Май Карл. Золото Виннету (Виннету - 3)

   - Не горячитесь и выслушайте меня, сэр. Мне строго-настрого запрещено оставлять Экоу-Каньон без крайней необходимости. Я также не могу приказать рабочим идти с вами. Однако я позволю вам поговорить с моими людьми. Добровольцы, изъявившие желание идти с вами, смогут оставить на время свою работу и получить от меня лошадей и оружие.
   - Благодарю вас! Понимаю, что большего вы не в силах сделать, и прошу не сердиться на меня за то, что я отрываю ваших людей от работы.
   Два часа спустя я уже скакал во главе отряда из сорока хорошо вооруженных людей. Виннету ехал рядом со мной. Он не вымолвил ни слова, но огонь, горевший в его глазах, говорил больше любых слов. Если оглала действительно напали на Хелльдорф, пощады им не будет!
   Мы ехали знакомой дорогой, поэтому не стали останавливаться даже на ночной отдых. К полудню следующего дня с замирающим сердцем я первым подскакал к перевалу, за которым открывался вид на долину с поселком. Хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что на этот раз Геллер не соврал. Мы опоздали.
   - Уфф! - вскричал Виннету, указывая на дым, вившийся на склоне повыше поселка. - Я разорву собак-оглала на куски!
   Я взглянул туда: краснокожие сожгли и разрушили часовню, а крест бросили с обрыва.
   Мы с Виннету и Толстяком Уокером внимательно осмотрели обгоревшие остовы домов, разрушенные постройки, но нигде не нашли человеческих останков. На берегу пруда нам также не удалось обнаружить никаких следов, что было хорошим знаком: судя по всему, краснокожие напали на поселок ночью, без боя захватили жителей и увели их с собой, а не прикончили на месте. Следы оглала вели в сторону границы штатов Айдахо к Вайоминг.
   - Пусть мой белый брат не торопится, - обратился ко мне Виннету со странной просьбой и ушел на склон горы к пепелищу часовни.
   Вскоре он вернулся, бережно неся в руках небольшой колокол, чей звон всего несколько дней назад так зачаровал его.
   - Вождь апачей нашел голос гор, - сказал он, - и зароет его здесь до тех пор, пока не вернется победителем.
   Мы снова вскочили в седла и помчались вперед. Во главе отряда скакал апач, не отрывавший глаз от следа врагов. Казалось, даже сама смерть не сможет остановить его на пути мщения. Нас было сорок человек против восьмидесяти, но никто из нас не обращал внимания на численное превосходство противника.
   До темноты оставалось около трех часов, и за это время мы ни разу не остановились и покрыли большое расстояние. Довольные тем, что наши кони не подавали признаков усталости, а значит, сохраняли силы для завтрашней скачки, мы остановились на ночлег, только когда совершенно стемнело и на небе зажглись первые звезды.
   На следующий день следы показали, что оглала опережают нас на три четверти дня и что они не останавливались всю ночь. Они очень торопились, и причина такой спешки была очевидна: во время ночного нападения на поселок в Экоу-Каньоне Виннету во весь голос назвал себя, и теперь оглала совершенно справедливо опасались погони грозного вождя апачей.
   Наши лошади без устали скакали вперед, но мы знали, что принуждать их к более быстрому бегу нельзя: в схватке с краснокожими резвость и выносливость коня может сыграть решающую роль. Именно поэтому уже на второй день стало ясно, что мы не нагоняем оглала.
   - Время уходит, - обратился ко мне Толстяк Уокер, - мы можем опоздать.
   - Не опоздаем, - уверенно ответил я. - Пленники должны умереть у столба пыток, а для этого оглала надо еще добраться до своих стойбищ.
   - А где находятся их стойбища?
   - В Квэкинг-Эспридж, так вы, бледнолицые, называете те места, впервые за последние два дня подал голос Виннету. - Однако им не удастся уйти от нас.
   На третий день перед нами неожиданно встала трудная задача - следы расходились. Одна, более многочисленная, часть отряда оглала повернула на север, вторая - на запад.
   - Краснокожие хотят сбить нас со следа, - взволновался Толстяк Уокер.
   - Пусть мои белые друзья остановятся, - приказал Виннету, - чтобы их лошади не затоптали следы, пока я и мой брат Чарли не осмотрели их.
   Он подал мне знак рукой, и я понял его без слов: Виннету направил своего мустанга вдоль следов, ведущих на запад, а я отправился по следу, тянущемуся к северу. Остальные ждали нас у развилки.
   Я ехал по следу четверть часа и все еще никак не мог даже подсчитать, сколько лошадей прошло там, так как всадники ехали гуськом. Глубина отпечатков подсказывала мне, что их было не более двадцати. И тут мне улыбнулась удача: всматриваясь в землю, я вдруг заметил несколько маленьких точек на песке, а рядом с ними - следы от мокасин. Чуть дальше песок выглядел так, словно по нему протащили тюк.
   Я немедленно повернул назад. Виннету уже ждал меня у развилки следов.
   - Что видел мой брат? - спросил я вождя апачей.
   - Только следы лошадиных копыт.
   - Вперед! Туда! - приказал я отряду, развернул коня и направился на север.
   - Уфф! - выдохнул Виннету. Он не удивлялся моей решимости и верил, что я наверняка нашел нужное направление.
   Когда мы доехали до того места, где крохотные пятнышки на песке привлекли мое внимание, я остановил коня и обратился к Толстяку Уокеру.
   - Фред, я знаю, что вы хороший вестмен. Взгляните-ка на эти следы и скажите, что все это значит.
   - Какие следы? - не понял меня тот. - Где?
   - Вот здесь!
   - Да здесь просто ветром сдуло песок. У вас слишком горячее воображение.
   - По-моему, оно слишком холодное. Держу пари, что Виннету прочитает эти еле заметные следы так же, как и я. Пусть мой краснокожий брат присмотрится к следу.
   Апач спрыгнул с мустанга, наклонился и быстро, ничего не упуская, осмотрел указанное место.
   - Мой брат Чарли выбрал правильный путь. Пленники проехали здесь.
   - С чего вы взяли? Не могли же вы сговориться! - недоумевал Фред, уже начиная сердиться на нас. Он никак не мог взять в толк, почему его собственные глаза не видят того, что видят наши.
   - Пусть мой брат присмотрится, - принялся объяснять ему Виннету, маленькие пятнышки - это капли крови, а здесь, где, как сказал мой брат, ветром сдуло песок, лежали руки ребенка, а вон там было его тело...
   - Ребенок упал с лошади, - добавил я, - к тому же так неудачно, что расшиб себе нос. Краснокожие подняли его и снова посадили на лошадь.
   - Ах, как же я сам не догадался! - заулыбался Толстяк Уокер.
   - Это только начало, Фред. Скоро нам придется отгадывать загадки потруднее. Вперед!
   Я оказался прав. Через четверть часа скачки каменистая тропа сменила песок, и следы исчезли. Снова нам пришлось останавливаться и ползать среди камней и редкой травы, чтобы найти хоть что-то, что указывало бы направление.
   Внезапно Виннету с радостным возгласом протянул мне найденную среди камней толстую нить.
   - Что вы скажете об этом, Фред? - спросил я вестмена.
   - Гм, ничего особенно. Обычная нить из одеяла.
   - Вы совершенно правы. Однако обратите внимание, какие у нее концы. Краснокожие разрезали одеяло на полосы и обмотали ими копыта лошадей. Старая, как мир, уловка, чтобы не оставлять следов.
   Немного дальше отпечаток индейского мокасина в траве указал нам нужное направление. Однако поиски еле заметных следов отнимали слишком много времени, и мы продвигались вперед крайне медленно, а оглала уходили от нас все дальше и дальше. Следовало что-то предпринять, чтобы перехватить краснокожих и освободить пленных, пока их не привели в стойбище и не привязали к столбу пыток. Я натянул поводья и остановился.
   Виннету, угадав мои мысли, подъехал ко мне и произнес:
   - Вождь апачей знает одну пещеру в горе, которую вы, белые, называете Хенкок.
   - Почему ты вспомнил о ней? - спросил я, помня о том, что Виннету никогда и ничего не говорит без особой причины.
   - В той пещере племена сиу приносят человеческие жертвы Великому Духу. Мой брат помнит, что оглала разделились на два отряда и больший из них отправился к стойбищам, чтобы созвать все племя на праздник принесения жертвы, а меньший направился на север, в сторону горы Хенкок. Виннету уверен, что пленников ведут в пещеру крови.
   - Как далеко отсюда до той горы?
   - Мы будем там к вечеру. Виннету знает путь, потому что именно там он заключил союз с отцом вождя Кои-Тсе. Потом он предал меня, и я взял его скальп. Пусть мои братья больше не ищут следы, а доверятся Виннету.
   И он пустил коня вскачь, а мы последовали за ним.
   Мы долго ехали по ущельям, пока наконец горы внезапно не расступились. Перед нами показалась огромная зеленая равнина. Вокруг нее высились мрачного вида скалы.
   - На языке дакота эта прерия называется И-Аком-Аконо, что значит Долина Крови, - объяснил Виннету, подгоняя коня.
   Так вот какова была та жуткая долина, сплошь политая кровью, о которой так много легенд рассказывали вестмены! Именно сюда краснокожие из племен сиу приводили пленников, обреченных на смерть. Здесь погибла не одна тысяча людей, погибла мучительной смертью у столбов пыток - их сжигали живьем, убивали ударом ножа или томагавка, зарывали в землю. Никто: ни белый, ни индеец - не осмеливался добровольно проникнуть в эту долину. Только Виннету был способен на такой отчаянно смелый поступок.
   Длительная бешеная скачка начала сказываться на лошадях, даже мой мустанг потихоньку сдавал, однако мы беспощадно нахлестывали измученных животных. Внезапно перед нами возникла гора, больше напоминавшая беспорядочное нагромождение сдвинутых неведомой силой исполинских камней. У подножия этой приметной возвышенности начинался лес. Здесь Виннету приказал нам остановиться и дать отдых лошадям.
   - Гора Хенкок перед глазами моего брата, - сказал Виннету.
   - А где же пещера? - спросил я.
   - Вход в нее с другой стороны. Пусть мой брат следует за мной, и через час мы будем у входа в нее.
   - Ты берешь с собой только меня?
   - Да, только тебя. В этих местах господствует смерть. Пусть наши братья пока найдут в лесу укрытие для себя и лошадей и ждут нашего возвращения.
   Гора, у подножия которой мы остановились, была вулканического происхождения. По-видимому, чтобы обойти ее, понадобился бы час. Я оставил флинт и штуцер у седла моего чубарого и отправился вслед за Виннету, который уже карабкался по западному склону к вершине.
   Дорога была чрезвычайно опасна. Я никогда не видел вождя апачей таким осторожным и осмотрительным. Казалось, что он ожидает стрелу или удар томагавка из-за каждого куста, из-за каждого валуна. Прошел целый час, пока мы, наконец, добрались до вершины.
   Не говоря ни слова, Виннету приложил палец к губам, лег на землю и ужом пополз в заросли. Я последовал его примеру. Высунув голову из-за кустов, я обнаружил перед собой разверстую бездну, так что даже вздрогнул и замер от неожиданности. Пропасть гигантского кратера зияла так близко, что я мог рукой прикоснуться к его краю. Почти отвесные склоны поросли редким кустарником, а в самом низу, на площадке футов в сорок, лежали связанные по рукам и ногам жители поселка Хелльдорф.
   Я сосчитал пленников: здесь были все, кто имел несчастье выстроить Хелльдорф на землях сиу. Вокруг сидели или расхаживали вооруженные краснокожие.
   Я внимательно осмотрел склоны и убедился, что спуститься вниз без веревки невозможно. Пока я ломал голову, как бы приспособить ремни, которых у нас было предостаточно, и как бы снять часовых, Виннету пополз назад. Полностью полагаясь на его знания и опыт, я двинулся за ним.
   - Это и есть та знаменитая пещера?
   - Да.
   - А где находится вход в нее?
   - На восточном склоне, но войти туда не удастся даже десяти Олд Шеттерхэндам.
   - Мы и не будем пытаться проникнуть в пещеру через вход. У нас достаточно ременных лассо, по которым мы спустимся вниз.
   Виннету кивнул в знак согласия, и мы поползли вниз по склону туда, где нас ждали товарищи. Однако во всем этом было немало загадочного: почему индейцы не стерегли западный склон горы? То, что там не было часовых, не вызывало сомнений, иначе нам бы нипочем не подобраться к краю кратера незамеченными...
   Солнце уже прикасалось своим краешком к вершинам гор, когда мы вернулись к нашему отряду и не мешкая стали готовиться к сражению. Собрав все лассо, мы сплели из них толстый и прочный канат. Виннету отобрал двадцать самых ловких из наших спутников, а остальные получили приказ караулить лошадей. Двое из числа оставшихся должны были через час после нашего ухода сесть на коней, объехать гору с востока и разжечь далеко в прерии несколько костров, а затем сразу же вернуться к отряду. Суть нашей уловки состояла в том, что, пока индейцы будут выяснять, кто осмелился встать лагерем в их владениях, мы успеем добраться до кратера незамеченными.
   Скрывшееся за горами солнце расцветило пурпуром западную часть неба. Закатный багрянец медленно растекался, бледнел и затягивался в вечерней синеве. Виннету долго сидел на траве, устремив взор в вечернее небо. Внезапно он встал и, не сказав никому ни слова, покинул наш лагерь. Последние несколько часов он был, как мне казалось, сам не свой. В нем что-то изменилось, и, как я ни ломал голову, не мог понять - что же именно. Глаза его лихорадочно блестели, на обычно гладком лбу появились морщины, свидетельствующие о тревожных мыслях. Он явно утратил душевное равновесие, что-то угнетало его. Мне подумалось, что я имею право спросить друга о причине тревоги.
   Найти Виннету было не сложно - он стоял на опушке леса, прислонившись к дереву, и всматривался в отблеск заката на быстро темнеющем небе, по которому плыли редкие высокие облака, подсвеченные золотыми лучами уходящего солнца. Я шел бесшумно, но Виннету, несмотря на свои раздумья, не только услышал, но и узнал, кто к нему приближается. Не оборачиваясь, он произнес:
   - Мой брат Чарли ищет меня. Ты снова прав. Нам надо побыть вместе, ибо вскоре мы расстанемся навсегда.
   Я положил руку ему на плечо.
   - Какие тени омрачили душу моего брата Виннету? Прошу тебя, гони прочь злые мысли.
   В ответ он поднял руку и указал на запад со словами:
   - Там горел огонь жизни, теперь все исчезло и наступает мрак. Разве ты в силах отогнать подступающие тени?
   - Нет, но ранним утром появится свет и встанет новый день.
   - Для Виннету не будет нового дня. Солнце его потухнет, как потух сегодня день, и никогда больше не взойдет.
   - Мой любимый брат Виннету не должен принимать близко к сердцу пустые предчувствия. Этой ночью нас ждет очень опасная схватка, но вспомни, как часто смотрели мы смерти в глаза и как она протягивала к нам руки, но всегда отступала. Не поддавайся грусти! Твое тело и душа устали за последние дни.
   - Виннету никогда не устает, и трудности его не пугают. Мой брат Олд Шеттерхэнд знает меня. Я всегда жаждал пить из родника знаний. Ты указал мне этот родник и утолял мою жажду. Я многому научился у тебя, но все-таки остался краснокожим мужем. Белые люди похожи на домашних животных, забывших голос природы. Индеец похож на дикого зверя, которого никогда не обманывает чутье, потому что он чувствует и слышит душой. Дикий зверь узнает о приближении смерти и старается укрыться в лесной чаще, чтобы умереть в одиночестве. Я чувствую то же самое, поверь мне, Чарли! Голос смерти зовет меня, а он никогда не обманывает.
   Я обнял его.
   - Твое предчувствие обманчиво, брат мой. Разве у тебя было когда-нибудь что-то подобное?
   - Нет. Сегодня - впервые.
   - Тогда откуда ты знаешь, что это предчувствие смерти? Ведь ты никогда не слышал ее голоса!
   - Он звучит в моих ушах, он говорит мне, что Виннету погибнет от пули, которая вонзится в его грудь. Голос смерти говорит правду: только пуля может сразить меня. Вождь апачей не боится ни ножа, ни томагавка и способен отразить любой удар. Пусть мой брат поверит мне - сегодня я уйду в Страну Вечной...
   Он запнулся и не договорил последнего слова. Согласно верованиям индейцев, мертвые уходят в Страну Вечной Охоты. Что же помешало ему? Он обнял меня, помолчал, а затем продолжил:
   - Сегодня я уйду туда, куда ушел сын доброго Маниту, чтобы приготовить для нас дом Отца нашего, и куда за мной придет когда-нибудь мой брат Олд Шеттерхэнд. Там мы снова встретимся, когда не будет больше различий между белыми и краснокожими сыновьями Отца, который одинаково любит всех своих детей. Там будет царить вечный мир, там белые не будут травить как зверей и убивать краснокожих, которые приняли их как братьев. Добрый Маниту взвесит на весах справедливости поступки своих детей, а Виннету предстанет перед ним и будет просить помиловать убийц своего народа.
   Он прижал меня к груди и умолк. Его слова тронули меня до глубины души. Какой-то внутренний голос подсказал мне, что Виннету терзают не пустые страхи и что его предчувствие - истина. Однако я пытался найти другие причины.
   - Мой брат Виннету считает себя сильнее, чем он есть на самом деле. Он самый смелый воин своего племени, но он всего лишь человек. Я никогда не видел его усталым, но последние дни изнурили даже меня. Мой брат потерял много сил, усталость гнетет его душу и лишает веры. Но как только человек отдохнет, проходят и мрачные мысли. Пойдем, брат мой. Наши спутники ждут нас у подножия горы, ляг рядом с ними и отдохни.
   Вождь апачей упрямо встряхнул головой.
   - Мой брат Чарли не может предлагать мне всерьез то, что он предлагает.
   - Но почему? Я видел пещеру и знаю, что делать. Я сам поведу людей.
   - Почему ты не хочешь, чтобы я там был? - спросил Виннету, и его глаза блеснули странным блеском.
   - Ты сделал очень много, и тебе пора отдохнуть.
   - А разве ты не сделал больше? Больше меня и больше других? Я нс останусь.
   - Даже если я попрошу тебя? Даже если я потребую?
   - Нет! Ты хочешь, чтобы потом мне говорили в глаза, что вождь апачей Виннету испугался смерти?
   - Никто не посмеет сказать тебе такое.
   - Даже если все будут молчать и никто не посмеет назвать меня трусом, останется один человек, чьи укоры покроют краской стыда мое лицо.
   - Кто же это?
   - Я сам! Если Виннету предпочтет отдых сражению, если Виннету бросит своего брата Чарли в опасности, то я без устали буду кричать ему в ухо, что он недостоин называть себя воином и быть вождем смелого народа. Разве мой брат хочет считать меня койотом? Разве Виннету должен презирать самого себя? Нет, лучше погибнуть воином, чем жить трусом!
   Я молчал. Мне нечего было ответить на эти горячие слова. Мужественный воин, он никогда не простил бы себе даже мгновенной робости, он не мог позволить себе сохранить жизнь, уклонившись от боя. Он не пережил бы такого позора. Тем временем Виннету продолжал:
   - Мы столько раз стояли лицом к лицу со смертью. Ты всегда был готов умереть и даже записал на бумаге, что я должен сделать в случае твоей гибели. Бледнолицые называют это завещанием. Виннету умеет писать, он тоже написал завещание. Смерть зовет меня, поэтому сегодня я скажу тебе, где оно лежит, и попрошу тебя выполнить мою последнюю волю. Ты готов на это?
   - Да, хотя от всей души желаю, чтобы твои предчувствия не сбылись и чтобы ты еще много солнц встречал на земле. Однако если тебе суждено будет умереть первым, я почту своим священным долгом выполнить твою последнюю волю.
   - Даже если придется подвергнуть свою жизнь опасности, а может быть, и умереть?
   - Виннету сомневается в словах своего брата? Пошли меня на верную гибель, и я пойду!
   - Я знаю, Чарли, что ради меня ты готов отдать жизнь. Только ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу. Помнишь ли ты, как много зим назад мы говорили с тобой о богатстве? Это было так давно! В то время я еще не знал тебя так хорошо, как сегодня.
   - Помню.
   - По твоему голосу я угадал тогда, что ты говоришь не то, что думаешь. Нет, ты не лгал, но и не говорил всей правды. В то время золото не было для тебя пылью и прахом, оно влекло тебя, не так ли?
   - Ты не ошибся.
   - А теперь? Скажи мне правду!
   - Белые люди ценят золото, но я не желаю мертвых сокровищ. Радость, приносимая золотом, недолговечна и призрачна, настоящее же счастье следует искать не в богатстве, а в душе человека.
   - Я знал, что сегодня ты скажешь именно так. Я никогда не скрывал от тебя, что знаю множество мест, где самородки лежат под ногами. Я мог бы сделать тебя очень богатым, но не смог бы сделать тебя счастливым. Добрый Маниту не сотворил тебя для ленивой и сытой жизни, твое сильное тело и большая душа предназначены для лучшего дела. Поэтому я не открыл тебе тайны ни одного месторождения золота. Ты не сердишься на меня за это?
   - Нет, - не колеблясь, ответил я. Я стоял перед другом и братом, который, предчувствуя смерть, просил меня исполнить его последнее желание. Разве мог я в такую минуту думать о золоте и богатстве?
   - Твои глаза увидят много золота, очень много, - продолжал Виннету. Но оно не станет твоим. После моей смерти отыщи могилу Инчу-Чуны, моего отца. У ее подножия, с западной стороны, я схоронил в земле завещание. Прочти его и исполни мою последнюю волю.
   - Клянусь тебе, я сделаю все, о чем ты просишь! - заверил я вождя апачей. Мой голос предательски дрожал от переполнявших меня чувств. - Нет в мире такой опасности, которая помешала бы мне!
   - Благодарю тебя. Нам пора идти. Я знаю, что не доживу до конца сражения, поэтому хочу попрощаться с тобой, мой брат. Пусть Добрый Маниту вознаградит тебя за все, что ты сделал для меня. Сердце твое переполнено словами, которые не могут выразить уста. Похорони меня в Скалистых горах на берегу реки Метсур, на коне, с моим серебряным ружьем. Оно не должно попасть в чужие руки! А когда ты потом вернешься к людям, ты убедишься, что никто из них не любит тебя так, как любил тебя я. Вспоминай иногда о своем друге и брате Виннету.
   Суровый вождь апачей подавил рыдание, я прижал его к груди, и слезы потекли у меня из глаз.
   - Виннету, брат мой, это всего лишь предчувствие, которое не сбудется, тень, которая рассеется. Ты должен остаться!
   - Я ухожу, - ответил он тихо, но твердо и решительно, высвободился из моих объятий и зашагал туда, где нас ждали товарищи.
   Я брел за ним, тщетно пытаясь найти доводы, которые сумели бы убедить его отказаться от участия в сражении.
   Но, видимо, таких доводов не существовало.
   Несмотря на то, что вождь апачей умел владеть собой как никто другой, голос его дрогнул, когда он приказал:
   - Уже стемнело. Пора. Пусть мои братья следуют за мной.
   Друг за другом длинной цепью мы поднимались вверх по склону, по тому же пути, которым сегодня вел меня Виннету. Двигаться бесшумно в полной темноте намного труднее, чем днем, и прошло не менее двух часов, пока мы наконец достигли пропасти, на дне которой находились пленники. Внизу горел костер, и в его мерцающем свете мы видели, как молчаливо ходят вокруг связанных людей часовые.
   Пока мы обвязывали канат вокруг огромного валуна, в прерии к востоку от горы замерцали огни костров. Сразу же из пещеры на дно кратера вышел краснокожий и что-то сказал часовым; те последовали за ним. Наша уловка удалась.
   Настала решительная минута. Я схватился обеими руками за канат, чтобы первым спуститься вниз, но Виннету твердо отстранил меня.
   - Отряд поведет вождь апачей. Пусть мой брат идет вслед за мной.
   Приказав остальным спускаться так, чтобы на канате одновременно было не больше четырех человек, Виннету заскользил вниз. Я выждал минуту и тоже взялся за канат, за мной пошел Фред.
   Спускаться вниз с высоты ста пятидесяти футов и не задеть ни одного камня - невозможно. К несчастью, падающий вниз камень ударил ребенка, тот заплакал, и из пещеры немедленно показался индеец. Услышав шум сверху, он поднял голову и в тот же миг закричал, созывая остальных воинов.
   - Быстрее, Виннету! - воскликнул я. - Быстрее, иначе все пропало!
   Виннету скользил так быстро, словно падал. Я тоже еле прикасался руками к канату, сплетенные в толстый жгут ремни жгли мне ладони, оставшиеся наверху товарищи увидели, что происходит, и торопились, как могли. Несколько мгновений спустя Виннету уже стоял на земле, и сразу же рядом с ним приземлился я.
   Не успели мы сделать и шагу, как из пещеры полыхнули огнем два ружья, и Виннету рухнул на землю, как подкошенный.
   Я окаменел. Страшное предчувствие Виннету, похоже, сбывалось.
   - Брат мой! - позвал я. - Ты ранен?
   - Виннету умирает, - слабеющим голосом отозвался апач.
   Меня охватила дикая ярость, которую я не мог, да и не питался сдержать. В ту же минуту за моей спиной появился Толстяк Уокер.
   - Оглала ранили Виннету, - сказал я. - Вперед! Бей их!
   К нам уже бежали пятеро оглала, среди которых я узнал вождя. Не теряя времени на то, чтобы выхватить нож или револьвер, я набросился на них с голыми руками.
   - Кои-Тсе! Умри, собака! - закричал я и изо всех сил ударил его кулаком в висок.
   Вождь оглала замертво рухнул на землю. Бежавший ко мне второй краснокожий, увидев в свете костра мое лицо и распростертого на земли вождя, в смертельном испуге опустил занесенный для удара томагавк.
   - Олд Шеттерхэнд! - пролепетал он.
   - Да, это я, Олд Шеттерхэнд! Умри и ты!
   Я сам себя не узнавал. От удара кулака свалился замертво и второй индеец.
   - Олд Шеттерхэнд! - повторяли в ужасе краснокожие.
   - Олд Шеттерхэнд? Так это вы, Чарли? - удивленно заорал Толстяк Уокер. - Наконец-то я все понял! Сейчас мы им всыплем! Вперед!
   Кто-то из краснокожих в суматохе сумел ударить меня ножом в плечо, но я не почувствовал боли и еще одним ударом свалил своего противника. Еще двое индейцев погибли от пуль Фреда. Тем временем сверху спускались остальные наши товарищи, я предоставил им довести дело до конца, а сам поспешил к Виннету и опустился рядом с ним на колени.