Страница:
Глава четырнадцатая
Они преодолели триста пятьдесят километров вглубь империи. Оставалось еще тысяча сто пятьдесят километров до места их назначения – небольшого полуострова, выдающегося в Хазарское море, на краю которого находился город их графа – Лопатин. На тысячу пятьсот километров с запада на восток простиралась держава иудеев. И они пересекли ее, двигаясь днем и отдыхая ночами в селах.
Теперь дороги были полны караванами, отрядами всадников, сверкающих штыками и медными ярко начищенными шлемами, отражающими последние блестки лучей заходящего солнца. Школьные экскурсии обдавали внезапным шумом и хохотом. Раввины в черном шли группами. Перевозчики золота и перевозчики соли торопились по делам. Огромные площадки на колесах тянули быки, везя крупные глыбы зеленого мрамора с северных гор на юг, в Византию. Сотни длинноногих ослов, нагруженные связками шкур, также шли на юг, создавая пробки на перекрестках, через которые шел поток телег, перевозящих желтолицых рабов с востока на запад.
Везде слышались песни о козленке из Пасхальной агады, и жители домов выносили вещи на воздух, чтобы проветрить их после зимних месяцев.
Приближался праздник Пейсах. Гигантская Хазарская империя, самая большая из когда-либо существовавших в мире государств Израиля пекла мацу. В роскошных домах из шкур и кожи мужчины мечтали о курином супе и кнейдлех.
Теперь дороги были полны караванами, отрядами всадников, сверкающих штыками и медными ярко начищенными шлемами, отражающими последние блестки лучей заходящего солнца. Школьные экскурсии обдавали внезапным шумом и хохотом. Раввины в черном шли группами. Перевозчики золота и перевозчики соли торопились по делам. Огромные площадки на колесах тянули быки, везя крупные глыбы зеленого мрамора с северных гор на юг, в Византию. Сотни длинноногих ослов, нагруженные связками шкур, также шли на юг, создавая пробки на перекрестках, через которые шел поток телег, перевозящих желтолицых рабов с востока на запад.
Везде слышались песни о козленке из Пасхальной агады, и жители домов выносили вещи на воздух, чтобы проветрить их после зимних месяцев.
Приближался праздник Пейсах. Гигантская Хазарская империя, самая большая из когда-либо существовавших в мире государств Израиля пекла мацу. В роскошных домах из шкур и кожи мужчины мечтали о курином супе и кнейдлех.
Глава пятнадцатая
Какой прекрасной была империя, какой огромной, богатой. Сколько в ней было духа, сколько мощи. Сколько духовных ценностей, сколько иврита, сколько воды, сколько зимних бурь, сколько книг. Сколько колыбелей, могил, сел, сортов белого сыра, городков и городов, мостов, бизонов, гусей, мяса, овощей, зерна. Сколько песка в мешочках с земли Израиля, сколько сортов рыб. Сколько роскоши в расшитых золотом занавесях, прикрывающих свитки Торы в синагогах. Сколько фабрик и мастерских, где ткали ковры, магазинов, где продавали шелк со скидкой женам солдат, сколько книг Торы и Талмуда в твердых переплетах, сколько масок на Пурим, хранимых в шкафах от праздника к празднику, сколько восьмисвечников к Хануке, меховых шуб и фабрик, шьющих эти шубы, сколько подсвечников. Сколько рыжих бород терлось о розовые соски и провозглашало «я люблю тебя, Эстер», Рахель, Бела, Лея, Сара, Рина, Ципора, Михаль, Плана, Хава, Рут, Ривка, о Рива моя, Рива. Сколько трав срезали, сколько фиников в подземных хранилищах, железной руды только в городе Керчи, луков, сделанных из сосны. Сколько годовых выставок изделий из соломы, нефти, географов, мусульман, христиан. Сколько бесовских голов, хранящихся в банках.
Мы говорим о девятом веке, ведь так? Семь поколений после принятия хазарами иудаизма, и семнадцать поколений до того, как поглотила их земля. Сотни лет текли потоки евреев в это чудо-страну, которая потрясала воображение иудеев в Вавилоне, Мидии, Малой Азии, земле Израиля, Египте, Болгарии, Греции, Риме, Карфагене, Галии, Испании и на берегах Французской Ривьеры.
Евреи семьями перебирались в Хазарию, женились и выходили замуж за хазар, учились есть блюда из карпа и старались отвыкнуть от некошерной икры, пока не вышло галахическое разрешение его есть. Смешение чернобородых евреев мира с рыжебородыми хазарами закончилось победой рыжих. Золотоволосые служанки, которые не сумели противостоять страсти господ, рожали детей, чьи волосы были льняного цвета, особенно у девочек. Дети проходили обряд перехода в еврейство и внесли в среду евреев много блондинов.
И ничего не помогало. Пока служанками были шведки, хозяева в любом темном углу распускали руки, несмотря на упреки жен и проповеди раввинов, которые тратили уйму времени на вопрос о запрещении вводить в беременность служанок-шведок и даже издали по этому поводу специальное галахическое постановление.
Самые красивые всадники Хазарии были блондинами. Они скакали бесконечными шеренгами, день за днем, месяц за месяцем и все не успевали обогнуть по границам всю империю, что обязан сделать хазарский всадник, чтобы получить офицерское звание. Дворцы офицеров были огромными, теплыми, высокими, прекрасно пахнущими, окрашенными в цвета, которых более в мире нет, и украшенными рисунками, несущими образцы мудрости.
Где они сейчас? Куда они исчезли? Как это случилось? Почему столь неожиданно? Почему? Так-то, исчезли. Нет их. Исчезли все. И неизвестно куда.
Мы говорим о девятом веке, ведь так? Семь поколений после принятия хазарами иудаизма, и семнадцать поколений до того, как поглотила их земля. Сотни лет текли потоки евреев в это чудо-страну, которая потрясала воображение иудеев в Вавилоне, Мидии, Малой Азии, земле Израиля, Египте, Болгарии, Греции, Риме, Карфагене, Галии, Испании и на берегах Французской Ривьеры.
Евреи семьями перебирались в Хазарию, женились и выходили замуж за хазар, учились есть блюда из карпа и старались отвыкнуть от некошерной икры, пока не вышло галахическое разрешение его есть. Смешение чернобородых евреев мира с рыжебородыми хазарами закончилось победой рыжих. Золотоволосые служанки, которые не сумели противостоять страсти господ, рожали детей, чьи волосы были льняного цвета, особенно у девочек. Дети проходили обряд перехода в еврейство и внесли в среду евреев много блондинов.
И ничего не помогало. Пока служанками были шведки, хозяева в любом темном углу распускали руки, несмотря на упреки жен и проповеди раввинов, которые тратили уйму времени на вопрос о запрещении вводить в беременность служанок-шведок и даже издали по этому поводу специальное галахическое постановление.
Самые красивые всадники Хазарии были блондинами. Они скакали бесконечными шеренгами, день за днем, месяц за месяцем и все не успевали обогнуть по границам всю империю, что обязан сделать хазарский всадник, чтобы получить офицерское звание. Дворцы офицеров были огромными, теплыми, высокими, прекрасно пахнущими, окрашенными в цвета, которых более в мире нет, и украшенными рисунками, несущими образцы мудрости.
Где они сейчас? Куда они исчезли? Как это случилось? Почему столь неожиданно? Почему? Так-то, исчезли. Нет их. Исчезли все. И неизвестно куда.
Глава шестнадцатая
Четыре всадника скакали вглубь страны. Дали все более разворачивались вширь. Реки, пересекаемые ими, становились все шире и шире. Попадались озера, по которым плавали легкие лодки. Все больше было земли, все больше воздуха, солнечного и лунного света. Больше неба, больше огромных туч, больше горизонтов, больше бесконечных троп.
У двух коней упали подковы, и пришлось искать кузнеца. Да и корм лошадям был дорог и съедал сберегаемые деньги, питье в дорожных кафе тоже стоило, как место в постоялых дворах для коней.
Но проблемы начались с приближением к городку Медитункира, известному производством сладостей и волчков для праздника Хануки, восьмью синагогами, зубными клиниками, пекарнями, выпекающими пончики, которые в эти дни бастовали, высоченной горой, с которой временами парили любители острых ощущение на шелковых крыльях. На подступах к городу их остановили полицейские на мулах, предупредив, что в городе свирепствует тяжелая лошадиная болезнь. На одном из поворотов дороги они наткнулись на шлагбаум.
«Сойти с коней», – приказали им люди, одетые в желтую форму служащих гражданской обороны.
«В чем дело?» – попытались поинтересоваться всадники, и, в общем-то, как-то возразить.
Но охранники у шлагбаума уже были научены опытом разговора с проезжими. Хазары были народом, не терпящим нарушений дисциплины. Потому ответ был короток, лошади были прощупаны буквально сантиметр за сантиметром, им проверили уши, зубы и даже раскатали катышки помета.
«Лошади в порядке. Остерегайтесь давать им корм, не завизированный печатью, и не давайте им пить из ручьев. Сто двадцать шекелей, пожалуйста»
«Что?» – завопили всадники. – «Это же грабеж!» – но вам понятно, что пришлось платить.
Они продолжали скакать по городу с омерзительным чувством. Деньги просто уплывали из их рук, а тут еще новые проблемы – корм и вода для лошадей с разрешения, и опять – деньги. Отчаяние и гнев слышались в их голосах. И тут в лесу, предваряющем въезд в город с таким витиеватым названием, которые не хочется повторять, они встретили Ибн-Калшана.
Около самого входа в город останавливали всех проезжих, чтобы образовать колонну. Причина этого в глубине леса была понятна. Тьма и холод, демоны, которые были когда-то, и неизвестно было, вернутся ли они. Ангел смерти, который может появиться с предложением поиграть с ним в шашки или в шеш-беш. Но в лесу, около городка Медитункира, была еще одна причина: банды русских грабителей. Город был близок к широкой реке, текущей с севера, со стороны шведов и диких русских. Пару раз корабли их тонули, и рабы разбежались по лесам, и существовали за счет грабежей проезжих. Граф, властитель города, пытался не раз их поймать, но они бежали в болота, а Каган, со всеми своими заботами, не мог освободиться, чтобы покончить с этими преступниками.
Так, что всех проезжающих собирали внутри белой ограды, у леса, и там, под листвой, все сидели и ждали, пока соберется достаточно вооруженного народа. Лишь тогда проезжали этот лес.
Когда четыре всадника приблизились к домику охраны, люди сидящие под навесами, встали и среди них один сарацин.
«Отлично, – послышались голоса, – можно двигаться». Люди взяли рюкзаки и мечи, которые висели на деревянной стене. Четверка вооруженных всадников была главным подкреплением.
«Здравствуйте, я Ибн-Калшан, – сказал сарацин, – я географ, совершаю путешествие по Хазарской империи и буду рад, если вы позволите, присоединиться к вам».
«Географ? – сказали всадники. – Все, что ты видишь, – это завершения дорог Святого, благословен Он, и если человек тебе скажет, «Я могу познать порядок мира», скажи ему «Перед человеком во плоти и крови ты можешь выстоять, но перед Царем Царей, Святым, благословенно имя Его, ты тоже можешь выстоять?»
Ответил им Ибн-Калшан мудрыми словами из великого Комментария ко второй книге Моисеевой «Вот имена…» (Исход), доказав, что кое-что познал из своих путешествий: «Три вещи предшествовали Сотворению мира: вода, ветер-дух, огонь. Вода разродилась тьмой, огонь разродился светом, и ветер-дух разродился мудростью».
«Араб? – удивленно зашептались всадники. – Что он тут делает?» Из-за долгого отсутствия они не знали, что был подписан очередной мир между иудеями и арабами в результате ужасного восстания негров-рабов, несчастных болотных рабочих, которые вырвались на волю и приближались с юга к Багдаду. Потом война на границе с Хазарией прекратилась. Арабы отступили с некоторых оккупированных территорий, вернули тысячу иудеев, которых заставили принять ислам.
И в рамках мира арабы послали географа к Кагану, описать ему землю Израиля.
У двух коней упали подковы, и пришлось искать кузнеца. Да и корм лошадям был дорог и съедал сберегаемые деньги, питье в дорожных кафе тоже стоило, как место в постоялых дворах для коней.
Но проблемы начались с приближением к городку Медитункира, известному производством сладостей и волчков для праздника Хануки, восьмью синагогами, зубными клиниками, пекарнями, выпекающими пончики, которые в эти дни бастовали, высоченной горой, с которой временами парили любители острых ощущение на шелковых крыльях. На подступах к городу их остановили полицейские на мулах, предупредив, что в городе свирепствует тяжелая лошадиная болезнь. На одном из поворотов дороги они наткнулись на шлагбаум.
«Сойти с коней», – приказали им люди, одетые в желтую форму служащих гражданской обороны.
«В чем дело?» – попытались поинтересоваться всадники, и, в общем-то, как-то возразить.
Но охранники у шлагбаума уже были научены опытом разговора с проезжими. Хазары были народом, не терпящим нарушений дисциплины. Потому ответ был короток, лошади были прощупаны буквально сантиметр за сантиметром, им проверили уши, зубы и даже раскатали катышки помета.
«Лошади в порядке. Остерегайтесь давать им корм, не завизированный печатью, и не давайте им пить из ручьев. Сто двадцать шекелей, пожалуйста»
«Что?» – завопили всадники. – «Это же грабеж!» – но вам понятно, что пришлось платить.
Они продолжали скакать по городу с омерзительным чувством. Деньги просто уплывали из их рук, а тут еще новые проблемы – корм и вода для лошадей с разрешения, и опять – деньги. Отчаяние и гнев слышались в их голосах. И тут в лесу, предваряющем въезд в город с таким витиеватым названием, которые не хочется повторять, они встретили Ибн-Калшана.
Около самого входа в город останавливали всех проезжих, чтобы образовать колонну. Причина этого в глубине леса была понятна. Тьма и холод, демоны, которые были когда-то, и неизвестно было, вернутся ли они. Ангел смерти, который может появиться с предложением поиграть с ним в шашки или в шеш-беш. Но в лесу, около городка Медитункира, была еще одна причина: банды русских грабителей. Город был близок к широкой реке, текущей с севера, со стороны шведов и диких русских. Пару раз корабли их тонули, и рабы разбежались по лесам, и существовали за счет грабежей проезжих. Граф, властитель города, пытался не раз их поймать, но они бежали в болота, а Каган, со всеми своими заботами, не мог освободиться, чтобы покончить с этими преступниками.
Так, что всех проезжающих собирали внутри белой ограды, у леса, и там, под листвой, все сидели и ждали, пока соберется достаточно вооруженного народа. Лишь тогда проезжали этот лес.
Когда четыре всадника приблизились к домику охраны, люди сидящие под навесами, встали и среди них один сарацин.
«Отлично, – послышались голоса, – можно двигаться». Люди взяли рюкзаки и мечи, которые висели на деревянной стене. Четверка вооруженных всадников была главным подкреплением.
«Здравствуйте, я Ибн-Калшан, – сказал сарацин, – я географ, совершаю путешествие по Хазарской империи и буду рад, если вы позволите, присоединиться к вам».
«Географ? – сказали всадники. – Все, что ты видишь, – это завершения дорог Святого, благословен Он, и если человек тебе скажет, «Я могу познать порядок мира», скажи ему «Перед человеком во плоти и крови ты можешь выстоять, но перед Царем Царей, Святым, благословенно имя Его, ты тоже можешь выстоять?»
Ответил им Ибн-Калшан мудрыми словами из великого Комментария ко второй книге Моисеевой «Вот имена…» (Исход), доказав, что кое-что познал из своих путешествий: «Три вещи предшествовали Сотворению мира: вода, ветер-дух, огонь. Вода разродилась тьмой, огонь разродился светом, и ветер-дух разродился мудростью».
«Араб? – удивленно зашептались всадники. – Что он тут делает?» Из-за долгого отсутствия они не знали, что был подписан очередной мир между иудеями и арабами в результате ужасного восстания негров-рабов, несчастных болотных рабочих, которые вырвались на волю и приближались с юга к Багдаду. Потом война на границе с Хазарией прекратилась. Арабы отступили с некоторых оккупированных территорий, вернули тысячу иудеев, которых заставили принять ислам.
И в рамках мира арабы послали географа к Кагану, описать ему землю Израиля.
Глава семнадцатая
Ибн-Калшан был невысокого роста, черноволос, усат, как предполагалось, и лыс. Голова его, круглая, как мяч, была покрыта красным покрывалом, из которого торчало два пера из петушиного хвоста. Был он, примерно, сорока пяти лет, но ему уже трудно было читать. Седой клок волос торчал на голове, в главном в профессии географа – ходьбе – он был весьма слаб, и начинал задыхаться на любом подъеме.
Был он родом с Ливанских гор, маронитской веры, но принял ислам, чтобы иметь возможность путешествовать по империи халифа. Он побывал в таком количестве стран, что если бы начал рассказывать легенды этих мест, не замолкал бы три дня и три ночи.
Вот и привезли его с гор между Амальфи и Сорренто в огромные дворцы Багдада, где он развлекал халифа популярной научной программой, за что получал приличную оплату и немало женщин, и при этом проклинал запрет, не дающий ему продолжать путешествовать. Как премию, он получил это путешествие в Хазарию.
Но перед этим вызвали в одно учреждение, приказали и попросили его представить отчет о положении мусульман в иудейской империи после своего путешествия, и он обещал это сделать. Но главной его темой было строение Хазарии, ее пресмыкающиеся и пернатые в пустынях и сорта овец, ее размеры, богатства и властители, обитающие в ней демоны, леса, реки, и вообще, вся ее история. И, конечно же, форма ее городов, специфическая архитектура ее сооружений из кожи. Он написал толстенную книгу, наполненную данными, схемами, диаграммами, книгу, от которой не осталось даже воспоминания, а, быть может, ее и не искали с достаточным упорством или же вообще намеренно припрятали. Ведь написали же современные историки в «Ивритской энциклопедии»: «Предположение, что действительно существовала независимая иудейская империя в Европе в течение двухсот лет, вызывало большое неудовольствие в христианском мире, и до начала двадцатого века многие христианские исследователи просто старались не признавать различные свидетельства этого как историческую реальность».
Вместе с тем, существовала версия в христианском мире и порой в мусульманском, по которой знали несомненно, что хазары предполагали дойти до земли Израиль и захватить ее вновь.
Был он родом с Ливанских гор, маронитской веры, но принял ислам, чтобы иметь возможность путешествовать по империи халифа. Он побывал в таком количестве стран, что если бы начал рассказывать легенды этих мест, не замолкал бы три дня и три ночи.
Вот и привезли его с гор между Амальфи и Сорренто в огромные дворцы Багдада, где он развлекал халифа популярной научной программой, за что получал приличную оплату и немало женщин, и при этом проклинал запрет, не дающий ему продолжать путешествовать. Как премию, он получил это путешествие в Хазарию.
Но перед этим вызвали в одно учреждение, приказали и попросили его представить отчет о положении мусульман в иудейской империи после своего путешествия, и он обещал это сделать. Но главной его темой было строение Хазарии, ее пресмыкающиеся и пернатые в пустынях и сорта овец, ее размеры, богатства и властители, обитающие в ней демоны, леса, реки, и вообще, вся ее история. И, конечно же, форма ее городов, специфическая архитектура ее сооружений из кожи. Он написал толстенную книгу, наполненную данными, схемами, диаграммами, книгу, от которой не осталось даже воспоминания, а, быть может, ее и не искали с достаточным упорством или же вообще намеренно припрятали. Ведь написали же современные историки в «Ивритской энциклопедии»: «Предположение, что действительно существовала независимая иудейская империя в Европе в течение двухсот лет, вызывало большое неудовольствие в христианском мире, и до начала двадцатого века многие христианские исследователи просто старались не признавать различные свидетельства этого как историческую реальность».
Вместе с тем, существовала версия в христианском мире и порой в мусульманском, по которой знали несомненно, что хазары предполагали дойти до земли Израиль и захватить ее вновь.
Глава восемнадцатая
Показал Ибн-Калшан четверке всадников документы и попросил разрешения присоединиться к ним.
«Мы очень торопимся, извини нас, лес ты сможешь перейти с нами, но мы не можем охранять путешественников».
Но Ибн-Калшан продолжал упрямиться. Ему они нужны всего лишь на два-три дня, чтобы поднять его снаряжение на гору, которая возвышается над городом. Он хочет оттуда произвести наблюдение за страной Хазарией, раскинувшейся в пространстве, и очень хорошо заплатит.
«Нет, – сказали они.
«Человек видит прекрасный столп и говорит: «Благословен прекрасный минерал, что извлечен из него». Видит прекрасный мир и говорит: «Прекрасно место, которое сотворено, – сказал Ибн-Калшан, – так что, если вы мне поможете, вы тем самым поможете Царю царей, борющемуся с бесами. И если я опишу в книге еврейское государство и его ландшафты, все будут знать, и это сохранится для будущих поколений, и за это наградит вас Господь, не говоря об оплате, которую я дам, естественно».
«Погодите, почему бы и нет, – сказал один из всадников, советуясь с остальными, – у нас туго с деньгами. И если так это будет продолжаться, мы потеряем коней или доведем их до истощения. Мы только выиграем, если потеряем с ним два или даже три дня, но сможем кормить и поить, как надо, коней всю остальную дорогу, подковать, укрепить ремни, поддерживающие их, которые от частой затяжки ранят животных. К трем вещам приводит дорога: треплет одежду, ослабляет тело и уменьшает запас денег».
«Давайте поговорим», – обратились они к географу по ходу движения каравана в темном лесу.
Он приблизился к ним вместе с юношей, высоким здоровяком, евреем из молодого поколения хазар, родом из Кастилии, что можно было определить по взгляду. Он тащил легкую телегу на высоких колесах, загруженную чемоданами, бидонами с водой, складным столом и стулом, телескопом и спальными мешками. Так они продолжали двигаться, географ-араб запрыгивал на коня, перья его тюрбана щекотали ноги всадников.
Договорились о неплохой цене и попросили половину авансом. И вот уже деньги позванивали в красном мешочке, прикрепленном к груди одного из четырех всадников, под широким поясом, пересекающим грудь.
Один из всадников дал коня географу. И они продолжали углубляться в темноту леса, образуемую высокими деревьями., между зеленью и мхом, покрывающим ветви и пни. Пугающий холод и влажность лес охватывал их печальными мыслями.
Ничего не случилось в этом походе по лесным тропам. Их было много, и они были отлично вооружены. Быть может, разбойники были пресыщены, или спали. После четырех часов движения, шестнадцати километров, деревья начали редеть, стало светлее, возникали вырубки, белели пни, и вот, лес кончился. Лишь саженцы молодых деревьев и редкие дома виделись вдалеке. И тут они увидели воды, невероятную по ширине водную поверхность между невысокими берегами.
Ибн-Калшан остановил коня и потрясенно вздохнул. «Никогда я еще не видел такой огромной реки». Вокруг алела ежевика, желтели полевые цветы.
Это был Днепр. Хазары называли его – Дан Дахзар.
«Мы очень торопимся, извини нас, лес ты сможешь перейти с нами, но мы не можем охранять путешественников».
Но Ибн-Калшан продолжал упрямиться. Ему они нужны всего лишь на два-три дня, чтобы поднять его снаряжение на гору, которая возвышается над городом. Он хочет оттуда произвести наблюдение за страной Хазарией, раскинувшейся в пространстве, и очень хорошо заплатит.
«Нет, – сказали они.
«Человек видит прекрасный столп и говорит: «Благословен прекрасный минерал, что извлечен из него». Видит прекрасный мир и говорит: «Прекрасно место, которое сотворено, – сказал Ибн-Калшан, – так что, если вы мне поможете, вы тем самым поможете Царю царей, борющемуся с бесами. И если я опишу в книге еврейское государство и его ландшафты, все будут знать, и это сохранится для будущих поколений, и за это наградит вас Господь, не говоря об оплате, которую я дам, естественно».
«Погодите, почему бы и нет, – сказал один из всадников, советуясь с остальными, – у нас туго с деньгами. И если так это будет продолжаться, мы потеряем коней или доведем их до истощения. Мы только выиграем, если потеряем с ним два или даже три дня, но сможем кормить и поить, как надо, коней всю остальную дорогу, подковать, укрепить ремни, поддерживающие их, которые от частой затяжки ранят животных. К трем вещам приводит дорога: треплет одежду, ослабляет тело и уменьшает запас денег».
«Давайте поговорим», – обратились они к географу по ходу движения каравана в темном лесу.
Он приблизился к ним вместе с юношей, высоким здоровяком, евреем из молодого поколения хазар, родом из Кастилии, что можно было определить по взгляду. Он тащил легкую телегу на высоких колесах, загруженную чемоданами, бидонами с водой, складным столом и стулом, телескопом и спальными мешками. Так они продолжали двигаться, географ-араб запрыгивал на коня, перья его тюрбана щекотали ноги всадников.
Договорились о неплохой цене и попросили половину авансом. И вот уже деньги позванивали в красном мешочке, прикрепленном к груди одного из четырех всадников, под широким поясом, пересекающим грудь.
Один из всадников дал коня географу. И они продолжали углубляться в темноту леса, образуемую высокими деревьями., между зеленью и мхом, покрывающим ветви и пни. Пугающий холод и влажность лес охватывал их печальными мыслями.
Ничего не случилось в этом походе по лесным тропам. Их было много, и они были отлично вооружены. Быть может, разбойники были пресыщены, или спали. После четырех часов движения, шестнадцати километров, деревья начали редеть, стало светлее, возникали вырубки, белели пни, и вот, лес кончился. Лишь саженцы молодых деревьев и редкие дома виделись вдалеке. И тут они увидели воды, невероятную по ширине водную поверхность между невысокими берегами.
Ибн-Калшан остановил коня и потрясенно вздохнул. «Никогда я еще не видел такой огромной реки». Вокруг алела ежевика, желтели полевые цветы.
Это был Днепр. Хазары называли его – Дан Дахзар.
Глава девятнадцатая
Они въехали в город, стоящий на берегу реки. Теперь у них были деньги, и они устроили лошадей в конюшне муниципалитета, где дали им проверенный корм и напоили, ибо они после долгого пути, страдали от жажды. Тяжелое оружие, длинные копья, луки и колчаны они оставили у стражи, охраняющей конюшни, взяв с собой лишь мечи и ножи, скорее из желания покрасоваться, чем использовать. Приближалась ночь, замолкли птицы. Ибн-Калшан обещал рассказать им об Иерусалиме, стене Плача, о реке Иордан и озере Кинерет, и вообще о многом, пока они смогут слушать. Поселились они в лучшем отеле города, приняли душ, и вышли на веранду. Комары, к сожалению, есть и в Хазарии. Цветы цвели в вазонах. Оркестр негромко играл грустные мелодии, которые сегодня мы бы назвали греческими, официанты для начала подали салаты – смесь пшена, петрушки, первых весенних овощей и раскрошенного твердого овечьего сыра. Салат этот почему-то называли весьма неприятно – «ветряная оспа», но он был вкусен.
Ибн-Калшан рассказывал многое об Иерусалиме, о могилах царей, о Храмовой горе, о Цфате, о горах Тавор и Кармель, обо всем том, что хорошо известно израильскому читателю, и не стоит о них распространяться, ибо есть весьма серьезное подозрение, что они этого вообще читать не будут. Во всяком случае, четверо хазар жадно глотали все эти рассказы. Это для них было самое интересное место в мире – земля Израиля.
Ибн-Калшан описал им историю попыток хазар захватить землю Израиля: первый поход был организован в 802 году. Землей Израиля владели мусульмане, примерно, сто пятьдесят лет, и осталось там весьма мало жителей. Каждого еврея заставили принять ислам. В противном случае заливали ему глотку горячим свинцом. Тридцать тысяч хазар собралось под командованием молодого блестящего офицера по имени Шимон, который переходил от города к городу и от села к селу, призывая каждого неженатого мужчину присоединиться к походу через перевалы Армении и Малой Азии и вдоль моря до Тира, что уже – на земле Израиля. Этот дерзкий план стоил жизни десяти тысячам иудеев. Двадцать тысяч вернулось с середины пути. Они поторопились жениться и отсиживаться тихо, не упоминая о поражении.
Лишь время от времени они цитировали из книги Бен-Сиры – «Непостижимое тебе не комментируй, скрытое от тебя не исследуй. Вглядывайся лишь в то, что тобою наследовано и не занимайся тайным». И все же, через двадцать лет, когда был организован второй поход, все двадцать тысяч присоединились к нему. На этот раз они учли опыт первого похода, провалившегося в пустынных заснеженных горах, полных хищных зверей и вообще всяких неожиданностей. На этот раз советовались и с византийцами и римлянами, которые в тот год взяли в жены цезарю девушку из хазар, и глаза всех до того вдохновенно сверкали при упоминании имени – Иерусалим, что Каган всерьез был обеспокоен, не захотят ли все они тут же перейти в иудейство.
Поход начался из порта Татан, города, который расцвел в течение двух лет, время, когда войско готовилось к походу, и построено было более тысячи кораблей. На каждом располагалось сто воинов и двадцать лошадей, много моряков и офицеров. Вышли они в Азовское море, затем пересекли Черное море до проливов у Константинополя. Длинной шеренгой кораблей прошли проливы между зелеными холмами, вышли в Мраморное море и там подняли паруса. Красивы были длинными корпусами, летящие под парусами корабли, на вздутых полотнищах которых парил нанесенный красками огромный семисвечник. И море казалось долиной, полной бабочек, на крыльях которых – символ Израиля. Жаль, что не было тогда ни вертолетов, и видеокамер, какая незабываемая картина осталась бы в памяти мира.
Флотилия остановилась в Галиполи, и римские мореходы дали наилучшие в то время карты рельефа морского дна Средиземного моря, которое римляне называли Римским, а хазары – Великим, игнорируя собственные легенды о более великом море и научные знания того времени о бесконечном море не на западе.
На корабли поднялось несколько капитанов, завезли много овощей, сухарей и свежей воды.
Это было необходимо. Редкие белые облака стояли над Родосом. Там они ели нафаршированные виноградные листья в белом соусе, сидя под масличными деревьями, чья листва была мягка, как атлас. На кораблях совершали прогулки в Линдос, заполнив порт парусами со семисвечниками, плыли по легендарному морю, прозрачному до дна, Губернатор Родоса приветствовал их и принес извинения, что не может угостить их вином, согласно еврейским традициям. И флот вышел в открытое море.
В середине пути грянула буря. Отлично выстроенные корабли, каждое из которых состояло шестисот пригнанных одно к другому дубовых досок, боролись с волнами, Но валы увеличивались. Бойцы были смыты в море, все мачты были сломаны. Когда солнце взошло вновь после трех дней бури, выяснилось, что половина кораблей пошла дно, а другая половина едва держалась на поверхности, уносимая по воле волн.
Ибн-Калшан был весьма горд этим рассказом, ибо это был апогей его географических исследований и служил прекрасным поводом для его больших расходов. Весь этот морской поход и его провал не был известен мусульманам, сидящим на земле Израиля, ни о чем не подозревающим, и спасшимся благодаря сильным последним суховеям того лета от вторжения огромного флота, планировавшего высадку в пяти местах – в Акко, Шикмоне, Кейсарии, Яффо и Ашдоде.
Нет сомнения, сказал Ибн-Калшан, впервые открыв архивы этого морского похода, что мусульмане на земле Израиля со всем войском, готовым беззаветно умереть и убивать, не устояли бы перед этим вторжением, и земля Израиля была бы захвачена иудеями.
Ибн-Калшан рассказывал многое об Иерусалиме, о могилах царей, о Храмовой горе, о Цфате, о горах Тавор и Кармель, обо всем том, что хорошо известно израильскому читателю, и не стоит о них распространяться, ибо есть весьма серьезное подозрение, что они этого вообще читать не будут. Во всяком случае, четверо хазар жадно глотали все эти рассказы. Это для них было самое интересное место в мире – земля Израиля.
Ибн-Калшан описал им историю попыток хазар захватить землю Израиля: первый поход был организован в 802 году. Землей Израиля владели мусульмане, примерно, сто пятьдесят лет, и осталось там весьма мало жителей. Каждого еврея заставили принять ислам. В противном случае заливали ему глотку горячим свинцом. Тридцать тысяч хазар собралось под командованием молодого блестящего офицера по имени Шимон, который переходил от города к городу и от села к селу, призывая каждого неженатого мужчину присоединиться к походу через перевалы Армении и Малой Азии и вдоль моря до Тира, что уже – на земле Израиля. Этот дерзкий план стоил жизни десяти тысячам иудеев. Двадцать тысяч вернулось с середины пути. Они поторопились жениться и отсиживаться тихо, не упоминая о поражении.
Лишь время от времени они цитировали из книги Бен-Сиры – «Непостижимое тебе не комментируй, скрытое от тебя не исследуй. Вглядывайся лишь в то, что тобою наследовано и не занимайся тайным». И все же, через двадцать лет, когда был организован второй поход, все двадцать тысяч присоединились к нему. На этот раз они учли опыт первого похода, провалившегося в пустынных заснеженных горах, полных хищных зверей и вообще всяких неожиданностей. На этот раз советовались и с византийцами и римлянами, которые в тот год взяли в жены цезарю девушку из хазар, и глаза всех до того вдохновенно сверкали при упоминании имени – Иерусалим, что Каган всерьез был обеспокоен, не захотят ли все они тут же перейти в иудейство.
Поход начался из порта Татан, города, который расцвел в течение двух лет, время, когда войско готовилось к походу, и построено было более тысячи кораблей. На каждом располагалось сто воинов и двадцать лошадей, много моряков и офицеров. Вышли они в Азовское море, затем пересекли Черное море до проливов у Константинополя. Длинной шеренгой кораблей прошли проливы между зелеными холмами, вышли в Мраморное море и там подняли паруса. Красивы были длинными корпусами, летящие под парусами корабли, на вздутых полотнищах которых парил нанесенный красками огромный семисвечник. И море казалось долиной, полной бабочек, на крыльях которых – символ Израиля. Жаль, что не было тогда ни вертолетов, и видеокамер, какая незабываемая картина осталась бы в памяти мира.
Флотилия остановилась в Галиполи, и римские мореходы дали наилучшие в то время карты рельефа морского дна Средиземного моря, которое римляне называли Римским, а хазары – Великим, игнорируя собственные легенды о более великом море и научные знания того времени о бесконечном море не на западе.
На корабли поднялось несколько капитанов, завезли много овощей, сухарей и свежей воды.
Это было необходимо. Редкие белые облака стояли над Родосом. Там они ели нафаршированные виноградные листья в белом соусе, сидя под масличными деревьями, чья листва была мягка, как атлас. На кораблях совершали прогулки в Линдос, заполнив порт парусами со семисвечниками, плыли по легендарному морю, прозрачному до дна, Губернатор Родоса приветствовал их и принес извинения, что не может угостить их вином, согласно еврейским традициям. И флот вышел в открытое море.
В середине пути грянула буря. Отлично выстроенные корабли, каждое из которых состояло шестисот пригнанных одно к другому дубовых досок, боролись с волнами, Но валы увеличивались. Бойцы были смыты в море, все мачты были сломаны. Когда солнце взошло вновь после трех дней бури, выяснилось, что половина кораблей пошла дно, а другая половина едва держалась на поверхности, уносимая по воле волн.
Ибн-Калшан был весьма горд этим рассказом, ибо это был апогей его географических исследований и служил прекрасным поводом для его больших расходов. Весь этот морской поход и его провал не был известен мусульманам, сидящим на земле Израиля, ни о чем не подозревающим, и спасшимся благодаря сильным последним суховеям того лета от вторжения огромного флота, планировавшего высадку в пяти местах – в Акко, Шикмоне, Кейсарии, Яффо и Ашдоде.
Нет сомнения, сказал Ибн-Калшан, впервые открыв архивы этого морского похода, что мусульмане на земле Израиля со всем войском, готовым беззаветно умереть и убивать, не устояли бы перед этим вторжением, и земля Израиля была бы захвачена иудеями.
Глава двадцатая
Не открывая глаз, проснулась Деби, чувствуя какое-то неудобство. Что-то вызывало зуд внизу живота. Она поняла, еще пребывая в тяжелом сне, что это «пояс верности».
Свет проник через окно, прорезанное в мягкой коже стены, слабо пробиваясь через занавеску.
«Уф», – сказала Деби, и попыталась передвинуть пряжку пояса верности, чтобы замок хотя бы сильно не давил. Большого облегчения это не принесло, но она продолжала спать, в ожидании, пока ее разбудят. В этом возрасте нет ничего лучше долгого сна до поздних часов дня. Эсти, лежащая рядом, спала без задних ног.
«Эта сучка может спать в любом положении», – подумала Деби, и тут же сама заснула.
Много поясов верности есть в мире. Я видел их на выставке древних инструментов пытки в Венеции. Сделаны они были из толстого железа, и формы у них были разные, начиная от грубо кованого пояса, протягивающегося между ног, до целых трусов, представляющих истинную броню. В железе были пробиты круглые отверстия для естественных надобностей, и острия вокруг этих отверстий торчали наружу. Сквозь эти отверстия невозможно проникнуть внутрь.
Что же чувствует девушка в этом поясе, и на сколько времени его замыкают? Ответов я не получил, и мое потрясение изобретательностью человека не проходило. Но это не было самое мое большое потрясение на этой выставке на водах Венеции.
Один из поясов верности был внутри обшит тонким алым бархатом, слабой своей щетиной греющим тело. Это был несколько неожиданно. Я не мог себе представить это некоторое облегчение для женщины среди всей жестокости поясов верности. Интересно, гордились ли женщины различными модами поясов верности. Интересно, показывали ли они их одна другой.
Поэтому я радовался тому, что в Хазарии не было поясов верности, сделанных из железа и их даже нельзя сравнивать с поясами верности рыцарского периода в разных местах Европы.
У хазар пояса верности делались из толстой ткани, иногда кожи. Хазары любили делать вещи из кожи, как вы уже убедились раньше. Много кожи было в Хазарии. Она была дешевой, легко достижимой и хорошего качества. Инструменты для обработки кожи были всегда под рукой у каждого. Умельцами в этом деле были каждый хазар и хазарка с детства. Делали пояса верности из кожи, но более удобными были пояса из тканей, некие подобия поясов для живота сегодняшних женщин. Трусы были несколько длинными, обтягивающими бедра, охраняя желаемое во влажном и влекущем состоянии. Сверху широкий пояс на бедрах связывал все, что ниже, и замыкал на замок шнуровку, идущую через крепкие ушка снизу вверх вдоль пояса.
«Смотри», – сказала Эсти, обращаясь к сестре, когда они получили пояса верности, и Деби подняла юбку из лоскутов кожи и покрутилась в разные стороны. Эсти спустила штаны, подняла рубаху и тоже продемонстрировала свой пояс с замком. Обе рассмеялись и с женским любопытством изучили ткань, форму поясов и поиграли замками.
Это были отличные и удобные пояса, которые мать купила им несколько лет назад. Как-то пришел караван купцов меда. Девочкам было десять и тринадцать лет. «У тебя уже большие дочери», – сказал купец, и девочки странно, победно заулыбались. «Им уже нужны пояса, госпожа Малка», – продолжил он, чуя небольшое выгодное дельце, и действительно обслужил по всем правилам. Малка заплатила ему аванс, попросив привезти два-три образца, и, конечно же, резервные ключи.
Он вернулся через год, привез пояса. Девочки был взволнованы, раскраснелись, мерили. Пояса были несколько велики на них.
В ночь, когда они обвенчались, перед сном сказала им Малка на ухо: «Пойдемте, надену на вас пояса». Девушки были смущены, это ведь был знаменательный день в жизни девушки в Хазарии. Да еще двух сестер в один день.
У Эсти был узкий таз и небольшой зад. Пояса же были шиты на более зрелых женщин, примерно, сорок шестого размера. На Деби пояс чуть не сходился. Но Малка взяла иголку и крепкие нитки, Ушила или расширила, где надо, Кончики нитей связала и закрасила швы, чтобы если кто-нибудь распорет нить, ее можно будет поймать.
Некоторые раввины и мудрецы протестовали против этой традиции использования поясов верности. Они, в основном, были из еврейских общин, пришедших в Хазарию из Египта, Италии, Греции, беженцы с земли Израиля, из Ливана, из Византии, евреи из Испании и Португалии и масса евреев из Вавилона, осевших на землях Хазарии. Другими словами, все те евреи, которые бежали в Хазарию и сумели одолеть границу, охраняемую дьяволом Самбатионом, заграждающим все входы в иудейскую империю.
«Традиция поясов верности, по сути, традиция хазарских колен с языческих времен», – говорили эти евреи, вспоминая «обычаи Аморреев».
Свет проник через окно, прорезанное в мягкой коже стены, слабо пробиваясь через занавеску.
«Уф», – сказала Деби, и попыталась передвинуть пряжку пояса верности, чтобы замок хотя бы сильно не давил. Большого облегчения это не принесло, но она продолжала спать, в ожидании, пока ее разбудят. В этом возрасте нет ничего лучше долгого сна до поздних часов дня. Эсти, лежащая рядом, спала без задних ног.
«Эта сучка может спать в любом положении», – подумала Деби, и тут же сама заснула.
Много поясов верности есть в мире. Я видел их на выставке древних инструментов пытки в Венеции. Сделаны они были из толстого железа, и формы у них были разные, начиная от грубо кованого пояса, протягивающегося между ног, до целых трусов, представляющих истинную броню. В железе были пробиты круглые отверстия для естественных надобностей, и острия вокруг этих отверстий торчали наружу. Сквозь эти отверстия невозможно проникнуть внутрь.
Что же чувствует девушка в этом поясе, и на сколько времени его замыкают? Ответов я не получил, и мое потрясение изобретательностью человека не проходило. Но это не было самое мое большое потрясение на этой выставке на водах Венеции.
Один из поясов верности был внутри обшит тонким алым бархатом, слабой своей щетиной греющим тело. Это был несколько неожиданно. Я не мог себе представить это некоторое облегчение для женщины среди всей жестокости поясов верности. Интересно, гордились ли женщины различными модами поясов верности. Интересно, показывали ли они их одна другой.
Поэтому я радовался тому, что в Хазарии не было поясов верности, сделанных из железа и их даже нельзя сравнивать с поясами верности рыцарского периода в разных местах Европы.
У хазар пояса верности делались из толстой ткани, иногда кожи. Хазары любили делать вещи из кожи, как вы уже убедились раньше. Много кожи было в Хазарии. Она была дешевой, легко достижимой и хорошего качества. Инструменты для обработки кожи были всегда под рукой у каждого. Умельцами в этом деле были каждый хазар и хазарка с детства. Делали пояса верности из кожи, но более удобными были пояса из тканей, некие подобия поясов для живота сегодняшних женщин. Трусы были несколько длинными, обтягивающими бедра, охраняя желаемое во влажном и влекущем состоянии. Сверху широкий пояс на бедрах связывал все, что ниже, и замыкал на замок шнуровку, идущую через крепкие ушка снизу вверх вдоль пояса.
«Смотри», – сказала Эсти, обращаясь к сестре, когда они получили пояса верности, и Деби подняла юбку из лоскутов кожи и покрутилась в разные стороны. Эсти спустила штаны, подняла рубаху и тоже продемонстрировала свой пояс с замком. Обе рассмеялись и с женским любопытством изучили ткань, форму поясов и поиграли замками.
Это были отличные и удобные пояса, которые мать купила им несколько лет назад. Как-то пришел караван купцов меда. Девочкам было десять и тринадцать лет. «У тебя уже большие дочери», – сказал купец, и девочки странно, победно заулыбались. «Им уже нужны пояса, госпожа Малка», – продолжил он, чуя небольшое выгодное дельце, и действительно обслужил по всем правилам. Малка заплатила ему аванс, попросив привезти два-три образца, и, конечно же, резервные ключи.
Он вернулся через год, привез пояса. Девочки был взволнованы, раскраснелись, мерили. Пояса были несколько велики на них.
В ночь, когда они обвенчались, перед сном сказала им Малка на ухо: «Пойдемте, надену на вас пояса». Девушки были смущены, это ведь был знаменательный день в жизни девушки в Хазарии. Да еще двух сестер в один день.
У Эсти был узкий таз и небольшой зад. Пояса же были шиты на более зрелых женщин, примерно, сорок шестого размера. На Деби пояс чуть не сходился. Но Малка взяла иголку и крепкие нитки, Ушила или расширила, где надо, Кончики нитей связала и закрасила швы, чтобы если кто-нибудь распорет нить, ее можно будет поймать.
Некоторые раввины и мудрецы протестовали против этой традиции использования поясов верности. Они, в основном, были из еврейских общин, пришедших в Хазарию из Египта, Италии, Греции, беженцы с земли Израиля, из Ливана, из Византии, евреи из Испании и Португалии и масса евреев из Вавилона, осевших на землях Хазарии. Другими словами, все те евреи, которые бежали в Хазарию и сумели одолеть границу, охраняемую дьяволом Самбатионом, заграждающим все входы в иудейскую империю.
«Традиция поясов верности, по сути, традиция хазарских колен с языческих времен», – говорили эти евреи, вспоминая «обычаи Аморреев».