внимательно на мою кожу.
Ребята поглядели внимательно.
- Такая кожа бывает у самых непородистых гусей, которых никогда вообще
не жарят, а тем более с яблоками.
Ребята молчали.
- Итак, - закончил я краткую речь о вреде купания в жаркий летний день,
- итак, я показал вам пример, как не надо себя вести, пример, до чего может
докатиться человек, который без спроса лезет в ледяную воду.
Я стал усердно изображать, как меня трясет озноб. Ну, точно как
мальчишка яблоню в чужом саду.
- Тебе надо, Коробухин, лечь в изолятор, - посоветовала Капитолина
Петровна.
- Больше мне некуда лечь, только в изолятор, - с готовностью согласился
я.
Поддерживаемый с обеих сторон и укутанный в сто одежек, я заковылял к
лагерю.
В продолжение моей речи Горох удивленно хлопал глазами. Неужели я,
закаленный парень, наверное, думал он, и смог простудиться в такую жару?
Когда меня повели, я подмигнул Кольке: не трусь, все в порядке. Горох
расцвел. Он все понял.
- Валерка! - крикнул Колька. - Как поправишься, приезжай ко мне. Тут
недалеко. Проедешь через мостик, а потом прямо по лесу, а потом налево и еще
немного прямо, а тогда уже направо - и будет Зеленое.
- Приеду! - крикнул я Кольке.


    ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,


В КОТОРОЙ ВОДА НЕОЖИДАННО НАГРЕВАЕТСЯ

От выслушивания нотации Капитолины Петровны я отвертелся, а от
изолятора - нет. Но мне кажется, лучше валяться здоровым на больничной
койке, чем таким же здоровым слушать, как тебе читают мораль.
Я вытянулся на кровати и стал думать. Что еще делать больному, как не
думать? У здорового на это всегда времени не хватает, дел у него по горло. А
больному ничего не остается, как размышлять обо всем на свете. Тяжелое это
занятие. Поэтому никто и не любит болеть.
Я тоже думал обо всем, но одна мысль особенно настойчиво появлялась в
моей голове, на какое-то мгновение исчезала, а потом вновь возвращалась. И
все из-за термометра, который сунула мне под мышку врачиха в изоляторе.
Конечно, никакой температуры у меня не было и в помине, поэтому я сразу
вынул градусник и стал его внимательно изучать.
Вот что меня удивило. Стоило подержать в руке кончик термометра или
постучать по нему пальцем, как столбик ртути полз вверх.
Почему же термометр Капитолины Петровны вел себя не как термометр: все
время показывал одни и те же ужасно надоевшие 17 градусов? Было от чего
поломать голову.
Я вертел в руках градусник и задумчиво щелкал по его кончику, когда в
изолятор вошла врачиха.
- Какая температура? - спросила она.
Я молча протянул ей градусник.
- 37 и 3, - задумчиво сказала врачиха. - Придется полежать.
Она заставила меня принять лекарства и опять удалилась в свой кабинет,
который был рядом с изолятором. Сквозь неплотно прикрытую дверь я увидел
шкаф со всякими врачебными штучками. И среди них - целую коллекцию
термометров - и для подмышек, и для воды. Разглядывая их, я продолжал
безуспешно ломать голову.
Вот говорят: утро вечера мудренее. А у меня получилось наоборот. За
целый день не появилось ни одной путной идеи. А только стало темнеть, я
понял, в чем дело и как мне надо поступить.
Съев с аппетитом ужин, я принялся ждать наступления ночи.
- Валерка! - послышался тихий шепот и вслед за ним стук в окно.
Я приподнялся на кровати. За окном в полном боевом составе находилась
веселая дюжина. Но только почему-то она была совсем грустная. Ах да, я же
болею, и ребята переживают. Я растрогался.
- Ты придуриваешься или серьезно заболел? - осведомился Юрка.
- Ни первое, ни второе, а третье, - как всегда, афоризмом ответил я.
Рассмеявшись, ребята вновь превратились в веселую дюжину.
- Завтра я выздоровею и приду к вам, - пообещал я. - А еще - завтра мы
все будем купаться в речке.
- Ну-у? - удивились ребята.
Конечно, не тому, что я за одну ночь стану здоровым, а тому, что все мы
завтра будем купаться в речке.
- Будь здоров! - сказали ребята, и я снова остался один в изоляторе.
Горн пропел, что пора спать и сны приятные видеть. Мимо окна,
переговариваясь и смеясь, прошли вожатые. Потом стало совсем тихо. Еще надо
немного обождать. Чем больше я старался не спать, тем больше меня клонило ко
сну. И наконец я захрапел.
Проснулся неожиданно. Была темная ночь. Который теперь час? Неважно
который, надо действовать.
Я встал, пошарил под кроватью - кед не было. Поискал под стулом - тоже
нету. Исчезли и брюки с рубахой. Наверное, их припрятали, чтобы я не сбежал
из изолятора. Была не была, пойду в чем есть. Все равно - я больной, хуже не
будет.
Я осторожно пробрался в кабинет врачихи и открыл стеклянные дверцы
шкафа. Нащупал нужную мне вещь, вернулся с ней в свою комнату.
Потом вылез из окна и потрусил к домику Капитолины Петровны. На мое
счастье, окно было распахнуто. Я подтянулся на руках и заглянул в комнату.
Капитолина Петровна спала. Вещь, которая меня интересовала, лежала на столе.
Я дотянулся до нее и взял, а вместо нее положил ту, что добыл в медицинском
шкафу.
К изолятору я просто летел. И тут на свою беду повстречал еще одного
полуночника. Это был Ленька Александров.
Удирать было поздно, и от растерянности я стал делать зарядку. Наклоны
влево и вправо.
- Чего ты по ночам бродишь? - Ленька подозрительно поглядел на меня,
облаченного в одни, плавки.
- А мне врачиха прописала ночные процедуры для закаливания организма, -
не прерывая зарядки, объяснил я.
Ленька ничего не сказал и пошел дальше. А я понесся что было сил к
изолятору.
Как только мой нос прикоснулся к подушке, я заснул без задних ног.
Утром врачиха со мной распрощалась, сказав, что у меня нет никакой
простуды.
Веселая дюжина встретила меня с восторгом.
Снова, как и ежедневно перед обедом, Капитолина Петровна повела нас на
речку. Снова мы уселись на берегу и жадными глазами смотрели на воду.
Капитолина Петровна сбежала по обрыву к реке и опустила в воду
термометр. Я почувствовал, что меня начинает бить взаправдашний озноб.
- К сожалению, только 17 градусов, надо ждать, - вздохнула Капитолина
Петровна и запела: "Распрягайте, хлопцы, коней..."
- Можно, я посмотрю? - я протиснулся к термометру. Так я и знал -
красный столбик поднялся к 21 градусу.
- Глядите, - крикнул я, - 21 градус! Капитолина Петровна, ребята,
глядите - 21 градус. Можно купаться!
- Погоди, - остановила меня Капитолина Петровна. - Откуда 21 градус?
- Точно, 21, - зашумела веселая дюжина, которая сумела поближе
подобраться к термометру.
- Не может быть, - прошептала Капитолина Петровна. - Сейчас я
перемеряю, тут, вероятно, ошибка.
- Ребята, я никому не позволила раздеваться, - крикнула Капитолина
Петровна, увидев, как мы радостно сбрасываем брюки и рубахи. Она долго
полоскала термометр в воде, не решаясь на него взглянуть.
Когда все же взглянула, красный столбик продвинулся вверх еще на
полградуса.
- Ничего не понимаю, - растерянно шептала Капитолина Петровна, а по
обрыву с шумом слетали ребята из нашего лагеря. Впереди всех неслась веселая
дюжина. Огибая старшую вожатую, мы с ходу врезались в воду.
В реке мы плавали наперегонки, ныряли, шумели, плескались. А по берегу
ходила ошеломленная Капитолина Петровна, пытаясь разгадать, что же все-таки
произошло. К ней на помощь пришел Ленька Александров. Он зашептал что-то на
ухо старшей вожатой, показывая на меня и на термометр, который до сих пор
сжимала в руке Капитолина Петровна.
Вы уже, наверное, догадались, что в ту ночь в изоляторе мне удалось
обменять испорченный термометр на новый.
Капитолине Петровне, наверное, тоже все стало ясно. Тем более, что ей
помог Ленька. Капитолина Петровна погрозила пальцем в мою сторону, и мне
ничего не оставалось, как, набрав побольше воздуха, скрыться под водой.
Меня и веселую дюжину ждал серьезный разговор со множеством
восклицательных знаков. Но ничего страшного не произошло, потому что
началась война.


    ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,


В КОТОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ ВОЙНА
"САПОЖНИКОВ БЕЗ САПОГ" С "ТОЛСТЫМИ СОСИСКАМИ"

Утром на линейке Капитолина Петровна громко объявила:
- После завтрака начинается военная игра. В ней участвуют два лагеря -
наш и соседний, "Ракета". С условиями игры вас познакомят вожатые.
Ребята дружно закричали "ура!" и зашагали в столовую.
В нас уже вселился воинственный дух. Нам хотелось скорее нападать на
врагов и, конечно, побеждать их. И еще мы жаждали, чтобы враги удирали без
оглядки. Ребята ждали только приказа. Аскольд, как назло, куда-то
запропастился.
Наконец вожатый пришел и объявил без тени улыбки:
- Ребята, нам дали важное задание - охранять задние ворота лагеря. Сами
понимаете, противник будет нападать на нас с тыла.
Игра нас ждала вот какая. Мы должны были похитить у соседей их флаг, а
они - наш.
Наши соседи, конечно, охраняют свое знамя - будь здоров. Но мы тоже
себе на уме. У нас вокруг флага крепкий оборонительный заслон. На подступах
к линейке, в кустах вдоль забора и у ворот, притаились засады.
Мы залегли под забором, прижавшись к земле и затаив дыхание. Мы ждали,
что вот сейчас, сию минуту, появится на заборе темная фигура неприятеля. Он
оглядит окрестности и, не заметив никого, махнет своим: "Давай". И когда они
все, голубчики, окажутся на нашей территории, начнется бой. Я поглядел на
ребят. У всех горели глаза и чесались руки.
Но мне почему-то пришла в голову и такая мысль. Вот жили в соседнем
лагере ребята. Ребята как ребята. Мы их даже ни разу не видели. А теперь они
наши противники и мы с ними воюем.
Но долго размышлять мне не пришлось, потому что из соседнего лагеря
раздался крик:
- Эй вы, сапожники!
Ребята вопросительно глянули на меня. Все-таки я председатель, и в
военное время (а сейчас идет война, это всем ясно) мой чин приравнивается к
рангу командира.
Я, пошевелив мозгами, приказал:
- На провокации неприятеля не поддаваться!
Сквозь щели я видел, что на заборе противника удобно устроилась орава
ребят.
- Они, наверное, все передохли! - кричал один.
- Да они просто трусы! - вопил другой.
Эти слова взорвали наших ребят. Толька не выдержал и вскарабкался на
забор. Его появление противник встретил хохотом и градом насмешек.
- Смотрите, один, оказывается, дышит!
- Бедненький сапожник без сапог, как твое здоровье?
Багровый от бешенства, Толька едва раскрыл рот, как у противника
невидимый оркестр разразился шумным тушем. И, конечно, в таком гаме никто не
услыхал его яркой речи. Но Толька не отчаивался. Он решил повторить свою
попытку. На этот раз задудели сразу три трубы.
Толька повернулся к нам и прохрипел:
- На помощь!
Ребята с криком вскарабкались на забор. И началось!
Представьте пыльную проселочную дорогу. По обеим ее сторонам высокие,
окрашенные в белое, заборы. А на заборах висят, сидят, вопят и дудят
мальчишки и девчонки. Да, и девчонки.
А что там девчонки! Подхваченный необъяснимым порывом, я в одно
мгновение взлетел на забор и, оглядевшись, выбрал себе в лагере противника
мишень. Это был длинноносый парень с горном. Он устрашающе дудел. Я
подождал, пока парень остановится и глотнет воздуха, и тогда громко и четко
крикнул прямо ему в лицо:
- Толстая сосиска!
Длинноносый поперхнулся. Я повнимательней пригляделся к нему, и мне
стало не по себе.
Это был Генка. Генка Правильный, мой друг и приятель. Значит, Генка -
толстая сосиска? Кошмар и только! Генка тоже меня узнал и посмотрел со
смущением. Не сговариваясь, мы спрыгнули на землю.
- Толстые сосиски! - скандировал наш забор в радостном упоении.
- Сапожники без сапог! - вопил забор противника.
Почему сосиски и почему сапожники? Потому что их мамы и папы работали
на мясокомбинате, а наши - на обувной фабрике и камвольном комбинате.
И вдруг в одно мгновение наш забор замолк, как будто в горле ребят
произошло короткое замыкание. Что стряслось? Я снова взобрался на забор и
увидел в руках неприятеля наш флаг. Мы обернулись и ахнули: голая и
печальная мачта уныло торчала посреди нашего лагеря. Флага не было.
- Сапожники! - ликуя и трубя, вопили противники, и над их головами реял
наш флаг.
Молча мы слезли с забора и побрели к линейке. Там уже металась
Капитолина Петровна. Разбитое войско угрюмо глядело, как его полководец
меряет в отчаянии шаги по площадке.
- Позор! - шептала Капитолина Петровна. - Какой позор!
Оказывается, увлеченные перепалкой с "сосисками", к забору бросились
все - и те, кто охранял флаг у мачты, и те, кто сидел в засаде у
противоположной стороны забора. Этим коварно воспользовался враг. Он
беспрепятственно добрался до мачты и похитил флаг. Заметили "сосисок", когда
они перелезали через забор, унося с собой победу.
Уныние и горечь поражения были написаны на лицах ребят, столпившихся у
мачты, на которой так недавно реял наш флаг.
- Еще не все потеряно, - сверкнув очками, сказала Капитолина Петровна.
- Итоги игры будут подведены завтра утром. За это время мы должны,
понимаете, мы обязаны похитить флаг неприятеля...
Воина продолжалась не на шутку. Были забыты обед и полдник. На линейку
никто не строился. Я уже не говорю о мертвом часе. О нем не вспоминали. Само
название этого часа - мертвый - казалось ребятам полным намеков и
оскорблений.
Штурмовые группы одна за другой пытались проникнуть в лагерь
противника, но безуспешно. Неприятель перекрыл все ходы и выходы.
Да, завтра грянет час несмываемого позора пионерлагеря "Лесная сказка",
может быть, лучшего из лагерей на сто километров вокруг.
Вернулась ни с чем последняя штурмовая группа, на которую возлагали
большие надежды. Группу вел сам Ленька Александров. Ребята пошли на
хитрость: переоделись и загримировались под взрослых. Ленька нацепил себе
бороду. Галка Новожилова облачилась в цветастое платье и взяла большую
корзину с клубникой.
Но подвела их одна мелочь. Ребята отправились на операцию в кедах. И
противник разгадал тайный замысел. К флагу их даже не подпустили. Пришлось
уносить ноги, оставляя на территории "сосисок" маскарадные одежды.
Выслушав доклад Леньки Александрова, Капитолина Петровна грустно
промолвила:
- Все пропало. Представляю, как ликует Борька. Это мой однокурсник, он
старшим вожатым в "Ракете".
Капитолина Петровна медленно побрела к пионерской комнате. Мне стало
жаль нашу старшую вожатую. Я подумал, что нам, веселой дюжине, ничего не
стоит похитить флаг неприятеля. Надо только захотеть. Раньше мне совсем не
улыбалось лазить к соседям за флагом, особенно после того, как я узнал, что
среди "сосисок" мой друг и приятель Генка. Но теперь, когда потерпел неудачу
сам Ленька Александров, мне захотелось попробовать.
Я стал обдумывать операцию. Кого взять с собой? Конечно, Марика.
Другого такого ловкого, быстрого и смелого парня во всем лагере не сыщешь. А
кого третьим? Юрка и Васька - хорошие ребята, но от них придется отказаться.
Неповоротливые и любят порассуждать, когда надо действовать.
Ничего не попишешь, но без Тольки мне не обойтись. Как бы я к нему ни
относился, но всегда признавал силу его кулаков. А в предстоящей операции -
это самое главное.


    ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,


В КОТОРОЙ МЫ УСТРАИВАЕМ
ДЕРЗКУЮ НОЧНУЮ ВЫЛАЗКУ

- "Сосиски" и не думают, что мы потревожим их сон, - свистящим шепотом
проговорил Толька, когда мы, натянув тренировочные костюмы, выбрались из
домика.
- А мы им покажем, где раки зимуют! - радостно, но вполголоса
воскликнул Марик, гордый, что его взяли на такое важное дело.
Я промолчал. Не люблю трепаться раньше времени. Не такие уж они дураки,
чтобы не догадаться, что сегодня ночью мы совершим последнюю отчаянную
попытку победить.
Мы перемахнули через смутно белевший в темноте забор противника. Сперва
мы осторожно ползли друг за другом. Но ближе к флагу это стало опасным.
Яркие лампочки, казалось, висели на каждой сосне.
Тогда мы перешли на новую тактику. Быстрый и бесшумный рывок от сосны к
сосне. Два-три прыжка, и ты замираешь, прижимаясь всем телом к шершавому
стволу. Подождешь, пока перестанет громко стучать сердце, услышишь, что тихо
вокруг, и - новый прыжок к следующей сосне.
На площадке, где проходят линейки и возвышается мачта с флагом, было
светло как днем. "Сосиски" развесили гирлянды разноцветных лампочек. Ясно!
Праздничная иллюминация в честь победы! Но все-таки у самого флага караул из
четырех "сосисок".
Наш план таков. Его придумал я. Первым идет в атаку Марик. Он подползет
как можно незаметнее к самому флагу, а потом выдаст себя неосторожным
движением. Когда на него нападут, Марик должен увернуться и удирать, куда
хочет, главное, чем подальше от флага. Его вряд ли догонят, потому что Марик
- чемпион лагеря по бегу. Но если поймают, не беда - у нас такая война, что
пленных оставляют в живых. А главное, Марик успеет выполнить свою боевую
задачу - отвлечь внимание противника. Мы надеялись, что за Мариком
погонятся, по крайней мере, двое часовых. А с двумя другими мы справимся.
Толька должен отрезать флаг и передать его мне. Моя боевая задача - удирать
к своим. Толька будет прикрывать мой отход.
Мы осмотрелись - тихо и никого вокруг, если не считать четырех стражей
у флага. Не сомневаюсь, где-то сидят в засаде и другие "сосиски". Но пока
они опомнятся, мы похитим флаг.
Я подтолкнул Марика: "Давай". Марик был весел и спокоен, а мы с Толькой
немного волновались...
- Руки вверх! Сдавайтесь!
В одну секунду нас окружило с десяток "сосисок". Они словно из-под
земли выскочили. Мы попробовали вырваться из окружения и пробиться к своим,
но силы были слишком неравны.
- Думали обхитрить нас, - кричали "сосиски", - а мы за вами следили от
самого забора. Нас не проведешь. Дали вам возможность подойти поближе и
посмотреть на наш флаг. Что ж, любуйтесь...
Презрительно отвернувшись от врагов, мы глядели на флаг, который нам не
удалось похитить, и не отвечали на оскорбления "сосисок".
- Что с ними будем делать? - спросил кто-то.
- Давайте привяжем их к соснам, пускай до утра связанными постоят, -
предложила "сосиска" в куртке с блестящими молниями. - Будут знать, как
нападать на нас. Я уже веревки принес...
- Да ты что, с ума сошел - привязывать?! - раздался в тишине
пронзительный возглас.
Это кричал Генка Правильный, мой друг.
Он налетел на "сосиску" в куртке и в одно мгновение "обезверевил" ее,
то есть лишил ее главного оружия - веревок.
- Гена прав, - решил парень в берете. - Привязывать не будем.
- Тогда давайте их отпустим, пусть идут к себе в лагерь, - громко
сказал Генка, обрадованный поддержкой.
- Нельзя, - объявила долговязая "сосиска" в очках. - До утра они должны
остаться у нас в плену. Так будет надежней.
- Вас послала Капитолина Петровна? - обратился к нам парень в берете.
Я ничего не ответил, но сразу догадался, что это тот самый Борька,
однокурсник Капитолины Петровны, старший вожатый в "Ракете".
- Неужели она не понимает, что мы выиграли, - возмущался Борька. - Раз
ваш флаг в наших руках, значит, вашей армии больше не существует, и вы -
побежденные... Почему же она нарушает правила?
- На войне нет правил, - спокойно ответил я.
Борька внимательно поглядел на меня и приказал:
- Отведите их в столовую...
- Благодарим, - прервал я его, - но мы только что поужинали.
- Отведите их в столовую, - повторил свой приказ Борька, - и уложите
там на раскладушках.
Конвоируемые "сосисками", мы зашагали к столовой. Рядом со мной брел
Генка. Он, видно, очень тяжело переживал все происходящее.
Чтобы подбодрить, я прошептал:
- Ты уже готовишься к велопробегу по Млечному Пути до Малой Медведицы?
Генка грустно улыбнулся.
Долговязая "сосиска" отворила двери столовой.
- Давайте все же привяжем их, - снова вынырнула откуда-то "сосиска" в
куртке с блестящими молниями, - а то удерут...
- Не удерут, - промолвила долговязая "сосиска" в очках.
Наши противники молча направились к выходу. Последним шел Генка. У
выхода он обернулся и виновато развел руками:
- Спокойной ночи, ребята.
Дверь захлопнулась. Два раза повернули в замке ключ. Мы подождали, пока
затихнут шаги на крыльце и возле столовой. И еще просто подождали, на всякий
случай.
- Ребята, - тихо сказал я, - лежите спокойно, а я пойду в разведку.
"Сосиски" и не догадывались, какую роковую ошибку они совершили, уложив
нас в столовой. Дело в том, что я за свои прегрешения часто попадал на кухню
и знал там все ходы и выходы. А столовые во всех лагерях похожи друг на
друга.
Я направился на кухню. В темноте грозно блестели котлы. Можно, конечно,
устроить подкоп, но жалко времени. Тут должна быть маленькая дверца, ведущая
во двор. Ага, вот она! Но какой здоровенный замок! Я ощупал пробой. Он,
кажется, не крепко держится. Я сильно дернул, и пробой немного поддался.
Я отправился за ребятами.
Толька быстро оценил обстановку. Он схватился обеими руками за пробой,
одной ногой уперся в стенку и... дернул изо всех сил.
Хорошо, что мы успели подхватить Тольку, а то бы он грохнулся на пол с
замком и пробоем в руках.
Путь был открыт. Крадучись, мы обогнули столовую и доползли до мачты.
Флаг охранял один часовой. Он клевал носом и похрапывал. Толька зажал ему
рот, я срезал флаг и передал его Марику. Марик спрятал флаг под рубашку.
Часовому Толька приказал молчать, пригрозив кулаком, и мы припустили со
всех ног к спасительному забору. Пронзительный крик часового, который
оповещал "сосисок" о беде, придал нам новые силы.
Только когда перелезли через свой забор и очутились в своем лагере, мы
поняли, что все же сумели взять реванш за поражение.
И тут мы нос к носу столкнулись с Капитолиной Петровной и Аскольдом.
- Где вы бродите по ночам? - строго спросила старшая вожатая. И, не дав
нам оправдаться, решительно сказала: - Объявляю всем по выговору за то, что
ушли из лагеря в ночное, неположенное время.
Проглотив безо всякого удовольствия выговор, я сказал Марику:
- Покажи флаг.
- Какой флаг? - встрепенулась старшая вожатая.
- Пионерлагеря "Ракета", - невозмутимо объяснил Марик, подавая
Капитолине Петровне флаг.
Старшая вожатая восторженно оглядела флаг, а потом расцеловала каждого
из нас.
- Спасибо, ребята!
- Служим пионерлагерю "Лесная сказка"! - бодро грохнули мы и уставились
на Аскольда, ожидая от него поздравлений.
Но вожатый и не думал нас обнимать. Он хотел по-другому нас поздравить,
но стеснялся, наверное, Капитолины Петровны.
Мы отправились спать.
Веселая дюжина превратилась в геройскую дюжину. Ведь благодаря нашей
дерзкой ночной вылазке игра с "сосисками" была сведена к ничьей.
Ребята ходили, задрав носы к небесам.
А мне почему-то все время вспоминался Генка, который смотрел на меня
виноватыми глазами, и я слышал его отчаянный крик: "Да ты что, с ума сошел -
привязывать?!" Бывает же - прицепится что-то и мешает полностью насладиться
победой.


Четвертая серия моих снов

- Гена, - спрашиваю я, - а почему ты мне снишься на велосипеде, ведь ты
сейчас обитаешь в лагере?
- Не знаю, - отвечает Генка, - мне тоже снится, что ты едешь на
велосипеде. И вы все, ребята, снитесь на велосипедах.
Мы сидим на обочине шоссе и беседуем. Поблескивая на солнце спицами,
велосипеды лежат в кювете.
- Вообще, чепуха получается, - рассуждаю я. - Вместо того, чтобы
мчаться наперегонки с ветром, я похищаю флаг из лагеря, в котором живет мой
друг.
- Загадка природы, - объясняет Горох.
- Никакой загадки нет, - горячится Семка. - Просто все очень непонятно.
- И когда уже эти сны прекратятся? - говорю я.
- Скоро, - твердо обещает Семка. - Поехали, ребята.
Я долго смотрю вслед моим друзьям, пока они не исчезают за поворотом.


    ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,


В КОТОРОЙ РАСПАХИВАЮТСЯ НАСТЕЖЬ ДВЕРИ

Когда Аскольд шумно распахнул двери нашего домика, мы сразу поняли, что
он пришел прощаться.
Мы догадались об этом потому, что у Аскольда был счастливый вид, как
будто завтра у него начиналась новая прекрасная жизнь. А ведь он всего лишь
покидал нас.
- Бывайте здоровы, живите богато, - Аскольд торопливо жал нам руки
своей сильной, мужской, боксерской лапой.
Мы говорили "до свидания" и ни о чем не спрашивали вожатого. Один Юрка
Трофименко не удержался и выпалил:
- А вы куда, Аскольд Васильевич?
Вожатый поморщился и нехотя пробормотал:
- Да никуда. Я остаюсь в лагере. Но буду физруком, а вожатым у вас
больше не буду. Тяжело - сразу две должности. А потом скоро первенство
города по боксу. Мне готовиться надо.
- Понятно, - протянул Юрка.
Аскольд покосился на него, как будто хотел спросить, а что же тебе,
парень, понятно, но ничего не сказал, а, отступив два шага к двери, помахал
нам рукой.
Мы высыпали вслед за бывшим вожатым во двор и глазели, как размашисто
он шел, как ловко перемахнул через бум, преградивший ему дорогу.
Я подумал, что обязательно приду посмотреть первенство города и,
конечно, буду болеть за Аскольда. И тут мне почему-то показалось, что наш
бывший вожатый проиграет первенство. Ничего не поделаешь, но я уже не верил,
что Аскольд - лучший боксер в нашем городе.
- Красота, - воскликнул Толька, - живем без вожатого.
Ребята ликовали. Мы полдня провели на речке и вволю там накупались, а
когда вернулись, никто не обругал за самовольство. Даже Капитолина Петровна.
Я, конечно, понимал, что мы заслуживаем всяческого почета и уважения за
похищение флага. Но всему есть предел. И поведение Капитолины Петровны меня
удивляло и настораживало. Она только улыбалась нам издалека и ничего не