— Ну, это, моя дорогая, ты чистой воды чушь молотишь! — взрываюсь я. — Какой тайный поклонник? Нет у меня ни тайных, ни явных поклонников?
— А тот красавчик, что стоял на твоем крыльце?
— А это уже ни в какие ворота не лезет! — Я хватаюсь за голову, затем быстро сметаю вещественные доказательства Сережиного позора в ладонь и распихиваю их по карманам. При этом я злобно бормочу. — Клим Ворошилов! Надо же! Клим мой тайный поклонник! Клим проникает в мой дом, чтобы растолкать кондомы по карманам моего мужа.
— Ладно, не горячись! Но эту версию тоже не стоит сбрасывать со счетов. Несомненно, кто-то очень хочет вас поссорить, а для этого все цели хороши.
— Хочет поссорить, чтобы занять мое место, — я вздыхаю, во мне словно открыли какой-то клапан, спустили пар, и хотя я по-прежнему чувствую себя хуже некуда, но мозги прояснились, и соображать я стала несравненно лучше, чем час назад.
— Римма, ты знаешь, я очень его люблю, — тоска и обида разъедают мое сердце, и голос звучит плаксиво.
— Только не вой! — обрывает меня Римма. — Это самый простой выход из положения. Но слезами горю не поможешь. Не мной одной это доказано. И ты никакое не исключение. Никто не сделает нас счастливыми кроме нас самих. — Она смотрит в сторону, и я знаю, что у нее тоже слезки на колесках, но она под страхом смерти ни за что не покажет их мне. — Эх, Анна, Анна, — говорит она, и голос ее слегка подрагивает. — Вспомни, как ты вошла в нашу семью? Ведь я лежала дубина дубиной. Мишка еще в школу не ходил. Пять лет все было на Сережиных плечах, и он ни единым словом не попрекнул меня. А ведь я сама виновата, что поперлась в горы. Уговаривал он меня, просил, мы даже поругались, а я через все переступила, и поехала на Кавказ… И вот… — Она положила руки на колени. — Для меня счастье в том, что не сдохла тогда, что через шесть лет стала садиться, что руки работают, и голова не пострадала. — Она быстро промокнула нос платочком.
Я взяла ее за руку и погладила.
— Не надо. Не расстраивайся! У тебя сегодня гости.
— Нет надо! Раз уж зашел разговор, то надо! Я с самого начала, как только стала соображать, говорила ему, чтобы он отдал меня в дом инвалидов, чтобы нашел себе хорошую девушку и женился. Он очень многим пожертвовал ради меня. Молодой красивый мужчина и рядом старуха-инвалидка жена. В такой ситуации многие ломаются, начинают пить… Появляются непотребные бабы… Но он и слышать не хотел. Трое детей… Он сразу заявил, что не отдаст моих ребят в детдом, хотя ему предлагали, когда я целый год лежала в госпитале в Москве. И когда он встретил тебя, он сразу же сказал мне об этом. — Римма сложила руки на груди и посмотрела на меня. — Я всю ночь проплакала. Он сидел рядом со мной, держал меня за руку, и говорил, что я не должна плакать, не должна расстраиваться, что он не станет с тобой встречаться…
— Мы не спали с ним, пока он не сделал мне предложение, — сказала я быстро, потому что это на самом деле правда. Сережа сразу и честно рассказал мне о своей семье и больной жене. А мне не хотелось строить свое счастье на чужих руинах.
— Да, да, я знаю, — Римма кивнула головой. — Но я не имела права ломать его жизнь. Утром мы договорились, что он приведет тебя на смотрины.
— Я помню, как я тряслась перед этим. Сережа тоже волновался. Тогда невозможно было купить шампанское. Сережа с трудом достал одну бутылку и тут же выронил и разбил ее. Мы пришли с пустыми руками, и ты сказала, что бутылку шампанского разбивают о борт корабля, когда отправляют его в дальнее плаванье. Значит, нашему кораблю суждено большое плаванье.
— Я тоже помню. Я поняла тогда, что должна отпустить Сережу. Я увидела, как полез к тебе на руки Миша, ты гладила его по головке, а он лип к тебе, не отходил ни на шаг. А ведь я не могла его приласкать, подержать на руках.
— Я очень тебе благодарна, Риммочка! Ты сумела подарить мне Сережу, но я не смогу отдать его этой девке! Я просто не переживу это!
— Ну, слава Богу, — улыбнулась Римма, — кое-что до тебя дошло! Будь я здорова, я бы тоже дралась за него, как тигрица. И у тебя ничего не получилось бы! Впрочем, я не думаю, что ты появилась бы, будь я здорова! Но судьба сложилась не так, как хотелось, и я вынуждено отступила. Да, я согласилась на развод. Я сама это предложила Сереже. Я понимала, что мне не подняться, но в душе я осталась женщиной. Мне было и горько, и обидно, я хотела смерти, потому что понимала, что вы моих детей не оставите… Но Господь не дал мне смерти, вы не бросили меня, поначалу я смирилась, а теперь понимаю, что о таком варианте можно только мечтать. И еще, я очень благодарна тебе, что ты заставила меня писать…
— Но ты ж блестящая рассказчица. Грешно было бы все это не записать. У тебя получилось, и я очень рада! — Я погладила Римму по плечу. — Ты преобразилась с тех пор. Ты почувствовала, что нужна людям!
— Это очень важно не чувствовать себя обузой, — улыбнулась Римма. — Я теперь полностью содержу себя и Мишу. Могу позволить себе дорогие лекарства и массажистов. И вы теперь с легким сердцем отправляетесь отдыхать не в заводской санаторий, а в Грецию.
— Да, Танька и Миша уже рисуют радужные картины полета на параплане и катания на яхтах. Жаль, что тебе нельзя поехать с нами.
Римма развела руками.
— Сегодня окончательно решится, поеду ли я в Штаты. Петров привезет с собой издателя из Нью-Йорка. Он намеревается к сентябрю издать мои книги в Америке. Будет презентация, и мое присутствие необходимо.
— Но ты говорила, что приедет еще какой-то доктор?
— А тот красавчик, что стоял на твоем крыльце?
— А это уже ни в какие ворота не лезет! — Я хватаюсь за голову, затем быстро сметаю вещественные доказательства Сережиного позора в ладонь и распихиваю их по карманам. При этом я злобно бормочу. — Клим Ворошилов! Надо же! Клим мой тайный поклонник! Клим проникает в мой дом, чтобы растолкать кондомы по карманам моего мужа.
— Ладно, не горячись! Но эту версию тоже не стоит сбрасывать со счетов. Несомненно, кто-то очень хочет вас поссорить, а для этого все цели хороши.
— Хочет поссорить, чтобы занять мое место, — я вздыхаю, во мне словно открыли какой-то клапан, спустили пар, и хотя я по-прежнему чувствую себя хуже некуда, но мозги прояснились, и соображать я стала несравненно лучше, чем час назад.
— Римма, ты знаешь, я очень его люблю, — тоска и обида разъедают мое сердце, и голос звучит плаксиво.
— Только не вой! — обрывает меня Римма. — Это самый простой выход из положения. Но слезами горю не поможешь. Не мной одной это доказано. И ты никакое не исключение. Никто не сделает нас счастливыми кроме нас самих. — Она смотрит в сторону, и я знаю, что у нее тоже слезки на колесках, но она под страхом смерти ни за что не покажет их мне. — Эх, Анна, Анна, — говорит она, и голос ее слегка подрагивает. — Вспомни, как ты вошла в нашу семью? Ведь я лежала дубина дубиной. Мишка еще в школу не ходил. Пять лет все было на Сережиных плечах, и он ни единым словом не попрекнул меня. А ведь я сама виновата, что поперлась в горы. Уговаривал он меня, просил, мы даже поругались, а я через все переступила, и поехала на Кавказ… И вот… — Она положила руки на колени. — Для меня счастье в том, что не сдохла тогда, что через шесть лет стала садиться, что руки работают, и голова не пострадала. — Она быстро промокнула нос платочком.
Я взяла ее за руку и погладила.
— Не надо. Не расстраивайся! У тебя сегодня гости.
— Нет надо! Раз уж зашел разговор, то надо! Я с самого начала, как только стала соображать, говорила ему, чтобы он отдал меня в дом инвалидов, чтобы нашел себе хорошую девушку и женился. Он очень многим пожертвовал ради меня. Молодой красивый мужчина и рядом старуха-инвалидка жена. В такой ситуации многие ломаются, начинают пить… Появляются непотребные бабы… Но он и слышать не хотел. Трое детей… Он сразу заявил, что не отдаст моих ребят в детдом, хотя ему предлагали, когда я целый год лежала в госпитале в Москве. И когда он встретил тебя, он сразу же сказал мне об этом. — Римма сложила руки на груди и посмотрела на меня. — Я всю ночь проплакала. Он сидел рядом со мной, держал меня за руку, и говорил, что я не должна плакать, не должна расстраиваться, что он не станет с тобой встречаться…
— Мы не спали с ним, пока он не сделал мне предложение, — сказала я быстро, потому что это на самом деле правда. Сережа сразу и честно рассказал мне о своей семье и больной жене. А мне не хотелось строить свое счастье на чужих руинах.
— Да, да, я знаю, — Римма кивнула головой. — Но я не имела права ломать его жизнь. Утром мы договорились, что он приведет тебя на смотрины.
— Я помню, как я тряслась перед этим. Сережа тоже волновался. Тогда невозможно было купить шампанское. Сережа с трудом достал одну бутылку и тут же выронил и разбил ее. Мы пришли с пустыми руками, и ты сказала, что бутылку шампанского разбивают о борт корабля, когда отправляют его в дальнее плаванье. Значит, нашему кораблю суждено большое плаванье.
— Я тоже помню. Я поняла тогда, что должна отпустить Сережу. Я увидела, как полез к тебе на руки Миша, ты гладила его по головке, а он лип к тебе, не отходил ни на шаг. А ведь я не могла его приласкать, подержать на руках.
— Я очень тебе благодарна, Риммочка! Ты сумела подарить мне Сережу, но я не смогу отдать его этой девке! Я просто не переживу это!
— Ну, слава Богу, — улыбнулась Римма, — кое-что до тебя дошло! Будь я здорова, я бы тоже дралась за него, как тигрица. И у тебя ничего не получилось бы! Впрочем, я не думаю, что ты появилась бы, будь я здорова! Но судьба сложилась не так, как хотелось, и я вынуждено отступила. Да, я согласилась на развод. Я сама это предложила Сереже. Я понимала, что мне не подняться, но в душе я осталась женщиной. Мне было и горько, и обидно, я хотела смерти, потому что понимала, что вы моих детей не оставите… Но Господь не дал мне смерти, вы не бросили меня, поначалу я смирилась, а теперь понимаю, что о таком варианте можно только мечтать. И еще, я очень благодарна тебе, что ты заставила меня писать…
— Но ты ж блестящая рассказчица. Грешно было бы все это не записать. У тебя получилось, и я очень рада! — Я погладила Римму по плечу. — Ты преобразилась с тех пор. Ты почувствовала, что нужна людям!
— Это очень важно не чувствовать себя обузой, — улыбнулась Римма. — Я теперь полностью содержу себя и Мишу. Могу позволить себе дорогие лекарства и массажистов. И вы теперь с легким сердцем отправляетесь отдыхать не в заводской санаторий, а в Грецию.
— Да, Танька и Миша уже рисуют радужные картины полета на параплане и катания на яхтах. Жаль, что тебе нельзя поехать с нами.
Римма развела руками.
— Сегодня окончательно решится, поеду ли я в Штаты. Петров привезет с собой издателя из Нью-Йорка. Он намеревается к сентябрю издать мои книги в Америке. Будет презентация, и мое присутствие необходимо.
— Но ты говорила, что приедет еще какой-то доктор?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента