С самим заказчиком Датчанин не виделся и даже не знал, кто он такой.
   Было около двух десятков человек, которых Паша, усмехаясь, мысленно называл рекламными агентами. В их функции входил поиск клиентов. Этот поиск, если можно так сказать, был пассивным. Агенты не давали ответа, а лишь передавали информацию тем, кого Датчанин называл менеджерами. Этих менеджеров было четверо, и они, в свою очередь, связывались с Пашиным заместителем, который потом информировал его. Информация о заказчике его не интересовала, наоборот, было принято, чтобы она оставалась на самом нижнем уровне. К их услугам обращались только те, кто мог оплатить работу, и этого было достаточно. Паша изучал «мишень», просчитывал последствия ликвидации и либо отказывался от работы, либо приступал к поискам исполнителя. В первом случае заказчик не получал никакого ответа; во втором ему сообщали стоимость работы — если он изначально не называл сумму, с которой был готов расстаться.
   Кто конкретно будет исполнять заказ — Паша не знал. Он связывался для этого с Алексеем…
   Схема была громоздкой, требовала неусыпного контроля, зато гарантировала минимальные потери в случае провала одного звена. «Спалившийся» агент мог выдать несколько фамилий заказчиков и их жертв, что особой важности не представляло, а также номер контактного телефона, зацепить через который не удалось бы никого. Агенты не знали своих менеджеров, и наоборот. А для того, чтобы выйти на конкретного исполнителя, надо было проследить всю цепочку, что представлялось совершенно нереальным. Организация обладала своей высокопрофессиональной службой внутренней безопасности и разведкой, чтобы противостоять усилиям государственных силовых структур, а все вопросы с аналогичными негосударственными структурами решались совсем просто.
   Заказ на Марголина имел не только технические сложности. Могли возникнуть проблемы… Но по зрелом размышлении Датчанин пришёл к выводу, что риск оправдан.
   На следующий день вечером Датчанин позвонил Алексею из телефона-автомата и сказал всего одно слово: «Да», после чего отправился в ночной клуб.

2

   Под утро ему приснился сон, навеянный воспоминаниями детства. До пятнадцати лет он жил вместе с матерью в коммуналке на окраине города. Пятиэтажный дом стоял среди пыльных пустырей, окружённый серыми заборами заводов. Мать работала на одном из этих заводов в бухгалтерии, а после работы оставалась мыть полы и потому всегда приходила поздно, усталой и вечно раздражённой. Их пятиэтажка была единственным жилым домом в округе. Никто не мог сказать, когда и для каких целей его построили. Жить в таком месте было нельзя. Производственный шум, грязь и пыль, отравленный воздух… Кроме Алексея, в доме был только один ребёнок, мальчик на три года его старше. Когда ему исполнилось шестнадцать, он сел за убийство. Его осудили на восемь лет, и он умер в тюрьме. Потом, годы спустя, Алексей из любопытства пытался навести о нём справки, но ответа не получил.
   В двух остановках от их дома, в жилых кварталах, располагался тир. Переоборудованный вагончик-бытовка с корявой вывеской и деревянным крыльцом, на котором вечерами собирались приятели одноногого Славы, в этом тире работавшего. Рассказывали, что Слава служил в каких-то специальных войсках и подорвался на мине. Сам он по этому поводу отмалчивался. Стрелял Лёша здорово. В тире было три пневматических ружья, отлично пристрелянных, промахнуться из них было трудно, но он иногда проделывал штуки поразительные.
   Лёша быстро заметил за собой странную вещь: в тот момент, когда он целился в мишень, его зрение обострялось. Перед барьером он, не прикладывая к тому осознанных усилий, мгновенно собирался. Вскоре ему стало доставлять удовольствие целиться не в висящий сбоку от безобидного зайчика белый кружок, а в самого зверька. Он видел, как пулька ударяет в обозначенную чёрной краской точку глаза, сминается и отлетает. Скоро пневматическая винтовка перестала интересовать его, но доступа к другому оружию не было, и он продолжал ходить в тир. Когда их дом расселили и они с матерью оказались в другом районе, кособокая бытовка затерялась в глубинах памяти, тем более, что после переезда события понеслись галопом, и за год в жизни Лёши произошло столько же перемен, сколько за предыдущие пятнадцать.
   Одноногого Славу и расстрелянного зайчика он вспомнил, когда оказался в армии, прослужил первые полгода и перед самым отбоем его вызвал в свой кабинет особист.
   Сейчас ему приснился тот тир, но сцена напоминала кадры из фильма ужасов: пришпиленные к задней стенке бытовки мишени были живыми, шевелились и пищали, а он расстреливал их не из безобидной пневматички, а из своей любимой СВД, не пользуясь прицелом, навскидку. В стороны летели кровавые ошмётки; он слышал, как пули входили в мягкие тушки, и хотел прекратить стрельбу, но не мог. Указательный палец правой руки жил своей жизнью, продолжая давить и давить спусковой крючок, а патроны все не кончались, и он продолжал рвать в куски безответных противников, старательно обходя, как ловушки, дрожащие белые кружки сбоку от них. Просыпаясь, он видел, как всадил две пули в голову зайчика с барабаном, и на этом кошмар прервался.
   Алексей резко откинул одеяло и сел, растирая виски руками.
   Он жил в оборудованной по евростандарту двухкомнатной квартирке над кафе. Одна комната совмещала в себе спальню и кабинет, вторая была гостиной. Хотя гостей сюда он приводил крайне редко — не вспомнить, когда в последний раз.
   Алексей подошёл к окну, сдвинул вертикальные жалюзи и поёжился, когда увидел, как холодный мокрый ветер треплет деревья.
   Обычная утренняя разминка заняла около получаса. Он вытащил из-под кровати и разложил универсальный тренажёр, переделанный в мастерской из стандартного в специальный. В очередной раз пришла мысль, что надо освободить под спортзал отдельное помещение…
   Этот заказ он выполнит сам.
   Алексей не был простым посредником, как считал Датчанин. Четыре раза в год он совершал убийства собственноручно. По одному в сезон. Он тщательно рассматривал заказы и не смог бы, наверное, чётко сформулировать, что заставляет его взять тот или иной себе. Самые разные люди, самые разные обстоятельства. И цены. Кстати, деньги в этом случае роли не играли.
   Их организация сформировалась около двух лет назад. За это время он шесть раз брал в руки оружие и шесть раз коротким точным движением пальца перечеркнул чужие жизни. Два бандита. Чиновник городской администрации, поведший двойную игру. Проститутка, растрепавшая языком то, о чём ей и думать не полагалось. Профессиональный мошенник, раздобывший для различных группировок пару миллионов долларов, а потом крепко подсевший на иглу. С ним было сложно — он был умный человек, понимавший, что реальную безопасность обеспечивает не количество мордоворотов, а нечто другое. И последний, кого он убил в конце лета. С этим было тяжелее всего. Крупный предприниматель, человек-успех, создавший себя сам и собственными руками добившийся всего. Почти всего. Он не понял, что не стоит лезть в политику. По крайней мере, пока. Он полез, хотя и принял меры предосторожности. Случайно удалось установить адрес, где он намеревался пробыть сутки перед отлётом в Москву. Именно этой его поездки и требовалось не допустить. Он что-то чувствовал или был информирован. Сутки просидел в шикарном загородном особняке, нашпигованном электронными средствами защиты и профессиональными бойцами. Даже к окнам не подходил, а ночевал в спальне, расположенной в центре дома, в окружении других комнат с бронированными стенами и дюжиной охранников перед дверью. В последний момент жена вытащила его на прогулку. Они ходили по саду около десяти минут, и Алексей аккуратно всадил ему пулю в левый висок. Одну. Это было его фирменным знаком.
   Главную часть заказов он всё-таки передавал другим исполнителям. За прошедший год таких было девять, по три на каждого его снайпера. Хорошие ребята. Он сам их подбирал. Устраивал проверки, а потом, удовлетворившись результатом, создавал ситуации, которые у специалистов определённого профиля называются вербовочными. Ни с кем из них он ни разу не встречался лично, никто не знал даже его имени. С каждым был установлен свой, отличный от других, способ связи, который действовал только до момента исполнения очередного заказа. И каждый из них постоянно находился под его контролем. Он знал про них все, а в необходимых случаях — такое случалось дважды — вмешивался и корректировал их действия. Их провал не мог принести ему каких-либо неприятностей. Единственным, чьи показания могли бы ему навредить, был Датчанин. Но и он находился под контролем не менее эффективным.
   Итак, это убийство он совершит сам.
   Алексей прошёл в душевую. Он мылся более тёплой, чем требовалось, водой, и не мог отказать себе в этой слабости.
   Он не считал это убийством. Ликвидация или акция — эти слова точнее определяют суть его действий.
   Убийство — грех. Он согласен. Но какой же грех в том, чтобы устранить человека, без каких-либо душевных терзаний готового завалить кого угодно, лишь бы обеспечить себе безбедное существование? Нет, никого из них ему не было жаль. Все они знали, на что шли, у каждого смерть была лёгкой.
   Он и сам хотел бы умереть так. Не на больничной койке от рака и не в домашней кровати на старости лет. Нет, смерть должна быть лёгкой и быстрой. Он хорошо в этом разбирался и давно пришёл к такому выводу.
   Он надел спортивный костюм, убрал кровать и спустился на первый этаж, в кухню.
   Его завтрак состоял из фруктов и двух стаканов сока. Отдав необходимые распоряжения, Алексей взял из квартиры документы и кожаную куртку, а потом вывел из гаража машину и отправился в город.
* * *
   Марголин любил размышлять, катаясь по городу. Управление машиной не отнимало у него много внимания. Первый раз он сел за руль поздно, в двадцать с чем-то лет. Впрочем, в те времена это было нормальным. Прослушав короткую лекцию, он сел и поехал, и никогда к услугам инструкторов не прибегал. За все эти годы у него не было ни одного серьёзного ДТП, а машина стала для него чем-то большим, чем средство передвижения.
   Серый БМВ-730 неспешно катился по мокрым улицам города, послушно останавливаясь у светофоров, не совершая резких манёвров и не превышая скорости. Марголин пробыл в городе около полутора лет, и его ни разу не остановил ни один гаишник. Он сам удивился, когда недавно отметил этот факт.
   Полученное задание было сложным, но выполнимым. Первую работу он выполнил достаточно успешно, мелкие недочёты не в счёт. Расстановка городских сил перераспределилась в пользу его работодателей. Остался завершающий штрих… Надо нанести его, а потом исчезнуть. Людей, подобных ему, не любят отпускать с миром, он это знал. Так что о путях отхода надо подумать заранее. Через некоторое время бесплодных поисков о нём… Нет, не забудут, о таком не забывают никогда. Его оставят в покое. При условии, если сам он не полезет снова на сцену. Осевших на заграничных счетах денег хватит на безбедную старость, а свою тягу к приключениям он сможет удовлетворить иными способами.
   Марголин развернулся на площади и, прибавив скорость, направил машину к западной окраине. Маршрут был отработан и имел на своём протяжении ловушки, в которые неминуемо должен был попасть преследователь, если таковой был. Выполнив необходимые манёвры, Марголин повернул на угрюмую улицу, тянувшуюся между железнодорожным полотном и бесконечным забором механического завода. Асфальт был испещрён выбоинами и разломами, так что приходилось выдерживать малую скорость, а через полкилометра вообще остановиться перед закрытым переездом. Марголин выключил двигатель и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову и потянувшись. Дождь усиливался, и он с сочувствием посмотрел на пожилую тучную женщину в жёлтой жилетке, замершую на кособоком крыльце деревянной будки. С обеих сторон переезда выстроились колонны сверкающих мокрых машин, неизвестно откуда появился смышлёный мальчишка, предлагавший водителям лимонад и сигареты. Маневровый тепловоз затащил в ворота завода тяжёлую цистерну, женщина скрылась внутри своей будки, и изогнутые перекладины шлагбаума поползли вверх. Стоявший перед БМВ автобус с треском выбросил облако чёрного дыма. Марголин отпустил его подальше и включил скорость, защёлкивая ремень безопасности.
   Среди машин встречного потока промелькнул темно-зелёный «фольксваген», на который Марголин не обратил никакого внимания. Знай он, кто находится в прогретом велюровом салоне с болтающейся на лобовом стекле мартышкой, остаток дня сложился бы для многих жителей города совсем по-иному.
 
   Управлявший зелёным «пассатом» Алексей наблюдал за ползущим впереди грузовиком с досками, они были закреплены неважно и стали опасно раскачиваться, когда под высокими, со стёртой резиной колёсами оказались рельсы. Алексей выругался и придавил тормоз.
   С высоты птичьего полёта можно было бы заметить, как две машины, чем-то неуловимо выделявшиеся из общего потока, поравнялись и будто замерли на долю секунды. Одной из них предстояло скоро остаться без хозяина, и они словно чувствовали это. В следующее мгновение их разделял уже десяток метров, дождь продолжал идти, вдалеке прогрохотал раскат грома.
 
   БМВ поморгал поворотником и сполз с дороги на размытый грунтовый проезд между оградой предприятия и забором войсковой части. Когда-то здесь располагался учебный мотострелковый полк, один из лучших в округе. Сверкали свежей краской металлические вышки часовых, по коридорам штаба сновали подтянутые офицеры, в парке довольно урчали дизеля БТРов и БМП, а на укреплённом сразу за КПП стенде можно было просмотреть весь боевой путь полка, протянувшийся через Европу к Берлину и отмеченный орденами, которые в те годы купить на рынке было нельзя. Реформы прошлись по части так, словно её составляли не российские солдаты и офицеры, а иноземные оккупанты, хитростью окопавшиеся в городе. За каких-то полгода военный городок стал походить на пережившую долгий бой деревню…
   Створки ворот с облезлыми звёздами были разведены, а заменявшая шлагбаум цепь лежала на земле. Миновав КПП, Марголин покосился на яркий щит, возвещавший о том, что туалетная бумага находится на расстоянии 50 метров справа, и усмехнулся.
   На территории бывшего военного городка сейчас дислоцировались десятки мелких контор, торговавших чем угодно. В какой-то газете даже поторопились назвать это место бизнес-центром. Двухэтажное П-образное здание штаба оккупировала промышленно-финансовая ассоциация «Ядро». Вокруг дома натянулась новая, не в пример проржавевшей армейской, колючая проволока, по углам вознеслись хитроумные вышки со всевозможной электронной аппаратурой слежения, а на газоне справа от главного входа замер неизвестно как попавший в гражданские руки БТР с задранным к небу стволом пулемёта.
   Марголин обогнул здание штаба и попал в проезд между бывшими казармами. Один из домов здесь сверкал евростандартовскими окнами и скромно гордился выстроившимся вдоль фасада рядом автомашин. Марголин припарковал БМВ, неторопливо, не обращая внимания на дождь, пересёк площадку и остановился на крыльце, стряхивая капли с волос.
   В бывшем помещении солдатской столовой открылся бар, а скоро должно было осветиться огнями и казино «Генерал». Учебные корпуса переоборудовались под развлекательный центр, но спортивный городок не потерял своего назначения: его дополнили бассейном, кортами, тренажёрным залом, в закрытом тире выстрелы звучали ещё чаще, чем раньше. Днём здесь стреляли из спортивных и разрешённых для частных охранников боевых стволов, а ночные клиенты пользовались чем угодно.
   За всеми этими переменами, за давней разрешающей подписью на пожелтевшем уже документе стояло «Ядро». В прямом и в переносном смысле. Группа политиков, финансистов, предпринимателей и бандитов высшего звена. Цель их была грандиозна, но и люди, к ней стремившиеся, не были мальчиками. Они привыкли действовать чужими руками и подставлять чужие головы. Они не спешили. Перестановки в городской администрации сопровождались серией скандалов, Следующим этапом было назначение на пост начальника ГУВД своего человека. Он не был совсем «своим», его использовали втёмную, зато он был полностью управляем и обладал незаурядной энергией. В оперативных комбинациях высокого уровня он ничего не понимал, всех, кто мог бы ему что-то разъяснить, разогнал в первые же дни. После этого появился вызволенный из безделья и забвения Марголин. Общий план операции был разработан не им, а группой аналитиков, но руководил исполнением плана он. В результате ядро стало «Ядром» и протянуло свои щупальца во все сферы городской жизни — как легальной, так и теневой.
   Марголин миновал просторный холл, поздоровался с охранником, который его не знал, но посчитал знакомым, и поднялся на второй этаж. Лестница была покрыта светло-серым ковролином, и Марголин, глядя, как утопают в высоком ворсе подошвы его ботинок, подумал, что охранника надо наказать. А заодно и его начальника.
   В коридоре пол был выстлан ковролином ярко-красной расцветки, и Марголин перестал смотреть под ноги. Покрытие он бы тоже сменил, как и ротозея-охранника, но это было не в его власти.
   В конце коридор поворачивал налево и утыкался в дверь из светлого дерева. Сбоку на стене висело переговорное устройство, для включения которого надо было знать код. Марголин набрал нужные цифры, а потом приложил к осветившемуся миниатюрному экранчику левый указательный палец. Из динамика раздался щелчок, но вопросов не последовало. Шевельнулась закреплённая под потолком видеокамера, а спустя секунду ухо различило приглушённый, неопределённого рода гул — отползла в сторону металлическая плита, установленная за деревянной дверью. Марголин повернул ручку и вошёл.
   Помещение из двух комнат было обставлено скупо. В дальней находился компьютер, ради сохранности которого и были созданы все эти меры предосторожности. Шифр знал только Марголин.
   — Привет. — Марголин пристально посмотрел на охранника. — Все нормально?
   — Да. — Тот пожал плечами и отвёл глаза.
   Расстёгивая плащ, Марголин прошёл к компьютеру, осмотрел его и запер дверь. Вешалки в комнате не была, и он повесил плащ на ручку оконной рамы. Открыл вмурованный в стену сейф. Там располагался пульт дистанционного управления ещё одной видеокамерой, о наличии которой охранник ничего не знал. Она контролировала обе комнаты, автоматически включалась при приближении к компьютеру на расстояние ближе полутора метров и работала до тех пор, пока в помещении находились люди или объект не покидал запретную зону. В том же сейфе стоял и телевизор. Марголин наугад отмотал плёнку назад и включил воспроизведение.
   Конечно, он был прав. На секунду по его лицу скользнула кривая ухмылка, потом глаза опять стали серьёзными. Он придвинулся ближе к экрану, пытаясь различить лицо девушки, лежавшей с охранником на полу передней комнаты. Пол был покрыт линолеумом, и им, наверное, было неудобно, но на неудобства они внимания не обращали. Марголин терпеливо ждал, прежде чем остановил плёнку и всмотрелся в черты искажённого удовольствием молодого лица.
   Когда на объекте долго ничего не случается, а условия службы таковы, что и случиться-то вроде бы ничего не может, бдительность неминуемо падает. Никакие деньги, никакие проверки и наказания не смогут исправить положение. Человек может находиться в постоянном напряжении, если знает и понимает, для чего это нужно. А взять этого парня: он сидит здесь сутки через двое, не представляя, что и от кого оберегает. Ему скучно. Видик надоел, а игровой компьютер ему не поставили. Пить он опасается. У него договорённость с внешним постом, его заблаговременно предупредят о приезде хозяина, так что подругу он успеет прогнать, а последствия пьянки быстро не ликвидируешь. Подвернулся благоприятный случай — и он им воспользовался…
   Продолжая разглядывать лицо девушки, Марголин достал из кармана сигареты и закурил. Попавшая в глаз струйка дыма заставила его зажмуриться, на лбу собрались морщины.
   Он промотал плёнку вперёд, опуская волнующие моменты, и обратил внимание, что юная белокурая девица ведёт себя куда активнее мужественного кавалера… Стоп! Охранник остался лежать на холодном линолеуме лицом к окну, поджав ноги и подложив под голову руку. Будучи совсем не хилого сложения, он выглядел тощим и жалким, что ли… Девица встала и оглянулась. Наклонилась, подобрала со стула свою рубашку и, прижимая её к груди, пробежала в соседнюю комнату, где находился сейчас Марголин. Замерла у компьютера. Протянула и тут же отдёрнула от клавиатуры руку. Резко подняв голову, осмотрелась. Задержавшись на закреплённом справа от столика зеркале, поправила волосы. Пробежала обратно. В падающем из окна свете мелькнул шрам слева на пояснице.
   Одевшись, девица растолкала охранника, и тот, с трудом продрав глаза, проводил её до двери. Прощальный поцелуй был холоден, как линолеум. С раздражением натянув камуфляж, охранник протопал босыми ногами к креслу… На этом запись оборвалась.
   Закурив новую сигарету, Марголин отмотал плёнку назад, до момента прихода девушки, и подумал, что блондинка — обычная проститутка. Почему бы и нет? По ночам здесь остаётся масса народа, так что какой-никакой, а спрос есть.
   Правдоподобно. А её интерес к компьютеру? Любопытство?
   Охранники дежурили сутками, меняясь в девять часов вечера. Марголин считал такую систему наиболее эффективной. Он шагнул к двери, собираясь позвать охранника, но передумал. Прикрыл дверцу сейфа и сел к компьютеру.
   Он просмотрел список всех сотрудников милиции, уволенных за два последних года. Перечень был длинным. Марголин оставил фамилии тех, кто имел отношение к оперслужбам. Сорок два человека. Рассеянно проглядывая список, он, нахмурившись, исключил ещё одного, которого знал лично. Сорок один. Кто-то из них должен иметь отношение к организации, поисками которой Марголин занялся.
   Через десять минут на экране осталось десять фамилий. Можно было исключить ещё одного, но Марголин, подсознательно испытывавший симпатию к круглым числам, этого не сделал. Левой рукой, не глядя, он нажал какие-то кнопки, поднялся и подошёл к окну. В затылке появилась тяжесть. Она пугала его. Когда-то в Португалии ему проломили череп, ткнули ножом под ребра и бросили в реку. Врачи предупреждали, что последствия травмы могут сказаться самым непредвиденным образом, но минуло без малого двадцать лет, и он поверил, что излечился.
   Марголин помассировал затылок и вернулся к столу. Принтер выдал распечатку с данными интересующих его объектов. Адреса, состав семьи, привычки и слабости… Дискету, положившую начало его картотеке, он купил за сто долларов на вещевом рынке вскоре после приезда в город. На ней был список всего оперсостава городской милиции. По сравнению с количеством и качеством информации цена казалась смешной.
   Марголин убрал распечатку в карман и, обдумывая предстоящий разговор, пошёл к двери.
   — Игорь!
   Охранник дремал в кресле. Услышав своё имя, встрепенулся и торопливо протёр глаза.
   — Да…
   — Подойди…
   Охранник поправил ремень портупеи, на котором болтался в открытой кобуре бесполезный в таких руках пистолет, и вошёл в комнату.
   — Да?
   Слегка покачиваясь с пятки на носок и глядя не прямо в глаза, а куда-то на ухо собеседника, Марголин негромко спросил:
   — Ты знаешь, что она сифилисная?
   — Кто? — Охранник мертвенно побледнел.
   — Света.
   Ночью охранник ни разу не назвал девушку по имени. Сейчас, сбитый с толку неожиданным вопросом Марголина, он мысленно произнёс её имя, и Марголин это почувствовал.
   — Как…
   — Где ты её подцепил? Ну! — Марголин шагнул вперёд, словно собирался ударить.
   — Её привезли…
   — Из конторы? Название!
   — Не знаю… Да тут почти все ребята ими пользуются!
   — Ты её откуда взял? Я про тебя спрашиваю, не про всех!
   — По телефону.
   — Номер?
   Игорь выудил из заднего кармана штанов потёртую записную книжку. Повторив про себя услышанные цифры, Марголин устало спросил:
   — Ну и что теперь с тобой делать?
   — Не знаю.
   — Ещё скажи, что это в первый раз было.
   — Третий.
   — Всё время с ней?
   — Нет, первый раз другая была, черненькая. Ольгой звать.
   — Кто у них старший?
   — Не знаю. Их до ворот подвозят, потом они пешком идут.
   — Деньги ей платил?
   — А кому ещё?
   — Так как же нам с тобой поступить? Неужели тебе здесь платят плохо… Или сутки без бабы не обойтись?
   Игорь молчал. Марголин докурил сигарету, приоткрыл форточку и бросил окурок наружу. Почувствовал внезапный приступ злости, сплюнул на сверкающую крышу чьей-то автомашины.
   — Ладно, сейчас тебя заменят… Вот адрес. Доктора зовут Иван Алексеевич. Скажешь, от меня — он примет без очереди. Рассчитаешься с ним потом. Он берет дорого, зато результат гарантирован и последствий никаких. Все понял?
   — Да. Спасибо. — Игорь был в замешательстве. Марголин отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Люди есть люди, и с их недостатками приходится мириться. Можно обрушить на парня праведный гнев, выкинуть его с работы, а можно отнестись к нему по-человечески, чтобы он добровольно признал себя должником… Особенно если добрейший Иван Алексеевич, поистине чудесный доктор, не раз повторит, что раннее обращение за помощью помогло счастливо избежать тяжёлой болезни. Игорь будет свято верить в то, что ему помогли. Он останется на работе, а в нужный момент Марголин придумает, как распорядиться его жизнью. Если такой момент не наступит, Игорь может до конца жизни считать себя счастливчиком.