Родриго почувствовал, что еще несколько секунд — и он сломается, сползет вниз и останется сидеть на корточках, не в силах вызволить из кабинки свое опустошенное, ватное тело. Всему надо знать меру! Он нажал ногой педаль выключателя и, шатаясь от усталости, вышел наружу.
Кабину окружали более простые рычажные тренажеры. На одном из них разминался Хальберг. Он посмотрел на Родриго и хмыкнул.
«Конечно, — подумал Родриго, — очень интересно увидеть своего командира в состоянии оболочки, набитой фаршем. Ткни пальцем — и расползется. Но — к черту! Плевать я сейчас хотел на то, что обо мне думают подчиненные. Лишь бы добраться до кровати…»
Когда он проснулся, его сослуживцы уже почти два часа переваривали обед Но Родриго не огорчился, что так пролетел, — есть не хотелось. Только пить. Он вынул из шкафчика бутылку колы, крупными глотками осушил ее и ввалился в душ.
— Вот теперь хорошо, — произнес Родриго, одеваясь. Иногда он разговаривал сам с собой, это его здорово успокаивало в минуты, когда что-нибудь не получалось и хотелось выть от бессилия. — Совсем хорошо. Только не надо волноваться. Ни в коем случае не вспоминай прошлое. Думай о будущем! Впереди немало славных дел, дон Родриго! Что, например, ты собираешься сделать сейчас? Ведь у тебя были какие-то планы? Вспомни-ка!
Он наморщил лоб. Необходимо было продолжать эту игру. Лишь бы снова не соскользнуть в прошлое, не оказаться лицом к лицу с теми, кто ему ненавистен.
— Ага! — Родриго просиял. — Вспомнил! Я же иду к Иджертону, он меня вчера к себе пригласил. Вот и отлично, все встало на свои места!
Входя в комнату Иджертона, было трудно отделаться от мысли: «Так вот почему в библиотеке так мало настоящих книг! Похоже, все они здесь!»
Две противоположные стены были заняты стеллажами. Ряды плотно пригнанных друг к другу корешков поднимались до самого потолка. Однако, несмотря на то что сюда перекочевали сотни, даже тысячи томов, стандартное помещеньице казалось просторным. Причиной «оптической иллюзии» был элементарный порядок. В комнате Ольшанцева, например, взгляд постоянно натыкался на вещи, выпотрошенные из своих гнездышек и ящиков и хаотически разбросанные там, где ими воспользовались. Даже Эрикссон, поборник дисциплины и порядка, казался безалаберным жильцом по сравнению с шефом научников. Книги на полках располагались строго по «ранжиру»; неизбежные бумаги были сложены на краю стола в аккуратную стопку; сама мысль о том, что можно днем извлечь из тайника кровать и броситься на нее прямо в одежде, была кощунством. Рядом с визором возвышался терминал кибермозга Базы.
— Садитесь, — сказал Иджертон. — Я устроил здесь нечто вроде маленькой библиотеки. Так удобнее. Приходится перерабатывать массу информации.
Родриго сел и с удивлением уставился на монитор, где переливался разными цветами невероятно запутанный объемный лабиринт. Иджертон проследил за его взглядом и, немного смутившись, выключил компьютер.
— Время от времени приходится устраивать перерывы в работе, чтобы разгрузить мозг. Лучший отдых для меня — логические игры.
— А визор? — вырвалось у Родриго. — По-моему, легонькие фильмы, записи всяких шоу — это как раз самое то, чтобы расслабиться. А игры… Разве с ними отдохнешь? Там ведь думать надо, опять мозги напрягать!
Иджертон улыбнулся.
— Визором я почти не пользуюсь. Продукция наших видеофирм мне не по душе, а о своем отношении к «конспектам» я уже говорил. Ну а отдых… Разные люди вкладывают в это понятие разный смысл. Впрочем, давайте вернемся к нашим баранам, то есть к плазменникам. Увы, я не располагаю неограниченным временем.
Он положил руки на колени, слегка откинулся назад и начал рассказ.
Прежде всего Иджертон напомнил Родриго, что две первые, сравнительно небольшие, фотонные ракеты класса «Альфа» были построены спустя несколько лет после появления плазменников. Они выполнили около десяти коротких полетов, преследовавших скромную цель — испытание нового двигателя, изучение его возможностей. Однако уже третья ракета-автомат совершила прыжок за пределы Солнечной системы, после чего благополучно вернулась обратно.
Проекты покорения глубокого космоса с помощью фотонных ракет были разработаны еще в двадцатом веке. К сожалению, технические достижения всегда отстают от полета мысли. Лишь теперь, когда смелые идеи перестали быть достоянием фантастов, пришло время проложить путь к звездам.
Для этого была создана новая модель «фотонки» — класса «Бета». Она существенно отличалась от предыдущей. Это было исполинское сооружение, в сущности, даже не корабль, а гигантский резервуар с антивеществом. Обычное вещество, необходимое для аннигиляции, предполагалось черпать прямо из космоса, ведь он отнюдь не пуст. Полезная нагрузка «Телемаха» (так назвали ракету) в сотни раз уступала массе горючего, как того и требовала теория. Разумеется, корабль направили к ближайшей звезде — альфе Центавра.
Ракета была собрана на земной орбите. Экипаж составляли два кибермозга — плазменный и более привычный молектронный. «Ветерану» поручалось подстраховывать способного, но пока еще не сверхнадежного новичка. Старт «Телемаха», широко освещавшийся средствами массовой информации, вызвал всепланетное ликование. Однако, удалившись от Солнца менее чем на половину светового года, корабль неожиданно взорвался, превратился в фотоны, рентгеновское излучение и гамма-кванты.
Вспышка была настолько мощной, что ее зафиксировали телескопы, нацеленные на созвездие Центавра. Не вызывало сомнений, что отказала система удержания антивещества в резервуаре. Однако о том, что конкретно привело к трагедии, можно было только догадываться. Не исключено, конечно, что оба кибермозга оказались не на высоте, но скорее всего отказала какая-то из многочисленных вспомогательных систем.
С тех пор Космический комитет избегал всяческой помпезности при освещении очередных стартов. Некоторые из них были и вовсе засекречены. Неудачи случались и позже, но человечество, получавшее лишь отрывочную информацию о ходе выполнения межзвездных программ, уже не воспринимало их с таким отчаянием, как взрыв «Телемаха». Зато, когда один из модифицированных кораблей класса «Бета», легендарный «Хирон», все же достиг альфы Центавра и передал на Землю обширную информацию о планетах этой тройной (включая Проксиму) системы, комитет организовал грандиозную пресс-конференцию. Всплеск энтузиазма был небывалым. Празднества по случаю первого успешного звездоплавания продолжались почти месяц.
Между тем особого повода для торжества не было. Конструкция «Хирона» не позволяла ему вернуться к своим создателям, но огорчало совсем другое. Проксима Центавра, холодный красный карлик, оказалась лишенной планет. У компонентов А и В альфы Центавра они были, но эти безжизненные миры не представляли никакого интереса для человека. Таким образом, восьмилетняя одиссея «Хирона» (в середине пути его скорость достигала 0, 65 световой) явилась всего лишь демонстрацией технической мощи человечества. Чересчур дорогостоящей демонстрацией…
Казалось бы, следующий корабль должен был отправиться к крошечной звезде Барнарда — второму ближайшему соседу Солнца. Но шансы обнаружить вблизи нее планеты, тем более пригодные для жизни, ученые расценивали как призрачные. А поиски по методу «авось повезет» были Земле явно не по карману.
«Надо действовать наверняка, — решили ученые. — Не пытаться отыскать иголку в стогу сена, а вычислить наиболее перспективное светило и именно к нему направить экспедицию». Разумеется, под «прицел» попали желтые карлики класса G — того же, что и земное Солнце. Однако их было невообразимое множество, и никто не мог дать гарантии, что тот или иной выбор окажется удачным. Как избежать ошибки?
После долгих споров ученые решили довериться теории китайского астронома Су Чуньгуана. Десятилетиями изучая спектры желтых карликов, он, по его словам, выявил признаки, неопровержимо свидетельствовавшие о наличии планет земного типа. Су многократно сокращал свой список, выбрасывая светила, дававшие повод для каких-то сомнений. Наконец в нем осталось не более десятка звезд. Ближайшая из них находилась в созвездии Персея, на расстоянии 189 световых лет от Земли.
Итак, «мишень» была определена. Стреляй — и попадешь прямо в «яблочко». Но немыслимое расстояние… При нынешнем развитии техники экспедиция к Персею должна была растянуться на столетия. За это время, согласно прогнозам ученых, человечество наверняка додумается до сверхсветового двигателя. Таким образом, могла возникнуть классическая ситуация, которую обыгрывали еще фантасты двадцатого века: экипаж фотонной ракеты, завершив многотрудную одиссею, встречает на планете целую колонию землян, прибывших на гиперпространственных кораблях! Хорошо еще, если астронавты весь полет проведут в анабиозе: не так жалко промелькнувших лет. А если, даже несмотря на эйнштейновское замедление времени, успеют состариться в пути или вовсе умереть, передав эстафету следующим поколениям?
Ученые мужи разделились на два лагеря. Одни призывали поставить крест на «фотонках» и бросить все силы на создание гиперпространственного двигателя. К чему тратить средства на «технику вчерашнего дня»? Другим это пришлось не по нраву. Работа над ГП-звездолетом могла продолжаться и пятьдесят, и сто лет, и даже больше, а им страстно хотелось дожить до момента, когда будет открыта хотя бы одна «сестра» Земли.
Дискуссия эта, надо сказать, развернулась еще до полета «Хирона», поскольку мало кто строил иллюзии относительно его результатов. С каждым годом полемика становилась все ожесточеннее. Вот тут кто-то и вспомнил о прочно, казалось бы, забытых трудах Дэвида Маккормика, шотландского ученого, жившего в первой половине прошлого века.
Оказалось, что Маккормик еще тогда предвидел нынешнюю ситуацию и предложил оригинальный выход из нее. Но для выполнения его замысла требовался самосовершенствующийся искусственный мозг, а плазменников в то время не существовало. К тому же ученый мир свято верил в перспективы будущих «фотонок». Короче говоря, теория Маккормика стала известной лишь узкому кругу специалистов. Да и те, похоже, восприняли ее как игру ума, не имеющую практической ценности. Идти по столь замысловатому пути, какой предлагал шотландец, казалось нелепостью.
Однако в истории было сколько угодно примеров, когда имена людей, в свое время обреченных на забвение, возвращались с триумфом. Настал и черед Маккормика.
Его теория сводилась к следующему. Он был уверен, что без гиперпространственных кораблей освоение дальнего космоса невозможно. Но земная наука еще очень долго не сможет создать нужный двигатель, так как фундаментальную теорию гиперпространства только предстояло разработать. Фотонные ракеты появятся гораздо раньше, но они практически не приблизят человечество к звездам. Единственный выход Маккормик видел в запуске корабля, способного эволюционировать. По его мысли, надо было для начала построить «обычный» фотонный звездолет, загрузив его, кроме горючего и научной аппаратуры, всевозможными материалами, машинами, вспомогательными механизмами. Вести корабль должен кибермозг с самоусложняюшейся программой. Отталкиваясь от знаний, накопленных человечеством, он будет все глубже постигать физическую сущность материи и в конце концов придет к пониманию природы гиперпространства.
Эта идея вовсе не была абсурдной, как могло показаться поначалу. Маккормик знал, что в окрестностях Солнца нет звезд, полностью копирующих наше светило. До ближайшего из таких «двойников» были как минимум десятки световых лет. Принцип полета на фотонной тяге известен. Достигнув предельной скорости, такой звездолет должен был выключить двигатель, остаток пути пролететь по инерции и только приблизившись к цели, начать торможение. Так как тяга еще очень долго не понадобится, ничто не мешало за это время преспокойно разобрать двигатель и, используя припасенные материалы, собрать новый — гиперпространственный. Конечно, обычному компьютеру, будь он хоть трижды «супер», такая задача была не под силу. Но саморазвивающийся мозг должен был с вероятностью 0, 8—0, 95 решить проблему (Маккормик проделал все необходимые расчеты). Вооруженный ГП-установкой, корабль преодолевал остаток пути со сверхсветовой скоростью и после изучения планет звезды без всяких проблем возвращался обратно. Последнее было необыкновенно важно, ведь считалось, что ахиллесовой пятой «фотонок» станет именно невозможность возвращения. Чтобы проделать путь домой, такой ракете надо взять с собой или двойной груз антивещества (а он, как мы помним, и так огромен), или выработать его на чужой планете, что без мощных заводов представлялось совершенной утопией.
Конечно, Маккормик не мог знать, что придуманный им саморазвивающийся кибермозг будет иметь плазменную природу. Не приходила ему в голову и мысль о том, что такой мозг когда-нибудь сможет выйти из повиновения. Ученый был уверен: машина, даже самая сложная, не способна осознать себя как личность, к разуму ведет лишь один путь, проверенный природой. А ведь фантастами к тому времени была написана масса произведений, живописующих грядущий бунт роботов!
Итак, воскрешенная теория вновь сделалась сверхпопулярной. Дебаты довольно быстро прекратились: измученные спорами ученые пришли к компромиссу. Программу производства «классических» фотонных ракет удалось отстоять: правительство согласилось и дальше ее финансировать, так как не очень доверяло выкладкам чудаковатого шотландца. Но вместе с тем было решено построить хотя бы один корабль в соответствии с планом Маккормика. Кто-то из остряков прозвал этот проект «Прощайте, денежки». Действительно, в случае неудачи звездолет оставался обычной «фотонкой», а так как лететь ему предстояло две—три сотни лет, о нем следовало просто забыть. Достигнув цели, он не мог даже послать об этом сигнал на Землю — слишком велико было расстояние. И все же игра стоила свеч.
Сразу же началась разработка уникального плазменника со сверхсложным мозгом. В его создании приняли участие лучшие роботехники планеты. Предполагалось, что о ходе выполнения задачи «капитан» будет отчитываться во время регулярных сеансов радиосвязи с кораблем. Они, правда, должны были растянуться на годы, однако информация хотя бы о частичных успехах могла подтолкнуть запуск других аналогичных звездолетов. В противном случае программа приказывала долго жить.
Один из кораблей, однотипный с «Хироном», подвергся значительным усовершенствованиям и получил обозначение «Гамма». Как и все «фотонки», он собирался на удаленной от Земли орбите. Конечным пунктом путешествия была единогласно выбрана та самая неприметная звездочка в созвездии Персея. Все-таки 189 световых лет — это не 227 и не 368! Так что над названием звездолета долго голову ломать не пришлось: разумеется, «Персей», как же еще? А вот плазменнику имени не полагалось, его заменяла унылая аббревиатура с пятизначным номером. Неудивительно, что робота для удобства стали неофициально называть «Маккормик-1» или просто «Мак».
Хотя о научных перепалках насчет путей освоения космоса знали все, решение о запуске самоперестраивающегося корабля было скрыто от общественности. Космический комитет настоял на том, чтобы работа над проектом велась в глубокой тайне. Расчет был простой: в случае провала налогоплательщики так и не узнали бы, сколько их денежек вылетело в трубу.
Старт «Персея» состоялся в 2146 году, через два года после того, как победный рапорт «Хирона» достиг Земли. Конечно, скрыть аннигиляционный факел от любопытных глаз было невозможно — слишком много аппаратов различных служб постоянно находилось в ближнем космосе. Но в те времена так часто проводились испытания ракетных двигателей…
Связь с кораблем продолжалась полтора года. Из поступавших на Землю радиоотчетов следовало, что заметных успехов в выполнении своего особого задания Мак не достиг. Затем сигналы внезапно прекратились. Можно было подумать, что произошла авария наподобие той, которая уничтожила «Телемах». Однако на этот раз даже сверхчувствительные приборы не зафиксировали вспышки. «Персей» просто замолчал, и о причинах этого можно было спорить до бесконечности, ни на йоту не приблизившись к истине. Так бесславно завершился многообещавший проект «Маккормик». А еще через год начался «бунт роботов». Человечеству пришлось надолго забыть о звездах…
— Вот и все, — сказал Иджсртон. — Как видите, история оставила нам немало загадок. Со временем многие проекты тех лет, включая «Маккормик», были рассекречены. Но, разумеется, это не афишировалось. Документы можно отыскать в архивах, только для этого нужно по крайней мере знать об их существовании. А в принципе, достаточно проявить элементарное любопытство, задаться вопросом: как делалось то-то и то-то задолго до нас? К сожалению, сейчас мало кто интересуется прошлым. И я рад, что вы… Скажите, вам было интересно?
— Да-да, конечно! — Родриго словно очнулся. Он как раз додумывал окончание этой удивительной истории: удалившись от Солнечной системы, плазменник принимает сигналы некой межзвездной цивилизации и «изменяет» Земле, переходит на службу новым хозяевам. — А эксперимент действительно больше не повторялся?
— Действительно, — ответил Иджертон. — Плазменников предали анафеме, а молектронный мозг не способен самосовершенствоваться, он только безукоризненно выполняет заданную программу. В конце концов люди изобрели гиперпространственный двигатель самостоятельно. После этого о проекте «Маккормик» вспоминали лишь единицы специалистов, включая вашего покорного слугу. В придачу ко всему теорию Су Чуньгуана объявили ложной. Возобладало мнение, что наличие планет земного типа не зависит от спектра звезды. Поэтому ГП-звездолеты, как до них «фотонки», принялись изучать все звезды по очереди, начиная с самых близких. Более того, за каждым из них закрепили определенный участок неба. Впрочем, это вам и без меня хорошо известно.
— Так что же, по-вашему, случилось с этим… Маком? — спросил Родриго. — Собственную фантастическую версию он высказать постеснялся, хотя втайне и надеялся: а вдруг шеф научников придерживается того же мнения?
Иджертон пожал плечами:
— Мои коллеги высказали немало догадок. Ни одну из них, разумеется, проверить невозможно. Если же вас интересует мое личное мнение… Извольте! Вы, конечно, знаете, почему наш корабль называется «Мирфак»?
— Ну как же, — сказал Родриго. — Мирфак — альфа Персея. Мы же главным образом в Персее и летаем, этот участок неба за нами закрепили. Как же еще было назвать? — Он осекся. — Не хотите ли вы сказать, доктор…
— Вот именно. — Иджертон поднялся и, подойдя к слегка затемненному окну, отрегулировал его прозрачность до максимума. Яркий свет звезды залил комнату и заставил торжественно вспыхнуть вытисненные золотом названия на корешках книг.
— Звезда, к которой направлялся «Персей», — продолжал Иджертон, — имела обозначение НГМ 18.596 ПС по каталогу Соколовского. — Как только Родриго услышал знакомый код, сердце у него учащенно забилось. — В отличие от наших предшественников мы не строили гипотез, делали все пунктуально и добрались сюда только сейчас. Да, Кармона, — он протянул руки к окну, словно намереваясь собрать в горсти струящееся оттуда сияние, — это то самое солнце, которое сейчас пылает над нашими головами!
Глава 16. Доклад
Кабину окружали более простые рычажные тренажеры. На одном из них разминался Хальберг. Он посмотрел на Родриго и хмыкнул.
«Конечно, — подумал Родриго, — очень интересно увидеть своего командира в состоянии оболочки, набитой фаршем. Ткни пальцем — и расползется. Но — к черту! Плевать я сейчас хотел на то, что обо мне думают подчиненные. Лишь бы добраться до кровати…»
Когда он проснулся, его сослуживцы уже почти два часа переваривали обед Но Родриго не огорчился, что так пролетел, — есть не хотелось. Только пить. Он вынул из шкафчика бутылку колы, крупными глотками осушил ее и ввалился в душ.
— Вот теперь хорошо, — произнес Родриго, одеваясь. Иногда он разговаривал сам с собой, это его здорово успокаивало в минуты, когда что-нибудь не получалось и хотелось выть от бессилия. — Совсем хорошо. Только не надо волноваться. Ни в коем случае не вспоминай прошлое. Думай о будущем! Впереди немало славных дел, дон Родриго! Что, например, ты собираешься сделать сейчас? Ведь у тебя были какие-то планы? Вспомни-ка!
Он наморщил лоб. Необходимо было продолжать эту игру. Лишь бы снова не соскользнуть в прошлое, не оказаться лицом к лицу с теми, кто ему ненавистен.
— Ага! — Родриго просиял. — Вспомнил! Я же иду к Иджертону, он меня вчера к себе пригласил. Вот и отлично, все встало на свои места!
Входя в комнату Иджертона, было трудно отделаться от мысли: «Так вот почему в библиотеке так мало настоящих книг! Похоже, все они здесь!»
Две противоположные стены были заняты стеллажами. Ряды плотно пригнанных друг к другу корешков поднимались до самого потолка. Однако, несмотря на то что сюда перекочевали сотни, даже тысячи томов, стандартное помещеньице казалось просторным. Причиной «оптической иллюзии» был элементарный порядок. В комнате Ольшанцева, например, взгляд постоянно натыкался на вещи, выпотрошенные из своих гнездышек и ящиков и хаотически разбросанные там, где ими воспользовались. Даже Эрикссон, поборник дисциплины и порядка, казался безалаберным жильцом по сравнению с шефом научников. Книги на полках располагались строго по «ранжиру»; неизбежные бумаги были сложены на краю стола в аккуратную стопку; сама мысль о том, что можно днем извлечь из тайника кровать и броситься на нее прямо в одежде, была кощунством. Рядом с визором возвышался терминал кибермозга Базы.
— Садитесь, — сказал Иджертон. — Я устроил здесь нечто вроде маленькой библиотеки. Так удобнее. Приходится перерабатывать массу информации.
Родриго сел и с удивлением уставился на монитор, где переливался разными цветами невероятно запутанный объемный лабиринт. Иджертон проследил за его взглядом и, немного смутившись, выключил компьютер.
— Время от времени приходится устраивать перерывы в работе, чтобы разгрузить мозг. Лучший отдых для меня — логические игры.
— А визор? — вырвалось у Родриго. — По-моему, легонькие фильмы, записи всяких шоу — это как раз самое то, чтобы расслабиться. А игры… Разве с ними отдохнешь? Там ведь думать надо, опять мозги напрягать!
Иджертон улыбнулся.
— Визором я почти не пользуюсь. Продукция наших видеофирм мне не по душе, а о своем отношении к «конспектам» я уже говорил. Ну а отдых… Разные люди вкладывают в это понятие разный смысл. Впрочем, давайте вернемся к нашим баранам, то есть к плазменникам. Увы, я не располагаю неограниченным временем.
Он положил руки на колени, слегка откинулся назад и начал рассказ.
Прежде всего Иджертон напомнил Родриго, что две первые, сравнительно небольшие, фотонные ракеты класса «Альфа» были построены спустя несколько лет после появления плазменников. Они выполнили около десяти коротких полетов, преследовавших скромную цель — испытание нового двигателя, изучение его возможностей. Однако уже третья ракета-автомат совершила прыжок за пределы Солнечной системы, после чего благополучно вернулась обратно.
Проекты покорения глубокого космоса с помощью фотонных ракет были разработаны еще в двадцатом веке. К сожалению, технические достижения всегда отстают от полета мысли. Лишь теперь, когда смелые идеи перестали быть достоянием фантастов, пришло время проложить путь к звездам.
Для этого была создана новая модель «фотонки» — класса «Бета». Она существенно отличалась от предыдущей. Это было исполинское сооружение, в сущности, даже не корабль, а гигантский резервуар с антивеществом. Обычное вещество, необходимое для аннигиляции, предполагалось черпать прямо из космоса, ведь он отнюдь не пуст. Полезная нагрузка «Телемаха» (так назвали ракету) в сотни раз уступала массе горючего, как того и требовала теория. Разумеется, корабль направили к ближайшей звезде — альфе Центавра.
Ракета была собрана на земной орбите. Экипаж составляли два кибермозга — плазменный и более привычный молектронный. «Ветерану» поручалось подстраховывать способного, но пока еще не сверхнадежного новичка. Старт «Телемаха», широко освещавшийся средствами массовой информации, вызвал всепланетное ликование. Однако, удалившись от Солнца менее чем на половину светового года, корабль неожиданно взорвался, превратился в фотоны, рентгеновское излучение и гамма-кванты.
Вспышка была настолько мощной, что ее зафиксировали телескопы, нацеленные на созвездие Центавра. Не вызывало сомнений, что отказала система удержания антивещества в резервуаре. Однако о том, что конкретно привело к трагедии, можно было только догадываться. Не исключено, конечно, что оба кибермозга оказались не на высоте, но скорее всего отказала какая-то из многочисленных вспомогательных систем.
С тех пор Космический комитет избегал всяческой помпезности при освещении очередных стартов. Некоторые из них были и вовсе засекречены. Неудачи случались и позже, но человечество, получавшее лишь отрывочную информацию о ходе выполнения межзвездных программ, уже не воспринимало их с таким отчаянием, как взрыв «Телемаха». Зато, когда один из модифицированных кораблей класса «Бета», легендарный «Хирон», все же достиг альфы Центавра и передал на Землю обширную информацию о планетах этой тройной (включая Проксиму) системы, комитет организовал грандиозную пресс-конференцию. Всплеск энтузиазма был небывалым. Празднества по случаю первого успешного звездоплавания продолжались почти месяц.
Между тем особого повода для торжества не было. Конструкция «Хирона» не позволяла ему вернуться к своим создателям, но огорчало совсем другое. Проксима Центавра, холодный красный карлик, оказалась лишенной планет. У компонентов А и В альфы Центавра они были, но эти безжизненные миры не представляли никакого интереса для человека. Таким образом, восьмилетняя одиссея «Хирона» (в середине пути его скорость достигала 0, 65 световой) явилась всего лишь демонстрацией технической мощи человечества. Чересчур дорогостоящей демонстрацией…
Казалось бы, следующий корабль должен был отправиться к крошечной звезде Барнарда — второму ближайшему соседу Солнца. Но шансы обнаружить вблизи нее планеты, тем более пригодные для жизни, ученые расценивали как призрачные. А поиски по методу «авось повезет» были Земле явно не по карману.
«Надо действовать наверняка, — решили ученые. — Не пытаться отыскать иголку в стогу сена, а вычислить наиболее перспективное светило и именно к нему направить экспедицию». Разумеется, под «прицел» попали желтые карлики класса G — того же, что и земное Солнце. Однако их было невообразимое множество, и никто не мог дать гарантии, что тот или иной выбор окажется удачным. Как избежать ошибки?
После долгих споров ученые решили довериться теории китайского астронома Су Чуньгуана. Десятилетиями изучая спектры желтых карликов, он, по его словам, выявил признаки, неопровержимо свидетельствовавшие о наличии планет земного типа. Су многократно сокращал свой список, выбрасывая светила, дававшие повод для каких-то сомнений. Наконец в нем осталось не более десятка звезд. Ближайшая из них находилась в созвездии Персея, на расстоянии 189 световых лет от Земли.
Итак, «мишень» была определена. Стреляй — и попадешь прямо в «яблочко». Но немыслимое расстояние… При нынешнем развитии техники экспедиция к Персею должна была растянуться на столетия. За это время, согласно прогнозам ученых, человечество наверняка додумается до сверхсветового двигателя. Таким образом, могла возникнуть классическая ситуация, которую обыгрывали еще фантасты двадцатого века: экипаж фотонной ракеты, завершив многотрудную одиссею, встречает на планете целую колонию землян, прибывших на гиперпространственных кораблях! Хорошо еще, если астронавты весь полет проведут в анабиозе: не так жалко промелькнувших лет. А если, даже несмотря на эйнштейновское замедление времени, успеют состариться в пути или вовсе умереть, передав эстафету следующим поколениям?
Ученые мужи разделились на два лагеря. Одни призывали поставить крест на «фотонках» и бросить все силы на создание гиперпространственного двигателя. К чему тратить средства на «технику вчерашнего дня»? Другим это пришлось не по нраву. Работа над ГП-звездолетом могла продолжаться и пятьдесят, и сто лет, и даже больше, а им страстно хотелось дожить до момента, когда будет открыта хотя бы одна «сестра» Земли.
Дискуссия эта, надо сказать, развернулась еще до полета «Хирона», поскольку мало кто строил иллюзии относительно его результатов. С каждым годом полемика становилась все ожесточеннее. Вот тут кто-то и вспомнил о прочно, казалось бы, забытых трудах Дэвида Маккормика, шотландского ученого, жившего в первой половине прошлого века.
Оказалось, что Маккормик еще тогда предвидел нынешнюю ситуацию и предложил оригинальный выход из нее. Но для выполнения его замысла требовался самосовершенствующийся искусственный мозг, а плазменников в то время не существовало. К тому же ученый мир свято верил в перспективы будущих «фотонок». Короче говоря, теория Маккормика стала известной лишь узкому кругу специалистов. Да и те, похоже, восприняли ее как игру ума, не имеющую практической ценности. Идти по столь замысловатому пути, какой предлагал шотландец, казалось нелепостью.
Однако в истории было сколько угодно примеров, когда имена людей, в свое время обреченных на забвение, возвращались с триумфом. Настал и черед Маккормика.
Его теория сводилась к следующему. Он был уверен, что без гиперпространственных кораблей освоение дальнего космоса невозможно. Но земная наука еще очень долго не сможет создать нужный двигатель, так как фундаментальную теорию гиперпространства только предстояло разработать. Фотонные ракеты появятся гораздо раньше, но они практически не приблизят человечество к звездам. Единственный выход Маккормик видел в запуске корабля, способного эволюционировать. По его мысли, надо было для начала построить «обычный» фотонный звездолет, загрузив его, кроме горючего и научной аппаратуры, всевозможными материалами, машинами, вспомогательными механизмами. Вести корабль должен кибермозг с самоусложняюшейся программой. Отталкиваясь от знаний, накопленных человечеством, он будет все глубже постигать физическую сущность материи и в конце концов придет к пониманию природы гиперпространства.
Эта идея вовсе не была абсурдной, как могло показаться поначалу. Маккормик знал, что в окрестностях Солнца нет звезд, полностью копирующих наше светило. До ближайшего из таких «двойников» были как минимум десятки световых лет. Принцип полета на фотонной тяге известен. Достигнув предельной скорости, такой звездолет должен был выключить двигатель, остаток пути пролететь по инерции и только приблизившись к цели, начать торможение. Так как тяга еще очень долго не понадобится, ничто не мешало за это время преспокойно разобрать двигатель и, используя припасенные материалы, собрать новый — гиперпространственный. Конечно, обычному компьютеру, будь он хоть трижды «супер», такая задача была не под силу. Но саморазвивающийся мозг должен был с вероятностью 0, 8—0, 95 решить проблему (Маккормик проделал все необходимые расчеты). Вооруженный ГП-установкой, корабль преодолевал остаток пути со сверхсветовой скоростью и после изучения планет звезды без всяких проблем возвращался обратно. Последнее было необыкновенно важно, ведь считалось, что ахиллесовой пятой «фотонок» станет именно невозможность возвращения. Чтобы проделать путь домой, такой ракете надо взять с собой или двойной груз антивещества (а он, как мы помним, и так огромен), или выработать его на чужой планете, что без мощных заводов представлялось совершенной утопией.
Конечно, Маккормик не мог знать, что придуманный им саморазвивающийся кибермозг будет иметь плазменную природу. Не приходила ему в голову и мысль о том, что такой мозг когда-нибудь сможет выйти из повиновения. Ученый был уверен: машина, даже самая сложная, не способна осознать себя как личность, к разуму ведет лишь один путь, проверенный природой. А ведь фантастами к тому времени была написана масса произведений, живописующих грядущий бунт роботов!
Итак, воскрешенная теория вновь сделалась сверхпопулярной. Дебаты довольно быстро прекратились: измученные спорами ученые пришли к компромиссу. Программу производства «классических» фотонных ракет удалось отстоять: правительство согласилось и дальше ее финансировать, так как не очень доверяло выкладкам чудаковатого шотландца. Но вместе с тем было решено построить хотя бы один корабль в соответствии с планом Маккормика. Кто-то из остряков прозвал этот проект «Прощайте, денежки». Действительно, в случае неудачи звездолет оставался обычной «фотонкой», а так как лететь ему предстояло две—три сотни лет, о нем следовало просто забыть. Достигнув цели, он не мог даже послать об этом сигнал на Землю — слишком велико было расстояние. И все же игра стоила свеч.
Сразу же началась разработка уникального плазменника со сверхсложным мозгом. В его создании приняли участие лучшие роботехники планеты. Предполагалось, что о ходе выполнения задачи «капитан» будет отчитываться во время регулярных сеансов радиосвязи с кораблем. Они, правда, должны были растянуться на годы, однако информация хотя бы о частичных успехах могла подтолкнуть запуск других аналогичных звездолетов. В противном случае программа приказывала долго жить.
Один из кораблей, однотипный с «Хироном», подвергся значительным усовершенствованиям и получил обозначение «Гамма». Как и все «фотонки», он собирался на удаленной от Земли орбите. Конечным пунктом путешествия была единогласно выбрана та самая неприметная звездочка в созвездии Персея. Все-таки 189 световых лет — это не 227 и не 368! Так что над названием звездолета долго голову ломать не пришлось: разумеется, «Персей», как же еще? А вот плазменнику имени не полагалось, его заменяла унылая аббревиатура с пятизначным номером. Неудивительно, что робота для удобства стали неофициально называть «Маккормик-1» или просто «Мак».
Хотя о научных перепалках насчет путей освоения космоса знали все, решение о запуске самоперестраивающегося корабля было скрыто от общественности. Космический комитет настоял на том, чтобы работа над проектом велась в глубокой тайне. Расчет был простой: в случае провала налогоплательщики так и не узнали бы, сколько их денежек вылетело в трубу.
Старт «Персея» состоялся в 2146 году, через два года после того, как победный рапорт «Хирона» достиг Земли. Конечно, скрыть аннигиляционный факел от любопытных глаз было невозможно — слишком много аппаратов различных служб постоянно находилось в ближнем космосе. Но в те времена так часто проводились испытания ракетных двигателей…
Связь с кораблем продолжалась полтора года. Из поступавших на Землю радиоотчетов следовало, что заметных успехов в выполнении своего особого задания Мак не достиг. Затем сигналы внезапно прекратились. Можно было подумать, что произошла авария наподобие той, которая уничтожила «Телемах». Однако на этот раз даже сверхчувствительные приборы не зафиксировали вспышки. «Персей» просто замолчал, и о причинах этого можно было спорить до бесконечности, ни на йоту не приблизившись к истине. Так бесславно завершился многообещавший проект «Маккормик». А еще через год начался «бунт роботов». Человечеству пришлось надолго забыть о звездах…
— Вот и все, — сказал Иджсртон. — Как видите, история оставила нам немало загадок. Со временем многие проекты тех лет, включая «Маккормик», были рассекречены. Но, разумеется, это не афишировалось. Документы можно отыскать в архивах, только для этого нужно по крайней мере знать об их существовании. А в принципе, достаточно проявить элементарное любопытство, задаться вопросом: как делалось то-то и то-то задолго до нас? К сожалению, сейчас мало кто интересуется прошлым. И я рад, что вы… Скажите, вам было интересно?
— Да-да, конечно! — Родриго словно очнулся. Он как раз додумывал окончание этой удивительной истории: удалившись от Солнечной системы, плазменник принимает сигналы некой межзвездной цивилизации и «изменяет» Земле, переходит на службу новым хозяевам. — А эксперимент действительно больше не повторялся?
— Действительно, — ответил Иджертон. — Плазменников предали анафеме, а молектронный мозг не способен самосовершенствоваться, он только безукоризненно выполняет заданную программу. В конце концов люди изобрели гиперпространственный двигатель самостоятельно. После этого о проекте «Маккормик» вспоминали лишь единицы специалистов, включая вашего покорного слугу. В придачу ко всему теорию Су Чуньгуана объявили ложной. Возобладало мнение, что наличие планет земного типа не зависит от спектра звезды. Поэтому ГП-звездолеты, как до них «фотонки», принялись изучать все звезды по очереди, начиная с самых близких. Более того, за каждым из них закрепили определенный участок неба. Впрочем, это вам и без меня хорошо известно.
— Так что же, по-вашему, случилось с этим… Маком? — спросил Родриго. — Собственную фантастическую версию он высказать постеснялся, хотя втайне и надеялся: а вдруг шеф научников придерживается того же мнения?
Иджертон пожал плечами:
— Мои коллеги высказали немало догадок. Ни одну из них, разумеется, проверить невозможно. Если же вас интересует мое личное мнение… Извольте! Вы, конечно, знаете, почему наш корабль называется «Мирфак»?
— Ну как же, — сказал Родриго. — Мирфак — альфа Персея. Мы же главным образом в Персее и летаем, этот участок неба за нами закрепили. Как же еще было назвать? — Он осекся. — Не хотите ли вы сказать, доктор…
— Вот именно. — Иджертон поднялся и, подойдя к слегка затемненному окну, отрегулировал его прозрачность до максимума. Яркий свет звезды залил комнату и заставил торжественно вспыхнуть вытисненные золотом названия на корешках книг.
— Звезда, к которой направлялся «Персей», — продолжал Иджертон, — имела обозначение НГМ 18.596 ПС по каталогу Соколовского. — Как только Родриго услышал знакомый код, сердце у него учащенно забилось. — В отличие от наших предшественников мы не строили гипотез, делали все пунктуально и добрались сюда только сейчас. Да, Кармона, — он протянул руки к окну, словно намереваясь собрать в горсти струящееся оттуда сияние, — это то самое солнце, которое сейчас пылает над нашими головами!
Глава 16. Доклад
На большом листе хромопласта Родриго провел двенадцать зеленых линий. Получился куб. Затем он переключил люмограф на «красное» и изобразил внутри куба причудливую алую фигуру, напоминающую бутылку Клейна. Постепенно его фантазия разгоралась. Реагируя на ту или иную рабочую волну люмографа, хромопласт покрывался проникающими друг в друга призмами, конусами и цилиндрами, а также загогулинами без определенных названий. Больше всего это походило на внутренности некоего полусущества-полумашины. Впрочем, и для такого вывода надо было обладать известной долей воображения.
Художником Родриго был никаким. Попроси его кто-нибудь нарисовать свой портрет, чтобы по крайней мере мама родная узнала, — не смог бы. Неумение копировать реальный мир искупалось богатейшей фантазией, хотя Родриго никогда не мог сказать, что за конструкции или создания выходят из-под его люмографа. И все же, глядя на фигуры, которые он бессистемно состыковывал друг с другом, многие говорили: «В этом что-то есть!»
— Прошу внимания, — раздался из переговорника голос Иджертона. — Научная группа завершила исследование образцов, обработала всю имеющуюся на сегодня информацию. Полученные результаты весьма необычны. По-видимому, они окажут существенное влияние на наши дальнейшие действия. Я подготовил доклад. Предлагаю всем, кто хочет его выслушать, собраться через полчаса в комнате отдыха.
«Наконец-то они решились, — подумал Родриго, продолжая рисовать. — В сущности, Иджертон мог сделать свой доклад еще вчера. Мне ведь он рассказал о полете „Персея“, значит, был уверен, что уже разгадал загадку, связал все нити воедино. Но вообще-то принцип ученых — не торопиться с обнародованием своих открытий. Проверить, перепроверить, еще раз перепроверить… А мне он все выложил раньше времени только потому, что не удержался. Уж очень его заинтриговало столь редкое для десантника любопытство к сугубо научным проблемам. Встретил родственную душу…»
Раздалось негромкое жужжание сигнализатора — кто-то просил разрешения войти. «Наверняка Иван», — подумал Родриго, снимая блокировку.
Однако это был не Иван. В комнату, хмурый и, судя по виду, решительно настроенный, вошел Хальберг.
— Командир, — сказал он, набычившись, словно приготовившись к схватке, — я хочу с вами поговорить.
Родриго посмотрел на него с интересом. Раньше Хальберг считал ниже своего достоинства начинать какой бы то ни было разговор с начальством. Он из кожи вон лез, стараясь продемонстрировать окружающим свою независимость, и даже приказы выполнял так, как будто делал одолжение. То, что Йорн решил изменить своим привычкам, не предвещало ничего хорошего. Вряд ли он явился, чтобы покаяться в неблаговидных поступках.
— Ну что ж, садись, — сказал Родриго.
Хальберг сел и посмотрел на него в упор.
— Почему вы не наказали меня, командир? Не думайте, что я забыл. Сколько можно ждать?
Родриго оторопел. Чтобы десантник, да еще такой себялюбивый, как Йорн, сам пришел требовать наказания? Это было неслыханно!
— Так, — сказал он. — Звездный ас Йорн Хальберг смертельно обиделся. Он совершил такой ужасный проступок, чуть не поднял оружие на человека, а про него элементарно забыли, как про нашкодившего юнгу. Ноль внимания! И вот тогда вышеупомянутый великий звездоплаватель явился за своей долей тернового венца. Угадал?
— Красиво говорите, командир, — хрипло произнес Хальберг. — Но я не слышу ответа.
Родриго вздохнул.
— Не терпится попасть на принудительные работы к Ольшанцеву и там без помех посчитаться с ним? Имей в виду, я этого не допущу.
Хальберг поморщился.
— Ерунду говорите, командир. Перед этим сказали лучше. Плевал я на вашего Ольшанцева. Он мозгляк, я в любой момент могу его раздавить пальцем, и большой чести в этом нет. Но я не привык, чтобы ко мне относились несерьезно. Когда я — сила, я ломаю. Когда надо мной сила, пусть попробует сломать меня. Но унижать пренебрежением… Вы — сила, командир. Воспользуйтесь своей властью, накажите меня! Не заставляйте думать, что вы испугались испортить со мной отношения. Мне хочется верить, что судьбы двух десятков отчаянных парней находятся в твердых руках. Иначе я откажусь признавать над собой вашу власть. И ребята откажутся. Тогда я вам просто не завидую.
«Осел, — подумал Родриго. — Какой осел!»
— Слушай, Йорн, — сказал он. — Конечно, в моих руках власть, и уж будь уверен, делиться ею я ни с кем не собираюсь. А в данном случае моя сила проявится в том, что я не буду тебя наказывать. Не буду, и все. Потому что я деспот. Самодур. Как захочу, так и будет. Удовлетворен? Тоже мне вояка, пришел права качать. Нарочно не буду тебя наказывать, чтобы ты не подумал, будто твое мнение что-то для меня значит.
Каким бы тугодумом ни был Хальберг, он понял, что над ним смеются.
— Не надо так со мной, командир, — сказал он. — Не надо.
— Ладно, Йорн, — сказал Родриго, — поговорим как мужчина с мужчиной. Недоволен мной — набей морду. Если получится, конечно. За последствия не отвечаю. Могу только пообещать, что шеф ничего не узнает. А вот так приходить и трепать своей воспаленной гордостью — это… Ну можешь ты хоть иногда не видеть во мне командира? Пришел бы как-нибудь, поговорил. Я же в конце концов вместе со всеми вами варюсь в одном соку. Так что давай не будем ставить друг другу ультиматумы. Договорились?
Художником Родриго был никаким. Попроси его кто-нибудь нарисовать свой портрет, чтобы по крайней мере мама родная узнала, — не смог бы. Неумение копировать реальный мир искупалось богатейшей фантазией, хотя Родриго никогда не мог сказать, что за конструкции или создания выходят из-под его люмографа. И все же, глядя на фигуры, которые он бессистемно состыковывал друг с другом, многие говорили: «В этом что-то есть!»
— Прошу внимания, — раздался из переговорника голос Иджертона. — Научная группа завершила исследование образцов, обработала всю имеющуюся на сегодня информацию. Полученные результаты весьма необычны. По-видимому, они окажут существенное влияние на наши дальнейшие действия. Я подготовил доклад. Предлагаю всем, кто хочет его выслушать, собраться через полчаса в комнате отдыха.
«Наконец-то они решились, — подумал Родриго, продолжая рисовать. — В сущности, Иджертон мог сделать свой доклад еще вчера. Мне ведь он рассказал о полете „Персея“, значит, был уверен, что уже разгадал загадку, связал все нити воедино. Но вообще-то принцип ученых — не торопиться с обнародованием своих открытий. Проверить, перепроверить, еще раз перепроверить… А мне он все выложил раньше времени только потому, что не удержался. Уж очень его заинтриговало столь редкое для десантника любопытство к сугубо научным проблемам. Встретил родственную душу…»
Раздалось негромкое жужжание сигнализатора — кто-то просил разрешения войти. «Наверняка Иван», — подумал Родриго, снимая блокировку.
Однако это был не Иван. В комнату, хмурый и, судя по виду, решительно настроенный, вошел Хальберг.
— Командир, — сказал он, набычившись, словно приготовившись к схватке, — я хочу с вами поговорить.
Родриго посмотрел на него с интересом. Раньше Хальберг считал ниже своего достоинства начинать какой бы то ни было разговор с начальством. Он из кожи вон лез, стараясь продемонстрировать окружающим свою независимость, и даже приказы выполнял так, как будто делал одолжение. То, что Йорн решил изменить своим привычкам, не предвещало ничего хорошего. Вряд ли он явился, чтобы покаяться в неблаговидных поступках.
— Ну что ж, садись, — сказал Родриго.
Хальберг сел и посмотрел на него в упор.
— Почему вы не наказали меня, командир? Не думайте, что я забыл. Сколько можно ждать?
Родриго оторопел. Чтобы десантник, да еще такой себялюбивый, как Йорн, сам пришел требовать наказания? Это было неслыханно!
— Так, — сказал он. — Звездный ас Йорн Хальберг смертельно обиделся. Он совершил такой ужасный проступок, чуть не поднял оружие на человека, а про него элементарно забыли, как про нашкодившего юнгу. Ноль внимания! И вот тогда вышеупомянутый великий звездоплаватель явился за своей долей тернового венца. Угадал?
— Красиво говорите, командир, — хрипло произнес Хальберг. — Но я не слышу ответа.
Родриго вздохнул.
— Не терпится попасть на принудительные работы к Ольшанцеву и там без помех посчитаться с ним? Имей в виду, я этого не допущу.
Хальберг поморщился.
— Ерунду говорите, командир. Перед этим сказали лучше. Плевал я на вашего Ольшанцева. Он мозгляк, я в любой момент могу его раздавить пальцем, и большой чести в этом нет. Но я не привык, чтобы ко мне относились несерьезно. Когда я — сила, я ломаю. Когда надо мной сила, пусть попробует сломать меня. Но унижать пренебрежением… Вы — сила, командир. Воспользуйтесь своей властью, накажите меня! Не заставляйте думать, что вы испугались испортить со мной отношения. Мне хочется верить, что судьбы двух десятков отчаянных парней находятся в твердых руках. Иначе я откажусь признавать над собой вашу власть. И ребята откажутся. Тогда я вам просто не завидую.
«Осел, — подумал Родриго. — Какой осел!»
— Слушай, Йорн, — сказал он. — Конечно, в моих руках власть, и уж будь уверен, делиться ею я ни с кем не собираюсь. А в данном случае моя сила проявится в том, что я не буду тебя наказывать. Не буду, и все. Потому что я деспот. Самодур. Как захочу, так и будет. Удовлетворен? Тоже мне вояка, пришел права качать. Нарочно не буду тебя наказывать, чтобы ты не подумал, будто твое мнение что-то для меня значит.
Каким бы тугодумом ни был Хальберг, он понял, что над ним смеются.
— Не надо так со мной, командир, — сказал он. — Не надо.
— Ладно, Йорн, — сказал Родриго, — поговорим как мужчина с мужчиной. Недоволен мной — набей морду. Если получится, конечно. За последствия не отвечаю. Могу только пообещать, что шеф ничего не узнает. А вот так приходить и трепать своей воспаленной гордостью — это… Ну можешь ты хоть иногда не видеть во мне командира? Пришел бы как-нибудь, поговорил. Я же в конце концов вместе со всеми вами варюсь в одном соку. Так что давай не будем ставить друг другу ультиматумы. Договорились?