Ранним утром, еще до восхода солнца, Кари уже стоит у дома Хеви, держа в руках узелок с едой, красками и кистями.
   Хеви вскоре выходит, и они отправляются в путь. Учитель, видимо, чем-то озабочен и не склонен разговаривать. Молча доходят они все по той же тропинке до перекрестка, у которого Кари проболтался Тути. Здесь Хеви и Кари сворачивают на север. Также молча долго идут они среди высоких, каких-то особенно мрачных скал и наконец добираются до отдаленной лощины, в утесах которой и вырубают подземные гробницы фараонов.
   Хотя Кари не раз бывал здесь с Хеви, но он так и не может привыкнуть к этому далекому глухому ущелью. Ему почему-то кажется, что долина, в которой расположен его родной поселок, гораздо живее и веселее, хотя на самом деле и там только одни голые скалы. Может быть, ему так кажется потому, что там он знает каждый камушек, а может быть, и потому, что в поселке звучат то голоса людей, то песня, то плач ребенка. Да и скалы там ниже, не то что эти гигантские отвесные утесы.
   Кари передергивает плечами – неприятное место, жуткое какое-то с его мертвой тишиной и черными пятнами теней… Настоящее царство смерти! Скорей бы уж дойти до будущей гробницы фараона! А вот Тути, наверное, был бы совершенно счастлив, если бы ему удалось попасть сюда. Как ему этого хочется! Эта мысль развлекает Кари и помогает ему скоротать остаток пути.
   Вот наконец и вход в новую, еще не готовую гробницу. Это большое прямоугольное отверстие, вырубленное в скале, за которым сразу же начинаются ступени, ведущие в глубь горы.
   У входа стоит стража – дежурный отряд маджаев царского кладбища. Все они хорошо знают Хеви и свободно пропускают его и Кари внутрь гробницы. Один из маджаев берет светильник, зажигает его и дает Кари.
   На первой лестнице светильник еще не нужен – здесь дневной свет озаряет и ровные ступени и великолепные росписи на стенах. Спускаясь вниз, Кари бегло осматривает знакомые ему фигуры фараонов и богов, длинные столбцы четких красивых иероглифов. Все это он уже не раз видел и хорошо запомнил. Вот фараон стоит перед богом, у которого тело человека, а голова шакала; это бог мертвых Анубис. А вот другой бог, с головой ибиса, – бог мудрости Тот; жрецы учат, что он ведет души умерших людей в загробное царство бога Осириса.
   Кончается первая лестница – небольшая площадка и снова ступени, вниз, вниз… Сюда дневной свет уже не достает, и только слабое пламя светильников озаряет лестницу и стены.
   После второй лестницы – ровный коридор и третья лестница. И всюду на стенах росписи, росписи… Красиво? Да, очень, все так говорят. Вот и Хеви рассказывает, что осматривавшие гробницу придворные хвалили ее. Но Кари, спускаясь вниз по лестницам этого подземного дворца, каждый раз думает об одном и том же: как несколько лет тому назад, когда еще только вырубали третью лестницу, случилась беда – обвалились огромные куски камня… Четверо каменотесов было задавлено насмерть, двое остались навсегда калеками, нескольких ранило. Хотя Кари был тогда маленьким, однако он на всю жизнь запомнил страшный день, когда в поселок принесли трупы каменотесов, принесли еле живых тяжелораненых, запомнил отчаянные вопли женщин, особенно вдовы одного из убитых, которая помешалась от горя и, не переставая, дико кричала весь день, а к ночи умерла.
   Все это снова встает перед глазами мальчика, как только он входит в царскую гробницу, и он уже не может думать ни о поразительной точности линий помещений, ни о красоте росписей.
   И работать Кари здесь тоже не любит – очень жарко и душно. И чем глубже, тем хуже. Насколько легче дышится в небольших склепах в гробницах его родного поселка!
   Внезапно в глубине сквозь мрак начинает проникать слабый желтоватый свет. Вот он становится сильнее, и уже видно, что это отблески многих светильников, горящих в большом помещении в самом конце последнего спуска.
   В то же время откуда-то сбоку доносится стук молотков. Он все слышнее – это вырубают какую-то комнату справа от того коридора, по которому идут Хеви и Кари. Мальчик вспоминает, что недавно в царскую гробницу неожиданно потребовали отряд каменотесов, хотя считалось, что все черновые работы были уже закончены. Оказалось, что фараон, осматривая свое посмертное жилище, нашел, что в нем устроено мало кладовых, и приказал вырубить еще комнаты по сторонам последнего коридора, перед входом в тот зал, где должен стоять гроб. Вот поэтому-то из поселка и отправили группу каменотесов, в числе которых был и дядя Нахтмин, отец Паири, опытный мастер, хорошо знавший сложную работу в подземных гробницах.
   «Это, значит, они и стучат, – думает Кари, – надо будет зайти туда потом».
   А вот наконец и зал, в котором после смерти фараона будет поставлен огромный каменный гроб с его телом. Вернее, несколько гробов, вставленных один в другой для большей сохранности мумии умершего владыки Египта. Кари слышал, что обычно мумию фараона укладывают в гроб из чистого золота, украшенный самоцветами, затем этот гроб вставляют последовательно в два деревянных, обитых листовым золотом и тоже украшенных вставками из самоцветов и ярких стеклянных паст, а потом опускают в каменный гроб с тяжелой, массивной крышкой. Кругом расставляют драгоценные светильники, статуи божеств, а кладовые наполняют красивыми ларцами с тонкими одеждами, ценным оружием, ожерельями, браслетами, перстнями. Даже игры положат сюда, даже едой и питьем снабдят царя, для того чтобы обеспечить ему счастливую жизнь в загробном мире. Огромные богатства, прекрасные вещи будут навеки замурованы в этом зале, вырубленном тяжелым трудом каменотесов, украшенном руками талантливых скульпторов и живописцев.
   Отделка погребального зала еще не закончена. Готов только потолок и одна стена.
   Потолок должен изображать ночное небо – он поэтому окрашен в синий цвет, на котором хорошо выделяются большие золотые звезды. На стене большая фигура сидящего на троне царя загробного мира, бога Осириса, перед которым стоит фараон.
   В зале довольно светло – горит несколько светильников. У двух стен работают люди. Кари их всех хорошо знает – это живописцы из их поселка. Услышав шаги Хеви и Кари, они обернулись ко входу в зал и, увидев главного художника, приветствуют его. Хеви отвечает им, Кари, в свою очередь, склоняется в общем поклоне.
   Два художника подходят к Хеви – это его главные помощники, опытные мастера, которые уже давно работают и пользуются известностью.
   Хеви начинает вместе с ними осмотр всего, что было сделано во время его отсутствия. Кари не отстает и внимательно слушает, что говорят лучшие художники поселка.
   В зале трудятся несколько младших живописцев, выполняющих менее важную часть работы, а также подмастерья, которые готовят краски, следят за светильниками, переносят приставные лестницы.
   Наконец осмотр закончен. Все возвращаются на свои места и принимаются за работу. Хеви отходит в сторону с одним из главных художников – Амонмесом – и некоторое время о чем-то с ним говорит, потом идет к еще не тронутой росписью стене и знаком подзывает к себе Кари. Они стоят теперь в самом дальнем конце зала. На стене только фон и нанесены контуры фигур, но к росписи их еще здесь не приступали.
   – Давай сядем, Кари, и побеседуем, – говорит Хеви, садясь на легкий плетеный стул и указывая мальчику на такую же низкую скамеечку рядом с собой.
   Кари садится. Он очень любит беседы учителя. Наверное, и сейчас, как всегда в таких случаях, Хеви скажет ему что-нибудь нужное и интересное. И мальчик не ошибается.
   – Слушай внимательно, Кари, все, что я тебе скажу, – начинает Хеви. – Я доволен тем, как ты работаешь…
   Кари вспыхивает от радости и хочет что-то сказать, но Хеви останавливает его движением руки.
   – Ты хорошо усвоил все приемы и правила стенной росписи, – продолжает художник. – Я убедился, что у тебя верный глаз и твердая рука. Твои зарисовки, которые ты делал на черепках сосудов и обломках камней, показали мне, что ты не только наблюдателен, тебе всегда хочется нарисовать то, что показалось интересным. Я говорю все это не для того, чтобы просто похвалить тебя, я уверен, мои слова не принесут тебе вреда – ты сам хорошо знаешь, что тебе надо еще многому и многому учиться. Я сказал все это потому, что настало время испробовать твои силы на более сложной работе, и я хочу, чтобы ты, поняв, насколько я тебе доверяю, приложил все свои знания, все уменье, чтобы как можно лучше выполнить задание.
   Кари слушает учителя затаив дыхание. Значит, Хеви действительно доволен им.
   Но неожиданно для мальчика вместе с радостью он чувствует и страх – справится ли он, действительно ли он готов для такой работы? По-видимому, волнение Кари так ясно отражается на его лице, в крепко сжатых пальцах рук, в неровном дыхании, что Хеви прекрасно понимает чувство мальчика и говорит:
   – Я вижу, что ты и рад и волнуешься – это так и должно быть. Плохо, когда человек настолько самоуверен, что спокойно берется за новое дело, считая, что он все знает и со всем прекрасно справится. Но и лишние колебания тоже не нужны. Думай о работе, а не о себе, и все будет хорошо. А теперь вставай, я покажу тебе, что надо делать.
   Хеви встает и оборачивается к стене, около которой они сидели. Кари вскакивает, подходит к учителю и вглядывается в фигуры и иероглифы. Вот ладья, посередине сидит на троне бог солнца Ра.
   – Вот, Кари, ты распишешь эту часть, – говорит Хеви, указывая на стену. – Начинай, и пусть тебе поможет сам Ра! А теперь выслушай еще вот что: я сейчас ухожу, меня посылают в Инти для осмотра работ в храме богини Хатор. Ты останешься здесь и со всем, что тебе будет нужно, обращайся к Амонмесу. Он будет заменять меня и обещал помогать тебе. Краски и кисти возьмешь тоже у него.
   Кари очень огорчен отъездом учителя.
   – А когда ты вернешься, господин? – спрашивает он, и голос выдает его чувства.
   – Я не могу сейчас этого сказать, Кари, – отвечает Хеви, кладя руку на плечо мальчика. – Я и сам этого не знаю. Думаю, что дней через пять-шесть. Но ты не должен беспокоиться. Амонмес тебе поможет.
   Хеви слегка сжимает плечо Кари и уходит. Вот он останавливается еще у Амонмеса, они разговаривают и прощаются, вот Хеви подходит к одному из молодых живописцев и затем направляется к двери… Всё – учитель ушел, надо начинать работу. И Кари идет к Амонмесу за красками и кистями.
   Вот он снова на прежнем месте. Все получено, все готово, кисть в руках, образец изучен до конца, а Кари все еще стоит перед стеной, не решаясь приступить к росписи. Наконец он собирается с духом и осторожно начинает раскрашивать ладью. Это не такая важная часть росписи, как фигура бога Ра, и мальчик выбрал для начала именно ее.
   Ох, как страшно!.. Рука точно чужая, пальцы не гнутся, в глазах рябит. Но Кари берет себя в руки и, слегка закусив губу, продолжает роспись. Минуты проходят за минутами, и постепенно он увлекается работой и забывает, где он. Исчезает скованность руки, возвращаются привычные движения, и вот уже Кари с увлечением погружен в любимое занятие.
   Он не видит, что Амонмес изредка поглядывает на него и один раз даже довольно близко проходит мимо и, по-видимому успокоенный, продолжает свое дело.
   Кари не замечает, как бежит время, не чувствует усталости. Вот ладья готова! Она коричневая, а верх кормы, изображающий цветок лотоса, окрашен зеленым и голубым. Тонкими черными линиями отмечены борта, разноцветный рисунок украшает весла. Теперь можно немного передохнуть.
   Но Кари не успевает еще вытереть кисть, как до его слуха доносится какой-то шум, крики, брань… Что это? Кажется, кого-то бьют?!
   Все живописцы, работавшие в погребальном зале, бросают работу и спешат к двери. Кари тоже бежит туда. Ему кажется, что среди крика, и шума он узнает голос дяди Нахтмина, и Кари стремится узнать, так ли это, и вообще – что же там случилось?
   Ему не сразу удается пробиться вперед, и, когда он выскакивает в коридор, из боковых комнат стражники уже выталкивают двух человек со связанными за спиной руками. Одежды их разорваны, по лицам течет кровь. Маджаи тащат их вперед, осыпая ударами дубинок.
   – Я не грабитель! Вы не смеете меня уводить, не смеете бить!
   Сердце Кари замирает – это голос дяди Нахтмина! Великие боги, что же это такое?!
 
 
   Рядом с Нахтмином так же отчаянно отбивается молодой, очень сильный, рослый каменотес. Кари узнает его – это Харуди, единственный сын вдовы Тамит, добрый и хороший человек. Ох, как его ударил по голове маджай! Кари сжимает кулаки и уже готов броситься вперед, но чьи-то руки хватают его за плечи.
   – Стой смирно, куда ты? – шепчет над его ухом Амонмес. – Сейчас же уходи обратно, слышишь?
   Амонмес крепко держит Кари, а в это время остальные живописцы, теснясь вперед, заслоняют от них все, что происходит в коридоре. Кари дрожит от ярости и волнения и пробует вырваться, но не может – Амонмес не выпускает его из своих сильных рук. А между тем шум борьбы и крики доносятся все глуше – значит, маджаи уводят каменотесов. Куда? В тюрьму?
   – За что они их забрали, за что бьют? – шепчет Кари, все еще вздрагивая.
   – Этого пока ни ты, ни я не знаем, – услышав шепот мальчика, отвечает Амонмес. – Бежать тебе за ними незачем – ты им ничем не поможешь… Ведь и я не иду, хотя Харуди сын сестры моей умершей матери, мой двоюродный брат… Даже если мы все бросились туда – сейчас ничего не вышло бы – нас просто перебили бы стражники… Мы и сами бы погибли, и никого бы не освободили… Надо иначе!..
   Кари поднимает глаза и видит, как взволнован художник.
   – Идем обратно, Кари! – шепчет он. – Я потом постараюсь узнать, что случилось, и подумаю, как и что можно сделать… А пока иди и берись за работу!
   Легко сказать «берись за работу», когда он не может ни о чем думать! Кари садится на скамеечку у своей стены, берет в руку кисть, придвигает краски – и ничего не может делать. В его глазах стоят связанные люди, в ушах чудится их крик. «Я не грабитель!» – кричали и Нахтмин и Харуди. Значит, их обвинили в ограблении царских гробниц?! Но ведь это чудовищно – все же знают, что они честнейшие люди! Как же могло возникнуть это страшное обвинение? Кто мог их оклеветать?!
   Ох, а что же будет с Паири и его семьей? Как будет жить мать Харуди? Она стара и так слаба, что уже не может работать. Даже подумать страшно обо всем этом!
   «Берись за работу»… И все-таки Амонмес прав – Кари обязан работать, как бы он ни был расстроен и огорчен. Подумав, мальчик решает расписывать иероглифы, это проще и легче, можно в это время думать о своем.
   Кари потом никогда не мог вспомнить, как закончился этот день. Как все живописцы, мальчик обедал, немного отдыхал, снова расписывал иероглифы. Потом, когда после окончания рабочего дня они все поднялись наверх, Амонмес привел его в свою хижину, в которой ночевал, когда работал в Долине царей, и показал небольшую лежанку, на которой Кари должен был спать.
   Кари послушно лег, но долго не мог заснуть.
   Только под утро мальчик смог немного забыться, но вскоре его разбудил Амонмес.
   Снова началась работа в великолепном зале, вырубленном глубоко-глубоко в недрах горы.
   Однако на этот раз сразу же после полудня в зал неожиданно вошел Хати, помощник начальника отряда ремесленников Панеба. Он встал посередине помещения и три раза громко хлопнул в ладоши.
   Живописцы, поклонившиеся Хати еще при его появлении, с удивлением смотрели на него, ожидая, что он им скажет.
   – Наш господин Пауро, начальник Западной части Города, приказал объявить всем вам радостную весть! – громко начал Хати. – Сегодня утром сам везир изволил обследовать гробницы великих фараонов, о которых Пасер, начальник Восточной части Города, лживо написал везиру, что их будто бы ограбили и что случилось это потому, что будто бы наш господин Пауро плохо следит за порядком на царском кладбище. Так вот, все это оказалось ложью – гробницы владык Египта целы! Наш господин Пауро велит вам по этому радостному случаю прекратить работу и идти домой, а завтра устроить торжественное шествие по всей Западной части Города, как это бывает в дни больших праздников! Кончайте работу и отправляйтесь в поселок.
   Хати стоит, ожидая благодарности от живописцев за предстоящий отдых и празднество, но люди угрюмо молчат. Тогда Хати грубо кричит:
   – Вы что же, не слышите меня, что ли?!
   – Слышим, господин, – твердым голосом отвечает Амонмес, – слышим и сейчас уйдем.
   Хати обводит глазами живописцев – везде его взгляд встречает нахмуренные враждебные лица. Тогда, поняв, что освобождение от работы не принесло никакой радости людям, огорченным судьбой их односельчан, Хати раздраженно пожимает плечами и затем уходит.
   Через некоторое время со светильниками в руках, один за другим направляются к выходу мастера. Постепенно в зале становится все темнее, и наконец горят уже только два язычка пламени – в светильниках Амонмеса и Кари. Мальчик долго убирает кисти, укладывает краски. Наконец Амонмес подходит к нему:
   – Ну, ты готов? Идем!
   Кари послушно встает, и они начинают подниматься по многочисленным ступеням лестниц.
   Кари явно хочет о чем-то спросить художника, но долго не решается первым вступить в разговор. Однако нетерпение берет верх, и он обращается к Амонмесу:
   – Прости, господин, но я не могу понять, если, как сказал Хати, все царские гробницы целы, то почему же маджаи забрали наших каменотесов? А ведь раз Нахтмин и Харуди кричали, что они невиновны, что они не грабители, значит, их обвинили как раз в грабежах?
   – Не понимаю сам, – говорит Амонмес, – я тоже об этом думаю. Попробую узнать у маджаев наверху. Сейчас вступила новая смена, может быть, они что-нибудь слышали. Ты иди вперед и подожди меня недалеко от входа в Долину царей, я тебя скоро догоню.
   – Хорошо, господин, спасибо, – говорит Кари.
   Выйдя из столь нелюбимой им Долины царей, мальчик садится на камень и ждет художника. Все остальные живописцы и несколько каменотесов, которых не тронули маджаи, давно уже ушли вперед.
   Но вот и Амонмес. Кари встает и вопросительно смотрит на него.
   – Ну, идем, – говорит художник, – я кое-что узнал. Дело обстоит совсем не так просто, как сказал Хати. Оказывается, было два осмотра царских гробниц – вчера и сегодня. Вчера везир послал проверить заявления Пасера, послал Пауро, писца везира и двух жрецов…
   – Прости, господин, но я не понимаю, – неожиданно перебивает Кари, – как же это получается? Пасер обвиняет Пауро в том, что тот плохо следит за порядком на царском кладбище, а везир посылает самого же Пауро проверять это обвинение?
   – Да, это довольно странно, – соглашается Амонмес. – Слушай дальше. При этом осмотре все царские гробницы оказались целыми, кроме одной – фараона Себекемсафа, который жил давным-давно, лет шестьсот тому назад. Выходит, что Пасер написал неправду. В грабеже гробницы Себекемсафа обвинили трех человек – двух наших каменотесов и медника Пахара. Каменотесов отвели в тюрьму, а медника прямо в дом Пауро, зачем – неизвестно.
   – А что было сегодня? – спрашивает Кари.
   – А сегодня пошел уже сам везир и писец фараона. Повели и медника Пахара, о котором Пасер прямо писал, что он грабитель. Но он отпирался, уверял, что даже не знает, где находится Долина царей. Ему завязали глаза и вели так, а развязали уже в горах, но еще далеко от царского кладбища. Ему велели идти туда, где он бывал, и показать, что он здесь знает. И вот он пошел не в Долину царей, а совсем в другую сторону, и привел всех к пустой гробнице, которую когда-то готовили для старшего сына фараона, а потом она не понравилась, и для него стали делать другую, а эта так и осталась пустой. Везир рассердился, потому что всем ясно, что тут нечего было грабить. Везир решил, что медник врет, и велел его бить, чтобы он сказал правду, но Пахар так ничего другого и не показал, поэтому решили, что он не виновен ни в чем.
   – А зачем же он лазал в пустую гробницу? – недоверчиво спрашивает Кари.
   – Его как раз об этом и спросил царский писец, – отвечает Амонмес. – А он сказал, что просто так, ходил в этих местах, увидел вход, прорубленный в скале, заинтересовался и пошел посмотреть, думал, что, может быть, что-нибудь найдет.
   – Странно как-то все это, правда, господин? – задумчиво говорит Кари. – Как это везир да и другие поверили такому вздору?
   – Люди часто верят тому, чему им хочется верить, – отвечает Амонмес, тоже, видимо, думая о странности поведения везира.
   – Что же сделали с медником? Отпустили его? – спрашивает Кари.
   – Нет, так просто отпустить нельзя, это можно сделать только по решению суда. Послезавтра будет заседать городской суд на том берегу, и там уже все решится. А пока медника опять отвели в дом Пауро.
   – Опять к Пауро… – повторяет Кари и задумывается.
   Амонмес больше ничего не отвечает, и они молча доходят до поселка.

6. ВРАЧ БЕКЕНМУТ

   Появление Кари не удивляет его родных; они уже знают о случившемся от тех, кто вернулся из Долины царей, и поэтому ждут мальчика.
   Однако, несмотря на возвращение сына, дом столяра Онахту полон горя, как полны им и многие дома поселка. Поэтому и нет того веселого шума, который обыкновенно наполняет селение при возвращении мужчин с работы. Не слышно песен и музыки, не заметно приготовлений к праздничному ужину. Даже предстоящее завтра шествие не веселит людей.
   В семье Онахту особенно тяжело. Лица Неши и Таиси заплаканны, сам столяр молча шагает взад и вперед по комнате. Он глубоко переживает арест брата, и, когда Кари подробно обо всем рассказывает отцу, Онахту становится все мрачнее и мрачнее. Уже при встрече Кари заметил, что отец чем-то озабочен. Мальчику кажется, что отца тревожат еще какие-то дела, помимо беды с его братом и Харуди.
   – Отец, можно я схожу к Паири, как-то там у них? – спрашивает Кари, окончив рассказ.
   – Паири ушел в Святилище, он хочет попытаться узнать что-нибудь о своем отце и если это удастся, то передать ему еду. Так что ты не найдешь его, не стоит тебе ходить. Мать была уже и у них и у Харуди, помогла, чем можно… Мать Харуди слегла, у нее все время по очереди сидят женщины… – говорит Онахту. – Эх, если бы твой учитель был здесь! Вот кто мог бы еще, пожалуй, помочь, а то боюсь, что худо будет нашим друзьям…
   Да, если бы учитель был здесь!.. А может быть, попробовать поискать его в Святилище или даже на том берегу?
   – Да, вообще худые дела, мальчик мой, худые дела… – задумчиво продолжает Онахту.
   – У тебя что-нибудь случилось, отец? – решается спросить Кари.
   Онахту отрицательно качает головой, но мальчик не верит ему, – слишком озабоченно его лицо, он все время думает о чем-то своем, о чем-то очень тяжелом…
   Вся семья тихо ложится спать…
   Утро не приносит облегчения. Неши, сбегав проведать семьи Нахтмина и Харуди, торопливо готовит обед. Кари сначала помогает отцу починить печь во дворе, потом они оба садятся в комнате. Онахту погружается в свои думы, Кари начинает резать соломинки для Таиси. Девочку не унесли сегодня в горы, она сидит в спальне и тихо плетет свои корзиночки.
 
 
   Но вот раздается стук в дверь. Кари идет, открывает и отступает от неожиданности; на пороге стоит маджай Монту, а за ним высокий молодой жрец в безукоризненно чистом белом одеянии, с наголо выбритой головой.
   – Здравствуй, друг! – весело кричит Монту столяру. – Вот, принимай гостя – это врач Бекенмут из великого храма Амона-Ра! Он хочет посмотреть твою дочку. Вот увидишь, он непременно ее вылечит.
   Онахту и Кари приветствуют врача поклоном.
   – Входи, господин, – говорит столяр. – Пусть Амон благословит твой приход. Спасибо тебе, не каждый врач пришел бы к нам ради девочки. Спасибо и тебе, Монту!
   – Благодарю за добрые слова, – отвечает Бекенмут. – А где девочка? Я могу ее видеть?
   – Да, господин, конечно… Только… не гневайся, господин, но я хочу тебя предупредить, что дочь мою пробовали лечить уже три врача. Художник Хеви, учитель моего сына Кари, приводил к нам врачей, но никто не помог моей девочке, все сказали, что ее нельзя вылечить… Так что, если окажется, что ты напрасно трудился, не сердись на нас!
   – Ну что ж, это не беда, а вот попробовать еще раз полечить девочку, если только есть хоть какая-нибудь надежда, надо обязательно. Идем, друг, и покажи девочку. – В лице Бекенмута есть и доброта и упорство одновременно.
   Онахту еще раз кланяется и ведет гостя внутрь дома.
   Кари и Монту садятся на циновки. Мальчик так взволнован, что не может молчать, и решается задать вопрос маджаю:
   – Откуда ты знаешь этого врача?
   – О, я его знаю давно! Мы встретились еще на Севере, в Саисе, я служил в охране храма богини Нейт, а там, как ты, может, знаешь, учатся молодые врачи. Там учился и Бекенмут. Про него и тогда уже говорили, что он будет очень хорошим врачом. Потом он кончил учиться и вернулся сюда, в храм Амона-Ра.
   Снова наступает молчание. Наконец слышны голоса – Бекенмут и Онахту возвращаются. Кари с нетерпением всматривается в лицо врача, который это сразу же замечает.
   – Ты, наверное, хочешь спросить меня, что я думаю о болезни твоей сестры, мальчик? – спрашивает Бекенмут.
   – Да, господин, – отвечает Кари.
   – Я надеюсь вылечить ее, – говорит Бекенмут и улыбается при виде радости, заливающей лицо Кари. – Мне пришлось уже излечить троих таких же больных, излечить новым способом, который я сам придумал… Но для этого мне надо увезти девочку с собой. Твоя мать тоже поедет. Пока Таиси не поправится, они обе будут жить у моей матери. Я хотел бы, чтобы ты пошел с нами, Кари: придется помочь в дороге. Твой отец согласен. Идешь?