Страница:
Цыбук насторожился. А что, если директор скажет, чтобы поправили
плитку? Тогда пропало интересное очко. Надо спешить, пока не поздно.
И Цыбук тихонько вышел из класса.
Он знал, что в углу, под лестницей, есть сухой песок. Набрал его в полу
и вышел на улицу. Дождь только моросил, да с крыш капало. Последний раз
надавила брызгалку прохожая женщина...
Цыбук отбросил плитку, насыпал под нее песку, положил плитку назад - и
брызгалка прекратила свое существование. Помыл руки под водосточной трубой,
вытер о штаны и вернулся в класс.
- Запиши мне очко! - шепнул он Андрею.
- Какое?
- На тротуаре плитку поправил, чтобы не брызгала.
- Где? - предчувствуя недоброе, спросил Андрей.
- Да на улице, около дверей.
- Когда же ты поправил? - уже громко спросил Андрей.
- Да только что.
- Не может быть! - вскочил Андрей.
- Посмотри сам, - спокойно проговорил Цыбук.
- Ах, чтоб тебя комар забодал! - весело смеясь, воскликнул Андрей. - Я
же сам это думал сделать!
Тут же выяснилось, что и Павлик, и Клава тоже имели на примете эту
брызгалку, но не хотели пачкаться теперь, во время дождя. Каждый думал
сделать это завтра, а Цыбук взял да и перехитрил всех.
Старшие заметили движение среди учеников.
- Что такое у вас случилось? - спросил директор.
- Мы поправили на тротуаре плитку, которая брызгала, - ответил Цыбук.
Тэвэтэтовцы переглянулись, довольные: молодец Цыбук! Сам сделал, сам
гоняется за очками, чтобы набрать побольше, а теперь говорит "мы", от имени
всего ТВТ поддерживает честь своей организации. Вот он какой.
- Когда же это вы успели сделать? - спросил вожатый.
- Да только что Цыбук выходил и поправил, - ответил Андрей.
- Это ту самую плитку, что обрызгала Антона Ивановича? - хитро
улыбаясь, переспросил вожатый.
- Ту самую! - ответили ему.
Директор от души рассмеялся и обратился к учителю географии:
- Ну, что вы скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами
записаться в ТВТ. А то, как видите, мы отстали от них.
- Да придется уж, - ответил Сергей Павлович. - Только примут ли они
нас?
- Примем! - закричали тэвэтэтовцы, гордясь, что выдумка заслужила такое
внимание.
- А пока что, - сказал Антон Иванович, - мы обсудим это дело в более
широком масштабе и, если согласитесь, предложим некоторые изменения в ваш
устав.
Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю
ТВТ. Говорил он так подробно и с таким подъемом, что присутствующие готовы
были подумать, будто он сам додумался и организовал все это дело и был самым
заядлым тэвэтэтовцем.
А когда он нарисовал дальнейший путь ТВТ, то десять основателей этой
организации только удивленно переглянулись и подумали: "Смотри, какая штука
выходит!"
Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он
предложил такой:
"Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским
глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку,
которые он может исправить сам, - сразу же исправляет. Если сам сделать не
может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует".
- Это будет то же самое, что и у вас, - объяснил вожатый, - только
немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано
вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть
такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они
требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не
закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо
пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы
кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как
это умеют тэвэтэтовцы.
- А такое очко будет считаться? - спросил Цыбук.
- Какое? - не понял вожатый.
- За кран, - ответил Цыбук.
Будто гром прокатился по классу. Смеялись все - и ученики, и учителя, и
директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку:
- А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы
тебе, если примем еще один пункт, вот этот:
"Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких,
ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую
ценность".
- Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, - обратился
вожатый к собранию.
Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть?
- Ну, что скажете? - снова спросил вожатый.
Тогда встал Толя и сказал:
- Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если
дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет.
- Правильно! - сказал директор.
Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел
сказать: ну, что?
- Я не записывала бы, что закрутила кран, - проговорила Клава с места.
- А это уже твое личное дело, - сказал вожатый. - Если кто захочет,
зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо.
- Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за
важную работу, - сказал Павлик.
- Вот вы как ставите вопрос! - удивленно проговорил вожатый. - Тогда,
если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен
сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той
маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а...
Он взглянул на директора и замолчал.
- А в чем? - спросил Яша.
- После скажу, - ответил вожатый.
- Почему?
- После интереснее будет.
- Когда?
- Через некоторое время.
- Сейчас скажите, сейчас, - посыпались просьбы.
- Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо
жалея, что затронул этот вопрос.
Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос.
Выручил Сергей Павлович - он попросил слово. Ученики сразу притихли.
Сергей Павлович встал и сказал.
- Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах.
Напрасно так думаете. Если одна мышь - не беда, то сто мышей - несчастье. Да
что там сто? - иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю
случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на
полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол
или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не
обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о
которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда
человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни
еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем.
Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь "чужое"
пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если
мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и
никто не остановит его, так как это "не их дело". Тысячи таких мелочей всем
нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам.
Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее - никогда не думать: "это не
мое дело".
Эта теплая и задушевная речь произвела на ребят большое впечатление, а
тэвэтэтовцы совсем возгордились.
Вожатый внес еще один пункт в устав:
"Член Товарищества воинствующих техников не должен рассматривать свою
деятельность как работу, нагрузку. Он делает только то, что можно сделать,
легко и охотно".
По этому пункту выступил Антон Иванович.
- Я, - сказал он, - обращаю особое внимание на этот пункт. Вы начали
это дело как игру, и пусть оно останется игрой. Вы не можете брать на себя
обязанность следить за порядком везде, всюду исправлять неполадки, тратить
на это время. У вас есть своя основная работа - учеба, есть и другие
обязанности. Пусть новая работа будет для вас только интересной игрой,
вместо какой-нибудь другой бесполезной игры. А потом мы увидим, что из этого
выйдет.
Когда после собрания все направились к дверям, директор неожиданно
подошел к классной доске, нагнулся и... поднял с пола кусок мела.
- Запишите мне очко, - весело проговорил он. - Я считаю эту работу
полезной, так как мел вы могли растоптать, раскрошить, в классе стало бы
больше пыли, пол стал бы грязным, уборщице прибавилось бы работы, и пропал
бы нужный кусок мела.
- Вот вам и мелочь! - сказал Сергей Павлович.
Ученики восторженно зааплодировали.
совсем необычная,
так как здесь дети суют нос не в свое дело,
люди думают наоборот, а об одной истории
даже в газете было напечатано.
Через некоторое время жители города стали замечать, что в разных местах
начали появляться какие-то дети, которые суют свой нос, куда им не следует.
А когда вмешивался взрослый, то выходило совсем наоборот.
Идет, скажем, уважаемый дядя по улице и видит, двое мальчиков возятся у
почтового ящика, засовывают туда пальцы, даже щепочки.
- Вы что тут делаете? - кричит он. - Письма таскаете?
- Да нет, - отвечают мальчики, - наоборот: почтовый ящик полнющий, и
письма вываливаются оттуда. Мы их засовываем дальше.
- Знаем, как вы засовываете, - ворчит дядька. - Идите прочь, не
трогайте!
- Да вы гляньте, вот один конверт совсем вывалиться хочет.
И мальчик засунул его назад. Смотрит прохожий на мальчиков и не знает,
что думать. Когда-то он сам был мальчиком и, балуясь, засовывал в ящики
всякую всячину. А тут выходит - наоборот. Странное дело!
Или видит милиционер - маленький мальчик ворочает на тротуаре
опрокинутую урну. Милиционер кричит:
- Ты зачем повалил урну? Поставь на место!
- Я и ставлю, - спокойно отвечает мальчик. - Она была перевернута.
- Сам ставишь? - удивляется милиционер.
И было чему удивляться: не один год он следит за порядком, не один раз
приходилось ему кричать вот на таких же самых мальчишек, которые нарочно
повалят урну или еще какую штуку выкинут, а чтобы кто из них сам догадался
что-нибудь поправить, - такого милиционеру наблюдать еще не приходилось.
Шли однажды два тэвэтэтовца по небольшой тихой улице, обсаженной
деревьями. Сильный ветер шумел в этих деревьях и раскачивал ветви. Вдруг над
головой раздался треск. Остановились ребята, задрали головы - ничего не
видно. Шагнули дальше - снова треск. Оглянулись - снова ничего нет. Но тут
налетел ветер - и тогда ребята не только услышали, где треск, но и увидели
среди веток страшные электрические искры.
- Это провод прикасается к ветке, - сообразили ребята. - Надо отломать
ее. Хорошее будет очко.
Один из них полез на дерево, второй остался внизу. Когда к ветру,
раскачивавшему дерево, присоединились еще движения мальчика, то затрещало и
заблестело так, что не только мальчику на дереве, но и тому, что был внизу,
стало страшно. В это время из дома вышел старый дворник. Он сразу увидел
искры и двух ребят.
- Что вы делаете, хулиганы?! - закричал он, подбежал к дереву, схватил
мальчика за плечо и крикнул наверх: - А ну, слазь: я тебе покажу!
Ребята начали объяснять, в чем дело, но старик и слушать не хотел. Мало
ли чего наговорят эти озорники? Он своими глазами видел, что они делают,
знает он таких.
Вышли из дома и еще люди, остановилось несколько прохожих, мальчик слез
с дерева - и начался разбор дела...
Дворник не хотел слушать никаких объяснений, другие тоже смотрели на
ребят искоса. Положение бедняг становилось незавидным.
Неожиданно они услышали вопрос:
- А вы, случайно, не тэвэтэтовцы?
Спрашивал только что подошедший пожилой человек.
- Да, да, - ответили ребята.
Человек ласково улыбнулся и сказал дворнику:
- В таком случае отпустите их и поблагодарите.
- А что это за тэтовцы? - удивленно спросил дворник.
- Это наши дети, которые на каждом шагу делают полезное дело, - ответил
человек. - Они вот отломали ветку, которую давно уже надо было отломать вам
самим.
Ребята пошли дальше, радуясь, что нашелся человек, который знал, кто
такие тэвэтэтовцы.
- Это, наверно, учитель, - решили они.
И не ошиблись: это действительно был учитель, хотя и не из их школы.
Естественно, что учителя других школ об этом деле знали. Но основная масса
жителей еще не знала, поэтому "необыкновенные" поступки наших тэвэтэтовцев
на каждом шагу удивляли народ.
...Летний день. В городском сквере сидят на скамейках люди. Много
женщин с маленькими детьми. Каждая следит, чтобы ее ребенок не отошел
далеко, не полез на клумбу с цветами. Если малыш подползет и вырвет цветок
или сделает на клумбе ямку, то мать сама исправляет повреждение. С одним
мужчиной был семилетний мальчик. Он вывернул два белых камня, которыми была
обложена клумба. Отец строго крикнул на сына и заставил его своими руками
поставить камни на место.
Вдруг откуда-то выскочил мальчишка лет двенадцати, с разгону влетел на
клумбу и выворотил ногами цветы. Несколько человек крикнуло:
- Куда лезешь? Клумбу портишь!
Мальчик побежал себе дальше, публика осталась сидеть на скамейках, а
вывороченные цветы остались лежать на земле. Тогда к клумбе подходит девочка
и старательно садит цветы назад. Люди начали хвалить девочку, как будто она
сделала что-то совсем необыкновенное. А для девочки это было совсем обычное
дело, так как это была Клава Макейчик, член ТВТ.
Почему же так были удивлены люди? Только что женщина тоже посадила
назад цветок, а мальчик поставил на место камни - и никто не обратил на это
внимания. Каждый считал, что так и должно быть. А когда то же самое сделала
Клава, то все очень удивились и начали громко расхваливать ее.
Читатель, пожалуй, уже догадался, в чем тут секрет: женщина исправила
то, что сделал ее ребенок, мальчик исправил то, что сделал он сам, а Клава
исправила то, что сделал кто-то другой. И главное - исправила сама, по своей
инициативе. Вот это и было то новое, "необыкновенное", к чему люди еще не
привыкли. Вот почему люди обращали на такие факты особое внимание и часто о
них рассказывали. И сейчас, на сквере, одна женщина рассказывала другой о
подобном случае.
- Это было зимой, - говорила она, - в сухой морозный день. Дул сильный
ветер. Я стояла на улице, ожидая трамвая. Мимо проходила девочка лет
одиннадцати, ученица, с книгами. Сумка ее висела на локте, а руки были
спрятаны в муфте. Недалеко от меня она остановилась и начала присматриваться
к чему-то на земле. Там лежала какая-то железина. Девочка некоторое время
стояла над ней и как бы что-то обдумывала. Казалось, она хочет поднять эту
железяку, но боится вытаскивать руки из муфты и браться за холодный металл.
Немного постояв, она наконец наклонилась. Я с интересом следила за ней:
зачем ей эта железина понадобилась? Холодное железо, видно, обожгло ей руку,
но девочка, сжав зубы, подняла его, отнесла в сторону и... бросила. Меня это
так заинтересовало, что я подошла к ней и спросила:
- Зачем ты поднимала эту железяку?
- Она очень вредная, - ответила девочка: - если на нее наедет машина,
то проколет шину.
Присмотрелась я к железине и увидела, что она действительно "вредная":
крепкая, колючая. Шину она, безусловно, проколола бы. Признаюсь, мне даже
стыдно стало. Мне не только не пришло бы в голову отбросить эту железяку, я
и не заметила бы ее, если бы не эта девочка. Какая сознательность, какой
рачительный глаз у такой малышки! Эх, если бы все были такими!
- Все дети? - переспросила вторая женщина.
- А почему же нет? - ответила первая.
- Я думаю, и нам с вами не повредило бы, - улыбнулась вторая.
- И еще как! - воскликнула первая. - Да только нет у нас этой привычки:
никто нам в свое время не подсказал.
Недалеко сидела еще одна женщина и с интересом прислушивалась к беседе.
Наконец она сказала:
- Вы, как видно, заинтересовались детьми, которые удивляют людей своими
поступками. Могу вам сказать, что и мой сын принадлежит к ним.
Обе женщины живо повернулись к ней и сказали:
- Это делает вам честь. Немного родителей, которые воспитывают детей в
таком духе. Обычно никому из нас и в голову не приходит такое.
Женщина засмеялась:
- Должна вам сказать, что и нам это не приходило в голову. Это они сами
в школе, в пионерском отряде, выдумали такую штуку. Организовали какое-то
"Товарищество воинствующих техников", сокращенно "ТВТ", и называют себя
тэвэтэтовцами. С того времени в нашем доме, где только надо сделать или
исправить какую-нибудь мелочь, - сын наш сразу же сделает это сам. Да еще с
криком домогается, чтобы никто другой, кроме него, не сделал. То же самое
они делают всюду, где только можно, гуляя...
В это время мимо них по дорожке с криком и смехом пробежало трое ребят.
Первый из них подбежал к пустой скамейке, возле которой лежал платочек,
поднял его и крикнул:
- Есть очко!
Товарищи его начали смеяться:
- Какое же это очко? Ты сам себя связал этим платком. Не понесешь же
его в милицию. И никто не пойдет туда спрашивать его.
Первый мальчик, видно, растерялся.
- А может, кто найдется? - проговорил он, а потом поднял платок вверх и
крикнул на весь сквер: - Эй, чей платок?
Одна девочка, которая уже выходила из сквера, оглянулась и узнала свой
платок. Отдав ей находку, мальчик повернулся к своим товарищам и сказал:
- Ага! Запишите очко.
Трое наших женщин с интересом наблюдали эту сцену. Две из них ничего не
понимали, а третья сказала:
- Вот вам и тэвэтэтовцы.
- А при чем тут какое-то очко?
- Это они записывают себе очко за каждое полезное дело. Понятно, ведь
дети...
Так постепенно тэвэтэтовцы становились известными за пределами своей
семьи и школы. Но это было только начало, и большинство людей все еще не
знало их и на каждом шагу удивлялось необыкновенным поступкам каких-то
необыкновенных детей.
Наконец, расскажем еще одну интересную историю, которая попала даже в
газету. К сожалению, главный герой ее остался неизвестным, даже никто не
знал, что это был тэвэтэтовец. А дело было так.
Около входа в городской Парк культуры и отдыха есть небольшой
деревянный мост. Недавно этот мост ремонтировали. И один из мастеров по
небрежности не загнул острый конец гвоздя, который торчал из столбика как
раз в том месте, где проходят люди. Если бы знал мастер, что из этого
выйдет, он бы ночей не спал от угрызений совести. Может, он позже и узнал,
может, действительно не спал ночами, но мы этого не знаем, поэтому ничего
сказать не можем.
А на этом месте в течение часа произошло много жутких событий.
Один озабоченный, серьезный человек зацепил за гвоздь рукой и ободрал
ее до крови. Остановился, посмотрел на руку, на гвоздь, буркнул: "Ну и
работа!" и пошел дальше, вытирая кровь платочком. Все обошлось.
Иначе было, когда за гвоздь зацепилась девушка и порвала свое
праздничное шелковое платье. Шла она в парк с молодым человеком, на гулянье
- и вот какое несчастье! Сначала она ойкнула, потом смутилась и, наконец,
заплакала. Молодой человек подошел к гвоздю, потрогал его рукой и возмущенно
воскликнул:
- Это вредительство! Оставлять такой гвоздь в публичном месте!
Остановилось несколько прохожих. Они сочувственно поглядывали на
девушку и тоже возмущались:
- За такую небрежность надо под суд отдавать... тех, кто это делает!
- Не только их, но и тех, кто должен следить за порядком!
- Куда начальство, смотрит?
- Кто-то же должен отвечать!
- В газету надо написать!
Одним словом, возмущение было всеобщим. И сочувствие девушке было
всеобщим. Но девушка вместо гулянья должна была идти домой...
Люди разошлись. Некоторое время было спокойно, если не считать двух
смешных происшествий. Одна женщина зацепилась за гвоздь большим платком.
Когда ее дернуло сзади, она повернулась и крикнула парню, который шел следом
за ней:
- Осторожней, молодой человек! Что за шутки?
Тот удивился:
- Чего вы, гражданка? Я вас не трогаю.
Тут выяснилось, что пошутил не парень, а гвоздь, и гражданка попросила
извинения.
Потом один человек, который держал в руках шляпу, зацепил ею за гвоздь
- и шляпа полетела в речку. Публика не могла не рассмеяться, видя, как шляпа
плывет по реке, а человек гонится за ней. Но самому человеку было не до
смеху.
А тем временем приближался момент, когда на мосту должно было произойти
самое важное событие сегодняшнего дня.
К мосту подходил высокий красивый франт в замечательном сером пальто.
Шел он так быстро, что расстегнутое пальто развевалось, как крылья. И вот
одним крылом он зацепил за гвоздь... Видно, пальто было добротное, так как
треск услыхало много людей. Но молодой человек не заплакал, как та девушка;
он поставил вопрос совсем иначе, по-деловому.
- Граждане! - обратился он к ближайшим лицам. - Прошу вас, будьте
свидетелями: я порвал свой новый макинтош об этот гвоздь. Я подам в суд на
горсовет: он должен отвечать за такое вредительство в публичных местах.
Он побежал к милицейскому посту.
- Товарищ милиционер! - сказал он. - Прошу составить акт, что я порвал
макинтош о гвоздь, оставленный здесь на мосту, где проходят тысячи людей. Я
считаю, что за это должен нести ответственность хозяин города - горсовет...
Когда они подходили к злополучному месту, какой-то мальчик последним
ударом камня совсем загнул и обезвредил виновника несчастий. Увидел это
потерпевший да как набросится на мальчика:
- Ты что тут делаешь? Кто тебя просил совать нос не в свое дело?
Товарищ милиционер! Вот тут был гвоздь, но этот негодник его уничтожил. Но
это все равно, факт остается фактом. Вот свидетели, которые видели...
Но свидетели, сдерживая смех, разошлись.
Это происшествие, как мы уже говорили, попало в газету. Там писали о
разных недоделках и небрежностях, которые иногда допускаются строительными
трестами. Среди примеров был и несчастный гвоздь, наделавший столько бед на
мосту, возле Парка культуры и отдыха.
"Конечно, - писала газета, - за такую небрежность должны отвечать те,
кто допустил ее. Трудящиеся города имеют право потребовать, чтобы в
публичных местах им не угрожала опасность от каких-нибудь гвоздей. Но в
происшествии на мосту около Парка культуры и отдыха есть одна характерная
черта, которая касается и всех граждан. Тут какой-то мальчик взял да и
загнул камнем гвоздь. А не мог ли то же самое сделать каждый, кто первый
заметил этот гвоздь? Над этим следовало бы задуматься нам всем".
Мы можем к этому только добавить: среди людей, что проходили тогда по
мосту, не одна сотня была таких, которые сами могли загнуть гвоздь. Но вышло
так, что они прошли спокойно, ничего не зная. Всякое бывает на свете.
где происходит
"нечто, в тысячу раз важнейшее",
и еще говорится,
как тэвэтэтовцы заразили очками учителей,
родителей и даже "профессоров".
Посмотрим теперь, что происходило в одиннадцатой школе после того, как
директор записался в члены ТВТ. Правда, он как заработал тогда одно очко,
так с ним одним и остался. Больше он не заговаривал о том, чтобы ему
записали новое очко. Но все видели, что он каждый день зарабатывал много
очков.
- Конечно, - говорили тэвэтэтовцы, - директору некогда с нами играть.
Будем считать его почетным членом.
Зато среди учеников количество тэвэтэтовцев за короткое время выросло
до четырехсот человек. Они были объединены в пионерских звеньях. Первое
звено составляли "ветераны", основатели ТВТ - Клава, Толя и другие.
Скоро узнали, что и в других школах города появились тэвэтэтовцы. Тогда
одиннадцатая школа начала гордиться, что она была первой в этом деле.
Рядом с одиннадцатой школой был детский сад. Оказалось, что и там
нашлись тэвэтэтовцы. Поднимет шестилетний человек бумажку с пола и несет
воспитательнице:
- Тетя, запишите очко!
За каждой мелочью, каждой соломинкой, спичкой начали гоняться.
Пособирали со двора все щепочки, все лишние камушки.
Естественно, что одиннадцатая школа стала самой лучшей. Восемьсот глаз
зорко следили за каждой неполадкой и сразу же исправляли ее. Некоторые
ретивые тэвэтэтовцы даже жалели, что в школе тяжело заработать очко.
Ярошка, бегая по классу, разлил чернила. Когда ему предложили вытереть,
он, как всегда, начал доказывать, что это не он разлил. Но сейчас же нашлись
охотники заработать очко - и чернила вытерли без Ярошки.
Потом он оторвал палку от географической карты - и повторилась та же
самая история.
Но в третий раз ему уже стало стыдно, и он без всяких споров собрал
чужие книги, которые пораскидал по классу.
Однажды после уроков вожатый увидел, что Карачун возится в коридоре
около оконной рамы.
- Ты что тут делаешь?
- Да вот стекло дребезжит, может выпасть. Я его гвоздем укрепляю.
- Ты член ТВТ?
- Нет, не принимают. От тебя, говорят, пользы, как от быка - молока. А
я им докажу. Сколько тэвэтэтовцев в школе, а никто не заметил, что стекло
дребезжит.
- Обещаю тебе, что будешь принят, - улыбнулся вожатый.
Порядок в школе был не только потому, что тэвэтэтовцы исправляли каждую
неполадку. Тут происходило нечто в тысячу раз важнейшее: тэвэтэтовцы не
могли уже сознательно или по небрежности сами что-нибудь испортить, сломать,
побить.
Мог ли, например, тот ученик, который своими руками закрепил завеску на
парте, ломать ее на другой парте? Мог ли он неряшливо обращаться с
библиотечной книгой, если недавно он своими руками склеивал такую же,
порванную кем-то другим? Мог ли он бросить на пол и не поднять чужое пальто,
если он поднимал уже пальто, брошенное другими? Будет ли он неосторожно бить
ногами в стену, если сам однажды уже замазывал ее? Если раньше Карачун без
зазрения совести толкался около окна, не думая, что может разбить раму, то
теперь он, толкаясь, невольно вспомнит, что сам поправлял ее. Вряд ли
найдется ученик, который сотрет со стены слова, написанные кем-то другим, и
плитку? Тогда пропало интересное очко. Надо спешить, пока не поздно.
И Цыбук тихонько вышел из класса.
Он знал, что в углу, под лестницей, есть сухой песок. Набрал его в полу
и вышел на улицу. Дождь только моросил, да с крыш капало. Последний раз
надавила брызгалку прохожая женщина...
Цыбук отбросил плитку, насыпал под нее песку, положил плитку назад - и
брызгалка прекратила свое существование. Помыл руки под водосточной трубой,
вытер о штаны и вернулся в класс.
- Запиши мне очко! - шепнул он Андрею.
- Какое?
- На тротуаре плитку поправил, чтобы не брызгала.
- Где? - предчувствуя недоброе, спросил Андрей.
- Да на улице, около дверей.
- Когда же ты поправил? - уже громко спросил Андрей.
- Да только что.
- Не может быть! - вскочил Андрей.
- Посмотри сам, - спокойно проговорил Цыбук.
- Ах, чтоб тебя комар забодал! - весело смеясь, воскликнул Андрей. - Я
же сам это думал сделать!
Тут же выяснилось, что и Павлик, и Клава тоже имели на примете эту
брызгалку, но не хотели пачкаться теперь, во время дождя. Каждый думал
сделать это завтра, а Цыбук взял да и перехитрил всех.
Старшие заметили движение среди учеников.
- Что такое у вас случилось? - спросил директор.
- Мы поправили на тротуаре плитку, которая брызгала, - ответил Цыбук.
Тэвэтэтовцы переглянулись, довольные: молодец Цыбук! Сам сделал, сам
гоняется за очками, чтобы набрать побольше, а теперь говорит "мы", от имени
всего ТВТ поддерживает честь своей организации. Вот он какой.
- Когда же это вы успели сделать? - спросил вожатый.
- Да только что Цыбук выходил и поправил, - ответил Андрей.
- Это ту самую плитку, что обрызгала Антона Ивановича? - хитро
улыбаясь, переспросил вожатый.
- Ту самую! - ответили ему.
Директор от души рассмеялся и обратился к учителю географии:
- Ну, что вы скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами
записаться в ТВТ. А то, как видите, мы отстали от них.
- Да придется уж, - ответил Сергей Павлович. - Только примут ли они
нас?
- Примем! - закричали тэвэтэтовцы, гордясь, что выдумка заслужила такое
внимание.
- А пока что, - сказал Антон Иванович, - мы обсудим это дело в более
широком масштабе и, если согласитесь, предложим некоторые изменения в ваш
устав.
Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю
ТВТ. Говорил он так подробно и с таким подъемом, что присутствующие готовы
были подумать, будто он сам додумался и организовал все это дело и был самым
заядлым тэвэтэтовцем.
А когда он нарисовал дальнейший путь ТВТ, то десять основателей этой
организации только удивленно переглянулись и подумали: "Смотри, какая штука
выходит!"
Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он
предложил такой:
"Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским
глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку,
которые он может исправить сам, - сразу же исправляет. Если сам сделать не
может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует".
- Это будет то же самое, что и у вас, - объяснил вожатый, - только
немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано
вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть
такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они
требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не
закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо
пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы
кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как
это умеют тэвэтэтовцы.
- А такое очко будет считаться? - спросил Цыбук.
- Какое? - не понял вожатый.
- За кран, - ответил Цыбук.
Будто гром прокатился по классу. Смеялись все - и ученики, и учителя, и
директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку:
- А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы
тебе, если примем еще один пункт, вот этот:
"Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких,
ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую
ценность".
- Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, - обратился
вожатый к собранию.
Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть?
- Ну, что скажете? - снова спросил вожатый.
Тогда встал Толя и сказал:
- Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если
дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет.
- Правильно! - сказал директор.
Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел
сказать: ну, что?
- Я не записывала бы, что закрутила кран, - проговорила Клава с места.
- А это уже твое личное дело, - сказал вожатый. - Если кто захочет,
зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо.
- Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за
важную работу, - сказал Павлик.
- Вот вы как ставите вопрос! - удивленно проговорил вожатый. - Тогда,
если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен
сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той
маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а...
Он взглянул на директора и замолчал.
- А в чем? - спросил Яша.
- После скажу, - ответил вожатый.
- Почему?
- После интереснее будет.
- Когда?
- Через некоторое время.
- Сейчас скажите, сейчас, - посыпались просьбы.
- Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо
жалея, что затронул этот вопрос.
Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос.
Выручил Сергей Павлович - он попросил слово. Ученики сразу притихли.
Сергей Павлович встал и сказал.
- Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах.
Напрасно так думаете. Если одна мышь - не беда, то сто мышей - несчастье. Да
что там сто? - иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю
случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на
полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол
или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не
обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о
которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда
человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни
еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем.
Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь "чужое"
пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если
мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и
никто не остановит его, так как это "не их дело". Тысячи таких мелочей всем
нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам.
Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее - никогда не думать: "это не
мое дело".
Эта теплая и задушевная речь произвела на ребят большое впечатление, а
тэвэтэтовцы совсем возгордились.
Вожатый внес еще один пункт в устав:
"Член Товарищества воинствующих техников не должен рассматривать свою
деятельность как работу, нагрузку. Он делает только то, что можно сделать,
легко и охотно".
По этому пункту выступил Антон Иванович.
- Я, - сказал он, - обращаю особое внимание на этот пункт. Вы начали
это дело как игру, и пусть оно останется игрой. Вы не можете брать на себя
обязанность следить за порядком везде, всюду исправлять неполадки, тратить
на это время. У вас есть своя основная работа - учеба, есть и другие
обязанности. Пусть новая работа будет для вас только интересной игрой,
вместо какой-нибудь другой бесполезной игры. А потом мы увидим, что из этого
выйдет.
Когда после собрания все направились к дверям, директор неожиданно
подошел к классной доске, нагнулся и... поднял с пола кусок мела.
- Запишите мне очко, - весело проговорил он. - Я считаю эту работу
полезной, так как мел вы могли растоптать, раскрошить, в классе стало бы
больше пыли, пол стал бы грязным, уборщице прибавилось бы работы, и пропал
бы нужный кусок мела.
- Вот вам и мелочь! - сказал Сергей Павлович.
Ученики восторженно зааплодировали.
совсем необычная,
так как здесь дети суют нос не в свое дело,
люди думают наоборот, а об одной истории
даже в газете было напечатано.
Через некоторое время жители города стали замечать, что в разных местах
начали появляться какие-то дети, которые суют свой нос, куда им не следует.
А когда вмешивался взрослый, то выходило совсем наоборот.
Идет, скажем, уважаемый дядя по улице и видит, двое мальчиков возятся у
почтового ящика, засовывают туда пальцы, даже щепочки.
- Вы что тут делаете? - кричит он. - Письма таскаете?
- Да нет, - отвечают мальчики, - наоборот: почтовый ящик полнющий, и
письма вываливаются оттуда. Мы их засовываем дальше.
- Знаем, как вы засовываете, - ворчит дядька. - Идите прочь, не
трогайте!
- Да вы гляньте, вот один конверт совсем вывалиться хочет.
И мальчик засунул его назад. Смотрит прохожий на мальчиков и не знает,
что думать. Когда-то он сам был мальчиком и, балуясь, засовывал в ящики
всякую всячину. А тут выходит - наоборот. Странное дело!
Или видит милиционер - маленький мальчик ворочает на тротуаре
опрокинутую урну. Милиционер кричит:
- Ты зачем повалил урну? Поставь на место!
- Я и ставлю, - спокойно отвечает мальчик. - Она была перевернута.
- Сам ставишь? - удивляется милиционер.
И было чему удивляться: не один год он следит за порядком, не один раз
приходилось ему кричать вот на таких же самых мальчишек, которые нарочно
повалят урну или еще какую штуку выкинут, а чтобы кто из них сам догадался
что-нибудь поправить, - такого милиционеру наблюдать еще не приходилось.
Шли однажды два тэвэтэтовца по небольшой тихой улице, обсаженной
деревьями. Сильный ветер шумел в этих деревьях и раскачивал ветви. Вдруг над
головой раздался треск. Остановились ребята, задрали головы - ничего не
видно. Шагнули дальше - снова треск. Оглянулись - снова ничего нет. Но тут
налетел ветер - и тогда ребята не только услышали, где треск, но и увидели
среди веток страшные электрические искры.
- Это провод прикасается к ветке, - сообразили ребята. - Надо отломать
ее. Хорошее будет очко.
Один из них полез на дерево, второй остался внизу. Когда к ветру,
раскачивавшему дерево, присоединились еще движения мальчика, то затрещало и
заблестело так, что не только мальчику на дереве, но и тому, что был внизу,
стало страшно. В это время из дома вышел старый дворник. Он сразу увидел
искры и двух ребят.
- Что вы делаете, хулиганы?! - закричал он, подбежал к дереву, схватил
мальчика за плечо и крикнул наверх: - А ну, слазь: я тебе покажу!
Ребята начали объяснять, в чем дело, но старик и слушать не хотел. Мало
ли чего наговорят эти озорники? Он своими глазами видел, что они делают,
знает он таких.
Вышли из дома и еще люди, остановилось несколько прохожих, мальчик слез
с дерева - и начался разбор дела...
Дворник не хотел слушать никаких объяснений, другие тоже смотрели на
ребят искоса. Положение бедняг становилось незавидным.
Неожиданно они услышали вопрос:
- А вы, случайно, не тэвэтэтовцы?
Спрашивал только что подошедший пожилой человек.
- Да, да, - ответили ребята.
Человек ласково улыбнулся и сказал дворнику:
- В таком случае отпустите их и поблагодарите.
- А что это за тэтовцы? - удивленно спросил дворник.
- Это наши дети, которые на каждом шагу делают полезное дело, - ответил
человек. - Они вот отломали ветку, которую давно уже надо было отломать вам
самим.
Ребята пошли дальше, радуясь, что нашелся человек, который знал, кто
такие тэвэтэтовцы.
- Это, наверно, учитель, - решили они.
И не ошиблись: это действительно был учитель, хотя и не из их школы.
Естественно, что учителя других школ об этом деле знали. Но основная масса
жителей еще не знала, поэтому "необыкновенные" поступки наших тэвэтэтовцев
на каждом шагу удивляли народ.
...Летний день. В городском сквере сидят на скамейках люди. Много
женщин с маленькими детьми. Каждая следит, чтобы ее ребенок не отошел
далеко, не полез на клумбу с цветами. Если малыш подползет и вырвет цветок
или сделает на клумбе ямку, то мать сама исправляет повреждение. С одним
мужчиной был семилетний мальчик. Он вывернул два белых камня, которыми была
обложена клумба. Отец строго крикнул на сына и заставил его своими руками
поставить камни на место.
Вдруг откуда-то выскочил мальчишка лет двенадцати, с разгону влетел на
клумбу и выворотил ногами цветы. Несколько человек крикнуло:
- Куда лезешь? Клумбу портишь!
Мальчик побежал себе дальше, публика осталась сидеть на скамейках, а
вывороченные цветы остались лежать на земле. Тогда к клумбе подходит девочка
и старательно садит цветы назад. Люди начали хвалить девочку, как будто она
сделала что-то совсем необыкновенное. А для девочки это было совсем обычное
дело, так как это была Клава Макейчик, член ТВТ.
Почему же так были удивлены люди? Только что женщина тоже посадила
назад цветок, а мальчик поставил на место камни - и никто не обратил на это
внимания. Каждый считал, что так и должно быть. А когда то же самое сделала
Клава, то все очень удивились и начали громко расхваливать ее.
Читатель, пожалуй, уже догадался, в чем тут секрет: женщина исправила
то, что сделал ее ребенок, мальчик исправил то, что сделал он сам, а Клава
исправила то, что сделал кто-то другой. И главное - исправила сама, по своей
инициативе. Вот это и было то новое, "необыкновенное", к чему люди еще не
привыкли. Вот почему люди обращали на такие факты особое внимание и часто о
них рассказывали. И сейчас, на сквере, одна женщина рассказывала другой о
подобном случае.
- Это было зимой, - говорила она, - в сухой морозный день. Дул сильный
ветер. Я стояла на улице, ожидая трамвая. Мимо проходила девочка лет
одиннадцати, ученица, с книгами. Сумка ее висела на локте, а руки были
спрятаны в муфте. Недалеко от меня она остановилась и начала присматриваться
к чему-то на земле. Там лежала какая-то железина. Девочка некоторое время
стояла над ней и как бы что-то обдумывала. Казалось, она хочет поднять эту
железяку, но боится вытаскивать руки из муфты и браться за холодный металл.
Немного постояв, она наконец наклонилась. Я с интересом следила за ней:
зачем ей эта железина понадобилась? Холодное железо, видно, обожгло ей руку,
но девочка, сжав зубы, подняла его, отнесла в сторону и... бросила. Меня это
так заинтересовало, что я подошла к ней и спросила:
- Зачем ты поднимала эту железяку?
- Она очень вредная, - ответила девочка: - если на нее наедет машина,
то проколет шину.
Присмотрелась я к железине и увидела, что она действительно "вредная":
крепкая, колючая. Шину она, безусловно, проколола бы. Признаюсь, мне даже
стыдно стало. Мне не только не пришло бы в голову отбросить эту железяку, я
и не заметила бы ее, если бы не эта девочка. Какая сознательность, какой
рачительный глаз у такой малышки! Эх, если бы все были такими!
- Все дети? - переспросила вторая женщина.
- А почему же нет? - ответила первая.
- Я думаю, и нам с вами не повредило бы, - улыбнулась вторая.
- И еще как! - воскликнула первая. - Да только нет у нас этой привычки:
никто нам в свое время не подсказал.
Недалеко сидела еще одна женщина и с интересом прислушивалась к беседе.
Наконец она сказала:
- Вы, как видно, заинтересовались детьми, которые удивляют людей своими
поступками. Могу вам сказать, что и мой сын принадлежит к ним.
Обе женщины живо повернулись к ней и сказали:
- Это делает вам честь. Немного родителей, которые воспитывают детей в
таком духе. Обычно никому из нас и в голову не приходит такое.
Женщина засмеялась:
- Должна вам сказать, что и нам это не приходило в голову. Это они сами
в школе, в пионерском отряде, выдумали такую штуку. Организовали какое-то
"Товарищество воинствующих техников", сокращенно "ТВТ", и называют себя
тэвэтэтовцами. С того времени в нашем доме, где только надо сделать или
исправить какую-нибудь мелочь, - сын наш сразу же сделает это сам. Да еще с
криком домогается, чтобы никто другой, кроме него, не сделал. То же самое
они делают всюду, где только можно, гуляя...
В это время мимо них по дорожке с криком и смехом пробежало трое ребят.
Первый из них подбежал к пустой скамейке, возле которой лежал платочек,
поднял его и крикнул:
- Есть очко!
Товарищи его начали смеяться:
- Какое же это очко? Ты сам себя связал этим платком. Не понесешь же
его в милицию. И никто не пойдет туда спрашивать его.
Первый мальчик, видно, растерялся.
- А может, кто найдется? - проговорил он, а потом поднял платок вверх и
крикнул на весь сквер: - Эй, чей платок?
Одна девочка, которая уже выходила из сквера, оглянулась и узнала свой
платок. Отдав ей находку, мальчик повернулся к своим товарищам и сказал:
- Ага! Запишите очко.
Трое наших женщин с интересом наблюдали эту сцену. Две из них ничего не
понимали, а третья сказала:
- Вот вам и тэвэтэтовцы.
- А при чем тут какое-то очко?
- Это они записывают себе очко за каждое полезное дело. Понятно, ведь
дети...
Так постепенно тэвэтэтовцы становились известными за пределами своей
семьи и школы. Но это было только начало, и большинство людей все еще не
знало их и на каждом шагу удивлялось необыкновенным поступкам каких-то
необыкновенных детей.
Наконец, расскажем еще одну интересную историю, которая попала даже в
газету. К сожалению, главный герой ее остался неизвестным, даже никто не
знал, что это был тэвэтэтовец. А дело было так.
Около входа в городской Парк культуры и отдыха есть небольшой
деревянный мост. Недавно этот мост ремонтировали. И один из мастеров по
небрежности не загнул острый конец гвоздя, который торчал из столбика как
раз в том месте, где проходят люди. Если бы знал мастер, что из этого
выйдет, он бы ночей не спал от угрызений совести. Может, он позже и узнал,
может, действительно не спал ночами, но мы этого не знаем, поэтому ничего
сказать не можем.
А на этом месте в течение часа произошло много жутких событий.
Один озабоченный, серьезный человек зацепил за гвоздь рукой и ободрал
ее до крови. Остановился, посмотрел на руку, на гвоздь, буркнул: "Ну и
работа!" и пошел дальше, вытирая кровь платочком. Все обошлось.
Иначе было, когда за гвоздь зацепилась девушка и порвала свое
праздничное шелковое платье. Шла она в парк с молодым человеком, на гулянье
- и вот какое несчастье! Сначала она ойкнула, потом смутилась и, наконец,
заплакала. Молодой человек подошел к гвоздю, потрогал его рукой и возмущенно
воскликнул:
- Это вредительство! Оставлять такой гвоздь в публичном месте!
Остановилось несколько прохожих. Они сочувственно поглядывали на
девушку и тоже возмущались:
- За такую небрежность надо под суд отдавать... тех, кто это делает!
- Не только их, но и тех, кто должен следить за порядком!
- Куда начальство, смотрит?
- Кто-то же должен отвечать!
- В газету надо написать!
Одним словом, возмущение было всеобщим. И сочувствие девушке было
всеобщим. Но девушка вместо гулянья должна была идти домой...
Люди разошлись. Некоторое время было спокойно, если не считать двух
смешных происшествий. Одна женщина зацепилась за гвоздь большим платком.
Когда ее дернуло сзади, она повернулась и крикнула парню, который шел следом
за ней:
- Осторожней, молодой человек! Что за шутки?
Тот удивился:
- Чего вы, гражданка? Я вас не трогаю.
Тут выяснилось, что пошутил не парень, а гвоздь, и гражданка попросила
извинения.
Потом один человек, который держал в руках шляпу, зацепил ею за гвоздь
- и шляпа полетела в речку. Публика не могла не рассмеяться, видя, как шляпа
плывет по реке, а человек гонится за ней. Но самому человеку было не до
смеху.
А тем временем приближался момент, когда на мосту должно было произойти
самое важное событие сегодняшнего дня.
К мосту подходил высокий красивый франт в замечательном сером пальто.
Шел он так быстро, что расстегнутое пальто развевалось, как крылья. И вот
одним крылом он зацепил за гвоздь... Видно, пальто было добротное, так как
треск услыхало много людей. Но молодой человек не заплакал, как та девушка;
он поставил вопрос совсем иначе, по-деловому.
- Граждане! - обратился он к ближайшим лицам. - Прошу вас, будьте
свидетелями: я порвал свой новый макинтош об этот гвоздь. Я подам в суд на
горсовет: он должен отвечать за такое вредительство в публичных местах.
Он побежал к милицейскому посту.
- Товарищ милиционер! - сказал он. - Прошу составить акт, что я порвал
макинтош о гвоздь, оставленный здесь на мосту, где проходят тысячи людей. Я
считаю, что за это должен нести ответственность хозяин города - горсовет...
Когда они подходили к злополучному месту, какой-то мальчик последним
ударом камня совсем загнул и обезвредил виновника несчастий. Увидел это
потерпевший да как набросится на мальчика:
- Ты что тут делаешь? Кто тебя просил совать нос не в свое дело?
Товарищ милиционер! Вот тут был гвоздь, но этот негодник его уничтожил. Но
это все равно, факт остается фактом. Вот свидетели, которые видели...
Но свидетели, сдерживая смех, разошлись.
Это происшествие, как мы уже говорили, попало в газету. Там писали о
разных недоделках и небрежностях, которые иногда допускаются строительными
трестами. Среди примеров был и несчастный гвоздь, наделавший столько бед на
мосту, возле Парка культуры и отдыха.
"Конечно, - писала газета, - за такую небрежность должны отвечать те,
кто допустил ее. Трудящиеся города имеют право потребовать, чтобы в
публичных местах им не угрожала опасность от каких-нибудь гвоздей. Но в
происшествии на мосту около Парка культуры и отдыха есть одна характерная
черта, которая касается и всех граждан. Тут какой-то мальчик взял да и
загнул камнем гвоздь. А не мог ли то же самое сделать каждый, кто первый
заметил этот гвоздь? Над этим следовало бы задуматься нам всем".
Мы можем к этому только добавить: среди людей, что проходили тогда по
мосту, не одна сотня была таких, которые сами могли загнуть гвоздь. Но вышло
так, что они прошли спокойно, ничего не зная. Всякое бывает на свете.
где происходит
"нечто, в тысячу раз важнейшее",
и еще говорится,
как тэвэтэтовцы заразили очками учителей,
родителей и даже "профессоров".
Посмотрим теперь, что происходило в одиннадцатой школе после того, как
директор записался в члены ТВТ. Правда, он как заработал тогда одно очко,
так с ним одним и остался. Больше он не заговаривал о том, чтобы ему
записали новое очко. Но все видели, что он каждый день зарабатывал много
очков.
- Конечно, - говорили тэвэтэтовцы, - директору некогда с нами играть.
Будем считать его почетным членом.
Зато среди учеников количество тэвэтэтовцев за короткое время выросло
до четырехсот человек. Они были объединены в пионерских звеньях. Первое
звено составляли "ветераны", основатели ТВТ - Клава, Толя и другие.
Скоро узнали, что и в других школах города появились тэвэтэтовцы. Тогда
одиннадцатая школа начала гордиться, что она была первой в этом деле.
Рядом с одиннадцатой школой был детский сад. Оказалось, что и там
нашлись тэвэтэтовцы. Поднимет шестилетний человек бумажку с пола и несет
воспитательнице:
- Тетя, запишите очко!
За каждой мелочью, каждой соломинкой, спичкой начали гоняться.
Пособирали со двора все щепочки, все лишние камушки.
Естественно, что одиннадцатая школа стала самой лучшей. Восемьсот глаз
зорко следили за каждой неполадкой и сразу же исправляли ее. Некоторые
ретивые тэвэтэтовцы даже жалели, что в школе тяжело заработать очко.
Ярошка, бегая по классу, разлил чернила. Когда ему предложили вытереть,
он, как всегда, начал доказывать, что это не он разлил. Но сейчас же нашлись
охотники заработать очко - и чернила вытерли без Ярошки.
Потом он оторвал палку от географической карты - и повторилась та же
самая история.
Но в третий раз ему уже стало стыдно, и он без всяких споров собрал
чужие книги, которые пораскидал по классу.
Однажды после уроков вожатый увидел, что Карачун возится в коридоре
около оконной рамы.
- Ты что тут делаешь?
- Да вот стекло дребезжит, может выпасть. Я его гвоздем укрепляю.
- Ты член ТВТ?
- Нет, не принимают. От тебя, говорят, пользы, как от быка - молока. А
я им докажу. Сколько тэвэтэтовцев в школе, а никто не заметил, что стекло
дребезжит.
- Обещаю тебе, что будешь принят, - улыбнулся вожатый.
Порядок в школе был не только потому, что тэвэтэтовцы исправляли каждую
неполадку. Тут происходило нечто в тысячу раз важнейшее: тэвэтэтовцы не
могли уже сознательно или по небрежности сами что-нибудь испортить, сломать,
побить.
Мог ли, например, тот ученик, который своими руками закрепил завеску на
парте, ломать ее на другой парте? Мог ли он неряшливо обращаться с
библиотечной книгой, если недавно он своими руками склеивал такую же,
порванную кем-то другим? Мог ли он бросить на пол и не поднять чужое пальто,
если он поднимал уже пальто, брошенное другими? Будет ли он неосторожно бить
ногами в стену, если сам однажды уже замазывал ее? Если раньше Карачун без
зазрения совести толкался около окна, не думая, что может разбить раму, то
теперь он, толкаясь, невольно вспомнит, что сам поправлял ее. Вряд ли
найдется ученик, который сотрет со стены слова, написанные кем-то другим, и