Страница:
- Гаси, - равнодушно дал отмашку Виталий Ефремович и отвлек глаза на перстенек, камушек которого забавно ломал свет. - Он правду говорил - если с ним что случится, в Вирши важная ментовская комиссия нагрянет. А нам только того и надо. Кто последнюю неделю городок на уши ставил? Храм. На кого Иваныч на завтра ордер подписал? На Храма. Кто сегодня по злобе блатной Иваныча жестоко завалил? Как ни крути - опять Храм. Так что не тормози.
И получивший благословение блондинчик Пырей начал заливать в воронку одну за другой вскрываемые и подаваемые ему литровые пузыри алкоголя. Одна бутылка, вторая…
Виталий Ефремович не стал просвещать подельников, что по гамбургскому счету ему, крутому быку, на какого-то зачетного урку Храма начхать с высокой полки. Гораздо острее жглись следующие вилы: после ставшей знаменитой на весь Северо-Запад стрелы (где подельники испачкали брюки) в Виршах круто ломанула вниз «кривая преступности». Быстрее, чем член у ветерана после одной палки.
Это еще не зачеркивало бизнес Виталия Ефремовича, но уже начинаю штормить. И срочно требовалось восстановить укачавшийся «престиж» городка. А что может быть беспредельней, чем смерть наглая главного мента? И, если со своими «обязанностями» не справился живой майор, пусть за него отдувается майор мертвый.
Сначата Иваныч рыпался как мог, сучил ногами, блеял, булькал, захлебываясь, дико вращал красными глазами и пускал сопли. Но Мал юта со Словарем держали майора под руки надежно. Но Пырей, знай себе, заправлял воронку остро пахнущим джином.
Вторая бутылка, третья бутылка, четвертая…
Иваныч обвис и поник. Виталий Ефремович, брезгливо морщась, пощупал пульс и отстранился.
- Водяра его погубила, от водяры и подох.
- Все? - обрадовался замаявшийся Пырей.
- Кажись, амба. Сердце стало. - Виктор Ефремович потянулся и сладко зевнул. - Но ты все равно доливай. Не пропадать же добру.
…Четвертая бутылка, пятая бутылка.
- А эту туда же? - кивнул Пырей на оставшуюся на столе ноль-пять «Синопской».
- А эту не тронь, - вдруг подал голос Малюта. - Нам старого ментовского кореша чем-то помянуть надо, - и убрал поллитровку в карман кожаной куртки.
- Приберите все тут, - двинул вверх по трапу разом заскучавший Виталий Ефремович.- Хавку соберите и проверьте, чтоб пальцев не оставалось.
«И на хрена я столько времени путался с этим рохлей майором? - корил себя Виталий Ефремович. - Сразу надо было забивать самую реальную стрелу с Храмом. Подогнал бы реальных бойцов, а не этих клоунов Словаря и Малюту, - остались бы от Храма рожки да ножки. И ведь по первах вычислить его была не проблема, городок-то масенький. Теперь труднее - каждый второй ларечник за него под трактор ляжет. Ну ничего, одного конкретного человека я пригласил-таки, вот-вот прибудет. И даже хорошо, что он не из быков, а из профи. Спецназ он там или кто? Выполнит работу без шума и отвалит с концами».
Глава 10
Как ни крути, а генеральный папа все-таки испоганил настроение Сергею Щрамову. Хвалил за усердие, руку тепло жал, а в глазах оставались глыбы льда размером с Эйфелеву башню.
Прибывший в Питер Сергей зарядил скудную пока долю в общак, доложился о запутках, о ситуации на комбинате, о том, что снова оказался в бегах. Сергей отрапортовал, что собирается предпринять, и оценил свои шансы пятьдесят на пятьдесят. Господин Хазаров больше слушал, чем задавал вопросы. И цыкал на подчиненных, если вопросы собирались задавать они. И у Шрама осадком осталось, что верховный папа ждал еще чего-то и не дождался. Например, доклада о делах, не имеющих отношения к Виршевскому нефтеперерабатывающему комбинату. Но таких дел за Шрамовым не было.
А потом еще подлил масла Урзум с дебильными подначками, типа, не объявлялись ли в Виршах сестрорецкие типа пытать Шрама за эрмитажные списки? А Шрам про эрмитажную ботву уже ведь и мыслить забыл.
И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.
Почти все столики были свободны, и надо же!… В углу у запотевшего огромного - до потолка - окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались.
- Будем и дальше пить текилу? - спросил Шрамов чуть более хриплым, чем обычно, голосом.
- А что мы с вами пили в прошлый раз? - Она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.
Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.
- Сервис растет, - удивленно отметил Сергей, ведь надо было с чего-то начинать разговор. Оглянулся, нельзя ли где пристроить влажный плащ.
- Не тот столик, - все еще глядя сквозь стекло на улицу, сказала, как пропела, своим неподражаемым ангельским голоском Алина. - В прошлый раз мы трепались у стойки. Сядем опять туда же.
Шрамов понимающе улыбнулся:
- Вы суеверны?
- Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно, нечетные числа, - опять как пропела, сказала она.
- Точно, - вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе. - В прошлый раз вы сидели у стойки.
- Тогда точно следует пересесть, - улыбнулся и взял за руку Алину Сергей. - Не стоит нарушать традицию.
Когда они устроились, Шрамов спросил бармена:
- Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?
- Текилу,- не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.
- Не вижу причин нарушать традицию. - Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? - Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.
Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.
- Тебе бы в службе социальной адаптации работать, - похвалила трудягу Алина.
- Я и работал. Парков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.
- Мало платили? - Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.
- Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.
- А вот Сергей любит других обламывать, - типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.
- Хоп! - вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.
- Хоп! - согласилась она с таким уходом от скользкой темы.
- Все мы немножко обломанные по жизни, - заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен. - Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.
- Где наш дом? Тут он или там? - уже точно не сказала, а пропела Алина.
- Не где, а когда,- вписал фразу Сергей.
- Уже скоро, - загадочно мурлыкнула девушка.
Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.
Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек, В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Свет приглушен, но тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Вряд ли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало…
Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.
Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.
- Мы не спешим? - участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе: - По третьей?
- Если никто никуда не спешит.
- По третьей,- распорядился Сергей минутой назад осознавшему свою навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.
Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмела», причем «Кэмела» без фильтра.
- Правильно? - подмигнул он Сергею.
- Типа, я их в прошлый раз курил?
- Я думал, это самое то, - растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то, не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить, что ли, под решившего поймать Золотую Муху [Доза наркотика, после которой не планируют очухиваться.] нарка? Пусть отговаривают.
- Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.
- Будем надеяться, - загадочно мурлыкнула Алина.
- В прошлый раз ты была какая-то другая,- выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов. - Злее, веселее, заводнее.
- Это плохо, что я всегда другая?
- Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно - Шрам. А вас? - Он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».
- Я та, которая тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?
Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.
- Обними меня, - попросила Алина музыкальным шепотом.
Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял Алину. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.
- Обнять тебя? - ласково прошептал он на самое ушко.
- Да.
- Обнять тебя? - прошептал он, ловя губами ее локоны.
- Да.
- Обнять тебя? - прошептал он, почти теряя сознание.
- Да. - Она сплела пальцы в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо. - И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.
И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.
Глава 11
Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Офидиально - проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле - прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.
Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.
Запах на складе «Пальмира» стоял - не очень. Как ни мудри, ни поливай пол из шланга, сколько ни сыпь химию и ни брызгай освежителями, мясо будет попахивать. И запах этот не будет похож на запах букета сирени.
Александр Павлович неловко (ловко при одной целой и второй деревянной ноге не получается) подшкандыбал к огромному промышленному холодильнику и захлопнул пудовую дверь. Затем начал черкать карандашом в блокноте, отмечая полученный товар.
Можно было свалить приемку продуктов на повара, но Палыч предпочитал все делать сам. Так оно вернее и надежнее. Вот читал он в одной газетенке, что в благополучной Франции проводили исследование и выяснили - если хозяин недоглядит и будет возможность безнаказанно что-нибудь стырить, то за свой моральный облик не поручатся семь из десяти французов. А что уж говорить о России? Здесь только дай, упрут все двенадцать из десяти работников.
Поэтому директор кабака «Пальмира» сам получал продукты от поставщиков, так оно вернее и надежнее.
Конечно, доход, который приносит ресторан в Питере, и доход, который приносит ресторан в Виршах, - это небо и земля. В Виршах за лангет десять долларов не спросишь и, как ни крути, из пирожного «эклер» больше пятнадцати рублей не выжмешь. Но все же, если с умом, то и в провинции жить можно. Жаль, комбинат чахнет, так бы с одних командировочных Палыч за год на расширение дела накопил.
Только что заведение в лице Александра Павловича получило пять первосортных замороженых свиных туш. Вот и запишем - пять туш по… И ба! Снова зад грузчика толкнул входную дверь подсобки. Двое работяг в черных передниках, низко склонившись над замороженной тушей, втиснулись в дверной проем. А туша-то тяжеленная, попробуй удержи ее, обмораживающую пальцы даже сквозь брезентовые рукавицы.
Палыч, как любой хозяин, виду не подал, что заказанный продукт уже получил сполна. Ежели грузчики напутали и на халяву прут шестую свинью, кому-кому, а ему от этого хуже не будет. В кругу друзей не щелкай клювом.
Сквозь стены пробилось убывающее ворчание отчалившего автосвиновоза. Что ж своих не подождали? Процокав протезом по склизкому жирному бетону, Палыч снова радушно распахнул дверь холодильника.
Вот так незаметно меняется жизнь. Раньше кладовщик грузчиков бы в упор не созерцал. Раньше кладовщик мог закобениться и послать работяг подальше. Пусть, например, они поваландаются полчасика, пока он чаи гоняет. Раньше всем верховодила инструкция, а теперь - живой рубль. Грузчики торопятся сдать, а Палыч - принять.
- Аккуратней, мужики, аккуратней, - с понтом, так и надо, возглавил директор «Пальмиры» процесс. Он бы даже подсобил надрывающимся ребятам, если б не нога.
Это ж сколько Палыч заработает на халяву? Чистого мяса, считай, килограммов сорок. А это двести порционных отбивных. Двести по полтинничку… Да всякий там навар супной с костей-сухожилий-хрящей… Да сало… Баков триста - четыреста выгорит. Мелочь, а приятно.
Темно в подсобке, лампочка в шестьдесят ватт и закоростевший прямоугольник оконного стекла под потолком положение не спасают. А мужики свистят носами от натуги. А мужики чуть не роняют шестую тушу. Но тем не менее она все ближе и ближе.
И все-таки не удержали. С деревянным стуком заледеневшее до хруста мясо грохнулось об пол. А мужики, вместо поднимать, выпрямились в полный рост, ухватили без лишних премудрых нежностей Палыча под руки, затолкнули в заиндевевшее, обросшее сосульками нутро холодильника и захлопнули там наедине с пятью мертвыми обезглавленными свиньями и Снежной Королевой. Только в последнюю секунду Палыч узнал в одном из разогнувшихся грузчиков Пырея. Остроносый, сухопарый, с пустыми голубыми глазами подонок.
- Фу, как здесь шмонит, - повел по сторонам острым крысиным носом Пырей и удовлетворенно грохнул об пол брезентовые рукавицы. Правая его лапа все еще была обмотана грязным бинтом, хотя орудовал Пырей ею уже как здоровой.
- Подбери, - угрюмо посоветовал напарник, специально выписанный Виталием Ефремовичем из Питера человек, и Пырея не потянуло ослушаться.
Изнутри в дверь холодильника застучали кулаки.
- Ишь, ерепенится, - предлагая посмеяться, заискивающе кивнул Пырей на белую железную, достигающую потолка коробку. Тут Пырей заметил осташгенные рядом с весами часы «Ситизен», и часы сами прилипли к рукам, потому что плохо лежали. Впрочем, делалось это так, чтоб подельник не заметил.
- Холодильник надежный. При Советской власти деланный. Выдюжит, - равнодушно определил питерский гость. Во внешности - ни единой приметной черточки, мозги опухнут, пока словесный портрет составишь. Разве что одно выпирающее качество: гибкий, как гимнаст, как провод от утюга, как сороконожка. Куда там Пырей с его хваленой гибкостью.
- Комы! Гады! Я таких в Афгане!… - приглушенно завопило из-за двери. - Я вас под землей найду!
- Точно, все там будем, - равнодушно определил питерский гость. Он не шутил.
- Скажи, где Храм прячется? И выпустим, - прижав рот к намеку на щелку, вякнул Пырей.
- Полчаса продержится, не больше, - осмотрев так и сяк холодильную громадину, равнодушно высказался питерский гость.
Из царства холода- донеслось скорее жалобное, чем грозное;
- Я таких, как ты, гнида, в Кандагаре об колено ломал!
- Ты назвал меня отморозком, - хихикнул громко, чтоб его было слышно внутри, Пырей.- А теперь сам станешь заморозком! - и оглянулся, приглашая питерского гостя вместе поржать над удачным приколом.
Питерский гость даже бровью не повел, не то чтобы улыбнуться.
- Сторожа он отпустил. Его люди приходят к двенадцати. У нас два часа форы. А больше получаса он не протянет.
- Тебе хана, если не расколешься, где Храм скрывается! - радостно сообщил сквозь большую железную дверь Пырей. Он еще прикидывал, не попробовать ли подбить коллегу пошуровать по сусекам? Но робел,
- Зря я тебя тогда из подвала выпустил, - прохрипело за железной дверью.
- Не зря! - не сдержался Пырей и пошел чесать перед обреченным инвалидом правду-матку. - Думаешь, я такой псих, что из мести тебя в льдинку обрекаю? Нет, это твой Храм - псих! Ох, вздыбится он, когда о тебе заиндевевшем услышит! Ох, пойдет дрова крушить! На горячке мы его и снимем!
- Пора. Пошли, солнышком побалуемся, - тихо и равнодушно определил питерский гость и поманил Пырея на выход.
Пырей не рискнул ослушаться. Зато трофейные часики тикали в кармане и грели мстительную душу.
«…По оперативным данным, до последнего времени в регионе действовали четыре преступные группировки. Однако в настоящее время активность проявляет только группировка под руководством некоего Сергея Храмова (отчество выясняется, словесный портрет выясняется, постоянное место жительства выясняется). Кличка - Храм. Ориентировочный возраст - 35 лет.
Изучение оставленных в разработке бумаг покойного начальника Виршевского районного управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко показало, что непосредственно перед смертью майор И. И. Удовиченко именно и занимался делом С, Храмова…»
Из докладной записки лейтенанта Яблокова на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды.
Криминализированные будни Виршей достигли пика славы, и на городок свалилась суровополномочная ментовская комиссия, а с ней несколько оперативных бригад, наспех слепленных по всей великой Ленинградской области с бору по сосенке. Однако нефтяной комбинат пока оставался вне сферы внимания нагрянувших младших, средних и старших чинов. По территории комбината из цеха в цех шастали совершенно другой несексуальной ориентации, граждане.
Ремонтный цех был небольшой - метров сто квадратных. И на этих ста метрах громоздились токарные и фрезерные станки, и даже один зуборезный, с вертикальным валом. А еще на этих ста метрах хранились сложенные, как дрова, покрытые окалиной заготовки, свернутые бухты проволоки, перевязанные снопами стальные и латунные прутки. В общем, представитель брокерской фирмы еле нашел место, где почти не боялся измазать свой серенький плащик.
Протиснувшийся в запыленное окошко луч играл на замке новенького кожаного портфеля представителя. Больше во внешности представителя ничего блестящего и яркого не было. Этакая серая служебная мышка. Разве что глазки иногда нет-нет, да и заискрят, будто короткое замыкание в голове.
- Неправильно думаете, мужики, - вещал представитель перед бригадой ремонтного цеха. Он скопом называл всех «мужиками», хотя из семи трудяг трое были пусть и сгорбленные годами, но тетки. Он уже крепко посадил голос, потому как выступал минут сорок. - Неправильно! Сейчас наша гордость, наш нефтеперерабатывающий комбинат больше стоит, чем работает, То электроэнергию отрубят, то поставщики подляну кинут. - Представитель воровато зыркнул, как работяги слопали слово «наш» про комбинат. Прибитые жизнью тетки смотрели на агитатора сочувственно, будто на ищущего вымя теленка. Слопали и не заметили. - А все отчего? Оттого, что нет; настоящего хозяина. При коммуняках комбинат был как бы наш и как бы ничей. И толку не было, И теперь, когда его поделили, он как бы общий. То есть опять ничей. Вы ж не тупые, вы ж газеты читаете, а в газетах что говорят? Чтобы дело двинулось, нужны инвестиции. А кто ж их даст за так?
Самый старый в цеху - дед Михей, давно уже заслуживший три пенсии, но комбинат не оставивший,- окликнул агитатора с подоконника, где смолил «Приму»:
- Выходит, все это время, пока Гусь Лапчатый заправлял, мы как бы зря животы надрывали?
- Эдуард Александрович не виноват, - серьезно стал разъяснять представитель. - В восемьдесят девятом всем казалось, что стоит сказать: гоп - и все получится. Не получилось, законы экономики не позволили. Сами знаете, что оборудование устарело. Вот, например, я увидел в вашем цеху, что этот, как его, зубофязный…
- Зуборезный,- без подвоха подсказал дед Михей.
- …Спасибо. Зуборезный станок сделан в сорок втором году в Германии и вывезен в счет контрибуции. Разве можно успешно трудиться на таком оборудовании?! - спросил пришлый, искренне ища согласия в закопченном годами и трудом лице деда Михея.
- А что? - пожал плечами дед. - Хорошая машина. Надежная. Она еще всех нас переживет.
Представитель решил обминуть скользкую тропинку.
- Никто не спорит, станок хороший.- Представитель вдруг вспомнил, как у него месяц тому лопнула подвеска на собственной «тойоте». Чем не аргумент? - А вдруг какая-нибудь шестеренка полетит? Где вы ее заказывать будете и за какие шиши?
- Сами выточим. Делов-то, - хмыкнул Михей в прокуренные, цвета слоновой кости усы.
- Ну ладно, - решив, что занесло не туда, что пора сворачиваться, махнул рукой представитель. - Не об том речь. А об том речь, что ежели наш комбинат да оборудовать новой техникой, да заказами иностранными поддержать!…
Цеховые тетки неодобрительно зашикали на старика - вечно он баламутит, такую красивую речь мешает рассказывать.
- Среди вас, наверное, есть такие, кто продал акции нефтекомбината нашей фирме. Я ведь прекрасно понимаю, что вы это сделали не только ради денег. Вы ведь, когда принимали столь ответственное решение, наверное, хотели, чтоб акции попали в хорошие руки? К настоящему хозяину чтоб попали? А кто в нашем изменчивом мире может быть надежней американского хозяина? Вспомните, об чем каждый день твердит телевизор? О том, что американцы умеют вести бизнес. Вот и наша брокерская фирма «Семь слонов» теперь уступает пакет акций американцам не потому, что те больше платят. А чтоб сюда пришел настоящий хозяин!
- А вот еще говорят, - подал голос, нагло перебив увлеченного и взахлеб воспевающего новый порядок оратора, рослый плечистый парень, примостившийся на краешек подоконника рядом с дедом Михеем, - что американцы спецом прикупают у нас заводы и стопарят их, типа консервируют. Чтоб конкуренции меньше было для своих заводов. Это правда?
- Кто вам такое сказал?! - как за себя лично обиделся представитель, и в его бегающих мышиных глазках потухли только что родившиеся электрические огоньки.- Все определяют законы экономики. А покупать производство, чтоб потом заморозить - невыгодно. Но я о другом. О том, что если наш комбинат подлатать и обновить, то вы зарплату не в рублях, а в долларах получать будете. И это главное. И это решается именно сейчас: придет ли настоящий хозяин на наш комбинат или не придет? И во многом от вас самих это зависит.
- То есть, если я правильно въехал, - сказал парень, что примостился рядом с дедом, - если мы не захотим, то комбинат америкашкам продан не будет?
- Ну конечно, все не так, - тяжело вздохнул представитель, словно добрый врач в палате для тихихдушевнобольных. Он убил столько времени, а базар вернулся на старые дрожжи. Агитатор посмотрел на часы. - Меня еще ждут в литейном цехе. Давайте, я завтра вернусь к вам и мы продолжим этот разговор.
- А чего ж не поговорить с дельным человеком? - за всех согласился дед Михей. - Давайте.
- Значит, на завтра договорились? - к неудовольствию чувствуя, как саднит надорванная глотка, заторопился представитель. - Значит, я завтра вернусь к вам снова. А сейчас не покажет ли мне кто-нибудь, как пройти в литейный цех?
- Слышь, паря, - толкнул дед Михей в бок локтем рослого соседа. - Проводи человека в литейку, а то еще заблудится, - говорил он эти слова без всякой подначки. Сразу было видно, что честно заботится.
- А че ж не проводить? У меня, кстати, пара вопросов по теме имеется, - оторвал зад от подоконника парень и двинул на выход, играя налитыми плечами. Не тот выход, которым попал в цех представитель, а в другом конце ста квадратных метров.
И получивший благословение блондинчик Пырей начал заливать в воронку одну за другой вскрываемые и подаваемые ему литровые пузыри алкоголя. Одна бутылка, вторая…
Виталий Ефремович не стал просвещать подельников, что по гамбургскому счету ему, крутому быку, на какого-то зачетного урку Храма начхать с высокой полки. Гораздо острее жглись следующие вилы: после ставшей знаменитой на весь Северо-Запад стрелы (где подельники испачкали брюки) в Виршах круто ломанула вниз «кривая преступности». Быстрее, чем член у ветерана после одной палки.
Это еще не зачеркивало бизнес Виталия Ефремовича, но уже начинаю штормить. И срочно требовалось восстановить укачавшийся «престиж» городка. А что может быть беспредельней, чем смерть наглая главного мента? И, если со своими «обязанностями» не справился живой майор, пусть за него отдувается майор мертвый.
Сначата Иваныч рыпался как мог, сучил ногами, блеял, булькал, захлебываясь, дико вращал красными глазами и пускал сопли. Но Мал юта со Словарем держали майора под руки надежно. Но Пырей, знай себе, заправлял воронку остро пахнущим джином.
Вторая бутылка, третья бутылка, четвертая…
Иваныч обвис и поник. Виталий Ефремович, брезгливо морщась, пощупал пульс и отстранился.
- Водяра его погубила, от водяры и подох.
- Все? - обрадовался замаявшийся Пырей.
- Кажись, амба. Сердце стало. - Виктор Ефремович потянулся и сладко зевнул. - Но ты все равно доливай. Не пропадать же добру.
…Четвертая бутылка, пятая бутылка.
- А эту туда же? - кивнул Пырей на оставшуюся на столе ноль-пять «Синопской».
- А эту не тронь, - вдруг подал голос Малюта. - Нам старого ментовского кореша чем-то помянуть надо, - и убрал поллитровку в карман кожаной куртки.
- Приберите все тут, - двинул вверх по трапу разом заскучавший Виталий Ефремович.- Хавку соберите и проверьте, чтоб пальцев не оставалось.
«И на хрена я столько времени путался с этим рохлей майором? - корил себя Виталий Ефремович. - Сразу надо было забивать самую реальную стрелу с Храмом. Подогнал бы реальных бойцов, а не этих клоунов Словаря и Малюту, - остались бы от Храма рожки да ножки. И ведь по первах вычислить его была не проблема, городок-то масенький. Теперь труднее - каждый второй ларечник за него под трактор ляжет. Ну ничего, одного конкретного человека я пригласил-таки, вот-вот прибудет. И даже хорошо, что он не из быков, а из профи. Спецназ он там или кто? Выполнит работу без шума и отвалит с концами».
Глава 10
Почему так путаются мысли?
Почему кружится голова?
Я к тебе пришла не в этой жизни,
В этом я, конечно, не права.
А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь.
Если вспомнишь - меня забудь!
А вернешься - меня здесь нет!
А я сяду в кабриолет…
Как ни крути, а генеральный папа все-таки испоганил настроение Сергею Щрамову. Хвалил за усердие, руку тепло жал, а в глазах оставались глыбы льда размером с Эйфелеву башню.
Прибывший в Питер Сергей зарядил скудную пока долю в общак, доложился о запутках, о ситуации на комбинате, о том, что снова оказался в бегах. Сергей отрапортовал, что собирается предпринять, и оценил свои шансы пятьдесят на пятьдесят. Господин Хазаров больше слушал, чем задавал вопросы. И цыкал на подчиненных, если вопросы собирались задавать они. И у Шрама осадком осталось, что верховный папа ждал еще чего-то и не дождался. Например, доклада о делах, не имеющих отношения к Виршевскому нефтеперерабатывающему комбинату. Но таких дел за Шрамовым не было.
А потом еще подлил масла Урзум с дебильными подначками, типа, не объявлялись ли в Виршах сестрорецкие типа пытать Шрама за эрмитажные списки? А Шрам про эрмитажную ботву уже ведь и мыслить забыл.
И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.
Почти все столики были свободны, и надо же!… В углу у запотевшего огромного - до потолка - окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались.
- Будем и дальше пить текилу? - спросил Шрамов чуть более хриплым, чем обычно, голосом.
- А что мы с вами пили в прошлый раз? - Она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.
Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.
- Сервис растет, - удивленно отметил Сергей, ведь надо было с чего-то начинать разговор. Оглянулся, нельзя ли где пристроить влажный плащ.
- Не тот столик, - все еще глядя сквозь стекло на улицу, сказала, как пропела, своим неподражаемым ангельским голоском Алина. - В прошлый раз мы трепались у стойки. Сядем опять туда же.
Шрамов понимающе улыбнулся:
- Вы суеверны?
- Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно, нечетные числа, - опять как пропела, сказала она.
- Точно, - вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе. - В прошлый раз вы сидели у стойки.
- Тогда точно следует пересесть, - улыбнулся и взял за руку Алину Сергей. - Не стоит нарушать традицию.
Когда они устроились, Шрамов спросил бармена:
- Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?
- Текилу,- не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.
- Не вижу причин нарушать традицию. - Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? - Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.
Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.
- Тебе бы в службе социальной адаптации работать, - похвалила трудягу Алина.
- Я и работал. Парков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.
- Мало платили? - Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.
- Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.
- А вот Сергей любит других обламывать, - типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.
- Хоп! - вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.
- Хоп! - согласилась она с таким уходом от скользкой темы.
- Все мы немножко обломанные по жизни, - заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен. - Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.
- Где наш дом? Тут он или там? - уже точно не сказала, а пропела Алина.
- Не где, а когда,- вписал фразу Сергей.
- Уже скоро, - загадочно мурлыкнула девушка.
Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.
Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек, В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Свет приглушен, но тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Вряд ли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало…
Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.
Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.
- Мы не спешим? - участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе: - По третьей?
- Если никто никуда не спешит.
- По третьей,- распорядился Сергей минутой назад осознавшему свою навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.
Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмела», причем «Кэмела» без фильтра.
- Правильно? - подмигнул он Сергею.
- Типа, я их в прошлый раз курил?
- Я думал, это самое то, - растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то, не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить, что ли, под решившего поймать Золотую Муху [Доза наркотика, после которой не планируют очухиваться.] нарка? Пусть отговаривают.
- Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.
- Будем надеяться, - загадочно мурлыкнула Алина.
* * *
- В прошлый раз ты была какая-то другая,- выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов. - Злее, веселее, заводнее.
- Это плохо, что я всегда другая?
- Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно - Шрам. А вас? - Он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».
- Я та, которая тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?
Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.
- Обними меня, - попросила Алина музыкальным шепотом.
Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял Алину. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.
- Обнять тебя? - ласково прошептал он на самое ушко.
- Да.
- Обнять тебя? - прошептал он, ловя губами ее локоны.
- Да.
- Обнять тебя? - прошептал он, почти теряя сознание.
- Да. - Она сплела пальцы в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо. - И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.
И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.
Глава 11
Воркутинский снег сединой на голову ложится,
Воркутинский снег, он над жизнью падает-кружится.
Воркутинский снег все дороги к дому заметает,
Воркугинский снег на висках не тает.
Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Офидиально - проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле - прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.
Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.
Запах на складе «Пальмира» стоял - не очень. Как ни мудри, ни поливай пол из шланга, сколько ни сыпь химию и ни брызгай освежителями, мясо будет попахивать. И запах этот не будет похож на запах букета сирени.
Александр Павлович неловко (ловко при одной целой и второй деревянной ноге не получается) подшкандыбал к огромному промышленному холодильнику и захлопнул пудовую дверь. Затем начал черкать карандашом в блокноте, отмечая полученный товар.
Можно было свалить приемку продуктов на повара, но Палыч предпочитал все делать сам. Так оно вернее и надежнее. Вот читал он в одной газетенке, что в благополучной Франции проводили исследование и выяснили - если хозяин недоглядит и будет возможность безнаказанно что-нибудь стырить, то за свой моральный облик не поручатся семь из десяти французов. А что уж говорить о России? Здесь только дай, упрут все двенадцать из десяти работников.
Поэтому директор кабака «Пальмира» сам получал продукты от поставщиков, так оно вернее и надежнее.
Конечно, доход, который приносит ресторан в Питере, и доход, который приносит ресторан в Виршах, - это небо и земля. В Виршах за лангет десять долларов не спросишь и, как ни крути, из пирожного «эклер» больше пятнадцати рублей не выжмешь. Но все же, если с умом, то и в провинции жить можно. Жаль, комбинат чахнет, так бы с одних командировочных Палыч за год на расширение дела накопил.
Только что заведение в лице Александра Павловича получило пять первосортных замороженых свиных туш. Вот и запишем - пять туш по… И ба! Снова зад грузчика толкнул входную дверь подсобки. Двое работяг в черных передниках, низко склонившись над замороженной тушей, втиснулись в дверной проем. А туша-то тяжеленная, попробуй удержи ее, обмораживающую пальцы даже сквозь брезентовые рукавицы.
Палыч, как любой хозяин, виду не подал, что заказанный продукт уже получил сполна. Ежели грузчики напутали и на халяву прут шестую свинью, кому-кому, а ему от этого хуже не будет. В кругу друзей не щелкай клювом.
Сквозь стены пробилось убывающее ворчание отчалившего автосвиновоза. Что ж своих не подождали? Процокав протезом по склизкому жирному бетону, Палыч снова радушно распахнул дверь холодильника.
Вот так незаметно меняется жизнь. Раньше кладовщик грузчиков бы в упор не созерцал. Раньше кладовщик мог закобениться и послать работяг подальше. Пусть, например, они поваландаются полчасика, пока он чаи гоняет. Раньше всем верховодила инструкция, а теперь - живой рубль. Грузчики торопятся сдать, а Палыч - принять.
- Аккуратней, мужики, аккуратней, - с понтом, так и надо, возглавил директор «Пальмиры» процесс. Он бы даже подсобил надрывающимся ребятам, если б не нога.
Это ж сколько Палыч заработает на халяву? Чистого мяса, считай, килограммов сорок. А это двести порционных отбивных. Двести по полтинничку… Да всякий там навар супной с костей-сухожилий-хрящей… Да сало… Баков триста - четыреста выгорит. Мелочь, а приятно.
Темно в подсобке, лампочка в шестьдесят ватт и закоростевший прямоугольник оконного стекла под потолком положение не спасают. А мужики свистят носами от натуги. А мужики чуть не роняют шестую тушу. Но тем не менее она все ближе и ближе.
И все-таки не удержали. С деревянным стуком заледеневшее до хруста мясо грохнулось об пол. А мужики, вместо поднимать, выпрямились в полный рост, ухватили без лишних премудрых нежностей Палыча под руки, затолкнули в заиндевевшее, обросшее сосульками нутро холодильника и захлопнули там наедине с пятью мертвыми обезглавленными свиньями и Снежной Королевой. Только в последнюю секунду Палыч узнал в одном из разогнувшихся грузчиков Пырея. Остроносый, сухопарый, с пустыми голубыми глазами подонок.
- Фу, как здесь шмонит, - повел по сторонам острым крысиным носом Пырей и удовлетворенно грохнул об пол брезентовые рукавицы. Правая его лапа все еще была обмотана грязным бинтом, хотя орудовал Пырей ею уже как здоровой.
- Подбери, - угрюмо посоветовал напарник, специально выписанный Виталием Ефремовичем из Питера человек, и Пырея не потянуло ослушаться.
Изнутри в дверь холодильника застучали кулаки.
- Ишь, ерепенится, - предлагая посмеяться, заискивающе кивнул Пырей на белую железную, достигающую потолка коробку. Тут Пырей заметил осташгенные рядом с весами часы «Ситизен», и часы сами прилипли к рукам, потому что плохо лежали. Впрочем, делалось это так, чтоб подельник не заметил.
- Холодильник надежный. При Советской власти деланный. Выдюжит, - равнодушно определил питерский гость. Во внешности - ни единой приметной черточки, мозги опухнут, пока словесный портрет составишь. Разве что одно выпирающее качество: гибкий, как гимнаст, как провод от утюга, как сороконожка. Куда там Пырей с его хваленой гибкостью.
- Комы! Гады! Я таких в Афгане!… - приглушенно завопило из-за двери. - Я вас под землей найду!
- Точно, все там будем, - равнодушно определил питерский гость. Он не шутил.
- Скажи, где Храм прячется? И выпустим, - прижав рот к намеку на щелку, вякнул Пырей.
- Полчаса продержится, не больше, - осмотрев так и сяк холодильную громадину, равнодушно высказался питерский гость.
Из царства холода- донеслось скорее жалобное, чем грозное;
- Я таких, как ты, гнида, в Кандагаре об колено ломал!
- Ты назвал меня отморозком, - хихикнул громко, чтоб его было слышно внутри, Пырей.- А теперь сам станешь заморозком! - и оглянулся, приглашая питерского гостя вместе поржать над удачным приколом.
Питерский гость даже бровью не повел, не то чтобы улыбнуться.
- Сторожа он отпустил. Его люди приходят к двенадцати. У нас два часа форы. А больше получаса он не протянет.
- Тебе хана, если не расколешься, где Храм скрывается! - радостно сообщил сквозь большую железную дверь Пырей. Он еще прикидывал, не попробовать ли подбить коллегу пошуровать по сусекам? Но робел,
- Зря я тебя тогда из подвала выпустил, - прохрипело за железной дверью.
- Не зря! - не сдержался Пырей и пошел чесать перед обреченным инвалидом правду-матку. - Думаешь, я такой псих, что из мести тебя в льдинку обрекаю? Нет, это твой Храм - псих! Ох, вздыбится он, когда о тебе заиндевевшем услышит! Ох, пойдет дрова крушить! На горячке мы его и снимем!
- Пора. Пошли, солнышком побалуемся, - тихо и равнодушно определил питерский гость и поманил Пырея на выход.
Пырей не рискнул ослушаться. Зато трофейные часики тикали в кармане и грели мстительную душу.
* * *
«…По оперативным данным, до последнего времени в регионе действовали четыре преступные группировки. Однако в настоящее время активность проявляет только группировка под руководством некоего Сергея Храмова (отчество выясняется, словесный портрет выясняется, постоянное место жительства выясняется). Кличка - Храм. Ориентировочный возраст - 35 лет.
Изучение оставленных в разработке бумаг покойного начальника Виршевского районного управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко показало, что непосредственно перед смертью майор И. И. Удовиченко именно и занимался делом С, Храмова…»
Из докладной записки лейтенанта Яблокова на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды.
* * *
Криминализированные будни Виршей достигли пика славы, и на городок свалилась суровополномочная ментовская комиссия, а с ней несколько оперативных бригад, наспех слепленных по всей великой Ленинградской области с бору по сосенке. Однако нефтяной комбинат пока оставался вне сферы внимания нагрянувших младших, средних и старших чинов. По территории комбината из цеха в цех шастали совершенно другой несексуальной ориентации, граждане.
Ремонтный цех был небольшой - метров сто квадратных. И на этих ста метрах громоздились токарные и фрезерные станки, и даже один зуборезный, с вертикальным валом. А еще на этих ста метрах хранились сложенные, как дрова, покрытые окалиной заготовки, свернутые бухты проволоки, перевязанные снопами стальные и латунные прутки. В общем, представитель брокерской фирмы еле нашел место, где почти не боялся измазать свой серенький плащик.
Протиснувшийся в запыленное окошко луч играл на замке новенького кожаного портфеля представителя. Больше во внешности представителя ничего блестящего и яркого не было. Этакая серая служебная мышка. Разве что глазки иногда нет-нет, да и заискрят, будто короткое замыкание в голове.
- Неправильно думаете, мужики, - вещал представитель перед бригадой ремонтного цеха. Он скопом называл всех «мужиками», хотя из семи трудяг трое были пусть и сгорбленные годами, но тетки. Он уже крепко посадил голос, потому как выступал минут сорок. - Неправильно! Сейчас наша гордость, наш нефтеперерабатывающий комбинат больше стоит, чем работает, То электроэнергию отрубят, то поставщики подляну кинут. - Представитель воровато зыркнул, как работяги слопали слово «наш» про комбинат. Прибитые жизнью тетки смотрели на агитатора сочувственно, будто на ищущего вымя теленка. Слопали и не заметили. - А все отчего? Оттого, что нет; настоящего хозяина. При коммуняках комбинат был как бы наш и как бы ничей. И толку не было, И теперь, когда его поделили, он как бы общий. То есть опять ничей. Вы ж не тупые, вы ж газеты читаете, а в газетах что говорят? Чтобы дело двинулось, нужны инвестиции. А кто ж их даст за так?
Самый старый в цеху - дед Михей, давно уже заслуживший три пенсии, но комбинат не оставивший,- окликнул агитатора с подоконника, где смолил «Приму»:
- Выходит, все это время, пока Гусь Лапчатый заправлял, мы как бы зря животы надрывали?
- Эдуард Александрович не виноват, - серьезно стал разъяснять представитель. - В восемьдесят девятом всем казалось, что стоит сказать: гоп - и все получится. Не получилось, законы экономики не позволили. Сами знаете, что оборудование устарело. Вот, например, я увидел в вашем цеху, что этот, как его, зубофязный…
- Зуборезный,- без подвоха подсказал дед Михей.
- …Спасибо. Зуборезный станок сделан в сорок втором году в Германии и вывезен в счет контрибуции. Разве можно успешно трудиться на таком оборудовании?! - спросил пришлый, искренне ища согласия в закопченном годами и трудом лице деда Михея.
- А что? - пожал плечами дед. - Хорошая машина. Надежная. Она еще всех нас переживет.
Представитель решил обминуть скользкую тропинку.
- Никто не спорит, станок хороший.- Представитель вдруг вспомнил, как у него месяц тому лопнула подвеска на собственной «тойоте». Чем не аргумент? - А вдруг какая-нибудь шестеренка полетит? Где вы ее заказывать будете и за какие шиши?
- Сами выточим. Делов-то, - хмыкнул Михей в прокуренные, цвета слоновой кости усы.
- Ну ладно, - решив, что занесло не туда, что пора сворачиваться, махнул рукой представитель. - Не об том речь. А об том речь, что ежели наш комбинат да оборудовать новой техникой, да заказами иностранными поддержать!…
Цеховые тетки неодобрительно зашикали на старика - вечно он баламутит, такую красивую речь мешает рассказывать.
- Среди вас, наверное, есть такие, кто продал акции нефтекомбината нашей фирме. Я ведь прекрасно понимаю, что вы это сделали не только ради денег. Вы ведь, когда принимали столь ответственное решение, наверное, хотели, чтоб акции попали в хорошие руки? К настоящему хозяину чтоб попали? А кто в нашем изменчивом мире может быть надежней американского хозяина? Вспомните, об чем каждый день твердит телевизор? О том, что американцы умеют вести бизнес. Вот и наша брокерская фирма «Семь слонов» теперь уступает пакет акций американцам не потому, что те больше платят. А чтоб сюда пришел настоящий хозяин!
- А вот еще говорят, - подал голос, нагло перебив увлеченного и взахлеб воспевающего новый порядок оратора, рослый плечистый парень, примостившийся на краешек подоконника рядом с дедом Михеем, - что американцы спецом прикупают у нас заводы и стопарят их, типа консервируют. Чтоб конкуренции меньше было для своих заводов. Это правда?
- Кто вам такое сказал?! - как за себя лично обиделся представитель, и в его бегающих мышиных глазках потухли только что родившиеся электрические огоньки.- Все определяют законы экономики. А покупать производство, чтоб потом заморозить - невыгодно. Но я о другом. О том, что если наш комбинат подлатать и обновить, то вы зарплату не в рублях, а в долларах получать будете. И это главное. И это решается именно сейчас: придет ли настоящий хозяин на наш комбинат или не придет? И во многом от вас самих это зависит.
- То есть, если я правильно въехал, - сказал парень, что примостился рядом с дедом, - если мы не захотим, то комбинат америкашкам продан не будет?
- Ну конечно, все не так, - тяжело вздохнул представитель, словно добрый врач в палате для тихихдушевнобольных. Он убил столько времени, а базар вернулся на старые дрожжи. Агитатор посмотрел на часы. - Меня еще ждут в литейном цехе. Давайте, я завтра вернусь к вам и мы продолжим этот разговор.
- А чего ж не поговорить с дельным человеком? - за всех согласился дед Михей. - Давайте.
- Значит, на завтра договорились? - к неудовольствию чувствуя, как саднит надорванная глотка, заторопился представитель. - Значит, я завтра вернусь к вам снова. А сейчас не покажет ли мне кто-нибудь, как пройти в литейный цех?
- Слышь, паря, - толкнул дед Михей в бок локтем рослого соседа. - Проводи человека в литейку, а то еще заблудится, - говорил он эти слова без всякой подначки. Сразу было видно, что честно заботится.
- А че ж не проводить? У меня, кстати, пара вопросов по теме имеется, - оторвал зад от подоконника парень и двинул на выход, играя налитыми плечами. Не тот выход, которым попал в цех представитель, а в другом конце ста квадратных метров.