Майкл Маршалл Смит. Из сборника "Как ты там, Энди?"

ведущую в шахту. На вершине холма, прямо над стволом шахты, поставили
лебедку. Тяжелая железная бадья свисала с вала.
- Это ваша шахта! - сказал я.
Он кивнул с довольным выражением.
Я вскарабкался на холм и заглянул вниз, во тьму. Сырой воздух холодом
пахнул мне в лицо. Я столкнул с края небольшой камень. Он беззвучно исчез из
виду, устремившись в узкий темный колодец, и на какое-то время воцарилась
напряженная тишина, а потом из глубины раздался звук, возвестивший о конце
его путешествия.
- Ух! Ну и глубоко! - воскликнул я.
Молчаливый Джо стоял рядом со мной, довольный тем, что шахта произвела
на меня столь сильное впечатление.
- Вы спускаетесь по этой лестнице? - спросил я, указывая на сделанную
из стволов молодых деревьев лестницу, проволокой скрепленную с бревенчатой
обкладкой шахты.
Он кивнул.
- Я умею лазить по лестницам, - пробормотал я, думая, как бы мне
спуститься вниз, - но не по таким.
Он посмотрел на меня вопросительно, лицо его омрачилось тревогой и
состраданием.
- Детский паралич, - объяснил я. - Иногда это мешает. Не сможете ли вы
спустить меня вниз в этой бадье? Мне хочется взглянуть на вашу золотоносную
жилу.
Я думал, что он станет возражать - ведь это было бы так естественно. Я
ждал, что он выразительно покачает головой, как бы объясняя, насколько это
опасно.
Но он не колебался ни мгновения. Протянув руку, он придвинул бадью к
самому краю шахты. Я положил костыли на землю и сел верхом на бадью, так что
ноги мои свисали по сторонам, а ручка бадьи была зажата между колен. Затем я
ухватился руками за веревку и сказал:
- Готово. - Потом добавил. - Вы спуститесь по лестнице, да?
Он кивнул.
Я повис над шахтой. Бадья стала медленно вращаться, потом остановилась,
затем начала вращаться в обратном направлении. Он снял тормозную колодку. Я
видел, как он весь напрягся от усилий. Его крепкие руки работали медленно,
словно коленчатые валы. Бадья пошла вниз. Мне стало холодно, запахло
лягушками.
"За каким чертом я сюда полез? - подумал я. - Какая глупость".
Бадья, опускаясь, медленно вращалась. Перед моими глазами спиралью
мелькали слои камня и глины. Вдруг что-то твердое толкнуло меня в бок. Это
была стена шахты. Дальше спуск шел под углом, отверстие шахты вскоре
скрылось, и я остался один.
Отталкиваясь от стен, чтобы не оцарапать ноги об острые камни,
торчавшие повсюду, - я опускался все ниже и ниже. Бадья двигалась, скрипя и
увлекая за собой комья глины, потом остановилась.
Тяжелая тьма окутала меня, давя на плечи. Я вытянул руку и нащупал дно
ствола. Затем соскользнул с бадьи и уселся на землю рядом с ней. Вскоре я
услыхал поскрипывание лестницы. Кусочки гравия и мелкие камни осыпались
где-то рядом со мной. Я ощутил вблизи чье-то присутствие; в кромешной тьме
вспыхнула спичка, он зажег свечу. Желтый язычок пламени поднялся, освещая
его лицо, потом скользнул вниз, к фитилю. Он прикрыл свечу рукой и не
отнимал ее, пока воск не растаял и огонь не отогнал тени к тоннелю.
- Какой я дурень! - сказал я. - Не захватил с собой костыли.
Он взглянул на меня задумчиво, и отсветы огня, как мотыльки, запорхали
по его лицу. Потом в его взгляде появилась решимость, и мне показалось, что
я отгадал его мысли.
- Большое спасибо. Я не тяжелый.
Он наклонился, поднял меня и взвалил себе на спину. Я почувствовал, как
под выцветшей голубой рубашкой напряглись и заходили мускулы у него на
спине. Низко нагнувшись, чтобы моя голова не ударялась о куски породы,
торчавшие из кровли шахты, он зашагал во тьме, и меня покачивало в такт его
твердой поступи.
Пламя свечи двигалось впереди нас, освещая проход.
У конца тоннеля он остановился и осторожно опустил меня на землю. Потом
поднес свечу близко к лицу и указал заскорузлым пальцем на узкую
золотоносную жилу, которая, как шрам, по диагонали пересекала породу.
- Вот она какая! - воскликнул я.
Я попробовал отломить кусочек руками. Он поднял с земли небольшой лом и
вонзил его в жилу. Я подобрал несколько отколовшихся кусочков породы и стал
рассматривать их на свет. Он пригнул голову поближе ко мне, пристально глядя
на камешек, который я поворачивал во все стороны. Потом вдруг протянул руку
и взял его. Он лизнул камень языком, улыбнулся и поднес его к моим глазам,
указывая большим пальцем на крупинку золота, блеснувшую на поверхности.
Находка обрадовала меня. Я осыпал его вопросами. Он сидел, обхватив
руками колени, и отвечал мне выразительной мимикой и покачиванием головы.
Пламя свечи стало колебаться, едва поднимаясь над краями огарка.
- Думаю, пора уходить, - произнес я.
Он поднялся и отнес меня к началу ствола. Я обвязал ноги в коленях
веревкой и на этот раз сунул их в бадью. Моя правая нога совсем никуда не
годилась - если ее не привязать к более сильной соседке, она беспомощно
повиснет. Я уселся на край бадьи и съежился в ожидании толчка. Свеча вдруг
вспыхнула ярким светом, потом пламя заплясало и погасло. Я услышал скрип
натруженных перекладин лестницы, потом воцарилась тишина.
Я был единственным живым существом на свете. Тьма имела свою фактуру,
свой вес. Тьма походила на черное одеяло. Я сидел, мрачно задумавшись,
солнечный свет и песни ушли из моей души. Мир птиц, деревьев и смеха был
далеко, дальше звезд.
Вдруг я почувствовал, что меня, как пузырь, подбрасывает вверх. Я
раскачивался в пустоте, двигаясь в ней, подчиняясь неподвластным мне
астрономическим законам.
Потом я ударился о стенку, и бадья накренилась, зацепившись о камни.
Дно ствола закачалось перед моими глазами и стало отдаляться, когда бадья
снова пошла вверх.
Задевая за стенки ствола и отталкиваясь от них, я постепенно поднимался
из темноты к свету. Отверстие над моей головой становилось все шире и шире.
Вдруг поток ярких солнечных лучей брызнул мне в лицо. Надо мной
появилась рука, схватила ручку бадьи. Толчок - и я почувствовал под собой
надежную, прочную землю. Как хорошо стоять на твердой земле и подставлять
лицо солнцу!
Опираясь рукой о серое самшитовое дерево, удивительно на него похожее,
он наблюдал за мной.
Я поблагодарил Джо и уселся на гальку, чтобы поболтать с ним. Я
рассказал ему о себе и кое-что о людях, с которыми встречался. Он слушал, не
двигаясь, но я чувствовал, с каким интересом он впитывает мои слова - так
сухая земля впитывает воду.
- До свиданья, - сказал я, уходя, и пожал ему руку.
Я пустился в обратный путь, но прежде, чем углубиться в лес, обернулся
и помахал ему рукой.
Он все еще стоял, опираясь о ствол серого самшита, сам похожий на
самшит, но тут быстро выпрямился и помахал мне в ответ.
- До свиданья, - произнес он, и мне показалось, будто заговорило
дерево.


^TВОТ КАК ЖИЛИ ЛЮДИ В СПИВО...^U

Перевод В. Смирнова

Да что вы мне толкуете о Билле Пекосе, Джеке Колорадо и великане из
лагеря лесорубов, который ковырял в зубах стволом ели! Герои американского
фольклора просто мозгляки рядом с обитателями Спиво - мифической
овцеводческой фермы в Австралии. Да знаете ли вы, что Скрюченный Мик из
Спиво, которого хлебом не корми, лишь бы потасовка была, запустил однажды в
ворон Айерской скалой! А ведь он был не ахти какой великан по тамошним
масштабам.
Нет, по мне, если уж толковать, так только о народных героях Австралии.
Рассказами о них полна вся страна от Кейп-Йорка до Отуэя, от Брисбена до
Брума. Встретятся ли друг с другом погонщики волов, сойдутся ли вместе
гуртовщики, между ними сейчас же заходит разговор о Спиво, а на обратном
пути к своим родным захолустьям они божатся встречным и поперечным, что
дошли до его границ; иные даже утверждают, что работали там.
"Когда я работал в Спиво..."
"Тоже мне грязь! Побывал бы ты в Спиво..."
"Подумаешь, засуха! Вот в Спиво..."
Да, друзья, удивительные вещи случались в Спиво. Кенгуру там были
высотой с гору, а эму клали такие яйца, что люди выдували их и поселялись в
яичной скорлупе, как в доме.
Но где находится Спиво, не знает никто. На Дарлинге тебе скажут, что
это где-то за Берком; в Берке говорят, что Спиво на Западе; жители Запада
кивают на Квинсленд, а там вас уверяют, что Спиво - это на плато Кимберли.
Том Ронан из Кэтерина, что в Северной территории, писал мне:
"По-моему, сперва это было где-то чуть-чуть "подальше", "вон за той
горной цепью", и скот там чуть подичее, лошади чуть поноровистей, а народ
чуть потолковее, чем в любом другом месте. По мере того как в наших глухих
углах рождались все новые и новые сказания, приметы Спиво становились все
определенней: это уже страна быстрых потоков, тенистых рощ, сочных зеленых
пастбищ - обетованная земля овцеводов, куда переселяются после смерти все
достойные люди, и не одни только достойные".
В самом начале века старый гуртовщик по имени Джим Диллом обосновался
на клочке земли к юго-западу от Уайндема, что в Западной Австралии, и назвал
его Спиво. Так это место значится на карте и по сей день, давая пищу для
домыслов, действительно ли это то самое Спиво, о котором рассказывают
столько чудес.
Как бы там ни было, легенды о Спиво все же дают кое-какое представление
об этой мифической ферме и о людях, вершивших на ней дела. Все эти легенды -
а их сотни - вполне согласуются между собой, и когда речь заходит о размерах
Спиво, но героями в них являются самые различные люди, хотя с двумя-тремя
приходится встречаться почти в каждой легенде. Видимо, это как раз те, кто
делал в Спиво погоду, тогда как остальные, которым так или иначе приходилось
сталкиваться с ними, выступают в роли их славословов.
Первым идет Скрюченный Мик, который пытался удавиться на собственной
бороде в Великую засуху. Он был непревзойденный стригальщик: пятьсот овец в
день было для него сущий пустяк. Однажды Босс, выведенный из себя его грубым
обращением с баранами, пришел к нему в сарай для стрижки овец и рявкнул:
"Уволен!" А Скрюченный Мик как раз гнал стрижку вовсю. Он работал с такой
скоростью, что выстриг еще полтора десятка овечек, прежде чем смог разогнуть
спину и повесить ножницы на крюк.
Последние годы его жизни омрачило случившееся с ним несчастье. Он мыл
овец, как вдруг оступился и упал в котел с кипятком. Большой Билл, стоявший
тут же, выхватил его из воды, сорвал с него одежду, затем поймал двух
баранов и перерезал им глотки. Содрав с них шкуры, он обернул ими - мездрой
к телу - туловище и ноги Скрюченного Мика. Когда три недели спустя его
доставили к врачу, тот лишь взглянул на него и сказал:
- Вы сотворили с ним чудо, ребята. Чтобы снять с него эти шкуры,
понадобилась бы серьезная операция. Они прижились на нем.
Как рассказывал потом Большой Билл, они вернулись со Скрюченным Миком в
Спиво и с тех пор ежегодно стригли его.
- Он давал двадцать два фунта шерсти, - говорил Большой Билл. - Не так
уж и плохо.
Большой Билл, который взялся возводить ограду из колючей проволоки
вокруг Спиво, был там, по рассказам, первым силачом. Свое состояние он нажил
на Кройдонских золотых приисках, продавая выработанные шахты, чтобы в. них,
как в ямы, ставили телеграфные столбы. Ему-то сперва и поручили, обнести
оградой Спиво, но уже после одного дня копания ям под столбы Билл отказался
от такого дела. Утром он оставил свой завтрак у первой выкопанной ямы, а в
полдень, решив подкрепиться, бросил лом и отправился в обратный дуть. Но он
накопал столько ям, что добрался до своего завтрака лишь в полночь. Это для
него было уже слишком.
- Недолго и ноги протянуть, если продолжать в том же духе, - пояснил
он.
Был там еще дядюшка Гарри, который проехал через Уаггу верхом на ломе и
даже не натер ему спину. Этот тихоня завез пять тонн оловянных свистулек в
такие места, где еще и населения-то не было. Однажды, когда Большой Билл
расхвастался перед всеми своей силой, кто-то возьми и спроси дядюшку Гарри,
приходилось ли ему поднимать большие тяжести.
- Нет, - скромно ответил он. - Какой из меня силач! Поднимать тяжести -
это не по моей части. Но все же как-то раз мне пришлось снести одну очень
неудобную ношу с баржи, которую вел на буксире "Толарно". Случилось это у
Тинтинналоджи, и, заметьте себе, груз был вовсе не тяжелый, а просто
неудобный. Я нес - да к тому же в гору - двухлемешный плут, несколько борон
и восемь дынь без всякой упаковки. Нести было не то что тяжело, а
н_е_у_д_о_б_н_о - иначе не о чем было бы и говорить.
Плосконосый Джо работал в Спиво погонщиком волов. Упряжка у него была
такой длины, что ему пришлось провести телефонную линию между передними
волами и задними. Прежде чем осадить, он созванивался с негритенком,
которого держал за форейтора, и приказывал ему остановиться, а через полчаса
сам останавливал задних. Однажды его неверно соединили, и он убил целый день
на перебранку с телефонисткой на станции.
Упряжка у него была самая что ни на есть сильная. Как-то раз
Плосконосый Джо перевозил сарай с подсобной фермы и его засосало в трясину
на берегу реки Спиво. Здесь-то Плосконосый и задал настоящую работу своим
волам. Они налегли на постромки с такой силой, что своротили берег, выгнули
его излучиной в две мили и даже не запыхались.
Во многих рассказах о Спиво фигурирует Босс. Он имел зуб на какаду,
которые клевали его посевы, и однажды вымазал клеем старый эвкалипт, чтобы
сразу накрыть всю стаю. Увидев, что они расселись на дереве. Босс завопил:
"Попались, голубчики!" И все какаду дружно взлетели. Они вырвали дерево с
корнем - Босс только и видел, как оно на высоте двух миль держало курс на
юг.
Много людей работало в Спиво, так много, что горчицу на всех
приходилось мешать лопатой с длинным черенком, а сластить чай повар с
поваренком выезжали в лодке. Когда шла стрижка овец, Босс разъезжал по сараю
на мотоцикле.
Участок земли под Спиво был размеров необыкновенных. Когда дядюшку
Гарри посылали закрывать ворота фермы, он брал с собой харчей на неделю, а
один новичок, уйдя загонять коров с конского выпаса, пропадал целых полгода.
Чего только не было в Спиво: и горы, и солончаки, и густые леса с огромными
деревьями. Скрюченный Мик, возвращаясь как-то домой с гуртом трехмесячных
овец, вдруг оказался в кромешной тьме. Три дня и три ночи бедняга кулаками
гнал овец все вперед и вперед, ничего перед собой не различая. И вдруг на
него снова хлынул дневной свет. Скрюченный Мик оглянулся и увидел, что
прошел сквозь поваленный ствол дерева, с прогнившей сердцевиной.
В Спиво попадались холмы такой крутизны, что, когда всадник спускался
по их склонам, лошадиный хвост свисал ему через плечо на грудь, словно
гладкая черная борода.
Каких только бед и напастей не знало Спиво! Кроликов там были миллионы.
Они водились в таком количестве, что их приходилось вытаскивать из норы,
прежде чем подсадить туда ловчего хорька, а любители капканной охоты
просто-напросто разметали их в разные стороны, перед тем как поставить
капкан. Даже из загонов эту тварь приходилось гнать скопом, чтобы освободить
место для овец.
Другим бичом Спиво были какаду. Великая засуха кончилась, пошли
проливные дожди, а земля в Спиво по-прежнему оставалась твердой, как сухарь,
потому что первый же удар грома переполошил какаду, они взлетели в воздух
плотной стаей, сбились над Спиво и до земли не дошло ни капли влаги. А потом
часть стаи шарахнулась от ястреба к хижине Скрюченного Мика и подняла
крыльями такой ветер, что хижину оторвало от земли и отнесло на тридцать
миль в сторону. Свой завтрак Мик кончил в облаках, на высоте двадцать тысяч
футов, слыша, как птицы все еще молотят крыльями внизу под ним.
Кенгуру в Спиво были ростом со слона - и даже больше.
Рассказывают, будто Скрюченный Мик и Большой Билл, карабкаясь однажды
по склону какого-то холма, поскользнулись на шелковистой траве и очутились в
сумке кенгуру. "Холм" вскочил и был таков вместе со Скрюченным Миком и
Большим Биллом, которые на лету принялись гадать о том, как они будут
выбираться наружу.
Шесть месяцев дружки сидели на одной кенгурятине и воде, которую
доставали из скважины, пробуренной в песчаных отложениях на дне сумки.
Наконец какой-то недотепа, вышедший поохотиться, подстрелил кенгуру на
прыжке, Скрюченный Мик и Большой Билл, как раз в ту минуту шедшие за плугом,
вылетели из сумки со скоростью метеоров. Их отбросило на пятьдесят миль, а
после падения с такой силой протащило по земле, что они пропахали русло реки
Дарлинг.
В сказаниях о Спиво совсем нет женщин. Я слышал всего лишь один рассказ
о женщине, которая будто бы работала в Спиво, и мне думается, что это враки.
Якобы она была поварихой и звали ее Нежная Энни.
Рассказывал мне о ней старик с выцветшими, водянистыми глазами, живший
в лачуге на берегу Муррея; рассказывая, он то и дело опасливо оглядывался
через плечо на свою лачугу, откуда доносилось громыханье горшков в кухне и
сиплый голос женщины, что-то напевавшей.
Если верить этому старику, так выходило, что Спиво больше не
существует, оно сгинуло, стерто с лица земли - и все из-за
одной-единственной женщины, которая будто бы работала там.
У Нежной Энни, по его словам, руки и ноги были как наши австралийские
эвкалипты, а туловище - как кухонная плита. Она любила петь, и, когда она
пела, погода всегда менялась к худшему. Она готовила пирожки с джемом длиной
в сотню ярдов, а ее пудинги на нутряном сале загубили добрых два десятка
стригальщиков.
Однажды на танцульке в сарае для стрижки овец Нежная Энни схватила за
бороду Скрюченного Мика, с которым кружилась в котильоне, и влепила своему
оторопевшему партнеру поцелуй прямо туда, где под густыми усами прятался его
рот.
Какой же это был поцелуй! Таких поцелуев свет не видывал ни до, ни
после этого. Сарай заходил ходуном, а оттуда, где встретились их губы,
вымахнул столб синего пламени и снес с крыши три листа кровельного железа.
Оглушительный грохот прокатился над равнинами, И в воздухе запахло серой,
динамитом, порохом и духами "Жокей-клуб".
Спиво вспыхнуло сразу в десятке мест, и рев огня был похож на рев
тысячи поездов, идущих по тысяче тоннелей.
Три месяца люди боролись с огнем, не смыкая глаз. Наконец им до смерти
захотелось выпить чаю. Но не успели они развести костер, чтобы вскипятить
воды, как пламя пожара тотчас же слилось с ним.
Тогда Скрюченный Мик решился на отчаянный поступок. Он пустился бежать
со скоростью шестьдесят миль в час впереди пожара, держа за спиной котелок,
и бежал до тех пор, пока вода в нем не закипела. Чай, который он приготовил,
спас людей, но не спас ферму.
И тут на выручку подоспел Большой Билл, скакавший верхом на таком диком
коне, каких свет не видывал.
Он набрал полную грудь воздуха, изо всей силы плюнул, и огонь с
шипеньем погас.
- А что стало с Нежной Энни? - спросил я старика.
- Я женился на ней, - ответил он, снова бросив опасливый взгляд в
сторону лачуги.
И тут мне стало ясно, что он все лгал. Среди тех, кто работал в Спиво,
женатых не было: это считалось недостойным мужчины.
Вот как жили люди в Спиво, где высокие часы в доме Босса так долго
стояли на одном месте, что тень от маятника в конце концов протерла дырку в
задней крышке футляра.
Рассказы о Спиво - наш фольклор. Пока не поздно, давайте собирать и
беречь эти легенды, как сокровище. Это нечто большее, чем небылицы из
народной жизни. Это изустная литература людей, которые никогда не имели
возможности читать книги и вместо этого сами стали рассказчиками. Это
рассказы австралийского народа.


^TЭТО СЛЕДЫ КУРИЦЫ^U

Перевод Н. Ветошкиной

Миссия Мапун расположилась на западном берегу полуострова Кейп-Йорк.
Именно там я впервые встретил Элана и Реймонда.
Реймонду было четыре года, а Элану шесть. Они были сыновьями мистера
Кейна, главы миссии Мапун.
Вначале наши беседы проходили сдержанно, потом знакомство достигло той
стадии, когда каждый из нас уже проникся к другому уважением и мы стали
затевать длинные дискуссии на всевозможные темы, во многом находя общий
язык.
Элан и Реймонд постоянно снабжали меня разными сведениями и настаивали
на том, чтобы я заносил их в свою записную книжку и впоследствии где-нибудь
использовал.
Реймонд был крепкий, подвижный мальчишка. Его ладное тело было
темно-коричневым от загара; он, так же как и его брат, носил только короткие
штанишки. Реймонд с готовностью пускался в любое рискованное предприятие, а
Элан охотно признавал его явное превосходство в этом отношении и постоянно
восхвалял смелость Я отвагу Реймонда.
Элан не отличался столь крепким сложением, как Реймонд, и его больше
влекли интеллектуальные приключения в царстве философии.
Реймонд всякий раз с нетерпением ждал его глубокомысленных замечаний,
и, когда Элан начинал излагать свою точку зрения по тому или иному вопросу,
Реймонд выслушивал его с почтительным вниманием.
В это утро мы втроем говорили о домашних животных, и Элан рассказал
следующую историю:
- У меня был поросенок, но он подох, и у Реймонда ; был поросенок, но
он тоже подох. Мой, поросенок выбежал в дождь из дому - топ-топ-топ-топ. А
потом вбежал обратно - топ-топ-топ-топ. А потом снова выбежал на дождь -
топ-топ-топ-топ. Он лежал под дождем, и Рози - это наша повариха - подняла
его и поднесла к огню. Он согреется, объяснила она, и откроет глаза. Но он
глаза не открыл. А потом взял и подох, по-настоящему подох. Я ревел всю
ночь.
- Очень жаль, когда животные подыхают, - заметил я.
- Да, - сказал Элан, - как плохо все устроено: маленьким детям дают
маленьких животных, а те подыхают. Например, щенки. Взрослые не играют с
собаками, и им все равно, если собака подыхает. Дети играют с собаками и
очень по ним горюют, когда собаки подыхают.
Как-то я отдыхал, сидя на песке; ленивой походкой, вразвалку ко мне
подошел Элан. За ним плелись Реймонд и какой-то темнокожий мальчик.
Они встали передо мной и потребовали, чтобы я выполнил обещание,
которое дал им утром.
- Ты не забыл о прогулке? - спросил Элан.
- Нет, - ответил я, - станет попрохладнее, пойдем.
- А мне уже прохладно, - заявил Реймонд.
- Правда? - без особого энтузиазма откликнулся я.
- Мы готовы, - сказал Элан. - Надо, чтобы ты был готов, а за нами дело
не станет.
Темнокожий малыш не произнес ни слова. Он стоял позади, сосал палец и
пугливо смотрел на меня.
- Ну что ж, - сказал я. - Пошли. Реймонд, будучи истинным джентльменом,
положил руку на плечо темнокожему мальчугану и сказал:
- Это Джон. Он пойдет с нами. Он нам нравится.
Я почувствовал, что это решительное заявление было сделано в
предвидении возможного возражения с моей стороны, и разрядил напряженную
атмосферу, воскликнув:
- Здравствуй, Джон, ты и мне тоже нравишься.
Джон был молчаливым спутником, но хорошим товарищем. Реймонд поверял
ему свои тайны, то и дело, обняв его за плечи, он с таинственным видом
что-то шептал Джону на ухо. Что это были за тайны, я так и не узнал. Пока
они шептались, мы убавляли шаг, дожидаясь их, а потом шли дальше - на наши
планы это не влияло.
Мое внимание привлекли следы на песке. Все живое, что двигалось по
мелкому песку под кокосовыми пальмами, оставляло на нем свои следы, и каждое
утро по ним можно было обнаружить, где проползали ящерицы, жуки или змеи.
- Никогда не видел здесь ящериц, а на песке полно их следов, - заметил
я.
- Они выползают только по ночам, но я их видел, - сказал Элан.
- Должно быть, и змеи выползают тоже по ночам, - пробормотал я.
- Почти все звери выходят гулять по ночам, - сказал Джон.
- А вот следы ястреба, - объявил Реймонд и присел рядом на корточки. Я
взглянул на следы.
- Нет, это следы курицы, - поправил я.
Реймонд еще раз быстро оглядел следы.
- Нет, ястреба, - сказал он и плотно сжал губы.
- Курицы, - упрямо повторил я.
- Ястреба.
- Курицы.
Положение становилось щекотливым. Нашей экспедиции угрожала опасность.
Я не мог придумать выхода и мысленно уже готовился к тому, что нам придется
расстаться.
Тогда вперед выступил Джон и стал изучать следы; на лбу его при этом
образовалась легкая морщина. От комментариев он воздержался, но я заметил,
что, отойдя он стал рядом с Реймондом. Это было плохим знаком.
Элан решил взять инициативу в свои руки. Он присел около следов и
сказал, обращаясь к Реймонду:
- Это все-таки следы курицы, Реймонд. - Повернувшись ко мне, он
добавил: - Но раньше Реймонд правда находил следы ястреба.
- Много раз, - тут же вставил Реймонд.
Джон подтвердил это и усиленно зачесал в затылке.
- В этом я нисколько не сомневаюсь, - сказав я.
Опасная минута миновала.
Мы поднялись все разом и отправились дальше, рассуждая о следах вообще.
- А ты запишешь то, что мы тебе рассказали, когда придешь домой? -
спросил Элан.
- Запишу.
- Ну так не расспрашивай больше никого о следах, Мы тебе о них все
рассказали.
- А я и не собираюсь кого-нибудь расспрашивать, - сказал я. - Вы
сообщили мне все, что меня интересовало.
- Мы еще гораздо больше знаем, - заявил Элан. - Если будешь с нами
ходить гулять, мы тебе еще много о следах расскажем. Правда, Реймонд?
- Да, - подтвердил Реймонд.
Восхищенный взгляд, который Джон бросил на Реймонда, говорил о том, что
и он так считает.
Я предложил побродить по воде у берега моря, но быстрый возглас
Реймонда: "Ну, нет!" - показал, что я предложил что-то очень опасное.
- Там водится медуза с длинным синим жалом, - сказал Элан. - Она может
погнаться за тобой, и тогда ты на всю жизнь умрешь.
Проблема смерти заинтересовала Элана. Наше внимание привлекло мертвое
насекомое, сплошь облепленное муравьями.