Страница:
- Как вы смеете бить женщину, - заорал я, и, одним ударом отключив того, что помоложе, рубанул другого по руке, удерживающей женщину за волосы. Когда он с криком боли обернулся ко мне, я захватил его за голову и за шею и с наслаждением шмякнул несколько раз головой об стену, так, как он проделывал это со своей жертвой. Мужчина вырубился, и я, отпустив его безвольно обрушившееся на асфальт тело, переключил внимание на женщину.
Она, вся в крови, скорчившись, лежала на земле, подвывая от страха.
- Не бойтесь, все закончилось, давайте я вам помогу, - мягко, стараясь не испугать ее еще больше, сказал я.
Я подхватил женщину под мышки и приподнял ее. Она встала на ноги, потрясла головой, приходя в себя, а затем окинула взглядом поле битвы, украшенное неподвижными телами ее обидчиков. Затем женщина повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. Меня, ожидавшего по меньшей мере слова "спасибо", поразила дикая звериная ненависть, исказившая ее черты, а затем женщина, издав сдавленный вопль ярости, с неожиданной для ее комплекции и состояния силой бросилась на меня. Ее атака застала меня врасплох. Ногти рассвирепевшей фурии вцепились мне в лицо и, прежде чем я успел перехватить ее запястья, расцарапали его сверху донизу.
- Подонок! Негодяй! Грязный ублюдок! - вопила женщина. - Ты убил моего мужа и моего сына!
Ненависть придала ей силы, и она принялась со всей дури лупить меня ногами. Единственное, что мне оставалось, - это плотно прижать ее к себе таким образом, чтобы ее конечности не могли причинить мне особого вреда. Так мы стояли, обнявшись, женщина вопила и бесновалась в моих руках, а я прикидывал, как мне избавиться от нее наиболее безболезненным для нее способом. Наконец я резким движением оторвал ее от себя, оттолкнул в сторону и со всех ног пустился бежать к автовокзалу, а вслед мне неслись ругательства и проклятья.
- Что с тобой произошло? Такое впечатление, что ты побывал в когтях у льва, - сказала Лин, окидывая меня критическим взором.
Моя одежда была заляпана кровью женщины, кровь продолжала сочиться из глубоких царапин на лице, и, прямо скажем, выглядел я не самым лучшим образом.
- Еще хуже, - пожаловался я. - Я побывал в когтях у женщины!
Ситуация откровенно забавляла мою прекрасную кореянку.
- У женщины? - с нарочитым удивлением протянула она. - Что же ты такого сотворил, чтобы довести ее до подобного состояния?
- Боюсь, ей не понравились мои комплименты, - пошутил я. - Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы остановить кровотечение, а я тем временем расскажу тебе всю историю.
Пару часов спустя я, в чистой одежде, сытый, умытый и тщательным образом продезинфецированный, лежал на широкой дощатой кровати, а Лин, грациозно вытянувшаяся рядом, ласкала кончиками пальцев мою грудь.
- Вот что значит не слушаться советов Учителя, - сокрушенно сказал я, все еще не в силах забыть о пережитом потрясении. - Ведь он предупреждал, что я не должен вмешиваться в посторонние драки, разыгрывая из себя благородного рыцаря, поскольку это не мое дело. Теперь я понимаю, что он был прав, но я не мог спокойно смотреть, как двое мужчин избивают слабую женщину.
- Судя по тому, как ты выглядишь, ее трудно назвать слабой, - скептически заметила кореянка. - Еще не известно, что она сделала мужу и сыну, чтобы заслужить подобную трепку. Возможно, они имели на то все основания.
- Что бы она ни сделала, они не имели права избивать ее подобным образом, - возразил я. - Это противоречит любым нормам гуманности.
- За подобные слова феминистки могли бы разорвать тебя на куски, - покачала головой Лин. - Их бы смертельно обидело то, что ты без малейших угрызений совести способен избить мужчину до полусмерти, но в то же время считаешь, что бить женщину - негуманно, поскольку она - существо слабое и беззащитное.
- Я против феминизма, - заметил я. - На меня производит тягостное впечатление, когда женщина пытается доказать, что она более мужчина, чем самый крутой мужик. В этом есть что-то патологическое.
- Это твоя ахиллесова пята, - сказала кореянка. - Установка о том, что ты должен быть рыцарем и что ты не имеешь права бить женщину, сидит в тебе слишком глубоко, и это может помешать тебе быть хорошим бойцом.
- В случае, если женщина неожиданно нападет на меня, я буду защищаться так же, как защищался бы, если бы моим противником был мужчина, - пожал плечами я. - Но это не значит, что мне нравится бить женщин.
- Ты хочешь сказать, что тебе нравится бить мужчин? - провокационно улыбнулась Лин.
- Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится никого бить, - я почему-то почувствовал себя обиженным. - Я изучаю боевые искусства не для того, чтобы бить кого-то, а чтобы уметь профессионально защитить себя от нападения.
- Я расскажу тебе притчу, - неожиданно предложила кореянка.
- Как ты думаешь, если бы ты оказался на месте Непобедимого, смог бы ты мгновенно среагировать и разрубить прекрасную незнакомку пополам? - спросила она.
- Не знаю, - признался я. - Боюсь, что я не сумел бы принять мгновенное решение. Я мог бы замешкаться.
- И это стоило бы тебе жизни, - серьезно произнесла кореянка.
- Но ведь это всего лишь притча, - сказал я. - В наше время не так уж легко встретить черта, принявшего облик прекрасной женщины.
- Ты пытаешься шутить, но воины жизни не шутят с такими вещами, - заметила Лин. - Возможно, ты не знаешь этого, но большая часть профессиональных убийц - это с виду хрупкие и нежные женщины, и среди них нередко встречаются даже дети. Эти убийцы особенно опасны, поскольку обычно никому не приходит в голову заподозрить их.
- Учитель упоминал об этом, - вынужден был признать я. - Но, поскольку за мной не так часто охотятся профессиональные убийцы, я как-то не придал этому особого значения.
- Идущий по пути случая на случай не полагается, - многозначительно произнесла Лин. - Пора тебе избавиться от излишней сентиментальности по отношению к женщине и перестать считать ее слабым существом, нуждающимся в твоей защите. Ты должен воспринимать ее с тем же уважением, с каким ты относишься к мужчине.
- Не так просто в один момент избавиться от убеждений, которые стали частью меня, - сказал я.
- Тебе уже приходилось менять свои убеждения. Вспомни, как ты выправлял искаженные кирпичики твоей модели мира.
- Да, но в том случае я избавлялся от негативных чувств, которые были последствием пережитого потрясения, - возразил я. - Это совсем другое дело.
- Тебе удалось преодолеть свое отвращение к Веронике [2], но ты так и не сумел избавиться от угрызений совести за то, что ударил ее, - обвиняющим тоном произнесла кореянка. - Угрызения совести - это тоже негативные чувства.
- Ты права, - снова вынужден был признать я. - Как я могу исправить положение?
- Так же, как ты избавился от страха и отвращения по отношению к этой девушке - с помощью медитации осознания, - сказала Лин. - Тебе придется перестроить еще один искаженный кирпичик твоей модели мира и научиться проводить грань между женщиной и противником и относиться к женщине так, как ты отнесся бы к противнику-мужчине. Когда ты вступаешь в смертельный бой с мужчиной, ты ведь не думаешь о его половой принадлежности, или о его семье, или о его личностных качествах? Для тебя не важно, что представляет из себя человек, который хочет тебя убить. Ты знаешь лишь одно - перед тобой противник. Однако когда речь идет о женщине, вступает в силу внутренний запрет, заложенный в тебя с детства. Подсознательно ты отождествляешь женщину с образом матери и возлюбленной, с образом благородного и священного существа, которому ты не можешь причинить вред. И даже если ситуация вынудит тебя ударить женщину, ты будешь страдать от чувства вины. Это неправильно. Так быть не должно.
- Ты, как всегда, права, - я нежно поцеловал возлюбленную в губы. - Пожалуй, мне пришла пора стать настоящим мужчиной и лупить тебя три раза в день, чтобы ты не слишком зазнавалась.
Лин расхохоталась.
- Что ж, я дам тебе такую возможность, - произнесла она.
- В самом деле?
Кореянка соскочила с кровати.
- Пойдем во двор, - сказала она и, не оглядываясь, проскользнула за дверь.
Я, немного удивленный, неторопливо поднялся и последовал за ней. Мы оказались на небольшом внутреннем дворике, скрытом от соседских глаз домом и хозяйственными пристройками.
- Ударь меня, - предложила Лин.
- Зачем? - удивился я.
- Потому что я этого хочу.
- Но зато я не хочу тебя бить.
- Конечно, - издевательски произнесла она. - Для этого у тебя кишка тонка.
- Ты что, действительно этого хочешь? - спросил я, просто чтобы протянуть время.
- Ударь меня со всего маху! - злым и жестким голосом потребовала кореянка.
Я замешкался, и тут она влепила мне такую оплеуху, что искры посыпались у меня из глаз.
- Защищайся! - закричала Лин, нанося мне новый удар. - Сейчас перед тобой не женщина, перед тобой противник!
Я почти автоматически успел сблокировать следующий удар, но Лин, совершив обманное движение, сделала подсечку и я грохнулся на землю.
Злой и растерянный, я вскочил на ноги.
Учитель говорил мне, что Лин - прекрасный боец, но до сих пор нам не доводилось сходиться в рукопашной схватке. Хотя она была высокого роста, особенно по корейским меркам, но весила в два раза меньше меня, и я понял, что подсознательно считал, что она не смогла бы тягаться со мной в рукопашной схватке. Я ошибался.
Техника моей возлюбленной была безупречной. Легкая и быстрая, как ртуть, она обладала исключительной физической силой.
Лин вновь атаковала меня. Во мне еще теплилось подсознательное желание лишь защищаться, не атакуя, чтобы не причинить ей боли, но вскоре я убедился, что более слабым существом в этом поединке был именно я и, похоже, Лин не собиралась щадить меня.
Она стремительно перемещалась по площадке, осыпая меня градом ударов, подкрепленных болевыми захватами за волосы и кожу и точечными ударами в болевые зоны. Я явно проигрывал, и проснувшаяся во мне мужская гордость не могла этого допустить.
Я включился в бой в полную силу, как если бы я дрался с Учителем. Теперь перевес Лин был менее заметен, но как только я чуть расслаблялся, она, не упуская возможности, наказывала меня резкими и болезненными ударами. Наша борьба становилась все более яростной, и наступил момент, когда я, взглянув на Лин, действительно позабыл о том, что передо мной женщина, которую я люблю. Я пытался противостоять сильнейшему спарринг-партнеру, и образ женщины растворился и исчез, уступив место образу жестокого и опытного противника.
- Все, хватит, - подняла руки вверх кореянка, увернувшись от моего очередного удара.
Я сел на землю, стараясь отдышаться.
- Ну и задала же ты мне трепку! - с восхищением произнес я. - Я знал, что ты хорошо дерешься, но даже не подозревал, насколько здорово ты это делаешь.
Лин усмехнулась.
- Теперь ты изменил свое мнение о женщинах?
- На интеллектуальном уровне - да, но в глубине души я не могу считать тебя обыкновенной женщиной. Ты для меня - само совершенство, ты принадлежишь к совершенно другой культуре, и, кроме того, ты - последователь Спокойных, так что мне трудно обобщить мой опыт с тобой и сделать его частью своей модели мира.
- Не беспокойся, с помощью медитации осознания ты сможешь перестроить свой взгляд на женщин, - подмигнула мне кореянка.
Мы вернулись во времянку.
- Ты должен начать упражнение прямо сейчас, пока воспоминания о нашем поединке свежи в твоей памяти, - сказала Лин. - Выполни медитацию воспоминаний и переместись назад по линии жизни в "первый кирпичик Вероники", а затем замедли время и полностью восстанови свои ощущения в момент, когда ты ударил ее, и затем, когда ты осознал, что ударил женщину.
Поскольку незадолго до этого разговора я выполнял упражнения по выправлению искаженных кирпичиков модели мира, это было нетрудно сделать. Даже без указаний Лин я знал, как я должен поступить, чтобы изменить вредную для воина установку.
Восстановив в ощущениях нужный отрезок времени, я переместился в позицию стороннего наблюдателя и выполнил медитацию осознания, внедрив в свою модель мира новый опыт, заставивший меня произвести переоценку ценностей. В этом новом опыте женщина могла быть как символом женственности, так и жестоким и беспощадным врагом.
Сохранив осознание этого ощущения, я снова переместился внутрь "первого кирпичика Вероники", но мой жизненный опыт теперь был иным. Моя реакция была самой естественной неосознанной реакцией на неожиданную агрессию, и в этом не было ничего ужасного или постыдного. Я почувствовал, как прежнее восприятие ситуации уплывает назад по нити жизни, угасая и растворяясь в бесконечности.
Угрызения совести больше не терзали меня. Мое новое ощущение себя было таким непривычным, что я попытался вернуться к своему прежнему осознанию. В ностальгическом порыве вернуть утраченные иллюзии детства я неожиданно для себя самого попытался воспроизвести его, но оно ускользало, как льдинка, тающая на раскаленной сковородке.
Мне вдруг вспомнились слова Лин:
- То, как ты реагируешь на женщину, должно определяться лишь контекстом данного момента. Старайся использовать лучшее, что в ней есть, и мягко обходи острые углы, но никогда не проецируй на нее своих ожиданий.
Хотя в тот момент речь шла совсем о другом, лишь сейчас я осознал важность заключительной части фразы; "Никогда не проецируй на нее своих ожиданий".
Я попробовал представить себе какую-то абстрактную женщину. Перед моим внутренним взором возник неясный расплывчатый образ. Я не знал, кто эта женщина, чего она хочет и что я мог бы ожидать от нее в следующий момент.
Мое восприятие ее было ровным и чистым, как белый лист, на котором жизнь должна была оставить свои отметки. Я ничего не проецировал на нее. Я просто ждал.
- Вот видишь, ты это сделал, - прошептала Лин, всем телом прижимаясь ко мне.
Глава 10
Она, вся в крови, скорчившись, лежала на земле, подвывая от страха.
- Не бойтесь, все закончилось, давайте я вам помогу, - мягко, стараясь не испугать ее еще больше, сказал я.
Я подхватил женщину под мышки и приподнял ее. Она встала на ноги, потрясла головой, приходя в себя, а затем окинула взглядом поле битвы, украшенное неподвижными телами ее обидчиков. Затем женщина повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. Меня, ожидавшего по меньшей мере слова "спасибо", поразила дикая звериная ненависть, исказившая ее черты, а затем женщина, издав сдавленный вопль ярости, с неожиданной для ее комплекции и состояния силой бросилась на меня. Ее атака застала меня врасплох. Ногти рассвирепевшей фурии вцепились мне в лицо и, прежде чем я успел перехватить ее запястья, расцарапали его сверху донизу.
- Подонок! Негодяй! Грязный ублюдок! - вопила женщина. - Ты убил моего мужа и моего сына!
Ненависть придала ей силы, и она принялась со всей дури лупить меня ногами. Единственное, что мне оставалось, - это плотно прижать ее к себе таким образом, чтобы ее конечности не могли причинить мне особого вреда. Так мы стояли, обнявшись, женщина вопила и бесновалась в моих руках, а я прикидывал, как мне избавиться от нее наиболее безболезненным для нее способом. Наконец я резким движением оторвал ее от себя, оттолкнул в сторону и со всех ног пустился бежать к автовокзалу, а вслед мне неслись ругательства и проклятья.
- Что с тобой произошло? Такое впечатление, что ты побывал в когтях у льва, - сказала Лин, окидывая меня критическим взором.
Моя одежда была заляпана кровью женщины, кровь продолжала сочиться из глубоких царапин на лице, и, прямо скажем, выглядел я не самым лучшим образом.
- Еще хуже, - пожаловался я. - Я побывал в когтях у женщины!
Ситуация откровенно забавляла мою прекрасную кореянку.
- У женщины? - с нарочитым удивлением протянула она. - Что же ты такого сотворил, чтобы довести ее до подобного состояния?
- Боюсь, ей не понравились мои комплименты, - пошутил я. - Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы остановить кровотечение, а я тем временем расскажу тебе всю историю.
Пару часов спустя я, в чистой одежде, сытый, умытый и тщательным образом продезинфецированный, лежал на широкой дощатой кровати, а Лин, грациозно вытянувшаяся рядом, ласкала кончиками пальцев мою грудь.
- Вот что значит не слушаться советов Учителя, - сокрушенно сказал я, все еще не в силах забыть о пережитом потрясении. - Ведь он предупреждал, что я не должен вмешиваться в посторонние драки, разыгрывая из себя благородного рыцаря, поскольку это не мое дело. Теперь я понимаю, что он был прав, но я не мог спокойно смотреть, как двое мужчин избивают слабую женщину.
- Судя по тому, как ты выглядишь, ее трудно назвать слабой, - скептически заметила кореянка. - Еще не известно, что она сделала мужу и сыну, чтобы заслужить подобную трепку. Возможно, они имели на то все основания.
- Что бы она ни сделала, они не имели права избивать ее подобным образом, - возразил я. - Это противоречит любым нормам гуманности.
- За подобные слова феминистки могли бы разорвать тебя на куски, - покачала головой Лин. - Их бы смертельно обидело то, что ты без малейших угрызений совести способен избить мужчину до полусмерти, но в то же время считаешь, что бить женщину - негуманно, поскольку она - существо слабое и беззащитное.
- Я против феминизма, - заметил я. - На меня производит тягостное впечатление, когда женщина пытается доказать, что она более мужчина, чем самый крутой мужик. В этом есть что-то патологическое.
- Это твоя ахиллесова пята, - сказала кореянка. - Установка о том, что ты должен быть рыцарем и что ты не имеешь права бить женщину, сидит в тебе слишком глубоко, и это может помешать тебе быть хорошим бойцом.
- В случае, если женщина неожиданно нападет на меня, я буду защищаться так же, как защищался бы, если бы моим противником был мужчина, - пожал плечами я. - Но это не значит, что мне нравится бить женщин.
- Ты хочешь сказать, что тебе нравится бить мужчин? - провокационно улыбнулась Лин.
- Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится никого бить, - я почему-то почувствовал себя обиженным. - Я изучаю боевые искусства не для того, чтобы бить кого-то, а чтобы уметь профессионально защитить себя от нападения.
- Я расскажу тебе притчу, - неожиданно предложила кореянка.
Один черт решил прославиться, победив в поединке самого искусного воина во всей Поднебесной, которого народ окрестил Непобедимым.Лин лукаво посмотрела на меня.
Послал он к воину гонца с вызовом на бой, а сам на месте будущего поединка понастроил ям и ловушек, чтобы с их помощью одержать верх.
Однако гонец вернулся ни с чем, так как Непобедимый велел передать черту следующее:
- Следуя по пути Случая, я не отвечаю на вызов, а лишь на нападение, поэтому я и непобедим.
Решил тогда нечистый напасть на воина во время сна, но так и не улучил удобной минуты - воин всегда был настороже.
Думал-думал черт и превратился в красивую женщину, надел боевые доспехи, шлем с маской и отправился искать воина.
Как увидел нечистый Непобедимого, набросился он на него, но лишь скрестили они оружие, как упал шлем с головы черта и предстала перед ним женщина неописуемой красоты.
Многих умелых бойцов побеждал черт этим приемом, но в этот раз ему не повезло. Ударил воин нечистого по голове, да так, что тот на куски развалился.
Не знал глупый черт, что Непобедимый оттого и непобедим, что в бою он с одинаковой яростью и умением сражается с любым соперником, и что, даже если враг примет образ младенца, разящий удар не станет слабее, ибо идущий по пути случая на случай не полагается.
- Как ты думаешь, если бы ты оказался на месте Непобедимого, смог бы ты мгновенно среагировать и разрубить прекрасную незнакомку пополам? - спросила она.
- Не знаю, - признался я. - Боюсь, что я не сумел бы принять мгновенное решение. Я мог бы замешкаться.
- И это стоило бы тебе жизни, - серьезно произнесла кореянка.
- Но ведь это всего лишь притча, - сказал я. - В наше время не так уж легко встретить черта, принявшего облик прекрасной женщины.
- Ты пытаешься шутить, но воины жизни не шутят с такими вещами, - заметила Лин. - Возможно, ты не знаешь этого, но большая часть профессиональных убийц - это с виду хрупкие и нежные женщины, и среди них нередко встречаются даже дети. Эти убийцы особенно опасны, поскольку обычно никому не приходит в голову заподозрить их.
- Учитель упоминал об этом, - вынужден был признать я. - Но, поскольку за мной не так часто охотятся профессиональные убийцы, я как-то не придал этому особого значения.
- Идущий по пути случая на случай не полагается, - многозначительно произнесла Лин. - Пора тебе избавиться от излишней сентиментальности по отношению к женщине и перестать считать ее слабым существом, нуждающимся в твоей защите. Ты должен воспринимать ее с тем же уважением, с каким ты относишься к мужчине.
- Не так просто в один момент избавиться от убеждений, которые стали частью меня, - сказал я.
- Тебе уже приходилось менять свои убеждения. Вспомни, как ты выправлял искаженные кирпичики твоей модели мира.
- Да, но в том случае я избавлялся от негативных чувств, которые были последствием пережитого потрясения, - возразил я. - Это совсем другое дело.
- Тебе удалось преодолеть свое отвращение к Веронике [2], но ты так и не сумел избавиться от угрызений совести за то, что ударил ее, - обвиняющим тоном произнесла кореянка. - Угрызения совести - это тоже негативные чувства.
- Ты права, - снова вынужден был признать я. - Как я могу исправить положение?
- Так же, как ты избавился от страха и отвращения по отношению к этой девушке - с помощью медитации осознания, - сказала Лин. - Тебе придется перестроить еще один искаженный кирпичик твоей модели мира и научиться проводить грань между женщиной и противником и относиться к женщине так, как ты отнесся бы к противнику-мужчине. Когда ты вступаешь в смертельный бой с мужчиной, ты ведь не думаешь о его половой принадлежности, или о его семье, или о его личностных качествах? Для тебя не важно, что представляет из себя человек, который хочет тебя убить. Ты знаешь лишь одно - перед тобой противник. Однако когда речь идет о женщине, вступает в силу внутренний запрет, заложенный в тебя с детства. Подсознательно ты отождествляешь женщину с образом матери и возлюбленной, с образом благородного и священного существа, которому ты не можешь причинить вред. И даже если ситуация вынудит тебя ударить женщину, ты будешь страдать от чувства вины. Это неправильно. Так быть не должно.
- Ты, как всегда, права, - я нежно поцеловал возлюбленную в губы. - Пожалуй, мне пришла пора стать настоящим мужчиной и лупить тебя три раза в день, чтобы ты не слишком зазнавалась.
Лин расхохоталась.
- Что ж, я дам тебе такую возможность, - произнесла она.
- В самом деле?
Кореянка соскочила с кровати.
- Пойдем во двор, - сказала она и, не оглядываясь, проскользнула за дверь.
Я, немного удивленный, неторопливо поднялся и последовал за ней. Мы оказались на небольшом внутреннем дворике, скрытом от соседских глаз домом и хозяйственными пристройками.
- Ударь меня, - предложила Лин.
- Зачем? - удивился я.
- Потому что я этого хочу.
- Но зато я не хочу тебя бить.
- Конечно, - издевательски произнесла она. - Для этого у тебя кишка тонка.
- Ты что, действительно этого хочешь? - спросил я, просто чтобы протянуть время.
- Ударь меня со всего маху! - злым и жестким голосом потребовала кореянка.
Я замешкался, и тут она влепила мне такую оплеуху, что искры посыпались у меня из глаз.
- Защищайся! - закричала Лин, нанося мне новый удар. - Сейчас перед тобой не женщина, перед тобой противник!
Я почти автоматически успел сблокировать следующий удар, но Лин, совершив обманное движение, сделала подсечку и я грохнулся на землю.
Злой и растерянный, я вскочил на ноги.
Учитель говорил мне, что Лин - прекрасный боец, но до сих пор нам не доводилось сходиться в рукопашной схватке. Хотя она была высокого роста, особенно по корейским меркам, но весила в два раза меньше меня, и я понял, что подсознательно считал, что она не смогла бы тягаться со мной в рукопашной схватке. Я ошибался.
Техника моей возлюбленной была безупречной. Легкая и быстрая, как ртуть, она обладала исключительной физической силой.
Лин вновь атаковала меня. Во мне еще теплилось подсознательное желание лишь защищаться, не атакуя, чтобы не причинить ей боли, но вскоре я убедился, что более слабым существом в этом поединке был именно я и, похоже, Лин не собиралась щадить меня.
Она стремительно перемещалась по площадке, осыпая меня градом ударов, подкрепленных болевыми захватами за волосы и кожу и точечными ударами в болевые зоны. Я явно проигрывал, и проснувшаяся во мне мужская гордость не могла этого допустить.
Я включился в бой в полную силу, как если бы я дрался с Учителем. Теперь перевес Лин был менее заметен, но как только я чуть расслаблялся, она, не упуская возможности, наказывала меня резкими и болезненными ударами. Наша борьба становилась все более яростной, и наступил момент, когда я, взглянув на Лин, действительно позабыл о том, что передо мной женщина, которую я люблю. Я пытался противостоять сильнейшему спарринг-партнеру, и образ женщины растворился и исчез, уступив место образу жестокого и опытного противника.
- Все, хватит, - подняла руки вверх кореянка, увернувшись от моего очередного удара.
Я сел на землю, стараясь отдышаться.
- Ну и задала же ты мне трепку! - с восхищением произнес я. - Я знал, что ты хорошо дерешься, но даже не подозревал, насколько здорово ты это делаешь.
Лин усмехнулась.
- Теперь ты изменил свое мнение о женщинах?
- На интеллектуальном уровне - да, но в глубине души я не могу считать тебя обыкновенной женщиной. Ты для меня - само совершенство, ты принадлежишь к совершенно другой культуре, и, кроме того, ты - последователь Спокойных, так что мне трудно обобщить мой опыт с тобой и сделать его частью своей модели мира.
- Не беспокойся, с помощью медитации осознания ты сможешь перестроить свой взгляд на женщин, - подмигнула мне кореянка.
Мы вернулись во времянку.
- Ты должен начать упражнение прямо сейчас, пока воспоминания о нашем поединке свежи в твоей памяти, - сказала Лин. - Выполни медитацию воспоминаний и переместись назад по линии жизни в "первый кирпичик Вероники", а затем замедли время и полностью восстанови свои ощущения в момент, когда ты ударил ее, и затем, когда ты осознал, что ударил женщину.
Поскольку незадолго до этого разговора я выполнял упражнения по выправлению искаженных кирпичиков модели мира, это было нетрудно сделать. Даже без указаний Лин я знал, как я должен поступить, чтобы изменить вредную для воина установку.
Восстановив в ощущениях нужный отрезок времени, я переместился в позицию стороннего наблюдателя и выполнил медитацию осознания, внедрив в свою модель мира новый опыт, заставивший меня произвести переоценку ценностей. В этом новом опыте женщина могла быть как символом женственности, так и жестоким и беспощадным врагом.
Сохранив осознание этого ощущения, я снова переместился внутрь "первого кирпичика Вероники", но мой жизненный опыт теперь был иным. Моя реакция была самой естественной неосознанной реакцией на неожиданную агрессию, и в этом не было ничего ужасного или постыдного. Я почувствовал, как прежнее восприятие ситуации уплывает назад по нити жизни, угасая и растворяясь в бесконечности.
Угрызения совести больше не терзали меня. Мое новое ощущение себя было таким непривычным, что я попытался вернуться к своему прежнему осознанию. В ностальгическом порыве вернуть утраченные иллюзии детства я неожиданно для себя самого попытался воспроизвести его, но оно ускользало, как льдинка, тающая на раскаленной сковородке.
Мне вдруг вспомнились слова Лин:
- То, как ты реагируешь на женщину, должно определяться лишь контекстом данного момента. Старайся использовать лучшее, что в ней есть, и мягко обходи острые углы, но никогда не проецируй на нее своих ожиданий.
Хотя в тот момент речь шла совсем о другом, лишь сейчас я осознал важность заключительной части фразы; "Никогда не проецируй на нее своих ожиданий".
Я попробовал представить себе какую-то абстрактную женщину. Перед моим внутренним взором возник неясный расплывчатый образ. Я не знал, кто эта женщина, чего она хочет и что я мог бы ожидать от нее в следующий момент.
Мое восприятие ее было ровным и чистым, как белый лист, на котором жизнь должна была оставить свои отметки. Я ничего не проецировал на нее. Я просто ждал.
- Вот видишь, ты это сделал, - прошептала Лин, всем телом прижимаясь ко мне.
Глава 10
На зимние студенческие каникулы я съездил в Москву навестить сестру, а заодно посмотреть, чем дышит столица. В отличие от по-южному спокойного Симферополя жизнь в Москве била ключом, и сестра активно вращалась в ее бурлящих водоворотах.
В предыдущих книгах я много рассказывал о моих родителях, но мало упоминал о сестре. Леночка, подобно большинству членов моей семьи по линии матери, обладала яркой и всеподавляющей индивидуальностью. В наследство от мамы ей достался устойчивый огненный темперамент и на редкость властный характер. Но если у матери недостатки характера компенсировались исключительно щедрым и добрым сердцем и наилучшими намерениями по отношению к окружающим людям, огненная воля сестренки была направлена лишь на немедленное удовлетворение ее личных потребностей, выражавшихся в чрезмерно развитой жажде господина, жажде поклонения, жажде самолюбования, жажде острых ощущений и т. п.
Сестра была театральным критиком и, естественно, вращалась в среде актеров, режиссеров, писателей, поэтов и прочих представителей московского бомонда, среди которых встречались весьма эксцентричные личности.
Яркая классическая красота сестры, ее властная и гордая осанка в сочетании с необузданной сексуальностью воздействовали на мужчин почище, чем валерьянка на котов. Именно благодаря этим своим качествам провинциальная девочка, закончившая факультет журналистики и отправившаяся покорять столицу, ухитрилась в относительно короткий срок сделать в Москве головокружительную карьеру.
Для начала она заморочила голову пожилому академику, который в благодарность за счастье находиться рядом со столь прелестным юным созданием купил ей кооперативную квартиру. Затем последовала непрерывная череда высокопоставленных и престижных любовников, как наших, так и зарубежных. Благодаря этому я с раннего детства познакомился с жизнью богемы.
С моей точки зрения, мужчины, испытывающие неодолимую тягу к Леночке, были совершенно лишены инстинкта самосохранения. Сестренка, несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, всегда держалась с надменностью и высокомерием аристократки, взирающей свысока на копошащихся у ее ног ничтожных представителей мужского пола и милостиво предоставляющей им возможность приглашать ее в дорогие рестораны, дарить драгоценности и меха, а также выражать неустанное восхищение ее особой.
Капризная властность сестры привлекала мужчин, которым нравится покорять женщин так, как покоряют вершины: чем стервозней и недоступней дама их сердца - тем лучше, поскольку это подогревает азарт борьбы. Однако, покорив вершину, немногие удерживались на ней даже в течение месяца. Сестренка со своими непомерными требованиями, скандалами и капризами неизменно ухитрялась рано или поздно довести до белого каления даже самых верных своих обожателей.
Так, напившись в ресторане, она могла из-за любой не понравившейся ей мелочи начать кидаться тарелками или столовыми приборами. Однажды, когда сестренка, как всегда из-за очередного пустяка, впала в ярость, мне пришлось воспользоваться навыками, полученными во время обучения у Ли. К своей чести, я ухитрился поймать и поставить обратно на стол все предметы сервировки, которые прицельно и методично запускала в меня разбушевавшаяся Леночка.
Сестра была старше меня на двадцать лет, у нее не было своих детей, и чувства, которые она испытывала ко мне, были скорее материнскими, чем сестринскими. С раннего детства, приезжая из Симферополя в столицу, я словно оказывался в другом мире. Сестра водила меня в театры, на Кремлевские елки, брала с собой в самые шикарные рестораны Москвы, где ее иностранные любовники иногда платили за ужин неимоверные по нашим тогдашним меркам суммы, приглашала на дипломатические приемы, где я поражался необъятным размерам праздничных тортов и наслаждался божественным вкусом совершенно необычных конфет.
Я бывал на вечеринках актеров и писателей, и, хотя подобный опыт давал мне огромный заряд духовной энергии, возможно, именно это обстоятельство начисто лишило меня пристрастия к богемной жизни и тяги к роскоши и высшему обществу, столь характерных для сестры.
Хотя литературные и театральные вечеринки были волнующими и интересными для моего юношеского ума, как губка впитывающего новые идеи и точки зрения, в этих сборищах не было души, не было человечности, свойственной общению в провинциальных городках. Здесь мало кто прислушивался к голосу другого. Каждый старался изо всех сил выпятить свою уникальную и неповторимую индивидуальность. Это выражалось в одежде, в избыточной косметике, в склонности к интеллектуальным рассуждениям на любые темы, в удалых песнях и пьяных плясках на столах, в бесконечных и весьма далеких от истины историях о своих героических деяниях и о том, как мерзкие и тупые обыватели не понимают истинного таланта, и т. д.
Учитывая, что после принятия избыточного количества алкогольных напитков, неповторимая индивидуальность представителей богемы не требовала особых усилий для самопроявления, подобные сборища одновременно и удивляли, и развлекали меня.
Когда я вырос, сестра твердо решила превратить меня в настоящего мужчину. С ее точки зрения настоящий мужчина должен был зарабатывать кучу денег для того, чтобы с шиком просаживать их на многочисленных любовниц.
К идее заработка денег я относился с прохладцей, предпочитая тратить свое время на обучение у Ли и приобретение знаний, которые могли бы помочь мне в следовании по пути Спокойных, но от очаровательных женщин, с которыми меня регулярно знакомила Леночка, в надежде, что я наконец-то возьмусь за ум и женюсь на богатой невесте, получив, вдобавок, московскую прописку, я не мог отказаться. Так что, благодаря сестренке, я до сих пор бережно храню воспоминания о моих юношеских московских любовных приключениях, об актрисах и певицах, которых я до сих пор вижу на экране телевизора, даже не зная, вспомнят ли они сейчас мое имя.
В те зимние каникулы я выяснил, что увлечение оккультными и эзотерическими учениями стало очень модным в богемной среде. Сестра была близко знакома с Эдуардом Наумовым, который в то время будоражил воображение интеллектуалов, читая лекции по парапсихологии и демонстрируя фильмы о филиппинских операциях, во время которых лекари вскрывали брюшную полость человека с помощью одних лишь рук, без каких-либо хирургических инструментов, фильмы о бразильских лекарях, о том, как вырезают катаракту при помощи кухонного ножа, и т. д.
Поскольку подобные темы меня очень интересовали, я вдоволь побегал по оккультным кружкам, и чего только там не насмотрелся.
Народ лечил наложением рук, видел привидения и странные призрачные сущности, шастающие по углам, экстрасенсы устанавливали контакт с летающими тарелками, сообщая восхищенным поклонникам подробности интимной жизни инопланетян.
Кто-то получал откровения от самого Иисуса Христа и читал проповеди о том, как надо жить и что делать, один экстрасенс оказался перевоплощением египетского бога Тога, и теперь он нес в массы тайные знания египетских жрецов, кто-то в прошлой жизни был царем Давидом, кто-то был Чингисханом, кто-то клялся, что умеет проходить сквозь стены и видеть прошлое и будущее...
Мне даже удалось познакомиться с одним достаточно любопытным и загадочным человеком, "магом", услугами которого, несмотря на то что эзотерические учения официально считались "враждебной идеологией", пользовались даже члены правительства. О встречах с ним мне бы хотелось рассказать поподробнее.
Наш с сестрой график "встреч с замечательными людьми" оказался настолько плотным, что я уже успел порядком подустать от череды самых разных квартир, лиц и бесед на модные темы. Но, зная, что спорить с сестренкой бесполезно, я безропотно подчинился, когда поздним вечером она заявила, что сегодня мы поедем в гости к очень интересному человеку.
- Кто он такой? - без особого энтузиазма спросил я.
- Это знаменитый маг, - торжественно произнесла Лена. - Его услугами пользуются многие важные люди, как наши, так и из-за рубежа. У него бывают клиенты даже из Кремля.
Такси остановилось около большого добротно построенного кирпичного дома сталинских времен. Квартира оказалась под стать дому - с широкими коридорами, просторными комнатами и высокими потолками.
Человека, открывшего нам дверь, я скорее принял бы за директора преуспевающего предприятия, чем за мага, хотя, в те памятные советские времена, маги, опасаясь Комитета, старались не слишком привлекать к себе внимание.
Хозяин квартиры был одет в строгий темно-серый костюм, с которым великолепно гармонировали галстук и дорогие импортные туфли. Это был высокий стройный мужчина лет сорока с каштановыми волосами и пронзительным взглядом темных глаз. В его манере держаться проскальзывала почти царственная властность.
- Леонид, познакомься, это мой брат, Саша, - представила меня Лена.
Мы пожали друг другу руки.
- Проходите, пожалуйста, - маг сделал рукой широкий приглашающий жест.
Мы вошли в зал. Теперь я понял, как должно было выглядеть жилище мага.
Стены зала и, как впоследствии оказалось, всех комнат были оббиты натуральной кожей, темный цвет которой удивительно хорошо сочетался с яркими цветовыми пятнами занавесок, подушек, картин, эстампов и гобеленов, в изобилии развешанных на стенах. Пол закрывал огромных размеров ковер пурпурных тонов с очень длинным ворсом. В центре стоял старинный квадратный дубовый стол с четырьмя массивными дубовыми стульями, а прямо над центром стола на длинной цепи с четырехметрового потолка свисал большой зеленый абажур, расположенный с таким расчетом, чтобы свет заливал только стол, а люди, сидящие за ним, и вся остальная часть зала были окутаны таинственным полумраком.
В предыдущих книгах я много рассказывал о моих родителях, но мало упоминал о сестре. Леночка, подобно большинству членов моей семьи по линии матери, обладала яркой и всеподавляющей индивидуальностью. В наследство от мамы ей достался устойчивый огненный темперамент и на редкость властный характер. Но если у матери недостатки характера компенсировались исключительно щедрым и добрым сердцем и наилучшими намерениями по отношению к окружающим людям, огненная воля сестренки была направлена лишь на немедленное удовлетворение ее личных потребностей, выражавшихся в чрезмерно развитой жажде господина, жажде поклонения, жажде самолюбования, жажде острых ощущений и т. п.
Сестра была театральным критиком и, естественно, вращалась в среде актеров, режиссеров, писателей, поэтов и прочих представителей московского бомонда, среди которых встречались весьма эксцентричные личности.
Яркая классическая красота сестры, ее властная и гордая осанка в сочетании с необузданной сексуальностью воздействовали на мужчин почище, чем валерьянка на котов. Именно благодаря этим своим качествам провинциальная девочка, закончившая факультет журналистики и отправившаяся покорять столицу, ухитрилась в относительно короткий срок сделать в Москве головокружительную карьеру.
Для начала она заморочила голову пожилому академику, который в благодарность за счастье находиться рядом со столь прелестным юным созданием купил ей кооперативную квартиру. Затем последовала непрерывная череда высокопоставленных и престижных любовников, как наших, так и зарубежных. Благодаря этому я с раннего детства познакомился с жизнью богемы.
С моей точки зрения, мужчины, испытывающие неодолимую тягу к Леночке, были совершенно лишены инстинкта самосохранения. Сестренка, несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, всегда держалась с надменностью и высокомерием аристократки, взирающей свысока на копошащихся у ее ног ничтожных представителей мужского пола и милостиво предоставляющей им возможность приглашать ее в дорогие рестораны, дарить драгоценности и меха, а также выражать неустанное восхищение ее особой.
Капризная властность сестры привлекала мужчин, которым нравится покорять женщин так, как покоряют вершины: чем стервозней и недоступней дама их сердца - тем лучше, поскольку это подогревает азарт борьбы. Однако, покорив вершину, немногие удерживались на ней даже в течение месяца. Сестренка со своими непомерными требованиями, скандалами и капризами неизменно ухитрялась рано или поздно довести до белого каления даже самых верных своих обожателей.
Так, напившись в ресторане, она могла из-за любой не понравившейся ей мелочи начать кидаться тарелками или столовыми приборами. Однажды, когда сестренка, как всегда из-за очередного пустяка, впала в ярость, мне пришлось воспользоваться навыками, полученными во время обучения у Ли. К своей чести, я ухитрился поймать и поставить обратно на стол все предметы сервировки, которые прицельно и методично запускала в меня разбушевавшаяся Леночка.
Сестра была старше меня на двадцать лет, у нее не было своих детей, и чувства, которые она испытывала ко мне, были скорее материнскими, чем сестринскими. С раннего детства, приезжая из Симферополя в столицу, я словно оказывался в другом мире. Сестра водила меня в театры, на Кремлевские елки, брала с собой в самые шикарные рестораны Москвы, где ее иностранные любовники иногда платили за ужин неимоверные по нашим тогдашним меркам суммы, приглашала на дипломатические приемы, где я поражался необъятным размерам праздничных тортов и наслаждался божественным вкусом совершенно необычных конфет.
Я бывал на вечеринках актеров и писателей, и, хотя подобный опыт давал мне огромный заряд духовной энергии, возможно, именно это обстоятельство начисто лишило меня пристрастия к богемной жизни и тяги к роскоши и высшему обществу, столь характерных для сестры.
Хотя литературные и театральные вечеринки были волнующими и интересными для моего юношеского ума, как губка впитывающего новые идеи и точки зрения, в этих сборищах не было души, не было человечности, свойственной общению в провинциальных городках. Здесь мало кто прислушивался к голосу другого. Каждый старался изо всех сил выпятить свою уникальную и неповторимую индивидуальность. Это выражалось в одежде, в избыточной косметике, в склонности к интеллектуальным рассуждениям на любые темы, в удалых песнях и пьяных плясках на столах, в бесконечных и весьма далеких от истины историях о своих героических деяниях и о том, как мерзкие и тупые обыватели не понимают истинного таланта, и т. д.
Учитывая, что после принятия избыточного количества алкогольных напитков, неповторимая индивидуальность представителей богемы не требовала особых усилий для самопроявления, подобные сборища одновременно и удивляли, и развлекали меня.
Когда я вырос, сестра твердо решила превратить меня в настоящего мужчину. С ее точки зрения настоящий мужчина должен был зарабатывать кучу денег для того, чтобы с шиком просаживать их на многочисленных любовниц.
К идее заработка денег я относился с прохладцей, предпочитая тратить свое время на обучение у Ли и приобретение знаний, которые могли бы помочь мне в следовании по пути Спокойных, но от очаровательных женщин, с которыми меня регулярно знакомила Леночка, в надежде, что я наконец-то возьмусь за ум и женюсь на богатой невесте, получив, вдобавок, московскую прописку, я не мог отказаться. Так что, благодаря сестренке, я до сих пор бережно храню воспоминания о моих юношеских московских любовных приключениях, об актрисах и певицах, которых я до сих пор вижу на экране телевизора, даже не зная, вспомнят ли они сейчас мое имя.
В те зимние каникулы я выяснил, что увлечение оккультными и эзотерическими учениями стало очень модным в богемной среде. Сестра была близко знакома с Эдуардом Наумовым, который в то время будоражил воображение интеллектуалов, читая лекции по парапсихологии и демонстрируя фильмы о филиппинских операциях, во время которых лекари вскрывали брюшную полость человека с помощью одних лишь рук, без каких-либо хирургических инструментов, фильмы о бразильских лекарях, о том, как вырезают катаракту при помощи кухонного ножа, и т. д.
Поскольку подобные темы меня очень интересовали, я вдоволь побегал по оккультным кружкам, и чего только там не насмотрелся.
Народ лечил наложением рук, видел привидения и странные призрачные сущности, шастающие по углам, экстрасенсы устанавливали контакт с летающими тарелками, сообщая восхищенным поклонникам подробности интимной жизни инопланетян.
Кто-то получал откровения от самого Иисуса Христа и читал проповеди о том, как надо жить и что делать, один экстрасенс оказался перевоплощением египетского бога Тога, и теперь он нес в массы тайные знания египетских жрецов, кто-то в прошлой жизни был царем Давидом, кто-то был Чингисханом, кто-то клялся, что умеет проходить сквозь стены и видеть прошлое и будущее...
Мне даже удалось познакомиться с одним достаточно любопытным и загадочным человеком, "магом", услугами которого, несмотря на то что эзотерические учения официально считались "враждебной идеологией", пользовались даже члены правительства. О встречах с ним мне бы хотелось рассказать поподробнее.
Наш с сестрой график "встреч с замечательными людьми" оказался настолько плотным, что я уже успел порядком подустать от череды самых разных квартир, лиц и бесед на модные темы. Но, зная, что спорить с сестренкой бесполезно, я безропотно подчинился, когда поздним вечером она заявила, что сегодня мы поедем в гости к очень интересному человеку.
- Кто он такой? - без особого энтузиазма спросил я.
- Это знаменитый маг, - торжественно произнесла Лена. - Его услугами пользуются многие важные люди, как наши, так и из-за рубежа. У него бывают клиенты даже из Кремля.
Такси остановилось около большого добротно построенного кирпичного дома сталинских времен. Квартира оказалась под стать дому - с широкими коридорами, просторными комнатами и высокими потолками.
Человека, открывшего нам дверь, я скорее принял бы за директора преуспевающего предприятия, чем за мага, хотя, в те памятные советские времена, маги, опасаясь Комитета, старались не слишком привлекать к себе внимание.
Хозяин квартиры был одет в строгий темно-серый костюм, с которым великолепно гармонировали галстук и дорогие импортные туфли. Это был высокий стройный мужчина лет сорока с каштановыми волосами и пронзительным взглядом темных глаз. В его манере держаться проскальзывала почти царственная властность.
- Леонид, познакомься, это мой брат, Саша, - представила меня Лена.
Мы пожали друг другу руки.
- Проходите, пожалуйста, - маг сделал рукой широкий приглашающий жест.
Мы вошли в зал. Теперь я понял, как должно было выглядеть жилище мага.
Стены зала и, как впоследствии оказалось, всех комнат были оббиты натуральной кожей, темный цвет которой удивительно хорошо сочетался с яркими цветовыми пятнами занавесок, подушек, картин, эстампов и гобеленов, в изобилии развешанных на стенах. Пол закрывал огромных размеров ковер пурпурных тонов с очень длинным ворсом. В центре стоял старинный квадратный дубовый стол с четырьмя массивными дубовыми стульями, а прямо над центром стола на длинной цепи с четырехметрового потолка свисал большой зеленый абажур, расположенный с таким расчетом, чтобы свет заливал только стол, а люди, сидящие за ним, и вся остальная часть зала были окутаны таинственным полумраком.