Стало совсем темно, глаз охотника уже ничего не мог разобрать и в двух шагах. Но вот парадокс: чем слабее одно чувство, тем активнее другое — Шеттерхэнд весь обратился в слух, хотя не напрягал его специально, ибо в последнем случае гораздо меньше шансов вовремя среагировать на неожиданность. Наконец он уловил тихий звук, напоминавший шелест травы от змеиного тела. Охотник прислушался. Поблизости вырос силуэт вождя апачей. Подойдя, Виннету опустился рядом и тихо сообщил:
— Они на подходе.
— Где их лошади?
— Ведут с собой.
— Я думал, они оставят их подальше отсюда.
— Сыновья команчей считают себя лучшими воинами, но на деле это не так.
— Их кони только усилят панику. Тихо, по-моему, они уже пришли!
До обоих донесся стук копыт по мягкому мху. С каждой секундой он становился все отчетливее. Команчи по старому индейскому обычаю шли один за другим. Каждый воин вел своего коня в поводу. У входа в ущелье они остановились. Олд Шеттерхэнд и Виннету ничего не видели, но по звукам определили, что несколько человек вошли внутрь, чтобы проверить, все ли в порядке. Затем, после негромких окриков, колонна двинулась в ущелье. Прошло не менее четверти часа, пока последний воин скрылся в проходе.
Олд Шеттерхэнд и Виннету раздвинули заросли и тихо подкрались к самому краю обрыва прямо над входом в ущелье. Через пять минут послышались шаги — похоже, кто-то возвращался. Людей было трое. Они остановились у хода, почти рядом с притаившимися за камнями кровными братьями, и один из них сказал:
— Оставайтесь здесь и убейте любого, кто приблизится к вам. Мы должны разжечь несколько костров, а вы смотрите, чтобы ни один из них не был виден, иначе нас обнаружат. Нападать еще рано. Еще не все бледнолицые собрались в доме, в котором пьют «огненную воду». Я буду наблюдать за ними и вернусь тогда, когда пробьет час их смерти. Хуг!
Нетрудно было догадаться, что это говорил вождь. Отдав приказание, он удалился быстрым неслышным шагом. Тотчас от скалы оторвались две тени и совершенно неслышно двинулись следом.
Обоим вестменам пришлось идти за вождем след в след, чтобы не упустить его из виду, а это требовало колоссальных усилий. Любое неосторожное движение — и все пропало!
Вождь шел к Пихтовому Лагерю. Никому не доверяя, он решил сам осмотреть округу без провожатых. Наконец все трое дошли до места, где их не могли услышать часовые.
Вдали уже был виден свет из окон бараков, когда Токви Кава услышал за спиной легкий шум. Он обернулся, но в тот же миг кулак Шеттерхэнда обрушился на его голову. Сбитый с ног чудовищной силой, вождь тяжело рухнул на землю. Он хотел было закричать, но смог издать лишь хриплый вздох, напоминавший шум от вспорхнувшей птицы.
В то же мгновение Виннету сел на него сверху, чтобы связать прочными ремнями руки и ноги. Олд Шеттерхэнд вырвал пучок травы и заткнул им рот вождю, который, похоже, потерял сознание. Тут же охотник крепко завязал рот команчу шейным платком, чтобы тот случайно не выплюнул кляп. Взвалив себе на плечи большое и грузное тело Мустанга, Шеттерхэнд двинулся обратно.
Естественно, оба вестмена не пошли той же дорогой, которой пробирались сюда, поскольку так легко можно было натолкнуться на часовых. Оба сразу приняли влево, туда, где среди густых пихт прятался инженер со своими рабочими. Как уже говорилось, Сван был человеком весьма расторопным и рассудительным, но все же — не вестменом, поэтому, заметив вдруг приближающихся людей, мог бы натворить бед. Предвидя это, Олд Шеттерхэнд поспешил негромко окликнуть его:
— Все в порядке! Это мы. Не волнуйтесь, мистер Сван!
— А, это вы! Что это вы тащите?
— Черного Мустанга, — спокойно ответил Олд Шеттерхэнд, опуская пленника на землю.
— Самого вождя этих мерзавцев?! Но он не дышит. Уж не мертв ли?
— Нет, просто устал с дороги.
— Может, и не очухается… Что будем с ним делать?
— Привяжите его к дереву и присматривайте за ним! Мы уходим.
— Куда?
— Приведем еще двух краснокожих, тех, что стоят у входа. Пока они там, у нас связаны руки.
С этими словами белый охотник вместе с Виннету поползли в сторону их недавнего укрытия. Добравшись до места, они снова увидели перед собой часовых, две фигуры которых слабо вырисовывались в лунном свете. Команчи стояли рядом и о чем-то тихо переговаривались. Кровные братья не стали подслушивать разговор, а бесшумно подкрались к охранникам и одновременно бросились на них. В один миг команчи были обезврежены и находились теперь во власти белого и апача. Когда последние вернулись к инженеру, тот не скрыл удивления:
— Вы и с этими управились? Послушайте, господа, зачем мы вам нужны?! Может вы и дальше будете так действовать?
— Нет, — улыбнулся Олд Шеттерхэнд. — С остальными разделаемся одним ударом. Прямо сейчас.
— Так-так… А что нам делать в первую очередь?
— Прикажите принести ко входу бочку с керосином и запалите ее. Пламя быстро наставит команчей на путь истинный.
Через пять минут рабочие уже вытащили из зарослей один бочонок, подкатили его поближе к проходу и подожгли. Они быстро отбежали назад, а через несколько секунд раздался глухой взрыв. Днище бочки разлетелось, но клепки выдержали, поэтому горящий керосин не весь сразу выплеснулся на землю. Но этого оказалось достаточно, чтобы высокое пламя моментально взметнулось меж скал и осветило ущелье до самого дальнего угла. Люди в Пихтовом Лагере наверняка тоже всполошились, когда раздался взрыв — пляшущий столб пламени оттуда был хорошо виден.
Все это было как гром среди ясного неба. Поначалу индейцы просто опешили, но удивление на их лицах сменилось ужасом, когда они поняли, что путь к отступлению отрезан диким пламенем. В ущелье стало светло как днем. Краснокожие подняли такой вой, что нельзя было разобрать, боевой ли это клич или вопли ужаса. Они бросились к огню, пытаясь прорваться в долину, но тщетно. Пламя отбросило их назад. Одновременно по команде Олд Шеттерхэнда грянули ружья рабочих. Стреляли вовсе не для того, чтобы посеять смерть. Нет, этими выстрелами индейцам дали понять, что путь к отступлению отрезан не только огнем.
Краснокожие отступили в глубь ущелья и попытались выбраться с другой стороны, но стены оказались слишком круты. В тот момент, подняв головы, они увидели наверху то, что едва ли не полностью парализовало их волю. Олд Шеттерхэнд заранее приказал своим людям зажечь факелы, как только внизу запылает керосин. Теперь края обрыва со всех сторон светились огнями. К счастью для команчей, наверху покоились лишь голые скальные плиты. Кое-где все же попадались камушки, которые по чьему-то призыву сверху тотчас были пущены в ход. Напуганные и разъяренные животные вставали на дыбы, били копытами людей, галопом носились по замкнутому кругу, сея еще большую панику. Ослепляющий свет огня в лицо, невообразимая крутизна скал и сумасшедшие кони не давали команчам ни прицелиться, ни выстрелить. Через несколько минут ущелье представляло собой картину неописуемого хаоса.
Тем временем из Пихтового Лагеря прибыли всадники, чтобы узнать причину шума и необычного фейерверка. Одним из первых у ущелья Березы оказался инженер Левере. К своему изумлению, в свете пламени он увидел Олд Шеттерхэнда и Виннету, рядом с которыми стоял его коллега из Рокки-Граунд,
— Вы? Здесь? — растерянно пробормотал он. — А этот керосин… Что это все значит?
— Это значит, что мы сейчас немного поджарим краснокожих, мистер Левере, — ответил Сван.
— Команчей?
— Да. Но теперь они забились в ущелье, на обрывах которого стоят рабочие, а здесь мы подогреваем их огоньком.
Сван кратко поведал коллеге обо всем, что произошло. Последний был немало обрадован, что все так закончилось, и спешно вернулся в лагерь, чтобы успокоить своих людей.
Вскоре вождя вместе с охранниками перенесли в указанное место и положили так, чтобы Виннету и Олд Шеттерхэнд оказались у них за головами.
Инженер стал прямо над команчами. Он внимательно смотрел на них, не произнося ни слова, чем привел вождя в бешенство. Хотя по индейскому обычаю вождь должен был молчать, то презрение, с которым на него смотрели в свете полыхающего пожара глаза противника, заставило Черного Мустанга забыть о своей гордости.
— Что ты так смотришь на нас? — взревел команч на языке белых. — Не умеешь говорить или от страха проглотил язык?
— От страха? — усмехнулся инженер, скрестив руки на груди. — Не бери так высоко, вождь! Ты — убийца, которого скоро вздернут на толстом суку.
— Что ты несешь! Я — Токви Кава, верховный вождь команчей-найини !
— Раз ты вождь этих мошенников, мы примем во внимание твой ранг и повесим тебя чуть повыше остальных!
— Ты напрасно радуешься! Я связан, но скоро вам придется освободить меня. Иначе мои воины убьют вас всех, спалят Пихтовый Лагерь, уничтожат его жителей, а дорогу, по которой ездит Огненный Конь, разобьют!
— Ты хочешь, чтобы тебя высмеяли перед двумя простыми воинами? Ты осмеливаешься грозить, вождь, а сам лежишь передо мной, как змея, у которой выдрали ядовитый зуб. О твоей судьбе позаботятся Виннету и Олд Шеттерхэнд!
На это вождь лишь ухмыльнулся и сказал:
— Этих двоих здесь нет и быть не может! Они сбежали еще вчера вечером! От страха передо мной!
В этот момент его взгляд упал на белого охотника, бесшумно ступившего на освещенное место.
— Уфф! Олд Шеттерхэнд! — вырвалось у пораженного Черного Мустанга.
— Ты не ошибся. А это кто?
Виннету подошел к своему бледнолицему брату и стал рядом.
— Виннету, вождь апачей! Как вы оба оказались тут? Шеттерхэнд кивнул и подчеркнуто любезно пояснил:
— Вождь команчей немало удивится, когда узнает, что мы прибыли оттуда, откуда прибыл и он, — с Ольхового родника!
— Я там не был!
— Да, ты был совсем рядом, в буреломе у Корнер-Топа, и хотел сегодня схватить нас.
Команч начал понимать, что его положение гораздо хуже, чем казалось ему поначалу. Он был связан и беспомощен, но пока еще не знал, что ущелье полностью окружено, а потому не терял надежды. Силясь разорвать крепкие ремни, он прошипел сквозь зубы:
— Если бы я не был связан, то все вы увидели бы, как медведь гризли одним ударом лапы кроит черепа койотов, путающихся у него под ногами! А ну, освободите меня!
— Повременим немного. Ты называешь себя верховным вождем команчей-найини, а вождь всегда слишком горд, чтобы лгать. Ты оказался здесь, чтобы напасть на лагерь?
— Нет!
— Ну и наглость! — вскипел инженер. — У меня прямо руки чешутся содрать с него эту рубаху, чтобы его красная кожа узнала крепость хорошего хлыста!
Олд Шеттерхэнд отвернулся от вождя и произнес:
— Неслыханная трусость — врать в такой ситуации. Ты будешь отрицать и то, что сегодня в полдень оставил своего внука одного у Корнер-Топа?
Вождь на миг прикрыл глаза, а потом ответил:
— Олд Шеттерхэнд смотрит сны, не засыпая!
— Ты оставил его там охранять наши ружья, — продолжал белый охотник, не обращая никакого внимания на поведение команча.
— Уфф! — вождь даже приподнял верхнюю часть туловища, несмотря на то, что был крепко связан.
— Сейчас ты станешь проклинать свою глупость! Смотри! Наклонившись к траве, куда Олд Шеттерхэнд заранее положил свое оружие, он поднял одно из ружей и показал его вождю. Тот зажмурился и издал тихий стон.
— Где Ик Сенанда, сын моей дочери? — захрипел Токви Кава.
— Он наш пленник. Мы взяли его у Корнер-Топа.
— Этого не может быть!
— Но это так, вождь! Мы поехали на Огненном Коне в Рокки-Граунд, а потом верхом достигли Ольхового родника и стали поджидать тебя там. Мы хорошо видели все, что вы делали, и слышали, о чем вы говорили. Виннету и я прятались в буреломе всего в нескольких шагах от вас.
— Уфф!
— Вот именно! Ты и дальше будешь безбожно врать? Брови команча нахмурились. Он молча посмотрел куда-то в пустоту и вдруг внезапно громко произнес:
— Токви Кава не знает, что такое страх, а потому он лгал не из страха!
— Значит, ты признаешься, что обокрал нас?
— Да.
— Признаешься, что вы собирались напасть на Пихтовый Лагерь?
— Да.
— Благодарю, мой дорогой! — воскликнул инженер. — Мистер Шеттерхэнд, поведайте мне, что мы будем делать с этим почтенным джентльменом и его людьми?
— Сначала дадим ему время осознать свое положение, а потом проводим к краю обрыва, чтобы он сам мог там все рассмотреть.
— А потом?
— Потом ему придется приказать своим людям сдаться. — Сказав это, Олд Шеттерхэнд повернулся к двум другим команчам и спросил: — Вы знаете язык бледнолицых?
Один из них ответил:
— Мы поняли все, о чем вы говорили.
— Ладно, тогда пойдете в ущелье и сообщите своим, что вождь у нас в руках и что тот, кто возьмется за оружие, будет убит. Сейчас мы отведем вашего предводителя на вершину. Там он сможет сам убедиться в том, что любое сопротивление бесполезно. Пусть он сам решает, что для него и для вас будет лучшим.
— А от кого мы узнаем о его решении?
— Ваш вождь сам скажет обо всем. Его голос сверху услышат все ваши воины. Сейчас вас развяжут. Вот с этой стороны от входа пламя не так высоко, и вы сможете через него перескочить.
— Мы должны вернуться?
— Нет. Можете оставаться в ущелье.
Обоих пленников развязали. Виннету поднял Серебряное ружье, готовый выстрелить в любой миг. В такой ситуации думать о бегстве было бессмысленно. Один из воинов разбежался, прыгнув в том месте, которое указал белый охотник и где пламя билось пониже. Казалось, будто огонь поглотил его, но на самом деле он благополучно приземлился на другой стороне. Второй индеец последовал его примеру.
Ноги Черного Мустанга были развязаны, чтобы он мог идти наверх. Ремней с рук, разумеется, никто не снимал. Вызвав еще нескольких рабочих, чтобы усилить охрану входа в ущелье, Олд Шеттерхэнд с Виннету и вождем команчей стали подниматься вверх по гребню. Любая попытка к бегству ставила на карту не только жизнь вождя, но и жизнь многих его воинов, поэтому Черный Мустанг спокойно брел к тому месту, откуда открывалась отличная панорама всего ущелья. Оказалось, что крайним в цепочке был Хромой Фрэнк. Увидев приближающихся трех мужчин, среди которых по военному головному убору из перьев он узнал вождя команчей, саксонец радостно воскликнул:
— Ура! Если меня не подводит врожденная проницательность, то это и есть вождь драчливых красных петухов! Я угадал, мистер Шеттерхэнд?
— Да, — кивнул тот.
— Отрадно, отрадно! Если уж вы поймали этого индюка надутого, то и прочие цыплята клюнут на вашу удочку! Как это вам удалось?
— Как обычно, дружище Фрэнк. Мы подкрались и уложили его на землю.
— Подкрались и уложили! Вы произносите такие слова, словно та кухарка из немецкой корчмы «Под Золотой Колбасой», которая, схватив кошку, говорила: «Сначала зарежу, потом испеку, а там как зайчатинку вам поднесу!» Этот вождь стоит тут, как капелла Шиллера28 в долине Уланда!29 Кажется, он никак не возьмет в толк, отчего здесь столько факелов и керосинчиком несет!
Фрэнк оказался прав. Токви Кава, совсем недавно еще надеявшийся на помощь своих краснокожих братьев, теперь вынужден был признать, что рассчитывать на них бесполезно. Вождь увидел, как его воины сбились в кучу вместе с беснующимися лошадьми, а у единственного выхода из ущелья бушевало пламя. Огонь можно поддерживать до утра и дольше, это вождь отлично понимал, потому что видел еще один бочонок, полный керосина. Всюду пылали факелы. Оглядевшись, он заметил множество бледнолицых, которые были хорошо вооружены и длинной цепью располагались по всему краю обрыва.
Черный Мустанг попытался мысленно оценить положение дел, но ни к какому приемлемому решению не пришел. Единственный вариант — попробовать с разгона верхом прорваться сквозь пламя, но эта возможность была уже упущена. Столь неожиданный и убийственный поворот событий так сильно повлиял на вождя, что он уже не заботился о скрытности своих чувств. Явное разочарование мелькнуло в его глазах, а Хромой Фрэнк не преминул заметить по этому поводу:
— Мина его совсем как у гусыни фрау фон Цаппельхеймер, которая однажды хотела было взлететь, да вдруг с ужасом заметила, что не может хлопать крыльями. Оказалось, что не гусыня она вовсе, а пресс-папье. Вот и он хочет улететь, но, кажется, ему это не…
— Уфф! — рявкнул вождь, что получилось у него гораздо громче, чем он хотел. Очевидно, собственный выкрик вывел его из раздумий.
Олд Шеттерхэнд вновь повернулся к команчу и спросил:
— Токви Кава уже подумал о том, что будет лучшим для него и его воинов?
— Да, — ответил команч, на этот раз спокойно и уверенно. — Я надеюсь на твою справедливость.
— О чем ты? Если бы мы ею руководствовались, то уже давно вынесли бы вам приговор! А запланированная тобой резня? А какова кара за краденых коней?
Индеец после некоторого колебания ответил:
— Смерть… но кони сейчас у вас…
— А за ружья?
— Тоже смерть, но оружие вернулось к вам…
— Это не уменьшает твоей вины. Ты заслужил смерти.
— И как вы убьете меня? — взорвался вождь, полный негодования и ненависти.
— Мы не убийцы. Мы не убиваем, а наказываем, особенно тех, кто сам жаждет кары!
Команч понял смысл последних слов верно. Опустив голову, он замолчал. Индеец знал, что мог бы рассчитывать на великодушие победителей, но собственная гордость не позволяла ему просить об этом. Через минуту он спросил:
— Где Ик Сенанда, которого вы схватили?
— В надежном месте и ждет своего часа. Ты же знаешь, что шпионов вешают.
— Уфф! С каких это пор Олд Шеттерхэнд стал таким жестоким?
— С тех пор, когда ты взывал к справедливости, а справедливость требует вашей крови. Ты же не примешь мое милосердие!
Вождь снова задумался. Ни хитростью, ни силой он не мог помочь себе и своим воинам. Внутри у него все кипело от злости, а жажда мести затмевала разум, но команч все же собрался с мыслями. Подняв голову по привычке высокомерно и величаво, он спросил:
— Что Олд Шеттерхэнд понимает под милосердием?
— Смягчение наказания или прощение.
— Значит, вы могли бы нас простить?
— Нет, это исключено.
— Но вы могли бы подарить нам жизнь?
— Ни Виннету, ни мне ваши смерти не нужны. Но склонить к этому остальных белых будет нелегко. Мы можем только надеяться, что нам это удастся, если ты готов сложить оружие.
— Что мы должны сделать?
— Сдаться, я уже сказал.
— Да ты с ума сошел!
— Сейчас я подам знак — загремят наши ружья, а ваши души отправятся в Страну Вечной Охоты. Ты этого хочешь?! Тогда пошли, вернемся вниз! Оттуда ты посмотришь на последствия своего упрямства. Идем!
Схватив индейца за руку, Олд Шеттерхэнд хотел повести его вниз, но Черный Мустанг вырвался, сделал шаг назад и пробормотал, отводя взгляд в сторону:
— Ты можешь нас спасти, если мы сдадимся?
— Если вам подарят жизнь, то да. Не думаю, что кто-нибудь захочет вас здесь оставить.
— Значит, мы уйдем вот так… И вы не будете опасаться нашей мести?
— Если мы сохраним ваши жизни, разве вы не останетесь нам благодарны? О какой мести ты говоришь?
— Помоги нам, и ты увидишь, что мы сделаем…
— Хорошо, — ответил белый охотник и указал рукой в ущелье. — Видишь вон там, справа, есть место, откуда можно забраться на скалы?
— Вижу.
— Тропа там настолько узка, что двоим рядом не пройти. Скажи своим воинам, чтобы они начали подниматься по ней строго по одному, но без оружия. Потом всех вас свяжут, пока мы не кончим совещаться. Дальше…
— «Свяжут»! — вождя снова одолела гордыня.
— Если это тебя не очень устраивает, то пусть они умрут.
— Уфф! Олд Шеттерхэнд — страшный человек! Он говорит тихо и мягко, но его воля тверда, как скала!
— Очень хорошо, что ты это понял. Осталось тебе от слов перейти к делу. Ты согласен на наши условия?
Вождь взглянул на охотника. Некоторое время он молчал, а потом, не скрывая ярости, крикнул:
— Да!
— Вот и хорошо. Но предупреди своих, что каждого, кто прихватит с собой хоть какое-нибудь оружие, ждет смерть!
Токви Каву трясло от злобы.
— А сын моей дочери?
— Уйдут все — уйдет и он.
— Тогда прикажи развязать меня, чтобы я мог спуститься в ущелье к моим воинам. Двух слов с горы здесь будет недостаточно. Чтобы мои воины сдались без боя и оружия, мне нужно им все хорошо разъяснить.
— Хорошо, — кивнул Олд Шеттерхэнд, с улыбкой поглядывая на вождя. — Даже если ты что-то задумал, вам все равно отсюда не выбраться. Мы позволим тебе спуститься вниз, но не забудь, когда окажешься там, что стволы девяноста ружей будут смотреть прямо на вас. Мы подождем пять минут, и если ты первый по моему сигналу не начнешь подниматься, каждый ствол заговорит по нескольку раз. Я так сказал, и так будет! А теперь иди.
Охотник сам развязал руки команчу. До сих пор Виннету не произнес ни слова, но теперь, когда Черный Мустанг сделал первый шаг, чтобы уйти, апач положил ему руку на плечо и, словно благословляя в дорогу, сказал:
— Слово Олд Шеттерхэнда нерушимо, его клятву сдержу и я. Он поверил тебе, но если ты не придешь по его зову, моя пуля найдет твое сердце! Я все сказал! Хуг!
Команч не ответил. Повернувшись, он зашагал прочь и начал спускаться вниз. Когда он был на месте и только начал вести переговоры, его воины сразу же издали дружный вой, словно разъяренные звери, запертые в клетке. Такова была реакция команчей на предложение сдаться. Олд Шеттерхэнд громким голосом отдал ряд распоряжений, и несколько человек перешли к нему, на другую сторону ущелья, чтобы встретить каждого поднимающегося наверх команча и тотчас связать его. Все направили ружья вниз, готовые открыть огонь по команде охотника. Те, кто нес службу у входа в ущелье, тоже были наготове, поскольку индейцы в любой миг могли преподнести сюрприз.
Назначенное время вскоре прошло, и Олд Шеттерхэнд подошел к краю скалы, сложил ладони рупором и крикнул в ущелье на языке команчей:
— Токви Кава, эта хах!30
Вождь услышал голос охотника. Было видно, как команч отдал последнее распоряжение, после чего оставил своих воинов, чтобы выполнить свое обязательство перед Олд Шеттерхэндом. Черный Мустанг стал взбираться наверх в том месте, где и спускался, а его воины тем временем медленно складывали в кучу оружие. Только когда Черный Мустанг достиг верха, за ним последовал второй краснокожий. Чувствовалось, как сильно колотится сердце вождя — то ли от крутого подъема, то ли от тяжелого разговора с воинами. Почувствовав под ногами твердую землю и сложив руки за спиной, он хрипло произнес:
— Токви Кава сдержал слово, а теперь свяжите меня. Но берегитесь, когда-нибудь и с вами сделают то же самое! Если это случится, то всем вам конец!
Предводителя без лишних слов связали и препроводили вниз, ко входу. Следующего за ним команча тоже скрутили, а потом, когда появился третий, их связали вместе спиной друг к другу. Остальных индейцев также связали по двое. Скоро все связанные команчи лежали на земле.
Токви Кава знаком попросил Олд Шеттерхэнда подойти ближе.
— Мне было нелегко склонить воинов к послушанию, — сказал он, когда белый охотник стал рядом. — Теперь твоя очередь отстоять наши жизни перед бледнолицыми!
— Ты был нам послушен. Я сдержу слово и сделаю даже больше, чем обещал, — ответил Шеттерхэнд.
Команч презрительно усмехнулся. Бросив на Олд Шеттерхэнда взгляд, полный брезгливости, Токви Кава произнес:
— Послушен? Я — вам? Разве лев может быть послушен псу, а бизон — скунсу? Знаешь, кто ты? Всего-навсего гнойный нарыв на уродливом теле белой расы, которая вся скоро сгинет в долинах земли команчей! А Виннету — это лишь подлый прихвостень апачей! Он — яд, который я скоро изведу. В последнюю зиму у тебя, похоже, вымерзли мозги, если ты утверждаешь, что Черный Мустанг был тебе послушен! Клянусь Великим Маниту и духами наших отцов, которые правят в Стране Вечной Охоты, что настанет время, когда вы узнаете, кто здесь приказывает, а кто повинуется!
Спокойный голос Шеттерхэнда нисколько не изменился, когда он спросил:
— Неужели ты хочешь подобной болтовней лишить себя жизни? Ты наш пленник, не забывай!
— Тебе не запугать меня! Разве Олд Шеттерхэнд не давал слова? Ведь это он сказал, что наша жизнь вне опасности!
— Припоминаю, — в глазах охотника мелькнул злой огонек. — Полагаешься на мое слово, так, значит? Ты прав: дав обещание, я не могу его нарушить. А ты этим пользуешься и бесчестишь тех, кто помог тебе? Запомни, твоя злоба пуста, ибо впредь ты — пес, которому выбили клыки, чтобы он не мог кусаться!
— Это ты пес! — Токви Кава был взбешен. — Взгляни на мои ноги. Скоро они будут пинать тебя, как шелудивую собаку, и ты взвоешь от боли…
— Всему есть предел! — прервал его Олд Шеттерхэнд. — Если ты сейчас не остановишься, то сильно пожалеешь!
— Пожалею? Эти слова выдают лишь твою слабость! Болтай что хочешь, а мне просто смешно от них!
— Они на подходе.
— Где их лошади?
— Ведут с собой.
— Я думал, они оставят их подальше отсюда.
— Сыновья команчей считают себя лучшими воинами, но на деле это не так.
— Их кони только усилят панику. Тихо, по-моему, они уже пришли!
До обоих донесся стук копыт по мягкому мху. С каждой секундой он становился все отчетливее. Команчи по старому индейскому обычаю шли один за другим. Каждый воин вел своего коня в поводу. У входа в ущелье они остановились. Олд Шеттерхэнд и Виннету ничего не видели, но по звукам определили, что несколько человек вошли внутрь, чтобы проверить, все ли в порядке. Затем, после негромких окриков, колонна двинулась в ущелье. Прошло не менее четверти часа, пока последний воин скрылся в проходе.
Олд Шеттерхэнд и Виннету раздвинули заросли и тихо подкрались к самому краю обрыва прямо над входом в ущелье. Через пять минут послышались шаги — похоже, кто-то возвращался. Людей было трое. Они остановились у хода, почти рядом с притаившимися за камнями кровными братьями, и один из них сказал:
— Оставайтесь здесь и убейте любого, кто приблизится к вам. Мы должны разжечь несколько костров, а вы смотрите, чтобы ни один из них не был виден, иначе нас обнаружат. Нападать еще рано. Еще не все бледнолицые собрались в доме, в котором пьют «огненную воду». Я буду наблюдать за ними и вернусь тогда, когда пробьет час их смерти. Хуг!
Нетрудно было догадаться, что это говорил вождь. Отдав приказание, он удалился быстрым неслышным шагом. Тотчас от скалы оторвались две тени и совершенно неслышно двинулись следом.
Обоим вестменам пришлось идти за вождем след в след, чтобы не упустить его из виду, а это требовало колоссальных усилий. Любое неосторожное движение — и все пропало!
Вождь шел к Пихтовому Лагерю. Никому не доверяя, он решил сам осмотреть округу без провожатых. Наконец все трое дошли до места, где их не могли услышать часовые.
Вдали уже был виден свет из окон бараков, когда Токви Кава услышал за спиной легкий шум. Он обернулся, но в тот же миг кулак Шеттерхэнда обрушился на его голову. Сбитый с ног чудовищной силой, вождь тяжело рухнул на землю. Он хотел было закричать, но смог издать лишь хриплый вздох, напоминавший шум от вспорхнувшей птицы.
В то же мгновение Виннету сел на него сверху, чтобы связать прочными ремнями руки и ноги. Олд Шеттерхэнд вырвал пучок травы и заткнул им рот вождю, который, похоже, потерял сознание. Тут же охотник крепко завязал рот команчу шейным платком, чтобы тот случайно не выплюнул кляп. Взвалив себе на плечи большое и грузное тело Мустанга, Шеттерхэнд двинулся обратно.
Естественно, оба вестмена не пошли той же дорогой, которой пробирались сюда, поскольку так легко можно было натолкнуться на часовых. Оба сразу приняли влево, туда, где среди густых пихт прятался инженер со своими рабочими. Как уже говорилось, Сван был человеком весьма расторопным и рассудительным, но все же — не вестменом, поэтому, заметив вдруг приближающихся людей, мог бы натворить бед. Предвидя это, Олд Шеттерхэнд поспешил негромко окликнуть его:
— Все в порядке! Это мы. Не волнуйтесь, мистер Сван!
— А, это вы! Что это вы тащите?
— Черного Мустанга, — спокойно ответил Олд Шеттерхэнд, опуская пленника на землю.
— Самого вождя этих мерзавцев?! Но он не дышит. Уж не мертв ли?
— Нет, просто устал с дороги.
— Может, и не очухается… Что будем с ним делать?
— Привяжите его к дереву и присматривайте за ним! Мы уходим.
— Куда?
— Приведем еще двух краснокожих, тех, что стоят у входа. Пока они там, у нас связаны руки.
С этими словами белый охотник вместе с Виннету поползли в сторону их недавнего укрытия. Добравшись до места, они снова увидели перед собой часовых, две фигуры которых слабо вырисовывались в лунном свете. Команчи стояли рядом и о чем-то тихо переговаривались. Кровные братья не стали подслушивать разговор, а бесшумно подкрались к охранникам и одновременно бросились на них. В один миг команчи были обезврежены и находились теперь во власти белого и апача. Когда последние вернулись к инженеру, тот не скрыл удивления:
— Вы и с этими управились? Послушайте, господа, зачем мы вам нужны?! Может вы и дальше будете так действовать?
— Нет, — улыбнулся Олд Шеттерхэнд. — С остальными разделаемся одним ударом. Прямо сейчас.
— Так-так… А что нам делать в первую очередь?
— Прикажите принести ко входу бочку с керосином и запалите ее. Пламя быстро наставит команчей на путь истинный.
Через пять минут рабочие уже вытащили из зарослей один бочонок, подкатили его поближе к проходу и подожгли. Они быстро отбежали назад, а через несколько секунд раздался глухой взрыв. Днище бочки разлетелось, но клепки выдержали, поэтому горящий керосин не весь сразу выплеснулся на землю. Но этого оказалось достаточно, чтобы высокое пламя моментально взметнулось меж скал и осветило ущелье до самого дальнего угла. Люди в Пихтовом Лагере наверняка тоже всполошились, когда раздался взрыв — пляшущий столб пламени оттуда был хорошо виден.
Все это было как гром среди ясного неба. Поначалу индейцы просто опешили, но удивление на их лицах сменилось ужасом, когда они поняли, что путь к отступлению отрезан диким пламенем. В ущелье стало светло как днем. Краснокожие подняли такой вой, что нельзя было разобрать, боевой ли это клич или вопли ужаса. Они бросились к огню, пытаясь прорваться в долину, но тщетно. Пламя отбросило их назад. Одновременно по команде Олд Шеттерхэнда грянули ружья рабочих. Стреляли вовсе не для того, чтобы посеять смерть. Нет, этими выстрелами индейцам дали понять, что путь к отступлению отрезан не только огнем.
Краснокожие отступили в глубь ущелья и попытались выбраться с другой стороны, но стены оказались слишком круты. В тот момент, подняв головы, они увидели наверху то, что едва ли не полностью парализовало их волю. Олд Шеттерхэнд заранее приказал своим людям зажечь факелы, как только внизу запылает керосин. Теперь края обрыва со всех сторон светились огнями. К счастью для команчей, наверху покоились лишь голые скальные плиты. Кое-где все же попадались камушки, которые по чьему-то призыву сверху тотчас были пущены в ход. Напуганные и разъяренные животные вставали на дыбы, били копытами людей, галопом носились по замкнутому кругу, сея еще большую панику. Ослепляющий свет огня в лицо, невообразимая крутизна скал и сумасшедшие кони не давали команчам ни прицелиться, ни выстрелить. Через несколько минут ущелье представляло собой картину неописуемого хаоса.
Тем временем из Пихтового Лагеря прибыли всадники, чтобы узнать причину шума и необычного фейерверка. Одним из первых у ущелья Березы оказался инженер Левере. К своему изумлению, в свете пламени он увидел Олд Шеттерхэнда и Виннету, рядом с которыми стоял его коллега из Рокки-Граунд,
— Вы? Здесь? — растерянно пробормотал он. — А этот керосин… Что это все значит?
— Это значит, что мы сейчас немного поджарим краснокожих, мистер Левере, — ответил Сван.
— Команчей?
— Да. Но теперь они забились в ущелье, на обрывах которого стоят рабочие, а здесь мы подогреваем их огоньком.
Сван кратко поведал коллеге обо всем, что произошло. Последний был немало обрадован, что все так закончилось, и спешно вернулся в лагерь, чтобы успокоить своих людей.
Вскоре вождя вместе с охранниками перенесли в указанное место и положили так, чтобы Виннету и Олд Шеттерхэнд оказались у них за головами.
Инженер стал прямо над команчами. Он внимательно смотрел на них, не произнося ни слова, чем привел вождя в бешенство. Хотя по индейскому обычаю вождь должен был молчать, то презрение, с которым на него смотрели в свете полыхающего пожара глаза противника, заставило Черного Мустанга забыть о своей гордости.
— Что ты так смотришь на нас? — взревел команч на языке белых. — Не умеешь говорить или от страха проглотил язык?
— От страха? — усмехнулся инженер, скрестив руки на груди. — Не бери так высоко, вождь! Ты — убийца, которого скоро вздернут на толстом суку.
— Что ты несешь! Я — Токви Кава, верховный вождь команчей-найини !
— Раз ты вождь этих мошенников, мы примем во внимание твой ранг и повесим тебя чуть повыше остальных!
— Ты напрасно радуешься! Я связан, но скоро вам придется освободить меня. Иначе мои воины убьют вас всех, спалят Пихтовый Лагерь, уничтожат его жителей, а дорогу, по которой ездит Огненный Конь, разобьют!
— Ты хочешь, чтобы тебя высмеяли перед двумя простыми воинами? Ты осмеливаешься грозить, вождь, а сам лежишь передо мной, как змея, у которой выдрали ядовитый зуб. О твоей судьбе позаботятся Виннету и Олд Шеттерхэнд!
На это вождь лишь ухмыльнулся и сказал:
— Этих двоих здесь нет и быть не может! Они сбежали еще вчера вечером! От страха передо мной!
В этот момент его взгляд упал на белого охотника, бесшумно ступившего на освещенное место.
— Уфф! Олд Шеттерхэнд! — вырвалось у пораженного Черного Мустанга.
— Ты не ошибся. А это кто?
Виннету подошел к своему бледнолицему брату и стал рядом.
— Виннету, вождь апачей! Как вы оба оказались тут? Шеттерхэнд кивнул и подчеркнуто любезно пояснил:
— Вождь команчей немало удивится, когда узнает, что мы прибыли оттуда, откуда прибыл и он, — с Ольхового родника!
— Я там не был!
— Да, ты был совсем рядом, в буреломе у Корнер-Топа, и хотел сегодня схватить нас.
Команч начал понимать, что его положение гораздо хуже, чем казалось ему поначалу. Он был связан и беспомощен, но пока еще не знал, что ущелье полностью окружено, а потому не терял надежды. Силясь разорвать крепкие ремни, он прошипел сквозь зубы:
— Если бы я не был связан, то все вы увидели бы, как медведь гризли одним ударом лапы кроит черепа койотов, путающихся у него под ногами! А ну, освободите меня!
— Повременим немного. Ты называешь себя верховным вождем команчей-найини, а вождь всегда слишком горд, чтобы лгать. Ты оказался здесь, чтобы напасть на лагерь?
— Нет!
— Ну и наглость! — вскипел инженер. — У меня прямо руки чешутся содрать с него эту рубаху, чтобы его красная кожа узнала крепость хорошего хлыста!
Олд Шеттерхэнд отвернулся от вождя и произнес:
— Неслыханная трусость — врать в такой ситуации. Ты будешь отрицать и то, что сегодня в полдень оставил своего внука одного у Корнер-Топа?
Вождь на миг прикрыл глаза, а потом ответил:
— Олд Шеттерхэнд смотрит сны, не засыпая!
— Ты оставил его там охранять наши ружья, — продолжал белый охотник, не обращая никакого внимания на поведение команча.
— Уфф! — вождь даже приподнял верхнюю часть туловища, несмотря на то, что был крепко связан.
— Сейчас ты станешь проклинать свою глупость! Смотри! Наклонившись к траве, куда Олд Шеттерхэнд заранее положил свое оружие, он поднял одно из ружей и показал его вождю. Тот зажмурился и издал тихий стон.
— Где Ик Сенанда, сын моей дочери? — захрипел Токви Кава.
— Он наш пленник. Мы взяли его у Корнер-Топа.
— Этого не может быть!
— Но это так, вождь! Мы поехали на Огненном Коне в Рокки-Граунд, а потом верхом достигли Ольхового родника и стали поджидать тебя там. Мы хорошо видели все, что вы делали, и слышали, о чем вы говорили. Виннету и я прятались в буреломе всего в нескольких шагах от вас.
— Уфф!
— Вот именно! Ты и дальше будешь безбожно врать? Брови команча нахмурились. Он молча посмотрел куда-то в пустоту и вдруг внезапно громко произнес:
— Токви Кава не знает, что такое страх, а потому он лгал не из страха!
— Значит, ты признаешься, что обокрал нас?
— Да.
— Признаешься, что вы собирались напасть на Пихтовый Лагерь?
— Да.
— Благодарю, мой дорогой! — воскликнул инженер. — Мистер Шеттерхэнд, поведайте мне, что мы будем делать с этим почтенным джентльменом и его людьми?
— Сначала дадим ему время осознать свое положение, а потом проводим к краю обрыва, чтобы он сам мог там все рассмотреть.
— А потом?
— Потом ему придется приказать своим людям сдаться. — Сказав это, Олд Шеттерхэнд повернулся к двум другим команчам и спросил: — Вы знаете язык бледнолицых?
Один из них ответил:
— Мы поняли все, о чем вы говорили.
— Ладно, тогда пойдете в ущелье и сообщите своим, что вождь у нас в руках и что тот, кто возьмется за оружие, будет убит. Сейчас мы отведем вашего предводителя на вершину. Там он сможет сам убедиться в том, что любое сопротивление бесполезно. Пусть он сам решает, что для него и для вас будет лучшим.
— А от кого мы узнаем о его решении?
— Ваш вождь сам скажет обо всем. Его голос сверху услышат все ваши воины. Сейчас вас развяжут. Вот с этой стороны от входа пламя не так высоко, и вы сможете через него перескочить.
— Мы должны вернуться?
— Нет. Можете оставаться в ущелье.
Обоих пленников развязали. Виннету поднял Серебряное ружье, готовый выстрелить в любой миг. В такой ситуации думать о бегстве было бессмысленно. Один из воинов разбежался, прыгнув в том месте, которое указал белый охотник и где пламя билось пониже. Казалось, будто огонь поглотил его, но на самом деле он благополучно приземлился на другой стороне. Второй индеец последовал его примеру.
Ноги Черного Мустанга были развязаны, чтобы он мог идти наверх. Ремней с рук, разумеется, никто не снимал. Вызвав еще нескольких рабочих, чтобы усилить охрану входа в ущелье, Олд Шеттерхэнд с Виннету и вождем команчей стали подниматься вверх по гребню. Любая попытка к бегству ставила на карту не только жизнь вождя, но и жизнь многих его воинов, поэтому Черный Мустанг спокойно брел к тому месту, откуда открывалась отличная панорама всего ущелья. Оказалось, что крайним в цепочке был Хромой Фрэнк. Увидев приближающихся трех мужчин, среди которых по военному головному убору из перьев он узнал вождя команчей, саксонец радостно воскликнул:
— Ура! Если меня не подводит врожденная проницательность, то это и есть вождь драчливых красных петухов! Я угадал, мистер Шеттерхэнд?
— Да, — кивнул тот.
— Отрадно, отрадно! Если уж вы поймали этого индюка надутого, то и прочие цыплята клюнут на вашу удочку! Как это вам удалось?
— Как обычно, дружище Фрэнк. Мы подкрались и уложили его на землю.
— Подкрались и уложили! Вы произносите такие слова, словно та кухарка из немецкой корчмы «Под Золотой Колбасой», которая, схватив кошку, говорила: «Сначала зарежу, потом испеку, а там как зайчатинку вам поднесу!» Этот вождь стоит тут, как капелла Шиллера28 в долине Уланда!29 Кажется, он никак не возьмет в толк, отчего здесь столько факелов и керосинчиком несет!
Фрэнк оказался прав. Токви Кава, совсем недавно еще надеявшийся на помощь своих краснокожих братьев, теперь вынужден был признать, что рассчитывать на них бесполезно. Вождь увидел, как его воины сбились в кучу вместе с беснующимися лошадьми, а у единственного выхода из ущелья бушевало пламя. Огонь можно поддерживать до утра и дольше, это вождь отлично понимал, потому что видел еще один бочонок, полный керосина. Всюду пылали факелы. Оглядевшись, он заметил множество бледнолицых, которые были хорошо вооружены и длинной цепью располагались по всему краю обрыва.
Черный Мустанг попытался мысленно оценить положение дел, но ни к какому приемлемому решению не пришел. Единственный вариант — попробовать с разгона верхом прорваться сквозь пламя, но эта возможность была уже упущена. Столь неожиданный и убийственный поворот событий так сильно повлиял на вождя, что он уже не заботился о скрытности своих чувств. Явное разочарование мелькнуло в его глазах, а Хромой Фрэнк не преминул заметить по этому поводу:
— Мина его совсем как у гусыни фрау фон Цаппельхеймер, которая однажды хотела было взлететь, да вдруг с ужасом заметила, что не может хлопать крыльями. Оказалось, что не гусыня она вовсе, а пресс-папье. Вот и он хочет улететь, но, кажется, ему это не…
— Уфф! — рявкнул вождь, что получилось у него гораздо громче, чем он хотел. Очевидно, собственный выкрик вывел его из раздумий.
Олд Шеттерхэнд вновь повернулся к команчу и спросил:
— Токви Кава уже подумал о том, что будет лучшим для него и его воинов?
— Да, — ответил команч, на этот раз спокойно и уверенно. — Я надеюсь на твою справедливость.
— О чем ты? Если бы мы ею руководствовались, то уже давно вынесли бы вам приговор! А запланированная тобой резня? А какова кара за краденых коней?
Индеец после некоторого колебания ответил:
— Смерть… но кони сейчас у вас…
— А за ружья?
— Тоже смерть, но оружие вернулось к вам…
— Это не уменьшает твоей вины. Ты заслужил смерти.
— И как вы убьете меня? — взорвался вождь, полный негодования и ненависти.
— Мы не убийцы. Мы не убиваем, а наказываем, особенно тех, кто сам жаждет кары!
Команч понял смысл последних слов верно. Опустив голову, он замолчал. Индеец знал, что мог бы рассчитывать на великодушие победителей, но собственная гордость не позволяла ему просить об этом. Через минуту он спросил:
— Где Ик Сенанда, которого вы схватили?
— В надежном месте и ждет своего часа. Ты же знаешь, что шпионов вешают.
— Уфф! С каких это пор Олд Шеттерхэнд стал таким жестоким?
— С тех пор, когда ты взывал к справедливости, а справедливость требует вашей крови. Ты же не примешь мое милосердие!
Вождь снова задумался. Ни хитростью, ни силой он не мог помочь себе и своим воинам. Внутри у него все кипело от злости, а жажда мести затмевала разум, но команч все же собрался с мыслями. Подняв голову по привычке высокомерно и величаво, он спросил:
— Что Олд Шеттерхэнд понимает под милосердием?
— Смягчение наказания или прощение.
— Значит, вы могли бы нас простить?
— Нет, это исключено.
— Но вы могли бы подарить нам жизнь?
— Ни Виннету, ни мне ваши смерти не нужны. Но склонить к этому остальных белых будет нелегко. Мы можем только надеяться, что нам это удастся, если ты готов сложить оружие.
— Что мы должны сделать?
— Сдаться, я уже сказал.
— Да ты с ума сошел!
— Сейчас я подам знак — загремят наши ружья, а ваши души отправятся в Страну Вечной Охоты. Ты этого хочешь?! Тогда пошли, вернемся вниз! Оттуда ты посмотришь на последствия своего упрямства. Идем!
Схватив индейца за руку, Олд Шеттерхэнд хотел повести его вниз, но Черный Мустанг вырвался, сделал шаг назад и пробормотал, отводя взгляд в сторону:
— Ты можешь нас спасти, если мы сдадимся?
— Если вам подарят жизнь, то да. Не думаю, что кто-нибудь захочет вас здесь оставить.
— Значит, мы уйдем вот так… И вы не будете опасаться нашей мести?
— Если мы сохраним ваши жизни, разве вы не останетесь нам благодарны? О какой мести ты говоришь?
— Помоги нам, и ты увидишь, что мы сделаем…
— Хорошо, — ответил белый охотник и указал рукой в ущелье. — Видишь вон там, справа, есть место, откуда можно забраться на скалы?
— Вижу.
— Тропа там настолько узка, что двоим рядом не пройти. Скажи своим воинам, чтобы они начали подниматься по ней строго по одному, но без оружия. Потом всех вас свяжут, пока мы не кончим совещаться. Дальше…
— «Свяжут»! — вождя снова одолела гордыня.
— Если это тебя не очень устраивает, то пусть они умрут.
— Уфф! Олд Шеттерхэнд — страшный человек! Он говорит тихо и мягко, но его воля тверда, как скала!
— Очень хорошо, что ты это понял. Осталось тебе от слов перейти к делу. Ты согласен на наши условия?
Вождь взглянул на охотника. Некоторое время он молчал, а потом, не скрывая ярости, крикнул:
— Да!
— Вот и хорошо. Но предупреди своих, что каждого, кто прихватит с собой хоть какое-нибудь оружие, ждет смерть!
Токви Каву трясло от злобы.
— А сын моей дочери?
— Уйдут все — уйдет и он.
— Тогда прикажи развязать меня, чтобы я мог спуститься в ущелье к моим воинам. Двух слов с горы здесь будет недостаточно. Чтобы мои воины сдались без боя и оружия, мне нужно им все хорошо разъяснить.
— Хорошо, — кивнул Олд Шеттерхэнд, с улыбкой поглядывая на вождя. — Даже если ты что-то задумал, вам все равно отсюда не выбраться. Мы позволим тебе спуститься вниз, но не забудь, когда окажешься там, что стволы девяноста ружей будут смотреть прямо на вас. Мы подождем пять минут, и если ты первый по моему сигналу не начнешь подниматься, каждый ствол заговорит по нескольку раз. Я так сказал, и так будет! А теперь иди.
Охотник сам развязал руки команчу. До сих пор Виннету не произнес ни слова, но теперь, когда Черный Мустанг сделал первый шаг, чтобы уйти, апач положил ему руку на плечо и, словно благословляя в дорогу, сказал:
— Слово Олд Шеттерхэнда нерушимо, его клятву сдержу и я. Он поверил тебе, но если ты не придешь по его зову, моя пуля найдет твое сердце! Я все сказал! Хуг!
Команч не ответил. Повернувшись, он зашагал прочь и начал спускаться вниз. Когда он был на месте и только начал вести переговоры, его воины сразу же издали дружный вой, словно разъяренные звери, запертые в клетке. Такова была реакция команчей на предложение сдаться. Олд Шеттерхэнд громким голосом отдал ряд распоряжений, и несколько человек перешли к нему, на другую сторону ущелья, чтобы встретить каждого поднимающегося наверх команча и тотчас связать его. Все направили ружья вниз, готовые открыть огонь по команде охотника. Те, кто нес службу у входа в ущелье, тоже были наготове, поскольку индейцы в любой миг могли преподнести сюрприз.
Назначенное время вскоре прошло, и Олд Шеттерхэнд подошел к краю скалы, сложил ладони рупором и крикнул в ущелье на языке команчей:
— Токви Кава, эта хах!30
Вождь услышал голос охотника. Было видно, как команч отдал последнее распоряжение, после чего оставил своих воинов, чтобы выполнить свое обязательство перед Олд Шеттерхэндом. Черный Мустанг стал взбираться наверх в том месте, где и спускался, а его воины тем временем медленно складывали в кучу оружие. Только когда Черный Мустанг достиг верха, за ним последовал второй краснокожий. Чувствовалось, как сильно колотится сердце вождя — то ли от крутого подъема, то ли от тяжелого разговора с воинами. Почувствовав под ногами твердую землю и сложив руки за спиной, он хрипло произнес:
— Токви Кава сдержал слово, а теперь свяжите меня. Но берегитесь, когда-нибудь и с вами сделают то же самое! Если это случится, то всем вам конец!
Предводителя без лишних слов связали и препроводили вниз, ко входу. Следующего за ним команча тоже скрутили, а потом, когда появился третий, их связали вместе спиной друг к другу. Остальных индейцев также связали по двое. Скоро все связанные команчи лежали на земле.
Токви Кава знаком попросил Олд Шеттерхэнда подойти ближе.
— Мне было нелегко склонить воинов к послушанию, — сказал он, когда белый охотник стал рядом. — Теперь твоя очередь отстоять наши жизни перед бледнолицыми!
— Ты был нам послушен. Я сдержу слово и сделаю даже больше, чем обещал, — ответил Шеттерхэнд.
Команч презрительно усмехнулся. Бросив на Олд Шеттерхэнда взгляд, полный брезгливости, Токви Кава произнес:
— Послушен? Я — вам? Разве лев может быть послушен псу, а бизон — скунсу? Знаешь, кто ты? Всего-навсего гнойный нарыв на уродливом теле белой расы, которая вся скоро сгинет в долинах земли команчей! А Виннету — это лишь подлый прихвостень апачей! Он — яд, который я скоро изведу. В последнюю зиму у тебя, похоже, вымерзли мозги, если ты утверждаешь, что Черный Мустанг был тебе послушен! Клянусь Великим Маниту и духами наших отцов, которые правят в Стране Вечной Охоты, что настанет время, когда вы узнаете, кто здесь приказывает, а кто повинуется!
Спокойный голос Шеттерхэнда нисколько не изменился, когда он спросил:
— Неужели ты хочешь подобной болтовней лишить себя жизни? Ты наш пленник, не забывай!
— Тебе не запугать меня! Разве Олд Шеттерхэнд не давал слова? Ведь это он сказал, что наша жизнь вне опасности!
— Припоминаю, — в глазах охотника мелькнул злой огонек. — Полагаешься на мое слово, так, значит? Ты прав: дав обещание, я не могу его нарушить. А ты этим пользуешься и бесчестишь тех, кто помог тебе? Запомни, твоя злоба пуста, ибо впредь ты — пес, которому выбили клыки, чтобы он не мог кусаться!
— Это ты пес! — Токви Кава был взбешен. — Взгляни на мои ноги. Скоро они будут пинать тебя, как шелудивую собаку, и ты взвоешь от боли…
— Всему есть предел! — прервал его Олд Шеттерхэнд. — Если ты сейчас не остановишься, то сильно пожалеешь!
— Пожалею? Эти слова выдают лишь твою слабость! Болтай что хочешь, а мне просто смешно от них!