Страница:
Незнакомца, однако, ничуть не смущал его внешний вид. Он уселся напротив меня, зажав между жирных ног ружье, как две капли воды похожее на рухлядь моего старого друга Сэма Хокенса, бросил мне: "Добрый день" - и уставился в окно. Я его совершенно не интересовал, только час спустя он спросил у меня разрешения выкурить трубку. Меня его просьба несколько удивила, так как настоящим вестменам и в голову не приходит, что их поведение может кому-нибудь мешать или не нравиться.
- Курите сколько угодно, сэр, - ответил я. - И я заодно покурю с вами. Не хотите ли попробовать мою сигару?
- Спасибо, сэр, но я предпочитаю трубку, - отказался он. - Сигара для меня слишком большая роскошь.
Короткая прокуренная трубка с обгрызенным чубуком висела у него на шее на шнурке. Когда он набил ее табаком, я предложил ему спичку, но он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана полушубка пункс трапперскую "зажигалку", в которой от трения воспламеняется древесная труха.
- В прерии спички ни на что не годятся, - заметил он. - Все эти новомодные штучки гроша ломаного не стоят.
Мы снова замолчали. Коротышка курил зелье, по запаху больше похоже на листья грецкого ореха, чем на табак, а все его внимание поглощали просторы за окном вагона. Так мы доехали до станции у слияния рек Норт-Платт и Саут-Платт. Там он вышел, прошел к первому вагону, в котором везли животных, и заглянул туда. Вероятно, у него там была лошадь.
Вернувшись на свое место напротив меня, он молча просидел до обеда и, только когда поезд остановился в Шайенне, у подножья Блек-Хиллс, спросил:
- Вы не выходите здесь, сэр, чтобы пересесть на поезд, идущий в Колорадо через Денвер?
Настала моя очередь отрицательно покачать головой.
- Ну, что же, в таком случае мы остаемся попутчиками.
- Далеко ли вы едете? - спросил я.
- Как вам сказать? И да, и нет. Как захочется и как получится. А вы?
- Я еду в Огден.
- Ах, вот оно что! Вам захотелось посмотреть город мормонов?
- Сначала посмотрю город, а потом отправлюсь в горы Титон и Виндривер.
Толстяк недоуменно поглядел на меня.
- В горы? Да, в смелости вам не откажешь. Надеюсь, вы едете туда не один?
- Один.
Мой ответ развеселил его, и он принялся буравить меня своими крохотными глазками.
- Один? В горы Титон? Туда, где бродят индейцы-сиу и серые медведи? А вам когда-нибудь о них приходилось слышать?
- Не так уж много, но кое-что я о них слышал.
- Могу я вас спросить, сэр, кто вы такой?
- Я пишу книги.
Он не выдержал и громко расхохотался. Когда-то Сан-Иэр точно так же хохотал, услышав, что писатель собирается посетить Скалистые горы, к тому же в одиночку.
- Достойное занятие! - громко смеялся мой спутник. - Небось вознамерились написать книгу о горах Титон?
- А почем у бы и нет?
- А вам когда-нибудь приходилось читать книгу с хорошим описанием индейца или медведя?
- Разумеется, - ответил я без улыбки.
- И вам кажется, что вы тоже сможете поразить читателей таким же описанием?
- Думаю, что смогу.
- И у вас наверняка имеется упакованное в чехол ружье?
- А разве можно отправляться в такое путешествие без ружья?
- Послушайтесь доброго совета, сэр. Выходите из поезда, пока он не тронулся, и возвращайтесь домой. Вы, правда, выглядите неплохо, и силы вам не занимать, однако я сомневаюсь, что вы сумеете подстрелить белку, не говоря уж о медведе. Книги помутили ваш разум. Да от одного взгляда на дикую кошку вы упадете замертво, а мне жаль вашей молодой жизни. Вы читали Купера?
- Да, и с большим удовольствием.
- Так я и думал. К тому же вы, наверное, наслушались рассказов про Виннету, Олд Шеттерхэнда, Длинного Галлера и других известных вестменов.
- О, я очень много слышал о них, - скромно ответил я.
Толстяк откровенно веселился, не подозревая, что меня наша беседа забавляет не меньше, чем его.
- Книги, - поучал он меня, - опаснее всякой заразы. Читать их, конечно, приятно, может быть, приятно и писать, но не принимайте все, что в них наплетено, за правду. Мне вас искренне жаль! Вождь апачей Виннету готов сразиться с тысячей чертей, и можете быть уверены, что он победит их. Олд Шеттерхэнд еще никогда не промахнулся, к тому же он одним ударом кулака размозжит голову любому краснокожему. Если кто-нибудь из них скажет мне, что собирается в Титон, я удивлюсь их смелости, но все же поверю, что они так и сделают. Но вы?! Где ваша лошадь?
- У меня ее нет.
Мое откровенное и, как ему показалось, наивное признание позабавило его еще больше.
- Ха-ха-ха! Он собрался в Титон без лошади! А вы часом не сошли с ума, сэр?
- По-моему, нет. Если мне понадобится лошадь, я ее куплю или поймаю.
- Где?
- Где будет удобнее.
- Вы хотите это сделать в одиночку?
- Попытаюсь.
- Вашей самоуверенности можно позавидовать, сэр. Я вижу, у вас на плече висит лассо, но бьюсь об заклад, что вы его и на старый пень не набросите, не то что на мустанга.
- Почему же?
- Хотите обижайтесь, хотите нет, но я скажу прямо: вы не способны на подвиги.
- С чего вы взяли?
- Да это же ясно, как день! Посмотрите на себя и на настоящего вестмена. На вас все новенькое, с иголочки: сапоги сверкают как зеркало, штаны из лосиной кожи еще не протерлись, на рубашке индейская вышивка! Шляпа обошлась вам не меньше чем в двадцать долларов, а нож и револьвер наверняка еще никому не причинили вреда. Вы стрелять-то умеете, сэр?
- Немножко. Когда-то я состоял членом Общества стрелков, а однажды даже выиграл состязание, - похвастался я с серьезным видом, кстати, нисколько не погрешив против истины.
- Боже, вы выиграли состязание! Какой успех! Вы стреляли в деревянную птицу и попали! Умоляю вас, немедленно возвращайтесь домой, не то вас ждет гибель.
- Поживем - увидим. Где теперь Олд Шеттерхэнд, о котором вы упомянули?
- Кто может знать, где он? Недавно я заехал на Фокс-Хет и встретил там Сан-Иэра. Наверняка о нем вам тоже приходилось слышать. Он долго путешествовал в обществе Олд Шеттерхэнда и сказал мне, что тот уехал то ли в Европу, то ли в Африку, в пустыню Сахару. Говорят, он часто ездит туда и сражается с местными краснокожими, которых почему-то зовут арабами. Его не зря прозвали Шеттерхэндом, одним ударом кулака он сбивает с ног любого верзилу. Посмотрите теперь на свои руки. Они белые и мягкие, сразу видно, что вы зарабатываете на жизнь тем, что мараете бумагу, и, кроме пера, не держали в руках другого оружия. Послушайтесь моего совета и возвращайтесь поскорее домой. Дикий Запад не для таких джентльменов, как вы.
Он предупредил меня и, считая, что выполнил свой долг, умолк, а я и не пытался возобновить разговор.
Поезд миновал станцию Шерман, снова наступил вечер. На рассвете мы проехали Ролинс. За ним простиралось пустынное плоскогорье, поросшее полынью. Оно неплодородно, лишено рек и каких бы то ни было водоемов и похоже на Сахару, но без единого оазиса. Однообразный угрюмый пейзаж подавляет человека.
Именно в таком негостеприимном и мрачном месте находится железнодорожная станция, которую назвали Горьким Ручьем, хотя никакого ручья там нет и в помине, а воду приходится возить в бочках за семьдесят миль. Возможно, когда-нибудь и здесь начнется настоящая кипучая жизнь, так как в недрах гор нашли неисчерпаемые запасы угля.
Вскоре мы миновали станции Карбон и Грин-Ривер. Теперь от Омахи нас отделяло восемьсот пятьдесят миль. Грустный пейзаж остался позади, появилась растительность, а холмы на горизонте приобрели яркие, сочные тона. Внезапно паровоз издал несколько частых и пронзительных гудков, какими машинист обычно предупреждает о приближающейся опасности. Заскрежетали тормоза, поезд остановился, и пассажиры высыпали из вагонов. Мы увидели жуткую картину. Вокруг валялись обгоревшие остовы вагонов, по-видимому, ночью бандиты сорвали рельсы, и поезд с рабочими и продовольствием на полном ходу свалился с высокой насыпи. Тут и там лежали обуглившиеся останки людей, то ли погибших при крушении поезда, то ли убитых грабителями, уничтожавшими свидетелей преступления.
К счастью, машинист заранее заметил опасность и успел затормозить, в противном случае и наш поезд полетел бы под откос. Паровоз остановился всего в нескольких метрах от того места, где обрывались рельсы.
Возбужденные страшной картиной крушения, люди бродили между обгоревших обломков, призывая кару господню на головы грабителей. Машинист собрал мужчин, и те принялись чинить железнодорожное полотно, благо в каждом американском поезде есть необходимые для такой работы инструменты и материалы. Тем временем я решил поискать следы грабителей. Местность была открытой, вокруг росла высокая трава, кое-где виднелись заросли кустарника. Сначала я отошел назад и осмотрелся. Бандиты могли прятаться только справа от дороги, там, где росли кусты.
Действительно, в трехстах шагах от места катастрофы я обнаружил смятую траву, там не так давно сидели люди. По их же следам я нашел укрытие, где они прятали лошадей. Пойдя дальше, я встретил у насыпи толстяка-попутчика, который делал то же, что и я, но по левую сторону от насыпи.
- Что вы тут делаете, сэр? - с удивлением спросил он меня.
- Пытаюсь подражать вестменам. Ищу следы бандитов.
- Вы? Что может разглядеть в траве гринхорн? Это были опытные и опасные негодяи, они сумели замести следы так, что даже я ничего не нашел.
- Иногда у гринхорна глаза зорче, чем у вестмена, сэр, - ответил я с улыбкой. - Почему вам вздумалось искать следы слева от дороги? Если вы действительно бывалый житель прерии, то должны были сразу увидеть, что слева нет ни одного куста и, значит, там негде сесть в засаду.
Толстяк посмотрел на меня так, словно впервые видел, помолчал и наконец произнес:
- Ну что же, должен признать, что вы сообразили правильно. Заметили что-нибудь?
- Да.
- Что именно?
- Они сидели вон в тех кустах, а лошадей держали в орешнике.
- Я непременно должен осмотреть все сам. У вас глаз неопытный, и вы не могли сосчитать коней.
- Двадцать шесть.
Толстяк снова удивленно воззрился на меня.
- Двадцать шесть? - повторил он с недоумением и недоверием в голосе. Откуда вы взяли?
- Меня еще в школе научили считать, - рассмеялся я. - Восемь из них подкованы, остальные - нет. О бандитах можно сказать, что среди них двадцать три белых и трое индейцев. Их белый главарь ездит на гнедом мустанге и хромает на левую ногу. Вождь индейцев, сопровождавший их, из племени сиу-оглалла, у него прекрасный вороной жеребец.
Лицо толстяка вытянулось, рот открылся, он смотрел на меня остекленевшим взглядом, словно на привидение.
- Тысяча чертей и одна ведьма! - вскричал он, очнувшись от оцепенения. - Да вы просто-напросто все это выдумали! Вы же писатель!
- Посмотрите сами, - предложил я ему.
- Откуда вам знать, сколько было белых и сколько краснокожих? Их всех давно и след простыл! Как вы могли определить, кто на какой лошади ездит и на какую ногу хромает? Вы в глаза не видели живого индейца, а беретесь угадывать, из какого они племени!
- Сначала посмотрите сами, а потом будем спорить, У кого глаз острее, у вестмена или у гринхорна.
- Так и быть. Иду! Лопни мои глаза, если вы все это не насочиняли!
Посмеиваясь, он самонадеянно и торопливо зашагал к кустарнику, на который я ему указал.
Он долго ползал на четвереньках по следам, считал и пересчитывал отпечатки копыт. Я ходил за ним по пятам, с улыбкой наблюдая, как он из кожи вон лезет чтобы доказать свое превосходство. Наконец он выпрямился, повернулся ко мне и сказал:
- Вы не ошиблись, в отряде разбойников действительно было двадцать шесть человек. Действительно восемь лошадей были подкованы, а остальные нет. Но все остальное - сущая выдумка и небылица! Вот здесь они сидели в засаде, а там стояли их лошади. Больше ничего по следам узнать нельзя!
- Тогда идите за мной. Мне очень жаль, но сейчас гринхорн преподаст урок вестмену.
- С удовольствием, - ехидно ответил он, покачивая головой.
- Здесь стояли их лошади, вы сами видели отпечатки копыт. Обратите внимание - трех из них держали отдельно от остальных и стреножили им не передние ноги, а связали переднюю правую и заднюю левую. Такие путы используют индейцы, а не белые.
Толстяк наклонился, измерил расстояние между отпечатками копыт и перестал покачивать головой.
- Боже, вы и в самом деле правы! Здесь стояли индейские кони!
- Продолжим урок. Обратите внимание на эту лужу. Возле нее краснокожие мыли лица и наносили на них боевые краски. Видите круглые углубления в земле? Здесь стояли мисочки с красками, которые, как известно, сделаны на медвежьем жиру. На солнце жир растаял, и несколько капель упали в траву. Присмотритесь: черная, красная и две голубых капельки.
- Вижу.
- А разве черный, красный и голубой цвет - это не боевые краски оглала?
Толстяк кивнул в знак согласия. На его недоуменном лице легко читалось то, о чем молчали губы.
- Пойдемте дальше, - продолжал я. - Судя по следам, когда бандиты приехали сюда, они остановились вон у того болотца. Кони стояли там долго, отпечатки копыт глубокие, и вода заполнила их до краев. Двое проехали вперед осмотреть местность, и это могли быть только вождь индейцев и главарь шайки. Естественно, конь белого был подкован, а индейца - нет. К тому же краснокожие сидят почти на шее лошади, поэтому жеребец вождя ступал тяжелее передними ногами, а жеребец главаря - задними.
- Вынужден признать, что вы правы, но как...
- Не торопитесь, всему свое время, - перебил его я. - Будьте теперь повнимательнее. Вот здесь жеребцы принялись кусать друг друга. То, что это были жеребцы, не вызывает сомнения, так как кобылы более смирны и не станут драться после длительной утомительной скачки.
- Но как вы узнали, что жеребцы покусали друг друга?
- Присмотритесь к следам. Здесь конь индейца прыгнул на коня белого. Надеюсь, с этим вы согласитесь? На траве остались каштановые волоски - они из гривы. А вот там лежат черные волосы из хвоста. Следы говорят, что здесь жеребец вождя вцепился зубами в гриву коня белого и потрепал ее. Хозяин осадил его и погнал вперед, и тогда обиженный гнедой вцепился ему в хвост, вот почему между каштановыми и черными волосами расстояние в несколько шагов. Теперь даже гринхорну становится ясно, что лошадь индейца вороная, а белого - гнедая. Пойдемте дальше. У насыпи они спешились. На мягком песке следы видны хорошо, как нигде. Присмотритесь. У белого одна нога оставляет более глубокий отпечаток, откуда можно сделать вывод, что он хромает. Должен признать, что бандиты вели себя крайне неосторожно и даже не попытались замести следы. Это значит, что они чувствовали себя в безопасности, что может иметь две причины.
- Какие?
- Первая: они собирались в тот же день уехать подальше и убежать от погони. Однако их лошади устали, и я думаю, что вероятнее вторая причина: поблизости находится большой отряд, к которому они всегда могут присоединиться. К тому же трое индейцев никогда не доверились бы двум с лишним десяткам бледнолицых грабителей, поэтому я готов биться об заклад, что к северу отсюда разгуливает отряд вышедших на тропу войны оглала. Там и следует искать железнодорожных грабителей.
Толстяк в изумлении смотрел на меня.
- Боже! - простонал он. - Кто же вы такой на самом деле?
- Я вам уже сказал.
- Ну уж нет, позвольте вам не поверить. Вы не гринхорн и не бумагомаратель. Вы такой чистый и опрятный, что могли бы сыграть роль вестмена в оперетке. Начищенные до блеска сапоги и новенькое оружие бывают только у гринхорна, но я не знаю ни одного вестмена, который бы умел так читать следы. Боже мой, а я-то думал до сих пор, что тоже кое на что способен, но оказывается, я вам и в подметки не гожусь!
- Однако я и в самом деле писатель. Правда, мне приходилось не раз путешествовать по прерии, и кое-чему я научился.
- А теперь вы действительно собираетесь в горы Виндривер?
- Ну конечно!
- Но для этого недостаточно уметь читать следы. Думаю, что для такого путешествия вам кое-чего не хватает.
- Чего же?
- Осмотрительности. Я бы на вашем месте не несся туда сломя голову, а прежде всего попытался бы найти себе лошадь.
- Я найду ее.
- Где?
- Для начала куплю клячу на станции, а затем выберу в диком табуне мустанга получше и поймаю его.
- Вы такой хороший наездник, что можете объездить мустанга? И откуда вам известно, что на Виндривер будут табуны диких лошадей?
- Разве вы не знаете, что в это время стада бизонов и мустангов перекочевывают на север?
- Знать-то я знаю, да не уверен, что вы справитесь с мустангом.
- А вы хотите устроить мне экзамен? - засмеялся я.
- Небольшой, но все же экзамен, - подтвердил он с серьезным лицом. - Я делаю это с определенной целью.
- Могу я узнать, с какой?
- Немного позже. Сначала вы покажете мне, как стреляете. Принесите ваше ружье.
Конечно, я мог сразу же сказать ему, что я Олд Шеттерхэнд, и поставить его на место, но он меня очень забавлял, поэтому я молча подчинился, поднялся в вагон и взял свои завернутые в одеяла ружья. Пассажиры, издали наблюдавшие за нами, в ту же минуту подошли и окружили нас. Американец, в особенности житель Запада, никогда не откажет себе в удовольствии поглазеть на состязание в стрельбе.
Когда я развернул одеяло, толстяк удивленно воскликнул:
- Тысяча чертей и одна ведьма! Да ведь это настоящий штуцер мастера Генри! Сколько в нем зарядов?
- Двадцать пять.
- Ого! Я о таком и не слышал! Боже, как я завидую вашему оружию!
- А вот я предпочитаю флинт, - ответил я, разворачивая второй сверток.
- Сразу видно, что вы ничего не смыслите в оружии, если предпочитаете новенькую, блестящую от смазки хлопушку, - с издевкой произнес толстяк.
- Не хотите ли вы посмотреть на клеймо мастера, сэр? - охладил его я, протягивая ему карабин.
Он бросил беглый взгляд на казенную часть и подпрыгнул от удивления.
- Извините, сэр, - вымолвил он растерянно, - это совсем другое дело. Флинты с таким клеймом можно пересчитать по пальцам. Мне даже как-то говорили, что сам Олд Шеттерхэнд пользуется таким же. Но как к вам попал этот шедевр оружейного искусства? А может быть, клеймо подделано? Наверное, так оно и есть, потому что не очень-то похоже, чтобы ваш флинт часто стрелял.
- Давайте испытаем его. Куда мне стрелять, сэр?
- Ну, - протянул он, оглядываясь по сторонам, - пальните-ка дробью вон в ту птицу на кусте.
- Расстояние слишком большое! - заметил кто-то из пассажиров.
- Посмотрим, большое оно или нет, - ответил я.
Когда я вытащил из кармана очки и водрузил их на нос, лицо толстяка расплылось в широкой улыбке.
- Ха-ха-ха! Так вы собираетесь путешествовать в очках? Где же это видано?!
Остальные тоже засмеялись, а я совершенно серьезно спросил:
- Что вас так веселит, господа? У человека, тридцать лет просидевшего за книгами, зрение становится не таким острым. В конце концов, лучше стрелять метко в очках, чем палить мимо цели без них.
- Вы совершенно правы, сэр, - потешался коротышка. - Хотел бы я посмотреть на вас, когда вы нос к носу столкнетесь с краснокожими! Пока вы будете протирать и надевать очки, с вас десять раз успеют снять скальп. Ну вот, вам и тут не везет, стоило вам взять в руки ружье, как птица упорхнула.
- Не беда, поищем другую цель, - ответил я хладнокровно.
Полетав над нами, птица села на куст в двадцати шагах от нас, попасть в нее не составляло труда даже плохому стрелку. Но тут высоко в небе послышалось пение жаворонка.
- Вы видите жаворонка, джентльмены? - спросил я, задирая голову. Попробую-ка я достать его оттуда.
- Бросьте вашу затею! - воскликнул толстяк. - Чего доброго наделаете дробью дырок в небе, и оттуда пойдет дождь. Такое не по плечу самому Олд Файерхэнду и старику Сан-Иэру!
- Поживем - увидим, - ответил я, поднял вверх оружие и нажал на курок.
- Я же говорил вам! - злорадствовал толстяк. - Птица испугалась выстрела и улетела.
- Сейчас вы увидите, зачем мне нужны очки, - ответил я, откладывая флинт в сторону. - Жаворонок лежит шагах в восьмидесяти от нас прямо на рельсах.
Пассажиры гурьбой побежали туда, куда я им указал, и несколько минут спустя принесли птицу. Толстяк долго переводил взгляд с меня на мертвого жаворонка и наконец воскликнул:
- Черт возьми, вы действительно попали в него, к тому же не дробью, а пулей.
- Вы хотели, чтобы я стрелял дробью? А мне говорили, что вестмены не опускаются до стрельбы дробью, для них это детские игры.
- Простите, сэр, - начал извиняться коротышка, - но я еще никогда не был свидетелем подобного выстрела. А может быть, это случайность? - и он хитро посмотрел на меня.
- Укажите мне на другую цель.
- Не стоит. Я верю вам, сэр. Наверное, вы хотели подшутить надо мной и прикинулись гринхорном. Ну что же, смейтесь на здоровье, я человек необидчивый. Прошу вас, давайте отойдем в сторону.
Он потянул меня за собой, к тому месту, где мы осматривали следы, оставленные шайкой. Там он достал из кармана лист бумаги и приложил его к одному из отпечатков копыт гнедого жеребца, принадлежащего главарю.
- Все сходится, - задумчиво произнес он. - Сэр, скажите мне честно: вы можете распоряжаться своим временем? Не согласитесь ли вы отложить путешествие в Титон?
- В настоящее время я свободен и могу делать все, что мне заблагорассудится.
- Прекрасно. Вам когда-нибудь приходилось слышать про Фреда Уокера? Его еще называют Толстяком Уокером.
- Да, говорят, что он опытный вестмен и хороший следователь, к тому же знает несколько индейских диалектов.
- Так это я и есть, сэр.
- Я так и думал. Вот вам моя рука. Рад с вами познакомиться, сэр.
- Надеюсь, что скоро мы познакомимся поближе. Дело в том, что у меня есть веские основания искать встречи с неким Геллером. Его совесть и раньше была нечиста, а теперь он возглавил шайку беглых преступников. На этой бумаге вы видите отпечаток копыт его коня, он в точности совпадает с найденными нами следами. А так как Геллер хромает на правую ногу, я совершенно уверен: здесь побывал он, и никто другой.
- Геллер? - переспросил я. - Вам известно его имя?
- Его настоящее имя Сэм, но он пользуется разными именами.
- Сэмюэль Геллер? Кажется, я слышал о нем. Не он ли служил бухгалтером у нефтяного короля Реллоу? Говорят, он сбежал от хозяина, прихватив целую кучу денег.
- Да, это он. Мерзавец уговорил кассира открыть сейф и бежать вместе с ним, а потом пристрелил его, чтобы не делиться. В погоню за ним пустились двое полицейских, но он убил их. Его схватили в Новом Орлеане, когда он садился на судно, уходящее в Мексику. Геллеру чертовски везет - накануне суда он задушил тюремного сторожа и бежал. На Востоке ему уже нельзя было оставаться, и он подался на Дикий Запад, где до сих пор безнаказанно грабит и убивает. Пора показать ему, что у закона длинные руки.
- Вы хотите поймать его?
- Он будет мой, живой или мертвый.
- У вас с ним личные счеты?
Толстяк Уокер какое-то время молча смотрел в землю, а потом сказал:
- Мне не хотелось бы раскрывать все карты, сэр По крайней мере сейчас, когда мы так мало знаем друг друга. Вам не кажется странным, что я ехал на этом поезде, но еще долго искал бы Геллера, не обрати вы мое внимание на его следы? Без вас я не догадался бы что главарь шайки ездит на гнедом жеребце и хромает. Поэтому я сейчас же сойду с поезда и пущусь в погоню за Геллером. Не согласитесь ли вы, сэр, составить мне компанию?
- Но ведь я гринхорн! - рассмеялся я весело.
- Ну что вы, сэр! Я не хотел вас обидеть! Не обращайте внимания на мои слова. Меня ввел в заблуждение ваш внешний вид: судя по нему, вам место в светском салоне, а не в прерии. Никогда в жизни мне не доводилось встречать человека, который преспокойно водружает на нос очки и целится в птицу в поднебесье. Я виноват и прошу меня извинить. Итак, вы согласны составить мне компанию?
- А не лучше ли будет присоединиться к людям, которые скоро прибудут сюда с соседней станции, чтобы пуститься вдогонку за бандитами?
- И не говорите мне об этом! От них будет мало проку. Один вестмен стоит больше, чем целая толпа сброда. Да, дело нам предстоит опасное, но я думаю, что вам не чужда жажда приключений, а острые ощущения я вам обещаю, и в большом количестве.
- Ничего не имею против острых ощущений, - ответил я, - но мне не нравится совать нос в чужие дела. Мне безразличен Геллер, к тому же я не уверен, что буду для вас желанным товарищем.
Фред Уокер хитро прищурился, его маленькие глазки сверкнули, и он сказал:
- Вы говорите одно, а думаете совсем другое: подойду ли я вам? Разве не так? Давайте говорить начистоту. Толстяк Уокер не спешит знакомиться с каждым встречным, я предпочитаю путешествовать в одиночку, но если уж беру кого-нибудь к себе в компанию, то этот человек должен заслужить мое доверие. Вы меня понимаете?
- И я придерживаюсь того же мнения. Выбирать себе спутника необходимо крайне осторожно. Ведь бывает так, что встретишься с приятным на первый взгляд человеком, ложишься спать вечером, а поутру и вашего товарища, и вашей лошади след простыл. Но это еще полбеды, бывает и хуже.
- Курите сколько угодно, сэр, - ответил я. - И я заодно покурю с вами. Не хотите ли попробовать мою сигару?
- Спасибо, сэр, но я предпочитаю трубку, - отказался он. - Сигара для меня слишком большая роскошь.
Короткая прокуренная трубка с обгрызенным чубуком висела у него на шее на шнурке. Когда он набил ее табаком, я предложил ему спичку, но он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана полушубка пункс трапперскую "зажигалку", в которой от трения воспламеняется древесная труха.
- В прерии спички ни на что не годятся, - заметил он. - Все эти новомодные штучки гроша ломаного не стоят.
Мы снова замолчали. Коротышка курил зелье, по запаху больше похоже на листья грецкого ореха, чем на табак, а все его внимание поглощали просторы за окном вагона. Так мы доехали до станции у слияния рек Норт-Платт и Саут-Платт. Там он вышел, прошел к первому вагону, в котором везли животных, и заглянул туда. Вероятно, у него там была лошадь.
Вернувшись на свое место напротив меня, он молча просидел до обеда и, только когда поезд остановился в Шайенне, у подножья Блек-Хиллс, спросил:
- Вы не выходите здесь, сэр, чтобы пересесть на поезд, идущий в Колорадо через Денвер?
Настала моя очередь отрицательно покачать головой.
- Ну, что же, в таком случае мы остаемся попутчиками.
- Далеко ли вы едете? - спросил я.
- Как вам сказать? И да, и нет. Как захочется и как получится. А вы?
- Я еду в Огден.
- Ах, вот оно что! Вам захотелось посмотреть город мормонов?
- Сначала посмотрю город, а потом отправлюсь в горы Титон и Виндривер.
Толстяк недоуменно поглядел на меня.
- В горы? Да, в смелости вам не откажешь. Надеюсь, вы едете туда не один?
- Один.
Мой ответ развеселил его, и он принялся буравить меня своими крохотными глазками.
- Один? В горы Титон? Туда, где бродят индейцы-сиу и серые медведи? А вам когда-нибудь о них приходилось слышать?
- Не так уж много, но кое-что я о них слышал.
- Могу я вас спросить, сэр, кто вы такой?
- Я пишу книги.
Он не выдержал и громко расхохотался. Когда-то Сан-Иэр точно так же хохотал, услышав, что писатель собирается посетить Скалистые горы, к тому же в одиночку.
- Достойное занятие! - громко смеялся мой спутник. - Небось вознамерились написать книгу о горах Титон?
- А почем у бы и нет?
- А вам когда-нибудь приходилось читать книгу с хорошим описанием индейца или медведя?
- Разумеется, - ответил я без улыбки.
- И вам кажется, что вы тоже сможете поразить читателей таким же описанием?
- Думаю, что смогу.
- И у вас наверняка имеется упакованное в чехол ружье?
- А разве можно отправляться в такое путешествие без ружья?
- Послушайтесь доброго совета, сэр. Выходите из поезда, пока он не тронулся, и возвращайтесь домой. Вы, правда, выглядите неплохо, и силы вам не занимать, однако я сомневаюсь, что вы сумеете подстрелить белку, не говоря уж о медведе. Книги помутили ваш разум. Да от одного взгляда на дикую кошку вы упадете замертво, а мне жаль вашей молодой жизни. Вы читали Купера?
- Да, и с большим удовольствием.
- Так я и думал. К тому же вы, наверное, наслушались рассказов про Виннету, Олд Шеттерхэнда, Длинного Галлера и других известных вестменов.
- О, я очень много слышал о них, - скромно ответил я.
Толстяк откровенно веселился, не подозревая, что меня наша беседа забавляет не меньше, чем его.
- Книги, - поучал он меня, - опаснее всякой заразы. Читать их, конечно, приятно, может быть, приятно и писать, но не принимайте все, что в них наплетено, за правду. Мне вас искренне жаль! Вождь апачей Виннету готов сразиться с тысячей чертей, и можете быть уверены, что он победит их. Олд Шеттерхэнд еще никогда не промахнулся, к тому же он одним ударом кулака размозжит голову любому краснокожему. Если кто-нибудь из них скажет мне, что собирается в Титон, я удивлюсь их смелости, но все же поверю, что они так и сделают. Но вы?! Где ваша лошадь?
- У меня ее нет.
Мое откровенное и, как ему показалось, наивное признание позабавило его еще больше.
- Ха-ха-ха! Он собрался в Титон без лошади! А вы часом не сошли с ума, сэр?
- По-моему, нет. Если мне понадобится лошадь, я ее куплю или поймаю.
- Где?
- Где будет удобнее.
- Вы хотите это сделать в одиночку?
- Попытаюсь.
- Вашей самоуверенности можно позавидовать, сэр. Я вижу, у вас на плече висит лассо, но бьюсь об заклад, что вы его и на старый пень не набросите, не то что на мустанга.
- Почему же?
- Хотите обижайтесь, хотите нет, но я скажу прямо: вы не способны на подвиги.
- С чего вы взяли?
- Да это же ясно, как день! Посмотрите на себя и на настоящего вестмена. На вас все новенькое, с иголочки: сапоги сверкают как зеркало, штаны из лосиной кожи еще не протерлись, на рубашке индейская вышивка! Шляпа обошлась вам не меньше чем в двадцать долларов, а нож и револьвер наверняка еще никому не причинили вреда. Вы стрелять-то умеете, сэр?
- Немножко. Когда-то я состоял членом Общества стрелков, а однажды даже выиграл состязание, - похвастался я с серьезным видом, кстати, нисколько не погрешив против истины.
- Боже, вы выиграли состязание! Какой успех! Вы стреляли в деревянную птицу и попали! Умоляю вас, немедленно возвращайтесь домой, не то вас ждет гибель.
- Поживем - увидим. Где теперь Олд Шеттерхэнд, о котором вы упомянули?
- Кто может знать, где он? Недавно я заехал на Фокс-Хет и встретил там Сан-Иэра. Наверняка о нем вам тоже приходилось слышать. Он долго путешествовал в обществе Олд Шеттерхэнда и сказал мне, что тот уехал то ли в Европу, то ли в Африку, в пустыню Сахару. Говорят, он часто ездит туда и сражается с местными краснокожими, которых почему-то зовут арабами. Его не зря прозвали Шеттерхэндом, одним ударом кулака он сбивает с ног любого верзилу. Посмотрите теперь на свои руки. Они белые и мягкие, сразу видно, что вы зарабатываете на жизнь тем, что мараете бумагу, и, кроме пера, не держали в руках другого оружия. Послушайтесь моего совета и возвращайтесь поскорее домой. Дикий Запад не для таких джентльменов, как вы.
Он предупредил меня и, считая, что выполнил свой долг, умолк, а я и не пытался возобновить разговор.
Поезд миновал станцию Шерман, снова наступил вечер. На рассвете мы проехали Ролинс. За ним простиралось пустынное плоскогорье, поросшее полынью. Оно неплодородно, лишено рек и каких бы то ни было водоемов и похоже на Сахару, но без единого оазиса. Однообразный угрюмый пейзаж подавляет человека.
Именно в таком негостеприимном и мрачном месте находится железнодорожная станция, которую назвали Горьким Ручьем, хотя никакого ручья там нет и в помине, а воду приходится возить в бочках за семьдесят миль. Возможно, когда-нибудь и здесь начнется настоящая кипучая жизнь, так как в недрах гор нашли неисчерпаемые запасы угля.
Вскоре мы миновали станции Карбон и Грин-Ривер. Теперь от Омахи нас отделяло восемьсот пятьдесят миль. Грустный пейзаж остался позади, появилась растительность, а холмы на горизонте приобрели яркие, сочные тона. Внезапно паровоз издал несколько частых и пронзительных гудков, какими машинист обычно предупреждает о приближающейся опасности. Заскрежетали тормоза, поезд остановился, и пассажиры высыпали из вагонов. Мы увидели жуткую картину. Вокруг валялись обгоревшие остовы вагонов, по-видимому, ночью бандиты сорвали рельсы, и поезд с рабочими и продовольствием на полном ходу свалился с высокой насыпи. Тут и там лежали обуглившиеся останки людей, то ли погибших при крушении поезда, то ли убитых грабителями, уничтожавшими свидетелей преступления.
К счастью, машинист заранее заметил опасность и успел затормозить, в противном случае и наш поезд полетел бы под откос. Паровоз остановился всего в нескольких метрах от того места, где обрывались рельсы.
Возбужденные страшной картиной крушения, люди бродили между обгоревших обломков, призывая кару господню на головы грабителей. Машинист собрал мужчин, и те принялись чинить железнодорожное полотно, благо в каждом американском поезде есть необходимые для такой работы инструменты и материалы. Тем временем я решил поискать следы грабителей. Местность была открытой, вокруг росла высокая трава, кое-где виднелись заросли кустарника. Сначала я отошел назад и осмотрелся. Бандиты могли прятаться только справа от дороги, там, где росли кусты.
Действительно, в трехстах шагах от места катастрофы я обнаружил смятую траву, там не так давно сидели люди. По их же следам я нашел укрытие, где они прятали лошадей. Пойдя дальше, я встретил у насыпи толстяка-попутчика, который делал то же, что и я, но по левую сторону от насыпи.
- Что вы тут делаете, сэр? - с удивлением спросил он меня.
- Пытаюсь подражать вестменам. Ищу следы бандитов.
- Вы? Что может разглядеть в траве гринхорн? Это были опытные и опасные негодяи, они сумели замести следы так, что даже я ничего не нашел.
- Иногда у гринхорна глаза зорче, чем у вестмена, сэр, - ответил я с улыбкой. - Почему вам вздумалось искать следы слева от дороги? Если вы действительно бывалый житель прерии, то должны были сразу увидеть, что слева нет ни одного куста и, значит, там негде сесть в засаду.
Толстяк посмотрел на меня так, словно впервые видел, помолчал и наконец произнес:
- Ну что же, должен признать, что вы сообразили правильно. Заметили что-нибудь?
- Да.
- Что именно?
- Они сидели вон в тех кустах, а лошадей держали в орешнике.
- Я непременно должен осмотреть все сам. У вас глаз неопытный, и вы не могли сосчитать коней.
- Двадцать шесть.
Толстяк снова удивленно воззрился на меня.
- Двадцать шесть? - повторил он с недоумением и недоверием в голосе. Откуда вы взяли?
- Меня еще в школе научили считать, - рассмеялся я. - Восемь из них подкованы, остальные - нет. О бандитах можно сказать, что среди них двадцать три белых и трое индейцев. Их белый главарь ездит на гнедом мустанге и хромает на левую ногу. Вождь индейцев, сопровождавший их, из племени сиу-оглалла, у него прекрасный вороной жеребец.
Лицо толстяка вытянулось, рот открылся, он смотрел на меня остекленевшим взглядом, словно на привидение.
- Тысяча чертей и одна ведьма! - вскричал он, очнувшись от оцепенения. - Да вы просто-напросто все это выдумали! Вы же писатель!
- Посмотрите сами, - предложил я ему.
- Откуда вам знать, сколько было белых и сколько краснокожих? Их всех давно и след простыл! Как вы могли определить, кто на какой лошади ездит и на какую ногу хромает? Вы в глаза не видели живого индейца, а беретесь угадывать, из какого они племени!
- Сначала посмотрите сами, а потом будем спорить, У кого глаз острее, у вестмена или у гринхорна.
- Так и быть. Иду! Лопни мои глаза, если вы все это не насочиняли!
Посмеиваясь, он самонадеянно и торопливо зашагал к кустарнику, на который я ему указал.
Он долго ползал на четвереньках по следам, считал и пересчитывал отпечатки копыт. Я ходил за ним по пятам, с улыбкой наблюдая, как он из кожи вон лезет чтобы доказать свое превосходство. Наконец он выпрямился, повернулся ко мне и сказал:
- Вы не ошиблись, в отряде разбойников действительно было двадцать шесть человек. Действительно восемь лошадей были подкованы, а остальные нет. Но все остальное - сущая выдумка и небылица! Вот здесь они сидели в засаде, а там стояли их лошади. Больше ничего по следам узнать нельзя!
- Тогда идите за мной. Мне очень жаль, но сейчас гринхорн преподаст урок вестмену.
- С удовольствием, - ехидно ответил он, покачивая головой.
- Здесь стояли их лошади, вы сами видели отпечатки копыт. Обратите внимание - трех из них держали отдельно от остальных и стреножили им не передние ноги, а связали переднюю правую и заднюю левую. Такие путы используют индейцы, а не белые.
Толстяк наклонился, измерил расстояние между отпечатками копыт и перестал покачивать головой.
- Боже, вы и в самом деле правы! Здесь стояли индейские кони!
- Продолжим урок. Обратите внимание на эту лужу. Возле нее краснокожие мыли лица и наносили на них боевые краски. Видите круглые углубления в земле? Здесь стояли мисочки с красками, которые, как известно, сделаны на медвежьем жиру. На солнце жир растаял, и несколько капель упали в траву. Присмотритесь: черная, красная и две голубых капельки.
- Вижу.
- А разве черный, красный и голубой цвет - это не боевые краски оглала?
Толстяк кивнул в знак согласия. На его недоуменном лице легко читалось то, о чем молчали губы.
- Пойдемте дальше, - продолжал я. - Судя по следам, когда бандиты приехали сюда, они остановились вон у того болотца. Кони стояли там долго, отпечатки копыт глубокие, и вода заполнила их до краев. Двое проехали вперед осмотреть местность, и это могли быть только вождь индейцев и главарь шайки. Естественно, конь белого был подкован, а индейца - нет. К тому же краснокожие сидят почти на шее лошади, поэтому жеребец вождя ступал тяжелее передними ногами, а жеребец главаря - задними.
- Вынужден признать, что вы правы, но как...
- Не торопитесь, всему свое время, - перебил его я. - Будьте теперь повнимательнее. Вот здесь жеребцы принялись кусать друг друга. То, что это были жеребцы, не вызывает сомнения, так как кобылы более смирны и не станут драться после длительной утомительной скачки.
- Но как вы узнали, что жеребцы покусали друг друга?
- Присмотритесь к следам. Здесь конь индейца прыгнул на коня белого. Надеюсь, с этим вы согласитесь? На траве остались каштановые волоски - они из гривы. А вот там лежат черные волосы из хвоста. Следы говорят, что здесь жеребец вождя вцепился зубами в гриву коня белого и потрепал ее. Хозяин осадил его и погнал вперед, и тогда обиженный гнедой вцепился ему в хвост, вот почему между каштановыми и черными волосами расстояние в несколько шагов. Теперь даже гринхорну становится ясно, что лошадь индейца вороная, а белого - гнедая. Пойдемте дальше. У насыпи они спешились. На мягком песке следы видны хорошо, как нигде. Присмотритесь. У белого одна нога оставляет более глубокий отпечаток, откуда можно сделать вывод, что он хромает. Должен признать, что бандиты вели себя крайне неосторожно и даже не попытались замести следы. Это значит, что они чувствовали себя в безопасности, что может иметь две причины.
- Какие?
- Первая: они собирались в тот же день уехать подальше и убежать от погони. Однако их лошади устали, и я думаю, что вероятнее вторая причина: поблизости находится большой отряд, к которому они всегда могут присоединиться. К тому же трое индейцев никогда не доверились бы двум с лишним десяткам бледнолицых грабителей, поэтому я готов биться об заклад, что к северу отсюда разгуливает отряд вышедших на тропу войны оглала. Там и следует искать железнодорожных грабителей.
Толстяк в изумлении смотрел на меня.
- Боже! - простонал он. - Кто же вы такой на самом деле?
- Я вам уже сказал.
- Ну уж нет, позвольте вам не поверить. Вы не гринхорн и не бумагомаратель. Вы такой чистый и опрятный, что могли бы сыграть роль вестмена в оперетке. Начищенные до блеска сапоги и новенькое оружие бывают только у гринхорна, но я не знаю ни одного вестмена, который бы умел так читать следы. Боже мой, а я-то думал до сих пор, что тоже кое на что способен, но оказывается, я вам и в подметки не гожусь!
- Однако я и в самом деле писатель. Правда, мне приходилось не раз путешествовать по прерии, и кое-чему я научился.
- А теперь вы действительно собираетесь в горы Виндривер?
- Ну конечно!
- Но для этого недостаточно уметь читать следы. Думаю, что для такого путешествия вам кое-чего не хватает.
- Чего же?
- Осмотрительности. Я бы на вашем месте не несся туда сломя голову, а прежде всего попытался бы найти себе лошадь.
- Я найду ее.
- Где?
- Для начала куплю клячу на станции, а затем выберу в диком табуне мустанга получше и поймаю его.
- Вы такой хороший наездник, что можете объездить мустанга? И откуда вам известно, что на Виндривер будут табуны диких лошадей?
- Разве вы не знаете, что в это время стада бизонов и мустангов перекочевывают на север?
- Знать-то я знаю, да не уверен, что вы справитесь с мустангом.
- А вы хотите устроить мне экзамен? - засмеялся я.
- Небольшой, но все же экзамен, - подтвердил он с серьезным лицом. - Я делаю это с определенной целью.
- Могу я узнать, с какой?
- Немного позже. Сначала вы покажете мне, как стреляете. Принесите ваше ружье.
Конечно, я мог сразу же сказать ему, что я Олд Шеттерхэнд, и поставить его на место, но он меня очень забавлял, поэтому я молча подчинился, поднялся в вагон и взял свои завернутые в одеяла ружья. Пассажиры, издали наблюдавшие за нами, в ту же минуту подошли и окружили нас. Американец, в особенности житель Запада, никогда не откажет себе в удовольствии поглазеть на состязание в стрельбе.
Когда я развернул одеяло, толстяк удивленно воскликнул:
- Тысяча чертей и одна ведьма! Да ведь это настоящий штуцер мастера Генри! Сколько в нем зарядов?
- Двадцать пять.
- Ого! Я о таком и не слышал! Боже, как я завидую вашему оружию!
- А вот я предпочитаю флинт, - ответил я, разворачивая второй сверток.
- Сразу видно, что вы ничего не смыслите в оружии, если предпочитаете новенькую, блестящую от смазки хлопушку, - с издевкой произнес толстяк.
- Не хотите ли вы посмотреть на клеймо мастера, сэр? - охладил его я, протягивая ему карабин.
Он бросил беглый взгляд на казенную часть и подпрыгнул от удивления.
- Извините, сэр, - вымолвил он растерянно, - это совсем другое дело. Флинты с таким клеймом можно пересчитать по пальцам. Мне даже как-то говорили, что сам Олд Шеттерхэнд пользуется таким же. Но как к вам попал этот шедевр оружейного искусства? А может быть, клеймо подделано? Наверное, так оно и есть, потому что не очень-то похоже, чтобы ваш флинт часто стрелял.
- Давайте испытаем его. Куда мне стрелять, сэр?
- Ну, - протянул он, оглядываясь по сторонам, - пальните-ка дробью вон в ту птицу на кусте.
- Расстояние слишком большое! - заметил кто-то из пассажиров.
- Посмотрим, большое оно или нет, - ответил я.
Когда я вытащил из кармана очки и водрузил их на нос, лицо толстяка расплылось в широкой улыбке.
- Ха-ха-ха! Так вы собираетесь путешествовать в очках? Где же это видано?!
Остальные тоже засмеялись, а я совершенно серьезно спросил:
- Что вас так веселит, господа? У человека, тридцать лет просидевшего за книгами, зрение становится не таким острым. В конце концов, лучше стрелять метко в очках, чем палить мимо цели без них.
- Вы совершенно правы, сэр, - потешался коротышка. - Хотел бы я посмотреть на вас, когда вы нос к носу столкнетесь с краснокожими! Пока вы будете протирать и надевать очки, с вас десять раз успеют снять скальп. Ну вот, вам и тут не везет, стоило вам взять в руки ружье, как птица упорхнула.
- Не беда, поищем другую цель, - ответил я хладнокровно.
Полетав над нами, птица села на куст в двадцати шагах от нас, попасть в нее не составляло труда даже плохому стрелку. Но тут высоко в небе послышалось пение жаворонка.
- Вы видите жаворонка, джентльмены? - спросил я, задирая голову. Попробую-ка я достать его оттуда.
- Бросьте вашу затею! - воскликнул толстяк. - Чего доброго наделаете дробью дырок в небе, и оттуда пойдет дождь. Такое не по плечу самому Олд Файерхэнду и старику Сан-Иэру!
- Поживем - увидим, - ответил я, поднял вверх оружие и нажал на курок.
- Я же говорил вам! - злорадствовал толстяк. - Птица испугалась выстрела и улетела.
- Сейчас вы увидите, зачем мне нужны очки, - ответил я, откладывая флинт в сторону. - Жаворонок лежит шагах в восьмидесяти от нас прямо на рельсах.
Пассажиры гурьбой побежали туда, куда я им указал, и несколько минут спустя принесли птицу. Толстяк долго переводил взгляд с меня на мертвого жаворонка и наконец воскликнул:
- Черт возьми, вы действительно попали в него, к тому же не дробью, а пулей.
- Вы хотели, чтобы я стрелял дробью? А мне говорили, что вестмены не опускаются до стрельбы дробью, для них это детские игры.
- Простите, сэр, - начал извиняться коротышка, - но я еще никогда не был свидетелем подобного выстрела. А может быть, это случайность? - и он хитро посмотрел на меня.
- Укажите мне на другую цель.
- Не стоит. Я верю вам, сэр. Наверное, вы хотели подшутить надо мной и прикинулись гринхорном. Ну что же, смейтесь на здоровье, я человек необидчивый. Прошу вас, давайте отойдем в сторону.
Он потянул меня за собой, к тому месту, где мы осматривали следы, оставленные шайкой. Там он достал из кармана лист бумаги и приложил его к одному из отпечатков копыт гнедого жеребца, принадлежащего главарю.
- Все сходится, - задумчиво произнес он. - Сэр, скажите мне честно: вы можете распоряжаться своим временем? Не согласитесь ли вы отложить путешествие в Титон?
- В настоящее время я свободен и могу делать все, что мне заблагорассудится.
- Прекрасно. Вам когда-нибудь приходилось слышать про Фреда Уокера? Его еще называют Толстяком Уокером.
- Да, говорят, что он опытный вестмен и хороший следователь, к тому же знает несколько индейских диалектов.
- Так это я и есть, сэр.
- Я так и думал. Вот вам моя рука. Рад с вами познакомиться, сэр.
- Надеюсь, что скоро мы познакомимся поближе. Дело в том, что у меня есть веские основания искать встречи с неким Геллером. Его совесть и раньше была нечиста, а теперь он возглавил шайку беглых преступников. На этой бумаге вы видите отпечаток копыт его коня, он в точности совпадает с найденными нами следами. А так как Геллер хромает на правую ногу, я совершенно уверен: здесь побывал он, и никто другой.
- Геллер? - переспросил я. - Вам известно его имя?
- Его настоящее имя Сэм, но он пользуется разными именами.
- Сэмюэль Геллер? Кажется, я слышал о нем. Не он ли служил бухгалтером у нефтяного короля Реллоу? Говорят, он сбежал от хозяина, прихватив целую кучу денег.
- Да, это он. Мерзавец уговорил кассира открыть сейф и бежать вместе с ним, а потом пристрелил его, чтобы не делиться. В погоню за ним пустились двое полицейских, но он убил их. Его схватили в Новом Орлеане, когда он садился на судно, уходящее в Мексику. Геллеру чертовски везет - накануне суда он задушил тюремного сторожа и бежал. На Востоке ему уже нельзя было оставаться, и он подался на Дикий Запад, где до сих пор безнаказанно грабит и убивает. Пора показать ему, что у закона длинные руки.
- Вы хотите поймать его?
- Он будет мой, живой или мертвый.
- У вас с ним личные счеты?
Толстяк Уокер какое-то время молча смотрел в землю, а потом сказал:
- Мне не хотелось бы раскрывать все карты, сэр По крайней мере сейчас, когда мы так мало знаем друг друга. Вам не кажется странным, что я ехал на этом поезде, но еще долго искал бы Геллера, не обрати вы мое внимание на его следы? Без вас я не догадался бы что главарь шайки ездит на гнедом жеребце и хромает. Поэтому я сейчас же сойду с поезда и пущусь в погоню за Геллером. Не согласитесь ли вы, сэр, составить мне компанию?
- Но ведь я гринхорн! - рассмеялся я весело.
- Ну что вы, сэр! Я не хотел вас обидеть! Не обращайте внимания на мои слова. Меня ввел в заблуждение ваш внешний вид: судя по нему, вам место в светском салоне, а не в прерии. Никогда в жизни мне не доводилось встречать человека, который преспокойно водружает на нос очки и целится в птицу в поднебесье. Я виноват и прошу меня извинить. Итак, вы согласны составить мне компанию?
- А не лучше ли будет присоединиться к людям, которые скоро прибудут сюда с соседней станции, чтобы пуститься вдогонку за бандитами?
- И не говорите мне об этом! От них будет мало проку. Один вестмен стоит больше, чем целая толпа сброда. Да, дело нам предстоит опасное, но я думаю, что вам не чужда жажда приключений, а острые ощущения я вам обещаю, и в большом количестве.
- Ничего не имею против острых ощущений, - ответил я, - но мне не нравится совать нос в чужие дела. Мне безразличен Геллер, к тому же я не уверен, что буду для вас желанным товарищем.
Фред Уокер хитро прищурился, его маленькие глазки сверкнули, и он сказал:
- Вы говорите одно, а думаете совсем другое: подойду ли я вам? Разве не так? Давайте говорить начистоту. Толстяк Уокер не спешит знакомиться с каждым встречным, я предпочитаю путешествовать в одиночку, но если уж беру кого-нибудь к себе в компанию, то этот человек должен заслужить мое доверие. Вы меня понимаете?
- И я придерживаюсь того же мнения. Выбирать себе спутника необходимо крайне осторожно. Ведь бывает так, что встретишься с приятным на первый взгляд человеком, ложишься спать вечером, а поутру и вашего товарища, и вашей лошади след простыл. Но это еще полбеды, бывает и хуже.