Медведев Валерий Владимирович. Тридцать шесть и девять, или Мишкины и Валькины приключения в интересах всего человечества

   - Тогда, может, можно будет передать мысли при помощи тамтамов?.. Я читал про такие барабаны... Или ещё я читал про слоновьи бивни,- сказал я.-Если в них погудеть, то тоже можно передать мысли на триста километров.
   - "Барабаны! Бивни"! - сказал Мишка.-Тебе же нужно секретно передать секретные мысли, а не барабанить и не гудеть по секрету всему свету!
   Я подумал, какую бы мне ещё найти отговорку:
   - А штраф-то как же?
   - Какой ещё штраф? - удивился Мишка.
   - Десять рублей... постановление Моссовета... в дачной ,%ab-.ab( нельзя разводить огонь...
   - Огонь нельзя,-сказал Мишка.-А дым можно!
   - Так ведь дыма без огня не бывает?
   - А это что, по-твоему? - спросил Мишка, подмигивая мне и хлопая рукой по рюкзаку.
   - А что это такое? - спросил я.
   - Дым без огня! Вот это что такое! Мишка развязал рюкзак и, оглядываясь по сторонам, вытащил из него круглую металлическую коробку с ручкой, похожую на кассету для кино лент, только потолще, и поднёс её к моему носу.
   - "Шашка нейтрального дыма,-прочитал я на этикетке, морщась от неприятного запаха.-По спецзаказу "Мосфильма".
   - На киностудию за ними специально ездил,- сказал Мишка.- Три часа пиротехника уговаривал. Еле-еле уговорил.
   "Ну, всё,-подумал я про себя.-Не пройдёт и получаса, как я на глазах у Мишки погорю со всеми своими жалкими мыслями".
   - Слушай, Мишка,- сказал я.- А почему бы нам с тобой...
   Но Мишка меня не стал больше слушать.
   - Конечно,- сказал Мишка,- есть ещё такие горепутешественники, которые и дыма боятся как огня... и для которых штраф в десять рублей дороже интересов всего человечества! И которые могут придумать миллион отговорок, только чтобы...
   С этими словами Мишка повалился на песок и стал изо всех сил переживать мою трусость и скупердяйство.
   А я?.. Разве я мог перенести, чтобы Мишка принял меня за какого-то труса путешественника? Нет, я не мог этого перенести. Поэтому я встал и сказал.
   - Хорошо, Мишка,- сказал я,-я согласен читать дым. Только давай не с помощью шашек, а с помощью папирос...
   Я думал, что от папирос будет мало дыма, и поэтому Мишка не сможет узнать мои мысли.
   - Никаких папирос? Только шашки!-заорал Мишка.
   Как раз в это время из кустов неожиданно вышел мой папа. Он подозрительно осмотрел нас с ног до головы и спросил:
   - Какие шашки?
   - Ну, шашки! - сказал Мишка.
   - Ах, шашки,-сказал папа.-Ну, шашки- это хорошо...-сказал папа, глядя на обложку Мишкиной книжки... И книжки-это хорошо...- добавил он.-И шахматы... тоже хорошо... а шашки у вас есть?
   - Есть,-сказал Мишка,-в рюкзаке!
   - Очень хорошо! - сказал папа.- Одним словом, мы уже уходим... дача пустая... я надеюсь... я надеюсь...
   Я пошёл проводить наших до калитки, а когда вернулся обратно на берег, там уже всё было готово к чтению дыма.
   Две шашки были уже извлечены из рюкзака и положены на землю недалеко друг от друга, рядом с кирпичами для сидения. Шашки оставалось только зажечь, что Мишка и сделал сразу же при моём появлении. Стоя на коленях спиной ко мне, он чир кнул спичкой, и тотчас же из-за его головы словно бы вылетела стайка чёрной мошкары. Мишка обернулся, посмотрел - меня и потёр руки.
   - Сейчас... - сказал Мишка.- Сейчас мы узнаем, чем ты дышишь...
   Я присел с закрытыми глазами на кирпич и, чтобы Мишка не узнал, чем я "дышу", стал, как попугай, твердить: "Мне не жалко, что мы съели ботинки... мне не жалко, что мы съели бо тинки..."
   Дым лез мне в глаза, поэтому я продолжал жмуриться и морщить свой нос.
   - Глаза открой!-закричал Мишка.-Дым читают с открытыми глазами!
   Я открыл глаза и увидел, что из моей шашки идёт дым какого-то подозрительного чёрного цвета. При одном виде этого дыма я первый раз за всё время перестал думать о своих ботинках.
   "Ой, ой, ой,- подумал я,- какой-то уж больно страшный дым... как бы пожара не было..." И ещё я подумал, что сейчас Мишка как посмотрит на мой дым, как прочитает его и как, вероятно, заорёт:
   "Что я вижу? Из шашки идёт обыкновенный дым, а этот неврастеник думает о пожаре! Трус! Ничтожная личность! И этого слабака я ещё хотел взять с собой в путешествие!.."
   Но вместо этого Мишка почему-то закричал совсем другое.
   - Слушай! - закричал Мишка.-А почему это у тебя такой жидкий дым?
   Я посмотрел в первый раз на Мишкин дым. Действительно, по сравнению с Мишкиным дымом мой дым представлял жалкое зрелище. Из Мишкиной шашки дым валил, как из пароходной трубы, а из моей поднимался какой-то жалкой струйкой.
   - Э-э-э-э! - закричал Мишка.- Да ты, наверное, ни о чём не думаешь!
   - Как это не думаю? - закричал я.- Я думаю!..
   - А почему же у тебя такой жидкий дым? - не унимался Мишка.
   Я хотел сказать, что, вероятно, какие мысли у человека в голове, такой у него и дым, но удержался и только раскашлялся, потому что дым продолжал лезть мне в глаза, в нос и в рот.
   - Придётся тебе ещё одну шашечку добавить! - сказал Мишка, тоже кашляя.
   С этими словами он достал из рюкзака ещё пару шашек и запалил их. Одну шашку Мишка оставил себе, другую подставил мне под самый нос и стал её раздувать. Из второй шашки повалил не только дым, но и полетели искры. При виде искр мысли о пожаре вспыхнули в моей голове с новой силой, и я стал думать о том, что будет, если дача и вправду загорится. Всё, наверное, сгорит. И даже бабушкин железный сундук, в который папа с Наташкой сложили всю кожаную обувь. И Мишкины ботинки, кстати, сгорят: они ведь в сундуке, а сундук в даче... И ещё я подумал, что если Мишка сейчас прочитает мои мысли, то это даже будет не так уж плохо. В конце концов, пусть лучше погорю я со своими мыслями, чем дача со всем нашим имуществом.
   - Мишка,-сказал я, кашляя,- ну ты хоть одну мою мысль c&% различил в дыму?
   - Нет ещё,-ответил Мишка, тоже чихая и кашляя.
   "Что же делать? - подумал я.- Пока Мишка сумеет различить мои мысли, пройдёт, может быть, час, а может быть, и больше, а дым идёт всё гуще, и искры летят вовсю, и в воздухе уже запахло чем-то палёным..."
   А Мишка шепчет:
   - Сейчас узнаем, о чём он думает! Я уже, чтобы помочь Мишке, начинаю шёпотом вслух мыслить.
   - Я,-говорю,-думаю о том, Мишка, как бы пожара не было.
   А Мишка и не слушает мой шёпот. Он мне сам орёт:
   - Сидишь неправильно! Далеко от дыма сидишь! Так, конечно, никакие мысли не прочтёшь! Далеко!.. И так дышать нечем.
   - Надо в самом дыму сидеть! - кричит Мишка.- Чтобы мысли дымом пропитались, а дым - мыслями. Вот как надо!..
   С этими словами Мишка сунул запросто свою голову прямо в дым, подержал немного и вытащил обратно. Белое Мишкино лицо после этого сразу же превратилось в негатив. А по щекам его побежали слезы. Затаив дыхание я повторил Мишкин манёвр и тоже тихо про себя разревелся.
   - Так,-сказал Мишка, плача,-теперь глотни его! Глотни!
   Я глотнул. Мне уже было всё все равно, лишь бы Мишка скорее прочитал мои мысли про пожар.
   - Так,-сказал Мишка, чихая, кашляя и плача.- Теперь другое дело! Теперь гораздо лучше!
   Не знаю, может быть, Мишке стало и лучше, но, когда я сунул голову в дым и потом ещё глотнул его, мне сразу стало гораздо хуже. Я тоже зачихал и закашлял, а по щекам у меня потекли "тройные слезы". (Одни из-за того, что дым ел глаза, другие оттого, что мне стало жалко нашу дачу, а третьи потому, что Мишка и после глотания дыма не прочитал ни одной моей мысли.) А дым над нами стоял уже, как над морской эскадрой, и спину уже почему-то пекло. Я хотел обернуться, посмотреть на дачу, а сам боюсь: вдруг она действительно горит?
   А Мишка всё бормочет:
   - Сейчас узнаем, о чём он думает!.. "Узнаем! Узнаем!" А сам всё опять не узнаёт. Тогда я не выдержал и просто заорал.
   - Не знаю,- кричу,- о чём ты. Мишка, думаешь, но я лично думаю о том, что дача наша уже горит и нам с тобой, Мишка, надо не дым читать, а тушить пожар!
   А Мишка кричит:
   - Что ты мне про свои мысли кричишь! Ты мне про мои мысли кричи! А я кричу:
   - Свои мысли ты и сам знаешь! А мои не можешь прочитать! Не можешь! А Мишка кричит:
   - А я почему не могу их прочитать? Потому что мой дым перепутался с твоим, и я не могу отличить свои мысли от твоих!
   А я кричу:
   - Мои мысли о том, что надо звонить по 01! А все остальные,-кричу,-это твои, Мишка, мысли!
   И тут, вместо того чтобы сказать мне спасибо за помощь, Мишка вдруг как рассердится на меня.
   - Некоторые типы говорят слова, чтобы скрыть свои мысли, но эти штучки у них не пройдут! Нас не собьёшь!
   К этому моменту я уже так наглотался дыма, я почувствовал себя так неважно, и так мне вдруг стало всё равно, что подумает обо мне Мишка, что я перестал помогать ему читать мои мысли. Я быстро обернулся, смотрю сквозь дым - все окна на- шей дачи такие, как будто в комнатах кто-то проявляет пластинки при красном свете. Тут уж я просто завопил:
   - Пожар! Пожар! Горим! Горим! Вероятно, мои мысли о пожаре если не Мишке, то кое-кому всё-таки удалось прочитать. Потому что, когда я закричал, над нашей дачей остановился в воздухе вертолёт. А со стороны речки, преодо левая дымовую завесу, к берегу стал подруливать катер речной милиции. А в глубине дыма за оградой раздались громкие голоса и вой пожарной сирены.
   Как мама и папа наткнулись на нас с Мишкой в чёрном тумане, из-за чего мама упала в обморок, что кричал командир пожарных, когда обнаружил дымовые шашки и не обнаружил никакого пожара, и что после этого началось, как реагировали на всё это наши соседи, почему милиционер катера записал наш телефон, чем пригрозил брандмайор моему папе и как мы себя чувствовали всё это время- я рассказывать не буду!
   Всё, что я перечислил, мы с Мишкой перенесли мужественно и героически. Как и полагается всё переносить настоящим путешественникам. Только один раз наши ряды с Мишкой дрогнули и пришли в замешательство-это когда приехавший на "скорой помощи" врач установил у нас обоих отравление угарным газом, правда, не очень тяжёлое. Достав две кислородные подушки, он заставил нас с Мишкой дышать кислородом. Потом он заставил нюхать нашатырь, потом он заставил раздеться и растёр с ног до головы, потом хотел обложить нас грелками... Уж против чего, а против грелок Мишка просто взбунтовался. А за ним взбунтовался и я.
   Мишка орал, что он нигде ещё не читал, чтобы путешественникам, которые читали дым и мысли с помощью дыма, давали после этого нюхать нашатырь и обкладывали грелками.
   - Во-первых,-сказал папа,-вы дым не читали, а вы просто его нюхали... Во-вторых,- сказал папа,-для того чтобы читать мысли на расстоянии, надо иметь не только расстояние, но и мысли...
   По-моему, папа хотел сказать нам с Мишкой ещё что-то "втретьих", и "в-четвёртых", и "в-пятых", но доктор сказал, что нам с Мишкой необходимы тишина и полный покой. После этого все ушли. И мы с Мишкой остались одни в тишине и в полном покое.
   Если не считать нашего покашливания, то мы с Мишкой лежали молча. Судя по выражению Мишкиного лица, он опять обдумывал что-то просто невероятное. А я, убедившись, что Мишка ни с дымом, ни без дыма пока не может прочитать мои мысли, я, как всегда, но почему-то с ещё большим наслаждением предался своим ничем не выдающимся ` ',kh+%-(o,.
   Сначала я думал о Танечке с соседней дачи, потом о модной курточке на "молниях" и, наконец, о своих съеденных ботинках... Причём на этот раз я думал о них как-то поновому, без тоски, что ли, и без грусти. Я, например, думал: "Не так уж плохо, что ботинки съели, я как хорошо, что дача не сгорела..."
   И уснул. А когда проснулся, было утро и Мишки в комнате уже не было. Тогда я сунул руку под подушку и, как в прошлый раз, обнаружил там записку.
   "Всё в порядке!-писал Мишка.-Подготовка к отважным путешествиям продолжается... жди указаний!.."
   - А у него действительно температура всегда тридцать шесть и девять? - донёсся из-за стены папин голос.
   Мама подтвердила этот невероятный факт.
   - Так, может, ему незаметно дать что-нибудь жаропонижающее... Аспиринчику, например?..
   
   УЖИН С УДАВОМ
   С той минуты, как Мишка передал мне в кустах из рук в руки загадочный чемодан с пластилиновыми пломбами, прошло несколько часов. Теперь вслед за чемоданом на дворе с минуты на минуту должен был появиться и сам Мишка. Как-то так получилось, что мы все трое: я, Наташка и папа, не сговариваясь между собой, собрались возле калитки и стали с нетерпением ждать Мишкиного появления. Правда, нетерпение это выглядело у всех у нас троих по-разному. Наташка, например, смотрела откровенно во все глаза на дорогу, и на лице её было написано: "Хоть бы скорее приехал этот Мишка!.." (Уж не влюбилась ли она в него?) Папа изредка поглядывал мрачно в сторону станции, как бы говоря: "Хоть бы этот Мишка вообще не приезжал!.." А я, как всегда перед встречей с Мишкой, как-то раздвоился в своих ощущениях и в одно и то же время с нетерпением ждал, чтобы Мишка хоть бы скорее приехал... и чтобы Мишка хоть бы вообще не приезжал... В разгар нашего ожидания, когда папа начал петь тихо себе под нос песню со словами "что ты жадно глядишь на дорогу...", за нашими спинами неожиданно раздался мамин голос:
   - А вот и мы!
   Мы обернулись. Смотрим, посреди двора нашей дачи стоит наша мама и наш двоюродный брат Мишка со своей повышенной температурой. Мы их ждали со стороны станции, а они почемуто появились со стороны реки. Пока мы все трое про себя удивлялись и ничего не могли понять, мама сказала:
   - А мы от самой Москвы до дачи на речном катере ехали! Мишка поговорил с милиционером, и тот сказал, что ему с нами по пути!..
   - Здравствуйте!-сказал Мишка.
   - Привет! - сказал папа, переводя взгляд с мамы на Мишку. Смотрел папа на него долго, пристально и мрачно.
   - Кажется, всё в порядке!-прошептала мне Наташка.- Папа может Мишку не только слышать, но и видеть!..
   В это время папа подошёл к Мишке и похлопал его /`("%bab"%--. по плечу. Мы с Наташкой даже обрадованно переглянулись. Выходит, что папа может не только видеть и слышать Мишку, он даже может его приветствовать. Мы с Наташкой просто залюбовались этим.
   А папа все продолжал хлопать Мишку. Постучав руками по плечам, он стал его хлопать по животу, по спине и по бокам. А когда уж папа начал хлопать Мишку по заднему месту и даже по ногам, -то я понял, что это он его не приветствует, а просто обыскивает. Обыскав Мишку и не найдя ничего такого папа на минуту задумался и вдруг сказал:
   - А ну-ка, открой рот!
   Мишка открыл рот.
   Папа заглянул в рот и сказал:
   - Скажи "а-а"...
   Мишка сказал "а-а". Не обнаружив ничего подозрительного и во рту у Мишки, папа стал выворачивать у него на курточке все карманы. А Мишка всё это время смотрел на меня, как бы спрашивая: "Ну что? Как там с чемоданом? Пломбы целы? Всё в порядке?"
   А я тоже всё время смотрел на Мишку, как бы отвечая: "Конечно, всё в порядке! Чемодан спрятан в надёжном месте! Пломбы в полной сохранности!.."
   После обыска Мишка как ни в чём не бывало уже направился на берег Москвы-реки, и я уже сделал шага тричетыре за ним, как вдруг папа как закричит :
   - А ну-ка, голубчики, постойте-ка! Мы остановились.
   - Вы это куда?
   - Туда... - сказал я, указывая рукой в сторону злополучного берега реки.
   - Никаких "туда",-сказал папа.-Только сюда!.. Или сюда!.. Или сюда!..-Он указал рукой сначала на гамак, потом на веранду, потом на поляну перед самой дачей.-И чтобы быть всё время у меня на глазах!.. Понятно?..
   Я ничего не сказал. Я думал, что Мишка сам с помощью избытка электричества в своём организме энергично воспротивится папиному ультиматуму. Ничего подобного. Спокойно выслушав папу, Мишка повернулся и неторопливо направился к гамаку. "Кажется, сегодня подготовка к отважным путешествиям мне не грозит,-подумал я в одно и то же время и с радостью и с разочарованием и стал устраиваться в гамаке рядом с Мишкой.- Ну и хорошо, что не грозит... Очень хорошо!.. Но и плохо, конечно!.. Очень плохо!.. Я уже как-то привык, чтобы с Мишкиным появлением на нашей даче мне обязательно что-нибудь грозило".
   Гамак тихо качался. Свесив одну ногу за борт, я легонько толкался ею об землю, посматривая на Мишку. Мишкино лицо горело как в огне, но было, как всегда, непроницаемым. Только губы его что-то всё время беззвучно колдовали. Наташка делала вид, что читает с интересом какую-то книгу. Папа изредка из-за газеты бросал на нас довольные взгляды. Заметив, что папа был нами очень доволен, мама тоже стала очень довольна. А Наташка это тоже, видимо, всё почувствовала и тоже была довольна тем, что мама была довольна тем, что папа был очень нами доволен.
   Не знаю, то ли меня укачал гамак, или мне передалось общее настроение, только даже моё двойственное состояние "и доволен-и недоволен" уже склонялось больше к просто "доволен", когда вдруг Мишка перестал беззвучно колдовать своими губами и тихо сказал:
   - В конце концов, там, в путешествиях,-прошептал Мишка,-кроме умения есть кожаные ботинки и читать дым, очень важно будет уметь ещё сохранять СБОИ жизни...
   Выслушав Мишку, я подумал о том, что свои жизни надо уметь сохранять не только там, но и здесь тоже... но ничего не сказал.
   - ...Потому что,-продолжал Мишка,-если мы там не сохраним свои жизни, то мы просто не сможем вернуться из путешествия...
   "А если мы здесь не сохраним свои жизни, то мы просто не сможем отправиться в путешествие..." -снова подумал я и добавил вслух:
   - Про жизнь это ты точно, Мишка... там ведь, в случае чего, неотложку не вызовешь...
   - Вот, вот,-сказал Мишка.-Поэтому жизни надо научиться сохранять уже здесь!
   Мне показалось, что на этот раз Мишка сумел без помощи всякого дыма просто прочитать мои мысли. Поэтому ох я и обрадовался!
   - Давай,-сказал я.-Давай учиться сохранять здесь! Сегодня! Прямо сейчас!
   Растроганный, вероятно, моими словами, Мишка молча и крепко пожал мою руку. Я почувствовал, как Мишкино электричество стало перебегать в мой организм. Во рту сразу стало кисло, как от лимона.
   - А мы как будем учиться сохранять?
   - Как?-сказал Мишка.-По методу Субанга...
   Услышав имя какого-то Субанга, я вздрогнул, осекся и подумал: "Не слишком ли я наэлектризовался от Мишкиного тока?" Я ведь уже на своём опыте знал, что любое непонятное слово или имя, произнесённое Мишкой, ни к чему хорошему ещё не приводило и, наверно, не приведёт.
   Из-за итальянца Пигафетти мы чуть не отравились моими ботинками. Из-за африканца Мзинга" мы чуть не умерли от угарного газа. Теперь ещё какой-то Субанга... Может быть, лучше не спрашивать у Мишки, кто он такой?.. А может быть, не бояться и спросить? А чего бояться? Папа с нас глаз не сводит. И мама рядышком-ужин накрывает на веранде. И Наташка сидит невдалеке и читает книжку, то есть не читает, а подслушивает, о чём мы разговариваем. Значит, в худшем случае, Мишка сможет рассказать сегодня про метод Субанга только теоретически. А Мишкиных теорий я не боюсь. Лишь бы практики не было.
   - А кто такой этот Субанга?-бесстрашно спросил я Мишку.
   - Индонезиец с острова Флорес. Ты что, ничего про него не слышал?
   - Нет,- сказал я многозначительно.- Про Пигафетти и про Мзингу слышал, а про Субангу нет.
   - Сейчас услышишь,-сказал Мишка. Затем он достал из * `, - кусочек бумаги, вырезанный то ли из газеты, то ли из журнала... и начал шёпотом читать:-"...Субанга-житель острова Флорес, он нашёл в лесу маленького питона и решил его выходить. Для этого он с ним вместе спал и ел..."
   Когда я только представил, как этот Субанга обедал вместе с питоном и потом спал, может быть, даже в обнимку, мне уже стало нехорошо и волосы на моей голове стали торчком, но не от электричества, а от чего-то другого. Видимо, Наташка по моей причёске почуяла что-то неладное. Поэтому она вдруг насторожилась и подсела к нам поближе. Мишка, заметив это, понизил голос:
   - "...Питон вырос. Теперь это шестиметровая змея весом сто сорок килограмм. Днём она забирается в джунглях на кокосовые пальмы и стряхивает с неё орехи,-тихо читал Мишка,-а ночью свёртывается на земле вокруг спящего хозяина кольцом, охраняя его жизнь и сон..." Понял?- спросил Мишка.
   - Конечно! Свёртывается! И оберегает!..- ответил я, стараясь понять, к чему это Мишка клонит.
   - Значит, с помощью кого мы будем оберегать свои жизни? - С помощью... Субанги... - предположил я.
   - Как это Субанги?
   - Так,-сказал я.-Возьмём у него питона...
   - Как-возьмём?
   - Так,-сказал я.-Напрокат... Днём он будет свёртываться вокруг... орехов, а ночью... трясти нас...
   От ужаса я всё перепутал, но Мишка не обратил на это внимания.
   - "Напрокат"!-сказал Мишка.-Что тебе питон-"Москвич" или пылесос?.. Каждый путешественник должен лично вырастить и воспитать... Так что ты на Субанга не очень-то надейся... Ты, в общем, это... давай готовься...
   - К чему?-спросил я.
   - Как-к чему?-удивился Мишка.-К этому... чтобы воспитывать...
   - Кого? - спросил я.- Уж не питонов ли?..
   - Ну,-прошептал Мишка,-питонов не питонов... но, в общем, тоже из класса пресмыкающихся...
   От этих зловещих Мишкиных слов в воздухе сразу же запахло практикой и мой лоб стал медленно покрываться уже не теоретическим, а самым заправдашним холодным потом. И тут я впервые после прихода Мишки вспомнил о таинственном чемодане с пластилиновыми пломбами. Значит, в Мишкиной голове были мысли о том, как мы будем сохранять свои жизни в джунглях, а в чемодане было то, на чём мы должны были практиковаться. То есть в чемодане были питоны! Ну, питоны не питоны, но, в общем, тоже кто-то из класса пресмыкающихся. В таком маленьком чемодане, конечно, никакой питон не поместится. Так, может быть, там уместились их дети? Дети питонов. Питонцы. И этот чемодан с питонцами уже часов пять как стоит у меня под кроватью.
   Моё лицо побледнело от страха. Мишка это заметил.
   - Да ты не бойся! - стал успокаивать он меня.-В чемодане же ужи.
   - Какие жеужи? - спросил я, слегка заикаясь.
   - Не жеужи, а ужи, обыкновенные ужи. Четыре штуки. Два ужа основных, а два ужа запасных... на всякий случай...
   - Ах, ужи!.. - сказал я, вытирая со лба теперь уже горячий пот.-А они действительно ужи?
   - Вот Фома неверующий. Я же их в живом уголке брал. Даже расписку юннатам дал: "Взято четыре ужа на одну ночь... Киселёв".
   Я подумал, что лучше, если бы Мишка не дал расписку, а взял её у юннатов: "Выдано четыре ужа. Юннаты".
   - А как же мы будем этих ужей воспитывать?
   - Для начала поужинаем с ними за компанию,- объяснил Мишка,- а потом завалимся вместе спать.
   - А у нас сегодня на ужин блинчики с мясом,-сказал я.-Разве ужи едят блинчики?..
   - И у них и у нас сегодня на ужин будет молоко,- заявил Мишка.- А сейчас ты сделаешь вот что...
   Выслушав Мишкину инструкцию, я вскочил с гамака и без всяких обычных отговорок в панике побежал на веранду, где мама уже накрывала стол к ужину. Расчёт у меня был простой. Мне казалось, что папа и мама в "молоке" и в нашем желании "пораньше лечь спать" обязательно заподозрят что-нибудь неладное.
   "Это подозрительно!-скажет мама.-С чего это ты вдруг отказываешься от своих любимых блинчиков и просишь молока?.. Это подозрительно..."
   "Да, да!-поддержит папа маму.-То их в постель никак не уложишь, а то они в семь часов собираются спать, видно, они опять что-то с Мишкой затеяли..."
   "Никакого молока!" -скажет мама.
   "А спать вы ляжете вместе со мной,-скажет папа,-вот здесь, на веранде".
   Но на веранде, к моему ужасу, всё произошло совсем не так, как я ожидал. Никто не насторожился. Ни у кого ничто не вызвало никаких подозрений. Даже наоборот. Мама, например, сказала:
   - Два стакана молока? Почему так мало вы просите, возьмите четыре! А папа сказал:
   - Хотите уже сейчас лечь спать?.. Ну что ж!.. Тем лучше! Тем лучше! Чем раньше вы с Мишкой ляжете спать, тем лучше будет и для вас и для нас...
   "Боже мой! - подумал я, стоя как дурак на веранде с четырьмя стаканами молока на тарелке.- Если через десять минут выяснится, что Мишка по ошибке принёс в чемодане всётаки не ужей, а каких-нибудь ядовитых змей, так папа пожалеет о том, что он сейчас мне сказал".
   - Тогда, значит, спокойной ночи, мама,- сказал я дрогнувшим голосом. И здесь я не выдержал (кто знает, может быть, мы с ней прощались навсегда). Я подошёл к маме и поцеловал её в щёку, держа в руках эти четыре предсмертных стакана с молоком.- И тебе спокойной ночи, папа,- сказал я, целуя и папу в щёку.
   А своей сестре я только кивнул на прощание, головой. Растяпа! Сидела рядом и не могла ничего подслушать. А ведь если бы подслушала, могла бы, в интересах всего g%+."%g%ab" , наябедничать папе с мамой про змей и тем самым предотвратить гибель двух будущих отважных путешественников.
   Простившись со всеми, я решил всё же ещё немного постоять. А вдруг произойдёт чудо и кого-нибудь в самую последнюю секунду осенит подозрение. Прошло пятьдесят или даже шестьдесят самых последних секунд. А я всё стоял со стаканами молока на тарелке.
   - Ты чего? - спросил папа.
   Я где-то читал, что перед смертью люди обычно. просят за что-нибудь прощения. Ничего не поделаешь, придётся на всякий случай попросить. Я сказал:
   - Папа и мама, вы простите нас с Мишкой, что мы съели ботинки и чуть не сожгли дачу...
   - Боже мой!-сказала мама.-Я и забыла про это.
   - Я не сержусь!-сказал папаа. - Какие пустяки!
   "Пустяки?.. Конечно, пустяки... По сравнению с нашей гибелью..."
   Всё!.. Больше мне ничего не оставалось делать, как глубоко вздохнуть, развернуть плечи и твёрдой и нетвёрдой походкой направиться в свою комнату.
   - Спокойной ночи,- сказал Мишка всем, присоединившись ко мне.
   Мы подошли с ним к двери. Я постоял в нерешительности, потом открыл дверь и вошёл в свою комнату, как в могильный склеп.
   Когда я вытащил из-под кровати свой чемодан, в котором был Мишкин чемодан со змеями, Мишка сразу же хотел извлечь свой чемодан из моего, но я наступил ногой на крышку.
   - Подожди, Мишка,- сказал я,- ты пока не вытаскивай своих ужей.
   - Почему моих?-сказал Мишка.-Теперь это наши общие ужи.
   "Общие!.. У меня со змеями никогда не было ничего общего",- это я подумал про себя. А это я сказал вслух: