Мазова Наталия. Голос ночи

Мазова Наталия
Голос ночи

   Наталия МАЗОВА
   ГОЛОС НОЧИ
   
   Даэрону и... Маглору.
   Высокая женщина в черном выступила из тьмы, не торопясь подошла к костру. С первого взгляда было видно, что это одна из диких кошек Анхемар. Черная кожаная куртка перехвачена широким ремнем с заклепками, на котором висит короткий меч, высокие сапоги, темные волосы выбиваются из-под черного капюшона с оплечьем. На вид лет тридцать, хотя кто ее разберет, в такой темноте...
   Давно ходили слухи, что Повелительница Стрел любит, переодевшись простой лучницей, ходить от костра к костру и слушать, о чем болтают ополченцы, когда их не слышит начальство. Но на самом деле все было куда проще. Конечно, Лайгриле было лестно, когда надменные властители из Земель Ночи с почтением обращаются к ней "владетельная лоини", но... слишком уж тяготилась она их обществом. Ей, выросшей в горном роду, всю свою молодость болтавшейся по приграничным гарнизонам, всегда прямо говорившей все, что думает - так и не удалось привыкнуть к великосветской манере общения. Из всей командной верхушки армии Вэнтиса только с Кеасором она могла говорить как человек с человеком, а не как лоини Анхемар с властителем Запада. Поэтому после каждого военного совета, после нескольких часов напыщенных глупостей и борьбы самолюбий Лайгрилу, словно на свежий воздух, тянуло к этим кострам.
   Хейн вздрогнул, когда раздался негромкий спокойный голос женщины в черном:
   - Можно немного посидеть у вашего костра? Я вижу, у вас тут лютня ходит по кругу.
   Алвард ответил за всех:
   - Присаживайся, дева стрел... не знаю имени твоего...
   - Глорэс из личной сотни Владычицы, - она сняла боевые перчатки и засунула за пояс. Понятный всем жест дружелюбия - "в вашем кругу мне незачем браться за оружие".
   Кто-то протянул Лайгриле ломоть хлеба и закопченную вилку на длинной деревянной ручке, на которой аппетитно шипел свежезажаренный кусок мяса. Она поблагодарила кивком.
   Как же это было замечательно - сидеть вот так, глядя на звездное небо, вгрызаться в жестковатое, но такое вкусное мясо и слушать, как Алвард распевает незатейливую песенку ополченцев:
   Жизнь моя раздольная - горюшко в стакане,
   Кудри мои вылезли от переживаний...
   Мелькнуло на миг перед внутренним взором раздраженное лицо лоина Оромара, что-то пытающегося ей доказать - и исчезло без следа, лопнуло, как пузырь на воде. В такую минуту просто не думалось ни о чем дурном.
   ...Вот пойдут к Лайгриле, скажут - то да се,
   А она с работы выгонит, и все!
   Лайгрила улыбнулась одними уголками губ. Эту песню уже распевали обе стороны, только сторонники Синеглазого вместо ее имени пели: "вот пойдут к Правителю..." Да и почему бы ее не петь - не так уж велика разница между теми, кто обнажал мечи во славу Повелительницы Ночи и за Тонд для хиорнцев...
   Как и ожидалось, мы вломили всем...
   Утро зачиналось, светлое совсем.
   На войне с Правителем положил я голову
   Женка погорюет, выйдет за другого!
   Алвард кончил, и лютня тут же отправилась куда-то дальше. И вдруг резкие, четкие аккорды в клочья разорвали покой в душе Лайгрилы. Снова, в который раз, до боли знакомое: "По выжженной долине идем, чеканя шаг..." Однако... к обычному раздражению примешивалась какая-то непонятная тревога. И только когда песня кончилась, Лайгрила поняла, в чем дело: ТАК петь эту песню мог только ее автор. Это не мальчишка Левелл из Корма, а сила, равная ей самой...
   Затаив дыхание, Лайгрила подняла взгляд на певца. Голос Ночи... Если бы она увидела его днем, в толпе - ни за что бы не отметила своим вниманием. Обычный наемник-северянин, смуглое, довольно привлекательное лицо обрамлено вьющимися волосами - не длинными, как у Кеасора, а просто давно не стрижеными. Темные глаза дерзко поблескивают в свете костра. А одежда и вовсе не стоит внимания - так, какие-то обноски непонятного цвета.
   На секунду их глаза встретились. А затем Голос Ночи снова ударил по струнам лютни. Мрачная, суровая мелодия, но на этот раз в ней не издевка, а скрытый яростный накал. Никогда прежде не слышала Лайгрила этой песни.
   Смерть ждет любого героя,
   Власть и алчность - ничто перед ней.
   Нас же при жизни зароют,
   Погребут среди мрачных корней.
   Мы не в счет ни для тех, ни для этих,
   Износились - спешите в запас!
   Мы не бросили слова на ветер
   И отбросили в сторону нас!
   - Хейн, ты увлекся! - раздался чей-то обеспокоенный голос. - Здесь же Ее лучница! Остерегись!
   - А что мне с того? - насмешливо отозвался менестрель, не сбиваясь с ритма. И, вдруг, повернувшись к Лайгриле, запел следующий куплет, словно бросая обвинение ей в лицо:
   - Вам - все большие дороги,
   Нам - тропинки, и те по ночам.
   Вам - покровители-боги,
   Мы ж доверились только мечам!
   Да и сталь нас подводит нередко...
   Но привыкли мы горечь глотать:
   Пусть стреляем мы вовсе не метко,
   Но еще продолжаем стрелять!
   Лайгрила больше не могла глядеть в эти глаза. Ну что она могла возразить ему? Да и станет ли слушать ее возражения он, правый вечной правотой ограбленного? Горечь в голосе, яростная боль в мелодии...
   И на дорогу мы выйдем
   Ведь дорога не только для них!
   Там мы, конечно, погибнем
   Что ж, король завербует других!
   Нас никто никогда не забудет
   Ведь не помнили нас никогда,
   И пришли мы сюда ниоткуда,
   И уходим опять в никуда...
   Все кончилось внезапно - и лишь дерзкий взгляд Голоса Ночи по-прежнему жег лицо Лайгрилы.
   - Тебе надоела жизнь? - одними губами шепнул Алвард на ухо Хейну. - Она же немедленно расскажет кому надо, и беги не беги - ждет тебя легкая смерть. А может быть, и позорная!
   В ответ Хейн рассмеялся - чуть принужденно, как отметила Лайгрила, но все так же дерзко.
   - Не думаю, - проговорил он с расстановкой. - Ведь правда же, Владычица Анхемар, позорная смерть - слишком много за такую песню?
   Задыхаясь, Лайгрила резко вскочила на ноги. Капюшон давно упал с ее головы, и темные волосы рассыпались по плечам. Остальные сидевшие у костра, казалось, потеряли дар речи, только кто-то простонал: "Стальные Когти, рэссла вирз!"
   - Как ты меня узнал? - Лайгрила собрала в комок всю волю, чтобы овладеть собой. - Вроде бы мы не встречались прежде, Хейн Голос Ночи!
   Он тоже встал. Тень странной улыбки мелькнула на его лице - и исчезла без следа.
   - Я никогда не узнал бы тебя, Владычица, - заговорил он, если бы первый раз не увидел в таком же полумраке. Месяц назад на склоне Эреджтэрк я стоял в карауле, а ты прошла мимо меня, отправляя в разведку трех своих дев. Тебя окликнули, ты обернулась... И в свете факела я увидел женское лицо, прекраснее которого не встречал нигде, но такое гордое и суровое, словно навсегда застывшее на холоде мировой нелюбви. Я тогда подумал, что если бы среди кервитов были женщины - они должны бы выглядеть именно так.
   - Ты воистину менестрель именем Андсиры, - ответила Лайгрила в своей обычной манере, уже восстановив душевное равновесие. - Ты дивно сплетаешь слова, хотя это искусство всегда считалось привилегией женщин.
   - А разве не привилегией мужчин от века было защищать с оружием в руках интересы своего короля? - он так и рвался в бой, словно давно предчувствовал эту встречу. Но Лайгрила все еще пыталась не принять эту игру, уклониться, не отвечая ударом на удар.
   - Ты хочешь сказать, что все, что я делаю в долине Тонда не мое дело?
   - О, что ты, Владычица! Я всего лишь хочу сказать, что ни один настоящий мужчина не захочет, чтобы женщина сражалась за него, - Хейн выделил голосом слово "настоящий".
   - Это весьма похоже на оскорбление короля Вэнтиса, Лайгрила чуть усмехнулась. - Неужели ты не боишься за свою жизнь, менестрель?
   - Оскорбив короля, я, конечно, подвергаю опасности эту жизнь, но оскорбив женщину - жизнь будущую, - бесстрашно ответил Голос Ночи.
   Лайгрила ненадолго задумалась.
   - Твой язык, менестрель, так же остр, как и твой клинок, наконец сказала она. - Я же привыкла иметь дело с луком и стрелами, а не с лютней. Поэтому вот мое последнее слово: через три дня, на рассвете, ты вступишь в спор не со мной, но с Сайто Кетиаром, менестрелем Кеасора. Иначе я буду считать, что ты и вправду недостоин той жизни, которой так не дорожишь, - С этими словами она снова надвинула капюшон, ясно давая понять, что разговор окончен.
   - Вижу теперь, Владычица, что слухи о твоей справедливости - не преувеличение, - по голосу Хейна никак нельзя было понять, издевается он или говорит серьезно. Он отвесил Лайгриле легкий поклон: - Да - я приду.
   Лайгрила знала, что он придет. Слишком хорошо умела она разбираться в людях, чтобы усомниться.
   Вроде никто никого ни о чем не предупреждал, но к тому моменту, когда Эннор поднялся над вершиной Эреждтэрк и солнечные лучи заглянули в долину, где был разбит лагерь, все уже были в сборе. Тесным кругом стояли они на площади-не-площади, поляне-не-поляне между командных шатров, именуемой Кругом Совета. Крестоносцы и лучницы ждали.
   Лайгрила, как всегда во время совещаний, опустилась на огромный серый камень, Кеасор привычно встал у ее правого плеча. Сайто Кетиар уже стоял здесь, скрывая напряжение за презрительной усмешкой... а вот самой Кетиар что-то было не видать. Сколько ни скользил взгляд Повелительницы Стрел по толпе собравшихся, но ни разу не мелькнула в ней голова с волосами, скрытыми под алым шелком.
   "Интересно, а Ассэн придет?" - мимолетно подумала она. И в этот миг толпа на противоположном конце поляны зашевелилась, расступаясь. Краем глаза Лайгрила заметила, как Сайто сжался, словно перед решительным броском. В толпе образовался проход, и по нему спокойно и уверенно в середину круга вышел тот, кого вся Долина Тонда знала как Голос Ночи, и лишь немногие - как Хейна. Впервые Лайгрила могла ясно разглядеть при дневном свете этого дерзкого возмутителя спокойствия. А он, казалось, даже не смотрел в ее сторону, остановился прямо перед Сайто, и, вскинув руку, четко проговорил:
   - Рэ ванва! Я, Хейн по прозванию Голос Ночи, пришел сюда, чтобы вызвать тебя, Сайто-крестоносец, на песенный поединок по законам, принятым в Долквире.
   Ропот пробежал по кругу собравшихся: Хейн говорил с Сайто не как с высокородным, а как равный с равным, и произнося формулу вызова, не опустился перед менестрелем Кеасора на одно колено. Он слишком много позволял себе, этот Голос Ночи!
   Сегодня вся одежда Сайто была темно-серого цвета Вэйандолы. На плечо небрежно накинут черный плащ, а голову охватывает широкая золотая лента, концы которой лежат на его длинных, сильно вьющихся волосах как две солнечные змейки. И все же сегодня было, как никогда, видно, что в нем есть примесь дорисской крови: вроде и кожа достаточно светлая, но широкие губы, крупные черты лица, странный разрез темных глаз... Рядом с ним загорелый (а может быть, просто грязный) Голос Ночи выглядел почти красавцем, несмотря на то, что его вязаная туника, когда-то серая, а теперь бесцветно-белесая, была прожжена в двух местах, а кожаные штаны украшала свежая заплата. Но Лайгриле сразу же бросилась в глаза его лютня. Это был не расстроенный и поцарапанный инструмент, каких полно в палатках ополченцев, а великолепная лютня северной работы, покрытая темно-вишневым лаком.
   Сайто вынул меч из ножен и с размаху вонзил его в землю рядом с собой - на песенный поединок нельзя выходить с оружием.
   - Я, лоин Сайто Кетиар из Устья, принимаю твой вызов, Голос Ночи, менестрель наемников, - высокомерно ответил он. Твои условия?
   - Тебе известно, что ставка в этом поединке - моя жизнь. голос Хейна был спокоен и тверд. - Поэтому назвать условия твоя привилегия, менестрель крестоносцев.
   - Хорошо. Две песни, поем по очереди. Право первенства решает жребий.
   - Эн йе-о джалет! - Голос Ночи выхватил свой меч резким движением, но не вонзил в землю, а просто отбросил в сторону.
   Лайгрила поняла, что настал ее черед. Она поднялась со своего почетного места, держа над головой руку с зажатой в ней монетой Вэнтиса.
   - Клинок! - произнес Голос Ночи таким тоном, каким называют пароль.
   - Корона! - эхом отозвался Сайто.
   Лайгрила разжала руку. Золотая монета звякнула о камень и шесть голов тут же склонились к ней, но Кеасор опередил всех.
   - Корона, - хрипло сказал он.
   - Ты счастлив в игре,.. лоин Кетиар! - поклон, который отвесил сопернику Голос Ночи, трудно было назвать иначе как издевательским. - Тебе начинать!
   В эту минуту алая шелковая повязка мелькнула среди непокрытых голов. Все-таки Кетиар пришла взглянуть, как ее брат будет отстаивать свою честь перед этим... подстрекателем! Алая повязка на секунду отвлекла взор Лайгрилы, а когда она снова взглянула в круг, Сайто уже стоял в центре, и лютня - его, серебристая - висела у него на груди.
   - К вам обращаюсь, Владычица Анхемар и Владыка Кеасор! Гул толпы сразу смолк. - Да не будете вы пристрастны в своих суждениях и отдадите победу тому, чья она по праву!
   - Разве Владычица Анхемар - сама Андсира, что ты приписываешь ей высшую справедливость? - насмешливо возразил Голос Ночи.
   Сайто ничего на это не ответил. Его руки легли на лютню, и струны дрогнули. И Лайгрила тоже дрогнула - она сразу узнала эту гордую и тоскливую песню, любимую всеми крестоносцами:
   Я не чужой, я не святой,
   Меня мой грех не тяготит...
   Да, менестрелю Кеасора нельзя было отказать в уме - песни Голоса Ночи знала уже вся армия, и Сайто намеренно выбрал песню в том же стиле. Это был козырь, который не бьется.
   Меня любовь не берегла
   Я ей иное предпочел,
   Я пил из звездного котла
   И осенял себя мечом...
   Последний суровый аккорд замер над безмолвным Кругом Совета. Сайто поклонился Владыкам и ушел из круга, уступая место Голосу Ночи. Интересно, как тот будет выпутываться из этой ситуации - ведь "Наемники" или другая песня в этом роде сейчас будут просто неуместны!
   Хейн поднял руки вверх и лишь произнес тихо - но его услышали все: "Храни меня, Властная, и ты, Гэльдаин!"
   Из перебора струн родилась медленная мелодия, в которой были и насмешка, и вызов. Голос Ночи не торопился запеть, дразня слушателей целую минуту, и вдруг не то пропел, не то проговорил, удивляясь и издеваясь:
   Менестрель, а менестрель!
   А давай мы тебя...(небольшая пауза) уничтожим!
   И тогда, без сомнения, нам будет легче дышать
   о-о!
   Последний возглас Голоса Ночи стоном отозвался в ошеломленной толпе - и Лайгрила внезапно ясно осознала, что этот поединок Сайто проиграл еще в тот момент, когда она спровоцировала Хейна на этот вызов...
   Ох, люблю! Ох, люблю беззащитных прохожих!
   Вот убьем, и не будет никто наших дев отвлекать
   во!
   Случайно Лайгрила натолкнулась взглядом на Кетиар и увидела, что щеки у нее полыхают ярче повязки на голове. Ох не к добру это, ома-эдж Сира!
   А Голос Ночи, как ни в чем ни бывало, продолжал издеваться:
   Менестрель, а менестрель!
   Вот ты все время поешь о свободе, ведь так?
   А вот взять бы тебя, например, заковать в кандалы
   о-о!
   И живи, как посмешище в нашем народе...
   Или нет - лучше чисти до блеска котлы - во!
   Напряжение в толпе нарастало... Воистину, Голос Ночи при рождении был отмечен самой Андсирой - то, что он нахально проделывал на глазах у всех, было просто гениально...
   Ой, народ, все сюда! Посмотрите, он вынул мечишко!
   У любой из нас ножик длинней
   да он кервит, видать!..
   Он запнулся на полуслове и умолк: большой метательный нож вылетел из толпы и вонзился в землю у самых его сапог. И тут же раздался гневный, чуть хрипловатый женский голос:
   - Сайто! Я женщина и не имею права с ним драться - но и ты не мужчина, если до сих пор терпишь все это!
   - Я действительно вытерпел слишком много от этого наглеца! - Сайто резко повернулся к Голосу Ночи. - Но как ты, грязный наемник, смеешь публично оскорблять мою сестру?!
   - Видят Эннор на небе и Андсира на земле, - Хейн снова воздел руки к небу, - не я первым обнажил оружие в этом кругу! А что до твоей сестры - ты сам назвал ее, лоин Кетиар!
   Ах, вы же еще не знаете, Владычица! - он покосился на Лайгрилу. - Вчера Левелл из Корма снова был пойман у палаток ваших диких кошек. Согласно вашему приказу, его следовало гнать в шею - но мальчишка обнажил меч. И ваша пятисотница Кетиар... справилась, - лицо его перекосила презрительная усмешка. Предварительно наигравшись с ним, как кошка с мышью... последние слова он проговорил, торопясь, так как перед ним уже вырос Сайто с мечом в руке:
   - Защищайся, шут без чести и совести!
   - С удовольствием! - Голос Ночи одним прыжком добрался до своего клинка и в последнюю секунду ловко парировал удар.
   Все оцепенели - песенный поединок был одним из самых святых ритуалов Долквира. Лишь в смутных легендах сохранились воспоминания о том, как его оскверняли поднятием оружия, и уж никогда никто не слыхал о подобной схватке, ниспровергающей все законы и традиции!
   О том, что Кетиар с мечом не уступит Кетиару с лютней, знали все. Но сейчас силе и напору Сайто противостояли гибкость и ловкость его противника. Казалось, Голос Ночи даже не пытается атаковать, но ни один удар Кетиара не достигал цели. Менестрель наемников уходил легко, словно танцуя, и на пути меча Сайто оказывались то его собственный клинок, то рука, обернутая старым зеленовато-бурым плащом. Кетиару же его великолепный черный плащ только мешал.
   - Я впервые вижу столь совершенную школу Поречья, коснулся слуха Лайгрилы нервный шепот Кеасора. - Сайто, с его тондской выучкой, долго не продержится...
   И в этот самый момент менестрель крестоносцев, уже порядком измотанный своим противником, совершил ошибку. Голос Ночи сделал какое-то неуловимое движение - и серебряное шитье на рукаве Сайто окрасилось кровью. Толпа ахнула, и это вывело Лайгрилу из оцепенения. Начисто забыв про свое звание и про то, что ей уже давно не двадцать, она сорвалась с места и зеленой стрелой кинулась к дерущимся:
   - Остановитесь! Не надо, ... Хейн!
   Голос Ночи как раз отражал очередной удар Кетиара. Но крик Лайгрилы заставил дрогнуть его руку, конец меча прошел ниже, чем ему хотелось, и со всей силы полоснул Сайто по пальцам, не защищенным боевой перчаткой. Тот выронил меч, а Лайгрила уже стояла между ними, и взгляд ее, полный ужаса, метался от одного менестреля к другому.
   - Будь ты проклят, наемник! - Кетиар пытался обтереть кровь с раненой руки краем плаща, но она все равно капала на землю, и темные капли выделялись в пыли и вытоптанной, умирающей траве, как приговор Голосу Ночи. - Ты хоть понимаешь, что натворил?!
   - Я не хотел... - Вся дерзкая самоуверенность моментально слетела с Хейна, во взгляде застыло отчаяние. - Клянусь милосердием Гэльдаин, Владычица - я мог бы его убить, но искалечить руку другому менестрелю - на такое даже я не способен! Сегодня я и вправду заслужил смерть.
   - Смерть! - глухо отозвалось в толпе, и уже начали продвигаться вперед лучница Кетиар и несколько таких же, как она... Но Лайгрила шагнула вперед и заслонила собой менестреля.
   - Стойте! В том, что случился этот поединок, виновна лишь я, и он мой, а не ваш!
   Сколько раз за эти годы ей приходилось вот так стоять лицом к лицу с разъяренной толпой! Но впервые то, что она сейчас провозгласит, не будет воспринято как должно...
   - То, что он сделал с моим братом, хуже, чем смерть! глаза Кетиар были совершенно бешеными. - Мы повязаны кровью!
   - Дева стрел Кетиар, не Голос Ночи, а ты и твой брат первыми схватились за оружие на песенном поединке! - Это было сказано так, что даже неукротимой пятисотнице сделалось жутко. - Поэтому слушайте мой приговор. Властью, данной мне Андсирой и королем из дома Вэйанор, с этого часа в течение четырех дней Голос Ночи находится под моей рукой! По истечении их он будет объявлен вне закона - но лишь в пределах долины Тонда, от Каменных Колец на западе до владений Кети и границы с Эреджраэн на востоке. Эти четверо суток даются ему на то, чтобы покинуть эти места, но до тех пор никто, и в особенности ты, дева стрел Кетиар, не смеет причинить ему никакого вреда! Я, Лайгрила Анхемар, скаллоини-нэ-джельтар короля Вэнтиса, сказала - и да будет так!
   - Услышано и засвидетельствовано! - Пятисотница Энаннин Полуведьма, стоявшая в первом ряду, отсалютовала мечом своей владычице. Кеасор встал рядом с нею и повторил ее слова и жест.
   - А сейчас он уйдет отсюда, и уйдет невредимым, - Лайгрила произнесла эти слова и почувствовала, что силы вот-вот оставят ее.
   И тогда свершилось небывалое: дерзкий Голос Ночи, не желавший склоняться ни перед кем из Властителей Запада, опустился на одно колено перед Лайгрилой и поднес к губам край ее зеленого плаща. Так мог приветствовать только высокородный и только своего непосредственного властителя, которому присягал на верность. Затем он подхватил лютню, шагнул в толпу, которая расступилась перед ним, как перед прокаженным и быстро скрылся с места происшествия.
   Синеватые сумерки сползли в долину. Лайгрила сидела в своем шатре совершенно одна. Только что ушел Кеасор, и она осталась наедине со своими мрачными мыслями.
   С Кетиарами надо было что-то делать. Правда, брат уже и так был достаточно наказан всем происшедшим. Хальдок-целитель осмотрел его рану и нашел ее не такой уж опасной - порез был глубоким, но кость задета только на мизинце. Хотя ему пришлось долго повозиться, Хальдок клятвенно обещал, что по истечении двух или трех созвездий - на это уж воля одной Андсиры - Сайто будет владеть правой рукой так же свободно, как до поединка.
   Но вот сестра... Информация Голоса ночи полностью подтвердилась, и за одно это Кетиар заслуживала кары. А уж сотворенное сегодня... Но и нарушение приказа, и осквернение ритуала, если они не повлекли за собой слишком непоправимых последствий, на легкую смерть не тянули. Изгнание из армии? Кого угодно, только не Кетиар. Зная ее жестокость и мстительность, это означало существенно уменьшить надежду дожить до того дня, когда Ассэн узнает имя своего отца. Другую пятисотницу - Майлин или Гэйвин - Лайгрила не задумываясь, разжаловала бы в рядовые лучницы, но Кетиар все же была высокородной...
   Внутрь просунулась голова Оллаты - одной из девушек, стоявших в карауле у шатра.
   - Скаллоини, некий молодой властитель Севера желает говорить с вами.
   - Кто такой? - вскинулась Лайгрила.
   - Он не назвал себя, скаллоини. Утверждает, что вы хорошо его знаете.
   - Оружие при нем есть?
   - Только обычный длинный кинжал.
   - Ладно, - тяжело вздохнула Лайгрила, - пусть войдет.
   Он вошел и встал в центре шатра, так, чтобы свет упал на его лицо. Молодой стройный воин с кожей цвета темного серебра, как у многих северян, в темно-синей дорогой одежде, перехваченной серебряным поясом-цепью с кинжалом. Рубашка более светлая, оттенка морской волны, белоснежный плащ лежит на плечах, не скрывая серебристого ожерелья изумительной работы: две чайки с развернутыми крыльями, клювами друг к другу, вплетены в волнистые линии узора цепи.
   - Кто ты? - спросила Лайгрила и вдруг услышала в ответ знакомый насмешливый голос:
   - Значит, и ты не узнала, Владычица?
   Секунду Лайгрила стояла, отказываясь верить своим глазам, а потом выглянула из шатра и окликнула девушек:
   - Оллата, Эламин, вы обе свободны до полуночи. У меня важный разговор с этим человеком.
   Лучницы не заставили ее повторять дважды и удалились, весело переговариваясь. И только тогда Лайгрила посмела изумленно спросить:
   - Рэссла вирз, неужели это ты, Хейн?
   - С твоего позволения, Владычица - Хейнед Рондмар из Ирганто. Тебя это удивляет? Тем не менее, это мое настоящее имя, - он усмехнулся, и эта усмешка вдруг поставила все на свои места. Перед Лайгрилой был все тот же Голос Ночи, несмотря на металлический пояс высокородного, ожерелье и темную переливающуюся ленту через лоб.
   - Зачем же ты скрывал это имя, если оно твое по праву?
   Он, не дожидаясь приглашения, опустился рядом с нею на подушки.
   - Долгая история, но ты, Владычица, заслужила право ее услышать. Я был старшим сыном в семье прибрежного властителя из Ирганто, и чем старше становился, тем больше отец подозревал, что я не его сын. Отец внешностью был истинный Властитель Запада, а я... сама видишь. Мое появление на свет связывалось с одним капитаном, который как раз в ту пору был вхож в его дом. Да и характер мой отцу всегда не нравился...
   Когда мне было шестнадцать, у меня появился брат - до этого была только сестра, моложе меня. А когда мне исполнилось двадцать, отец лишил меня наследства в пользу братишки, по официальной версии - за дела с пиратами и участие в их экспедициях. Но все это было ложью - корабль, на котором я плавал в Кайтомару и на Солнечное взморье, не был пиратским. А правда была мне хорошо известна...
   Тогда-то я и надел фиолетовый плащ воина Сиры. Да, Владычица, как это ни странно, но и я был крестоносцем. Всем в Землях Ночи хорошо известно, как легко в долине Тонда делаются имена, состояния, карьеры... а как у ведьм обстоят дела с истинной верой, меня поначалу не слишком-то волновало. Два года я бесчинствовал на побережье в составе конников Аренна Ласдора. Но постепенно я стал прозревать. Если дело обстояло, как уверяли меня, во власти ведьм-еретичек - то почему воины Сиры не покинули долину Тонда вскоре после того, как пал последний оплот Хозяйки Димерл? Неужели Правителю Эланару было не под силу править Дорисом без помощи дома Вэйанор? И когда я окончательно понял, что ведьмы давно не являются силой и последние пятнадцать лет Вэнтис воюет со свободным Хиорном тогда я дезертировал. А еще через полгода в отрядах ополчения, подчиненных лоину Кеасору, объявился менестрель Хейн, простой наемник без имени рода...