Майя Бэнкс. Ожог

   Он сразу понял: она носила ожерелье в течение некоторого времени. Полоска кожи не была тронута весенним загаром.
   – Вы так и не сказали, откуда вы узнали про драгоценности, – хрипло напомнила ему Джоузи.
   – А это так важно? – примирительным тоном спросил мужчина.
   – Еще как! Вы следили за мной?
   – Лично я – нет.
   – Думаете, мне будет легче, если за мной следил кто-то, нанятый вами? – Голос Джоузи обретал сердитые нотки. – Это наводит на… жутковатые мысли!
   – Самое жуткое уже позади. Ведь драгоценности мог купить кто-то другой, и вы бы их тогда больше не увидели. Вы лучше скажите, вы хотите получить их обратно?
   – Разумеется, хочу, – раздраженно ответила Джоузи. – Назовите вашу цену.
   – Мне не нужны деньги.
   Услышав эти слова, Джоузи попятилась назад, с опаской поглядывая на него. Улица была людной, но, если нынешний владелец драгоценностей – сумасшедший или маньяк, на помощь прохожих рассчитывать бесполезно.
   – Тогда чего вы хотите? – осторожно спросила Джоузи.
   – Пообедать с вами вечером. Я привезу с собой шкатулку и отдам. Взамен я хочу побыть пару часов в вашем обществе.
   – И не мечтайте, – замотала головой Джоузи. – Я не знаю ни вас, ни о вас.
   Мужчина терпеливо улыбнулся:
   – Для этого и существует обед. Там вы познакомитесь со мною поближе, а я – с вами.
   – Кажется, вы уже неплохо осведомлены обо мне. Во всяком случае, вы знаете, где меня искать, где я бываю и чем занимаюсь.
   – Но я не знаю, почему вы сняли бриллиантовый ошейник. Почему? – спросил он, вновь переводя взгляд на ее голую шею.
   Джоузи стало очень неуютно, словно голой сейчас была не только ее шея, но и она сама.
   Она снова прикрыла рукой след от ошейника, как будто это могло что-то изменить.
   – По-моему, вас это никак не касается, – сказала она.
   – Я намерен сделать так, чтобы это меня касалось.
   У Джоузи округлились глаза.
   – Вы действительно думаете, что я соглашусь пойти с вами на обед? Вы выслеживаете меня. Точнее, устраиваете за мною слежку. Вы задаете вопросы сугубо личного характера. Наконец, вы откровенно шантажируете меня, ставя свои условия. Вы пользуетесь моим безвыходным положением, потому что сейчас держите в руках драгоценности моей матери.
   – Значит, эти вещи достались вам от матери, – тихо сказал он. – Должно быть, они очень дороги для вас.
   У Джоузи закололо в груди. Она глотнула воздуха, стараясь успокоиться.
   – Да, представьте себе. Эти вещи мне очень дороги. Мне была ненавистна сама мысль об их продаже. Если бы только я подождала всего один день, мне бы не пришлось их продавать. Я должна вернуть мамины драгоценности. Они единственное, что от нее осталось. Скажите, сколько вы за них заплатили, и я отдам вам деньги.
   – Джоузи, я же сказал, что мне не нужны ваши деньги. Мне нужно ваше время. Вам нечего опасаться. Мы встретимся в приличном ресторане, в зале, где полно народу. Я не собираюсь вами манипулировать. Я привезу туда эти драгоценности. Вы привезете себя.
   – А потом? Потом вы оставите меня в покое?
   – Этого я вам обещать не могу, – невинно улыбаясь, ответил он. – Я привык добиваться желаемого. Если бы я пасовал перед каждым препятствием, появлявшимся на моем жизненном пути, я бы ничего не достиг. А мне удалось кое-чего достичь.
   – Зачем я вам? – досадливо щурясь, спросила Джоузи. – Вы же ничего про меня не знаете? Ваши сыщики собрали лишь поверхностную информацию.
   – Вот потому я так стремлюсь вечером встретиться с вами за обедом.
   Джоузи чувствовала, что он начинает терять терпение. Его голос оставался ровным и спокойным, но в глазах появился недовольный блеск. Он действительно привык играть по своим правилам. Джоузи это поняла с первого взгляда. Но зачем ему понадобилась такая женщина, как она? Чем она его привлекла?
   Таким мужчинам, как он, не надо добиваться внимания женщин. Скорее наоборот, это женщины в любое угодное ему время готовы выстроиться в очередь у его дверей. Он, несомненно, богат. Это видно по его лицу и манере держаться. Один из тех, кто обитает на самых верхних этажах делового мира. Чувствовалось, он давно пользуется всеми возможностями своего положения. От него веяло спокойной уверенностью и надменностью. Этот человек не только привык всегда получать желаемое, но и хорошо знал о своей привычке и где-то даже гордился ею.
   Джоузи не тянуло к надменным, слишком уверенным в себе мужчинам, однако ему это шло. Уверенность была ему к лицу и неплохо гармонировала с его одеждой и манерой держаться. Но сильнее всего Джоузи зацепил его взгляд. Этот взгляд все в ней перевернул, причем еще тогда, в парке. Образно говоря, у нее кишки заходили ходуном. Его слова заставили ее задуматься о том, о чем она вообще никогда не думала. У нее появились желания, которых раньше не было или которых она не замечала.
   Однако вместо благодарности Джоузи его возненавидела. Как он смел взбаламутить ее понятную, тщательно упорядоченную жизнь? В общем-то, не совсем упорядоченную. Ей как раз нравилось, что ее жизнь не расписана по часам и не состоит из каждодневных повторяющихся действий. Но Джоузи была вполне довольна своей жизнью, зная, кто она и каково ее место в мире. Пока не встретила его в парке и пока эта встреча не заставила ее заняться пересмотром собственной личности.
   Он был не из тех мужчин, кто не посягает на внутренний мир женщины. Впусти она его в свою жизнь, он перевернул бы ее мир вверх тормашками. Это она поняла на интуитивном уровне, а интуиция ее редко обманывала. Такие мужчины, как он, любят все держать под контролем и требуют безоговорочного подчинения. Достаточно было послушать его речь и понаблюдать, как он держится. Удивительно, что он сразу же обратил внимание на бриллиантовый ошейник. Он хорошо знал смысл и назначение таких ожерелий. Вероятно, женщины, которые носят подобные ошейники, были неотъемлемой частью его образа жизни.
   Но он бы не вел себя с ней, как Майкл. У них бы не было ничего похожего на ее отношения с Майклом. Это и пугало Джоузи, и пробуждало в ней любопытство. Да, она не скрывала, что ей любопытно. Она не стала бы отрицать, что это он заставил ее заново взглянуть и на себя, и на ее отношения с Майклом. А потом… снять ошейник.
   И теперь этот человек стоял перед ней, держал в руках шкатулку с драгоценностями ее матери и обещал вернуть драгоценности за обед в его обществе. Однако его взгляд обещал гораздо больше, нежели застольную беседу. Только дурочка может верить, что он удовлетворится одним лишь обедом.
   Дурочкой Джоузи себя не считала. Ее потянуло к нему. Она почувствовала импульс притяжения. И он тоже почувствовал. Она это знала. Странно, что его заинтересовала такая особа, как она, однако заинтересованность была совершенно искренней. Но надолго ли хватит его интереса? На несколько дней? Недель? Пока не появится новый объект женского пола? Ее не привлекала роль временной игрушки, и при первом же поползновении его будет ждать облом.
   – Джоузи, я так и не услышал вашего ответа. Вы согласны?
   Джоузи вздохнула, поедая глазами шкатулку в его руках. Ей очень хотелось вернуть драгоценности. Единственную зримую память о матери. Надо бы радоваться, что он не требует платы. Тогда денег за проданные картины ей хватит на больший срок. Возможно, на несколько месяцев. Но Джоузи не хотелось играть по его правилам. Ей сейчас было бы легче, если бы он взял деньги, отдал ей содержимое шкатулки и ушел. Ушел из ее жизни. Иначе… иначе он перетряхнет там все. В этом Джоузи не сомневалась.
   Маятник ее мыслей качнулся в другую сторону. Ну что она разволновалась? Он всего-навсего пригласил ее на обед. Заурядное свидание. Ходила же она раньше на свидания. Вкусная еда. Легкая беседа. А потом можно будет поблагодарить его и вежливо, но твердо сказать, что продолжения она не хочет.
   – Я согласна, – наконец произнесла Джоузи. – Где и когда?
   – В семь часов я за вами заеду.
   – Нет, – решительно замотала головой Джоузи. – Я доберусь сама. Просто назовите мне место и время.
   – Какая вы несговорчивая, – усмехнулся он. – Хорошо, я вам уступлю. Но учтите: это последняя уступка, которую я вам делаю.
   – Думаете, после таких слов мне захочется обедать с вами?
   Он улыбнулся уголками рта:
   – Вам захочется получить обратно ваши фамильные драгоценности.
   – Вы не назвали времени и места, – напомнила Джоузи.
   – Половина восьмого. Отель «Бентли». Я встречу вас в холле.
   – А вы принесете шкатулку?
   Он изумленно посмотрел на шкатулку, затем на Джоузи:
   – Если бы я был уверен, что вы не обманете меня и приедете на обед, я ее отдал бы вам сейчас. Я же понимаю, как дороги вам эти вещи. Мне они совершенно ни к чему. Но поскольку я не уверен, шкатулка послужит маленькой гарантией вашего появления. Можете не сомневаться, я обязательно ее привезу. Я не нарушаю своих обещаний. Вы отобедаете со мной и получите драгоценности. Все остальное уже не имеет значения.
   – Хорошо, – облегченно вздохнула Джоузи. – Я буду там в половине восьмого.
   Он осторожно провел рукой по ее щеке, коснувшись и подбородка:
   – С нетерпением жду нашей встречи. У нас будет много тем для разговора.
   Произнеся последние слова, он опять дотронулся до ямки на ее шее. Жест был достаточно красноречивым. Он хотел знать ее нынешний статус и то, почему она больше не носила бриллиантовый ошейник.
   Джоузи молча повернулась и пошла по улице. Сможет ли она объяснить, что единственной причиной расставания с ошейником был… он?

Глава 6

   «Бентли» был одним из множества отелей, принадлежавших корпорации Эша, Гейба и Джейса. Эш стоял в холле, недовольно поглядывая то на часы, то на входные двери.
   Джоузи опаздывала.
   Может, она вообще не придет? Вряд ли. Эш был готов поспорить на любую сумму, что придет. Драгоценности матери значили для нее очень много, а он, как последний мерзавец, шантажировал ее, делая совместный обед условием их возвращения. Эш сознавал это, но не испытывал ни капли раскаяния. Только так можно получить желаемое.
   В данный момент он желал провести несколько часов в обществе Джоузи.
   С его губ готовы были сорваться десятки вопросов. Прежде всего Эш хотел знать, почему она перестала носить ошейник. Означало ли это, что парень, подаривший ей аляповатую штучку, был убран с ее жизненного холста? Если нет, придется потратить чуть больше усилий и времени. Но лучше, если бы Джоузи сейчас была свободна. Это значительно упростило бы развитие их отношений.
   Без четверти восемь. Вероятность того, что она не придет, возрастала с каждой минутой. Эша начинала захлестывать досада. Чувство было малознакомым. Обычно у него все получалось с первого раза. Неужели Джоузи согласилась пожертвовать материнскими драгоценностями, только бы не встречаться с ним? Но напрасно она думает, что он отстанет. Препятствия всегда его только раззадоривали.
   Эш полез за мобильником, чтобы позвонить водителю, когда в вестибюль влетела запыхавшаяся Джоузи. Судя по ярко-красным щекам и взлохмаченным волосам, она не ехала, а бежала сюда.
   Увидев Эша, она остановилась. Их взгляды встретились. Эш шагнул к ней, удивляясь себе. Обычно не он делал первый шаг, а другие шли к нему. Зачастую даже бежали. Но сейчас Эш всерьез опасался, что Джоузи вдруг передумает и выскочит на улицу.
   – Добрый вечер, Джоузи, – поздоровался он.
   – Извините за опоздание. – Она шумно дышала. – Я писала картину. Так увлеклась, что совсем забыла про время.
   Судя по знакомой сумке, висевшей у нее на плече, и перепачканным пальцам, она говорила правду. Она сама выглядела сейчас очень живописно, и Эш не отказал себе в удовольствии оглядеть ее с ног до головы.
   – Ничего страшного. Столик ждет нас. Хотите сначала поесть или выпить?
   Джоузи наморщила лоб:
   – Знаете, я не ахти какая любительница выпивки. Нет, я не имею ничего против и иногда выпиваю. Но я слишком разборчива в таких вещах и люблю разные изыски, которые нравятся жеманным девицам из высшего общества. Впрочем, иногда не откажусь выпить рюмочку вина.
   – Вы бы отлично вписались в компанию Миа, Бетани и их девчонок, – усмехнулся Эш.
   – А кто такие Миа и Бетани?
   – Миа – жена моего друга и делового партнера Гейба. Она же младшая сестра моего второго друга и делового партнера Джейса. А Бетани – невеста Джейса.
   – Получается большая и счастливая семья?
   – Что-то вроде этого.
   Метрдотель ресторана сразу провел их к столику, который всегда держали свободным на случай, если Эш, Гейб или Джейс захотят сюда прийти.
   Джоузи села напротив Эша. Она держалась скованно, сидела на самом краешке, поглядывая во все стороны. Казалось, она сейчас предпочла бы сидеть где угодно, только не в этом зале и не с ним. Ее поведение больно ударяло по самолюбию Эша. Он не привык уговаривать женщин встретиться с ним. Обычно было достаточно легкого намека.
   – Хотите вина? – спросил Эш, когда возле столика бесшумно появился официант.
   – Нет, спасибо. Меня устроит стакан минеральной воды.
   – Принесите нам два стакана минеральной воды, – сказал он официанту.
   – Зачем же вы лишаете себя удовольствия пить вино? – удивилась она. – У меня от выпивки туманится голова, а мне еще добираться домой. Вечерний Манхэттен – не лучшее место для прогулок под градусом.
   – Я помню, что вы предпочитаете изысканные девичьи напитки, где содержание алкоголя чуть выше, чем в лимонаде.
   Джоузи скривила губы. Ее глаза блеснули. Похоже, она собиралась улыбнуться, но не стала. Неужели она видит в нем страшилу? Эш привык, что женщины легко поддавались его обаянию. Конечно, с Джоузи он и не пытался быть обаятельным. Ни в парке, ни особенно сегодня днем, на улице. Увы, в Эше так и не заговорила совесть. Наоборот, в нем стали пробуждаться пещерные инстинкты. Удивительно, что он еще мог связно говорить, а не рычал. Дикарь, обитавший у него внутри, требовал схватить Джоузи за волосы и поволочь в ближайший укромный угол.
   Эш мысленно представил эту сцену. Мало того что Джоузи пустила бы в ход ногти и зубы – Эш в этом не сомневался, – их встречи прекратились бы навсегда.
   Официант ушел. Напряженность в глазах Джоузи не исчезала.
   – Вы принесли драгоценности? – тихо спросила она.
   Эш достал из нагрудного кармана шкатулочку, обтянутую бархатом, поставил на стол и слегка подтолкнул к Джоузи. Едва она потянулась за шкатулочкой, Эш прикрыл вожделенный предмет ладонью.
   – Вы согласились отобедать со мной, – сказал он. – Я отдам вам драгоценности, но очень надеюсь, что в следующее мгновение вы не вскочите и не убежите отсюда.
   Джоузи покраснела. От смущения или стыда – он не знал. Возможно, он разгадал ее маневр.
   – Должен вам признаться, что мое мужское самолюбие ущемлено. Джоузи, неужели я кажусь вам таким монстром? В парке, когда вы уходили, я не тянул вас за язык. Я помню ваши последние слова. Думаю, вы их тоже помните. Мы оба почувствовали, что между нами проскочила какая-то искра. Но вы держитесь так, будто я переносчик чумы и вам страшно дышать одним воздухом со мной.
   Ее ладонь тоже накрыла шкатулку, и их пальцы соприкоснулись. По руке Эша побежала теплая волна, мгновенно достигнув плеча. И это от одного короткого прикосновения, за которым ничего нет. Случайность, сразу изменившая атмосферу за их столиком. Она тоже это почувствовала, но не обрадовалась.
   – Думаю, женщины наговорили вам достаточно комплиментов по поводу вашей внешности. Едва ли я должна повторять то, что вы слышите постоянно. Женщины готовы из кожи лезть, только бы вам понравиться.
   – Мне ровным счетом плевать, что думают другие женщины обо мне и на что они готовы ради меня, – резко произнес Эш. – Зато меня очень интересует ваше мнение.
   Джоузи осторожно потянула шкатулочку к себе. Сейчас она напоминала ребенка, боявшегося, как бы у него не отобрали игрушку. Видя, что Эш сидит неподвижно, Джоузи быстро открыла крышку и осторожно вынула два кольца, ожерелье и браслет.
   Ее глаза ожили, в них снова появились цвет и глубина. Только смотрели они не на Эша и даже не на драгоценности матери, а куда-то вдаль. Эш заметил поблескивающие слезы.
   – Спасибо, что вернули мне память о моей матери, – прошептала она. – Я часто слышала, что память нужно хранить в сердце. Но мне этого мало. Я редко надевала мамины украшения, зато часто брала их в руки. Я чувствовала маму. И бабушку тоже. Когда-нибудь я надеюсь передать эти вещи своей дочери. Мама и бабушка были удивительными женщинами. Я хочу, чтобы моя дочь знала о них. Знала бы, кем они были и какую важную роль играли в моей жизни. Вещи помогут ей почувствовать их.
   – А что случилось с вашей мамой? – осторожно спросил Эш.
   Губы Джоузи дрогнули, но она не опустила головы и не отвела взгляда. Просто глаза заблестели ярче. От слез.
   – Рак.
   – Давно? – еще осторожнее спросил Эш.
   Меньше всего ему хотелось бередить ее душевные раны. И в то же время ему было приятно, что Джоузи раскрывается перед ним. Между ними начиналось общение. Потом, если он проявит определенную настойчивость, оно превратится в нечто более постоянное. А Эш готов был проявлять настойчивость. Но в отношениях с Джоузи одной настойчивости будет мало. Понадобится терпение. Возможно, чертова пропасть терпения.
   Тема разговора была тяжелая, и все равно Эша захлестывал адреналин. Джоузи казалась ему крепостью, которую он должен завоевать. Ему не терпелось начать завоевание. Давно уже он не испытывал такого возбуждения. Эта женщина его нешуточно возбуждала.
   – Джоузи, вы мне не ответили, – деликатно напомнил он.
   – Два года назад. – В глазах Джоузи было столько боли, словно она потеряла мать совсем недавно. – Но мама очень долго болела. И в конце… – Ее голос дрогнул.
   – И что в конце?
   – В конце я почувствовала облегчение, хотя все внутри меня разрывалось от горя. Я понимала: еще немного – и я больше не увижу ее. Но мама страдала от сильных болей. На это было тяжело смотреть. Иногда я удивлялась, как она выдерживает. Мама страдала не только от боли. Ее угнетало сознание того, что своей болезнью она накрепко привязала меня к себе, подчинив всю мою жизнь уходу за ней. Так оно и было. Но разве я могла поступить иначе со своей матерью? Я делала все возможное. Я не жалею, что мои дни проходили в заботах о ней. Мама не боялась смерти. Она была готова уйти. Ее сражение с болезнью было слишком долгим и тяжелым. В какой-то момент у нее просто не осталось сил. Она перестала сопротивляться. Последние недели были для меня самыми трудными. Видеть, как моя стойкая, волевая мать неотвратимо угасает. И в то же время я понимала ее желание освободиться от боли и ощутить долгожданный покой. Поэтому, когда она покинула наш мир, я испытала облегчение. Наверное, вам жутко слышать такие признания.
   – Джоузи, в ваших признаниях нет ничего жуткого. Это нормальное человеческое состояние. Вы любили свою мать. И вам было тяжело видеть ее нескончаемые страдания. У вас разрывалось сердце.
   Джоузи кивнула, вытирая глаза тыльной стороной ладони. У нее дрожали пальцы.
   – Веселенькая у нас застольная беседа. Простите… вырвалось как-то.
   – Не надо извиняться. Я спросил и очень благодарен, что вы ответили. Вы ни слова не сказали о своем отце. У вас есть братья, сестры или вы были единственным ребенком?
   – Единственным, – вздохнула она. – Родители хотели еще детей, но после меня мама не смогла рожать. Рак у нее обнаружили вскоре после моего рождения. Лечение забирало у нее все силы. Врачи предупреждали, что новая беременность может привести к непредсказуемым последствиям. Мама очень ослабла. Но тогда ей и всем нам казалось, что она победила рак. Период ремиссии длился целых двадцать лет. И вдруг – снова. Очаг поражения оказался шире, чем тогда, а реакция ее организма на лечение была уже не той. – Джоузи тряхнула волосами. – Простите. Меня занесло на эту тему.
   Эш протянул руку под столом и коснулся ее сложенных рук:
   – Джоузи, у нас с вами происходит обычный разговор. Встречаясь, люди всегда о чем-то разговаривают. Хватит извиняться. Если бы меня это не интересовало, я бы не стал спрашивать. Но если для вас это слишком болезненная тема, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотя, должен признаться, мне в вашей жизни интересно все. Вы, ваша семья. Словом, то, из чего состоит ваш мир.
   Джоузи улыбнулась. Она не пыталась снять его руку или убрать свои. Эш посчитал это своей первой маленькой победой.
   – Простите за любопытство, Джоузи. Ваш отец… Он тоже умер?
   Джоузи поджала губы. Аквамариновые глаза стали похожими на льдинки.
   – Он бросил маму… Бросил нас вскоре после того, как у нее впервые обнаружили рак. Не сразу. Он дождался, пока мама встанет на ноги, и тогда ушел. Почему? У него, видите ли, разрывалось сердце от ее страданий. Он не хотел, чтобы она умирала у него на глазах, и потому ушел. Как вам такая причина? Большего лицемерия я не встречала. Это какая-то извращенная логика: бросить жену и ребенка только потому, что жена серьезно больна и он не может смотреть на ее мучения! Он тогда не знал, что мама проживет еще почти двадцать лет. Но он потерял не только ее. Он потерял и меня. Я никогда ему этого не прощу. Он бросил нас в самый тяжелый момент, когда мы отчаянно нуждались в его помощи и поддержке. Особенно мама. Представляете, после интенсивного лечения она даже не отдохнула, а сразу была вынуждена искать работу.
   – Да, редкостное лицемерие, – согласился Эш. – И трусость. Значит, с тех пор вы его не видели. И давно это было?
   – Восемнадцать лет назад.
   Чувствовалось, что Джоузи и сейчас не может спокойно говорить об отцовском предательстве. Гнев в ее голосе перемешивался с душевной болью. Эшу захотелось ее успокоить, и он большим пальцем провел по костяшкам ее пальцев. Главное, чтобы она сейчас не захлопнулась, поскольку он, сам того не зная, затронул еще одну больную тему.
   – Когда он ушел, мне было всего десять лет. Долгое время он не появлялся, не звонил и не писал. Я уже заканчивала школу, как вдруг он соизволил мне позвонить и сказал, что у него есть для меня подарок. Я назвала ему место, куда он может засунуть свой подарок. – Глаза Джоузи становились все мрачнее, а губы болезненно кривились. – Потом он снова пропал и не появлялся до самой маминой смерти. – Джоузи осторожно высвободила одну руку, чтобы смахнуть слезы. – Извините, – снова пробормотала она. – Я вообще никогда об этом не говорила. Никому не рассказывала. А сейчас… Странно, но я до сих пор зла на него.
   – Это вполне понятно. Трудно столько лет носить в себе боль и обиды. – (Она молча кивнула.) – Значит, отец снова напомнил о себе уже после смерти вашей мамы. А он знал, что она заболела вторично?
   – Он все прекрасно знал! – почти крикнула Джоузи. – И ни разу ее не навестил. Ни разу не позвонил. Слова ей не сказал. А вот после ее смерти сразу вспомнил обо мне. Позвонил. Сказал, что хочет меня видеть. Говорил, что скорбит о маминой смерти. Предлагал жить вместе. Семьей. Я ему ответила, что семьи у меня больше нет, а все его сожаления – пустой звук. С тех пор я не слышала о нем. Я даже не знаю, где он живет. После развода с мамой он без конца переезжал с места на место. Это было связано с его работой.
   – Вы не жалеете, что ваши контакты с ним оборвались?
   Чувствовалось, вопрос ее удивил.
   – Нет. Ничуть не жалею. Сомневаюсь, что смогла бы спокойно с ним говорить. Особенно сразу после маминой смерти. Я тогда находилась в таком отчаянии, что набросилась бы на него с кулаками. Да и о чем говорить с трусом? Зная мамин характер, она многое могла бы ему простить, если бы он хотя бы изредка ее навещал.
   – Я вас понимаю. Очень понимаю. У меня давно разорваны контакты с родительской семьей. Недавно ко мне на работу приходила моя сестра, а так я не жажду ни видеть свою родню, ни слышать их голоса в телефонной трубке.
   Склонив голову вбок, Джоузи смотрела на него. Наверное, так она разглядывала то, что собиралась рисовать. Она по-прежнему не убирала своей руки и не противилась тому, что Эш гладил ей не только костяшки пальцев, но и всю тыльную сторону ладони, а потом и запястье. Он мог бы весь вечер водить по ее руке, наслаждаясь бархатистостью кожи. Ему нравилось трогать ее пальцы с разноцветными следами масляных красок.
   – Чем ваша семья так обидела вас? – с заметным интересом спросила Джоузи.
   – Долгая история. Как-нибудь я вам расскажу. А сейчас мне гораздо интереснее послушать про вас.
   – Так нечестно, – нахмурилась Джоузи. – Я достаточно рассказала вам о своей семье. Больше не скажу ни слова, если не услышу ответного рассказа.
   Он усмехнулся и крепко сжал ее руку. Джоузи удивленно смотрела на их переплетенные пальцы. Она чувствовала то же, что и он, но отчаянно сопротивлялась, а Эш наслаждался каждым мгновением.
   – Сделаем так. Я немного расскажу вам про свою семейку, а потом снова будет ваш черед.
   – Это я решу, когда услышу ваш рассказ. Хочу услышать что-нибудь серьезное, сравнимое по значимости с тем, что рассказала вам.
   – Такое просто невозможно, – сказал Эш, чувствуя, как все глубже погружается в ее глаза. – Мой рассказ все равно будет бледным по сравнению с вашим. Я не смогу сообщить вам ничего интересного. Поверьте, моя жизнь достаточно обыденна в сравнении с вашей.