Make the rap!
Hey, baby!
Make the rap!
Step by step!
Follow me!
Hey, baby!
Make the rap!
 
[Стихи И. Гречина.]
 
   Кто-то гулял широко и со вкусом.
   - Кто такие? - важно пырхнул отирающийся у входа в здание боец в вохровской шинели. Не дряхлый дедушка, а упитанный жлобина, ряха толстая, портупея скрипучая и даже укомплектованная штатным оружием.
   - Ты что - меня не узнаешь? Я - председатель профсоюзного комитета. А это со мной.
   - Сюда нельзя, - важно высморкался на масляный асфальт перед полуночниками вохровец. Это уже была конкретная оскорбуха. Типа, забил я пудовый болт на твой профсоюзный комитет.
   - У нас пригласительные билеты,- из тьмы на свет хищно обошел по дуге Андрея Юрьевича Шрам и протянул к бельмам стража руку.
   Пока вохровец допирал, что рука пустая, Шрам поймал охранника за нос и заломил руку, а то сосунок еще по дурости за стрели-ком потянется.
   - Пусти, гад! - заскулил вохровец.
   Шрам и пустил. Под откос, предварительно согнув до земли и выключив рубящим по шее.
   - Ну что, заглянем на огонек? - рисково подмигнул Сергей профсоюзу.
   - Заглянем, - с уважением посмотрел Юрьевич на фигуру Шрама, вроде не имеющую мышц размером с трехлитровые банки. Крутого другана Бог послал, и в карты лих, и без карт управляется.
   Они поднялись по ступенькам, отмаксали несколько шагов по коридору. В зал переть не стали, а остались в коридорном мраке, чуть толкнув дверь, чтоб было видно.
   Банкет катился к логическому финалу. Несколько столов было сдвинуто в линию и застелено накрахмаленными скатертями, лишние столы задвинули под стены. На скатертях вываливалась из больших и малых блюд различная жратва. Голубцы, севрюга и полные лохани икры. Маяками в море хавки стояли бутылки. За столами терлась навезенная американцем Смитом кодла обслуги: клерки, секретарши, биржевые аналитики.
   Несколько пар изображали танец в стиле интим. А худая, как раскладушка, переводчица делала стриптиз прямо на столе. Благо переводить уже было не надо - вокруг дрыхли фейсами об тейбл в салатах.
   Виталий Ефремович устроил этот бардак со спаиванием американской шелупони ради маленькой-маленькой выгоды. Лапчатый, пригласивший в свой загородный дом мистера Смита и не пригласивший Ефремыча, может трындеть о чем угодно, но дальше трындежа без продвинутых по юридическим тонкостям замов дело не двинется. Забоятся подвоха друг от дружки неграмотные в русских законодательных крючкотворствах стороны.
   Директор брокерской конторы Виталий Ефремович с Гусем Лапчатым, как закаленные, еще относительно держались. О чем-то спорили, размахивая перемазанными икрой пальцами.
   Сергей покумекал и понял, почему банкет справляется почти подпольно. Потому что в «Пальмире» нельзя, там траур. А другого приличного кабака в Виршах нету. Не в привокзальный же шалман мистеров волочить, пусть они и всего лишь заокеанские шавки? Только вот было непонятно Шраму, на кой вообще банкет затевать? Умаслить шавок? Чушь - гораздо умнее и заворотливее основной враг Шрама Виталий Е-хренович.
   Внезапно, в сторону ночных гостей, дверь отъехала. Из зала в сумрак ввинтилась рожа другого вертухая; другого, но не менее накачанного. Шрамов собрался бить под дых. Но ввинтившийся, не присмотревшись, спросил:
   - Закурить есть?
   Шрамов протянул «Кэмел» без фильтра. Вохровец выудил сигарету на ощупь, ослепил себя огнем зажигалки.
   - Во, блин, жируют! - неласково отозвался он о своих работодателях.
   - Беспредел, - нейтрально поддакнул Сергей придавленным, чтоб непонятно кто, голосом и потянул готового тут же вступить в диспут профсоюзника за рукав на выход.
   - Можно было бы, конечно, с пулеметом вернуться, но это не наш метод, - загадочно высказался Сергей на улице, переступая через еще не оклемавшегося первого стража.
   - Нет, ну как у себя дома! - кусал губы профсоюз, от растерянности спотыкаясь об рельсы... Выбираясь из мусорной кучи... Чуть не угодив в канаву.
   - А ты знаешь, я, кажется, кое-что намозговал - еще не как победить их навсегда, но как обломать их хотя бы на завтра, - сообщил Сергей Андрею, когда они вернулись в родной кабинет и стали укладываться. Шрамов - на составленных в ряд жестких стульях, Андрей - на застеленном копиями документов жестком столе.
   - Что?! - взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.
   - Завтра увидишь, - по привычке не стал раскрывать планы Сергей. - Ложись, утро вечера мудренее.
   Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз - пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играла Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.
   Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как попытаться расслабиться. Бюст Ленина страшно мешал, но тем не менее профсоюзный лидер довольно быстро захрапел. А Шрамов, дождавшись богатырского храпа, тишком сполз со стульев и на цыпочках выбрался в коридор. Ему нужен был такой телефон, который вряд ли прослушивали бы. То есть годился любой аппарат в любой комнате этого здания, кроме телефона в кабинете профсоюзного председателя.
   Утром же, когда Андрей Юрьевич размежил веки, он первым делом увидел окаянный бюстик. Вторым делом - не обнаружил Сергея на стульях. Ополоснув сплющенную физиономию в туалетном рукомойнике, Андрей Юрьевич впопыхах запер родные пенаты и поспешил из здания наружу л
   Что-то было снаружи не так. И даже ни при чем здесь, что из всех радиоточек над крышами цехов и терминалов неслось запиленное до скрипа иглой клубной вертушки:
 
...Но что ни говори, жениться по любви
Не может ни один, ни один король!
 
   Не в этом дело. Во-первых, по территории пролетариат перемещался, но не так, как в обыкновенный рабочий день. Не кому куда надо, а все в одном направлений. Во-вторых, пролетариат перемещался, шурша непромасленными спецовками. Народ был прилично и даже местами празднично одет. В-третьих... Как же Андрюха сразу не въехал?! В-третьих, комбинат стоял. Не так, как обычно: кто-то простаивает, а кто-то вкалывает. Комбинат стоял до последнего шланга.
   И устремившийся за всеми в толпе рабочих Юрьевич вывернул на просторную заасфальтированную площадку. Тут когда-то собирались поставить дополнительные ангары под склады, да так и не поставили. А народу-то! Тьма! Чуть ли не все пять тысяч работников комбината собрались на площадке.
   В дальнем конце Андрей увидел наспех сколоченную из неокрашенных занозистых досок трибуну. На ней застеленный кумачом стол и стойку с микрофоном.
   В толпе разговоры:
   - А ты, Кирюха, че приперся? Ты ж свои акции прогудел!
   - Семеныч, ты что Лизавету щупаешь? Пока щупаешь, без тебя комбинат раздербаним!
   - А вы, инженера, за кого голосовать будете? По-честному или за доллары?
   Вроде бы и заковыристые реплики, с подначкой, но не сквозь зубы, не зло. Кто-то прятал в рукаве чекушку, не без этого. И как-то будто единым себя ощущал народ, будто на первомайской демонстрации.
   Рука Сергея дружески легла на плечо Юрьевича:
   - Ну как?
   - Народу что-то больно много, - только и высказался профсоюз.
   - То-то еще будет! -многозначительно пообещал Сергей.
   Из людской массы выдвинулся Лешка, посмотрел преданно в глаза Сергею и остался рядом. На далекую трибуну забрались Гусь Лапчатый и. мистер Смит и заняли места за столом. По толпе покатилось нетерпеливое:
   - Чего ждем? Начинай!
   А кто-то настроенный более боевито уже кричал:
   - Начинай дурить русский народ!
   На трибуне объявился Виталий Ефремович, наклонился к уху директора комбината, что-то жарко зашептал. Директор замахал на Виталия Ефремовича руками, дескать, не мои проблемы. Тогда брокер подступился к микрофону, поцокал ногтем и сказал:
   - Раз, раз, раз...- остался доволен звуком Виталий Ефремович и на всю площадку спросил: - Кто видел начальника охраны комбината? - Он не получил вразумительного ответа, только был вынужден скушать несколько соленых шуток.
   - В лифте застрял,- доложил как бы между прочим Леха Сергею.
   - А остальные? - как бы светски поддерживая беседу, спросил Сергей.
   - Остальные по душевым и раздевалкам заперты. А ключи потерялись, - типа вот какая у людей беда, доложил Леха.
   Снова на трибуне нарисовалась заминка. Секретарша что-то докладывала Виталию Ефремовичу. Виталий Ефремович топал на нее ногами, секретарша разводила руки... И наконец по-строевому четко развернулась, как умеют разворачиваться смазливые молодые биксы, и гордо ушла.
   Подкравшись сбоку, прячущий длинные патлы в воротник джинсухи Антон тут же доложился командиру:
   - Я заразил все их компьютеры последним словом вирусологии! Они даже тезисы выступления теперь распечатать не могут! - и исчез в толпе в соответствии с ранее полученной инструкцией - чтоб другие бригадиры Шрамовой армии не запомнили портрет хакера.
   - Пора? - таинственно спросил Леха Сергея.
   - Нет еще, - был коротким ответ.
   На трибуне за кумачовым столом попрепирались еще какое-то время. Но сколько ж можно тянуть? Гендиректор комбината, очень недовольный собой, всеми остальными и вообще всем происходящим, наконец поднялся со стула. Наконец вразвалочку подошел к микрофону. Откашлялся. Вздохнул. Еще откашлялся:
   - Я не ждал, что всех так волнует судьба комбината... - совершенно неудачно начал он выступление, а далее микрофон отрубился.
   Виталий Ефремович открыто покрутил пальцем у виска, и это видели все. Гендиректор повозился с микрофоном, потряс его «за грудки», но микрофон молчал, как партизан. Виталий Ефремович схватился за голову и исчез с трибуны.
   - Пора? - переминаясь, будто невтерпежпо нужде, затеребил Лешка Сергея. А у самого глазки азартом горят, будто марафету нюхнул.
   - Нет, не пора. Еще не прибыла полевая кухня, - в своей обычной загадочной манере ответил Сергей.
   Виталий Ефремович снова забрался на трибуну и дал отмашку гендиректору, дескать, все путем. Мистер Смит смотрел на происходящее, как ребенок в цирке. Переводчица молчала, потому что не хотела портить мистеру Смиту настроение. И потому, что утро вечера муторнее,
   - Я не то хотел сказать... - сообщил гендиректор микрофону, держа стойку двумя руками, будто боясь, что отнимут, и микрофон опять издох.
   А за спинами воплотивших этот шухер в реальность Лехи и Шрамова зарычал медленно, чтоб никого не задавить, вползающий на противоположный трибуне край площадки, кургузый автобус белорусского производства. Протиснувшись поближе, автобус стал как вкопанный, из лязгнувшей дверцы выскользнул с подносом свежеприобретенный ученик дядьки Макара Филипс. В наушниках, подлец. А на подносе-то! Два белых пластиковых стаканчика с кофе.
   - Меняем позицию, иначе сметут,- приказал всем своим переместиться и сам переместился от дверцы автобуса подальше к кабине Сергей. За сегодня он уже не раз доказывал, что знает, что делает.
   Поэтому Андрей Юрьевич послушался без промедления.
   Только оказавшись перед носом автобуса, Шрам принял кофе с подноса и приглашающе кивнул Юрьевичу:
   - Давай, угощайся быстрее, у нас одна минута.
   Почему они сменили стоянку, тут же стало ясно. Дядька Макар начал прямо в толпу из передней двери выдавать бутылки с лимонадом и бутерброды. А из задней тем же занялась его старуха.
   По толпе сначала пробежал шорох, а потом и настоящий шум прибоя. Толпа отвернулась от сколоченной из занозистых досок трибуны. А хитрый Макар нет-нет да и сунет в следующую мозолистую руку вместо «Кока-колы» поллитровку, что, естественно, встречается только бурным одобрением.
   Сергей тем временем проглотил кофе, смял стаканчик и совершенно негромко дал Лехе отмашку:
   - Вот теперь точно пора!
   Леха нырнул в толпу, как морж в прорубь.
   - А ты чего стоишь? - наигранно удивленно посмотрел Сергей Шрамов на дохлебывающего кофе Андрея Юрьевича. - Вот тебе микрофон, - сунул Шрамов профсоюзному боссу похожую на фанату штуку. - Беспроводной, провод не почикать. Вот здесь кнопочку нажмешь и выступай.
   - О чем выступать? - не въехал Юрьевич, но микрофон взял крепко.
   - Разве тебе нечего сказать людям?
   - Есть, но...
   - Там с другой стороны автобуса лесенка приставлена. Лезь наверх и высказывай наболевшее.
   Андрей Юрьевич наконец въехал в грандиозность замысла соратника, искренне захохотал и полез на прогибающуюся крышу. Отсюда он перво-наперво увидел, что Леха пробился сквозь сутолоку к одному плечистому пареньку (вроде знакомая рожа) и, по губам можно было догадаться, сказал короткое: «Давай!» Плечистый передал волшебное слово следующему плечистому (вроде знакомая рожа), тот следующему (вроде знакомая рожа)... Так команда «Давай!» пошла по цепочке, будто огонек по бикфордовому шнуру в сторону трибуны. И через какую-то задрипанную треть минуты сколоченная из досок трибуна вдруг зашаталась, заходила ходуном, стол с важными харями поехал в один бок, затем в другой. И в результате трибуна сложилась сама в себя, как карточный домик, царапая занозами важные надутые рожи мнивших себя победителями жлобов.
   - Товарищи, граждане и господа! - заявил с крыши автобуса на всю площадку, на все пять тысяч человек, на весь любимый комбинат профсоюзный лидер. - Друзья, мы слышали, как наш Гусь Лапчатый сожалел, что нас сегодня собралось так много! Мы знаем, что Гусь Лапчатый затеял недоброе дело, но почти смирились. Почему? Потому, что каждый надеялся на другого! Потому, что моя хата с краю. Потому, что прав тот, у кого больше прав! Так вот, именем данного мне доверия, вашего доверия, я отменяю эти поговорки! Я хочу, чтобы все мы сейчас один раз и навсегда зарубили на носу: наш комбинат - это русская нефть! И она не должна принадлежать ни австралийцам, ни итальянцам, ни американцам! Я хочу, чтобы судьбой нашего комбината распоряжался... Совет! Трудового! Коллектива! Еще много хороших и умных слов сказал с крыши автобуса Андрей Юрьевич. Жаль, что Сергей Шрамов этих слов не услышал. У Шрама сегодняшний день был расписан как по нотам. Забот выше головы.
 

Глава 14

   И пускай не скоро мы вернемся
   С Золотою Справкою в руке,
   Мы еще, дружок, с тобой напьемся
   В самом дорогущем кабаке!

   Витязь припух на распутье. С одной стороны, Вирши только стали превращаться в правильный городок и только-только потек ручеек в общак. С другой стороны, до водружения знамени на рейхстаге нефтекомбината было как до Киева раком. Оставлять Вирши было нельзя, отпускать делающих ноги из Виршей америкосов было тоже нельзя. Вилы. И Шрам решил воткнуть на кон все. Или пахан, или пропал.
   Кстати, то, что творилось внутри автобуса, бардаком назвать было мало.
   - Ты б хоть прибрался, - кивнул Сергей на горы рваного пестрого полиэтилена, на расплющенные картонные ящики из-под водки «Урожай», на заляпанные кетчупом охапки картонных тарелок и объедки от бутербродов, в живописном беспорядке успокоившиеся по бурым выпуклостям сидений.
   В автобусе час назад закончилось первое заседание новенького Совета трудового коллектива.
   - Ничого страшного, - отмахнулся дядька Макар. - Бабу поклычу, нехай причепурит потом. Ты сюда дывысь. - Оседлавший непочатую упаковку из двенадцати пластиковых фугасов «Кока-колы» Макар извлек из кармана пятнанных кетчупом брюк тетрадный листок и разгладил его на колене. - Ось так будет гарно.
   - Карта острова сокровищ, - закончил Сергей перематывать руку свежим бинтом.
   - Нет, Храм, ця бумаженция стоит, як десять карт сокровищ. Я проявил инициативу и заслал Филипса по Виршам погулять. Сметливый хлопчисько. За три годыны усэ зрысував. Дэ, колы, як и скильки?
   - Это магазин «Франт»? - прикинулся Сергей, будто врубается и инициативу одобряет.
   - Ото ж.
   - А это вокзал? - только из уважения к сединам пройдохи продолжал играть интерес Шрам.
   - Точно.
   - Это что, план ограбления сберкассы?
   - Нет. Ты не зрозумив, - малость разочаровался в командире дядька Макар. - Бачищь эту стрелку? Бачишь, ось цифра «три», а ось «двадцать два»? Цэ значит, що цю вулыцю патрулируют три человека в гражданском и проходят по вулыци каждые двадцать две хвыдыны.
   - А на улице Ленина, значит, два встречных патруля по два опера? И все с моим фотороботом в нагрудных кармашках?
   - Точно, - весело хрюкнул старый пройдоха. - А от «Семи слонов» за тебя в десять штукарей награда обицяна. «Экспресс-Вирши» сообщили.
   Шрамов проникновенно похлопал помощника по плечу:
   - Проделана большая и серьезная работа.
   Дядька Макар от похвалы зарделся, как красная рыба, счастливо плямкнул губами, слюнявя огрызок химического карандаша:
   - А цэ - твой маршрут, щоб никто небажанный не зустрився. Пешком прогуляешься за черту города, а туточки поймаешь попутку.
   В одном, наверное, был прав дядька Макар, Шраму пора мотать из Виршей не оглядываясь. Слишком много на душу населения понаехало ментов, слишком жарко горела земля под ногами. Другое дело, в пресловутой Чечне в селе из двадцати саклей федералы одного басмача месяцами вычислить не могут, а в Виршах по переписи аж сорок тысяч населения. Хотя - сколько веревочке ни виться...
   Но даже не в этом понт. А в том понт, что, несмотря на зубодробильную подставу брокера-быка, первый клинч за комбинат Сергей выиграл три часа назад. И теперь перешел на второй уровень игрушки.
   - Все правильно, - согласился Сергей, сложил карту и убрал в карман, - Пора ноги делать. Только, уважаемый зам по кухне, я тебя с собой забираю. На наш век и в Питере аптек хватит. - Для Макара и такой причины достаточно. Но на самом деле Шрам целил мослы в Питер потому, что туда перетасовались главные нефтяники. Поцарапавший харю о сосновые доски мистер Смит в истерике наотрез отказался что-либо подписывать в этом крейзанутом медвежьем углу. И, как Наполеон (не коньяк, а человек), бросил армию и свалил в цивильную Северную Пальмиру, Русская сторона - за ним.
   Дядька Макар не просек поляну, но переспрашивать не стал. Босс велел собирать манатки, значит - надо паковать чемоданы. Только...
   - А автобус?
   - А автобус, когда баба твоя закончит влажную уборку, Андрею Юрьевичу подгонишь и по доверке передашь. - Первый раунд за комбинат Сергей взял с наскока, как гусар Машу. Самое приятное - удалось слепить в свою пользу такую кривую мутотень, как общественное мнение. Для российской стороны это - пустые слова. А вот мистер Смит - пипл в этом коленкоре поджилочный до мокрых памперсов. Теперь начнет шумно оправдываться перед прессой. И пока не оправдается, бумаги подписаны не будут. Вот такой Шрам орел: быка на скаку остановит и лохов вокруг разведет. Шрам невесело хмыкнул.
   - А?..
   - А здесь вместо тебя пока Филиппок справится.
   Дядька Макар почесал рябую репу, типа хозяин - барин. С сожалением собственника окинул поросячьими глазками занехаянное нутро автобуса. Типа только начал жить-обживать!
   - Значит, так, - отмел лишнюю лирику Сергей, - в Питер добираешься сам. Завтра в двенадцать тридцать пересечемся в «Гостином дворе» на выходе с эскалатора. Если меня не будет завтра, радостная встреча переносится на послезавтра. Если меня не будет и послезавтра, значит, прости-прощай, Одесса-мама! Тебе останется этот автобус и эти деньги на карманные расходы.- Шрам выложил, подвинув надкушенный бутерброд с «краковской» колбасой, на дерматиновое сиденье банковскую упаковку сторублевок.
   - Ну бывай. Не кашляй. Привет семье, - пожал пять дядьке Макару Шрам и поторопился выйти из автобуса. Не любил долгих прощаний.
   Уже снаружи достал рукодельную карту, сверился с ней и свернул за угол. Народной тропинкой сквозь дырку в заборе Сергей просочился через строительную площадку, где загорелые по пояс работяги, забив болт, забивали козла на бетонной коробке не опущенного в яму коллектора. Далее, уже упаковав свой слишком приметный шнобель в солнцезащитные очки, Шрам сел на лавочку автобусной остановки и загородился газетой. Весь такой неприметный, без особых примет, только с лейкопластырем на щеке.
   - Все так фигово? - спросил вяло болтающий рядом ногами Антон и заторможено медленно протянул запаянное в пластик липовое удостоверение на веревочке-ошейнике.
   Сергей убрал картонку поближе к сердцу. На самом деле все было гораздо хуже, чем хакер представлял. Первый нефтяной раунд выигран еле-еле и с пугающими потерями. И самое червивое - до последней минуты Серега не знал, можно ли по жизни верить Антону. Джокер в колоде Шрама - кассета с откровениями обдолбанного жмурика-майора - была при себе. Но можно ли запись передоверить хакеру?
   О том, что в команду Шрамова затесался стукач, свидетельствовала шикарная осведомленность политически подкованного ночного гостя-гэрэушника. С другой стороны, Серега в тюремной библиотеке не художественные книги заказывал и знал, что современная подслушивающая аппаратура может многое, если не все.
   - Все еще фиговей? - перестал болтать ногами не дождавшийся ответа от командира Антон. Явно был он под кайфом размером в один добрый косяк. Говорил, удлиняя втрое каждую гласную букву.
   - Не бери в голову, - сделал Шрам веселое зубастое лицо. - В обшем, не пора ли нам «пора в Питер переметнуться»?
   - Сейчас? - не шибко удивился привыкший к резкой смене задач хакер.
   - Ну... Минут пять еще есть,- посмотрев на снятые в память об Александре Павловиче с зачеркнутого Пырея котлы, потом на схему оперовских маршрутов, определился командир.
   Жгла Сергею кожу сквозь ткань кассета. Во-первых, если по дороге заметут, то кассета не сыграет на цели самого Шрама. Ее присовокупят к вещдокам, и какой-нибудь следак просто получит в зависимости от коммуникабельности звездочку или шило в почку. Во-вторых, не верится, что те, кто в шугку назвались политически агрессивными белорусами, перестали пасти Сергея Шрамова, поверив, будто через неделю он созреет добровольно поделиться информацией как последний активист. Для этих внешнеразведывательных граждан проще как бы невзначай проверить и обчистить Шрама на любом отрезке трассы Вирши - Петербург.
   Из переулочка вырулила пара сероголовых, по форме... пошла в противоположную сторону расстреливать глазами улицу.
   Отдавать или не отдавать? Знал бы Сергей про такой затык заранее, обучился бы компьютерной премудрости у того же Антошки, перевел бы звук в компьютерные цифры и заслал бы на потаенные адреса в Интернете. Знал бы, где упадешь, - перинку подстелил. Отправить кассету с пацанами из второго набора?
   - Значит, так, - сворачивая газету, заговорил Шрамов, - каждый канает в одиночку. Завтра в четырнадцать ноль-ноль пересечемся на «Техноложке» у игровых автоматов. На выходе с эскалатора. Если меня не будет завтра, торжественная встреча перекраивается на послезавтра. Если я не объявлюсь послезавтра, значит, мы разошлись как в море корабли. Тебе остается вся техника на хазенде в Виршах и щепотка лавэ на текущие расходы. - Сергей сунул бойцу аналогичную пачку сотенных в банковской упаковке.
   - А доллариями нельзя?
   - Не пухни, - хмыкнул Шрам.
   В пользу того, что Антон не ишачит на постороннего дядю, малявилось такое соображение: вряд ли немерено крутые гэрэушники не вмешались бы сами, начни хачики в застенке над непростым пацаном измываться.
   - Ну будь здоров, - выпрямился с лавки Шрамов, сверившись с тикающим наследством Александра Павловича. И, не оглядываясь, пописал прочь.
   Шрам не воспользовался разведанным дядькой Макаром маршрутом, береженого Бог бережет. Свернув в глухой и пыльный транспортный проезд, Сергей тормознул частника, и тот в два притопа педали подкинул нелегала к главным воротам Виршевского нефтекомбината.
   Здесь как раз все было готово к отправлению. Бесшумно работали моторы двух иностранных, расписанных рекламой масла «Мобил», навороченных по последнему слову техники автобусов. Вокруг курлыкала не по-русски пестрая толпа отъезжающих. Вся та шелупонь, которую помпезно приволок на хвосте в Вирши и бросил мистер Смит: клерки, секретутки, обслуга.
   Помахав перед носом изготовленной Антоном карточкой, Шрам пришпилил ее вместо ордена и сунулся в остужаемый кондишеном салон. Запирающий проход подтянутый мальчик в серой, похожей на ментовскую форме что-то спросил.
   - Донт андэстэнд, - надменно отчеканил Сергей, отодвинул мальчика плечом и внедрился в искусственную прохладу салона. Что там было накалякано на карточке, Шрам не знал, но что-то именно такое, разрешающее хоть на голове в иностранном автобусе стоять. И в спокойной обстановке понюхать и пощупать низовых америкашек. Авось, и барабан [Барабан - информатор.] среди них удастся воспитать.
   Забравшись поглубже, Сергей нашел незанятые кресла и сдвинулся к окну. Рот зафиксировал на белозубой улыбке, а глазам приказал бросать косяки во все стороны. Из всех возможных путей отступления из Виршей это был самый кучерявый вариант, но и он мог дать осечку.
   Минут пятнадцать ничего не происходило. Разве что набившиеся в автобус туземцы, те, которые успели похмелиться, из распирающего энтузиазма запели что-то вроде «У Мэри был барашек». Разве что рядом на кожаную подушку приземлилась задницей курчавая подружка цвета шоколад и запела вместе со всеми. Жаль, по голосу не Элла Фитцджералд. И слава Богу, по формам не Элла Фитцджералд, иначе расплющила бы простого русского парня.
   В один из косяков Шрам зафоткал вошедшего в автобус и как-то не по делу профессионально пристально стрельнувшего вдоль кресел зенками архаровца. Просек тот что-либо в неяркой атмосфере салона, шут его знает, но колючеглазый индивид нашел себе место на переднем сиденье и сделал вид, что так и надо. Наверное, у архаровца тоже имелась какая-нибудь ксива для мальчика на входе. И если до этого Шрам бодрился, а в душе сопли жевал, перебирал в уме измены и пересчитывал зубья у вил, то тут уже подобрался, поджался, собрался и превратился в опасную бритву.