Страница:
Я Черненко на базаре оставил, извозчика поймал и следом за ними. Оттуда и узнал, что они прямиком к Наумке поехали.
Расплатились с извозчиком чин-чинарем, щипачей поперед себя подталкивают, прошли в дом, причем солидно, как хозяева, головами по сторонам не крутили. Я после того два часа в кустах отсидел, караулил, но они зашли и как в воду канули.
Наконец я не выдержал, нашел дворника дома, где наш жидок проживает, и велел Наумку навестить, квасу попить. Через полчаса дворник вернулся и доложил, что, окромя Наумки со свежим фингалом под глазом, его сожительницы Евдокии Пермитиной да совместно прижитой малолетней дочери Варвары, в доме никого не оказалось - ни босяков, ни купчины с его парнями. - Корнеев посмотрел на Ивана, затем перевел взгляд на Алексея. В глазах его была явная растерянность. - Я что думаю, купчину Наумкина шобла пришить не могла, не те у них силы, но как купец со своими помощничками сумел от меня улизнуть, просто ума не приложу! Я ведь с окон и дверей глаз не спускал. А у черного хода дворник крутился. Я его еще раньше предупредил, чтобы посторожил.
- Понятно, - протянул глубокомысленно Иван, - купчина твой явно не промах. Но зачем ему Наумка? Или решил его за мошну потрясти? Но у дисконтера в клиентах деловые значатся, а твой купчина, судя по всему, мужик с понятиями и не стал бы связываться. Весь город знает о Наумкиных покровителях. Впрочем, теперь можно только гадать по поводу его интересов. Жаль, что ты купца упустил!
- Это еще не все. - Корнеев посмотрел на них и вовсе печально. Вернулся я на рынок, обсказал Черненко все, как положено, велел, чтоб тотчас доложил, если этот купчина снова появится, а сам прямиком в управление. Только вышел на Миллионную, смотрю, один из людей купца объявился и на углу возле Почтамта болтается. Рослый такой, в поддевке, в юфтевых сапогах и плисовых штанах. На голове картуз с лаковым козырьком. Я его по одежке узнал, а лица не разглядел под картузом, слишком низко он его надвинул. Я тут же зашел в табачную лавку, купил дюжину папирос, выхожу на улицу, парнина толкается среди извозчиков на стоянке. Я - в трактир, выпил квасу, вышел оттуда, смотрю, он разглядывает напротив витрину галантерейной лавки. Я - в гостиницу "Кандат", спросил портье, не поселился ли у него человек, похожий на моего купчину, нет, говорит, никого похожего не было. Оглянулся, парнина маячит у входа... Словом, пришлось изобразить, что я живу в гостинице, а после уходить дворами.
- Значит, тебя засекли, - сказал Иван и принялся скручивать уже третью за день самокрутку. - Где-то прокололся!
Но что-то слишком уж откровенно они тебя пасли! Хотели показать, что не боятся, или решили попугать?
- Это зависит от того, за кого они Савелия приняли! - сказал Алексей. Если за полицейского, то такая наглость просто вызывающа, если за себе подобного, то вряд ли стали бы церемониться. Надавали бы по шее или пришили в первом же глухом переулке.
- А по мне, Корнеюшка, - сказал Иван ласково и пыхнул несколько раз самокруткой, выпустив в окно клубы черного, как из пароходной топки, дыма, у тебя голова помутилась от грядущих неприятностей. Через два дня Михалыч появится, а вы с Черненко никак Наумку и его шаромыжников на нары не законопатите. Оборзели они, просто спасу нет, а вы все миндальничаете, вокруг да около ходите. Видно, мужик этот, купец, шустрее тебя оказался и по-своему с Наумкой разобрался. Иначе откуда у жидка фингал нарисовался?
- Так то и Дунька могла запузырить, - вздохнул Корнеев и с тоской посмотрел на Ивана, - она баба заводная.
- Дунька не Дунька, но тебе мой совет, Корнеюшка, дуйка ты на базар и забудь про купчину! - Глаза Ивана блеснули. - Я тебе по секрету скажу: Михалыч перед отъездом приказ подписал, дескать, кто из агентов карманника или еще какого жулика в холодную определит, то ему половина от того барыша, что вор поимел, в награду переходит, да вдобавок еще десятая доля - премия, так сказать!
- Врешь? - Лицо Корнеева оживилось. - Опять провести хочешь?
- А это твое дело, - Иван пожал плечами и смерил его равнодушным взглядом, - хочешь, верь, а хочешь, не верь!
Мы вот с Алешкой тоже решили после обеда на базаре попастись. Лишние финажки кому помешают?
Корнеев натянул картуз на голову, встал со стула и сказал:
- И впрямь дело говоришь, Иван! Засиделся я тут с вами! - И, кивнув на прощание, вышел из кабинета.
- Что ты ему опять нагородил? - сказал Алексей с досадой. - Какой приказ? Какая премия? Добьешься, что Федор Михайлович вздует тебя за твои шуточки!
- Какие шуточки? - напыжился Иван. - Я за дело болею. Ни Черненко, ни Корнеев за неделю ни одного босяка не поймали. Обленились, как коты монастырские, мышей не ловят. Вот их-то Михалыч как раз и вздует, когда сводку увидит!
- Боюсь, что сводки он как раз не увидит, - сказал Алексей и обреченно предложил Вавилову:
- Давай помогу, все равно ведь не мытьем, так катаньем своего добьешься!
Иван покачал головой.
- Премного благодарен, только сейчас не до сводки будет. Гляди, кто к нам пожаловал. Наверняка что-то необычное случилось, если Карп Лукич самолично в полицию прикатил.
Алексей выглянул в окно. Внизу у крыльца управления переминался с ноги на ногу плотный широкоплечий человек с заметным брюшком и с красной, изрядно вспотевшей лысиной, которую он то и дело вытирал носовым платком. Одет он был по-европейски, но в лакированных сапогах, а в руках держал котелок и тяжелую трость черного дерева. Алексей тотчас узнал его. Это был известный в городе спиртозаводчик Полиндеев, по многим причинам полицию не любивший. Поэтому Иван правильно заключил, что только из ряда вон выходящее событие могло привести Карпа Лукича в здание, с которым у него был связан целый ряд грустных воспоминаний.
Иван свесился в окно и весело прокричал:
- Неужто в гости. Карп Лукич?
Полиндеев вскинул голову и с испугом посмотрел на Вавилова, но, видимо, узнал, потому что развел руками и глухо ответил:
- Все пути господни! Коли бы не нужда...
- Что ж, поднимайтесь на второй этаж и сказывайте, что за нужда такая объявилась, - приказал Иван уже более строгим голосом и посмотрел на Алексея. - Будь ласков, встреть его на лестнице, а то дежурный докопается, куда да зачем...
Алексей кивнул и молча вышел, а Иван прошел за стол, аккуратно разложил бумаги, поправил пресс-папье, переставил чернильницу на ее исконное место, пригладил волосы и усы, натянул форменную фуражку и с самым важным видом стал ожидать появления неожиданного визитера.
Глава 2
При близком рассмотрении Карп Лукич Полиндеев был выше ростом и гораздо тучнее, чем казался из окна второго этажа. Он тяжело отдувался после подъема по лестнице. Его жесткие усы топорщились, а лицо выражало крайнюю степень испуга и растерянности. Ему было прилично за пятьдесят, но двойной подбородок, виски в густой проседи и обширная лысина делали его еще старше. Руки его неприкрыто тряслись, и поначалу спиртозаводчик даже не понял, что ему говорит Иван. И только после третьего приглашения он наконец осознал, что ему предлагают присесть на стул, придвинутый Алексеем с этой целью к столу, за которым важно восседал Вавилов.
- Нуте-с! - произнес строго Иван. - Какие скорбные дела привели вас в полицию, Карп Лукич? Рассказывайте! Сегодня я замещаю господина Тартищева, и мне решать, насколько ваш вопрос интересен для уголовного сыска.
Спиртозаводчик не ответил, лишь с обреченным видом посмотрел на Вавилова, затем перевел взгляд на Алексея и следом опять на Ивана.
- При Алексее Дмитриче можно говорить все, что угодно. Он старший агент сыскного отделения, один из лучших сыщиков, так что если ваше дело и впрямь очень серьезно, то скорее всего он будет им заниматься, - сказал Иван, словно не замечая весьма красноречивого взгляда "одного из лучших сыщиков".
Спиртозаводчик тяжело вздохнул, вытер вспотевший лоб платком и заговорил с явным надрывом в голосе и с безмерно тоскливым выражением в заплывших жиром глазках.
- Мы будем первой гильдии купцом, Карпом Лукичом Полиндеевым, - важно сообщил он, обращаясь теперь уже к Алексею, - владеем своим домом в Североеланске, бакалейной торговлей и винокуренным заводом в двенадцати верстах от города. - Он болезненно скривился и махнул рукой. - Впрочем, это не имеет теперь никакого значения. Перед вами, господа начальники, не человек, а живой пока труп.
- Труп? С чего бы это? - переглянулись в удивлении Алексей и Вавилов. Полиндеев походил на кого угодно, только не на человека, готового отдать богу душу.
- Очень даже просто, господа! - Губы купца затряслись, он прикрыл глаза скомканным платком и глухо произнес:
- Какой я живой человек, если завтра лютую смерть приму!
Иван тотчас подобрался, бросил быстрый взгляд на Алексея. Но тот был весь внимание и приказал визитеру:
- Говорите яснее! Вам кто-то угрожает, или вы запутались в делах и решили покончить счеты с жизнью?
- Что вы! Что вы! - Спиртозаводчик покрутил головой.
Его лицо от напряжения налилось кровью, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. - В какой грех вы меня ввергаете! Я не самоубийца, дела у меня с каждым годом идут все лучше и лучше, семья тоже крепкая, супруга и две дочери.
Нет, здесь другое! Я вам все как на духу расскажу. За тем и шел. Одна на вас надежда, оградите меня от напасти. Не оставьте своей помощью! - Он вдруг сложил молитвенно руки, глаза и лицо его покраснели, и купец принялся рассказывать о том, что вынудило его обратиться в полицейское управление.
"И надо же было так случиться, чтобы Иван оказался в тот самый момент возле окна..." - думал Алексей, глядя на перепуганную физиономию купца и слушая его дрожащий от страха голос.
- Вчера-с я, как и кажный день, запер в девятом часу лавку, отпустил приказчиков, подсчитал выручку, приказал сторожу закрыть окна и двери изнутри и направился в контору. Там я переговорил с моим новым управляющим завода, он привез для торговли партию водки и красного вина. С ним я задержался до десяти часов вечера, затем оба спустились в трактир, выпили по чарке, поужинали. Потом я направился домой, а управляющий обратно на завод. Обычно он у нас ужинает, но вчера у него были срочные дела, поэтому мы разъехались. У нас собственный выезд, да и живем мы в двух кварталах от конторы, так что через четверть часа я уже сидел с моей супругой Катериной Савельевной в гостиной за самоваром и пил чай. Выпили мы с ней стаканчика по три, с вареньем, с пирогами, и мне что-то невмоготу стало. И понять не могу: почему? Вроде не болит ничего, а дурно, просто спасу нет! Катерина Савельевна женщина умная, четыре класса образования имеет, сразу заметила, что нам не до разговору, а до чаю тем более! "Карпуша, голубчик, говорит, - дай подолью тебе свеженького". А я ей: "Нет, Катенька, что-то не пьется сегодня. Не по себе как-то: сердце ноет, и под ложечкой сосет". "Это ты окрошки перекушал за обедом", - отвечает она. "Нет, окрошки я съел в плипорции. Не в ней дело. Душа У меня ноет, свербит прямо. Кабы беды не случилось". - "Типун тебе на язык, Карпуша!" - Супруга даже сплюнула, так рассердилась. А тут вдруг звонок на двери - звяк, звяк!
Мы с ней переглянулись. Господи, кого это несет в такую пору? Свои все дома, значит, чужие? А по ночам в гости только злые вести являются! Тут входит в столовую кухарка и подает письмо. "Откудова?" - спрашиваем. "Да какой-то малец занес, - отвечает, - сунул в руку и был таков". Чудно нам это показалось. По коммерции своей я часто письма получаю, но утром и по почте, а это - на ночь глядя, и без марки к тому же. Забилось у меня сердце, ищу очки - найти не могу, а они рядом на столе лежат. Катерина Савельевна говорит: "Давай, Карпуша, я распечатаю и прочту. Глаза у меня помоложе". И правда, ей еще и тридцати пяти нет. "Сделай одолжение, - говорю, - а то мне как-то боязно!" Катерина Савельевна раскрыла конверт, вытащила письмо, развернула да как закричит: "Господи-святы! С нами крестная сила!"
И листок отбросила, а сама побелела, слова сказать не может и только крестится, крестится... Я всполошился, сердце в груди трепещет, весь потом покрылся. "Что с тобой, душенька? - спрашиваю. - Отчего переполох?" А у самого руки трясутся, хотел воды испить и чуть стакан не разбил. "Смотри, Карпуша, - говорит мне Катерина Савельевна и пальцем в бумагу тычет. Смотри, а то я со страху помру!" Я поглядел и тоже обмер. Свят! Свят! Свят! Страсти какие! На листочке слова написаны. А внизу-то, внизу... - Полиндеев побледнел, перекрестился и шепотом произнес:
- Внизу листочка пририсован страшный шкилет, тут же черный гроб и три свечи... - Он полез трясущейся рукой в карман сюртука и извлек из него помятый, сложенный вчетверо лист бумаги. - Да вот, извольте сами просмотреть! - и протянул письмо Ивану.
Тот пробежал его глазами и передал Алексею.
- Прочитай вслух!
Строчки шли вкривь и вкось, словно писавший был пьяным или пребывал в сильном испуге. Но он явно был грамотным человеком и дружил не только с "ятями", но и с "ерами" <Буквы, упраздненные большевиками после революции.>.
Алексей тотчас высказал по этому поводу свои соображения и зачитал письмо:
- Приказываю Вам послезавтра, т, е. 7 июня сего года, принести запечатанный конверт с тысячью рублями в лес к озеру Рыжее, не позднее восьми часов вечера, к завалившемуся пню, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. В случае неисполнения этого приказа будете преданы лютой смерти.
Грозный атаман лихой шайки - Черный Ворон.
- М-да! - сказал Иван и принялся за новую самокрутку. Покончив со столь полезным занятием, он пристально посмотрел на Полиндеева. - Продолжайте, Карп Лукич! Продолжайте!
- А что продолжать? - опешил купец. - Вот оно письмо! Теперь хватайте, ловите подлеца! - Он бросил беглый взгляд на Алексея. Но вид у того был абсолютно непроницаемый.
- Я хочу узнать. Карп Лукич, о том, чем вы занимались начиная с момента, когда получили это письмо, насколько я понимаю, вчера поздно вечером, и до сегодняшнего дня, вернее, до двух часов пополудни, когда вы изволили появиться в управлении полиции. Вы не пришли рано утром, почему? Какие у вас были соображения? И какие действия вы намерены предпринять? Иван затянулся самокруткой и выпустил изо рта струю дыма, которая повисла над его головой в форме сизого ореола.
Купец насупился.
- Если б знал какие, то сюда бы ни ногой, господа начальники! - И с гораздо меньшей охотой стал рассказывать дальше:
- Стали мы тут с Катериной Савельевной препираться, кому письмо читать. У нее глаза вострее, а мои даже с очками перестали видеть. Я о том ей говорю, а она на меня взбеленилась: "Ты, - кричит, - хозяин и мужского пола, ты и читай!" Спорили мы так с полчаса, и, концы к концам, кликнул я Веру это, стало быть, старшую дочку мою. Она у нас поболе матушки образованна, в прошлом годе гимназию закончила, да только не в меру горда. Ну ладно! "Верочка, - прошу я дочь, - голубушка, прочти-ка нам это письмецо и объясни все по порядку, что происходит. Может, мы рехнулись враз вместе с маменькой?" Дочка взяла листок, громко прочитала все, что там нацарапано, покачала головой и говорит мудрено так и вовсе непонятно: "Папенька, говорит, - вы стали объедком этого, как его.., еско.., тьфу! еспроприятера!.." я, обомлел. В первый раз такое слышу. "Объясни, - прошу, Верочка, только по-простому. Каким таким объедком я стал? Мы, слава богу, жизнь прожили - и не то что объедками никогда не бывали, а люди еще от нас кормились". Признаюсь, я даже закричал на нее сгоряча: "Ах ты, дурища!" так мне обидно стало за это глупое слово. Вера пожала плечами, фыркнула и ушла, а на пороге уже сказала: "Какой вы, папаша, необразованный, совсем ничего не понимаете!" Тут я и вовсе не сдержался. Сопливая еще девчонка поучать меня вздумала. И выговорил ей вслед в сердцах: "Я хошь и необразованный, а вас с Наденькой - это моя вторая дочь, младшая - вырастил, выкормил, наукам обучил, а ты теперь родителю помочь не хочешь в смертельных опасностях!"
Полиндеев огорченно развел руками.
- Да что с них возьмешь, с детей-то? Они наши денежки уважают, а нас самих терпят только до поры до времени...
Купец вздохнул и вытер платком лысину, которая покрылась крупными каплями пота. Расстегнув сюртук, под которым оказался бархатный жилет с выглядывавшей из кармана массивной золотой цепочкой, он снова стал рассказывать:
- Повертел я мозгами так и эдак, подумал и решился отнести деньги на указанное место. Хошь отвалить тыщу целковых вовсе не с руки и не по нашим капиталам, но что поделаешь - живот мошны дороже. Расстроился я просто - во как! Однако Катерина Савельевна мне говорит: "Не дело ты надумал, Карпуша! Ты человек семейный, и не пристало тебе подобными деньжищами швыряться почем зря!" - "Хорошо тебе говорить, - отвечаю, - у меня самого сердце кровью обливается, но умирать тоже неохота. Да и как вы без меня останетесь? Заклюют вас все, кому не лень, по миру пустят!"
А супруга свое твердит: "Пользы, что деньги атаману отдашь, никакой! Поймут душегубы, что ты пугливый да покладистый, и через неделю уже три потребуют! Что ж, ты им три тоже выложишь? А потом и все пять, если не десять прикажут принести". И расстроила она меня, господа начальники, этими словами, хоть плачь! Я и впрямь бы заплакал, только моя Катерина Савельевна, мудрая женщина, говорит мне: "Послушай моего совета, Карпуша! Иди-ка ты в сыскную полицию да отыщи там самого главного начальника, фамилия его Тартищев, а звать Федор Михайлович. От него, говорят, никакой пощады жуликам не бывает. Расскажи ему все как есть. Так вернее будет! И защитит он тебя от мазуриков, да и деньги при тебе останутся". До сегодняшнего обеда мы с ней судили да рядили. Поверите, за всю ночь глаз не сомкнули. Ведь Федора Михайловича я без подсказки супруги давно знаю. Суров он, ох как суров! И все-таки Катерина Савельевна на своем настояла. И вот я пришел к вашей милости, не оставьте без внимания, защитите!
Полиндеев умоляюще посмотрел на Ивана и вдруг неожиданно бухнулся на колени и прижал ладони к груди.
- Но-но! - Иван погрозил ему пальцем. - Что за театр!
Встаньте сейчас же!
Он вышел из-за стола и приблизился к купцу. Тот снова взгромоздился на стул и застыл, понурившись, словно в ожидании смертельного приговора. Вавилов слегка встряхнул его за плечо.
- Успокойтесь же. Карп Лукич! Скажите спасибо Катерине Савельевне, что на нужный путь вас наставила. Мошенников поощрять нельзя, это она правильно заметила. А мы вас защитим, но только и вы должны нам помочь!
- Ну, за этим дело не станет! - Полиндеев заметно повеселел. - Ежели расходы какие или, к примеру сказать, благотворительность, то мы с превеликим нашим удовольствием! - И он полез в карман за бумажником. Скажите сколько, никаких денег не пожалею!
- Да вы никак свихнулись, голубь мой, с перепугу? - рассердился Иван. Уберите деньги! Мы царево жалованье получаем, и ваши деньги нам без надобности. Вы нам должны помочь другим образом. Завтра в назначенный час вы придете к озеру и будете ждать этого Черного Ворона, а когда он явится, сунете ему в руки конверт с газетной бумагой. В этот момент наши люди схватят его.
Полиндеев схватился за сердце и чуть не кувыркнулся со стула:
- Ну уж нет, господин начальник! От этого увольте!
С чего я на рожон полезу? А если этот Ворон пальнет в меня или прирежет? У меня как-никак жена, дочки, завод, торговля! Я не то чтобы встречаться, за версту этого душегуба видеть не хочу! Нет уж, сделайте милость, управьтесь как-нибудь без меня!
- Чудак вы человек! - засмеялся Алексей и в свою очередь встал и подошел к Полиндееву. - Без вас нам и вправду не обойтись. Ведь если вместо вас придет другой человек, Ворон его просто не узнает и пройдет мимо. И тогда мы его точно не поймаем. А если он разозлится и подкараулит вас в городе? Тогда вам точно крышка!
- Мать честная! - Купец воздел руки к небу. - Святые угодники! Куда ни кинь, всюду клин! И так обернешься - плохо, а эдак - того хуже! Вот истинная напасть и выхода нет!
- Выход есть, - сказал Алексей мягко, и купец тотчас уставился на него с мольбой и надеждой одновременно. - Послушайте нас, - Алексей перевел взгляд на Вавилова, - меня и Ивана Александровича, и все будет хорошо. Мы вам слово даем, ни один волос не упадет с вашей головы.
- А может, я господина Тартищева дождусь? - Полиндеев совсем оробел и, кажется, даже уменьшился в размерах со страху.
- Нет, не дождетесь, - ответил Иван, - Федор Михайлович вернется через два дня, то есть уже восьмого июня.
Все надо решать сейчас, и как можно скорее. Ведь мы должны заранее осмотреть место и приготовить наших людей.
- Боязно мне все-таки!
- Чего вы боитесь? Подумайте сами! Вы принесете конверт, как приказывал атаман, передадите его, и вся недолга, - сказал Алексей. - С чего ему вас убивать?
- Так-то оно так! А ежели он откроет конверт, а там труха? Что тогда?
Алексей улыбнулся.
- Не успеет. Мы ему рта не дадим раскрыть, не то что конверт!
И тогда Полиндеев решительно махнул рукой, словно топором рубанул.
- А, была не была! Пан или пропал!, - И тут же снова просительно заглянул в глаза Вавилову. - А вдруг все-таки отыщется какая-нибудь забубенная головушка, решится заместо меня пойти? Я ведь никаких денег не пожалею!
- Ну вот, - рассердился Иван, - на колу мочало, начинай сначала. Неужто не понятно, что Ворон вас в лицо знает, если велел лично деньги принести? Писал он вам и поджидать будет вас!
Словом, пришлось потратить на уговоры трусливого купца еще не менее часа, упрашивая Карпа Лукича не волноваться и сделать все, как ему посоветовали. Наконец проводили его восвояси.
Оба агента подошли к окну и какое-то время наблюдали сверху, как Полиндеев стоит на крыльце, вертит удрученно головой, вытирает лицо и лысину платком.
- Никак опять вернется? - вздохнул Иван, когда спиртозаводчик поднял лицо и посмотрел вверх, видно, пытаясь отыскать окно их кабинета. Сыщики успели вовремя от него отпрянуть, иначе, кто его знает, Полиндеев вполне мог возвратиться и отказаться на этот раз от затеи захватить мошенника с поличным.
Но когда через несколько минут Алексей и Иван снова выглянули из окна, купец садился в коляску, и они с облегчением вздохнули.
- Ну, свербило трусливое! - с досадой сказал Иван. - Сколько времени отнял! Надо будет послать пару младших агентов и дворнику наказать, чтобы посмотрели за ним сегодня и завтра да чтоб от дома до озера проводили. Бес его знает, этого Ворона, вдруг там и впрямь шайка, могут сразу за порогом финажки отнять у нашего, как его.., объедка. С них станется!
- Объекта! - расхохотался Алексей. - Не объедка, а объекта экспроприации. Экспроприация - это изъятие денег или других ценностей, которые якобы нажиты путем угнетения других людей. Вспомни Мамонта и Завадскую. Вот тебе яркий пример экспроприации и экспроприаторов <Речь идет о событиях романа "Агент сыскной полиции".>.
- А по мне, так самый обыкновенный разбой. Всем финажки нужны, чтобы весело жить, только одни не скрывают своей корысти, а другие с вывертом, с идеями всякими в пустой голове эту самую, как ее, эксприя.., тьфу на нее! выдумывают! А итог один - каторга да острог! - Иван с интересом посмотрел на Алексея. - Только откуда эта девица такие мудреные слова знает? Уж не с ее ли подачи атаман лихой шайки объявился? Как ты думаешь?
- Думаю, не помешает проверить! - согласился Алексей. - Возможно, этот Ворон свил гнездо в купеческом доме.
Посуди сам, деньги потребовали у купца, дочь которого знает, что такое экспроприация. Скажи, много у нас в городе имеется девиц, чтобы смогли бы это слово не просто без запинки выговорить, а объяснить его значение?
- Точно, Алешка! Верно заметил! Надо Ворона в семье искать или в друзьях этой слишком умной барышни. Пошлюка я не двух, а трех агентов. Пускай проверят вдобавок ко всему, с кем дочь купца якшается. Может, у нее есть жених какой или воздыхатель?
- И наверняка из бедных, - снова высказал свое соображение Алексей, - и как бы эта девица не вздумала с ним бежать! Ведь для каких-то целей им деньги понадобились?
- Твоя правда! - оживился Иван и глубокомысленно заметил:
- Очень меня, Алешка, его дочь заинтересовала.
Теперь я почти на все сто уверен, что Карпу Лукичу искать заговор надо в собственном доме. - Он покачал головой и удрученно крякнул:
- И что за детки нынче пошли? Надо ж было такое придумать, собственного папашу обчистить! Но все-таки не стоит сбрасывать со счетов и Ворона. А вдруг и правда новая банда объявилась?
- Не верится мне что-то про банду, - пожал плечами Алексей. Несерьезно как-то действуют. Скелеты, гробы...
Как в дешевых книжонках...
- Постой, постой! - перебил его Иван и взял в руки подметное письмо. Некоторое время рассматривал его так и этак, потом покачал головой. Сдается мне, где-то я эти шкилвты недавно видел. И три свечи... - Не выпуская из рук письма, он подошел к несгораемому шкафу с секретными бумагами и открыл его. - Ну вот! - сказал он и с торжеством извлек на свет тонкую книжонку, напечатанную на дешевой бумаге с жирным черным рисунком на обложке. - Вот тебе и шкилеты, вот тебе и гроб, вот тебе и три свечи. Прямо один в один срисовано.
Расплатились с извозчиком чин-чинарем, щипачей поперед себя подталкивают, прошли в дом, причем солидно, как хозяева, головами по сторонам не крутили. Я после того два часа в кустах отсидел, караулил, но они зашли и как в воду канули.
Наконец я не выдержал, нашел дворника дома, где наш жидок проживает, и велел Наумку навестить, квасу попить. Через полчаса дворник вернулся и доложил, что, окромя Наумки со свежим фингалом под глазом, его сожительницы Евдокии Пермитиной да совместно прижитой малолетней дочери Варвары, в доме никого не оказалось - ни босяков, ни купчины с его парнями. - Корнеев посмотрел на Ивана, затем перевел взгляд на Алексея. В глазах его была явная растерянность. - Я что думаю, купчину Наумкина шобла пришить не могла, не те у них силы, но как купец со своими помощничками сумел от меня улизнуть, просто ума не приложу! Я ведь с окон и дверей глаз не спускал. А у черного хода дворник крутился. Я его еще раньше предупредил, чтобы посторожил.
- Понятно, - протянул глубокомысленно Иван, - купчина твой явно не промах. Но зачем ему Наумка? Или решил его за мошну потрясти? Но у дисконтера в клиентах деловые значатся, а твой купчина, судя по всему, мужик с понятиями и не стал бы связываться. Весь город знает о Наумкиных покровителях. Впрочем, теперь можно только гадать по поводу его интересов. Жаль, что ты купца упустил!
- Это еще не все. - Корнеев посмотрел на них и вовсе печально. Вернулся я на рынок, обсказал Черненко все, как положено, велел, чтоб тотчас доложил, если этот купчина снова появится, а сам прямиком в управление. Только вышел на Миллионную, смотрю, один из людей купца объявился и на углу возле Почтамта болтается. Рослый такой, в поддевке, в юфтевых сапогах и плисовых штанах. На голове картуз с лаковым козырьком. Я его по одежке узнал, а лица не разглядел под картузом, слишком низко он его надвинул. Я тут же зашел в табачную лавку, купил дюжину папирос, выхожу на улицу, парнина толкается среди извозчиков на стоянке. Я - в трактир, выпил квасу, вышел оттуда, смотрю, он разглядывает напротив витрину галантерейной лавки. Я - в гостиницу "Кандат", спросил портье, не поселился ли у него человек, похожий на моего купчину, нет, говорит, никого похожего не было. Оглянулся, парнина маячит у входа... Словом, пришлось изобразить, что я живу в гостинице, а после уходить дворами.
- Значит, тебя засекли, - сказал Иван и принялся скручивать уже третью за день самокрутку. - Где-то прокололся!
Но что-то слишком уж откровенно они тебя пасли! Хотели показать, что не боятся, или решили попугать?
- Это зависит от того, за кого они Савелия приняли! - сказал Алексей. Если за полицейского, то такая наглость просто вызывающа, если за себе подобного, то вряд ли стали бы церемониться. Надавали бы по шее или пришили в первом же глухом переулке.
- А по мне, Корнеюшка, - сказал Иван ласково и пыхнул несколько раз самокруткой, выпустив в окно клубы черного, как из пароходной топки, дыма, у тебя голова помутилась от грядущих неприятностей. Через два дня Михалыч появится, а вы с Черненко никак Наумку и его шаромыжников на нары не законопатите. Оборзели они, просто спасу нет, а вы все миндальничаете, вокруг да около ходите. Видно, мужик этот, купец, шустрее тебя оказался и по-своему с Наумкой разобрался. Иначе откуда у жидка фингал нарисовался?
- Так то и Дунька могла запузырить, - вздохнул Корнеев и с тоской посмотрел на Ивана, - она баба заводная.
- Дунька не Дунька, но тебе мой совет, Корнеюшка, дуйка ты на базар и забудь про купчину! - Глаза Ивана блеснули. - Я тебе по секрету скажу: Михалыч перед отъездом приказ подписал, дескать, кто из агентов карманника или еще какого жулика в холодную определит, то ему половина от того барыша, что вор поимел, в награду переходит, да вдобавок еще десятая доля - премия, так сказать!
- Врешь? - Лицо Корнеева оживилось. - Опять провести хочешь?
- А это твое дело, - Иван пожал плечами и смерил его равнодушным взглядом, - хочешь, верь, а хочешь, не верь!
Мы вот с Алешкой тоже решили после обеда на базаре попастись. Лишние финажки кому помешают?
Корнеев натянул картуз на голову, встал со стула и сказал:
- И впрямь дело говоришь, Иван! Засиделся я тут с вами! - И, кивнув на прощание, вышел из кабинета.
- Что ты ему опять нагородил? - сказал Алексей с досадой. - Какой приказ? Какая премия? Добьешься, что Федор Михайлович вздует тебя за твои шуточки!
- Какие шуточки? - напыжился Иван. - Я за дело болею. Ни Черненко, ни Корнеев за неделю ни одного босяка не поймали. Обленились, как коты монастырские, мышей не ловят. Вот их-то Михалыч как раз и вздует, когда сводку увидит!
- Боюсь, что сводки он как раз не увидит, - сказал Алексей и обреченно предложил Вавилову:
- Давай помогу, все равно ведь не мытьем, так катаньем своего добьешься!
Иван покачал головой.
- Премного благодарен, только сейчас не до сводки будет. Гляди, кто к нам пожаловал. Наверняка что-то необычное случилось, если Карп Лукич самолично в полицию прикатил.
Алексей выглянул в окно. Внизу у крыльца управления переминался с ноги на ногу плотный широкоплечий человек с заметным брюшком и с красной, изрядно вспотевшей лысиной, которую он то и дело вытирал носовым платком. Одет он был по-европейски, но в лакированных сапогах, а в руках держал котелок и тяжелую трость черного дерева. Алексей тотчас узнал его. Это был известный в городе спиртозаводчик Полиндеев, по многим причинам полицию не любивший. Поэтому Иван правильно заключил, что только из ряда вон выходящее событие могло привести Карпа Лукича в здание, с которым у него был связан целый ряд грустных воспоминаний.
Иван свесился в окно и весело прокричал:
- Неужто в гости. Карп Лукич?
Полиндеев вскинул голову и с испугом посмотрел на Вавилова, но, видимо, узнал, потому что развел руками и глухо ответил:
- Все пути господни! Коли бы не нужда...
- Что ж, поднимайтесь на второй этаж и сказывайте, что за нужда такая объявилась, - приказал Иван уже более строгим голосом и посмотрел на Алексея. - Будь ласков, встреть его на лестнице, а то дежурный докопается, куда да зачем...
Алексей кивнул и молча вышел, а Иван прошел за стол, аккуратно разложил бумаги, поправил пресс-папье, переставил чернильницу на ее исконное место, пригладил волосы и усы, натянул форменную фуражку и с самым важным видом стал ожидать появления неожиданного визитера.
Глава 2
При близком рассмотрении Карп Лукич Полиндеев был выше ростом и гораздо тучнее, чем казался из окна второго этажа. Он тяжело отдувался после подъема по лестнице. Его жесткие усы топорщились, а лицо выражало крайнюю степень испуга и растерянности. Ему было прилично за пятьдесят, но двойной подбородок, виски в густой проседи и обширная лысина делали его еще старше. Руки его неприкрыто тряслись, и поначалу спиртозаводчик даже не понял, что ему говорит Иван. И только после третьего приглашения он наконец осознал, что ему предлагают присесть на стул, придвинутый Алексеем с этой целью к столу, за которым важно восседал Вавилов.
- Нуте-с! - произнес строго Иван. - Какие скорбные дела привели вас в полицию, Карп Лукич? Рассказывайте! Сегодня я замещаю господина Тартищева, и мне решать, насколько ваш вопрос интересен для уголовного сыска.
Спиртозаводчик не ответил, лишь с обреченным видом посмотрел на Вавилова, затем перевел взгляд на Алексея и следом опять на Ивана.
- При Алексее Дмитриче можно говорить все, что угодно. Он старший агент сыскного отделения, один из лучших сыщиков, так что если ваше дело и впрямь очень серьезно, то скорее всего он будет им заниматься, - сказал Иван, словно не замечая весьма красноречивого взгляда "одного из лучших сыщиков".
Спиртозаводчик тяжело вздохнул, вытер вспотевший лоб платком и заговорил с явным надрывом в голосе и с безмерно тоскливым выражением в заплывших жиром глазках.
- Мы будем первой гильдии купцом, Карпом Лукичом Полиндеевым, - важно сообщил он, обращаясь теперь уже к Алексею, - владеем своим домом в Североеланске, бакалейной торговлей и винокуренным заводом в двенадцати верстах от города. - Он болезненно скривился и махнул рукой. - Впрочем, это не имеет теперь никакого значения. Перед вами, господа начальники, не человек, а живой пока труп.
- Труп? С чего бы это? - переглянулись в удивлении Алексей и Вавилов. Полиндеев походил на кого угодно, только не на человека, готового отдать богу душу.
- Очень даже просто, господа! - Губы купца затряслись, он прикрыл глаза скомканным платком и глухо произнес:
- Какой я живой человек, если завтра лютую смерть приму!
Иван тотчас подобрался, бросил быстрый взгляд на Алексея. Но тот был весь внимание и приказал визитеру:
- Говорите яснее! Вам кто-то угрожает, или вы запутались в делах и решили покончить счеты с жизнью?
- Что вы! Что вы! - Спиртозаводчик покрутил головой.
Его лицо от напряжения налилось кровью, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. - В какой грех вы меня ввергаете! Я не самоубийца, дела у меня с каждым годом идут все лучше и лучше, семья тоже крепкая, супруга и две дочери.
Нет, здесь другое! Я вам все как на духу расскажу. За тем и шел. Одна на вас надежда, оградите меня от напасти. Не оставьте своей помощью! - Он вдруг сложил молитвенно руки, глаза и лицо его покраснели, и купец принялся рассказывать о том, что вынудило его обратиться в полицейское управление.
"И надо же было так случиться, чтобы Иван оказался в тот самый момент возле окна..." - думал Алексей, глядя на перепуганную физиономию купца и слушая его дрожащий от страха голос.
- Вчера-с я, как и кажный день, запер в девятом часу лавку, отпустил приказчиков, подсчитал выручку, приказал сторожу закрыть окна и двери изнутри и направился в контору. Там я переговорил с моим новым управляющим завода, он привез для торговли партию водки и красного вина. С ним я задержался до десяти часов вечера, затем оба спустились в трактир, выпили по чарке, поужинали. Потом я направился домой, а управляющий обратно на завод. Обычно он у нас ужинает, но вчера у него были срочные дела, поэтому мы разъехались. У нас собственный выезд, да и живем мы в двух кварталах от конторы, так что через четверть часа я уже сидел с моей супругой Катериной Савельевной в гостиной за самоваром и пил чай. Выпили мы с ней стаканчика по три, с вареньем, с пирогами, и мне что-то невмоготу стало. И понять не могу: почему? Вроде не болит ничего, а дурно, просто спасу нет! Катерина Савельевна женщина умная, четыре класса образования имеет, сразу заметила, что нам не до разговору, а до чаю тем более! "Карпуша, голубчик, говорит, - дай подолью тебе свеженького". А я ей: "Нет, Катенька, что-то не пьется сегодня. Не по себе как-то: сердце ноет, и под ложечкой сосет". "Это ты окрошки перекушал за обедом", - отвечает она. "Нет, окрошки я съел в плипорции. Не в ней дело. Душа У меня ноет, свербит прямо. Кабы беды не случилось". - "Типун тебе на язык, Карпуша!" - Супруга даже сплюнула, так рассердилась. А тут вдруг звонок на двери - звяк, звяк!
Мы с ней переглянулись. Господи, кого это несет в такую пору? Свои все дома, значит, чужие? А по ночам в гости только злые вести являются! Тут входит в столовую кухарка и подает письмо. "Откудова?" - спрашиваем. "Да какой-то малец занес, - отвечает, - сунул в руку и был таков". Чудно нам это показалось. По коммерции своей я часто письма получаю, но утром и по почте, а это - на ночь глядя, и без марки к тому же. Забилось у меня сердце, ищу очки - найти не могу, а они рядом на столе лежат. Катерина Савельевна говорит: "Давай, Карпуша, я распечатаю и прочту. Глаза у меня помоложе". И правда, ей еще и тридцати пяти нет. "Сделай одолжение, - говорю, - а то мне как-то боязно!" Катерина Савельевна раскрыла конверт, вытащила письмо, развернула да как закричит: "Господи-святы! С нами крестная сила!"
И листок отбросила, а сама побелела, слова сказать не может и только крестится, крестится... Я всполошился, сердце в груди трепещет, весь потом покрылся. "Что с тобой, душенька? - спрашиваю. - Отчего переполох?" А у самого руки трясутся, хотел воды испить и чуть стакан не разбил. "Смотри, Карпуша, - говорит мне Катерина Савельевна и пальцем в бумагу тычет. Смотри, а то я со страху помру!" Я поглядел и тоже обмер. Свят! Свят! Свят! Страсти какие! На листочке слова написаны. А внизу-то, внизу... - Полиндеев побледнел, перекрестился и шепотом произнес:
- Внизу листочка пририсован страшный шкилет, тут же черный гроб и три свечи... - Он полез трясущейся рукой в карман сюртука и извлек из него помятый, сложенный вчетверо лист бумаги. - Да вот, извольте сами просмотреть! - и протянул письмо Ивану.
Тот пробежал его глазами и передал Алексею.
- Прочитай вслух!
Строчки шли вкривь и вкось, словно писавший был пьяным или пребывал в сильном испуге. Но он явно был грамотным человеком и дружил не только с "ятями", но и с "ерами" <Буквы, упраздненные большевиками после революции.>.
Алексей тотчас высказал по этому поводу свои соображения и зачитал письмо:
- Приказываю Вам послезавтра, т, е. 7 июня сего года, принести запечатанный конверт с тысячью рублями в лес к озеру Рыжее, не позднее восьми часов вечера, к завалившемуся пню, что находится в пятидесяти шагах на запад от старой купальни. В случае неисполнения этого приказа будете преданы лютой смерти.
Грозный атаман лихой шайки - Черный Ворон.
- М-да! - сказал Иван и принялся за новую самокрутку. Покончив со столь полезным занятием, он пристально посмотрел на Полиндеева. - Продолжайте, Карп Лукич! Продолжайте!
- А что продолжать? - опешил купец. - Вот оно письмо! Теперь хватайте, ловите подлеца! - Он бросил беглый взгляд на Алексея. Но вид у того был абсолютно непроницаемый.
- Я хочу узнать. Карп Лукич, о том, чем вы занимались начиная с момента, когда получили это письмо, насколько я понимаю, вчера поздно вечером, и до сегодняшнего дня, вернее, до двух часов пополудни, когда вы изволили появиться в управлении полиции. Вы не пришли рано утром, почему? Какие у вас были соображения? И какие действия вы намерены предпринять? Иван затянулся самокруткой и выпустил изо рта струю дыма, которая повисла над его головой в форме сизого ореола.
Купец насупился.
- Если б знал какие, то сюда бы ни ногой, господа начальники! - И с гораздо меньшей охотой стал рассказывать дальше:
- Стали мы тут с Катериной Савельевной препираться, кому письмо читать. У нее глаза вострее, а мои даже с очками перестали видеть. Я о том ей говорю, а она на меня взбеленилась: "Ты, - кричит, - хозяин и мужского пола, ты и читай!" Спорили мы так с полчаса, и, концы к концам, кликнул я Веру это, стало быть, старшую дочку мою. Она у нас поболе матушки образованна, в прошлом годе гимназию закончила, да только не в меру горда. Ну ладно! "Верочка, - прошу я дочь, - голубушка, прочти-ка нам это письмецо и объясни все по порядку, что происходит. Может, мы рехнулись враз вместе с маменькой?" Дочка взяла листок, громко прочитала все, что там нацарапано, покачала головой и говорит мудрено так и вовсе непонятно: "Папенька, говорит, - вы стали объедком этого, как его.., еско.., тьфу! еспроприятера!.." я, обомлел. В первый раз такое слышу. "Объясни, - прошу, Верочка, только по-простому. Каким таким объедком я стал? Мы, слава богу, жизнь прожили - и не то что объедками никогда не бывали, а люди еще от нас кормились". Признаюсь, я даже закричал на нее сгоряча: "Ах ты, дурища!" так мне обидно стало за это глупое слово. Вера пожала плечами, фыркнула и ушла, а на пороге уже сказала: "Какой вы, папаша, необразованный, совсем ничего не понимаете!" Тут я и вовсе не сдержался. Сопливая еще девчонка поучать меня вздумала. И выговорил ей вслед в сердцах: "Я хошь и необразованный, а вас с Наденькой - это моя вторая дочь, младшая - вырастил, выкормил, наукам обучил, а ты теперь родителю помочь не хочешь в смертельных опасностях!"
Полиндеев огорченно развел руками.
- Да что с них возьмешь, с детей-то? Они наши денежки уважают, а нас самих терпят только до поры до времени...
Купец вздохнул и вытер платком лысину, которая покрылась крупными каплями пота. Расстегнув сюртук, под которым оказался бархатный жилет с выглядывавшей из кармана массивной золотой цепочкой, он снова стал рассказывать:
- Повертел я мозгами так и эдак, подумал и решился отнести деньги на указанное место. Хошь отвалить тыщу целковых вовсе не с руки и не по нашим капиталам, но что поделаешь - живот мошны дороже. Расстроился я просто - во как! Однако Катерина Савельевна мне говорит: "Не дело ты надумал, Карпуша! Ты человек семейный, и не пристало тебе подобными деньжищами швыряться почем зря!" - "Хорошо тебе говорить, - отвечаю, - у меня самого сердце кровью обливается, но умирать тоже неохота. Да и как вы без меня останетесь? Заклюют вас все, кому не лень, по миру пустят!"
А супруга свое твердит: "Пользы, что деньги атаману отдашь, никакой! Поймут душегубы, что ты пугливый да покладистый, и через неделю уже три потребуют! Что ж, ты им три тоже выложишь? А потом и все пять, если не десять прикажут принести". И расстроила она меня, господа начальники, этими словами, хоть плачь! Я и впрямь бы заплакал, только моя Катерина Савельевна, мудрая женщина, говорит мне: "Послушай моего совета, Карпуша! Иди-ка ты в сыскную полицию да отыщи там самого главного начальника, фамилия его Тартищев, а звать Федор Михайлович. От него, говорят, никакой пощады жуликам не бывает. Расскажи ему все как есть. Так вернее будет! И защитит он тебя от мазуриков, да и деньги при тебе останутся". До сегодняшнего обеда мы с ней судили да рядили. Поверите, за всю ночь глаз не сомкнули. Ведь Федора Михайловича я без подсказки супруги давно знаю. Суров он, ох как суров! И все-таки Катерина Савельевна на своем настояла. И вот я пришел к вашей милости, не оставьте без внимания, защитите!
Полиндеев умоляюще посмотрел на Ивана и вдруг неожиданно бухнулся на колени и прижал ладони к груди.
- Но-но! - Иван погрозил ему пальцем. - Что за театр!
Встаньте сейчас же!
Он вышел из-за стола и приблизился к купцу. Тот снова взгромоздился на стул и застыл, понурившись, словно в ожидании смертельного приговора. Вавилов слегка встряхнул его за плечо.
- Успокойтесь же. Карп Лукич! Скажите спасибо Катерине Савельевне, что на нужный путь вас наставила. Мошенников поощрять нельзя, это она правильно заметила. А мы вас защитим, но только и вы должны нам помочь!
- Ну, за этим дело не станет! - Полиндеев заметно повеселел. - Ежели расходы какие или, к примеру сказать, благотворительность, то мы с превеликим нашим удовольствием! - И он полез в карман за бумажником. Скажите сколько, никаких денег не пожалею!
- Да вы никак свихнулись, голубь мой, с перепугу? - рассердился Иван. Уберите деньги! Мы царево жалованье получаем, и ваши деньги нам без надобности. Вы нам должны помочь другим образом. Завтра в назначенный час вы придете к озеру и будете ждать этого Черного Ворона, а когда он явится, сунете ему в руки конверт с газетной бумагой. В этот момент наши люди схватят его.
Полиндеев схватился за сердце и чуть не кувыркнулся со стула:
- Ну уж нет, господин начальник! От этого увольте!
С чего я на рожон полезу? А если этот Ворон пальнет в меня или прирежет? У меня как-никак жена, дочки, завод, торговля! Я не то чтобы встречаться, за версту этого душегуба видеть не хочу! Нет уж, сделайте милость, управьтесь как-нибудь без меня!
- Чудак вы человек! - засмеялся Алексей и в свою очередь встал и подошел к Полиндееву. - Без вас нам и вправду не обойтись. Ведь если вместо вас придет другой человек, Ворон его просто не узнает и пройдет мимо. И тогда мы его точно не поймаем. А если он разозлится и подкараулит вас в городе? Тогда вам точно крышка!
- Мать честная! - Купец воздел руки к небу. - Святые угодники! Куда ни кинь, всюду клин! И так обернешься - плохо, а эдак - того хуже! Вот истинная напасть и выхода нет!
- Выход есть, - сказал Алексей мягко, и купец тотчас уставился на него с мольбой и надеждой одновременно. - Послушайте нас, - Алексей перевел взгляд на Вавилова, - меня и Ивана Александровича, и все будет хорошо. Мы вам слово даем, ни один волос не упадет с вашей головы.
- А может, я господина Тартищева дождусь? - Полиндеев совсем оробел и, кажется, даже уменьшился в размерах со страху.
- Нет, не дождетесь, - ответил Иван, - Федор Михайлович вернется через два дня, то есть уже восьмого июня.
Все надо решать сейчас, и как можно скорее. Ведь мы должны заранее осмотреть место и приготовить наших людей.
- Боязно мне все-таки!
- Чего вы боитесь? Подумайте сами! Вы принесете конверт, как приказывал атаман, передадите его, и вся недолга, - сказал Алексей. - С чего ему вас убивать?
- Так-то оно так! А ежели он откроет конверт, а там труха? Что тогда?
Алексей улыбнулся.
- Не успеет. Мы ему рта не дадим раскрыть, не то что конверт!
И тогда Полиндеев решительно махнул рукой, словно топором рубанул.
- А, была не была! Пан или пропал!, - И тут же снова просительно заглянул в глаза Вавилову. - А вдруг все-таки отыщется какая-нибудь забубенная головушка, решится заместо меня пойти? Я ведь никаких денег не пожалею!
- Ну вот, - рассердился Иван, - на колу мочало, начинай сначала. Неужто не понятно, что Ворон вас в лицо знает, если велел лично деньги принести? Писал он вам и поджидать будет вас!
Словом, пришлось потратить на уговоры трусливого купца еще не менее часа, упрашивая Карпа Лукича не волноваться и сделать все, как ему посоветовали. Наконец проводили его восвояси.
Оба агента подошли к окну и какое-то время наблюдали сверху, как Полиндеев стоит на крыльце, вертит удрученно головой, вытирает лицо и лысину платком.
- Никак опять вернется? - вздохнул Иван, когда спиртозаводчик поднял лицо и посмотрел вверх, видно, пытаясь отыскать окно их кабинета. Сыщики успели вовремя от него отпрянуть, иначе, кто его знает, Полиндеев вполне мог возвратиться и отказаться на этот раз от затеи захватить мошенника с поличным.
Но когда через несколько минут Алексей и Иван снова выглянули из окна, купец садился в коляску, и они с облегчением вздохнули.
- Ну, свербило трусливое! - с досадой сказал Иван. - Сколько времени отнял! Надо будет послать пару младших агентов и дворнику наказать, чтобы посмотрели за ним сегодня и завтра да чтоб от дома до озера проводили. Бес его знает, этого Ворона, вдруг там и впрямь шайка, могут сразу за порогом финажки отнять у нашего, как его.., объедка. С них станется!
- Объекта! - расхохотался Алексей. - Не объедка, а объекта экспроприации. Экспроприация - это изъятие денег или других ценностей, которые якобы нажиты путем угнетения других людей. Вспомни Мамонта и Завадскую. Вот тебе яркий пример экспроприации и экспроприаторов <Речь идет о событиях романа "Агент сыскной полиции".>.
- А по мне, так самый обыкновенный разбой. Всем финажки нужны, чтобы весело жить, только одни не скрывают своей корысти, а другие с вывертом, с идеями всякими в пустой голове эту самую, как ее, эксприя.., тьфу на нее! выдумывают! А итог один - каторга да острог! - Иван с интересом посмотрел на Алексея. - Только откуда эта девица такие мудреные слова знает? Уж не с ее ли подачи атаман лихой шайки объявился? Как ты думаешь?
- Думаю, не помешает проверить! - согласился Алексей. - Возможно, этот Ворон свил гнездо в купеческом доме.
Посуди сам, деньги потребовали у купца, дочь которого знает, что такое экспроприация. Скажи, много у нас в городе имеется девиц, чтобы смогли бы это слово не просто без запинки выговорить, а объяснить его значение?
- Точно, Алешка! Верно заметил! Надо Ворона в семье искать или в друзьях этой слишком умной барышни. Пошлюка я не двух, а трех агентов. Пускай проверят вдобавок ко всему, с кем дочь купца якшается. Может, у нее есть жених какой или воздыхатель?
- И наверняка из бедных, - снова высказал свое соображение Алексей, - и как бы эта девица не вздумала с ним бежать! Ведь для каких-то целей им деньги понадобились?
- Твоя правда! - оживился Иван и глубокомысленно заметил:
- Очень меня, Алешка, его дочь заинтересовала.
Теперь я почти на все сто уверен, что Карпу Лукичу искать заговор надо в собственном доме. - Он покачал головой и удрученно крякнул:
- И что за детки нынче пошли? Надо ж было такое придумать, собственного папашу обчистить! Но все-таки не стоит сбрасывать со счетов и Ворона. А вдруг и правда новая банда объявилась?
- Не верится мне что-то про банду, - пожал плечами Алексей. Несерьезно как-то действуют. Скелеты, гробы...
Как в дешевых книжонках...
- Постой, постой! - перебил его Иван и взял в руки подметное письмо. Некоторое время рассматривал его так и этак, потом покачал головой. Сдается мне, где-то я эти шкилвты недавно видел. И три свечи... - Не выпуская из рук письма, он подошел к несгораемому шкафу с секретными бумагами и открыл его. - Ну вот! - сказал он и с торжеством извлек на свет тонкую книжонку, напечатанную на дешевой бумаге с жирным черным рисунком на обложке. - Вот тебе и шкилеты, вот тебе и гроб, вот тебе и три свечи. Прямо один в один срисовано.