком дорого. Все равно другого выхода не было…
   Ляо Сен посмотрел на Вьеньяня. Каллистянин лежал неподвижно; его дыхания не было слышно. Как можно скорее надо вызвать врача!..
   Профессор выбежал в коридор. Он не забыл закрыть за собой дверь каюты. Если враг придет во время его отсутствия, то, может быть, не сразу вспомнит в каком именно помещении находится раненый. Можно успеть вернуться вместе с бортмехаником вертолета.
   На корабле по-прежнему было очень тихо. Его огромный корпус казался пустым. Где был сейчас Ю Син-чжоу? Что он делал?..
   Подбежав к лестнице, ведущей в центральный пост, Ляо Сен едва успел поставить ногу на первую ступеньку, как услышал звук открывавшейся двери подъемной машины.
   Кто там был? Может быть, Ю Син-чжоу закончил свое дело и теперь собирается покинуть корабль? Если он до сих пор был внизу, то мог не слышать и не знать, что кто-то, кроме него, находится на звездолете…
   Послышались шаги. Они приближались к люку. Шаги нескольких человек! Ляо Сен еще не решил, что ему следует делать, когда увидел Козловского, который быстро спустился, – вернее, прыгнул – в люк. За ним появились Артемьев, Смирнов и Широков.
   – Где он? – отрывисто спросил Козловский.
   И у него и у Артемьева в руках были револьверы.
   – Не знаю! Я его не видел, – ответил Ляо Сен, понимая, что спрашивают о Ю Син-чжоу, но не зная, чем объяснить этот вопрос, доказывавший, что секретарю обкома известно о присутствии на корабле журналиста. – Вьеньянь тяже-то ранен. Идемте скорее, Петр Аркадьевич.
   – Идите к раненому, – сказал Козловский. Он повернулся к Артемьеву.
   – Оставайтесь здесь. При появлении диверсанта задержите его. В случае сопротивления убейте гада!
   В сопровождении Смирнова он прошел несколько шагов и спустился в открытый люк.
   Убедившись, что они опоздали и Ляо Сен уже улетел на звездолет, Козловский сразу понял, какой опасности подвергается китайский ученый, который ничего не знал о Ю Син-чжоу и не имел никакого оружия для защиты. Он немедленно послал Артемьева связаться по радио с вертолетом и приказать летчику спуститься вниз. Считая вполне вероятным, что на корабле могут оказаться раненые, он вызвал Широкова.
 

 
   Очутившись на лестнице, ведущей в помещение атомного «котла», Козловский шепотом приказал Смирнову держаться позади и осторожно стал спускаться, чутко прислушиваясь. Он был уверен, что диверсант находится там, у «сердца» корабля.
   Тяжелая дверь, за которой находилась вторая, такая же, была заперта. Если Ю Син-чжоу догадался выключить механизм замка, то проникнуть внутрь было невозможно.
   Козловский встал напротив двери и приготовил оружие.
   – Нажмите кнопку! – тихо сказал он.
   Профессор исполнил приказ. Дверь открылась.
   Вторая дверь, отстоящая от первой на полметра, тоже была закрыта. Чтобы открыть ее, надо было подойти к ней вплотную.
   – Отойдите от двери! Под защиту стены! – сказал Козловский.
   Смирнов открыл рот, чтобы протестовать, но Козловский, не тратя времени на разговоры, оттолкнул его и решительно нажал вторую кнопку.
   Он знал, что дверь откроется быстро. Если Ю Син-чжоу слышал, как отворилась первая дверь, то Козловского могла встретить пуля, выпущенная в упор. Но он считал промедление недопустимым и сознательно шел на риск. Если он будет убит или ранен, то профессор Смирнов встретит диверсанта в коридоре. (Он дал Смирнову пистолет, взятый у караульного начальника.) А если и профессора постигнет неудача, то дело будет доведено до конца Артемьевым. Во что бы то ни стало надо было помешать Ю Син-чжоу испортить важнейший механизм звездолета.
   Но дверь не открылась. На этот раз диверсант не забыл выключить кнопку.
   Знал ли он, что ему все равно не удастся скрыться после выполнения замысла, или, услышав, как открылась первая дверь, запер вторую, чтобы без помех довести дело до конца, но он отрезал всякий доступ в помещение «котла» и мог делать там, что хотел.
   – Оставайтесь на месте! – поспешно сказал Козловский Смирнову. – Если Ю Син-чжоу появится, стреляйте не задумываясь!
   Он опрометью бросился наверх. Единственный, кто мог, может быть, спасти положение, был Вьеньянь.
   Каллистянин был уже приведен в чувство. Широков менял перевязку, неумело наложенную Ляо Сеном. Он что-то быстро говорил астроному.
   – Скорей! – крикнул Козловский, вбегая в каюту. – Переводите ему мои слова!
   Он рассказал, что диверсант находится в помещении «котла», что дверь заперта и нет возможности помешать ему испортить механизм. Не может ли Вьеньянь посоветовать, что делать?
   Выслушав Широкова, астроном на секунду задумался. Потом что-то сказал:
   – Вьеньянь говорит, что в это помещение есть вторая дверь, но она тоже может быть закрыта, – перевел Широков. – Он предлагает пустить в ход механизм «котла», но это безусловно приведет к смерти того, кто около него находится.
   – Если это может спасти машину, – сказал Козловский, – то надо так и сделать. Но спросите его, не опасно ли это для Александра Александровича, который находится у самой двери?
   Вьеньянь ответил, что не опасно.
   – В таком случае пусть говорит, что надо делать. Только скорее! – сказал Козловский.
   Ему казалось, что они теряют очень много драгоценного времени. Что, если диверсант успеет!
   – Вьеньянь говорит, что если Ю Син-чжоу добрался до каких-то частей «котла» – я не могу понять, каких именно, – то пуск в ход может привести к взрыву, – сказал Широков. – Но он все же советует это сделать. Другие помещения корабля не пострадают, если обе двери закрыты.
   – Я закрыл вторую дверь, – сказал Козловский.
   Он действительно сделал это, чтобы как-то обезопасить Смирнова.
   – Все-таки позовите сюда Александра Александровича, – посоветовал Широков.
   Выполнить задуманный план можно было только из каюты Диегоня или из центрального поста. Каюта была ближе, и туда осторожно перенесли раненого. Ляо Сен побежал за Смирновым.
   Вьеньянь, видимо, волновался. Он что-то горячо говорил Широкову.
   – Ему страшно пустить «котел» в работу, – сказал Широков. – И не потому, что он боится взрыва, а только потому, что это убьет человека.
   – Скажите ему, что там не человек, а бешеное животное, – ответил Козловский.
   На стене каюты командира звездолета находится большой щит с многочисленными кнопками, ручками и приборами. Вьеньянь указал, как пустить в ход «котел».
   Козловский подошел к щиту и положил руки на указанные рукоятки.
   – Смирнов здесь? – спросил он.
   – Я здесь, – ответил профессор, появляясь в дверях. – Может быть, не надо, Николай Николаевич?
   Он сразу понял, что хочет делать Козловский.
   – Если есть хоть один шанс из тысячи, – жестким голосом ответил секретарь обкома, – мы обязаны это сделать.
   И с этими словами он повернул обе ручки.
   Все замерли, напряженно прислушиваясь. Вьеньянь закрыл лицо длинными пальцами обеих рук.
   Но все было по-прежнему. Ни единого звука не раздалось на корабле.
   Только маленький шарик в узкой стеклянной трубочке вздрогнул и стал подниматься вверх.
   – Взрыва не произошло, – сказал Козловский. Его лицо было очень бледно, но совершенно спокойно. – Жизнь человека дороже любой машины. Я рад, что на Каллисто такой же взгляд на это, как у нас. Но бывают случаи, когда машина дороже человека. К тому же там совсем не человек. – Он нервно рассмеялся. – Там не человек, – повторил он, – а ядовитое пресмыкающееся!
   – Остановите котел, – дрожащим от волнения голосом сказал Смирнов. – Ничего живого там уже не осталось.

ЭТО ТЕРАПИЯ!

   Сообщение о случившемся в лагере было немедленно послано в Москву. Во второй половине дня прибыла правительственная комиссия для расследования диверсии и принятия мер к ликвидации ее последствий. В составе этой комиссии находились крупнейшие советские специалисты. Председателем был академик Неверов.
   По просьбе Куприянова президент привез с собой известного хирурга, чтобы оказать помощь Вьеньяню, в плече которого застряли две пули. Состояние каллистянского астронома не вызывало опасений, но операция была необходима.
   Произвести ее в лагере не решились, и в тот же день на санитарном самолете Вьеньянь был доставлен в Курск и положен в хирургическую клинику. С ним улетел Лежнев, чтобы служить переводчиком ученому Каллисто. Широков был нужен в лагере.
   Куприянов подробно ознакомил хирурга с особенностями организма каллистян и показал ему рентгеновские снимки, сделанные им за это время. Каллистяне охотно позволяли профессору исследовать себя, и Куприянов уже хорошо знал внутреннее устройство их тела.