Машков Владимир. Между 'А' и 'Б' (Здравствуй, Валерка! - 1)

   - Так кого прикрепим к Коробухину? - повторила вожатая Кира.
   - Я буду помогать Валерию, - рядом со мной решительно хлопнула крышкой парты Ира.
   Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
   - Можно мне? - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
   - Почему? - спросила Кира.
   - Но ведь у Иры занятия в музыкальной школе, и потом она... - я изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
   - Хватит, - сказала Ира.
   - Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
   Я пожал плечами.
   БОЛЕТЬ - НЕ МОЕ ПРИЗВАНИЕ
   Дзинь!
   Это к нам позвонили.
   - Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
   - Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
   Я слабым движением руки показал: входи, мол, видишь - лежу... еле жив...
   - Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
   Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
   - Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
   - Энцефалит, - сказал я.
   - Что-о-о?
   - Энцефалит и еще глаукома, - сказал я, и на моих глазах заблестели слезы. Мне и самому вдруг показалось, что я серьезно болен, еле дышу и скоро, наверное, очень скоро умру.
   - Я сейчас же сбегаю за врачом. - Ира начала поспешно застегивать пуговицы пальто.
   - Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
   - Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства нет".
   - Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала Ира.
   Я покивал головой.
   - Может, тебе книжку почитать?
   Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
   - Сколько времени?
   Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
   - Половина четвертого.
   - Еще часов пять лежать надо.
   - Так долго? - удивилась Ира.
   - Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
   - Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
   - Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
   - До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я к тебе вечером зайду! - крикнула она.
   Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
   Дзинь! Снова к нам.
   Я моментально вытягиваюсь на тахте.
   - Входите, - жалобно говорю я.
   - Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
   - Ты один?
   - Да, один, а что?
   Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть это не мое призвание.
   Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него торчат лыжи.
   - Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее слезы на глазах были.
   Я застонал, как настоящий больной.
   - Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
   - У нее телефон дома, - сказал Семка.
   - Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
   - Да что с тобой? - недоумевал Семка.
   - Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь. Айда лучше кататься на лыжах.
   Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с моей жизнью и легко все это себе представите.
   Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
   Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
   Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
   - Будем заниматься.
   - Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
   - Начнем с физики, - строго сказала Ира.
   - Начнем, - как эхо, повторил я.
   Ира решительно тряхнула головой.
   - Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь сделать, даже жить трудно.
   - Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
   - Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
   Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог, вынутый из духовки.
   - Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду. А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
   Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
   - Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
   - Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
   Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
   - Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
   - Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
   - Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
   - Мне Семка нравится. Он очень добрый.
   - До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
   - А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
   Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
   Я сел за стол:
   - Займемся.
   Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной занимается.
   А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она хорошо влияет на меня, шалопая.
   ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!
   Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и задачек, Ира предложила:
   - Хочешь послушать, как я играю?
   - Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по клавишам, и я все услышу.
   Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась, я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
   - Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю. Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась она.
   Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с большей радостью погонял бы на лыжах.
   Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
   - Здрасте! - весело сказал я.
   - Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
   - Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила Ира.
   - Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
   Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
   - Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
   И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
   - Хватит.
   И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино по крышке.
   - Шикарное!
   Ира просто расцвела.
   - Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
   Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
   - И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? спросил я, развалясь в кресле.
   - Пока только по нотам, - ответила Ира.
   Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в нормальных книжках, были сплошные ноты.
   - Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила: "На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься погибнуть за свободу, пойдем с нами".
   Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
   И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
   - Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А Ириша музицирует.
   - Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот самый Марат.
   - Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
   Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или Чайковский?..
   И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а еще с кем?
   С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом: "кормили" его снегом.
   - Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
   "И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у меня в голове.
   - А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
   - Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
   - Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А это Марат. Он учится в восьмом классе.
   Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому что он побелел еще сильнее.
   Я улыбнулся.
   - Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
   - Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты, выходит, живешь в этом доме? Отлично...
   Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты живешь. И теперь ты в моих руках".
   - Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке, на горке.
   - Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково приятные для обоих.
   - А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
   - Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
   - Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
   - Что хочешь, - ответил Марат.
   И тут я схватился за голову.
   - Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
   Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему на прощанье.
   Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли вправду на плите чайник. Нет, конечно.
   Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата. Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на пианино.
   Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек. И чего он к Ире в гости приходит?
   "Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
   Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
   Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.
   "ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА"
   В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово проучили Гороха и его ребят.
   - Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
   - Веселое было зрелище, - согласился я.
   На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый отсвет. Никто сюда не забредал, все старались обойти стороной наш ракетодром.
   Сзади неожиданно захрустел снег: кто бы это мог быть? Обернулся четверо парней, не торопясь, двигались к нам.
   Почему-то я сразу сообразил: это приятели Марата. Наконец они нас подкараулили.
   Семка толкнул меня в бок:
   - Смотри, еще трое.
   Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое. "Великолепная семерка", подумал я ни к селу ни к городу. Мы окружены. Уже в двух шагах ехидно улыбающееся лицо Марата.
   Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки.
   - Бить будут? - вертит головой Семка.
   - Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку.
   И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус, парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами..."
   - Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу! - вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит.
   Мы лихорадочно лепим снежки, но пустить их в ход не успеваем - враги наваливаются на нас. Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу, как здорово сражается мой друг. Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти.
   Я кричу:
   - Молодец, Семка! - и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом, изловчившись, вскакиваю и снова начинаю колотить руками всех, кто подвернется.
   - Вперед, наших бьют! - слышу я крик.
   Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут к нам на помощь мальчишки.
   В это время кто-то здорово треснул меня по голове. Но прежде чем упасть, успеваю заметить, что на подмогу к нам примчались Горох и его ребята.
   Ну и ну!
   Когда я подымаюсь, вернее, когда Семка поднимает меня, гороховцы во главе со своим атаманом возвращаются к нам, шумно размахивая руками. "Великолепной семерки" и след простыл.
   Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают.
   - Вот это фокус! - присвистнул Горох. - Посмотрите, кого мы спасли?! Наших главных врагов!
   - Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка.
   - И на старуху бывает проруха, - развожу я руками.
   - А здорово они вас отутюжили. - Горох с улыбкой вглядывается в наши распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают.
   - Ну, вот что, - я поправляю шапку. - Кончай разговоры, приступим к делу. Давайте драться.
   - Айн момент, - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда?
   - Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха.
   - Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут.
   - Ага, - подхватываю я. - Раз случай свел нас вместе, давайте объединимся и всыплем этим типам как следует.
   - У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох.
   - А там мы их... - Я сжимаю кулаки.
   - Бегом, - крикнул Горох.
   Переулками, срезая путь, мы добираемся до Первомайской и у переезда устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника.
   - Неужели прошли? - волнуюсь я.
   - Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят.
   "Великолепная семерка" чуть ли не бегом приближается к переезду. Они все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом.
   - Давай, - тихо говорю я. И мы с Семкой привстаем, готовые броситься навстречу семерке.
   - Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку, завязывает на ней петлю и, сильно размахнувшись, бросает самодельное лассо под ноги Марату. Марат сразу летит на землю, и Горох за одну ногу подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и совсем не великолепную шестерку.
   Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и ногам, а четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не будут. И вообще, если бы не Марат, они бы ни за что не напали на таких замечательных ребят, как мы.
   - Может, отпустим? - разжалобился Семка.
   - Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох.
   Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут размышляю. Не верю я людям, которые сперва дадут тебе по зубам, а потом говорят, что они этого не хотели и вообще они ангелы. Я таким типам ничего не прощаю, ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может, вот этот мне и залепил, который сейчас хнычет и просит отпустить его к мамочке?
   Я поглядел на приувядшую семерку, а потом на сугробы снега, которые сегодня завалили всю улицу. И еще раз на семерку, и еще раз на сугробы.
   Веселая идея рождается сама собой.
   - А что, если "великолепная семерка" тунеядцев потрудится на благо улицы Первомайской? - восклицаю я. - Сейчас мы раздобудем для них лопаты, и пусть мальчики, засучив рукава, с огоньком очистят улицу от снега.
   Мое предложение проходит на "ура".
   - Труд создал человека, - важно изрекает Горох.
   Мы с Семкой отправляемся в ближайшие дома за лопатами, а Горох со своими сторожит тунеядцев.
   Мы стучим в двери и говорим:
   - Наш пионерский отряд решил очистить вашу улицу от снега. Дайте нам, пожалуйста, лопату.
   Жители улицы охотно дают нам деревянные лопаты, а некоторые даже помощь свою предлагают. Но мы благородно отказываемся:
   - У нас такие ребята и так любят работу, что мы быстро справимся сами.
   Мы вручаем четверым тунеядцам орудия труда. Троих связанных охраняет Горох. Мы же не спускаем глаз с тех, кто работает, а когда надо, покрикиваем, командуем.
   Тунеядцы начинают энергично. Их лопаты так и мелькают в воздухе. Вскоре они очищают тротуар перед пятью домами. Но, переусердствовав, Марат и его дружки выдыхаются и начинают еле шевелиться.
   - Эй, Горох! - кричу я. - Давай вторую смену.
   Горох развязывает троих пленников, они жадно хватают лопаты и начинают с такой силой метать снег, как это делает хорошая машина. Четверо из первой смены, привалившись к забору, отдыхают.
   В две смены "великолепная семерка" быстро очищает тротуар. Остается совсем немножко.
   - Ладно, хватит, - командую я. - Сматывайтесь.
   - И запомните, - показывает могучие кулаки Горох, - кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет.
   Мы хохочем. Повесив носы, измотанные, но перевоспитанные, тунеядцы идут через переезд к проспекту.
   С неочищенной частью тротуара мы справляемся за полчаса.
   Домой возвращаемся почти друзьями. Вот ведь как странно бывает: мы с Горохом - почти друзья...
   ИЗ ПУСТОГО В ПОРОЖНЕЕ
   Уже три дня, как болеет Ира. У нее грипп вместе с ангиной. Ребята целой толпой навестили Иру, и Семка каждый день носится к ней.
   А я ни разу не зашел к Ире. Мне как-то неудобно. Потому что вчера я получил новую двойку по математике. И мне первый раз в жизни стыдно, что я получил двойку. Раньше нахватаешь "пар" и гордишься ими, как олимпийскими медалями. А теперь почему-то стыдно. Я представляю, как строго посмотрит на меня Ира, и у меня мурашки начинают по коже стометровки бегать.
   Мама сердится:
   - Почему ты не навестишь Иру?
   - Боюсь заразиться, - отвечаю я. - Ты ведь знаешь, какой грипп заразный. И ангина тоже.
   - Никто тебя не заставляет с ней целоваться, - сердится мама.
   - Вот еще не хватало - целоваться, - фыркаю я. - Не пойду и все. Ты спроси у нее, не нужно ли ей вызвать "скорую помощь"? - Я открываю дверь и последние слова кричу вдогонку маме, которая торопливо поднимается на четвертый этаж, где живет Ира.
   А самое обидное, что двойка у меня какая-то глупая. Вообще двоек умных не бывает. Это понятно. Но моя последняя двойка была уж очень глупая, а от этого - обидная. Потому что сперва она была пятеркой.
   Позавчера мы писали контрольную. Вы же знаете, как пишутся контрольные - по вариантам. Ты решаешь одну задачу, а твой сосед - другую.
   А я сидел один. Одному, сами понимаете, скучно решать. И я попросил Павла Захаровича пересадить меня к Леньке Александрову. Я сидел на предпоследней парте, у самой двери.
   - Здесь дует, Пал Захарыч, а у меня насморк, - я усердно пошмыгал носом.
   Павел Захарович пересадил. А что тут такого? Ленька решает один вариант, а я другой. Не спишешь все равно.
   Нашему варианту попалась эта самая задача, вы ее, наверно, тысячу раз решали: про бассейн, который одна труба наполняет водой, а в другую, наоборот, вся вода выливается. Мне такая арифметика совсем не нравилась. Однажды я в ответе написал: "Надо сказать завхозу, чтобы он починил вторую трубу". Такое решение мне подсказала мама, когда мы с ней два часа бились над задачей, но так и не смогли ее одолеть. И вот на контрольной - такая же.
   Зато Ленькин вариант был гораздо интереснее. Из пункта А в пункт Б выехал поезд. Его скорость пока неизвестна. А навстречу ему вышел пешеход. Скорость пешехода 6 км в час. Когда и где они встретятся, если расстояние от пункта А до пункта Б - 240 км.
   Тут можно было пораскинуть мозгами. Надо сперва узнать, когда все это происходило. Если зимой, то вряд ли человек может пройти в час 6 километров. Я представил, как он идет, закрываясь от резкого ветра, как снег метет ему в лицо. Нет, вряд ли за час он пройдет 6 километров. Но, может, он на лыжах? Тогда надо было про это написать. В таком случае, конечно, он может и больше за час пройти.
   А если действие в задаче происходит не зимой, а летом, какие тогда лыжи?
   Летом, конечно, пешеход пройдет в час 6 километров. Но только с утра, когда прохладно. А потом, когда солнце станет припекать, человек еле-еле поплетется. Я вообразил, как пешеход развалился в тени под деревом и вытирает пот, как он облизывает потрескавшиеся губы: ему, наверное, здорово хочется пить. Тут за час если на 2 километра продвинешься, и то хорошо.
   Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу, надо торопиться навстречу поезду.
   А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах, что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия подставить.
   Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в порожнее.
   И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить, так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник.
   Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь.
   Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка, Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться?
   Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь.
   - Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова - тот же блеск, та же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец.
   Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен.
   - И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу.
   Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался.
   - Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости поезда и пешехода.
   И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней мере открыл закон всемирного тяготения.
   - Павел Захарович! - вскочил Ленька. - А почему он решал про поезд, когда ему надо было решать про бассейн?
   - Про бассейн? - Павел Захарович нахмурился.
   - Да, - продолжал Ленька. - Он же сидел рядом со мной на контрольной. Вы его сами пересадили.
   Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку.
   - Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? - сказал он, поморщившись. - Ставлю тебе двойку.
   - Мне просто понравилась задача про поезд, - воскликнул я. - Мне надоели задачи про бассейн.
   Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор.
   Я показал Леньке кулак.
   - Ябеда, получишь.
   Ленька покраснел.
   - Но это остроумное решение придумал я, а не ты.
   - А может, и я тоже? - ехидно спросил я.
   - Я тебе не верю, - сказал Ленька. - Воровать чужое остроумное решение нельзя, это не списывание, а плагиат называется.
   Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел Захарович тихо сказал:
   - Продолжим урок.
   РУКОПОЖАТИЕ ПОД ФОНАРЕМ
   Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и грустно.
   Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный тенор - толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина сестра сказала:
   - В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто.
   Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр.