Марышев Владимир. Половинки космоса (сборник)

   – Ольга Сергеевна! Это же сотрудник посольства! – почти возмущенно вмешалась Анна. – Я… Я не знаю, как можно подумать…
   – Правильно, Анечка. И подумать нельзя. На то и расчет. И если бы Андрюша в подпитии не достал из кармана не ту карту, мы узнали бы обо всем только по прилету. Так? Так. Все деньги ушли в оплату неизвестной фирме, номер контракта сделки случайно совпал с номером вашей посольской практики. Я думаю, что со счета той фирмы вся сумма ушла куда-то дальше даже раньше, чем мы распаковывали вещи в этой каюте. И предъяви Андрей эту бумажку, – Ольга Сергеевна взмахнула посольским бланком, – он оказался бы в тюрьме не за потасовку, а за подтасовку. За мошенничество в особо крупных. Это понятно? А на любой запрос и протест с Марса на Землю можно истратить целую жизнь. Нас развели, Анечка.
   Анна стиснула виски пальцами. Хотелось выть, хотелось зажмуриться и проснуться. Старуха сопоставила факты, простые как кубики, – и как же страшно! Единственное, что отметила Анна и за что почувствовала к свекрови резкую, истерическую благодарность, было это «мы» – нас развели.
   Боба плакал, стараясь, чтобы мама с бабушкой этого не заметили. Слизывал соленые слезы, поправлял падающий на лоб чуб и сжимал зубы, чтобы не заскулить.
   Ольга Сергеевна педантично сложила бумажки уголок к уголку, спрятала в папку и снова убрала папку в сейф.
   – Первый раз в жизни скажу своему сыну «спасибо» за разгильдяйство! – сказала она сухо. – У нас есть двадцать дней. И можно попробовать что-то сделать.
   – Ольга Сергеевна! Что – сделать?! – взвилась Анна. – Кто – нам – поможет?!
   – Что сделать? – еще более жестко спросила бабушка. – Для начала – подобрать сопли и привести себя в надлежащий вид. Потом – выслушать меня. Здесь помочь себе сможем только мы сами. А на Земле… Сначала надо до нее дотянуться.
   Михай Сегур опаздывал на встречу. На Крымском мосту машины встали намертво. Гравы, проплывающие над опорами моста, тоже еле двигались в обе стороны. Вроде и не час пик…
   На заднем сиденье застывшего впереди электрокара сидела девушка. Что-то знакомое кольнуло осколком воспоминания. Сегур даже наклонился в сторону, пытаясь увидеть хотя бы край щеки. Внезапно девушка обернулась сама и жизнерадостно улыбнулась – как в посольстве девять лет назад.
   Девочка – талантливая художница. Распродала картины через аукционы средней руки, купила билет. Собиралась поработать над марсианским пейзажем год-другой, а потом вернуться в родную Пермь. Родители умерли, брат не подавал вестей уже несколько лет. Хорошая девочка, самостоятельная и умненькая. Сегур вспоминал ее чаще, чем остальных. Однажды даже хотел навести справки, нет ли ее в числе жителей Демократоса, но вовремя себя одернул.
   А за девять лет она совсем не изменилась. Даже похорошела. На душе стало так светло и радостно, только что-то мешало. Сегур почувствовал на себе тяжелый-тяжелый взгляд.
   С заднего сиденья дорогого лимузина в соседнем ряду через слегка затемненное стекло на Михая смотрел индеец. Пристально и без выражения. В его волосах белели длинные перья. А за рулем лимузина никого не было.
   Сегур закричал в голос, дернул дверцу и выскочил на мостовую. Споткнулся и больно ударился о пол. Дрожа, нащупал выключатель, плеснул в фужер коньяку, вышел на балкон и долго курил, глядя в предрассветное небо.
 
   Декабрь, пятнадцатое
   – Где мама? – спросил Боба. Корабельные часы показывали полночь.
   – Скоро придет.
   Бабушка, подключившая к сети свой допотопный агрегат, не отрывалась от него в течение всего вечера. Боба заглянул ей через плечо. Во весь экран было открыто черное окно странного редактора – ни панелей, ни кнопок. Бабушкины сухонькие пальцы достаточно резво молотили по клавишам, но на экране получалась полная абракадабра.
   – А что это за программа, ба?
   – Не программа, – ответила Ольга Сергеевна. – Командная строка.
   Понятней не стало.
   – Все программы на свете написаны на разных языках, – сказала бабушка. – А каждое слово любого языка заставляет компьютер выполнять множество мелких операций. Эти операции меняют значения электронных ячеек либо передвигают плюсики из одной ячейки в другую – больше ничего. Приблизительно так. Теперь это стало почти что утерянным знанием, смешно, правда?
   Бобе не стало смешно, но он все равно улыбнулся. Бабушка в одночасье превратилась в строгого командира, и было гораздо спокойнее думать, что командир знает, что делать.
   За прошедший день Боба успел по заданию Ольги Сергеевны скопировать план эвакуации корабля, раздобыл списки экипажа, выяснил, кто работает в какую смену. Разумеется, вся эта информация лежала в открытом доступе.
   Мама, прошушукавшись с бабушкой почти весь день, исчезла после ужина.
   – С помощью командной строки, – продолжала Ольга Сергеевна, – можно общаться с компьютером на самом простом языке. И самом понятном…
   Боба уже устал удивляться, как мало он знает о собственной бабушке.
   Утром она попросила принести массажер. Эту тяжеленную штуковину едва разрешили взять в ручную кладь, а при досмотре вещей на просветке пограничники и таможенники рассматривали ее всей вахтой. Но бабушка не могла обходиться без этого прибора, так говорила ее медицинская карта, документы на него были оформлены по всем правилам, а срывать пломбы Саратовского завода медицинской техники Ольга Сергеевна марсианам не разрешила. Покрутили так и эдак, похмыкали и пропустили.
   Теперь пломбы полетели в стороны, и пластиковый корпус раскрылся лепестками, обнажая электронное нутро прибора. Схемы, схемы, схемы. Что же такое умное должен уметь массажер-диагност, чтобы собираться из сотен крошечных плат, стеклянных шариков, булавочных микрофончиков, прозрачных кристаллов и сверкающих пружин?
   Ольга Сергеевна, взяв маникюрные щипчики, выломала из массажера несколько крошечных деталей, не обращая внимания на восхищенное Бобино «Ух ты!».
   – Ба, откуда у тебя это?
   – От Деда Мороза, – прозвучало в ответ. Вежливый эвфемизм для «от верблюда». Боба с детства знал, что никакого Деда Мороза нет, а Санта-Клаус «оказался не таким уж и святым». Вот, собственно, и вся информация о дедушке Коле «в открытом доступе».
   Бобе мгновенно разонравились ковбои. Теперь он хотел играть в шпионов.
   Зашипела дверь, и в каюту вошла Анна. Не глядя ни на кого, прошмыгнула в душевой отсек и закрылась. Зажужжала зубная щетка. Ольга Сергеевна прервала свою неспешную лекцию:
   – Борис, пойди погуляй.
   – Ба, ночь же!
   – Над нами есть селф-бар, выпей стакан сока и возвращайся. Мне нужно поговорить с твоей мамой.
   Когда мальчик вышел, Анна села на краешек его койки. Ольга Петровна не пыталась ее торопить.
   – Каюта девять-семь-ноль-три, – глухо сказала невестка. – Рик Матч, кельнер и помощник повара. В ночное время разносит напитки по каютам. Попробуйте подключиться. Прилепила ваш глазик чуть ли не на потолок, прямо над клавиатурой.
   Ольга Сергеевна вставила в свободный порт компьютера небольшую плату – одну из тех, что достала из массажера утром.
   – Пакетное сжатие, – пояснила она, хотя Анна ни о чем не спрашивала. – Датчик движения включает запись, данные копятся в буфере, а передаются импульсно по запросу. – Нажала на ввод. – Вот так.
   Развернула окно просмотра. Стандартная каюта-одиночка. Постеры полуголых девиц над терминалом. Смех, звон бокалов, голос Анны.
   – Можно я выйду? – спросила невестка.
   – Не стоит, – сказала Ольга Сергеевна и включила ускоренную перемотку.
   – Чуть дальше… – робко подсказала Анна. – Я поспорила с ним, из чего смешивают «Марсоход»…
   В кадре появилась блестящая лысина, обрамленная смешными растрепанными прядками. Затем толстые волосатые руки. Мясистый палец с безвкусной печаткой потыкал в кнопки.
   Ольга Сергеевна прокрутила эпизод дважды и аккуратно выписала в блокнот комбинацию клавиш.
   – Подходящий экземпляр. У этого орангутанга, наверное, и мастер-ключ есть.
   Анна хмыкнула. Стараясь построить фразу не оправдательно, а вызывающе, сказала:
   – Схлопотал по физиономии – только распалился. Решил, что это элемент флирта. Ждет совместного ужина.
   – Поужинайте, – пожала плечами Ольга Сергеевна. – И сделай так, чтобы его не было в каюте в новогоднюю ночь.
   – Зачем? Почему в новогоднюю?
   – Много вопросов, Анечка! В этот раз отвечу. Только из служебных кают – полный доступ во внутреннюю сеть. Тридцать первого вечером – потому что раньше нам не успеть.
   Думай, сказала себе Ольга Сергеевна. Или сдайся сразу, потому что игра пойдет на поражение.
   Она старалась вспомнить лица посольских крыс. Как они двигались, как хмурили брови, назидательно втолковывая свои канцелярские премудрости обычным людям. Нужно понимать, как они думают. Удача, если та схема, что она нарисовала, соответствует действительности. В ней задействовано четверо. Назовем их «клерк», «куратор», «сопровождающий» и «встречающий». Людей в отчаянии нельзя оставлять без присмотра – значит, нас ведут и передают с рук на руки.
   Фигура клерка ясна. Куратор – возможно, рэйнджер в галстуке, вышагивавший на заднем плане. Хорошо, если так. Встречающий пока не интересует. А вот та тварь, что находится здесь, на «Фридоме», – очень даже.
   Думай, безмозглая, думай!
   Зайдем с другого бока. Куда они денут деньги? Часть заберет клерк за труды неправедные, остальное должны поделить марсиане. Вывезти такую сумму сотруднику посольства – нереально. Если не думать, что сюда замешан и посол, и марсианское правительство, и… Лучше так не думать, потому что тогда не стоит и рыпаться. Значит, исходим из того, что все происходящее – частная инициатива ограниченного круга лиц.
   Деньги упали на счет фирмы Икс. Официально и легально. От человека, вылетающего на Марс. Или от нескольких, если с арабами провернули такой же трюк. Обвинение в терроризме – вообще безотказная вещь. Хорошо, что с Андрюшей не поступили так же – видимо, решили разнообразить методы.
   Фирма Икс может отправить деньги на Марс только в виде товара. Скорее всего, груз – на этом же корабле. Организовать поставку за двое суток и при этом соблюсти предосторожности – нереально. Да об осторожностях никто, возможно, и не думал. Значит, груз идет скопом, по одной накладной. И Андрюшины деньги – здесь, у нас под ногами. В полной недосягаемости карго-отсеков…
   Стоп! Карго-лейтенант Кастерс, «находящийся при исполнении»! Проверим-ка штатное расписание.
   Ольга Сергеевна из-под пароля кельнера видела достаточно много нового даже в общекорабельной сети. Основная служебная информация по экипажу висела здесь – во внутреннюю сеть включали в основном устройства управления кораблем.
   Так. День ареста Андрея. Дежурный офицер палуб с третьей по шестую – какой-то Донован. Где Кастерс? Ага, Кастерс выходной. Отсюда и два офицера, пришедших с Андреем в каюту. Донован – как дежурный и Кастерс – потому что на стрёме.
   Неразборчиво бормоча под нос какую-то детскую песенку, Ольга Сергеевна погрузилась в работу. Данные о погрузке и транспортные документы от имени кельнера запрашивать было нельзя, но сейчас это и не требовалось.
   Она очень любила присказки про «жил бы в Сочи» и подстеленную соломку. И была рада, что не изменила этим принципам, отправляясь с детьми на Марс. Женщина в возрасте семидесяти четырех лет уже не может хорошенько ударить или точно выстрелить. Но вполне в состоянии обмануть, подслушать, взломать.
   В волшебном чемоданчике бабушки Мороз водились самые разные вещи. Сейчас ей требовался хороший резидентный вирус. Ностальгически пролистав меню боевых программ, Ольга Сергеевна выбрала «Нежность».
   – Арабы, говоришь? – спросила она – и, аминь! – запустила экзешник.
   Первой целью были коды доступа, видеонаблюдение и управление связью.
 
   Декабрь, восемнадцатое
   Боба продемонстрировал бабушке мультфильм собственного производства. Из ровного поля кубиков выползал один, потихоньку взлетал и уносился вверх. Бабушке понравилось. Сказала, что нужно будет немножко доработать.
 

 
   Четвертые сутки Ольга Сергеевна держала в руках связь корабля с внешним миром, но это не решало главной задачи – ей нужно было обязательно выйти на Магду.
   Трафик между Марсом и Землей жестко лимитировался. Пассажирам «Фридома» после выхода из «слепой» зоны рядом с Солнцем разрешалось отправить по одной открыточке своим на Землю. Красочный файл с картинкой «По ту сторону Солнца» плюс несколько строчек текста. Эта услуга включалась в цену билета.
   Немудрено, что на составление письма-инструкции для старой подруги ушло больше сотни открыток. Слово там, фраза тут. Где цифра, где буква. Ольга Сергеевна собрала по кораблю все «мертвые души». Статистика почтовой активности показала резкий скачок. Сто процентов пассажиров отправили весточку на Землю.
   Дошло ли послание? Не утратила ли Магда склонности к дешифровке? Нет ответа и не будет – связь односторонняя.
 
   Декабрь, двадцать второе
   Полоумная старуха на парковочной площадке едва не влезла под стабилизаторы. Стейтон чертыхнулся, сдал назад, опустил машину на площадку и выскочил из кабины.
   – Ви что? – закричал он с акцентом от волнения. – Куда же вы, уважаемая! Можете встать?
   Женщина согнулась, одной рукой держась за ребра. Стейтон дал ей руку, помог выпрямиться.
   – Вы уверены, что не ранены? Нужно в госпиталь?
   Та лишь отрицательно помахала ладонью.
   – Нет-нет, спасибо! Уже нормально.
   – Я могу что-нибудь для вас сделать? – добавил Стейтон из вежливости, уже успокоившись.
   Седая как снег старушка обезоруживающе улыбнулась:
   – Можете угостить чашечкой чая и составить мне компанию.
   Чаепитие стало расплатой за оплошность. Через двадцать минут у Стейтона уже пухли уши от историй про подруг, родственников, политических деятелей, артистов и журналистов. Видимо, одинокой старушке не часто удавалось выговориться, и Стейтон стал ее случайной жертвой.
   – … а что же ей, бедняжке, делать?! – восклицала мучительница. – От такой жизни – хоть на Марс улетай! Ведь нельзя же стерпеть такой несправедливости…
   – Справедливости вообще не существует, – машинально отметил Стейтон.
   Старушка, внезапно замолчав, посмотрела на него с прищуром. Холодно, как энтомолог на жука. И сказала:
   – Вы считаете? А мне кажется, что нет только всеобщей справедливости, потому что это такая же химера, как коммунизм или демократия. А маленькой, локальной справедливости – отчего же не быть?
   Стейтон почувствовал себя не в своей тарелке. Подозвал официантку, чтобы рассчитаться, поднялся и начал надевать пальто, давая понять, что рандеву закончено.
   – Вы не ответили, мистер Стейтон, – настаивала старушка. – Или вы против того, чтобы хотя бы в малом иногда брала верх справедливость?
   – Да ничего я не против… Простите, не расслышал ваше имя?
   – Радецкая, – сказала она, – Магда Радецкая.
   – Было очень приятно познакомиться, госпожа Радецкая!
   – А раз вы в принципе не против, – продолжала неугомонная старуха, – то отнесетесь с пониманием к тому повороту судьбы, который вас ожидает.
   Стейтон замер в дверях. Нужно было просто выйти из кофейни, но что-то держало. Обернулся.
   – Вы колдунья? – шутливо спросил он.
   Магда протянула ему визитную карточку.
   – Нет. Но могу сказать и без колдовства, что ваше имущество на «Фридоме» тает на глазах. Захотите исправить ситуацию – обращайтесь.
   И первой вышла на улицу мимо ошарашенного Стейтона.
 
   Декабрь, двадцать девятое
   Ольга Сергеевна изучала чертежи «Фридома». Как ни крути, получалось, что придется идти через шахту гравиколодца. Перед глазами то и дело расплывались темные пятна – она не спала уже четвертые сутки.
   Для корабля свободного падения оптимальная форма – тор. Проще – бублик. Когда корабль минует разгоняющее его своим притяжением небесное тело, то гравы перекручивают поле, создавая в пустом центральном колодце аномалию до пятидесяти «же». Сам корабль остается в «разреженной» зоне – с нулевым весом – и, как выпущенный из рогатки камень, устремляется по заданному маршруту.
   Для создания на пассажирских палубах вертикального «поля комфорта» в один «же» используют внутренние гравиколодцы. Гравитационное поле закольцовывают, в колодцах сила тяжести больше десяти «же» направлена строго вверх.
   Ольгу Сергеевну расчеты и выкладки интересовали лишь постольку поскольку. Сейчас она ощущала себя практиком. Состарилось тело, одрябли мышцы, стали хрупкими кости. Осталась только воля – по-прежнему железная, несгибаемая воля. И то хлеб.
   Боба третий день дорисовывал заказанный бабушкой набор объемных картинок. К счастью, не задавал лишних вопросов – Ольга Сергеевна была на взводе, потому что до той даты, что она указала Магде, оставалось лишь два дня, а дать повторное сообщение уже было нельзя.
   «Нежность» пока держала занятые позиции. Сквозь прорубленную вирусом брешь Ольга Сергеевна накачала сеть «Фридома» программами-перехватчиками, позволяющими внести коррективы в любой информационный поток. И только внутренняя сеть корабля, не соединенная с основной и отвечающая за системы навигации, жизнеобеспечения и распределения энергоресурсов, оставалась пока недоступной.
   Такой корабль как «Фридом» – слишком большой и сложный объект, чтобы команда могла не доверять поступающим из сети данным. Любая ложь, подтвержденная уполномоченной программой, воспринималась как безусловная истина.
   Системы защиты корабельной сети проявляли обычную активность – но лишь на экранах мониторов, а на самом деле спали мирным сном, убаюканные «Нежностью». Полет проходил тихо и спокойно, в штатном режиме… с точки зрения дежурных инженеров «Фридома».
   А на Марс и оттуда на Землю летели панические сообщения о выходе из строя пневматики карго-отсеков. Тысячи грузовых контейнеров крепились снаружи к самой нижней палубе «Фридома» – такое размещение многократно облегчало погрузку и разгрузку в невесомости. После прохождения ближайшей к Солнцу точки по нескольку раз в сутки курс корабля корректировался поворотными дюзами. Будь какой-нибудь контейнер не закреплен, он при очередном рывке выскользнул бы из захватов и постепенно отстал от «Фридома» навсегда.
   Диспетчерская на Фабиусе отправляла одно послание за другим, пытаясь вместе с инженерами «Фридома» разобраться в происходящем. И Ольге Сергеевне приходилось круглосуточно поддерживать от имени экипажа переписку.
   Когда Боба выполнил бабушкино задание, специалисты на Фабиусе убедились воочию, что в панцире корабля, составленном из контейнеров, зияют невосполнимые бреши – с «Фридома» поступили данные телеметрии. Еще один кубик выскользнул из общего ряда и медленно уплыл прочь. Сообщение отправил дежурный карго-лейтенант Кастерс.
   – И что же это за фонд? – Стейтон недовольно отодвинул кофе и крутил в руках злополучную визитку. – Никогда о таком не слышал!
   – Фонд защиты демократического выбора, – терпеливо повторил помощник. – Какая-то формация при нынешнем правительстве. У них же никогда не поймешь, кто у руля, а кто – пшик. Раз с таким названием – легче принять, если хотят встретиться.
   Я остался совсем один, подумал Стейтон. И никто со мной встречаться не собирается. С «Фридомом» творится непонятное. Неделю от Кастерса нет ни одного персонального письма, зато официальные сообщения поступают одно за другим. Утерян контейнер. Утерян контейнер. Утерян контейнер. Ересь, но факт.
   Стейтон решился и вызвал указанный в карточке номер.
   – Здравствуйте, мистер Стейтон! Хотите подъехать?
   Проклятая старуха.
   В том же самом кафе, за тем же самым столиком, Магда участливо смотрела на дипломата, решающего неприятную для него задачу.
   – На мой взгляд, это очень выгодное предложение, – сказала старушка. – У вас не отбирают все подчистую. Продав остатки товара на Марсе, вы останетесь весьма зажиточным человеком. А во всех документах Фонда будете числиться почетным спонсором. Разумеется, без разглашения подробностей.
   Стейтон разглядывал свои руки. О чем говорить? Весь заработок с пятнадцати последних операций вложен в товар. Десятки контейнеров. И сейчас там, в невообразимой дали, на подлете к Марсу, они один за другим улетают в никуда. Деньги в вакуум. Только хитрый Сегур забрал свою долю сразу.
   Дипломат поднял голову.
   – Вы говорили, спонсорство – это мудрый политический шаг?
 
   Декабрь, тридцать первое
   – Мам, а мы разве не вместе будем отмечать?
   Анна – в парадном макияже, на высоких каблуках, одетая в переливающееся и струящееся – замерла у двери, думая, как ответить.
   – Борис, у тебя на Новый год совсем другие планы, – вмешалась бабушка, украдкой махнув Анне рукой: иди, мол. – Вы готовы, молодой человек?
   – Что, сегодня? – Боба почувствовал, как в желудке скручивается тугой комок.
   – Сейчас проверим, все ли ты запомнил, – сказала Ольга Сергеевна.
   Под вспышками журналистов Стейтон впервые чувствовал себя неудобно. Передача щедрого дара от марсианской коммерческой структуры земной общественной организации стала новостью дня.
   Наряженная в нелепые кружева Радецкая улыбалась в камеры, жала Стейтону руку «от имени и по поручению», несколько раз трогательно выступала.
   И только когда пресс-конференция закончилась, отвела дипломата чуть в сторону и сообщила заговорщицким шепотом:
   – Неприятно говорить об этом сейчас. Но у вашего Касперса?.. Кастерса?.. В общем, у вашего подельника, кажется, развязался язык. Надеюсь, вы продумаете, какие шаги стоит предпринять в этой ситуации?
   Сначала в девять тысяч семьсот третью прошла бабушка. Боба аккуратно блокировал все камеры наблюдения на ее пути, потом так же она провела его. На служебной палубе никого не было – все, кроме несчастливчиков из дежурной смены, уже собрались в ресторане.
   Около получаса ушло на вход во внутреннюю сеть и поиск нужных систем. «Нежность» перетекала с сервера на сервер, оглушая, но не раня системы безопасности, выстраивая заборчик между работающими службами жизнеобеспечения и пультами дежурных офицеров. По сути, корабль оказался в руках двенадцатилетнего мальчика.
   Ольга Сергеевна вставила в ухо горошину передатчика, приклеила к губе мушку микрофона и чмокнула внука в затылок.
   – Надеюсь на тебя! – сказала она. – Как только я скажу – запускай кино. Если вдруг пропадет связь – то ровно через восемнадцать минут.
   Бобе еще никогда не было так одиноко.
   Пришлось избегать лифта.
   Круглый колодец метров трех шириной. Гнутые чугунные скобы. Нужно к ним прижиматься всем телом. В сантиметрах за спиной – обратная тяга. Стоит чуть отстраниться от лестницы, и десятикратное по отношению к земному ускорение рванет за шкирку как котенка.
   На середине пути Ольга Сергеевна окончательно выбилась из сил. Не слушаются пальцы. Ладоням жарко в перчатках. Не гнутся колени.
   – Здравствуй, Дедушка Мороз, злостный алиментщик, – процедила она, перехватывая ступеньку, опуская ногу, стягивая вниз тело. – Ту фигню, что ты принес, не берет оценщик.
   В запасе было много стишков и частушек. Но очень мало времени.
   На уровне последней пассажирской палубы вектор притяжения изменился, и Ольге Сергеевне стало казаться, что абсолютно прямая лестница из отвесной превращается в крутую – вестибулярный аппарат поворачивал мир согласно собственным представлениям о верхе и низе.
   Техническая палуба не предназначалась для людей. Ольга Сергеевна миновала межпалубную переборку, скрывающую в себе гигантское панно гравитационных линз, и, как в холодную воду, погрузилась в невесомость.
   Днище корабля было покрыто ровными рядами грузовых захватов. Поле одинаковых пирамидок разбегалось во все стороны, скрывая края в темноте. В тусклом свете аварийного освещения это напоминало военное кладбище. Глянцево черные трехметровые выпуклые круги гравитационных линз нависали с другой стороны, в невесомости не кажущейся верхом. Столбы света из колодцев мерцали безжизненным белым светом.
   Между пирамидками чуть искрили гравитационные призмы, поворачивающие невидимые потоки притяжения от каждой из линз в сторону ближайшего колодца.
   Ольга Сергеевна, осторожно оттолкнувшись, поплыла над грузовыми захватами, от одного к другому, сверяясь с маркировкой. Когда нужная пирамидка оказалась перед ней, Ольга Сергеевна почувствовала, будто вошла домой после долгого дня.
   – Я на месте, Борис, – негромко сказала она.
   – Отлично, ба! – воскликнул Боба. – Гашу свет в колодце.
   За спиной стало еще темнее.
   – А теперь… – сквозь шорох помех Ольга Сергеевна не могла услышать, как дрожит голос внука, – кинокомпания «Боба-фильм»… при содействии «Мороз-Продакшн»… представляет…
   Дежурный офицер Кастерс, не веря собственным глазам, смотрел на монитор. Из сплошной мозаики подцепленных к днищу «Фридома» контейнеров один тридцатитонник сначала показал белые бока, потом выплыл целиком и, чуть заваливаясь на один бок, начал удаляться от корабля.