Машков Владимир. Веселая дюжина (Здравствуй, Валерка! - 2)

   Я стал усердно изображать, как меня трясет озноб. Ну, точно как мальчишка яблоню в чужом саду.
   - Тебе надо, Коробухин, лечь в изолятор, - посоветовала Капитолина Петровна.
   - Больше мне некуда лечь, только в изолятор, - с готовностью согласился я.
   Поддерживаемый с обеих сторон и укутанный в сто одежек, я заковылял к лагерю.
   В продолжение моей речи Горох удивленно хлопал глазами. Неужели я, закаленный парень, наверное, думал он, и смог простудиться в такую жару? Когда меня повели, я подмигнул Кольке: не трусь, все в порядке. Горох расцвел. Он все понял.
   - Валерка! - крикнул Колька. - Как поправишься, приезжай ко мне. Тут недалеко. Проедешь через мостик, а потом прямо по лесу, а потом налево и еще немного прямо, а тогда уже направо - и будет Зеленое.
   - Приеду! - крикнул я Кольке.
   ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
   В КОТОРОЙ ВОДА НЕОЖИДАННО НАГРЕВАЕТСЯ
   От выслушивания нотации Капитолины Петровны я отвертелся, а от изолятора - нет. Но мне кажется, лучше валяться здоровым на больничной койке, чем таким же здоровым слушать, как тебе читают мораль.
   Я вытянулся на кровати и стал думать. Что еще делать больному, как не думать? У здорового на это всегда времени не хватает, дел у него по горло. А больному ничего не остается, как размышлять обо всем на свете. Тяжелое это занятие. Поэтому никто и не любит болеть.
   Я тоже думал обо всем, но одна мысль особенно настойчиво появлялась в моей голове, на какое-то мгновение исчезала, а потом вновь возвращалась. И все из-за термометра, который сунула мне под мышку врачиха в изоляторе. Конечно, никакой температуры у меня не было и в помине, поэтому я сразу вынул градусник и стал его внимательно изучать.
   Вот что меня удивило. Стоило подержать в руке кончик термометра или постучать по нему пальцем, как столбик ртути полз вверх.
   Почему же термометр Капитолины Петровны вел себя не как термометр: все время показывал одни и те же ужасно надоевшие 17 градусов? Было от чего поломать голову.
   Я вертел в руках градусник и задумчиво щелкал по его кончику, когда в изолятор вошла врачиха.
   - Какая температура? - спросила она.
   Я молча протянул ей градусник.
   - 37 и 3, - задумчиво сказала врачиха. - Придется полежать.
   Она заставила меня принять лекарства и опять удалилась в свой кабинет, который был рядом с изолятором. Сквозь неплотно прикрытую дверь я увидел шкаф со всякими врачебными штучками. И среди них - целую коллекцию термометров - и для подмышек, и для воды. Разглядывая их, я продолжал безуспешно ломать голову.
   Вот говорят: утро вечера мудренее. А у меня получилось наоборот. За целый день не появилось ни одной путной идеи. А только стало темнеть, я понял, в чем дело и как мне надо поступить.
   Съев с аппетитом ужин, я принялся ждать наступления ночи.
   - Валерка! - послышался тихий шепот и вслед за ним стук в окно.
   Я приподнялся на кровати. За окном в полном боевом составе находилась веселая дюжина. Но только почему-то она была совсем грустная. Ах да, я же болею, и ребята переживают. Я растрогался.
   - Ты придуриваешься или серьезно заболел? - осведомился Юрка.
   - Ни первое, ни второе, а третье, - как всегда, афоризмом ответил я.
   Рассмеявшись, ребята вновь превратились в веселую дюжину.
   - Завтра я выздоровею и приду к вам, - пообещал я. - А еще - завтра мы все будем купаться в речке.
   - Ну-у? - удивились ребята.
   Конечно, не тому, что я за одну ночь стану здоровым, а тому, что все мы завтра будем купаться в речке.
   - Будь здоров! - сказали ребята, и я снова остался один в изоляторе.
   Горн пропел, что пора спать и сны приятные видеть. Мимо окна, переговариваясь и смеясь, прошли вожатые. Потом стало совсем тихо. Еще надо немного обождать. Чем больше я старался не спать, тем больше меня клонило ко сну. И наконец я захрапел.
   Проснулся неожиданно. Была темная ночь. Который теперь час? Неважно который, надо действовать.
   Я встал, пошарил под кроватью - кед не было. Поискал под стулом - тоже нету. Исчезли и брюки с рубахой. Наверное, их припрятали, чтобы я не сбежал из изолятора. Была не была, пойду в чем есть. Все равно - я больной, хуже не будет.
   Я осторожно пробрался в кабинет врачихи и открыл стеклянные дверцы шкафа. Нащупал нужную мне вещь, вернулся с ней в свою комнату.
   Потом вылез из окна и потрусил к домику Капитолины Петровны. На мое счастье, окно было распахнуто. Я подтянулся на руках и заглянул в комнату. Капитолина Петровна спала. Вещь, которая меня интересовала, лежала на столе. Я дотянулся до нее и взял, а вместо нее положил ту, что добыл в медицинском шкафу.
   К изолятору я просто летел. И тут на свою беду повстречал еще одного полуночника. Это был Ленька Александров.
   Удирать было поздно, и от растерянности я стал делать зарядку. Наклоны влево и вправо.
   - Чего ты по ночам бродишь? - Ленька подозрительно поглядел на меня, облаченного в одни, плавки.
   - А мне врачиха прописала ночные процедуры для закаливания организма, не прерывая зарядки, объяснил я.
   Ленька ничего не сказал и пошел дальше. А я понесся что было сил к изолятору.
   Как только мой нос прикоснулся к подушке, я заснул без задних ног.
   Утром врачиха со мной распрощалась, сказав, что у меня нет никакой простуды.
   Веселая дюжина встретила меня с восторгом.
   Снова, как и ежедневно перед обедом, Капитолина Петровна повела нас на речку. Снова мы уселись на берегу и жадными глазами смотрели на воду.
   Капитолина Петровна сбежала по обрыву к реке и опустила в воду термометр. Я почувствовал, что меня начинает бить взаправдашний озноб.
   - К сожалению, только 17 градусов, надо ждать, - вздохнула Капитолина Петровна и запела: "Распрягайте, хлопцы, коней..."
   - Можно, я посмотрю? - я протиснулся к термометру. Так я и знал красный столбик поднялся к 21 градусу.
   - Глядите, - крикнул я, - 21 градус! Капитолина Петровна, ребята, глядите - 21 градус. Можно купаться!
   - Погоди, - остановила меня Капитолина Петровна. - Откуда 21 градус?
   - Точно, 21, - зашумела веселая дюжина, которая сумела поближе подобраться к термометру.
   - Не может быть, - прошептала Капитолина Петровна. - Сейчас я перемеряю, тут, вероятно, ошибка.
   - Ребята, я никому не позволила раздеваться, - крикнула Капитолина Петровна, увидев, как мы радостно сбрасываем брюки и рубахи. Она долго полоскала термометр в воде, не решаясь на него взглянуть.
   Когда все же взглянула, красный столбик продвинулся вверх еще на полградуса.
   - Ничего не понимаю, - растерянно шептала Капитолина Петровна, а по обрыву с шумом слетали ребята из нашего лагеря. Впереди всех неслась веселая дюжина. Огибая старшую вожатую, мы с ходу врезались в воду.
   В реке мы плавали наперегонки, ныряли, шумели, плескались. А по берегу ходила ошеломленная Капитолина Петровна, пытаясь разгадать, что же все-таки произошло. К ней на помощь пришел Ленька Александров. Он зашептал что-то на ухо старшей вожатой, показывая на меня и на термометр, который до сих пор сжимала в руке Капитолина Петровна.
   Вы уже, наверное, догадались, что в ту ночь в изоляторе мне удалось обменять испорченный термометр на новый.
   Капитолине Петровне, наверное, тоже все стало ясно. Тем более, что ей помог Ленька. Капитолина Петровна погрозила пальцем в мою сторону, и мне ничего не оставалось, как, набрав побольше воздуха, скрыться под водой.
   Меня и веселую дюжину ждал серьезный разговор со множеством восклицательных знаков. Но ничего страшного не произошло, потому что началась война.
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
   В КОТОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ ВОЙНА
   "САПОЖНИКОВ БЕЗ САПОГ" С "ТОЛСТЫМИ СОСИСКАМИ"
   Утром на линейке Капитолина Петровна громко объявила:
   - После завтрака начинается военная игра. В ней участвуют два лагеря наш и соседний, "Ракета". С условиями игры вас познакомят вожатые.
   Ребята дружно закричали "ура!" и зашагали в столовую.
   В нас уже вселился воинственный дух. Нам хотелось скорее нападать на врагов и, конечно, побеждать их. И еще мы жаждали, чтобы враги удирали без оглядки. Ребята ждали только приказа. Аскольд, как назло, куда-то запропастился.
   Наконец вожатый пришел и объявил без тени улыбки:
   - Ребята, нам дали важное задание - охранять задние ворота лагеря. Сами понимаете, противник будет нападать на нас с тыла.
   Игра нас ждала вот какая. Мы должны были похитить у соседей их флаг, а они - наш.
   Наши соседи, конечно, охраняют свое знамя - будь здоров. Но мы тоже себе на уме. У нас вокруг флага крепкий оборонительный заслон. На подступах к линейке, в кустах вдоль забора и у ворот, притаились засады.
   Мы залегли под забором, прижавшись к земле и затаив дыхание. Мы ждали, что вот сейчас, сию минуту, появится на заборе темная фигура неприятеля. Он оглядит окрестности и, не заметив никого, махнет своим: "Давай". И когда они все, голубчики, окажутся на нашей территории, начнется бой. Я поглядел на ребят. У всех горели глаза и чесались руки.
   Но мне почему-то пришла в голову и такая мысль. Вот жили в соседнем лагере ребята. Ребята как ребята. Мы их даже ни разу не видели. А теперь они наши противники и мы с ними воюем.
   Но долго размышлять мне не пришлось, потому что из соседнего лагеря раздался крик:
   - Эй вы, сапожники!
   Ребята вопросительно глянули на меня. Все-таки я председатель, и в военное время (а сейчас идет война, это всем ясно) мой чин приравнивается к рангу командира.
   Я, пошевелив мозгами, приказал:
   - На провокации неприятеля не поддаваться!
   Сквозь щели я видел, что на заборе противника удобно устроилась орава ребят.
   - Они, наверное, все передохли! - кричал один.
   - Да они просто трусы! - вопил другой.
   Эти слова взорвали наших ребят. Толька не выдержал и вскарабкался на забор. Его появление противник встретил хохотом и градом насмешек.
   - Смотрите, один, оказывается, дышит!
   - Бедненький сапожник без сапог, как твое здоровье?
   Багровый от бешенства, Толька едва раскрыл рот, как у противника невидимый оркестр разразился шумным тушем. И, конечно, в таком гаме никто не услыхал его яркой речи. Но Толька не отчаивался. Он решил повторить свою попытку. На этот раз задудели сразу три трубы.
   Толька повернулся к нам и прохрипел:
   - На помощь!
   Ребята с криком вскарабкались на забор. И началось!
   Представьте пыльную проселочную дорогу. По обеим ее сторонам высокие, окрашенные в белое, заборы. А на заборах висят, сидят, вопят и дудят мальчишки и девчонки. Да, и девчонки.
   А что там девчонки! Подхваченный необъяснимым порывом, я в одно мгновение взлетел на забор и, оглядевшись, выбрал себе в лагере противника мишень. Это был длинноносый парень с горном. Он устрашающе дудел. Я подождал, пока парень остановится и глотнет воздуха, и тогда громко и четко крикнул прямо ему в лицо:
   - Толстая сосиска!
   Длинноносый поперхнулся. Я повнимательней пригляделся к нему, и мне стало не по себе.
   Это был Генка. Генка Правильный, мой друг и приятель. Значит, Генка толстая сосиска? Кошмар и только! Генка тоже меня узнал и посмотрел со смущением. Не сговариваясь, мы спрыгнули на землю.
   - Толстые сосиски! - скандировал наш забор в радостном упоении.
   - Сапожники без сапог! - вопил забор противника.
   Почему сосиски и почему сапожники? Потому что их мамы и папы работали на мясокомбинате, а наши - на обувной фабрике и камвольном комбинате.
   И вдруг в одно мгновение наш забор замолк, как будто в горле ребят произошло короткое замыкание. Что стряслось? Я снова взобрался на забор и увидел в руках неприятеля наш флаг. Мы обернулись и ахнули: голая и печальная мачта уныло торчала посреди нашего лагеря. Флага не было.
   - Сапожники! - ликуя и трубя, вопили противники, и над их головами реял наш флаг.
   Молча мы слезли с забора и побрели к линейке. Там уже металась Капитолина Петровна. Разбитое войско угрюмо глядело, как его полководец меряет в отчаянии шаги по площадке.
   - Позор! - шептала Капитолина Петровна. - Какой позор!
   Оказывается, увлеченные перепалкой с "сосисками", к забору бросились все - и те, кто охранял флаг у мачты, и те, кто сидел в засаде у противоположной стороны забора. Этим коварно воспользовался враг. Он беспрепятственно добрался до мачты и похитил флаг. Заметили "сосисок", когда они перелезали через забор, унося с собой победу.
   Уныние и горечь поражения были написаны на лицах ребят, столпившихся у мачты, на которой так недавно реял наш флаг.
   - Еще не все потеряно, - сверкнув очками, сказала Капитолина Петровна. - Итоги игры будут подведены завтра утром. За это время мы должны, понимаете, мы обязаны похитить флаг неприятеля...
   Воина продолжалась не на шутку. Были забыты обед и полдник. На линейку никто не строился. Я уже не говорю о мертвом часе. О нем не вспоминали. Само название этого часа - мертвый - казалось ребятам полным намеков и оскорблений.
   Штурмовые группы одна за другой пытались проникнуть в лагерь противника, но безуспешно. Неприятель перекрыл все ходы и выходы.
   Да, завтра грянет час несмываемого позора пионерлагеря "Лесная сказка", может быть, лучшего из лагерей на сто километров вокруг.
   Вернулась ни с чем последняя штурмовая группа, на которую возлагали большие надежды. Группу вел сам Ленька Александров. Ребята пошли на хитрость: переоделись и загримировались под взрослых. Ленька нацепил себе бороду. Галка Новожилова облачилась в цветастое платье и взяла большую корзину с клубникой.
   Но подвела их одна мелочь. Ребята отправились на операцию в кедах. И противник разгадал тайный замысел. К флагу их даже не подпустили. Пришлось уносить ноги, оставляя на территории "сосисок" маскарадные одежды.
   Выслушав доклад Леньки Александрова, Капитолина Петровна грустно промолвила:
   - Все пропало. Представляю, как ликует Борька. Это мой однокурсник, он старшим вожатым в "Ракете".
   Капитолина Петровна медленно побрела к пионерской комнате. Мне стало жаль нашу старшую вожатую. Я подумал, что нам, веселой дюжине, ничего не стоит похитить флаг неприятеля. Надо только захотеть. Раньше мне совсем не улыбалось лазить к соседям за флагом, особенно после того, как я узнал, что среди "сосисок" мой друг и приятель Генка. Но теперь, когда потерпел неудачу сам Ленька Александров, мне захотелось попробовать.
   Я стал обдумывать операцию. Кого взять с собой? Конечно, Марика. Другого такого ловкого, быстрого и смелого парня во всем лагере не сыщешь. А кого третьим? Юрка и Васька - хорошие ребята, но от них придется отказаться. Неповоротливые и любят порассуждать, когда надо действовать.
   Ничего не попишешь, но без Тольки мне не обойтись. Как бы я к нему ни относился, но всегда признавал силу его кулаков. А в предстоящей операции это самое главное.
   ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
   В КОТОРОЙ МЫ УСТРАИВАЕМ
   ДЕРЗКУЮ НОЧНУЮ ВЫЛАЗКУ
   - "Сосиски" и не думают, что мы потревожим их сон, - свистящим шепотом проговорил Толька, когда мы, натянув тренировочные костюмы, выбрались из домика.
   - А мы им покажем, где раки зимуют! - радостно, но вполголоса воскликнул Марик, гордый, что его взяли на такое важное дело.
   Я промолчал. Не люблю трепаться раньше времени. Не такие уж они дураки, чтобы не догадаться, что сегодня ночью мы совершим последнюю отчаянную попытку победить.
   Мы перемахнули через смутно белевший в темноте забор противника. Сперва мы осторожно ползли друг за другом. Но ближе к флагу это стало опасным. Яркие лампочки, казалось, висели на каждой сосне.
   Тогда мы перешли на новую тактику. Быстрый и бесшумный рывок от сосны к сосне. Два-три прыжка, и ты замираешь, прижимаясь всем телом к шершавому стволу. Подождешь, пока перестанет громко стучать сердце, услышишь, что тихо вокруг, и - новый прыжок к следующей сосне.
   На площадке, где проходят линейки и возвышается мачта с флагом, было светло как днем. "Сосиски" развесили гирлянды разноцветных лампочек. Ясно! Праздничная иллюминация в честь победы! Но все-таки у самого флага караул из четырех "сосисок".
   Наш план таков. Его придумал я. Первым идет в атаку Марик. Он подползет как можно незаметнее к самому флагу, а потом выдаст себя неосторожным движением. Когда на него нападут, Марик должен увернуться и удирать, куда хочет, главное, чем подальше от флага. Его вряд ли догонят, потому что Марик - чемпион лагеря по бегу. Но если поймают, не беда - у нас такая война, что пленных оставляют в живых. А главное, Марик успеет выполнить свою боевую задачу - отвлечь внимание противника. Мы надеялись, что за Мариком погонятся, по крайней мере, двое часовых. А с двумя другими мы справимся. Толька должен отрезать флаг и передать его мне. Моя боевая задача - удирать к своим. Толька будет прикрывать мой отход.
   Мы осмотрелись - тихо и никого вокруг, если не считать четырех стражей у флага. Не сомневаюсь, где-то сидят в засаде и другие "сосиски". Но пока они опомнятся, мы похитим флаг.
   Я подтолкнул Марика: "Давай". Марик был весел и спокоен, а мы с Толькой немного волновались...
   - Руки вверх! Сдавайтесь!
   В одну секунду нас окружило с десяток "сосисок". Они словно из-под земли выскочили. Мы попробовали вырваться из окружения и пробиться к своим, но силы были слишком неравны.
   - Думали обхитрить нас, - кричали "сосиски", - а мы за вами следили от самого забора. Нас не проведешь. Дали вам возможность подойти поближе и посмотреть на наш флаг. Что ж, любуйтесь...
   Презрительно отвернувшись от врагов, мы глядели на флаг, который нам не удалось похитить, и не отвечали на оскорбления "сосисок".
   - Что с ними будем делать? - спросил кто-то.
   - Давайте привяжем их к соснам, пускай до утра связанными постоят, предложила "сосиска" в куртке с блестящими молниями. - Будут знать, как нападать на нас. Я уже веревки принес...
   - Да ты что, с ума сошел - привязывать?! - раздался в тишине пронзительный возглас.
   Это кричал Генка Правильный, мой друг.
   Он налетел на "сосиску" в куртке и в одно мгновение "обезверёвил" ее, то есть лишил ее главного оружия - веревок.
   - Гена прав, - решил парень в берете. - Привязывать не будем.
   - Тогда давайте их отпустим, пусть идут к себе в лагерь, - громко сказал Генка, обрадованный поддержкой.
   - Нельзя, - объявила долговязая "сосиска" в очках. - До утра они должны остаться у нас в плену. Так будет надежней.
   - Вас послала Капитолина Петровна? - обратился к нам парень в берете.
   Я ничего не ответил, но сразу догадался, что это тот самый Борька, однокурсник Капитолины Петровны, старший вожатый в "Ракете".
   - Неужели она не понимает, что мы выиграли, - возмущался Борька. - Раз ваш флаг в наших руках, значит, вашей армии больше не существует, и вы побежденные... Почему же она нарушает правила?
   - На войне нет правил, - спокойно ответил я.
   Борька внимательно поглядел на меня и приказал:
   - Отведите их в столовую...
   - Благодарим, - прервал я его, - но мы только что поужинали.
   - Отведите их в столовую, - повторил свой приказ Борька, - и уложите там на раскладушках.
   Конвоируемые "сосисками", мы зашагали к столовой. Рядом со мной брел Генка. Он, видно, очень тяжело переживал все происходящее.
   Чтобы подбодрить, я прошептал:
   - Ты уже готовишься к велопробегу по Млечному Пути до Малой Медведицы?
   Генка грустно улыбнулся.
   Долговязая "сосиска" отворила двери столовой.
   - Давайте все же привяжем их, - снова вынырнула откуда-то "сосиска" в куртке с блестящими молниями, - а то удерут...
   - Не удерут, - промолвила долговязая "сосиска" в очках.
   Наши противники молча направились к выходу. Последним шел Генка. У выхода он обернулся и виновато развел руками:
   - Спокойной ночи, ребята.
   Дверь захлопнулась. Два раза повернули в замке ключ. Мы подождали, пока затихнут шаги на крыльце и возле столовой. И еще просто подождали, на всякий случай.
   - Ребята, - тихо сказал я, - лежите спокойно, а я пойду в разведку.
   "Сосиски" и не догадывались, какую роковую ошибку они совершили, уложив нас в столовой. Дело в том, что я за свои прегрешения часто попадал на кухню и знал там все ходы и выходы. А столовые во всех лагерях похожи друг на друга.
   Я направился на кухню. В темноте грозно блестели котлы. Можно, конечно, устроить подкоп, но жалко времени. Тут должна быть маленькая дверца, ведущая во двор. Ага, вот она! Но какой здоровенный замок! Я ощупал пробой. Он, кажется, не крепко держится. Я сильно дернул, и пробой немного поддался.
   Я отправился за ребятами.
   Толька быстро оценил обстановку. Он схватился обеими руками за пробой, одной ногой уперся в стенку и... дернул изо всех сил.
   Хорошо, что мы успели подхватить Тольку, а то бы он грохнулся на пол с замком и пробоем в руках.
   Путь был открыт. Крадучись, мы обогнули столовую и доползли до мачты. Флаг охранял один часовой. Он клевал носом и похрапывал. Толька зажал ему рот, я срезал флаг и передал его Марику. Марик спрятал флаг под рубашку.
   Часовому Толька приказал молчать, пригрозив кулаком, и мы припустили со всех ног к спасительному забору. Пронзительный крик часового, который оповещал "сосисок" о беде, придал нам новые силы.
   Только когда перелезли через свой забор и очутились в своем лагере, мы поняли, что все же сумели взять реванш за поражение.
   И тут мы нос к носу столкнулись с Капитолиной Петровной и Аскольдом.
   - Где вы бродите по ночам? - строго спросила старшая вожатая. И, не дав нам оправдаться, решительно сказала: - Объявляю всем по выговору за то, что ушли из лагеря в ночное, неположенное время.
   Проглотив безо всякого удовольствия выговор, я сказал Марику:
   - Покажи флаг.
   - Какой флаг? - встрепенулась старшая вожатая.
   - Пионерлагеря "Ракета", - невозмутимо объяснил Марик, подавая Капитолине Петровне флаг.
   Старшая вожатая восторженно оглядела флаг, а потом расцеловала каждого из нас.
   - Спасибо, ребята!
   - Служим пионерлагерю "Лесная сказка"! - бодро грохнули мы и уставились на Аскольда, ожидая от него поздравлений.
   Но вожатый и не думал нас обнимать. Он хотел по-другому нас поздравить, но стеснялся, наверное, Капитолины Петровны.
   Мы отправились спать.
   Веселая дюжина превратилась в геройскую дюжину. Ведь благодаря нашей дерзкой ночной вылазке игра с "сосисками" была сведена к ничьей.
   Ребята ходили, задрав носы к небесам.
   А мне почему-то все время вспоминался Генка, который смотрел на меня виноватыми глазами, и я слышал его отчаянный крик: "Да ты что, с ума сошел привязывать?!" Бывает же - прицепится что-то и мешает полностью насладиться победой.
   Четвертая серия моих снов
   - Гена, - спрашиваю я, - а почему ты мне снишься на велосипеде, ведь ты сейчас обитаешь в лагере?
   - Не знаю, - отвечает Генка, - мне тоже снится, что ты едешь на велосипеде. И вы все, ребята, снитесь на велосипедах.
   Мы сидим на обочине шоссе и беседуем. Поблескивая на солнце спицами, велосипеды лежат в кювете.
   - Вообще, чепуха получается, - рассуждаю я. - Вместо того, чтобы мчаться наперегонки с ветром, я похищаю флаг из лагеря, в котором живет мой друг.
   - Загадка природы, - объясняет Горох.
   - Никакой загадки нет, - горячится Семка. - Просто все очень непонятно.
   - И когда уже эти сны прекратятся? - говорю я.
   - Скоро, - твердо обещает Семка. - Поехали, ребята.
   Я долго смотрю вслед моим друзьям, пока они не исчезают за поворотом.
   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
   В КОТОРОЙ РАСПАХИВАЮТСЯ НАСТЕЖЬ ДВЕРИ
   Когда Аскольд шумно распахнул двери нашего домика, мы сразу поняли, что он пришел прощаться.
   Мы догадались об этом потому, что у Аскольда был счастливый вид, как будто завтра у него начиналась новая прекрасная жизнь. А ведь он всего лишь покидал нас.
   - Бывайте здоровы, живите богато, - Аскольд торопливо жал нам руки своей сильной, мужской, боксерской лапой.
   Мы говорили "до свидания" и ни о чем не спрашивали вожатого. Один Юрка Трофименко не удержался и выпалил:
   - А вы куда, Аскольд Васильевич?
   Вожатый поморщился и нехотя пробормотал:
   - Да никуда. Я остаюсь в лагере. Но буду физруком, а вожатым у вас больше не буду. Тяжело - сразу две должности. А потом скоро первенство города по боксу. Мне готовиться надо.
   - Понятно, - протянул Юрка.
   Аскольд покосился на него, как будто хотел спросить, а что же тебе, парень, понятно, но ничего не сказал, а, отступив два шага к двери, помахал нам рукой.
   Мы высыпали вслед за бывшим вожатым во двор и глазели, как размашисто он шел, как ловко перемахнул через бум, преградивший ему дорогу.
   Я подумал, что обязательно приду посмотреть первенство города и, конечно, буду болеть за Аскольда. И тут мне почему-то показалось, что наш бывший вожатый проиграет первенство. Ничего не поделаешь, но я уже не верил, что Аскольд - лучший боксер в нашем городе.
   - Красота, - воскликнул Толька, - живем без вожатого.
   Ребята ликовали. Мы полдня провели на речке и вволю там накупались, а когда вернулись, никто не обругал за самовольство. Даже Капитолина Петровна.
   Я, конечно, понимал, что мы заслуживаем всяческого почета и уважения за похищение флага. Но всему есть предел. И поведение Капитолины Петровны меня удивляло и настораживало. Она только улыбалась нам издалека и ничего не говорила.
   После полдника, когда мы собрались в домике, чтобы обсудить программу вечернего времяпрепровождения, дверь отворилась и на пороге появился сияющий мальчишка с чемоданчиком в руках. Его физиономия, старательно обрызганная веснушками, словно тетрадь двоечника кляксами, излучала радость.
   - Здравствуйте, ребята, - воскликнул мальчишка с веснушками, - я из первого отряда к вам. Буду теперь в вашем отряде.
   Он произнес это таким тоном, будто на веки вечные осчастливил нас своим приходом.
   - Какая кровать свободна? - добродушно поинтересовался мальчишка.