Данил никогда не позволил бы себе такой бестактности.
Но старичок ничуть не обиделся.
– Усик меня зовут,– ответил он добродушно.– Не осмеливаюсь спросить, что делают светлорожденный Империи и его друг в хуридском лесу.
– Позволь узнать, почему ты предположил, что я – светлорожденный? – осведомился Данил.
Он уже жалел, что предложил пришельцу пищу.
– В благородном господине – кровь Асенаров! – Старичок усмехнулся, обнаружив полный рот отличных зубов.– Я видел твоего родича однажды. А если б и не видел – твоя кольчуга, меч… Вагарова работа, верно?
И, усевшись на бревно подле костра, с невероятной быстротой принялся уплетать холодную грибную похлебку собственной, извлеченной из-за голенища ложкой. Через пару минут котелок опустел.
Рудж и Данил: один – с удивлением, второй – восхищенно,– наблюдали за исчезновением собственного обеда.
Старичок докушал, с сожалением поглядел на донышко и тщательно облизал ложку.
– Я не всегда так ем,– пояснил он.– Но когда нервничаю, мне надо кушать.
– И что же тебя, сударь, обеспокоило? – поинтересовался Данил.
– У меня серьезная встреча здесь, в этом лесу,– важно сообщил старичок.– Кстати, он принадлежит Риганскому монастырю. Монахи называют его Мокрым, чернь – Могилой. Потому что пойманных тут бродяг святые братья обычно живьем закапывают в землю.
Все это было поведано доброжелательным дребезжащим тенорком. Словно дедок рассказывал о прихотях любимой внучки.
– И с кем же у тебя назначена встреча, сударь? – спросил Данил.– Уж не с монахами ли?
Усик прижмурил глаз, поглядел сначала на светлорожденного, потом на хмурого кормчего.
– С вами, благородный Данил и достойный Рудж!
И наклонил голову набок: ни дать ни взять – стервятник ург, приглядывающийся к падали.
– Ты встретился,– Данилу совсем не понравилось, что старикашка знает их имена: тут уже не прикроешься болтовней о фамильном сходстве.– Говори!
– Мне нужна твоя помощь, благородный господин! – Усик склонил голову к другому плечу и обозрел светлорожденного другим глазом.
– Мы – беглецы во враждебной стране,– сказал Данил.– Мы можем вместо помощи принести тебе смерть.
– Не беспокойся об этом. У тебя есть некая вещь, которая тебе не принадлежит. Верни ее мне, и я буду вечно тебе признателен.
– Что ты имеешь в виду? – спросил светлорожденный.
– Он имеет в виду браслет, который ты носишь на руке,– вмешался Рудж.– Я думаю, нам следует его убить!
– Уж не думаешь ли ты, морячок, что сможешь меня убить? – осведомился старичок.
– Уходи! – резко бросил Данил.– Ты ел мою пищу, и я не хочу применять силу!
– О! Мой господин чтит старинные обычаи! – Усик захихикал.– Что ж, я тоже не стану тебя убивать.
Он вскинул руку:
– Гаваом лхац…
– Ни слова, маг! – Меч светлорожденного мгновенно оказался у груди Усика.– Ни звука – или я забуду о старинных обычаях…
– …атм! – закончил чародей.
И Данил окаменел.
– Богиня,– прошептал Рудж, коснувшись своей серьги.– Богиня, укрой нас!
Чародей захихикал, схватил светлорожденного за руку и дернул застежку браслета. Руджа он явно и в грош не ставил. Металлический щелчок – и браслет с посланием – в руке мага…
В этот момент ветер хлестнул по кронам, сорвав черные хлопья листьев. Солнечный луч ударил прямо в глаза светлорожденному,– и он очнулся. И, не раздумывая, полоснул мечом.
Чародей взвизгнул, взмахнул руками… и пропал.
Серебряный браслет лежал у ног светлорожденного. Данил поднял его и надел на запястье.
– Благодарю тебя, Богиня! – проговорил Рудж.
Голос его дрожал.
– Да,– сказал Данил.– Это было неприятно. И обед наш сожрал, паршивец! Парды-то, умницы, сразу его раскусили. Как ты разбил чары?
– Не я, Морская богиня,– Рудж коснулся серьги.– Мы, Владыки морей, хранимы от магии. По счастью, не только на море, как выяснилось. Но это тайна, Данил!
– Я понимаю,– он покачал головой.– Алчущий из Тайдуана. Ну и ну!
– Почему из Тайдуана?
– Акцент. Седлай-ка парда, Мореход. Пообедаем мы где-нибудь в другом месте. Чует мое сердце – отсюда надо убираться!
* * *
– Ушли четыре часа назад,– доложил следопыт и отшатнулся от зарычавшего на него пса.
– Придержи зверя, ты, крыса! – рявкнул на ловчего Дорманож. И следопыту: – Продолжай!
– Ушли быстро, но не поспешно. Вон туда.
– Кто-то их спугнул? – предположил брат Хар.
– Кто? – Дорманож, Брат-Хранитель Риганского монастыря, глядел на выжженное пятно посреди поляны. Вчерашнее кострище. Сегодня огня не разводили.
Брат Хар промолчал. Дорманожу это понравилось. Не знаешь – не болтай. Толковый юноша. Среди нынешних Слуг Величайшего таких совсем мало. «Богу угодно, когда дух веселится!» Но от вина и дурмана человек тупеет. А угодна ли Величайшему тупость?
– Жаль, смиренник удрал,– сокрушенно пробормотал брат Опос, неизменный спутник и правая рука Дорманожа. Рука, слабеющая с каждым годом.
– Был бы ты повнимательней, не удрал бы,– напомнил Брат-Хранитель.
– Просто у нас скверные псы,– буркнул Опос.– Надо было взять гурамца!
– Там следа не было, вовсе не было,– обиженно пробормотал ловчий.
– Это как же? – язвительно спросил Опос.
– А я почем знаю? Не было, и все.
– У этих – есть,– отрезал Дорманож.– Спускай собак. Надо догнать их раньше, чем они доберутся до тракта. Возьми следопыта, брат Хар. Марш!
Следопыт вскарабкался на круп парда позади монаха и изо всех сил вцепился в луку седла. Нельзя сказать, что он был рад такой верховой езде. Ловчий спустил свору и погнал парда через кустарник. Стая синих ящериц, поднятых собаками, кинулась врассыпную. Но у людей была добыча поинтереснее. Самая интересная добыча для человека – его сородич!
Охотничий пард Дорманожа с легкостью поспевал за собаками. Брат-Хранитель припал к его холке. Он не сомневался, что еще засветло догонит чужаков. Трудность в том, чтобы взять их живыми.
* * *
Данил придержал парда, привстал на стременах, огляделся.
– Нас преследуют,– спокойно сказал он.
– Почему ты так решил? – спросил Рудж.
И тут же услышал отдаленный лай.
– Может, просто охотники? – неуверенно предположил он.
– Нет. Я чувствую.
И пустил парда легкой рысью.
– Вот как? – Кормчий с уважением поглядел на светлорожденного.
Дар предвидения – куда большая редкость, чем, скажем, умение взглядом зажечь огонь. Большинство провидцев не предугадывало будущее, а узнавало волю богов. Что, впрочем, тоже встречалось не часто.
Данил угадал его мысли и рассмеялся.
– Это не магия, Мореход! Это чутье воина. «Если ты не замечаешь лучника раньше, чем он выстрелит, то закончишь путь со стрелой в затылке». Мангхэл-сёрк.
– Ах да,– ухмыльнулся Рудж.– Чародей же сказал, что ты Асенар, а про союз Асенаров с Малым Народом знает даже такая морская крыса, как я!
– Я Асенар только по матери. По праву я – Рус, а Мангхэл-сёрк меня учил Нил Биоркит. Знает ли, морская крыса, кто это такой? (Рудж фыркнул.) Не полному искусству,– тут же, не без сожаления уточнил светлорожденный,– но достаточно, чтобы сохранить жизнь. Я рассказывал тебе о пятнистых аффах? Ты нервничаешь, Мореход? В чем дело?
– Мне крайне интересно все, что ты говоришь,– произнес кормчий.– Но если за нами погоня, может быть, поторопимся?
– Пожалей животных, сударь. И не тревожься, я обо всем позабочусь.
Данил с полной невозмутимостью покачивался в седле. Даже что-то напевал.
По расчетам Руджа, они уже должны были вот-вот выехать на тракт. А собачий лай раздавался все ближе. Может быть – в полумиле.
Рудж часто оглядывался. Ему казалось: преследователи вот-вот появятся между деревьев.
– Что делать, если они нас догонят? – нервно спросил кормчий.
Данил перестал петь. Он заставил своего парда принять вправо, так, что тот оказался рядом со зверем Руджа.
– Взгляни,– Данил указал на землю.
Рудж недоуменно посмотрел вниз.
– Ну и что? – спросил он.
– Извини,– Данил смутился, что с ним случалось редко.– Видишь, здесь сдвинута старая листва. Это наш собственный след. Мы уже два часа рисуем узоры для тех, кто так жаждет с нами пообщаться. Если у парней нет пса-следопыта с верхним чутьем, им придется здорово попотеть. А на тракт мы выедем у них за спиной и попозже. Хотя сначала я хочу взглянуть, кто пристраивается нам на хвост.
– А если у них есть гурамский следопыт?
– Тогда будем драться. Еще пара петель – и мы заляжем. Веселей, Мореход! Разве тебе не хочется посмотреть, кто тебя так полюбил?
– Представь себе, не хочется,– честно ответил Рудж.– У меня нет склонности к мужчинам, не говоря уже о вонючих монахах.
Спустя полчаса, накрыв плащами морды пардов, северяне залегли в зарослях с подветренной стороны от собственного следа. И Данил получил возможность удовлетворить свое любопытство.
Первыми появились собаки. Белые мускулистые гончаки, молча трусившие по следу. Затем – всадники. Первый – рослый мужчина на желтом охотничьем парде с явно примесью крови хасца[6]. Данил хорошо рассмотрел лицо всадника – безбородое, с чеканным профилем,– и решил, что этот человек не из тех, кому приказывают. Тем более что вооружение всадника – явно конгайского происхождения. И дорогое. Если бы не серый плащ с пятиконечным крестом Братства, светлорожденный мог бы усомниться, что перед ним – хуридит.
Рядом с монахом, держась за стремя, бежал человек в зеленой одежде простолюдина. По его повадке Данил понял, что «зеленый» – следопыт. Причем псам он не очень-то доверяет.
Данил и сам не стал бы им доверять. Гончак – не гурамец с верхним чутьем.
Следом за первым выехали еще два монаха. Оба – в коричневых плащах и тоже в конгайских доспехах. Но похуже. Одного из них светлорожденный сразу вычеркнул из числа противников. Старый, толстый, невнимательный. Четвертый всадник не принадлежал к Братству, но был вооружен. Луком и пикой. Итак, четверо – против двоих. Следопыта можно в расчет не принимать. Если Данилу удастся сразу свалить первого монаха, с остальными проблем не будет. Но первый всадник выглядел достаточно серьезным противником. Эх, будь с Данилом не славный кормчий, а кто-нибудь из северян-побратимов, они через полчаса сменили бы своих заморышей на порядочных пардов! Но сейчас риск несоразмерен. У монахов – арбалеты. Да и псы полезут в драку. Жаль, но прямо сейчас сменить пардов не удастся.
Вскоре фигуры всадников затерялись среди деревьев. Только белые тела гончих еще долго мелькали между черных стволов.
– Не заметили,– облегченно проговорил кормчий.– Теперь – на дорогу?
– Нет,– покачал головой Данил.– Мы поедем за ними. Так… безопасней.
Он покривил душой. Не хотел заранее пугать друга. Но очевидно же, что хорошего парда в Хуриде можно раздобыть, только выдернув из-под зада монаха. А хорошие парды – половина успеха.
Как и надеялся Данил, хуридиты след не бросили. Распутывали петли до темноты, а потом встали лагерем. Северяне расположились в лощинке, с подветренной стороны. С помощью кормчего Данил соорудил два наклонных навеса из веток. Между навесами установил пару сухих стволов, надколов их клиньями, а щели набив лохмами черного мха. При здешней сырости такая штуковина – получше костра.
– А если хуридские псы учуют дым? – спросил Рудж.
– Не учуют. А вот кугурр или хуруг – наверняка. Этой ночью нам хватит забот и без здешних хищников. Хорошие парды у монахов, сударь. Думаю, мы будем на них смотреться лучше, чем братья-монахи.
– Увести пардов? – изумился Рудж.– Боевых пардов?
– Охотничьих, а не боевых,– уточнил светлорожденный.– Я, друг Мореход, весь последний год службы выслеживал парней, промышлявших по этой части. И кое-чему научился.
Воровской «арсенал» оказался невелик. Сумка с вяленым мясом, несколько арканов. Напоследок, задрав парде хвост, Данил поелозил под ним холщовыми рукавицами. Парда была возмущена.
– Пойдешь со мной? – спросил светлорожденный.
– А ты рассчитывал повеселиться без меня? – удивился Рудж.
– А вдруг ты, сударь, не желаешь заниматься столь предосудительным делом?
– Угу. А как насчет кодекса воина?
Данил засмеялся.
– Все в порядке. На поединок меня никто не вызывал, если только в Хуриде не считается вызовом травля собаками. А раз так – это война. И все, что в мирное время называется украденным, сейчас – трофей.
– Ну ты законник,– проворчал Рудж.– Будешь платить мне откупное, если хуридский пард отхватит мне руку?
– Если правую – да. Без левой ты вполне сможешь держать кормило. Главное не откуси язык, когда будешь скакать без седла.
– Без седла? – Перспектива кормчему не понравилась. Но он, верный себе, сострил: – Если ты, благородный Данил, отобьешь яйца о пардов хребет, останешься без наследника. Тогда усыновишь меня, идет?
– Обойдешься. Я лучше поймаю того тайского мага и пусть делает мне новые. А вот с тобой как?
– Я – моряк! – гордо ответил Рудж.– У меня есть запасные.
– Спят, как младенцы,– прошептал Рудж.– Даже не выставили часового.
– Они – дома,– отозвался светлорожденный.– И у них собаки.
– Если здешних псов кормят так же, как кормили наших пардов, они сожрут нас живьем,– пробормотал Рудж, разглядывая поджарых, ребра наперечет, собак, устроившихся поближе к костру.
– Не здешние,– поправил Данил.– А настоящие гурамские гончаки.– У меня дома есть пара. У них хороший голос, быстрые ноги, неплохой слух, но чутье – так себе. Видишь пардов?
– Да.
– На,– Данил сунул кормчему рукавицу.– Ткнешь в нос. Сейчас я отвлеку собак. У тебя будет минут пять. Если ветер не переменится. А переменится – беги. Я тебя найду.
И растаял в темноте.
– Вот так всегда,– проворчал Рудж.– Самое противное всегда достается мне.
И двинулся в обход поляны.
Данил отбежал от хуридского лагеря шагов на пятьдесят, выбрал дерево потолще и издал негромкий кашляющий звук. Он не знал, водятся ли в Хуриде рогатые прыгуны, но его собственные псы с ума сходили, учуяв или услышав эту ящерицу. Светлорожденный еще раз повторил звук и резко оборвал его, прижав ладонь ко рту.
Данил порадовался бы, увидев, как встали торчком подрезанные уши гончих. Люди, естественно, ничего не услышали. Но когда оба зверя разом вскочили на ноги и зарычали, Дорманож мгновенно проснулся и пнул ловчего. А пока ловчий соображал, что к чему, псы сорвались с места и ринулись в темноту.
Дорманож взялся за рукоять меча и, напрягая зрение, вглядывался туда, откуда доносился лай гончих. Но не видел ничего.
– Они что, взбесились? – спросил проснувшийся брат Хар.
– Учуяли кого или услышали,– пояснил ловчий.– Зверя какого, может, хуруга. Не любят они хуруга, ваша святость. Только вдруг он их зажрет?
– Иди за ними,– скомандовал Дорманож.
– Господин!
– Ты оглох? – Брат-Хранитель холодно посмотрел на ловчего.
И тот не посмел возражать: боялся Дорманожа больше, чем дюжины хуругов. Взяв пику,– от лука в такой темнотище пользы никакой,– ловчий побежал вслед за собаками.
– А если это действительно хуруг? – спросил брат Хар.
– Пусть тогда жрет этого дурня, а не псов,– буркнул брат Опос, страшно недовольный тем, что его разбудили.– Почему он собак не привязал?
– Кто же в лесу собак привязывает? – удивился брат Хар.– Глупость.
– Непочтителен ты,– обиделся брат Опос.– А знаешь, что гончие эти целой деревни смердов сто€ят, знаешь?
– Тихо,– перебил Дорманож.– Догнали.
Лай сменился рычанием. Затем наступила тишина.
– Догнали! – проворчал брат Опос.– Прощай наши собачки!
– Облачайтесь! – скомандовал Дорманож.– Это не зверь. Зверь не управился бы так быстро.
Увидев белые тени гончих, Данил шагнул за ствол и еще раз кашлянул, подражая рогатому прыгуну. И буквально через мгновение гончая пронеслась мимо, ловко развернулась – и увидела человека.
Меч сверкнул в воздухе и плашмя опустился на голову пса. Один есть. Вторая уже не замешкалась – с набега, с рычанием прыгнула на северянина. Ее учили брать не только зверя. Но есть разница между простолюдином и воином. И разница эта вспыхнула снопом искр в собачьей голове.
Данил мысленно похвалил себя. Оба гончака живы (жаль убивать таких прекрасных животных!), но очухаются не скоро.
Звук шагов со стороны лагеря. Светлорожденный прижался к стволу. Спустя полминуты он разглядел силуэт человека. Тот шел прямо к северянину. Данил не сразу сообразил, что хуридит просто идет за собаками. Светлорожденный бесшумно переместился вправо. Человек миновал его, не заметив. И оглушенного пса он тоже не заметил, хотя сам Данил прекрасно видел белый собачий бок. От хуридита несло страхом. Хорошо. Ночью страх превращает во врага любую тень. И превращает в тень настоящего врага. Второго пса хуридит заметил. Потому что споткнулся об него. Вскрикнув, ловчий тут же осекся и завертел головой. Затем присел и ощупал тело собаки. Но тут он почувствовал прикосновение металла к шее – и обмочился от страха.
– Кричи,– негромко произнес Данил.– Кричи – или умрешь.
– Снарядить арбалеты,– распорядился Дорманож.
– Пардов берем? – спросил брат Хар.
– Нет.
– Черные повязки? – понизив голос, спросил Опос.
– В лесу? – язвительно бросил Дорманож.
– Кто бы ни был – его следует проучить! – заявил брат Хар.– Мы – воинствующие монахи! И это наш лес!
– Э, кричал кто-кто? – перебил его Опос.
– Наш ловчий,– сказал Брат-Хранитель.– Хар, затуши костер.
Ловчий попытался крикнуть, но сдавленное ужасом горло только булькнуло. Данил убрал меч.
– Делай, что скажу,– и останешься в живых. Понял?
Хуридит кивнул.
– Брось пику.
Ловчий отшвырнул оружие.
– Теперь зови остальных.
– Господин…– хрюкнул хуридит.– Я…
– Кричи.– Меч снова коснулся шеи ловчего.
– Ваша святость! – хрипло выкрикнул тот.
– Громче!
– Ваша святость! – истошно завопил ловчий.– Ваша святость! Скорей сюды! Тута собаки побитыи! Ваша святость!
Услышав второй, отчетливый, вопль ловчего, брат Хар бросился на крик.
– Стоять! – рявкнул Дорманож.– Костер гаси!
– Ваша святость! Скорей! – донеслось из чащи.
Хар свирепо растоптал последние угольки. Теперь только свет молодой луны разгонял темноту.
– Останешься здесь,– приказал Брат-Хранитель следопыту.– Позовем – откликнешься. Хар, Опос, разойдитесь на тридцать шагов и обогните крикуна.
– Ловушка? – спросил брат Опос.
Ловчий продолжал надрываться.
– Возможно. Вперед!
Сам Брат-Хранитель выждал несколько минут, а затем двинулся прямо на голос. Страха он не испытывал. Хар прав: воинствующему монаху дюжина разбойников – тьфу! Но есть еще вчерашний старикашка и день безуспешного преследования неизвестно кого,– нет, Дорманожу все это определенно не нравилось.
Трое хуридитов двинулись в лес. Один остался. Рудж понял: пора. Успокаивая себя тем, что охотничьи парды не бросаются на людей без повода, кормчий двинулся к цели. Парды не спали. При приближении Руджа звери зарычали. Один потянулся вперед, насколько позволяла привязь, навис над кормчим.
– Спокойно, спокойно, малыш,– забормотал Рудж и поспешно сунул парду рукавицу.
Зверь ткнулся носом и заурчал. Жесткий язык с шорохом прошелся по холстине. Еще один пард подошел сбоку, пихнул, фыркнул в ухо, потянулся к рукавице. Первый щелкнул зубами: не лезь!
Осмелевший Рудж похлопал парда по спине, и – удача! – рука его наткнулась на луку седла.
И второй – тоже оседлан!
Кормчий набросил ремень на шею второго парда, перерезал привязь и прыгнул на спину первого зверя. Наклонился, нащупывая вторую привязь… услышал щелчок тетивы и тупой удар попавшей в цель стрелы. Пард завизжал, взвился в высоком прыжке. Кормчий полетел вниз, а пард с жалобным воем умчался прочь. Прежде, чем оглушенный кормчий пришел в себя, стрелявший прыгнул на него и ударил ножом в грудь.
Светлорожденный увидел Дорманожа шагов за двадцать. Брат-Хранитель северянина не заметил, поскольку тот сливался со стволом. И дыхания его хуридит тоже не услышал: при приближении монаха Данил перестал дышать. Но одну ошибку светлорожденный совершил. Воспитание не позволило Данилу убить хуридита внезапным ударом. Кроме того, Дорманож оставил шлем на поляне, и в темноте Данил принял монаха-воина за слугу. И, коснувшись клинком его шеи, скомандовал:
– Стой!
Светлорожденный понял свою ошибку, когда его меч звякнул о металл шейного выступа кирасы.
Дорманож отшиб оружие северянина латной рукавицей и рубанул собственным мечом. Данил успел защититься боевым браслетом, но левая рука его онемела – так силен оказался удар. Дорманож, выхватив кривой кинжал, попытался вспороть северянину живот. Данил отпрыгнул и, выигрывая время, веером раскрутил клинок. Затем – выпад, восходящее движение и резкий мах клинком вниз, к колену. Дорманож успел убрать ногу.
«Тысяча демонов! – изумился Данил.– Какой боец! Откуда он взялся?»
Точно такой же вопрос задал себе и Дорманож.
В темноте Данил не мог определить возраст противника, но по тому, как тот дышал, предположил: не так уж молод.
Вниз-поворот-прямой укол-скользящий-отвод-прыжок с режущим слева. Выкованный вагарами клинок пел негромкую песню и весело звенел, встречаясь с конгской сталью.
Данил поворотом кисти отвел встречный выпад, свободной рукой поймал запястье хуридита, резко повернул. Монах, вскрикнув, упал на колено… и ударил светлорожденного кинжалом, целясь в пах. Данил, не успевая парировать, выпустил руку противника, упал на спину, перекатился и встал на ноги. Кинжал хуридита распорол его штанину. По счастью, только ее. Но Данил понял: хуридита надо класть сейчас. Еще одна ошибка может оказаться необратимой. Светлорожденный отступил – и хуридит, разумеется, ринулся вперед. Шаг в сторону, меч Данила упал на траву, пальцы сомкнулись на правом запястье Дорманожа, поворот, рывок… Ноги хуридита оторвались от земли – миг – и он зарылся головой в мокрую листву. Светлорожденный вышиб у него меч (кинжал монах выронил) и придавил к земле. Теперь жизнь хуридита принадлежала Данилу.
Рудж услышал скрежет стали о сталь, ощутил боль в груди. Враг, прижав кормчего коленом к земле, долбил ножом, пытаясь продырявить кольчугу. Похоже, он не соображал, что делает, иначе уже давно перерезал бы северянину горло. Боль изгнала туман из головы кормчего, и Рудж врезал противнику коленом между ног. Попал! Кинжал в последний раз царапнул по кольчуге – и хуридит повалился на бок. Рудж поднялся, зашипев от боли в ушибленной спине. Вынул меч… Никто на него не нападал. Пардов схватка людей не заинтересовала. Они обнюхивали сброшенную кормчим рукавицу.
Рудж возблагодарил Повелителя Судеб, зацепил ремень, болтавшийся на шее одного парда, за седельную пружину второго и вскарабкался в седло. Пард рявкнул, щелкнул зубами, но получил по носу – и успокоился. Рудж хлопнул его между ушей: пошел, приятель. Оставались еще два парда, но кормчий решил: им с Данилом хватит и двух. Светлорожденный, конечно, забрал бы всех, но моряк не знал правил сухопутной войны, одно из которых гласило: ничего не оставляй врагу.
– Кто ты и почему преследуешь нас? – на аркинно спросил Данил.
– А ты, имперец, что ты делаешь на землях Братства? – задыхаясь (светлорожденный крепко приложил его оземь), проговорил Дорманож.
Дерзость спасла Брату-Хранителю жизнь. Перерезать горло столь умелому и отважному воину? Все равно что выпить залпом тридцатилетнее вино. Светлорожденный охотно вернул бы хуридиту меч и продолжил поединок. Но это удовольствие придется отложить. В конце концов, он затеял игру не ради истребления монахов, а о пардах Рудж наверняка уже позаботился. Один удар кулаком – и монах обмяк.
Лучше бы Данил его убил. Но светлорожденный не знал, кому оставляет жизнь. И он не был бы Данилом Русом, если бы поступил иначе.
На полпути к лагерю северянин наткнулся еще на одного монаха. Этот оказался попроще. Первым же выпадом светлорожденный проткнул хуридиту икру, надолго лишив возможности бегать.
В лагере хуридитов Данил обнаружил следопыта – скулящего на четвереньках – и пару оставленных Руджем пардов.
Светлорожденный посвистел, сунул каждому по куску вяленого мяса – и они поладили.
Итак, набег завершился успехом. В одном только светлорожденный сильно сомневался: найдет ли его друг дорогу к их собственной стоянке? Впрочем, последнее не так уж важно. Данил отыщет его сам.
Светлорожденный в очередной раз оказался прав. Отъехав от лагеря монахов на порядочное расстояние, Рудж понял, что понятия не имеет, куда держать путь. Поэтому поступил просто: расседлал пардов, а когда звери улеглись, втиснулся между ними и тут же заснул.
Разбудил его Данил. Он прибыл со всей их поклажей и пардами. Ругать кормчего за беспечность светлорожденный не стал: бесполезно.
Трех пардов, взятых в деревне, и одного из похищенных ночью – отпустили. Два под седлом и один вьючный – вполне достаточно для путешествия в несколько сотен миль. В отличном настроении друзья отправились в путь. А вот для Дорманожа и его подначальных утро оказалось куда менее приятным.
III
Отпущенный Данилом пард вер нулся к прежним хозяевам. И хвала Величайшему, иначе пришлось бы нести брата Хара на руках. Дорманож собственноручно, с подобающими молитвами, зашил рану, однако встать на проколотую ногу брат Хар не мог. Что-то важное перерезал в ноге проклятый имперский меч. В общем, взгромоздили бедного Хара на спину парда и тронулись. Прошли с милю. И решили дальше не идти. Следопыт скулил, что яйца распухли, ловчий дважды блевать ходил, да и самого Брата-Хранителя крепко отделал имперец. Ах, как он сражался! Чудо, что всех не прикончил. Воистину, чудо!