Страница:
– Пьер Лафит – сильный противник, господин прокурор. У него очень большие связи. Жена губернатора отменяет приёмы, если господин Лафит занят и не может приехать.
– Соберите о нём информацию, Левье. Дело его брата и фальшивых долларов даёт нам право осторожно провести расследование. Пока ваш шеф сообщит в Вашингтон, пока пришлют людей из федеральной полиции… Не мне вас учить, Левье. Покопайте. Никогда не знаешь заранее, какая рыба клюнет в мутной воде.
– Такая работа связана с расходами.
Граймз понимающе кивнул.
– Не скупитесь, Левье. Платите щедро за любую информацию.
Я распоряжусь, чтобы вам выдали полтораста долларов из фонда помощи вдовам полицейских.
Инспектор поднялся со стула, улыбнулся и стал ещё беззащитней.
– Лучше двести и только серебром. Люди стали так привередливы, господин прокурор.
– Приятно иметь дело с умными людьми, – сказал Граймз на прощание. – Я рад, что мы поняли друг друга, Левье.
6
7
8
– Соберите о нём информацию, Левье. Дело его брата и фальшивых долларов даёт нам право осторожно провести расследование. Пока ваш шеф сообщит в Вашингтон, пока пришлют людей из федеральной полиции… Не мне вас учить, Левье. Покопайте. Никогда не знаешь заранее, какая рыба клюнет в мутной воде.
– Такая работа связана с расходами.
Граймз понимающе кивнул.
– Не скупитесь, Левье. Платите щедро за любую информацию.
Я распоряжусь, чтобы вам выдали полтораста долларов из фонда помощи вдовам полицейских.
Инспектор поднялся со стула, улыбнулся и стал ещё беззащитней.
– Лучше двести и только серебром. Люди стали так привередливы, господин прокурор.
– Приятно иметь дело с умными людьми, – сказал Граймз на прощание. – Я рад, что мы поняли друг друга, Левье.
6
Получив деньги и покинув Калабус, Левье отправился в порт пешком. Переполненное ландо, развозившее инспекторов по участкам, не стало его ждать.
Погода радовала инспектора. Тучи разошлись, над головой сияло горячее солнце, на глазах высушивая раскисшие узкие улочки, по которым месил грязь оживший в тепле сыщик. Он давно привык к кастильскому стилю города. Два пожара, случившиеся во время владычества испанцев, почти полностью уничтожили его старый французский облик, и Новый Орлеан отстроили заново. Город стал испанским, но с французским ароматом.
Вдоль кирпичных двухэтажных домов с чугунными балконами тянулись дощатые тротуары – банкетки, как их называют новоорлеанцы. Выгнутые в сторону улицы рифленые крыши из черепицы скрывали достаток, за высокими заборами виднелись верхушки апельсиновых и гранатовых деревьев.
Богатейший город американского юга жил торговлей. Круглый год по течению Миссисипи сюда доставляли выращенные в Луизиане и прилегающих штатах хлопок, кофе, сахар, зерно, за которыми приходили суда из многих стран.
По пути инспектор заходил в кафе, таверны, игорные притоны, трактиры, гостиницы, где встречался с их хозяевами, перебрасывался несколькими словами с барменами, пьяницами и проститутками, заговаривал на улицах с нищими, запирался в отдельных кабинетах с разными тёмными личностями – своими агентами и осведомителями. «Хорошего полицейского кормят ноги, – поучал в своё время Жозеф Фуше ученика, – и густая паучья сеть, охватывающая всё коловращение жизни снизу доверху». Левье знал, что агентом его бывшего патрона была сама императрица Жозефина, шпионившая за Наполеоном, своим мужем.
Посетил Левье и гостиницу «Масперо». Портье сразу узнал инспектора, который позавчера прибыл с констеблем на место дуэли. Служащие гостиницы хорошо запомнили события и участников того злополучного вечера. Портье до сих пор не мог отделаться от тяжкого воспоминания: один из дуэлянтов, проткнутый шпагой, весь в крови.
– Барринг на месте? – спросил Левье.
Портье кивнул, собрался дать в провожатые боя, но Левье отмахнулся.
– Не надо. Я знаю, куда идти.
Инспектор отодвинул чёрную бархатную штору в углу под лестницей и по слабо освещённому коридору прошёл мимо подсобных помещений, свернул налево. Он легко ориентировался в любом лабиринте коридоров и дверей, улиц и домов, если хоть раз в жизни побывал там.
Барринг, утопая в огромном кожаном кресле, сосредоточенно чинил своими волосатыми ручищами гусиные перья, сопел и даже не поднял головы. Это был великолепный экземпляр человеческой породы. Расстёгнутая на груди мексиканская куртка открывала мощную шею борца, повязанную синим платком.
– Привет, Джо, – сказал Левье, пододвинув к себе стул. – Ты отстал от жизни. Уже несколько лет, как изобрели стальные перья.
Джо Барринг, бывший австралийский каторжник, не любил полицейских. Отметины от кандалов на щиколотках ног на всю жизнь испортили отношения между Джо и полицией.
– А кандалы на подушечках ещё не изобрели? – спросил Барринг, растягивая толстые губы в ухмылке. – Разве ты в прошлый раз не всё вынюхал, ищейка?
– Ослабь вожжи, Джо, а то занесёт на повороте.
– Ты напугал меня до середины следующей недели, сыщик.
Сваливай, пока я не порвал тебе пасть.
– Не стоит утомляться, Джо. Всего пару вопросов. Ты же не хочешь, чтобы тебя под конвоем отвезли в Калабус давать показания?
– Меня не было здесь, когда заварилась эта каша.
– Да, но это не объясняет, почему француз прямо с корабля пришёл в твою гостиницу и назвал портье твоё имя. Вы были знакомы раньше? Скажи мне правду, Джо. Я не стал бы тебя беспокоить по пустякам, зная о твоих симпатиях к слугам правосудия.
Барринг задумался. Вылез из кресла, сделал несколько шагов в сторону буфета, достал с верхней полки пузатую бутылку без наклейки.
– Ты раздражаешь меня, как разбавленное бренди, Левье. Выпьем. Это успокаивает и помогает людям договориться по-хорошему.
Барринг налил в мутные стаканы тёмной жидкости на два пальца, опрокинул в горло свою порцию, подождал, пока выпьет Левье, и вернулся в кресло.
– Восемь лет назад я приехал в Новый Орлеан, чтобы начать жизнь заново. Ты сам, Левье, эмигрант и знаешь, что значит оказаться в чужой стране без гроша в кармане. Если бы я не встретил четыре года спустя на своём пути Пьера Лафита, то до сих пор бы таскал тюки с хлопком в порту, пока не сломал себе спину. – Барринг потянулся за бутылкой и выпил ещё. – В это трудно поверить, но Лафит дал мне денег в долг и предложил стать совладельцем «Масперо». Потом он занялся торговлей, часто разъезжал, пропадая на несколько месяцев. Однажды в гостиницу на моё имя матрос с французского корабля принёс письмо с припиской «Для П. Лафита». Когда я передал послание мсье Пьеру, он сказал, что сообщил адрес гостиницы своему брату Жану, младшему лейтенанту наполеоновской армии. Это было перед походом императора в Россию. Я рад, что Жан Лафит уцелел и приехал в Америку. Естественно, он стал разыскивать брата через меня. Вот и всё, инспектор. Здесь ничего нет по вашей части.
Левье внимательно выслушал рассказ Барринга.
– Пьер Лафит до сих пор совладелец гостиницы?
– Послушай, Левье, я рассказал тебе всё, что ты хотел, а теперь убирайся. Мне надоела твоя вынюхивающая физиономия.
– Хорошо, Джо, я ухожу. Последний вопрос: как называется это благородное пойло, которым ты меня угощал? Контрабанда?
– Не зли меня, ищейка. Сделай так, чтобы я тебя не видел.
Только к полудню, посетив ещё несколько злачных мест, Левье с облегчённым кошельком добрался до здания таможни, где располагался его участок. Из полученных двухсот долларов пятьдесят он решил оставить себе и положить их в Американский Национальный Банк, где у Левье уже скопилась небольшая сумма. Откладывать на чёрный день он стал недавно, почувствовав приближение старости.
Ноги Левье были уже не те. Он выбился из сил, пока добрался до своего рабочего кабинета на втором этаже таможни. В помещении ещё чувствовалась сырость, и Левье затопил печку. На столе лежали отчёты его двух помощников. Инспектор бегло просмотрел их. Ничего интересного: мелкие кражи и драки между пьяными матросами. Левье собрался пойти перекусить в ближайшую кофейню. Когда он поднялся со стула, распахнулась дверь, и в кабинет быстро вошёл взволнованный молодой человек в расстегнутом жилете и чёрных нарукавниках.
– Вы инспектор Левье?
Левье где-то уже видел бесцеремонного посетителя, но сразу не мог вспомнить.
– Да, это я. Расслабьтесь, сударь, у вас неприятности?
– У меня нет, но кое у кого могут быть.
– У кого же?
Молодой человек подошёл, вынул из-под мышки бумаги и положил их на край стола.
– Взгляните, инспектор. Это информационный правительственный бюллетень – списки и технические данные кораблей, не вернувшихся в порт приписки. А это – копии документов купеческого судна «Санта-Мария», которое стоит сейчас в порту напротив Мясного рынка. Капитан с разрешения владельца хочет продать корабль и, по существующим правилам, представил все нужные бумаги в канцелярию порта. Отмеченный в бюллетене американский парусник «Мэри» три месяца назад был атакован и захвачен французским корсаром в Юкатанском проливе. Описание «Мэри» полностью совпадает с «Санта-Марией», инспектор.
Левье взял и внимательно просмотрел бумаги.
– Ваше имя? – спросил он.
– Прайс. Я служу в канцелярии порта.
– Да, конечно, я вспомнил вас. Угловой стол со стороны двери. Ошибка исключена, Прайс? Может, просто совпадения?
Служащий порта самоуверенно улыбнулся и сказал:
– Ставлю десять долларов против вашего одного, инспектор, что разбойник обнаглел настолько, что появился в порту с трофеем, даже не изменив его облик, лишь слегка подделав судовую документацию
Продолжая изучать и сравнивать документы, Левье отыскал интересующую его графу:
– Ваша наблюдательность, Прайс, делает вам честь. Кому вы ещё сказали о своём открытии?
– Да вся канцелярия знает. Сначала они подняли меня на смех, тогда я пошёл к капитану порта, а он уже послал меня к вам.
– С вашего позволения я оставлю пока эти бумаги у себя. Надо всё тщательно проверить. А вы передайте своим коллегам, чтобы не болтали языками, если не хотят осложнений с полицией. Вы меня поняли, Прайс?
Отпустив посетителя, Левье убрал бумаги в несгораемый шкаф, стоявший в углу, закрыл кабинет и вышел в смежную комнату, где сидел один из его помощников.
– Слушай, Кларк, – сказал ему инспектор, – установи наблюдение за судном «Санта-Мария», что у причала Мясного рынка. Только работать чисто, не высовываться. Пошли этого молодого – Бесьера, он ещё не примелькался в порту. В полночь я сам его сменю.
Левье вышел во двор таможни, велел конюху закладывать экипаж.
– Коляски все в разъездах, мсье, – покачал тот головой. – А лошадь выбирайте любую.
Инспектор отвязал под крытым навесом самую спокойную на вид кобылу. Он опасался ездить верхом и пользовался этим видом транспорта только в крайних случаях.
По дороге он вспомнил, что сегодня, в пятницу, Французский театр на Орлеанской давал идиллический спектакль в пасторальном духе. В эти дни Роберт Бертон уходил со службы на два часа раньше, купался дома в бассейне, переодевался в мятый фрак и отправлялся на представление, где блистала его неповторимая Арлетта.
Левье щёлкнул крышкой часов на цепочке. В Калабус к начальнику полиции он уже не успевал. Тогда инспектор решил сначала плотно пообедать, а потом уже посетить храм Мельпомены.
Секретарь начальника полиции Раушер вытянул ноги на стульях перед входом в апартаменты мадемуазель Арлетты. Во время антракта она принимала Бертона, и Раушер сторожил их уединение.
Роберт Бертон, бывший военный, не мог обходиться без адъютанта. Начальник полиции через месяц после вступления в должность выбрал самого толкового из писарей и выдумал для него должность секретаря с весьма своеобразными функциями.
Левье знал, где нужно искать начальника полиции, пока не прозвенел третий звонок. Инспектор прошёл за кулисы театра до комнат мадемуазель, но наткнулся на длинные ноги Раушера.
– Мне надо видеть шефа.
Секретарь даже не шелохнулся.
– Он занят, инспектор. Вы же знаете, шей не любит, когда его беспокоят вне службы.
Левье устало вздохнул.
– Передай ему, что дело срочное. И побыстрей, если не хочешь снова стать писарем.
Инспектор занял освободившийся стул: после лошадиной тряски он нуждался в отдыхе.
– Что случилось, Левье? – недовольным голосом спросил озабоченный Бертон, появившийся из туалетной примы. – Только покороче.
– Дело деликатное, шеф, – приподнял свой тощий зад инспектор и указал взглядом на Раушера. – Я бы хотел изложить его с глазу на глаз.
– Вы что, Левье, не узнаёте моего секретаря? У меня нет от него секретов. Я слушаю вас.
Левье монотонным и равнодушным голосом профессионально изложил историю с купеческим судном «Санта-Мария».
– Доменик Лафит? – недоверчиво переспросил Бертон. – Ещё один брат мсье Лафита? Не слишком ли много братьев за эти два дня, Левье?
Начальник полиции задумался. Он ценил незаметного на первый взгляд инспектора портового участка и знал, что дуть в рожок при ложной тревоге он не будет.
– Вот что, Левье. Продолжайте наблюдение. Всё проверить. Докладывать мне лично. Раушер, держите связь с инспектором.
Прозвенел третий звонок. Арлетта в костюме пастушки выпорхнула из уборной.
– Пока, котик! – пропела актриса, спеша на сцену. – Ты не забыл, что сегодня мы приглашены на ужин к губернатору?
– Нет, моя прелесть. Я буду ждать тебя в экипаже. Ты обворожительна в этом наряде, представляю, насколько ты ослепительна без него.
– Фу, котик, ты говоришь пошлости.
Прима, наполнив воздух запахом фиалки, упорхнула.
– Господа, вы не представляете, как женщины обожают пошлости, – поделился опытом Бертон, направляясь в партер. – Я надеюсь на вас, Левье. Раушера оставьте при себе. Он знает, где меня найти.
Погода радовала инспектора. Тучи разошлись, над головой сияло горячее солнце, на глазах высушивая раскисшие узкие улочки, по которым месил грязь оживший в тепле сыщик. Он давно привык к кастильскому стилю города. Два пожара, случившиеся во время владычества испанцев, почти полностью уничтожили его старый французский облик, и Новый Орлеан отстроили заново. Город стал испанским, но с французским ароматом.
Вдоль кирпичных двухэтажных домов с чугунными балконами тянулись дощатые тротуары – банкетки, как их называют новоорлеанцы. Выгнутые в сторону улицы рифленые крыши из черепицы скрывали достаток, за высокими заборами виднелись верхушки апельсиновых и гранатовых деревьев.
Богатейший город американского юга жил торговлей. Круглый год по течению Миссисипи сюда доставляли выращенные в Луизиане и прилегающих штатах хлопок, кофе, сахар, зерно, за которыми приходили суда из многих стран.
По пути инспектор заходил в кафе, таверны, игорные притоны, трактиры, гостиницы, где встречался с их хозяевами, перебрасывался несколькими словами с барменами, пьяницами и проститутками, заговаривал на улицах с нищими, запирался в отдельных кабинетах с разными тёмными личностями – своими агентами и осведомителями. «Хорошего полицейского кормят ноги, – поучал в своё время Жозеф Фуше ученика, – и густая паучья сеть, охватывающая всё коловращение жизни снизу доверху». Левье знал, что агентом его бывшего патрона была сама императрица Жозефина, шпионившая за Наполеоном, своим мужем.
Посетил Левье и гостиницу «Масперо». Портье сразу узнал инспектора, который позавчера прибыл с констеблем на место дуэли. Служащие гостиницы хорошо запомнили события и участников того злополучного вечера. Портье до сих пор не мог отделаться от тяжкого воспоминания: один из дуэлянтов, проткнутый шпагой, весь в крови.
– Барринг на месте? – спросил Левье.
Портье кивнул, собрался дать в провожатые боя, но Левье отмахнулся.
– Не надо. Я знаю, куда идти.
Инспектор отодвинул чёрную бархатную штору в углу под лестницей и по слабо освещённому коридору прошёл мимо подсобных помещений, свернул налево. Он легко ориентировался в любом лабиринте коридоров и дверей, улиц и домов, если хоть раз в жизни побывал там.
Барринг, утопая в огромном кожаном кресле, сосредоточенно чинил своими волосатыми ручищами гусиные перья, сопел и даже не поднял головы. Это был великолепный экземпляр человеческой породы. Расстёгнутая на груди мексиканская куртка открывала мощную шею борца, повязанную синим платком.
– Привет, Джо, – сказал Левье, пододвинув к себе стул. – Ты отстал от жизни. Уже несколько лет, как изобрели стальные перья.
Джо Барринг, бывший австралийский каторжник, не любил полицейских. Отметины от кандалов на щиколотках ног на всю жизнь испортили отношения между Джо и полицией.
– А кандалы на подушечках ещё не изобрели? – спросил Барринг, растягивая толстые губы в ухмылке. – Разве ты в прошлый раз не всё вынюхал, ищейка?
– Ослабь вожжи, Джо, а то занесёт на повороте.
– Ты напугал меня до середины следующей недели, сыщик.
Сваливай, пока я не порвал тебе пасть.
– Не стоит утомляться, Джо. Всего пару вопросов. Ты же не хочешь, чтобы тебя под конвоем отвезли в Калабус давать показания?
– Меня не было здесь, когда заварилась эта каша.
– Да, но это не объясняет, почему француз прямо с корабля пришёл в твою гостиницу и назвал портье твоё имя. Вы были знакомы раньше? Скажи мне правду, Джо. Я не стал бы тебя беспокоить по пустякам, зная о твоих симпатиях к слугам правосудия.
Барринг задумался. Вылез из кресла, сделал несколько шагов в сторону буфета, достал с верхней полки пузатую бутылку без наклейки.
– Ты раздражаешь меня, как разбавленное бренди, Левье. Выпьем. Это успокаивает и помогает людям договориться по-хорошему.
Барринг налил в мутные стаканы тёмной жидкости на два пальца, опрокинул в горло свою порцию, подождал, пока выпьет Левье, и вернулся в кресло.
– Восемь лет назад я приехал в Новый Орлеан, чтобы начать жизнь заново. Ты сам, Левье, эмигрант и знаешь, что значит оказаться в чужой стране без гроша в кармане. Если бы я не встретил четыре года спустя на своём пути Пьера Лафита, то до сих пор бы таскал тюки с хлопком в порту, пока не сломал себе спину. – Барринг потянулся за бутылкой и выпил ещё. – В это трудно поверить, но Лафит дал мне денег в долг и предложил стать совладельцем «Масперо». Потом он занялся торговлей, часто разъезжал, пропадая на несколько месяцев. Однажды в гостиницу на моё имя матрос с французского корабля принёс письмо с припиской «Для П. Лафита». Когда я передал послание мсье Пьеру, он сказал, что сообщил адрес гостиницы своему брату Жану, младшему лейтенанту наполеоновской армии. Это было перед походом императора в Россию. Я рад, что Жан Лафит уцелел и приехал в Америку. Естественно, он стал разыскивать брата через меня. Вот и всё, инспектор. Здесь ничего нет по вашей части.
Левье внимательно выслушал рассказ Барринга.
– Пьер Лафит до сих пор совладелец гостиницы?
– Послушай, Левье, я рассказал тебе всё, что ты хотел, а теперь убирайся. Мне надоела твоя вынюхивающая физиономия.
– Хорошо, Джо, я ухожу. Последний вопрос: как называется это благородное пойло, которым ты меня угощал? Контрабанда?
– Не зли меня, ищейка. Сделай так, чтобы я тебя не видел.
Только к полудню, посетив ещё несколько злачных мест, Левье с облегчённым кошельком добрался до здания таможни, где располагался его участок. Из полученных двухсот долларов пятьдесят он решил оставить себе и положить их в Американский Национальный Банк, где у Левье уже скопилась небольшая сумма. Откладывать на чёрный день он стал недавно, почувствовав приближение старости.
Ноги Левье были уже не те. Он выбился из сил, пока добрался до своего рабочего кабинета на втором этаже таможни. В помещении ещё чувствовалась сырость, и Левье затопил печку. На столе лежали отчёты его двух помощников. Инспектор бегло просмотрел их. Ничего интересного: мелкие кражи и драки между пьяными матросами. Левье собрался пойти перекусить в ближайшую кофейню. Когда он поднялся со стула, распахнулась дверь, и в кабинет быстро вошёл взволнованный молодой человек в расстегнутом жилете и чёрных нарукавниках.
– Вы инспектор Левье?
Левье где-то уже видел бесцеремонного посетителя, но сразу не мог вспомнить.
– Да, это я. Расслабьтесь, сударь, у вас неприятности?
– У меня нет, но кое у кого могут быть.
– У кого же?
Молодой человек подошёл, вынул из-под мышки бумаги и положил их на край стола.
– Взгляните, инспектор. Это информационный правительственный бюллетень – списки и технические данные кораблей, не вернувшихся в порт приписки. А это – копии документов купеческого судна «Санта-Мария», которое стоит сейчас в порту напротив Мясного рынка. Капитан с разрешения владельца хочет продать корабль и, по существующим правилам, представил все нужные бумаги в канцелярию порта. Отмеченный в бюллетене американский парусник «Мэри» три месяца назад был атакован и захвачен французским корсаром в Юкатанском проливе. Описание «Мэри» полностью совпадает с «Санта-Марией», инспектор.
Левье взял и внимательно просмотрел бумаги.
– Ваше имя? – спросил он.
– Прайс. Я служу в канцелярии порта.
– Да, конечно, я вспомнил вас. Угловой стол со стороны двери. Ошибка исключена, Прайс? Может, просто совпадения?
Служащий порта самоуверенно улыбнулся и сказал:
– Ставлю десять долларов против вашего одного, инспектор, что разбойник обнаглел настолько, что появился в порту с трофеем, даже не изменив его облик, лишь слегка подделав судовую документацию
Продолжая изучать и сравнивать документы, Левье отыскал интересующую его графу:
Капитан «Санта-Марии» – Доменик Лафит,У Левье разом вспотели ладони. Такая удача! Сам безбожник Фуше в таких случаях верил в перст Божий.
Владелец судна – торговый дом «Лафит».
– Ваша наблюдательность, Прайс, делает вам честь. Кому вы ещё сказали о своём открытии?
– Да вся канцелярия знает. Сначала они подняли меня на смех, тогда я пошёл к капитану порта, а он уже послал меня к вам.
– С вашего позволения я оставлю пока эти бумаги у себя. Надо всё тщательно проверить. А вы передайте своим коллегам, чтобы не болтали языками, если не хотят осложнений с полицией. Вы меня поняли, Прайс?
Отпустив посетителя, Левье убрал бумаги в несгораемый шкаф, стоявший в углу, закрыл кабинет и вышел в смежную комнату, где сидел один из его помощников.
– Слушай, Кларк, – сказал ему инспектор, – установи наблюдение за судном «Санта-Мария», что у причала Мясного рынка. Только работать чисто, не высовываться. Пошли этого молодого – Бесьера, он ещё не примелькался в порту. В полночь я сам его сменю.
Левье вышел во двор таможни, велел конюху закладывать экипаж.
– Коляски все в разъездах, мсье, – покачал тот головой. – А лошадь выбирайте любую.
Инспектор отвязал под крытым навесом самую спокойную на вид кобылу. Он опасался ездить верхом и пользовался этим видом транспорта только в крайних случаях.
По дороге он вспомнил, что сегодня, в пятницу, Французский театр на Орлеанской давал идиллический спектакль в пасторальном духе. В эти дни Роберт Бертон уходил со службы на два часа раньше, купался дома в бассейне, переодевался в мятый фрак и отправлялся на представление, где блистала его неповторимая Арлетта.
Левье щёлкнул крышкой часов на цепочке. В Калабус к начальнику полиции он уже не успевал. Тогда инспектор решил сначала плотно пообедать, а потом уже посетить храм Мельпомены.
Секретарь начальника полиции Раушер вытянул ноги на стульях перед входом в апартаменты мадемуазель Арлетты. Во время антракта она принимала Бертона, и Раушер сторожил их уединение.
Роберт Бертон, бывший военный, не мог обходиться без адъютанта. Начальник полиции через месяц после вступления в должность выбрал самого толкового из писарей и выдумал для него должность секретаря с весьма своеобразными функциями.
Левье знал, где нужно искать начальника полиции, пока не прозвенел третий звонок. Инспектор прошёл за кулисы театра до комнат мадемуазель, но наткнулся на длинные ноги Раушера.
– Мне надо видеть шефа.
Секретарь даже не шелохнулся.
– Он занят, инспектор. Вы же знаете, шей не любит, когда его беспокоят вне службы.
Левье устало вздохнул.
– Передай ему, что дело срочное. И побыстрей, если не хочешь снова стать писарем.
Инспектор занял освободившийся стул: после лошадиной тряски он нуждался в отдыхе.
– Что случилось, Левье? – недовольным голосом спросил озабоченный Бертон, появившийся из туалетной примы. – Только покороче.
– Дело деликатное, шеф, – приподнял свой тощий зад инспектор и указал взглядом на Раушера. – Я бы хотел изложить его с глазу на глаз.
– Вы что, Левье, не узнаёте моего секретаря? У меня нет от него секретов. Я слушаю вас.
Левье монотонным и равнодушным голосом профессионально изложил историю с купеческим судном «Санта-Мария».
– Доменик Лафит? – недоверчиво переспросил Бертон. – Ещё один брат мсье Лафита? Не слишком ли много братьев за эти два дня, Левье?
Начальник полиции задумался. Он ценил незаметного на первый взгляд инспектора портового участка и знал, что дуть в рожок при ложной тревоге он не будет.
– Вот что, Левье. Продолжайте наблюдение. Всё проверить. Докладывать мне лично. Раушер, держите связь с инспектором.
Прозвенел третий звонок. Арлетта в костюме пастушки выпорхнула из уборной.
– Пока, котик! – пропела актриса, спеша на сцену. – Ты не забыл, что сегодня мы приглашены на ужин к губернатору?
– Нет, моя прелесть. Я буду ждать тебя в экипаже. Ты обворожительна в этом наряде, представляю, насколько ты ослепительна без него.
– Фу, котик, ты говоришь пошлости.
Прима, наполнив воздух запахом фиалки, упорхнула.
– Господа, вы не представляете, как женщины обожают пошлости, – поделился опытом Бертон, направляясь в партер. – Я надеюсь на вас, Левье. Раушера оставьте при себе. Он знает, где меня найти.
7
Дом губернатора Вильяма Клэрборна, взметнувшийся каменным фонтаном в центре города, представлял собой копию одного из дворцов Версаля. Расточительство Людовика XIV пролилось однажды золотым дождём и на заморскую колонию, названной в честь короля Луизианой.
Первый этаж и балюстрада, опоясавшая второй, были ярко освещены каскадом люстр. Хозяйка дома миссис Клэрборн принимала гостей. Чернокожие слуги подавали изысканные блюда креольской кухни. Женщины, одетые по последней парижской моде, сверкали обнажёнными плечами и драгоценностями. В душном вечернем воздухе носились звуки оркестра.
Миссис Клэрборн была приятно удивлена, когда Пьер Лафит представил ей своего брата Жана. Молодой человек имел приятные манеры и успел наговорить ей кучу любезностей, пока полковник Росс и майор Виллере не завели с ним скучный разговор о последних компаниях Наполеона.
– Император готов был уйти в Альпы и начать всё сначала, когда союзники вошли в Париж, но его предали маршалы.
– Да, гвардия рыдала, прощаясь с императором.
– Говорят, что англичане плохо его охраняют на острове Эль-
ба. Бурбонам вернули трон, но они не поумнели с тех пор, как Луи Несчастный лишился головы.
– Я уверен, что это был не последний выход Бонапарта. Он ещё удивит мир.
Миссис Клэрборн взяла Пьера Лафита под руку, предоставив мужские разговоры мужчинам. Ей было около сорока лет, аромат чуть увядшего цветка ещё сохранился, смуглая креолка была полна изящества и грации. К Пьеру Лафиту жена губернатора питала особую симпатию и не скрывала этого. Ревность мужа и рамки приличий приятно щекотали нервы чувственной женщины.
После восхитительного ужина и партии в вист, когда в расцвеченном фонариками саду подали шампанское, Роберт Бертон уединился с Клэрборном в кабинете губернатора. Их беседа затянулась, хозяин дома даже не вышел проводить гостей. Уже поздно ночью, закрыв дверь за начальником полиции, он поднялся в спальню жены.
– Ты не спишь, дорогая?
Миссис Клэрборн, взглянув на мужа, отложила в сторону французский роман. Распахнувшийся пеньюар из бенгальского муслина обнажил безупречно чистые линии ещё упругой груди.
– Дорогая… – Губернатор был явно смущён тем, что долг его обязывал сказать жене. – Мы должны отказать от дома Пьеру Лафиту. Я больше не хочу, чтобы ты его принимала.
– Ах, оставь, Вильям, – капризным тоном сказала миссис Клэрборн. – В конце концов, твоя ревность становится смешна. Господин Лафит даёт деньги на благотворительный спектакль. Он специально для меня выбрал пьесу. Ты же знаешь мою любовь театру!
– Я не ревную, дорогая. Я знаю, что у тебя хватит благоразумия не терять головы. Дело не в том. Некоторые своеобразные торговые операции господина Лафита носят весьма сомнительный характер. Завтра один из его кораблей будет арестован, и если предположения начальника полиции подтвердятся, Пьер Лафит окажется под судом!
Миссис Клэрборн не на шутку встревожилась, приподнялась на постели. От глубокого вздоха её грудь, как морская волна, поднялась и опустилась.
– Что за чушь ты несёшь, Вильям?! Ты не хуже меня знаешь, что Пьер Лафит настоящий джентльмен.
– И тем не менее завтра я распоряжусь, чтобы больше его не принимали. Я не могу рисковать карьерой из-за твоей любви к театру. Извини, дорогая, но я вынужден так поступить, – твёрдо сказал Клэрборн, покидая спальню жены.
Окружной прокурор Граймз сиял от счастья, подписывая ордера на обыск купеческого судна «Санта-Мария» и арест капитана Доменика Лафита. Через час начальник полиции в сопровождении инспектора Левье и двух констеблей поднялся на борт подозрительного корабля. Палуба пустовала. В кубрике и на камбузе – ни души.
– Вас провели, Левье! – сплюнул на палубу Бертон. Пока вы стерегли судно со стороны причала, команда спустила шлюпки на воду с противоположного борта, забыв с вами попрощаться.
– Капитана предупредили, – оправдывался Левье. – Это очевидно.
Констебль обошёл корму. В каюте капитана на самом видном месте он нашёл белый конверт, адресованный начальнику полиции.
– Сэр, это для вас.
Бертон надорвал бумагу, развернул послание:
– Однако он ловкач, этот мсье Лафит. Держу пари, что на улице Бурбонов его слуги нам скажут, что хозяин уехал по делам и неизвестно, когда вернётся.
Первый этаж и балюстрада, опоясавшая второй, были ярко освещены каскадом люстр. Хозяйка дома миссис Клэрборн принимала гостей. Чернокожие слуги подавали изысканные блюда креольской кухни. Женщины, одетые по последней парижской моде, сверкали обнажёнными плечами и драгоценностями. В душном вечернем воздухе носились звуки оркестра.
Миссис Клэрборн была приятно удивлена, когда Пьер Лафит представил ей своего брата Жана. Молодой человек имел приятные манеры и успел наговорить ей кучу любезностей, пока полковник Росс и майор Виллере не завели с ним скучный разговор о последних компаниях Наполеона.
– Император готов был уйти в Альпы и начать всё сначала, когда союзники вошли в Париж, но его предали маршалы.
– Да, гвардия рыдала, прощаясь с императором.
– Говорят, что англичане плохо его охраняют на острове Эль-
ба. Бурбонам вернули трон, но они не поумнели с тех пор, как Луи Несчастный лишился головы.
– Я уверен, что это был не последний выход Бонапарта. Он ещё удивит мир.
Миссис Клэрборн взяла Пьера Лафита под руку, предоставив мужские разговоры мужчинам. Ей было около сорока лет, аромат чуть увядшего цветка ещё сохранился, смуглая креолка была полна изящества и грации. К Пьеру Лафиту жена губернатора питала особую симпатию и не скрывала этого. Ревность мужа и рамки приличий приятно щекотали нервы чувственной женщины.
После восхитительного ужина и партии в вист, когда в расцвеченном фонариками саду подали шампанское, Роберт Бертон уединился с Клэрборном в кабинете губернатора. Их беседа затянулась, хозяин дома даже не вышел проводить гостей. Уже поздно ночью, закрыв дверь за начальником полиции, он поднялся в спальню жены.
– Ты не спишь, дорогая?
Миссис Клэрборн, взглянув на мужа, отложила в сторону французский роман. Распахнувшийся пеньюар из бенгальского муслина обнажил безупречно чистые линии ещё упругой груди.
– Дорогая… – Губернатор был явно смущён тем, что долг его обязывал сказать жене. – Мы должны отказать от дома Пьеру Лафиту. Я больше не хочу, чтобы ты его принимала.
– Ах, оставь, Вильям, – капризным тоном сказала миссис Клэрборн. – В конце концов, твоя ревность становится смешна. Господин Лафит даёт деньги на благотворительный спектакль. Он специально для меня выбрал пьесу. Ты же знаешь мою любовь театру!
– Я не ревную, дорогая. Я знаю, что у тебя хватит благоразумия не терять головы. Дело не в том. Некоторые своеобразные торговые операции господина Лафита носят весьма сомнительный характер. Завтра один из его кораблей будет арестован, и если предположения начальника полиции подтвердятся, Пьер Лафит окажется под судом!
Миссис Клэрборн не на шутку встревожилась, приподнялась на постели. От глубокого вздоха её грудь, как морская волна, поднялась и опустилась.
– Что за чушь ты несёшь, Вильям?! Ты не хуже меня знаешь, что Пьер Лафит настоящий джентльмен.
– И тем не менее завтра я распоряжусь, чтобы больше его не принимали. Я не могу рисковать карьерой из-за твоей любви к театру. Извини, дорогая, но я вынужден так поступить, – твёрдо сказал Клэрборн, покидая спальню жены.
Окружной прокурор Граймз сиял от счастья, подписывая ордера на обыск купеческого судна «Санта-Мария» и арест капитана Доменика Лафита. Через час начальник полиции в сопровождении инспектора Левье и двух констеблей поднялся на борт подозрительного корабля. Палуба пустовала. В кубрике и на камбузе – ни души.
– Вас провели, Левье! – сплюнул на палубу Бертон. Пока вы стерегли судно со стороны причала, команда спустила шлюпки на воду с противоположного борта, забыв с вами попрощаться.
– Капитана предупредили, – оправдывался Левье. – Это очевидно.
Констебль обошёл корму. В каюте капитана на самом видном месте он нашёл белый конверт, адресованный начальнику полиции.
– Сэр, это для вас.
Бертон надорвал бумагу, развернул послание:
Господин Бертон!Бертон с улыбкой сложил письмо, сунул его в карман.
Сожалею, что доставил вам хлопоты, но капитан «Мэри» сам виноват. Опасаясь британских кораблей. Он для маскировки поднял английский флаг и был атакован по ошибке французским корсаром, имеющим патент от губернатора острова Мартиника. Я приношу свои извинения владельцу и возвращаю ему судно. Прошу принять в счёт погашения стоимости груза и за нанесённый моральный ущерб пять тысяч долларов, которые вы найдёте в верхнем отделении ночного столика у кровати капитана. Я всегда уважал законы страны, приютившей меня, и не намерен наносить ущерб её гражданам.
Пьер Лафит.
– Однако он ловкач, этот мсье Лафит. Держу пари, что на улице Бурбонов его слуги нам скажут, что хозяин уехал по делам и неизвестно, когда вернётся.
8
Начальник полиции оказался прав. Ещё до рассвета из ворот особняка Пьера Лафита выехал лёгкий одноосный кабриолет, направившийся в восточную часть города. Серым в яблоках жеребцом правил сам мсье Лафит, рядом сидел его брат Жан. На окраине города они свернули во двор древней таверны, где их уже ждали две лошади под седлом. Братья проскакали несколько лье до одного из рукавов Миссисипи. Задолго до впадения в Мексиканский залив от главного русла великой реки отделяются сотни проток, петляющих по озёрам и болотам среди густых зарослей гигантской дельты.
Пьер и Жан Лафит сошли с лошадей и пересели в длинную лодку. Восемь гребцов дружно взмахнули вёслами. По берегам тянулась густая бахрома растительности, иногда она расступалась, и открывались бескрайние болота, с которых поднимались в небо стаи диких уток. Изредка попадались убогие деревушки индейцев.
Лодка много петляла, сворачивала то в левый, то в правый рукав, ныряла в узкие туннели девственной растительности и снова выскакивала на открытую воду. Жан Лафит, надеявшийся запомнить дорогу, быстро утомился. До самого вечера опытные гребцы держали курс к таинственной цели.
Заночевав в сложенном из ветвей бунгало, наутро они снова пустились в путь. Рукав Миссисипи расширился. Впереди засверкало на солнце озеро, за ним ещё одно, поменьше, но с большим островом посредине. Ещё несколько миль пути, и протока вывела к бухте, в которой скрывалось несколько кораблей. Это было идеальное разбойничье логово, тайное убежище и источник богатства торгового дома «Лафит».
Достоинства и преимущества бухты Баратария оценил в своё время дядя братьев Лафит капитан Белюш, когда разбойничал в этих местах с Луи Ори. С моря её прикрывали два больших острова, и попасть в бухту со стороны залива можно было только по секретному фарватеру между ними. А водный путь по протокам вёл до самых предместий Нового Орлеана. И когда возникли проблемы со сбытом добычи, Рене Белюш рассказал повзрослевшим племянникам о тихом убежище, хорошо защищённом от ураганов и крупных военных кораблей.
Пьер Лафит основал в городе торговый дом, через который продавал захваченные товары, его доверенные лица выгодно вкладывали деньги в недвижимость, открывали счета в банках, играли на бирже. Эскадра состояла из семи кораблей, которые уже несколько лет грабили английские и испанские суда до тех пор, пока возвратившиеся в 1814 году во Францию Бурбоны не заключили мир с европейскими державами и запретили губернатору Мартиники выдавать корсарские патенты. Тогда Рене Белюш обратился к республиканским властям Картахены, стряхнувшей с себя власть Испании, выправил новые грамоты и продолжил с племянниками трепать испанский торговый флот.
Лодка направилась к материковому берегу, где под тенью огромных деревьев притаились хижины и склады для награбленных товаров. Между домами слонялись вооружённые люди со всевозможными оттенками кожи – негры, метисы, мулаты, самбо2, индейцы, белые. Всё это были акционеры торгового дома «Лафит». Заметив лодку, они подошли к воде и дружно поприветствовали Пьера Лафита.
– С благополучным прибытием, бос3.
Братья покинули лодку, вышли на берег. Среди встречающих Жан Лафит с удивлением увидел несколько темнокожих женщин и детей. Некоторые флибустьеры женились на бывших рабынях с захваченных кораблей. Рабов отпускали, но кто хотел, мог остаться со своими освободителями.
Из свежесрубленного дома вышел высокий небритый мужчина в широкополой шляпе, похожий на испанца. Это был Доменик, старший из братьев Лафит. Следом за ним шёл в синем трофейном мундире белокурый капитан Белюш. Братья пожали друг другу руки, дядя прижал к сердцу младшего племянника и неожиданно прослезился.
– Дядя Рене считал тебя погибшим, Жан, – сказал Доменик. – Его друзья-революционеры рассказали ему, что вся армия Наполеона погибла в России.
– Меня не было в составе основных сил императора. Я сражался севернее, в корпусе Макдональда, и наши потери были не столь ужасны.
Разговаривая, они вошли в дом. Наконец, вся семья оказалась опять вместе. Вспомнили покойного Мариуса, отца Лафитов, мать и бабушку.
– Они были бы просто счастливы, глядя на вас, – сказал Рене Белюш. – Теперь дела пойдут ещё лучше.
– Если ты, дядя, не будешь отвлекаться на дружбу с Освободителем Боливаром и генералом Пиаром, – сказал Доменик. – Революционеры принесли Франции только несчастья, а ты доставляешь им оружие и продовольствие. Короля сменит диктатор и начнётся хаос или резня. Посмотри на Гаити. Один соратник Туссена Лувертюра объявил себя императором, другой королём Анри I.
– Ты забыл президента Петиона, выбранного народом. Война в Венесуэле и Новой Гранаде не имеет ничего общего ни с крайностями на Гаити, ни с Робеспьером, ни тем более с Бонапартом. Я перестал восхищаться им, как только он объявил себя императором. В газетах писали, что когда Наполеон ехал в ссылку, жители Прованса окружили его карету, разбили окно, плевали в лицо свергнутому императору и кричали: «Кровавый корсиканец, верни нам наших сыновей!».
Жан Лафит хотел заметить, что император – это слава Франции, солдаты боготворили его, но удержался. Он уже успел почувствовать: здесь, в Америке, совсем другой мир, иные ценности и герои.
– Всё равно испанцы задушат колонии, а революционеров бросят в тюрьмы. Есть ли смысл вкладывать в них деньги? – поддержал старшего брата Пьер. – В Испанию возвратился король Фердинанд VII. Он снаряжает огромную армию в восставшие колонии во главе с генералом Морильо. Этот талантливый военачальник несколько лет сражался с войсками Наполеона и обязательно разделается с республиканцами.
– Боливар должен объявить об отмене рабства. Сотни тысяч новых бойцов встанут под его знамёна, и тогда Фердинанду не поможет ни Морильо, ни сам Господь Бог! -с жаром сказал Белюш. – Для нас родина – вся Америка, мы должны помочь своим братьям. Ну, а теперь, Жан, я хочу слышать подробности дуэли. За что ты проткнул шпагой несчастного? Неужели его вина была настолько серьёзна?
– Когда я спустился в бар поужинать, он ударил проститутку за то, что она отказалась брать бумажные доллары. Я не позволил ему бить женщину в моём присутствии. Тогда он заявил, что узнаёт француза-лягушатника, который суёт свой нос в чужие дела. В общем, обычная ссора. Я не стал бы его убивать, но он и во время дуэли продолжал оскорблять французов, вспоминая победу англичан при Трафальгаре, и издевался над императором.
– И получил по заслугам. – Белюш, хлопнув в ладоши, распорядился подавать обед. За столом он наметил план дальнейших действий. – В городе пока не показываться. Жан примет командование над четырёхпушечным кораблём «Мизер» и будет выходить в море со мной. Соблюдать осторожность. По одному не охотиться. Вдоль побережья шныряют английские фрегаты.
Пьер и Жан Лафит сошли с лошадей и пересели в длинную лодку. Восемь гребцов дружно взмахнули вёслами. По берегам тянулась густая бахрома растительности, иногда она расступалась, и открывались бескрайние болота, с которых поднимались в небо стаи диких уток. Изредка попадались убогие деревушки индейцев.
Лодка много петляла, сворачивала то в левый, то в правый рукав, ныряла в узкие туннели девственной растительности и снова выскакивала на открытую воду. Жан Лафит, надеявшийся запомнить дорогу, быстро утомился. До самого вечера опытные гребцы держали курс к таинственной цели.
Заночевав в сложенном из ветвей бунгало, наутро они снова пустились в путь. Рукав Миссисипи расширился. Впереди засверкало на солнце озеро, за ним ещё одно, поменьше, но с большим островом посредине. Ещё несколько миль пути, и протока вывела к бухте, в которой скрывалось несколько кораблей. Это было идеальное разбойничье логово, тайное убежище и источник богатства торгового дома «Лафит».
Достоинства и преимущества бухты Баратария оценил в своё время дядя братьев Лафит капитан Белюш, когда разбойничал в этих местах с Луи Ори. С моря её прикрывали два больших острова, и попасть в бухту со стороны залива можно было только по секретному фарватеру между ними. А водный путь по протокам вёл до самых предместий Нового Орлеана. И когда возникли проблемы со сбытом добычи, Рене Белюш рассказал повзрослевшим племянникам о тихом убежище, хорошо защищённом от ураганов и крупных военных кораблей.
Пьер Лафит основал в городе торговый дом, через который продавал захваченные товары, его доверенные лица выгодно вкладывали деньги в недвижимость, открывали счета в банках, играли на бирже. Эскадра состояла из семи кораблей, которые уже несколько лет грабили английские и испанские суда до тех пор, пока возвратившиеся в 1814 году во Францию Бурбоны не заключили мир с европейскими державами и запретили губернатору Мартиники выдавать корсарские патенты. Тогда Рене Белюш обратился к республиканским властям Картахены, стряхнувшей с себя власть Испании, выправил новые грамоты и продолжил с племянниками трепать испанский торговый флот.
Лодка направилась к материковому берегу, где под тенью огромных деревьев притаились хижины и склады для награбленных товаров. Между домами слонялись вооружённые люди со всевозможными оттенками кожи – негры, метисы, мулаты, самбо2, индейцы, белые. Всё это были акционеры торгового дома «Лафит». Заметив лодку, они подошли к воде и дружно поприветствовали Пьера Лафита.
– С благополучным прибытием, бос3.
Братья покинули лодку, вышли на берег. Среди встречающих Жан Лафит с удивлением увидел несколько темнокожих женщин и детей. Некоторые флибустьеры женились на бывших рабынях с захваченных кораблей. Рабов отпускали, но кто хотел, мог остаться со своими освободителями.
Из свежесрубленного дома вышел высокий небритый мужчина в широкополой шляпе, похожий на испанца. Это был Доменик, старший из братьев Лафит. Следом за ним шёл в синем трофейном мундире белокурый капитан Белюш. Братья пожали друг другу руки, дядя прижал к сердцу младшего племянника и неожиданно прослезился.
– Дядя Рене считал тебя погибшим, Жан, – сказал Доменик. – Его друзья-революционеры рассказали ему, что вся армия Наполеона погибла в России.
– Меня не было в составе основных сил императора. Я сражался севернее, в корпусе Макдональда, и наши потери были не столь ужасны.
Разговаривая, они вошли в дом. Наконец, вся семья оказалась опять вместе. Вспомнили покойного Мариуса, отца Лафитов, мать и бабушку.
– Они были бы просто счастливы, глядя на вас, – сказал Рене Белюш. – Теперь дела пойдут ещё лучше.
– Если ты, дядя, не будешь отвлекаться на дружбу с Освободителем Боливаром и генералом Пиаром, – сказал Доменик. – Революционеры принесли Франции только несчастья, а ты доставляешь им оружие и продовольствие. Короля сменит диктатор и начнётся хаос или резня. Посмотри на Гаити. Один соратник Туссена Лувертюра объявил себя императором, другой королём Анри I.
– Ты забыл президента Петиона, выбранного народом. Война в Венесуэле и Новой Гранаде не имеет ничего общего ни с крайностями на Гаити, ни с Робеспьером, ни тем более с Бонапартом. Я перестал восхищаться им, как только он объявил себя императором. В газетах писали, что когда Наполеон ехал в ссылку, жители Прованса окружили его карету, разбили окно, плевали в лицо свергнутому императору и кричали: «Кровавый корсиканец, верни нам наших сыновей!».
Жан Лафит хотел заметить, что император – это слава Франции, солдаты боготворили его, но удержался. Он уже успел почувствовать: здесь, в Америке, совсем другой мир, иные ценности и герои.
– Всё равно испанцы задушат колонии, а революционеров бросят в тюрьмы. Есть ли смысл вкладывать в них деньги? – поддержал старшего брата Пьер. – В Испанию возвратился король Фердинанд VII. Он снаряжает огромную армию в восставшие колонии во главе с генералом Морильо. Этот талантливый военачальник несколько лет сражался с войсками Наполеона и обязательно разделается с республиканцами.
– Боливар должен объявить об отмене рабства. Сотни тысяч новых бойцов встанут под его знамёна, и тогда Фердинанду не поможет ни Морильо, ни сам Господь Бог! -с жаром сказал Белюш. – Для нас родина – вся Америка, мы должны помочь своим братьям. Ну, а теперь, Жан, я хочу слышать подробности дуэли. За что ты проткнул шпагой несчастного? Неужели его вина была настолько серьёзна?
– Когда я спустился в бар поужинать, он ударил проститутку за то, что она отказалась брать бумажные доллары. Я не позволил ему бить женщину в моём присутствии. Тогда он заявил, что узнаёт француза-лягушатника, который суёт свой нос в чужие дела. В общем, обычная ссора. Я не стал бы его убивать, но он и во время дуэли продолжал оскорблять французов, вспоминая победу англичан при Трафальгаре, и издевался над императором.
– И получил по заслугам. – Белюш, хлопнув в ладоши, распорядился подавать обед. За столом он наметил план дальнейших действий. – В городе пока не показываться. Жан примет командование над четырёхпушечным кораблём «Мизер» и будет выходить в море со мной. Соблюдать осторожность. По одному не охотиться. Вдоль побережья шныряют английские фрегаты.