Машков Владимир. Веселая дюжина

(Здравствуй, Валерка! - 2)

Повесть


---------------------------------------------------------------------
Книга: В.Машков. "Здравствуй, Валерка!". Повести
Издательство "Мастацкая лiтаратура", Минск, 1974
OCR & SpellCheck: Zmiy ([e-mail]), 26 декабря 2002 года
---------------------------------------------------------------------

В эту книгу В.Машкова включены две тематически связанные между собой
повести: "Между "А и "Б" и "Веселая дюжина". Главный герой этих повестей
веселый и неугомонный мальчишка Валерка Коробухин.
Для детей среднего школьного возраста.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

В КОТОРОЙ ПОКА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ

Фу-ты ну-ты, чудеса!
Вот счастье привалило - каникулы!
Впереди - целое лето, три длинных-предлинных месяца! Два даже по
тридцати одному дню! Очень хорошие месяцы - июль и август! Просто
замечательные! А знаете, почему такие длинные? Чтобы мы вволю отдохнули на
каникулах!
Я только представил, если бы июль и август были зимой, а летом два
февраля подряд, и мне сразу жутко стало. Такое нарочно не придумаешь.
Да, лету конца не видно! Есть только начало - сегодня, продолжение -
завтра и остальные дни лета, за которые можно столько всяких дел совершить!
Ну, чем, например, не дело - сесть в трамвай, наполненный ветром,
солнцем и грохотом, и покатить на озеро. А там поплавать, понырять и
позагорать в свое удовольствие.
Или - такое! Добыть в библиотеке мировую книгу, проглотить первую
страницу, а потом походить вокруг, чтобы аппетит разгулялся, и тогда уже
наброситься и читать, читать...
И еще! Когда на улице погода, которую любит бюро прогнозов - пасмурно,
возможен дождь, ветер умеренный, временами порывы до сильного, то есть,
попросту говоря, кошмарная погода, - так вот тогда попросить у мамы рубль и
засесть в кинотеатре на три сеанса подряд. Сперва посмотреть мультики, потом
- фильм про жизнь зверей в разных странах, и на закуску - настоящее кино!
А еще! Да мало ли что можно совершить за лето! Была бы охота! У меня
охоты было - хоть отбавляй! Хоть одалживай эту самую охоту всем желающим.
Вот какими мыслями была занята моя голова в то время, когда я сидел в
нашем дворе на буме и болтал ногами.
Я был готов сломя голову ринуться, чтобы воплощать в жизнь свои планы.
Но мне нужны были друзья. Их я и ждал.
Первым появился Семка. Мой друг, переваливаясь с боку на бок, не спеша
приблизился ко мне и уселся рядом на буме. Мы заболтали ногами вдвоем. Так
сказать, заболтали в четыре ноги.
- Не верится, что уже каникулы. - Семка сожмурился то ли от солнца, то
ли от удовольствия.
- Ага, - поддакнул я.
И тут во дворе появился Горох. Когда-то (это было давно, но тем не
менее правда) Семка и я почти каждый день дрались с Колькой Горохом и его
компанией. А потом неожиданно подружились, и теперь он наш верный приятель.
- Вижу, свои парни сидят на буме и грустят. Дай, думаю, развеселю их, -
пробасил Колька, счастливо улыбаясь.
- Мы не грустим, а отдыхаем, - объяснил Семка.
Горох уселся на буме, и мы заболтали ногами втроем. Так сказать,
заболтали в шесть ног.
- Так все лето и просидим на буме? - спросил Колька, которому уже
надоело болтать ногами.
- Надо что-то придумать! - воскликнул Семка.
- Вот именно! - протянул я.
Во дворе появился Генка Правильный верхом на велосипеде. Покружив
немного среди песочниц и качелей, Генка лихо подкатил к нам, резко
затормозил и ловко спрыгнул на землю.
И тут мне в голову пришла такая идея, что я сразу развеселился.
- Ребята, а что если мы возьмем велосипеды и махнем на пару дней за
город? Вчетвером.
- Ура! - шлепнул себя по коленкам Горох. - Давайте к моей бабушке в
Зеленое. Лучшего места в мире нету.
- Слишком близко, - возразил я. - Надо бы подальше.
- Хорошо, - согласился Колька. - А в Зеленом ночевку сделаем.
- Идет, - поддержал я Гороха.
Пока мы с Колькой договаривались, куда ехать, Семка и Генка, задрав
носы кверху, внимательно разглядывали голубое, без единого облачка, небо.
- Вам что - не нравится? - спросил я напрямик.
- Ну что ты! Очень нравится! - завертел головой Семка.
- Замечательная мысль! - почему-то со вздохом промолвил Генка.
- Так чего вы резину тянете? - возмутился Горох. - Едете или нет?
Небо ребята оглядели и теперь уставились на землю. Наконец Семка
отважился. У него в горле что-то булькнуло. Наверное, он проглотил свою
нерешительность и произнес:
- А что мы скажем мамам?
- Вот именно. Мамы нас одних не отпустят, - поддакнул Генка.
Ах, вот что их беспокоит! Я как-то об этом и не подумал. Привык - куда
хочу, туда иду. Конечно, потом приходится выслушивать длинные мамины речи.
Но это не самое страшное в жизни. Мы всегда с мамой миримся и живем душа в
душу.
- А зачем мамам говорить? - удивился Горох. - Ничего им не надо
говорить.
- Колька прав, - поддержал я Гороха. - Мамам ничего говорить не стоит.
Не надо их волновать. У них в жизни волнений хватает. Оставим записки,
скоро, мол, вернемся, ждите - и все.
- Ай, ладно, - махнул на все рукой Семка. - Была не была! Еду!
- Молодчина, - пожал ему руку Горох и повернулся к Генке: - А ты?
- Я не могу, ребята, - пробормотал тот. - Вы меня извините, ребята, но
я не могу. Никак не могу, ребята.
Генка покатил "Туриста" домой. Мы молча смотрели, как легко идет
отличный велосипед, который никогда не скрипел, всегда был смазан и сверкал,
будто новенький.
Когда Генка с "Туристом" скрылся во дворе дома, в Гороховом горле
произошло извержение вулкана:
- Ну и пускай! Обойдемся без этого маменькиного сыночка! Поедем втроем.
Втроем еще лучше.
- Нельзя, - помотал я головой. - Давно пора из Генки сделать настоящего
мужчину. И потом... Если в дороге испортится велосипед, ты его поставишь на
колеса?
- Навряд ли, - неуверенно промычал Колька.
- И я навряд ли, а Генка наверняка поставит его на колеса. Так что
лучше? На себе тащить велосипед или мчаться на нем так, чтобы ветер в ушах
свистел?
- Чтобы ветер в ушах свистел, - расплылся в улыбке Горох.
- Выше головы, ребята! - подбодрил я друзей. - Генку я беру на себя. Мы
с Горохом запасаемся продуктами. Ты, Сема, добываешь палатку, топорик и нож.
- Ага, - согласился Семка, - я у дяди попрошу.
- Все сносим в сарай Кольки, он далеко от нашего дома, - продолжал я
отдавать приказы, - и никто не заметит, что мы затеваем.
Мы засучили рукава и принялись готовиться к путешествию.
Дело двигалось быстро.
К обеду Семка принес палатку, топорик и нож.
К вечеру мы притащили в Колькин сарай все, что могли взять из маминых
припасов. Туда же прикатили велосипеды, смазали, почистили и проверили их.
Кажется, все было готово.
Все, да не совсем. Генка больше не показывался во дворе. Этим он нам
откровенно давал понять, что никуда не поедет. Но поскольку Генку я брал на
себя, мне захотелось с ним потолковать. Наедине, конечно. Я вызвал его по
телефону во двор.
Вместо разговора у нас получился вечер вопросов и ответов.
Я: - Гена, известно ли тебе, что Гайдар в 15 лет был командиром полка?
Генка: - Да.
Я: - А что Эварист Галуа совершил великие открытия в математике, когда
ему было 19 лет, тебе это известно?
Генка: - Знаю, читал.
Я: - Гена, мы ждем тебя завтра в девять ноль-ноль утра у входа в парк.
Генка: - Я понял.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

В КОТОРОЙ ВОВСЮ СИЯЕТ РЫЖЕЕ СОЛНЦЕ

Рыжее солнце било прямо в глаза. Я подставил ему лоб, еще ниже
склонился над рулем и еще быстрее завертел педалями.
Я видел, как меня настигают ребята, и крутил педали что есть силы.
Это уже на шоссе мы разогнались, а по городу еле плелись. Но как только
покинули городские улицы, то словно взбесились. Может, оттого, что шоссе
было таким заманчиво прямым и словно без конца и края, а может, оттого, что
попутный ветер, казалось, крутил за нас педали, а может, оттого, отчего я и
сам не знаю, но нас понесло.
Первым рванулся Горох. Он заорал что-то невразумительное, и вскоре его
сиреневая майка замелькала далеко впереди. Тогда поддали и мы. Мы тоже
кричали и отчаянно звонили, обгоняя друг друга.
Мимо нас грохотали "МАЗы", скользили "Волги" и "Москвичи". Но мы их
словно не замечали. Шоссе существовало сегодня только для нас. Сегодня мы
были его единственными властителями.
Эй, разойдись и разбежись, дай нам дорогу!
Просто удивительно, как мы не врезались в какую-нибудь машину. Но я
уверен, что шоферы не хотели с нами связываться и потому уступали дорогу.
Они знали, что у нас начались каникулы, и решили: пусть дети побегают и
побалуются.
Вдруг что-то пшикнуло в заднем колесе моего велосипеда. Я глянул вниз.
Ах, черт, камера лопнула!
- Стой! - крикнул я ребятам в мокрые спины.
Вскоре все колдовали над моим велосипедом. Склеить камеру никак не
удавалось, а захватить запасную мы не догадались.
- Эх, Генку бы сюда! - с тоской протянул я и посмотрел в сторону
города.
Как это ни печально, но Генка не пришел утром к парку. Мы прождали его
с полчаса. А потом оседлали велосипеды и покатили втроем. Я как чувствовал,
что без Генки нельзя предпринимать путешествие. Вот невезенье! Километров
пять отъехали от города и уже загораем.
Я продолжал с тоской глядеть в сторону города. Но вскоре тоска
сменилась надеждой, надежда стала радостью, а радость превратилась в
настоящее ликование.
Со стороны города шел на всех педалях парень в алой майке чемпиона. Он
очень уверенно сидел на велосипеде, и я безошибочно узнал в нем Генку. Генка
резко затормозил и ловко соскочил на асфальт.
- Я думал, вы уже далеко...
У Генки, конечно, нашлась запасная камера, и вскоре мой велосипед снова
уверенно стоял на своих двоих колесах.
И мы покатили уже вчетвером. Впереди - Генка на сверкающем "Туристе",
за ним - Семка, Горох и в хвосте - я. Время от времени мы менялись с Генкой
местами, потому что первому трудно рассекать воздух. Для этого нужен опытный
гонщик. А мы с Генкой были опытными.
И тут снова с нами что-то произошло. Вернее, с Генкой. Потому что он
ехал как человек, а потом вдруг рванул, и Семка сразу метров на двадцать
отстал. Тогда и Семка поднажал. Что он - неумека, педали крутить не
научился? За Семкой помчался Горох, потом и я. В общем, повторилась та самая
история, с которой мы начали свое путешествие.
Снова казалось, что ветер вместо нас крутит педали. Снова мимо
грохотали грузовики и скользили "Волги". Перед мостом нас нагнала
электричка. С ней мы решили потягаться и развили бешеный темп.
Первым его не выдержал Семка. Для начала он нас всех обошел метров на
десять, а потом неожиданно свернул на обочину и затормозил. За ним
остановились и мы. Мы дышали, как загнанные лошади, а Семка майкой вытирал
пот со лба.
- Еще немного, - улыбнулся Генка, - и мы бы ее обогнали. Электричку.
- Ага, - подхватил Колька. - Железно - обогнали бы.
- Нет, если так будет продолжаться, я возвращаюсь домой, - сердито
пыхтел Семка. - Куда мы несемся? Я чувствую, что потерял пару килограммов.
Мама мне этого не простит.
- Ребята! Я не знаю, что со мной случилось, - оправдывался Генка.
- А вообще, не пора ли обедать? - пробасил Горох.
Оказалось, что все проголодались и не прочь подкрепиться. Мы свернули с
шоссе в лесок, выбрали полянку среди пятнистых берез и расположились в
теньке.
Когда все немного насытились, Генка обиженно промолвил:
- Если бы она меня не закрыла на ключ, я бы не убежал.
- Кто она? - не переставая жевать, поинтересовался Горох.
- Мама... - объяснил Генка. - Я у нее попросил разрешения поехать с
вами, а она накричала на меня, заперла на ключ и ушла на работу.
Генка очень переживал, когда все это рассказывал. Еще бы - дело
нешуточное - первый раз в жизни сбежал от мамы. Совсем другая песня, когда
второй раз сбежишь или как я - не сосчитать даже. А первый раз - трудно. С
непривычки. Но надо же когда-нибудь начинать?
Интересно, а как Генка удрал? Их квартира на седьмом этаже. Неужели
вылез через окно, а потом на крышу? Или как?
- Взял проволочку, сунул ее в замочную скважину, повертел немного, и
дверь отворилась, - спокойно ответил на мой вопрос Генка.
Ну и мастак! Такой парень из любого положения найдет выход. Нет, без
него нельзя было и думать о путешествии.
Я поглядел на ребят: никто уже не жевал. Все сидели, объятые тоской и
печалью. Повесил нос и Семка. Думает, наверное, как там мама честит его.
Загрустил и Горох. Кольке опасаться нечего. Он единственный, кто отпросился
у матери, но так и не открыв ей всей правды. Он сказал, что поедет на
электричке к бабушке в Зеленое. И сейчас Колька хандрил за компанию.
- Ну что ж, - промямлил я тоном человека, у которого нет иного выхода,
- давайте вернемся, бухнемся в ножки, покаемся...
- Ни за что! - воскликнул Генка. - Едем до конца.
- Ни за какие коврижки, - завертел головой Семка. - Только до конца.
- А я туда, куда и вы, - развеселился Горох.
- Надо им хоть раз доказать, что нам уже не пять лет и что мы совсем
взрослые. - Генка разошелся не на шутку.
Я вообще замечал, если тихони во что-то упрутся, их с места не
сдвинешь. Тверже скалы стоять будут.
Мы с новыми силами принялись за обед, как вдруг Горох завопил отчаянно,
будто его режут:
- Сема! Стой!
Семка замер. Мы не двигались.
Колька схватил Семку за руку, в которой был зажат кусок ливерной
колбасы. Мой друг только что собирался отправить его в рот. Забрав у Семки
колбасу, Горох мрачно произнес:
- Это все, что у нас осталось.
Семка со злостью сплюнул:
- А я думал...
Что думал Семка, мы так и не узнали. Его слова канули на самое дно
нашего громового хохота. Я стонал и вопил от смеха, Генка тоненько
всхлипывал, Горох ревел, как медведь. Разобрало и Семку. Он упал на спину и,
повизгивая, дрыгал ногами.
Мы хохотали, хотя остались без еды, а впереди была дорога и дорога. И
тогда я понял, что мы вместе поедем очень далеко и что нам вообще ничто не
страшно. Тем более, когда Горох пообещал:
- К вечеру доберемся до Зеленого, а там отведаем бульбочки с кислым
молочком.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

В КОТОРОЙ НА НАС С ЛЮБОПЫТСТВОМ ГЛЯДЯТ ЗВЕЗДЫ

И снова - дорога. Но уже не шоссе, а лесная. Дорога была хорошей
наполовину. Когда мы спускались с горы, ничего лучшего от дороги мы не
желали. Ну, а когда преодолевали подъем, приходилось спешиваться и толкать
перед собой велосипед.
Нашим проводником был Горох. Это он сказал, что хватит плестись по
шоссе, ведь жара неимоверная, и неужели мы хотим расплавиться, как асфальт.
Мы, конечно, этого не хотели и охотно свернули на лесную дорожку, на
которой, как уверял Горох, через два оборота колеса и появится деревушка
бабушки. А там и долгожданная бульбочка с кислым молочком. Но колеса наших
велосипедов наверняка совершили по сто тысяч оборотов, а деревни с бабушкой
и бульбочкой все не было.
Солнце из рыжего превратилось в огненное и стало похоже на вареного
рака.
Я понял, что пора думать о ночлеге. Тем более, что от Гороха уже нельзя
было добиться ни бе, ни ме, ни кукареку. А на привале он уселся вдали от
всех и стал задумчиво изучать небо.
- Ты решил по звездам дорогу найти? - вежливо спросил я.
- Какие звезды? Какая дорога? - притворился непонимающим Горох.
- Нас тоже волнует, какая дорога ведет к твоей бабушке и обещанной
бульбочке с кислым молочком, - произнес я.
- Валерка! - Колька поглядел на меня виноватыми глазами. - Я потерял
дорогу. Все они какие-то одинаковые, и там были березки, и пригорок этот
был, и вот та яма.
- Будем бить или простим? - обратился я к Семке и Генке.
- Будем бить. - Ребята угрожающе зашевелились.
- Я же не нарочно, - испугался Колька и, не вставая, начал отползать
подальше от нас, торопливо отталкиваясь длинными ногами.
Но Семка и Генка и не думали вскакивать. Они здорово устали и лежали,
задрав на рюкзаки ноги в пыльных кедах.
- Тебе повезло, - сказал я Гороху. - Ребята не в форме.
Я поглядел на солнце. Оно осторожно спускалось по березкам на землю,
чтобы заснуть до утра. Солнце сейчас было похоже на монтера, который,
окончив работу, слезает со столба.
- Сема и Гена! Выбирайте быстрее место для палатки, а мы с Колькой
пойдем собирать хворост для костра, - скомандовал я. Едва мы успели
поставить палатку и разжечь костер, как солнце покинуло нас до утра.
С унылыми физиономиями мы расселись вокруг костра. Всем хотелось есть.
Но никто не собирался первым признаться, что он ужасно голоден. Поэтому и
костер, лихо стреляющий сучьями, нас не веселил.
Я глядел на костер и на ребят, и оттого, что я долго глядел, мне стало
казаться, что мы - это не мы. То есть мы - это мы, это Семка, Генка, Горох и
я. Но мы уже не мальчишки, тайком удравшие от своих лучших в мире мам, а
полярники на льдине в океане. Мы решаем, как быть дальше. Минуту назад наша
льдина с ужасным треском раскололась пополам, и все припасы утонули. Есть
выход - мы можем покинуть льдину на вертолете, но тогда нам не удастся
спасти научные приборы и все, ради чего мы мерзли так далеко от дома. Мы не
знаем, на что решиться, но мы спокойны, потому что мы настоящие мужчины.
А потом мне стало казаться, что мы уже не на льдине, а сделали привал в
знойной пустыне. Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая
последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и
сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь.
Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово
захотелось пить. Глянул на ребят - они облизывали пересохшие губы. Наверно,
им тоже привиделась знойная пустыня.
- Сейчас бы глоточек воды, - тягуче проныл Горох, - ужасно пить
хочется.
Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из
своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем.
И на ночевку мы остановились неудачно - ни реки, ни ручейка поблизости.
Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги.
- Эх вы, полярники! - сказал я и отпил глоток. - Эх вы, пустынники! -
сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и
пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг
осушили флягу.
Настроение из мрачного стало солнечным.
- Хорошо верблюду, - подал голос Горох, - он может две недели без еды и
воды прожить.
- Ученые скоро придумают, - вступил в разговор Генка, - чтобы и человек
мог так долго без пищи обходиться.
- Значит, у человека будет два горба? - съязвил Горох.
- Не обязательно, - спокойно объяснил Генка. - Просто в пустыню или на
льдину человек возьмет с собой особые таблетки. Проглотил одну, как будто
кружку воды холодной выпил. Другую проглотил, как будто две котлетки съел.
- Не растравляй душу, - притворно застонал Горох.
- А третью таблетку проглотил, - подлил я масла в огонь, - как будто
тарелку бульбы с кислым молоком уплел.
Колька надулся и больше не раскрывал рта, пока мы рассуждали о
таблетках будущего. В конце концов мы так наговорились, словно сами
попробовали эти таблетки и сейчас нам уже совсем не хотелось есть.
Легли в палатку в отличном настроении. Было довольно тесно, и мы стали
толкать друг друга. Я оттеснил Семку к стенке палатки. Мой друг - парень
здоровый, но где ему со мной тягаться. Семка затих на несколько секунд в
своем углу, а потом внезапно набросился на меня и стал щекотать. А щекотка
для меня - враг номер один.
Я дико взвыл, вскочил на ноги и свалил стойки, на которых держалась
палатка. Палатка, конечно, рухнула. Погребенные заживо под брезентом, мы
забарахтались, пытаясь найти выход.
Наконец, по одному, еле дыша, выползли на свободу. Как в такой
кромешной тьме снова поставить палатку? Оказывается, выскочили и два боковых
колышка.
Решили лечь прямо на палатку. Авось, дождя не будет, авось, не
замерзнем. Положили под головы похудевшие рюкзаки и затихли. Потому что на
нас с любопытством глядели звезды. Еще бы! На всей земле люди спят под
крышами домов, а мы прямо на земле. Вот им и любопытно, а кто мы такие и что
нам нужно.
- А может, вон на той звезде, видите, она на кончике ручки Малой
Медведицы, - тихо произнес Генка, - может, там сейчас лежат четверо ребят и,
как мы на них, глазеют на нас.
- И одного из них зовут Генка, - подхватил я.
- А другого - Валерка, - в тон мне сказал Генка.
- А третьего - Семка! - радостно закричал Горох.
- А четвертого - Горох! - заорал Семка.
- А четвертого - Колька, - спокойно поправил Семку Горох, - потому что
на Малой Медведице горох не растет, там таблетками питаются.
Мы захохотали.
- И лежат эти ребята на своей звезде, - продолжал Генка, - и думают о
нас. Им очень хочется, чтобы мы приехали к ним в гости.
- А что? - как ни в чем не бывало сказал я. - И приедем. В это лето не
обещаем, нам надо еще до Зеленого добраться. А вот на будущий год
обязательно навестим. Оседлаем велосипеды - и по Млечному Пути напрямик до
Малой Медведицы.
Перед тем как захрапеть, я успел одним глазом заметить, что звезды
глядят на нас уже с восхищением, а одним ухом услышать, как шуршат шины
наших велосипедов по Млечному Пути.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

В КОТОРОЙ МЫ РАЗБЕГАЕМСЯ

К утру звезды погасли, и на их месте снова появилось солнце. Первым
делом оно разбудило меня. Я попробовал подняться, но ничего из этого не
вышло. Ныла поясница.
Кряхтя и проклиная все на свете, я кое-как встал и начал разминку.
Прямой, как столб, я пробежался взад-вперед по полянке. Потом взялся за
приседания. Присел и ойкнул. Снова присел и снова ойкнул. И когда в сотый
раз присел и уже не ойкнул, понял, что снова стал человеком.
- Подъем! - закричал я, хватая ребят за ноги.
Друзья с ужасными стонами подымались на карачки и ползали по земле, не
в силах встать на ноги.
- Где твоя деревня? Где твой дом родной? - вопрошал я Гороха, когда с
горем пополам ребята из обезьян превратились в человеков и увязали на
багажниках рюкзаки. - Куда ехать, попросту говоря, если ты не понимаешь
стихами?
Колька уныло почесал затылок и махнул неопределенно рукой:
- Прямо.
Мы с трудом вскарабкались на наших двухколесных коней и покатили с
горочки вниз. Сосны и березки стали убегать в стороны, освобождая
пространство бревенчатым домам со стеклянными верандами.
- Вот моя деревня! Вот мой дом родной! - орал во все горло Горох. - А
что я говорил - надо прямо ехать.
Чего только в жизни не бывает! Сидели усталые, голодные и не знали, что
в двух шагах деревня, где и студеная вода и аппетитная бульбочка с кислым
молочком.
У дома бабушки Горох затормозил, прислонил велосипед к забору и
устремился по асфальтированной дорожке к крыльцу, бормоча на ходу:
- Вот моя деревня! Вот мой дом родной!
Мы тоже поставили велосипеды у забора, а сами уселись в теньке.
- Засада! - поднял нас на ноги отчаянный крик Кольки Гороха. - Тикай,
ребята!
Мы лихорадочно схватили велосипеды, но было поздно. По дорожке прямо на
нас бежали, крича и размахивая руками, наши мамы. Мы опустили головы и
сдались в плен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как нас встретили мамы и какие теплые слова они нам сказали, вы и сами
прекрасно знаете. Не один раз, наверное, в таких переделках бывали.
Бульбочку с кислым молоком мы все-таки попробовали, а потом,
погрузившись вместе с мамами и велосипедами в электричку, отправились домой.
Про засаду я уже рассказал, а теперь про военный совет в Семкиной
квартире.
Мы сидели тихо, как мыши. И даже еще тише.
Мы не сводили глаз с двери, ведущей в соседнюю комнату. Там заседал
военный совет из четырех мам. Сперва в военном совете был один папа -
Семкин. Но его вскоре выставили. Семкин папа, когда появился в нашей
комнате, был очень похож на Семку. Он так же, как Семка, вертел головой, а
его щеки были малиновыми, будто помидоры.
- Попробовал за вас вступиться, - вздохнул Семкин папа. - Да где там! -
Он махнул рукой и ушел.
Скоро нам надоело сидеть тихо и ничего не делать. Семка с Генкой
уселись за шахматы, а мы с Горохом стали браться на руку. Левой я его
положил, а правой - он меня. И когда мы пошли по второму кругу, дверь из
соседней комнаты распахнулась, и перед нашим взором предстал военный совет.
Мамины лица не предвещали ничего хорошего. Они были, как у скульптур, то
есть каменные.
Мы неловко вскочили, шахматы грохнулись на пол, и черные и белые фигуры
покатились по желтым брусочкам паркета.
Мамы некоторое время грозно оглядывали нас, а мы потупили очи. Мол,
видите, как мы раскаиваемся и переживаем.
Начала Генкина мама.
- Мы решили, - громко произнесла она, - что вместе вам быть нельзя.
Лето только начинается, и вы еще сумеете натворить таких дел, от которых у
нас не раз и не два разорвется сердце.
Генкина мама шумно втянула в себя воздух и продолжала:
- Так вот, завтра утром Сема летит к Черному морю. Коля уезжает к
бабушке в деревню. Тоже завтра. А Валерик и Гена через несколько дней
отправятся в пионерский лагерь. Опять-таки не вместе. Понятно?
Мы кивнули. Приговор мы выслушали молча. Только нетерпеливый Семка
хотел было что-то сказать, но я дернул его за куртку, и он промолчал.
Приговор был суров. Честно говоря, мы такого не ожидали. Ну, думали,
заставят нас пару дней послоняться дома, а потом выпустят на свободу.
- Что же вы молчите? - спросила моя мама.
Ребята покосились на меня. Я сделал шаг вперед.
- Нам все понятно, но мы просим полчаса, чтобы в последний раз вместе
пройтись по улице. Всего полчаса нам нужно, чтобы проститься. Это наше
последнее желание.
У каменных мам в глазах заблестели слезинки, и они смилостивились.
Топоча по лестнице, мы побежали на улицу. На город наползали сумерки. У
них был цвет фиолетовых чернил. Мы ковыляли по асфальту. Еще давала себя