Однако ее смертельная схватка была уже проиграна. А я шаг за шагом приближалась к незримому будущему. Поток приближенных перерос в настоящий потоп, все больше людей толпилось у моего порога. Однако главным моим радетелем оставался Вильям Сесил. Вместе с Парри они начали прощупывать лордов и землевладельцев, крупных и мелких, проверяя, на чьей те стороне. Рыцарь из Уилтишира прислал людей и денег с письменными заверениями, что посадит меня на трон или умрет под моими знаменами. Лорд из Бервика пришел сам, во главе тысячи вооруженных людей. И это север, тайное прибежище и оплот католицизма!
   Однако, несмотря на все заботы Сесила, я боялась не столько вооруженного нападения. Я просто жила, гуляла, ела, спала, молилась в лихорадке предвкушения - ив черном тумане страха.
   Ибо близилось то, что смутно маячило передо мной на протяжении двадцати пяти лет, - это означало теперь быть почти что королевой?
   Теперь? Я желала этого так сильно, что, засыпая, грезила о власти и просыпалась с ее вкусом на губах. Однако я была больна от страха, что судьба играет со мной, как нередко играла прежде. Утром, и вечером, молясь, я повторяла клятву: теперь ни Мария, ни Сам Господь меня не обманут! Я стану королевой! Ничто меня не остановит!
   И вот после бессонной ночи я вставала еще до зари и принималась за работу. С помощью Парри, Эскама и моих новобранцев ни одно письмо не оставалось без ответа, ни один сторонник - без ласкового приема. Однако, несмотря на все мои занятия, дни тянулись неделями, недели - месяцами, все было готово и все же приходилось ждать.
   Одно событие нарушило течение этого странного времени, когда Кэт и Парри, Эскам и мастер Парри, и все остальные, и я смотрели друг на друга, затаив дыхание от пробуждения и до того часа, когда догорали последние свечи. Хотя Филипп отверг все отчаянные просьбы Марии вернуться в Англию, он не желал проститься с королевством так же легко, как распрощался с женой. В последнюю неделю Марииной жизни Англию, Хэтфилд и меня посетил нежданный гость.
   Как мне припомнилась наша первая встреча - тогда он стоял рядом с Филиппом и переводил его слова. Теперь он был важен, в оливково-зеленой мантии из трехслойного бархата, в превосходно скроенных парчовых рейтузах. По-прежнему при нем был молодой адъютант с той же ехидной, скользкой усмешкой на устах. Я приняла его сразу по приезде и порадовалась своей новой значительности теперь он является ко мне!
   - Сеньор посол де Ферия, добро пожаловать в мой дом.
   Я чуть не прибавила "и в мое королевство", но сейчас было не время шутить.
   - Мой повелитель приветствует вас, миледи, - начал он важно, - король желает вам здравствовать! Он через меня предлагает вам всяческую помощь, пока не сможет прибыть сам и лично вас поддержать.
   Я наградила его такой же фальшивой улыбкой.
   - Прошу вас передать вашему повелителю: когда нам понадобится его помощь и совет, мы о них попросим!
   Ферия задохнулся и побелел. Я ликовала. Я буду здесь королевой. Я, я буду править, без Филиппа, без чьей-либо помощи - только Сесила!
   ***
   Каждый день превратился в пытку, все ждали смерти Марии. Я молила Бога не длить ее мучений, а тем более моих. Через Сесила я попросила совет не посылать ко мне, пока все не определится окончательно - пока я не смогу увидеть кольцо с ее пальца - с ее мертвой руки - на своей ладони.
   Ноябрь быстро убывал. Как-то в полночь пришла весть - ее привез самый доверенный человек Трокмортона: "Королева совсем плоха - она не протянет эту ночь".
   Я не сомкнула глаз, я молилась в одиночестве все самые холодные предутренние часы. Едва забрезжил рассвет, вышла из дома и двинулась по парку к воротам, остановилась под старым раскидистым дубом - символом самой Англии. Отсюда я увижу гонцов в ту минуту, как они свернут с большой дороги.
   Я ждала несколько часов, но что такое часы по сравнению с двадцатью пятью годами непрерывного ожидания. Наконец они появились, четверо моих лордов, и поспешили ко мне. Я прислонилась к дубу, чтобы почерпнуть от него сил, мне стало трудно дышать. Первый из лордов опустился на колени:
   - Ваше Величество, согласны ли вы принять трон и скипетр Англии?
   На его ладони лежало Мариино - английское - теперь мое! - кольцо! Я не могла этого осознать.
   - О, милорды, милорды... Слезы хлынули ручьем, я тоже опустилась на колени.
   - Благодарение Богу! - зазвенел мой голос. - Ибо это Господне дело, чудо, которому мы все свидетели!
   Крики отдавались в моих ушах:
   - Королева умерла! Да здравствует королева!
   Королева...
   Королева...
   Королева...
   Королева Елизавета!
   Елизавета - королева!
   ПОСЛЕСЛОВИЕ К МОЕЙ ВТОРОЙ КНИГЕ
   Королева...
   Не незаконнорожденная, не сирота, не "маленькая шлюха", но королева, настоящая королева, королева Англии.
   Это был восторг, чистый восторг, волна неземного блаженства. А вслед за ней - тот прилив горячей крови, который пробудили во мне лорд Серрей и лорд Сеймур, зов крови, пробуждаемый в женщине мужчиной. Но не ими - другим, более близким, более дорогим, более пугающим.
   Моим отцом.
   Так ли было и с ним, когда после стольких лет безвестности он тоже стал первым человеком королевства?
   ***
   Говорят, когда Генриха провозглашали королем, в Вестминстерском аббатстве от криков только что не ломались балки. Генрих стал королем - избранником Божьим и народным.
   Будут ли так же приветствовать меня?
   А почему бы нет? Ведь я восторжествовала, как восторжествовал он, после множества невзгод и лишений. Я уцелела, несмотря на ненависть сестры Марии, несмотря на интриги ее мужа-испанца. Я стала королевой, хотя Генрих объявил меня ублюдком, и Папа, и епископы, да и даже Эдуард!
   И в эту секунду я от всей души поклялась: "С этой минуты всякий назвавший меня ублюдком, незаконнорожденной, умрет!" И вот я дожила до того дня, когда мой обет исполнился: единственный человек, посмевший бросить мне в лицо это обвинение, умрет, как я поклялась в день моего восшествия.
   Значит, больше не ублюдок.
   Но девственница - и об этом стоит подумать. Этот титул я так просто на свалку не выброшу. Когда я думала о Марии, о своей матери, о трех Екатеринах женах моего отца, не говоря уже о бесчисленных других женщинах, я понимала, что сказать ада" у алтаря значит навеки сказать "нет" прочим моим желаниям.
   А выйти замуж - значит рожать, о, как меня это пугало...
   ***
   Ладно, оставим страхи на будущее. Ведь я победила прошлое, победила отца, перешагнула через него и все его мрачное наследие. И все же я понимала - если б не он, не было бы и моего настоящего - я обязана ему этим и еще многим!
   Теперь я могла это признать. От него я взяла свой рост, внешность, здоровье, способности к музыке, танцам, верховой езде, способность действовать. От него мое нетерпение, любовь к знаниям, да и любовь ко всяким забавам, даже к его любимой...
   От матери я взяла только глаза, темные глаза, которые так соблазнительно подчеркиваются моими светлыми волоса ми, глаза-силки, чтобы уловить мужские души...
   И я - вылитый отец, настоящая Тюдор во всем, что касается любви к власти и деньгам!
   Что ж! Я возьму у него лучшее, что он оставил, и, подобно ему, постараюсь отдать лучшую мою часть на служение Англии! В Хэтфилдском парке, дрожа на морозном воздухе, но не от холода, я увидела свою судьбу, великую и возвышенную, но близкую и бесценную.
   Ибо я горела, горела вожделением, пылала любовью, которую рвалась подарить своим подданным, народу, который я любила. Я отдам им свое сердце, душу, мужество, свою жизненную суть, любовь, веру - но прежде всего тело мое будет принадлежать Англии до последнего моего вздоха.
   Значит, уже не девственница.
   Замужем за Англией.
   Я обниму свое предназначение, как жениха, крепко сожму в объятиях.
   И каждый в Англии пойдет за меня в бой!
   ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
   ВТОРАЯ КНИГА
   МОЕЙ ИСТОРИИ